Вор

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим Вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Эйне Крэбтри

Вор

Архетип — 1

Оригинальноеназвание: Aine Crabtree «The Thief» 2013

Эйне Крэбтри «Вор» 2017

Перевод: Наталья Стренина

Редактор: Анастасия Антонова

Русификация обложки: Ксения Левченко

Переведено специально для группы: https://vk.com/e_books_vk

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Глава 1

Джул

Однажды одна девочка была на пути к дому своей бабушки.

Когда я впервые увидела дом, мне показалось, будто он знает что-то. Что-то, чего не знаю я, и чего он мне не скажет. Движение жалюзи можно было бы принять за подмигивание. Старая колода немного просела, изогнувшись кривоватой улыбкой. На газоне свежеокрашенного двора находилось много вещей и растений, в основном, клевер, но было и несколько цветущих трав, названия которых я не знала. Я не очень-то разбираюсь в южных растениях. Три дня назад я даже не знала, что у меня есть семья в Хэйвенвуде, штат Алабама.

Я вытащила один чемодан из такси. Держу пари, что этот старый дом в викторианском стиле видел и лучшие дни. Лес надвигался на дом с двух сторон, словно пытаясь захватить земли. Древнее сельскохозяйственное оборудование выступало из травы наподобие надгробных плит. Я бы никогда не смогла угадать, для чего эти тонкие, ржавые, металлические устройства когда-то использовались. Как по мне, они больше похожи на устройства для пыток, чем на плуги или уборочные машины.

Пожилая женщина вышла из парадной двери и нерешительно спустилась с крыльца. Это, как я понимаю, моя бабушка. Сердце колотилось в груди. Я не знала, что у меня есть какая-либо семья, помимо папы. Он никогда ни о ком не упоминал. Но, когда он исчез, детский центр в Нью-Йорке раскопал информацию о том, что мама моего отца до сих пор живет в Алабаме. Видимо, здесь он вырос.

Я знала, что он не всегда был профессором университета, но и это было не то, что я могла ожидать.

Ее морщинистое лицо имело суровые черты. На ней было полинявшее хлопковое платье с узором геометрических форм, которое, вероятно, висело в шкафу с 80-х годов.

Ее седые кудри были уложены шапкой на голове.

— Беа Грэм, — сказали мне люди из детского центра прежде, чем посадили на самолет. — Твою бабушку зовут Беа Грэм.

Мне захотелось куда-нибудь спрятаться. Она не могла внезапно захотеть заботиться о подростке. Кто на Земле захотел бы? Я ведь шумная, неряшливая, подвижная…

Она нахмурилась, даже не взглянув на меня, прошлась по дорожке к таксисту и расплатилась с ним за проезд. Она посмотрела на меня лишь после того, как все мои сумки были выгружены, а машина уехала.

— Джульетта, — произнесла она.

Я сглотнула.

— Да, мэм.

Я не люблю, когда меня называют полным именем, но я не стала ее поправлять. Она смотрела на меня едва ли больше половины секунды, а потом взялась за сумки.

— Давай занесем твои вещи в дом, — сказала она, начав катить один из чемоданов на колесиках по тротуару.

С замиранием сердца я последовала за ней с оставшимися двумя сумками. Я определенно ей не понравилась. Почему? Я вторглась в ее жизнь, пусть и не нарочно. Но мне некуда было идти.

Интерьер дома был такой, что казалось, я пребываю в музее. Чисто, но всё, что здесь находилось, чуть ли не разваливалось на части. Мебель, должно быть, когда-то была великолепна, но время превратило ее в изношенное и выцветшее старье. На стенах висели черно-белые фотографии в рамках. Ковры покрывали деревянные полы. Старые цветочные обои завились около плинтусов.

— Прямо кухня, — сказала Беа, указывая на коридор, который проходил по центру дома. — Твоя комната наверху.

Мы затащили мои вещи на второй этаж, где затхлый воздух чувствовался даже сильнее, чем на первом этаже. Летающие пушинки пыли были особо заметны в лучах солнца, светящего в окна. В коридоре было несколько дверей по обе стороны лестничной площадки. Она привела меня к правой, открыла дверь в чистую, но практически пустую комнату. Здесь была только самая необходимая мебель: комод, книжная полка, старая кровать с балдахином, полинявший ковер, маленькая лампа — и это всё. На стенах ничего нет, шкаф открыт и пуст, и даже книжная полка пуста. Тонкое одеяло и простыни были сложены на краю кровати. Небольшой электрический вентилятор стоял на полу, незначительно перемещая воздух. Но даже с ним в комнате было весьма душно. Мне представилось, что на юге так всё время.

— Я всегда хотела сдавать некоторые из этих комнат, — объясняла Беа. — Этот дом слишком большой для меня. Но до сих пор никто не останавливался здесь. Надеюсь, всё хорошо.

— Да, спасибо, — пробормотала я.

— Кондиционер не достает до этой комнаты, так что я принесла вентилятор для тебя. Там, — она указала на вторую дверь в комнате, — ванная. Она соединена с другой комнатой. В ней находятся полотенца, и некоторые необходимые тебе вещи.

Она посмотрела на меня, неловко рассматривающую комнату. Моя спальня в Нью-Йорке не была больше этой, но там у меня было много своих вещей: собственное мягкое стеганое ватное одеяло, плакаты на стенах, гирлянда, мерцающая разноцветными огнями по всему потолку. Здесь же не было ничего, кроме пустых выбеленных стен, скрипящего под ногами деревянного пола и мягкого жужжания вентилятора.

— Хорошо, — сказала Беа, перед тем как уйти. — Я пойду, закончу готовить ужин. Надеюсь, ты любишь свиные отбивные.

Она была маленькой женщиной, но лестница скрипела ужасно громко, когда она спускалась. Можно и не надеяться на то, чтобы тихо передвигаться по дому.

Я положила чемодан на кровать и дрожащими руками начала распаковываться. Беа не хотела находиться рядом со мной. Это было вполне объяснимо. Было глупо, считать, что может быть по-другому. Я прочла слишком много книг с добрыми староватыми бабушками, которые кормили внуков пирогами, вязали уродливые свитера на каждое Рождество и покупали куклы. Не то, чтобы я на самом деле хотела куклу, или какую-то из этих вещей…но в этом же и смысл. Чтобы кто-то не чаял в тебе души. Я вытерла глаза рукавом. Это же глупо. Я уже взрослая для подобного. Я открыла один из ящиков, чтобы запихнуть туда носки. Что-то застучало. Я протянула руку и достала кожаный дневник.

«Это не мое», — была первая моя мысль.

Посмотрела на дверь. Я уже открыла дневник, когда взглянула на него.

Страницы пожелтели от старости, но еще не распадались в руках. Хорошая бумага. Обложка была старая и потертая, но страницы внутри были пустыми. Я просмотрела листы. Кто на Земле позволил бы сделать из кожи такую книгу, чтобы оставить ее страницы чистыми? Может, что-то застряло, подумала я и потрусила книгу, но из нее ничего не выпало.

— Джульетта, — услышала я, как зовет меня Беа, — ужин.

Ощущая испуг и вину, я положила журнал обратно в ящик и спустилась вниз.

***

Мне еще никогда так не хотелось не есть. Мой желудок скрутился в узел, когда я вошла в кухню в задней части дома. В комнате находился уголок для завтраков, а также широкое окно, выходящее на задний двор. Двор ограждался ровной линией деревьев. Как же аккуратно они были посажены! Я увидела на некоторых из них плоды. Фруктовый сад?

Беа посмотрела на меня, стоящую в дверном проеме, и махнула рукой в сторону простого деревянного стола в уголке для завтрака.

— Проходи, садись, — сказала она

Стул громко заскрипел, когда я на него опустилась. Я чувствовала себя бесполезной, ожидая пока она положит еду на тарелку и подаст мне. Я привыкла обслуживать себя сама. Дома я всегда готовила сама. Мой папа в основном ел на ходу. Он мог прихватить что-то по дороге с университета, оставить мне половину, и исчезнуть в своем кабинете на всю ночь. Я никогда не знала, над чем он работает. Не раз я набиралась храбрости спросить, но он ограничивался ответами: «исследование» или «не твое дело». Он едва говорил мне что-то, лишь тогда, когда я оказывалась у него на пути.

Полиция расспрашивала меня, когда я сообщила о его исчезновении, не вел ли он себя странно в последнее время? Изменилось ли что-то в его поведении? Стал ли он более скрытным? Раздраженным? Я знала, что это может помочь следствию, если дать им за что зацепиться. Но правда была такова, что мой отец всегда был скрытным и раздражительным. Вел ли он себя когда-то по-другому? Я не знала. Возможно, знает Беа. Или, возможно, он научился этому у нее.

Появившаяся передо мной тарелка вывела меня из раздумий. Беа сидела молча по другую сторону стола с точно такой же тарелкой, как у меня. На них было наложено пюре, политое коричневым соусом, зеленая фасоль и свиная отбивная. Теплый, вкусный аромат должен был бы вызвать у меня чувство голода, но мои внутренности содрогнулись даже при мысли о еде. С другой стороны, не считая арахиса, которым я перекусила в самолете, в моем рту не было ни крошки уже целые сутки, и, к тому же, это покажется грубым, если я хотя бы что-нибудь не попробую. Я потянулась за своей вилкой. Беа кашлянула в упреке, я отпрянула от столового серебра.

— Сперва, мы читаем молитву, юная леди, — сказала она. — Склони голову.

Я повиновалась и, пока она благословляла еду, удивлялась про себя, действительно ли это мать моего отца. Насколько я знаю, он никогда не ступал на порог ни одной церкви. Хотелось бы узнать, смогу ли я привыкнуть к такой долгой паузе перед едой и к этой небольшой речи.

— Благослови эту пищу, чтобы она подкрепила наши тела, аминь, — закончила она и подняла голову.

Она взяла свои столовые принадлежности, так что я решила, что сейчас можно начать есть.

Мы съели наш ужин в тишине. Ну, я говорю «мы». Я провела большую часть времени, лепя скульптуры из пюре, перебирая зеленые бобы и избегая отбивную. У меня всегда была проблема с тем, чтобы съесть что-то, что когда-то имело лицо. В конце концов, Беа заметила, что я не ем.

— Что-то не так? — спросила она.

Я пробурчала ответ.

— И что ты сказала?

— Я…я не очень-то голодна, — пробормотала я.

— Не трать в пустую хорошую еду, — ответила она. — Я не знаю, к какой легкой закуске ты привыкла в городе, но у меня ее нет. Мы едим три раза в день. И если ты проснешься от голода в середине ночи, не ищи ничего съестного.

— Не буду, — сказала я, желая исчезнуть.

Мне просто хочется спрятаться куда-нибудь, пока не вернется папа. Он должен. Он просто обязан вернуться.

Нахмурившись при виде моей нетронутой тарелки, она прокомментировала:

— Расточительство, — после чего принялась доедать свой ужин.

Потом она встала и извинилась, сказав, что ей нужно позвонить.

Я смотрела в широкое окно, сфокусировав взгляд на том месте, где верхушки деревьев встречались с небом. Фруктовые деревья не были такими высокими, как те, что росли в лесу по обе стороны от дома. Небо только сейчас начало приобретать оттенок заката. Мне еще нужно будет приспособиться к разнице во времени.

Что я здесь делаю? Кто мог похитить профессора антропологии? Иногда он был склонен к тому, чтобы остаться в университете, ночуя на диване в своем кабинете, так что если бы не погром в квартире, то мне потребовалось бы некоторое время, чтобы понять, что что-то не так. Но, несмотря на хаос в квартире, не было никаких следов взлома. Из-за этого полиция не рассматривала случившееся исключительно как похищение, они упомянули, что существует вероятность того, что он сбежал.

Даже если и так, даже если бы он оставил меня, не сказав ничего, не оставив записки, определенно, у него была веская причина для этого. Должно было случиться что-то ужасное. Что-то, связанное с его исследованием, я уверена. Он бы не бросил меня, если бы не вмешалось что-то экстраординарное. Но как я могу узнать, что же это было? Может быть, в квартире остался ключ к разгадке, но я не была в состоянии найти его, до того, как меня отправили сюда. Как я могу помочь ему через полстраны? Как я смогу вернуться домой?

Мой взгляд вернулся к столу. Если я ничего не ем, то хотя бы могу помочь с посудой. Но я не имею ни малейшего понятия, что делать с тарелками. Положить их в посудомоечную машину? Помыть вручную? Оставить на столе? Я отправилась на поиски женщины, которая являлась моей бабушкой.

Проходя мимо комнаты, заполненной красивыми, нежными чашками и блюдцами, я услышала ее голос в передней части дома. Я хотела спросить у нее, что делать.

Я подошла к передней гостиной и увидела ее расхаживающей по комнате с телефоном в руке.

— Ты не можешь ожидать, что я справлюсь с этим в одиночку, — говорила она. — Ты видел ее?

Я остановилась и сделала шаг назад, чтобы меня не было видно из гостиной. Подслушивание вряд ли поможет мне понравиться ей. Но я словно приклеилась к месту.

— Если бы ты ее видела, ты бы так не говорила, — скромно сказала она. — Клянусь, это именно эта девчонка. Ты уверена, что она…?

Молчание.

— Ну, я считаю, это верно, как и то, что ты можешь это получить. Да… знаешь, то, что я сказала. Я беру свои слова обратно. Она должна уйти. Мне следует…?

Все мышцы в моей груди замерли, словно камень.

— Ба…бабушка? — говорю я, как будто просто шла наверх.

Она повернулась, и на секунду мне показалось, что в ее глазах мелькнул и тут же исчез страх.

— Жди ее завтра, — резко говорит она в телефон и вешает трубку.

Потом она обращается ко мне:

— Да, Джульетта, что такое?

Я должна уйти. Завтра. Моя голова закружилась. Для чего я здесь?

— Эм… тарелки… должна ли…?

— Оставь. Я позабочусь об этом, — говорит она.

Я должна уйти.

— Если… если ты не против, — говорю я, — я хотела бы пойти в свою комнату. Я знаю, сейчас рано. Просто я очень устала.

— Хорошо, обживайся и отдыхай.

Она выглядит так, как будто решает, сказать ли что-то еще или не стоит.

— Спокойной ночи, — сказала она и быстрым шагом направилась на кухню.

Я проследила за ней безучастным взглядом и поднялась по лестнице. Одна нога за другой. Солнце, наконец, садилось, отбрасывая тени в коридоре. Половицы скрипели под ногами, и каждый фильм ужасов, когда-либо просмотренный мною, прокручивался в голове. Мой отец действительно вырос здесь? Он питал в лучшем случае презрение, в худшем — отвращение к маленьким городкам и сельской местности.

«Если ты не можешь справиться с городом, ты не заслуживаешь страны» — это его слова.

Этот дом, по крайней мере, в три раза больше нашей квартиры, и дополнительное неизведанное пространство нервировало меня. Я знала, что не смогу уснуть, хотя бы не взглянув на другие комнаты. В конце концов… вполне вероятно, это мой единственный шанс.

Сначала, я пошла в комнату, которая соединена с моей. Здесь не было шкафа, только большой комод и туалетный столик с небольшим овальным зеркалом. Осмотр прилегающей ванной комнаты показал, что тут давно никто не бывал. Я пересекла лестничную площадку. На этой стороне было две двери, в точности такие же, как и на другой. Я открыла первую. В комнате была мебель очень похожая на мою, воздух же был более затхлый из-за отсутствия вентилятора. Шкаф был открытым и пустым. Пустота утешила меня. Я закрыла дверь и подошла ко второй. Ручка не поворачивалась.

Я нажала сильнее, но ручка не сдвинулась с места. Я посмотрела вверх. Буквы над дверью грубые, как будто вырезанные ручным ножом, были именем. Саймон. Имя моего отца. Я отпустила ручку и отступила. Пол скрипнул под ногами. Птицы громко щебетали снаружи. Пораженная, я помчалась к себе в комнату, закрыв обе двери: в коридор и в ванную. Я села на кровать, подобрав колени. Насекомые клекотали снаружи. Я вспомнила широкие, желтые глаза, которые увидела в Нью-Йорке. Я была в истерике, лепеча о монстрах, когда пришла полиция. Они уверяли меня, что то, что я видела, было кошкой. Но у кошек не такие зубы, как те… Я прижалась лбом к коленям, пытаясь не вспоминать это.

Пять минут спустя постучались в мою дверь. Должно быть, она слышала, как я бежала.

— Джульетта? — спросила Беа. — Ты в порядке?

— Д…да, — ответила я.

Она открыла дверь, и я поняла, что выгляжу не в порядке, сидя в такой позе на матрасе. Ее взгляд смягчился.

— Это старый дом, — сказала она. — Ты услышишь скрип, но это всего лишь доски.

Комната моего отца закрыта изнутри.

— Что это за жуки? — спросила я не то, что хотелось бы. — Они такие громкие…

— Сверчки, — ответила она. — И цикады. Абсолютно безвредны. Они живут в лесу. Боюсь, я ничего не могу с ними поделать. Если привыкнешь к ним, они будут действовать на тебя успокаивающе.

Я сглотнула.

— Я думаю… — я не была уверена, что что-то настолько громкое, может быть успокаивающим. Движение под окнами нашей квартиры в Нью-Йорке постоянно будило меня.

Она взглянула на меня так, словно решаясь на что-то.

— Давай, вставай, — сказала она, двигая стопку постельного белья. — Помоги мне надеть пододеяльник.

Я послушно взялась за концы пододеяльника, когда она мне их дала, и вскоре тонкое, выцветшее одеяло было на месте.

— Я сомневаюсь, что тебе будет холодно, — сказала Беа. — Но дополнительное одеяло находится в туалетном столике в соседней комнате. Я должна сказать тебе, — она выглядела оживленной, — завтра ты идешь в школу.

Мои глаза расширились. Завтра. Я не ослышалась? Не слишком ли быстро?

— Завтра понедельник, в конце концов. Я полагаю, чем раньше ты вникнешь в нормальную жизнь, тем лучше. Это не государственная школа. Она частная, и имеет некоторые… требования для поступающих.

Я не могла и предположить, что она имеет в виду, но я и не уверена, что хотела бы это знать.

Все, что угодно, чтобы держать меня подальше от себя, я полагаю. Но, по крайней мере, меня не полностью выгнали из дома.

— Мне очень жаль, — выпалила я.

Она посмотрела на меня с любопытством.

— За всё это, — сказала я. — За то, что так внезапно здесь оказалась.

Она выглядела удивленной моим извинением.

— Не беспокойся об этом, — ответила она. — Ты не выбирала это.

Она не сказала, что я ей не в тягость. Я опустила голову. Беа встала, выглядя так, словно ей неудобно.

— Спокойной ночи, Джульетта, — сказала она, закрывая за собой дверь.

Во всем, что случилось, была одна вещь, которая еще больше сбила меня с толку — она не сказала ни слова о моем отце. Ни одного за все время.

Я полезла в ящик комода и достала пустой дневник. Я осмотрела обложку внимательнее, на этот раз, ища всякого рода знаки. На ней было лишь несколько случайных царапин, но внутри, почти у корешка был отпечаток имени, утонувшем в коже. Кира.

У меня перехватило дыхание. Эта вещь принадлежала моей матери — я держала в руках что-то ее! Что он делал в этом доме в задней части пустого комода? Может быть, это было то, что она оставила позади, то, что не имело значения. В конце концов, дневник был пуст. Большим пальцем я погладила страницы. Может, это бессмысленно?

Но, что если это не так?

Я легла на кровать, прижимая дневник к груди и прислушиваясь к насекомым, которые клекотали колыбельную.

Глава 2

Камилла

Однажды девушка с ее опекуном покинули безопасность дома, чтобы найти свою дорогу в большом мире.

— Это свалка.

— Этому месту просто нужен ремонт.

— Нет, это свалка, — Камилла посмотрела на Габриэля. — Люди никогда не будут здесь есть.

Она говорит по-японски, он — по-английски. Именно так они разговаривают многие годы.

— Будут, как только я закончу здесь, — абсолютно уверенно сказал он.

Он никогда не был неуверенным в том, что делал, почему в этот раз все должно быть по-другому?

Они стояли перед небольшим каменным зданием, вид которого был еще печальнее, чем тот, в котором его уличили. Сорняки росли из трещин на стоянке. Окна были грязными. Вывеска на фасаде рухнула. Им сказали, о прошлогоднем торнадо. Способ кончины здания не был так уж и важен для Камиллы — факт оставался фактом — это бесполезно. Габриэль же каким-то чудом превратил это в преимущество.

— Торнадо прошло прямо перед этим местом, но ничего кроме вывески не упало, — говорил он. — Твердое, как скала. И в любом случае, я бы заменил вывеску.

— Нужно заменить всё здание, — ответила Камилла. — Это церковь, Габриэль. Ты не можешь просто начать подавать круассаны и кофе в церкви.

— Вот почему мы реконструируем это здание, детка, — ответил он, улыбаясь и щурясь от солнца, пытаясь рассмотреть дорогу. — Видишь все эти машины? Это место имеет идеальное расположение. Там заполненная автостоянка бизнес-центра всего лишь в миле* вниз по дороге. А за углом школьная. Ты действительно не имеешь ни малейшего понятия, как Хэйвенвуд вырос за последние несколько лет, — упрекнул он.

— Большой или маленький, скидка на твой страх и риск, — торжественно произнесла Камилла.

— Ну, спасибо, Печенье Удачи.

Камилла вздохнула и откинула длинные вьющиеся волосы цвета золота от лица. Солнце отразилось в большом железном браслете, который облегал большую часть ее левого запястья. Это место изнемогало от зноя, не смотря на то, что уже стоял ноябрь. Погоде в южной части США не было равных. Уровень влажности делал воздух плотным. Она оставила ее любимую толстовку в машине. Да, внезапно у них появилась машина. Он является ее опекуном уже шесть лет, и у них никогда не было машины. Так же, как она никогда не была за пределами Токио, и не ходила в настоящую школу. Насколько ей известно, Габриэль никогда не открыл бы кафе, несмотря на его притязание о знании про них все. Токио в Алабаму? Серьезно?

— Почему мы здесь? — в отчаянии спросила она, уже в миллионный раз за сегодня.

— Для контроля за вандализмом, — ответил он.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Спроси меня позже, — произнес Габриэль.

Она скрестила руки на груди.

— Сейчас уже позже?

— Нет, — с непоколебимо хорошим настроением ответил он. — Ну же, давай посмотрим, как много строительная бригада успела сделать внутри.

— Ты в хорошем настроении, — прокомментировала она угрюмо.

— Я люблю этот город, — ответил он, направляясь к входной двери.

«Город», по мнению Камиллы, едва ли мог зваться таковым.

Габриэль утверждал, что Хэйвенвуд довольно большой, но после того, как их самолет совершил посадку, они проехали утешительный свет эстакады и оказались на извилистой двухполосной дороге. Дороги, удаляющиеся от шоссе, изгибались и извивались, пересекая засаженные поля и недавно построенные подразделения. Деревья были везде. Хотя она видела и небольшие горы на горизонте, участок шоссе с церковью/кафе располагался на равнине, гораздо большей, чем Камилла привыкла видеть. Камилла привыкла. Она никогда не была окружена таким количеством деревьев на такой концентрированной территории. И среди таких высоких, устоявшихся, наползающих со всех сторон… нависающих над дорогой…она чувствовала клаустрофобию. Если говорить о доме, в Токио, деревья в Японии были красивыми и тонкими, распланировано размещенные в садах и парках в связи с ценностью и ограниченностью пространства. Деревья были главным украшением — произведением искусства. Здесь же чувствовалось, что деревья — законные владельцы земли, армия, которая восстанавливается так же быстро, как ее сокращают.

Хотя листья уже начали опадать, желто-красное полотно все еще мелькало перед глазами. Камилла сравнивала листья с синяками. Цвета напоминали ей о безнадежной битве с приходящей зимой — грустной, но в то же время смелой, а потому и красивой. Хотя, учитывая жару, которая стояла в ноябре, было достаточно сложно представить здесь зиму.

Камилла не обращала внимания на здания с тщательно разработанным дизайном и упорядоченной архитектурой. Ей сейчас так не хватало утешительной суеты плотного мегаполиса. Еще один фактор к списку вещей, который вызывал отчуждение.

Странность была в том, что впервые в жизни, она не выглядела чужой. Ее родители были шотландцами; ее золотые вьющиеся волосы и зеленые глаза не так уж и распространены в Японии, где она родилась. Там она была объектом любопытства, несмотря на то, что вела она себя как настоящая японка. В отличие от Габриэля…

Никто, кто встречал их, не спрашивал, действительно ли Габриэль ее отец. И так было очевидно, что нет. Ему было около тридцати, но выглядел он моложе своих лет. Несмотря на его безукоризненный английский, он был определенно японцем: не очень высок, с раскосыми любознательными глазами и прямыми черными волосами, которые будь бы на дюйм длиннее, можно было бы собрать в хвост. И хоть он и выглядел как японец, но не скрывал свою неприязнь к стране, на протяжении всех тех шести лет, когда был опекуном. Он отрекся от суши материка, раздражался по поводу языка (его японский был таким же проблемным, как и ее английский) и ненавидел еду.

— В Японии вся еда на вкус как морская вода, — часто говорил он.

Он никогда не рассказывал Камилле откуда родом, но, видя его отношение к английскому, она была почти уверена, что он американец. В конце концов, об этом городе он уже прожужжал ей все уши.

Габриэль открыл входную дверь, и Камилла зашла в здание вслед за ним. Они оставили дверь открытой, чтобы хоть так сюда попадал воздух — центральная вентиляция еще не была восстановлена. Незавершенное строительство было везде. Фасад дома все еще выглядел как небольшое святилище храма с колоннами и витражами, но скамьи уже наконец-таки убрали. Козлы и листы гипсокартона всё еще находились здесь, но в конечном итоге, появятся столы и стулья, а также ковры, застилающие каменный пол. Тут много пространства, на потолке специальная ниша, в которую встроены софиты из цветного стекла. На первом этаже будет прилавок и, собственно, кафе. На втором — их комнаты. Первоначально они служили комнатами для священника, так что не нуждались в большом обновлении. За исключением, водопровода, который нужно проводить повторно. И крыши, которую нужно починить. И порванных ковров. Видимо, под двумя отвратительными зелеными коврами должен быть отполированный деревянный пол. А также тут были груды старого хлама, от которого еще предстояло очистить шкафы. Да-а. Не так уж и много обновлений.

Но внизу, в святилище, то есть в столовой, строительные работы шли куда лучше, полагала она.

Габриэль был в восторге.

— Вот здесь будем готовить чай и кофе, — он указал, где именно. — Вид будет лучше, когда прибудут столешницы. Прилавок и кассу поставим здесь. Нужно еще подождать, пока установят стекло. Тут будет полно еды, которую ты не хочешь есть.

Камилла поморщилась.

— Всё, что ты собираешься делать, будет покрыто шоколадом, или карамелью, или же вообще изначально сделано из сахара.

— Это пекарня, детка.

— Можно печь вещи без сахара, знаешь ли.

— Например?

— Например, пирог с карри, — это слоеный пирог с мясной начинкой. — Или чука-человек.

— Китайские свиные булочки? Это далекий юг, Камилла. Никто не будет это есть.

— Откуда ты знаешь? — вызывающе спросила она. — И «далекий юг», — последние слова она произнесла на английском, акцентировав на них внимание. — Что бы это еще значило?

— Это то, где мы находимся. Это регион, который охватывает несколько штатов в южно-восточной части США. А это означает две вещи. В общем-то, это означает кучу всяких вещей, но я озаботился только двумя: во-первых, тут готовят лучшую в мире еду. Это родина хороших и честных людей, которые понимают, что масло — это хорошо, бекон — еще лучше, и нет никакого смысла в чае, если он не состоит на девяносто процентов из сахара. Во-вторых, здесь никто не знает, что такое пирог с карри и даже, если ты уговоришь кого-то попробовать его, тебе вежливо улыбнутся, из-за хороших южных манер скажут, что он хорош, но никогда не закажут его снова.

— Я не знала об этом, — весело прозвучал женский голос в другой части церкви. — Это кажется немного самонадеянным, так говорить.

Габриэль повернулся, и улыбка осветила его лицо.

— Шарлотта!

Шарлотта была женщиной лет тридцати, среднего роста, средней привлекательности и с неприлично длинными рыжими волосами, собранными в косу, конец которой качался возле ее талии. Она светилась энтузиазмом, так же как и Габриэль.

Она поприветствовала его дружескими объятьями.

— Мне всё было интересно, когда же ты сюда вернешься, — воскликнула она. — И я всё не верила, что кто-то купил старую епископальную церковь, но, знаешь, теперь я не так уж и удивлена.

— Буду считать это комплиментом, — ответил он.

— Мистер Кацуро, — произнесла другая женщина, переступая порог. — Я была бы рада приветствовать вас в Хэйвенвуде, но мне сказали, что это не первое ваше пребывание здесь.

По правде говоря, в ее голосе не прозвучало ни капли радушия. Она ступала осторожно, как будто ожидая, что здание вот-вот завалится. Она резко отличалась от Шарлотты — низкая японка, одетая в слишком нарядные юбку и блузку. Ее прямые короткие волосы доходили до щек, а выражение лица было лишено эмоциональности.

Габриэль же улыбнулся ей и пожал руку.

— Меня связывает столько воспоминаний с этим местом, — сказал он. — Кроме того, Хэйвенвудская школа на первое время подойдет Камилле. Какая вы из сестер Унимо?

— Вы позволяете себе слишком много, — ответила она. Ее акцент был незначительным, словно она была носителем языка, но Камилла смогла его уловить. — Вы не должны забывать, что я являюсь директором школы.

— Значит, Рин, — легкомысленно сказал Габриэль. — Рад наконец-то встретиться с вами. Можете себе представить, я уже наслышан обо всей вашей семье. Это же ваша сестра недавно получила Нобелевскую премию за изобретение в генетике?

— Это широко известный факт, — кисло ответила Рин Унимо. — Вы же являетесь известной личностью. Но сейчас не место и не время для историй, мистер Кацуро.

— Пожалуйста, зовите меня Габриэль.

— Хм… — она взглянула на Камиллу. — Я так понимаю, эту девчонку я принимаю в школу.

Камилла ощетинилась.

— Девчонку? — сказала она на английском.

— Надеюсь, ей хватит знаний, которые ожидают от нее высокие школьные стандарты, — говорила Рин, словно не услышав слов Камиллы. — Правильно ли меня проинформировали, что она никогда не ходила в обычную школу?

Габриэль все еще улыбался.

— Из многочисленных писем, которые я получал последние два года, я уверен, что Хэйвенвуд примет Камиллу в любе время, при любых обстоятельствах.

— С более сильным руководством приходят более строгие правила, — ответила Рин. — В свое время Таррант Смит был хорошим директором, но Хэйвенвуд перерос его.

Взгляд Габриэля переместился с Рин на Шарлотту, которая отстраненно рассматривала стену.

— Я понимаю. Да, Камилла никогда не была в школе, но я уверен, что ее образование на уровне даже стандартов Унимо.

Рин нахмурилась, как будто его непоколебимое спокойствие разочаровывало ее.

— Ради целесообразности ей следует начать посещать школу в понедельник — по испытательному сроку.

У Камиллы возникли проблемы с некоторыми словами на английском, которые они никогда раньше не использовали в разговоре, и слово «испытательный» ввело ее в тупик.

— Она даже не успела переступить порог, а уже находится на испытательном сроке? — рассмеялся Габриэль. — Она ничего не сделала.

— Точно, — холодно ответила Рин. — Все наши студенты должны проявить себя. Обычные дети должны принадлежать другому месту.

Габриэль задумался, вновь взглянув на Шарлотту.

— Это ваша школа, — пожал он плечами.

— Я рада, что мы поняли друг друга, — сказала Рин. — Ничего другого я и не ожидала.

Габриэль обнял Камиллу за плечи.

— Самое важное — это образование Камиллы.

В этот момент снаружи раздались звуки — металлический скрежет, а затем низкий свист.

Ее глаза сузились. Остальные не были способны услышать этот звук, но она точно знала, что это было. Она молча подошла к входной двери.

Рин пробормотала:

— Как грубо.

Но Камилла не обратила на женщину ни малейшего внимания, словно бросая вызов. Как и этот идиот.

Она повернула за угол здания и столкнулась лицом к лицу с парнем не намного старше ее, который держал в руке баллончик с краской. Он встретил ее хмурый взгляд и выдал ей зубастую улыбку.

— О, тут кто-то был? Плохи дела, — неискренне сказал он.

Он должен был заметить машины на стоянке. Наверное, он даже слышал голоса внутри. Камилла слышала их стоя здесь — сейчас Габриэль пытался найти общий язык с Рин. Камилла взглянула на серую кирпичную стену, на которой рисовал парень какое-то лицо с острыми зубами. Она перевела взгляд на него. Темные зубчатые волосы, лицо всё в пирсинге. Шрам от кончика носа по всей щеке. Она знала этот тип парней. Такие, как он, часто встречаются по всему Токио.

Она посмотрела на другую сторону улицы и дома за ее пределами. Должно быть, он оттуда.

— Убирайся! — потребовала она на английском.

Он фыркнул, не впечатленный.

— Я еще не закончил, — усмехнулся он.

Он снова встряхнул баллончик.

Камилла разразилась бранью.

— Я сказала, убирайся, — уже громче отрезала она.

Его глаза бросали вызов.

— И что ты будешь делать, Златовласка? — он подошел ближе, грозно взирая на нее с высоты своего роста, пытаясь напугать. — Вы, иностранные дети, приходите в наш город, ведете себя, как пожелаете, а потом убегаете плакаться к мамочке и…

Камилла толкнула его, и он оступился, улыбаясь.

— Камилла, — прозвучал голос Габриэля. — Хватит.

Ее пульс ускорился. Она почувствовала, что ее вены на левом предплечье упираются в железный браслет. Никто не мог говорить про ее родителей в подобном тоне и думать, что это сойдет ему с рук.

Она оглянулась. Взрослые вышли из здания. Габриэль бегло посмотрел на сцену, развернувшуюся перед ними. Рин рассматривала Камиллу с неодобрением. Шарлотта была ошеломлена.

— Уоррен Хайд! — воскликнула Шарлотта. — Как ты мог?

Он пожал плечами.

— Это место заброшено уже довольно давно. Я думал, тут никого нет.

Лжец!

— Здесь машины и вполне видно, что ведутся строительные работы, — яростно говорила Камилла Габриэлю на японском.

Он просто положил руку ей на плечо, универсальный знак, указывающий на то, что ей нужно успокоиться.

— Даже если это и правда, — говорила Шарлотта парню, — мы все еще не ходим по округе, разрисовывая дома.

— Нет, — согласилась Рин. — Но также мы не набрасываемся на остальных учеников в общественных местах, — ее глаза остановились на Камилле. — Вы даже не перешли порог школы, мисс Тиг, и уже прибегаете к насилию. Да, я бы сказала, что ваш испытательный срок более чем оправдан. Идемте, мистер Хайд, я провожу вас. Мистер Кацуро, мы продолжим наш разговор позже.

— Надеюсь на это, — спокойно ответил Габриэль.

Бросив ухмылку Камилле, парень последовал за Рин к ее машине.

Шарлотта облегченно вздохнула, когда они уехали:

— Мне очень жаль. Иногда он просто невозможен.

— И когда же Рин Унимо взяла все дела в свои руки? — спросил Габриэль, наблюдая за тем, как машина выезжает с парковки.

— В течение лета, — ответила Шарлотта. — Я знаю, она кажется резкой, но у нас никогда не было такого спокойного года, как этот.

— И она разработала некоторые проекты, которым вы все очень рады.

Шарлотта слегка покраснела.

— Что?

— У тебя мел на рукаве рубашки. Ты превратилась в рассеянного профессора.

— Я учитель химии в средней школе, а не профессор, — упрекнула она. — Она увеличила мне бюджет, если ты это имел в виду под проектами. У меня появилась возможность собрать набор получше по химии для детей, — она улыбнулась Камилле. — Тебе повезло, я запланировала парочку действительно классных вещей. Если мы не подпалим что-нибудь до Рождества, я буду удивлена.

Габриэль вздохнул, рассматривая новые граффити.

— Почему у меня такое чувство, что ты единственная, кто рад нас здесь видеть?

— Рин просто очень осторожный человек, — великодушно произнесла Шарлотта. — А Хайд… тут ничего личного. Он, кажется, считает, что должен проверить каждого нового студента.

— И Тэйлор?

Ее улыбка исчезла.

— А что с ним?

— Ах, — видя ответ на свой вопрос в ее реакции, произнес он. — Тем не менее, не всё так плохо.

— Не сдавайтесь, ладно, — сказал Шарлотта. — На днях он подойдет к тебе.

— Ты говоришь, что…

— Будет лучше, если ты перестанешь провоцировать его, — увещевала она.

Он улыбнулся.

— Мне нравится думать об этом, как о том, что я учу его заводиться.

— Скорее свиньи полетят, чем научится заводиться Джон Тэйлор, — сухо ответила Шарлотта.

— Может, это мне стоит посоветовать тебе не сдаваться, — ответил Габриэль.

Она засмеялась.

— Давай будем реалистами. Ну, мне пора возвращаться. Похоже, мы завтра встретимся с тобой в классе, Камилла.

Девушка пожала плечами.

— Она рада, — солгал Габриэль.

Шарлотта рассмеялась.

— Бьюсь об заклад, я смогу ее обрадовать. Увидимся.

Камилла и Габриэль вернулись в душное, незаконченное кафе. Он корпел над списками и схемами на неокрашенном прилавке. Она прислонилась к колонне, мечтая о том, чтобы тут был стул.

— Я не хочу ходить в школу с этими людьми, — сказала Камилла, радуясь, что наконец-то можно говорить на японском, как нормальный человек.

— О, ведь не всё так плохо, — отозвался Габриэль. — Шарлотта очаровательна. Разве ты не слышала? Она позволит воспламенять разные вещи на уроках химии.

— Мне не нравится Унимо, — проворчала она.

— Ты ей тоже не нравишься, — весело согласился он. — Но, если быть честным, в этом есть моя вина. Всегда есть кто-то, кто стремится уничтожить нас, и лучше привыкнуть к этому сейчас. Кстати… напомни мне то правило.

Камилла вздохнула. Если бы ей давали пять центов каждый раз, когда она повторяет эти глупые правила.

— Держаться подальше от баров. Не подходить к модным ресторанам. Не подходить к лесу. И никогда…

— Никогда-никогда.

— Ничего не курить.

— Никогда. Если ты видишь человека в дорогом костюме? — подсказал Габриэль.

— Не смотреть ему в глаза, и немедленно найти тебя.

— Если ты видишь человека с зелеными волосами?

— Притвориться, что я его не вижу, и немедленно найти тебя.

— Если ты видишь женщину, одетую в кожу?

— Бежать к черту.

— Моя девочка.

— Это действительно странные правила, Габриэль.

— Мы живем в странные времена, детка. Я повторяю тебе всё это для твоей же безопасности. Теперь можешь пойти распаковывать вещи или остаться послушать серенаду об инвентарных списках.

Камилла поморщилась.

Наверху Камилла рассмотрела новое пространство, критически оценивая то, на что подписал их жизни Габриэль. Ее комната была маленькой и тесной, хотя от этого ей было даже комфортно. Здесь было окно, открытое лишь на несколько сантиметров, чтобы проветрить комнату, с видом на лес. У нее не было кровати, только футон** на полу, но она как раз таки предпочитает его. Остальное пространство занимал большой комод, оставшийся от прежних владельцев в комплекте со стулом и большим позолоченным зеркалом, отчаянно нуждающимся в полировке. Камилла наклонилась, рассматривая рамку. Кто знает, из какого металла, сделана рамка под всей этой паутиной? Она дотронулась рукой до металла.

В зеркале она увидела тень, скользящую позади нее. Она вздрогнула и обернулась, но там никого не было. Она прижала правую руку к браслету на левой, пытаясь унять учащенное дыхание. Тут ничего не могло быть, говорила она себе. Это всего лишь старое грязное стекло. Внизу Габриэль включил музыку.

Камилла вернулась к зеркалу. Овальной формы, оно тянулось с обеих сторон комода. Он был огромен — даже отдельные его части были больше ее пяти футов одного дюйма. Она провела рукой по раме зеркала, большой палец отслеживал притупленный временем узор. Был шанс, что под всей этой патиной находился цветочный узор. Она посмотрела поближе на выцветшее стекло. Камилла вспомнила про две вещи сразу: Алиса в Зазеркалье и Призрак Оперы. Подобное сравнение ее не успокоило.

— Вниз, детка, — едва услышала Камилла позади себя.

В зеркале мелькнула тень.

Камилла снова повернулась, широко раскрыв глаза и сжимая браслет. Она была одна в комнате.

Она, должно быть, подняла шум, потому что Габриэль просунул голову в дверной проем.

— Всё в порядке здесь? Всё по вкусу? — его голос был веселым, но лицо не выражало никаких эмоций.

Он вошел внутрь, оглянув комнату.

— Я думаю, в моей комнате что-то обитает, — медленно произнесла Камилла, почувствовав себя глупо, как только слова были произнесены.

— Сомневаюсь… — пренебрежительно сказал он, закрывая окно. — Не существует такого понятия, как призраки. Но даже если бы и были, они бы не появлялись при дневном свете.

Тогда почему он закрыл окно?

— Ты сказал, что это самое безопасное место, но я должна кое-что спросить, — сказала она. — Что-то следовало за нами или оно уже было здесь?

— Спроси меня позже, — был его ответ.

_____________________

Прим. Переводчика:

*1 миля = 1,6 км

** Футон

Глава 3

Мак

Однажды был мальчик, который не знал страха.

Привет. Мое имя Мак Дюпри. Мак — это сокращенно от Макалистер, да я и сам словно укороченный по отношению ко всему. Мои особые черты характера включают в себя любовь к онлайн-играм, малопонятным забавным пустякам и, определенно, личный магнетизм. Существует одна единственная проблема — кажется, я притягиваю неприятности. Бывают дни, когда всё идет так, как того желаете вы. Но потом наступают дни, которые начинаются с того, что вы спотыкаетесь на парковке. Именно так я и хотел начать неделю. Мои колени пронзила острая боль. Маленькие кусочки асфальта врезались в ладони. Видимо, я выбрал неправильный день, чтобы одеть шорты. Моему лучшему другу Дастину повезло больше с джинсами. Однако, похоже, он порвал свой пиджак.

Нас окружает хрипкий смех. Хайд смеется громче всех. Он взял один из деревянных мечей из класса кендо и с силой ударил по нашим ногам, когда мы проходили мимо его грузовика. Он снова опирается на капот, опуская меч на плечи.

— Забыл завязать шнурки, карлик? — гогочет он.

— Ага, это действительно трудно найти шнурки на шлепанцах, — ответил я, поднимаясь на ноги.

Я на целый фут ниже его и на три года младше и я получаю более высокие оценки, что делает меня его мишенью.

Хайд не такой уж и огромный парень, честно говоря, Дастин выше его. Но телосложение у Дастина такое, словно он сделан из палок и швабр, в то время как Хайд избивает людей в классе карате и кендо последние два года. Хайд обычно одевается в различные комбинации разрезанной, порванной и паленой кожи или джинсов, и имеет пирсинг на губе, одной брови, и в ушах, но его характерной особенностью является шрам, который тянется от переносицы по щеке. Ходит много слухов о том, как он его получил, но никто не знает наверняка.

— Может, вам нужно смотреть, куда вы идете, — насмехается Хайд.

Его шрам извивается.

— Может, тебе стоит прятаться среди машин и прогуливающихся по парковке людей, как трус, — огрызаюсь я. — Ой, подожди, ты же именно это и делал. Вот дела.

Он спрыгивает с капота автомобиля, размахивая деревянным мечом. Я остаюсь на месте, пренебрегая им. Дастин, который еще не поднялся, съеживается.

— Тут встреча, о которой я и не подозревал, — звучит знакомый презрительный голос. — Разойдитесь и заходите внутрь, ребята.

Небольшая часть толпы поражена появлением учителем английского — мистера Тэйлора. Тэйлор выглядит как какой-нибудь профессор — в своей рубашке с воротником и очках в проволочной оправе, но у него такой способ успокаивать, что хочется просто исчезнуть. Содовая перестанет шипеть, если он скажет ей успокоиться.

Зрители заходят в школу, не желая вызвать его гнев. Хайд кисло смотрит на то, как Тэйлор рассматривает нас. Есть только три человека, которые могут повлиять на Хайда, и Тэйлор один из них.

— Если вы хотели подраться, то оставьте это на потом, — огрызается он. — Это работа Икедо справляться со всем этим мачо-дерьмом, не моя.

Он выхватывает деревянный меч из рук Хайда.

— Поймаю тебя с одним из них вне зала, оставлю после уроков.

— Да, сэр, — рычит Хайд, удаляясь со сцены, на прощанье свирепо взглянув на нас.

Тэйлор хмурит брови, смотря на Дастина.

— Сколько еще ты собираешься сидеть на земле, Хэрон?

Дастин вскарабкивается на ноги, бросая робкий взгляд из-под завесы темных волос.

Тэйлор смотрит на то место, куда он упал. Несколько пушистых перьев уносит ветром.

— Моя куртка порвалась… — бормочет Дастин.

— И ты носишь меховую куртку, когда на улице восемьдесят градусов*… оба идите внутрь. Дюпри, зайди к миссис Миллер за бинтами, прежде чем заявиться в класс, — приказывает он, проходя мимо нас. — Если истечешь кровью на моем этаже, вытри пол.

Мы оба задерживаем дыхание, пока он не скрывается за дверью.

— Не всё так плохо, — говорю я, когда он уже за пределами слышимости.

— Должно быть, он уже выпил свой кофе, — соглашается Дастин. — Нам повезло.

Я встряхнул свои шорты и поморщился, чувствуя жалящую боль в коленке. Большая ссадина, но крови нет. Вероятно, я буду в порядке. Я подхватываю свою сумку, и осторожно иду.

Я никогда не побеждал в драках с Хайдом. Я не собираюсь лгать. Конечно, это довольно глупо с моей стороны стоять недалеко от него, когда мы забираем наши книги из шкафчиков. Но когда Хайд, будучи абсолютно задницей, стоит передо мной всё, о чем я могу думать это то, как я хочу ударить его в лицо. Может быть, даже кактусом. Я улыбаюсь этому мысленному образу.

Наша школа не такая как остальные. Технически, это частная школа, и она любит похвастаться тем, что тут много учеников со всех уголков мира, но всё же большая часть учеников — местные. Люди, руководящие этим местом, определенно не отсюда. Я слышал, как-то моя мама сказала, что большую часть финансирования Хэйвенвуд получает от некой японской компании. Это странно, но я не намерен жаловаться. Честно говоря, это место довольно хорошее, а в кафетерии широкий выбор. Учителя тоже довольно неплохи, даже вечно ворчливый Тэйлор. Единственное на что я жалуюсь, так это студенты.

— Ну вот, опять, — стону я, нарезая круги вокруг шкафчиков. — Комиксы, которые я оставил здесь в пятницу пропали.

Дастин вздыхает, бессловесно говоря мне: «я же говорил».

— И конфеты? Ой, да ладно. Я умираю с голоду. Мне не следовало пропускать завтрак.

Наши шкафчики грабили несколько раз с начала учебного года. Очевидных следов взлома нет. И еще у нас проблема с тем, чтобы вычислить виновника. У нас слишком длинный список.

Кроме Хайда тут еще много младше, — и старшеклассников, которым нравиться доставать меньших учеников. Я же подхожу по двум пунктам, так как пропустил год, закончив его раньше. Несмотря на рост, поведение Дастина так и кричит: «Я легкая мишень». Так что, мы обречены на этом фронте.

Есть еще одна проблема — так называемая, местная знать, так же известная как группа моей старшей сестры Хейли. Она бродит со своей лучшей подругой и двумя богатыми парнями, воображая, что они высшие существа. Хейли держится как можно дальше от своего брата-ботаника. Ей нравится описывать пространство вокруг меня и Дастина, как «свободная от девушек зона».

Это кое о чем мне напомнило.

— Вот дерьмо!

— Ты только что вспомнил, какой сегодня день, да? — спрашивает Дастин.

— Она здесь? Ты ее видел?

— Откуда мне знать, — вздыхает он. — Я даже не знаю, как выглядит эта твоя воображаемая особа.

— Она не воображаемая. И ты никогда не видел никого как она. Фух.

— Ну, если ты так говоришь, — отвечает Дастин.

Видите, у меня проблема. Я весь такой крутой и всё такое, но у меня никогда…. Никогда не было девушки. Я имею в виду, были некоторые сдвиги тут и там. Однажды в шестом классе я поцеловал девчонку на спор. Но я никогда не чувствовал ничего подобно, как те прилагательные, существительные и глаголы, которые используют люди, чтобы описать любовь. Но…

Ну, вы знаете.

Пожилая миссис Грэм — стереотип старушек, она живет в старом жутком доме, которая попеременно нагружает тебя, то конфетами, то пирогами, просит не разговаривать громко в библиотеке и чистить зубы три раза в день. Я стригу ее газон, с тех пор как стал достаточно взрослым, чтобы справиться с газонокосилкой. Но, если остальные бабушки бесконечно болтают о своих внуках, начиная с их дня рождения, то она впервые упомянула о Джульетте только несколько дней назад.

Но это не говорит о том, что я не знал о ее существовании. Моя семья живет в Хэйвенвуде всю мою жизнь, и город не настолько большой, чтобы не знать даже самую маленькую сплетню. Я помню, когда мы были маленькими, мы с Хейли пробрались под лестницу, чтобы подслушать разговор за ужином взрослых, куда нас не пустили. Там-то я впервые и услышал, что у сына Беа есть дочь нашего возраста.

Они говорили о ней, словно о какой-то тайне: я только слышал, как ее упоминали невзначай, но только тогда, когда рядом не было миссис Беа. Иногда они называли ее «дочь Саймона», иногда — «дочь Киры», но лишь на прошлой неделе я услышал ее имя, когда миссис Беа разговаривала по телефону, в то время как я помогал ей двигать мебель. Она стала цветом беленой стены на втором этаже, пока слушала то, что ей говорили. Я волновался, что она может потерять сознание или что-то типа того, но она продолжала вставлять слова между разговором: «да», «нет», «вы уверены?». Наконец, она положила трубку, и подошла к старинному стулу, вокруг которого образовалось облако пыли, когда она на него села.

— Джульетта приезжает, — сказала она таким голосом, как будто кто-то умер. Я думаю, она забыла, что я был там, потому что, когда она, наконец, посмотрела на меня, то удивилась и попросила уйти. И я не в состоянии думать ни о чем другом с тех пор. Ну, за исключением того времени, когда на нас напали на стоянке. Но вы должны согласиться, это отвлекает.

— Она не может быть очень высокой, да? Я имею в виду, посмотри на ее бабушку. Женщина такая маленькая. Она не будет высокой. Верно?

— Конечно, — говорит Дастин.

Я вижу, что ему уже давно всё равно, но я продолжаю говорить.

Это болезнь.

— Но твоя мама маленькая, — я хмурюсь, смотря сам с собой, — но ты похож на небоскреб.

Он пожимает плечами.

— Но она не может быть слишком высокой, да?

— Сорок семь, — говорит он, надежно закрывая свой шкафчик.

— Ноги? Рост?

— Раз, как ты упомянул ее за последние двадцать четыре часа, — говорит Дастин. — Это не поможет определить высокая она или низкая. Да и в любом случае, это не имеет значения.

Я нахмурился, смотря на шкафчик, из которого исчез шоколад. Кому-то надо заплатить за это.

— Конечно, это имеет значение, — говорю я, закрывая шкафчик, и следуя по коридору за Дастином. — Девушки не любят парней, которые ниже их.

— Никогда не слышал, чтобы ты говорил что-то такое.

— Так же как ты никогда не использовал сарказм.

Дастин вздыхает. Его длинная челка скрывает половину выражения его лица, но язык тела все еще понятен.

— Ты всегда шутишь по поводу своего роста.

— Потому что это ве-се-ло, — я растягиваю слово. — И я могу сделать из этого шутку, пока этого не сделал кто-то еще. И это не помогает — всё время стоять рядом с ЭмпайрСтэйтБилдингом, — я указываю на него.

— Ладно, хватит. Ты уверен, что она пойдет в нашу школу? Она может пойти в государственную. Ты больше, чем обычно вылезаешь из кожи по этому поводу, хотя ни разу не видел эту девчонку.

— Это огромная загадка, — обороняюще говорю я. — Я имею в виду, что никто не говорит про нее, несмотря на то, что это было суровым испытанием, когда ее родители сбежали. У старой миссис Грэм нет ни единой ее фотографии, и БАМ, ее отец исчезает, и появляется она. Был ли ее отец высоким? Ты знаешь?

Если он закатывает глаза, значит, ничего не знает. Его волосы полностью закрывают лицо.

— Не имею ни малейшего понятия, — спокойно говорит он. — Но, думаю, она или твоего роста или где-то на полфута выше.

— Почему ты так говоришь? — я открываю рот. — Это слишком высоко! Она подумает, что я карлик!

— Ну, ты можешь сам это выяснить. Вон, две девчонки, которых я никогда раньше не видел.

— Что? Две?

Я смотрю за угол фойе, туда же куда и Дастин. Он не шутил, две незнакомых мне девушки стоят в толпе. Одна — невысокая блондинка с неприветливым взглядом. Вторая — богиня. Ее кожа цвета молочного шоколада, волосы мерцают почти черным, и гладкие, тонкие черты лица. Она оглядывается вокруг с чувством контролируемого ужаса и поджимает губы. Нелетающий ангел заблудился в лесу. Я должен помочь ей. В моей жизни нет никакой другой цели.

Мои ноги начинают идти вперед. Но прежде, чем я успеваю зайти за угол, рука с большими толстыми пальцами впивается в моё плечо, и я спиной ударяюсь в шкафчики. Я смотрю вверх на Чэйза Армстронга, который старше меня на год и размером с медведя. Его имя ему соответствует.

— Ты смеялся с моего шкафчика, карлик, — грохочет он.

— Не в последнее время, — огрызаюсь я, раздраженный, что за его спиной мне не видна Причина Моего Существования.

— Это смешно. Ты забавный. Настолько забавный, что я, пожалуй, выбью это из твоей шкуры. Надеюсь, содовая того стоила.

— Содовая? — протестую я. — Какая содовая? Понятия не имею, о чем ты говоришь!

— Та, которую ты стащил с моего шкафчика, придурок. Она была там вчера вечером, а сейчас ее нет.

— Я что похож на человека, который будет громить шкафчик того, кто может угробить меня до смерти?

— Он не разгромлен. Замок выковыряли или что-то в этом роде, — говорит он, прищуривая глаза. — Дело ботанов.

— Наши шкафчики тоже были взломаны вчера, — говорит Дастин, съеживаясь, когда взгляд Чэйза перемещается на него. — Мы этого не делали.

Он смотрит на нас с подозрением.

— Если не вы, то кто?

— Ниндзя, — отвечаю я, желая отделаться от этого разговора.

— Ниндзя? — повторяет Чэйз.

Дастин кашляет.

— Да, наша территория принадлежит ниндзя, — говорит он. — Это часть заговора с участием иностранных инвесторов, и он только сейчас начинает влиять на учеников. Это один из первых манифестов. Похоже, ты был выбран, так же как и мы. Ты один из нас, — торжественно говорит он, хлопая Чэйза по плечу.

— Ну, всё, я уже достаточно наслушался уродов, — рычит он, смахивая руку Дастина. — Держитесь подальше от моего шкафчика, — свирепствуя, он идет вниз по коридору, размахивая руками.

— Хорошая попытка, — говорю я Дастину.

Он вздыхает.

— Ниндзя? Серьезно? Ты пытался получить по лицу, чтобы показать своей мнимой подружке свои мужественные шрамы?

— Говорю в последний раз — она не воображаемая! Она…ох!

Я быстро поворачиваюсь, ища девушку своей мечты, но директор Унимо перехватила ее и потащила в свой кабинет.

Возможность упущена. Но ведь будут и другие. Я отбросил свои непослушные светлые волосы с глаз. Шестерни в моей голове начали крутиться.

— Не знаю, о чем ты думаешь, но это плохой план, — предупреждает Дастин.

— Тогда иди в класс без меня, — говорю я. — Потому что я считаю, это великолепный план.

________________

*80 градусов (по Фаренгейту) — 26,6 градусов по Цельсию.

Глава 4

Джул

Ранее этим утром

Восходящее солнце отражалось на капоте древнего Кадиллака Беа, когда она везла меня в школу. Привод был тихим, но двигатель грохотал, а задняя покрышка звенела время от времени. Меня игнорировали, но я, наверное, будучи не в себе, надеясь на хоть какое-то подобие разговора.

Впереди маячил первый школьный день, безумно тяжелый, как по мне. Ну, не первый день в школьном году — учеба уже шла полным ходом. Но это будет мой первый день посещения. Преображение было словом сегодняшнего дня, у меня был шанс стать кем-то другим — новое место — это всегда возможность произвести хорошее первое впечатление. Пытаться казаться лучше, чем я есть, будет настоящей мукой.

Прошлой ночью я часами примеряла раз по двенадцать всю одежду, которая у меня была, отчаянно надеясь, что подойдя в следующий раз к шкафу, найду в нем что-то удивительное и волшебное, что подготовит меня к предстоящему школьному дню. Это заняло у меня столько времени, что в результате я проспала, и у меня не было достаточно времени, чтобы собраться. Я ограничилась блузкой и бриджами, и собрала волосы в свободный хвост. Преображение не состоялось.

— В обед в школе может быть большая перемена, ты сможешь вернуться, — наконец, заговорила Беа, прерывая затянувшееся молчание. — Это не так уж и далеко. По вторникам и пятницам я работаю в библиотеке. Она находится прямо, если идти через лес. А вот и школа, слева. Кто-то хорошо потратился на нее.

Она не лгала. Сначала вдали двухполосной дороги, по бокам окруженной деревьями с самого дома, ничего не было видно, но как только машина повернула за угол, школа внезапно предстала перед нами. Гигантское здание из серого камня выглядело весьма нетипично для глубокого юга. Сочетание камня и кирпича делали здание приземленным, а однообразные серые тона придавали престижа. Вьющиеся лозы и ухоженные кустарники отлично вписывались в общую атмосферу, навевая мне мысли о Восточном побережье и Лиге Плюща. Не было похоже на то, что здание было построено несколько лет назад, но кто-то весьма хорошо благоустраивал участок. Мне пришлось напомнить себе, что хоть не в поле зрения, но не дальше трех миль назад находился «умирающий» торговый центр с отделом видео, двумя барбекю и сервисом по обналичиванию чеков. Потребовалось менее десяти минут, чтобы доехать, и в основном дорога пролегала вдоль леса. Почувствовав мое отвращение, Беа сказала, что есть и другая дорога, но, вероятнее всего, она займет намного больше времени.

Беа припарковала свой древний Кадиллак на стоянке, и я снова начала нервничать. Внезапное чувства страха всё усугубило. Кое-как я вышла из машины и уставилась на трехэтажное здание, вскидывая на левое плечо сумку. Три этажа — это ничто для Нью-Йорка, но я была очень, очень далеко от дома, и по сравнению с остальным городом, школа выглядела как замок.

— Я заберу тебя в три, — сказала Беа, заводя мотор.

— Ты не проводишь меня внутрь? — спросила я, пытаясь унять панику в голосе.

— Это не начальная школа, — ответила она. — Главный офис сразу возле двери, там тебе всё объяснят, — с этими словами она уехала.

Я проглотила ее отказ и подошла к зданию, чувствуя себя подавленной, и сожалея, что не попыталась найти чего-нибудь на завтрак. В животе летали бабочки. Я застенчиво вцепилась в ремень сумки. Она могла упасть с плеча, будучи пустой. Всё, что в ней было — это ноутбук и чистый дневник мамы. Я просто не смогла оставить его.

Некоторые старшеклассники неторопливо шли с парковки в здание школы, засовывая ключи в карманы, вероятно, от их собственных машин. Я почувствовала укол зависти и напомнила себе о собственном виде транспорта.

Привет, я Джул Грэм. Что это? Ах, да, это мой шофер — ненавидящая меня старая леди. Мои руки вспотели, так что я незаметно вытерла их об бриджи, перед тем как открыть дверь.

Интерьер был более скромный, чем вид школы снаружи. Коридор хорошо освещен, чистый и шумный. Ученики находились везде: проходили по огромному атриуму, внизу по здоровенному коридору… видимо, там были шкафчики. Я немного заколебалась в атриуме, так как ученики роились вокруг меня и на лестницах, которые были по обе стороны от входа. Я покрепче ухватила сумку, рассматривая указатели на стенах. Мой страх усилился.

О Боже, думаю, я уже потерялась. Я не знаю куда идти. Я не получу расписание. Я не найду нужный класс. Я отстану. Собственно, я уже отстала от всех на три месяца! Я буду выглядеть идиоткой!

— Леди, — прозвучал гладкий женский голос, — вы выглядите так, будто ищите определенное направление.

Я обернулась и увидела женщину азиатской наружности, одетую в костюм. Идеально ухоженные ногти впивались в блокнот, который она держала. Волосы длиной до подбородка были идеально прямыми.

— Камилла Тиг, я вижу, хотя бы до двери вы дошли без инцидентов, — сказала она, протягивая руку девушке, которую я до этого не заметила.

Она так небрежно опиралась на край лестницы, что казалось, она принадлежит этому месту. Она была низенькой и бледной, с длинными непослушными светлыми локонами. Она осторожно посмотрела на протянутую руку, но всё же пожала ее. Она тоже новенькая? Каким-то чудесным образом я не одна?

— А ты, должно быть, Джульетта Грэм, — сказала женщина, обращаясь ко мне.

— Да, мэм, — я пожала ее протянутую руку.

— Я директор Хэйвенвудской школы, — она наклонила голову. — Рин Унимо. Для вас мисс Унимо.

Ученики столпились вокруг нас, словно река, наткнувшаяся на валун.

— Мы рады, что вы, наконец-то, присоединились к нам, — ее узкая улыбка была странной, но я всё же улыбнулась в ответ.

— Возможно, вы не знаете, — говорила мисс Унимо, — но мы поддерживали связь с вашим отцом, — взгляд на меня, — и с вашим опекуном, — взгляда на Камиллу, — несколько лет. Нам жаль, мисс Грэм, что вы оказались у нас в таких обстоятельствах, но мы всё равно вам рады.

Я не знала, как реагировать. Поэтому неспокойно ответила:

— Спасибо.

— Идемте в мой кабинет, нам есть о чем поговорить, — сказала она, и в ее речи на секунду мелькнул иностранный акцент.

Она направилась в конец атриума. Камилла шла следом за ней, хотя и недоверчиво нахмурившись. Я отправилась следом, но прежде, чем зайти, напоследок взглянула на высокий атриум, который сейчас, не наполненный учениками, выглядел значительно лучше. Вот почему я увидела его, стоящим возле дверей.

У него были любознательные миндалевые глаза и чернильно-черные волосы. Он стоял в атриуме и, клянусь, солнечные лучи, пробивающиеся через входную дверь, струились вокруг него, делая его силуэт золотым. Все остальные отчаянно мчались черт-знает-куда, а он просто стоял в центре, обрамленный солнцем, наблюдая за чем-то на втором этаже со сдерживаемой довольной улыбкой.

Он был самой уверенностью. Он был самим спокойствием.

Его взгляд скользнул через весь зал и остановился на мне. Уголки его рта приподнялись. Эта улыбка достойна Моны Лизы. Улыбка, которая всё знает и ничего не дарит.

Может, моё сердце и не пропустило удар, но я, определенно, перестала дышать. Остановилось ли время? Должно быть. Или так, или оно утекало слишком медленно.

— Грэм, — услышала я и подскочила, заходя в кабинет мисс Унимо.

Она выжидательно смотрела на меня со своего стола. Камилла уже сидела на одном из двух стульев напротив него. И как же долго я смотрела…?

— Эм… извините. Школа очень… ээ… красивая, — сказала я.

— Да, это так, — спокойно ответила она. — Проходите, садитесь.

Я бросила последний взгляд в атриум, но он уже ушел. Моё сердце учащенно забилось. Я закрыла за собой дверь и села возле Камиллы. Я попыталась сосредоточиться на происходящем. Эта девушка в такой же ситуации, как и я. Возможно, ей нужен друг, так же как и мне. Не грубо ли надеяться на это?

Я обвела кабинет взглядом. Он выглядел успокаивающим и старым. Встроенные стеллажи и ее стол были из стекла. Дипломы аккуратно висели на стенах. Орхидея с невероятно маленькими оранжевыми цветами разместилась в углу над столом. Одна рамка за спиной директора со старой бумагой под стеклом на удивление была пуста.

Я попыталась незаметно посмотреть на новенькую, Камиллу. Она была одета в большую красную толстовку и потертые джинсы. На плече узорчатая сумка. Но что действительно бросалось во внимание, так это огромный браслет на ее левой руке — браслет, это еще легко сказано, потому как он охватывал руку от запястья до локтя. Это даже не смотрелось симпатично. Матово-серый металл, возможно, железо, смотрелся необычно. Она слегка сгорбилась на своем стуле, выглядя так, как будто желала быть подальше отсюда.

— Хорошо, давайте начнем. Позвольте сперва сказать, что Хэйвенвудская школа не для всех, — заявила мисс Унимо. — Мы гордимся уникальными талантами наших студентов и ожидаем совершенства. В свою очередь, мы можем предложить вам первоклассное образование и всё, что необходимо для достижения величия. Благодаря репутации, в нашу школу поступает много заявлений со всей страны, и со всего мира. Вы окажетесь в неоднородной среде, так что вы должны уважать культурные различия среди одноклассников. Это относится и к учителям — некоторые из них, как вы будете говорить «местные», некоторые же родом из чужих краев, в том числе и я. Я настаиваю, чтобы вы проявляли уважение к своим учителям в зависимости от их позиции, а не от того, что вы считаете их местными.

Был ли это окольный путь, чтобы сказать: не забывайте, в мое полномочие входит многое?

Мисс Унимо придвинула к нам две одинаковые папки. Она сидела прямо и чопорно в своем кресле.

— Здесь информация для вас, — объяснила она. — Она содержит карту школы, номер вашего шкафчика и ваше расписание, за исключением факультативов. Вы увидите, что здесь все немного не так как в школах, в которые вы ходили, — ее взгляд остановился на Камилле, — или не ходили. Так как у нас не так уж много студентов, чем в большинстве школ, это позволяет обеспечивать более активное участие в учебном процессе. Соответственно, вы можете встречаться с некоторыми учителями несколько раз за день. Они преподают во всех классах, так что, переходя в старший класс, вы будете поддерживать и улучшать взаимоотношения, которые построите уже сейчас. Первый урок, который вы сегодня посетите, ведет ваш классный руководитель. Этот учитель несет за вас ответственность в первую очередь. Ваш руководитель мистер Тэйлор, преподаватель английской литературы. После этого урока вы и ваш остальной класс будете проходить цикл учебной программы для десятого класса: химия, алгебра и история Америки. Во второй половине дня факультативы. Что касается этого… — она подвинулась на своем кресле, сложила руки на столе, и поочередно посмотрела на нас. — Эти предметы называются факультативными, но, честно говоря, каждый студент обязан взять как минимум один, и мы пытаемся назначить их на основе сильных сторон студента. Мы верим, что таким образом помогаем нашим студентам развивать свой потенциал. Это подводит нас к вам, мисс Грэм, — говорила она.

Я выпрямилась.

— Мэм?

— Какое у вас хобби?

Я моргнула, опешив.

— М-моё хобби?

— Что вы делаете в свободное время? — ее глаза сузились.

— Эм… думаю… Я много читаю, — ответила я.

Мне действительно больше не было что делать. Я убиралась в квартире и читала. У меня не было карманных денег, так что все книги я брала в общественной библиотеке.

— Что на счет ваших друзей? Как вы проводите время с ними?

Я сглотнула, чувствуя, как краснеют щеки.

— Ну, я… у меня никогда…

Не было друзей. Мой отец никогда не отпускал меня в спортивные клубы или куда бы то ни было. И, давайте посмотрим правде в лицо, я никогда не была сверкающей личностью. Люди никогда не подходили ко мне и не пытались подружиться. Но если бы и подходили, я уверена, что мое заикание отгоняло бы их сию же секунду.

— Понимаю, — ответила мисс Унимо, видимо, проницательно читая между строк. Она сделала небольшую заметку у себя в блокноте, сказав: — Возможно, мы вернемся к этой теме позже, когда вы освоитесь.

Закончив со мной, она сосредоточилась на Камилле с еще большей холодностью.

— Мисс Тиг, как я понимаю, несмотря на отсутствие формального обучения, вы все же получили определенную подготовку в боевых искусствах.

— Кэндо, — ответила она.

Её акцент показался мне странным.

Мисс Унимо улыбнулась, но ее улыбка не показалась мне доброжелательной.

— Необычно для девушки как вы, научиться искусству японского фехтования. Хоть в чем-то мистер Кацуро подготовил вас. У нас есть факультатив, который прекрасно вам подойдет. Вы сможете продолжить тренироваться в кэндо и карате с мистером Икеда.

Погодите, она умеет драться на мечах? Я смотрю на эту девушку со страхом.

— Что касается определения вашего уровня знаний… — она быстро на нас взглянула. — Боюсь, что для этого у нас нет времени. Тиг, вернись ко мне в кабинет в конце дня, мы завершим ваше распределение. Мне также следует упомянуть о том, что, — она снова сделала заметку в своем блокноте, — основные занятия вы будете проводить в одном классе, в то время как на факультативах вы будете встречаться со студентами всех классов. Так что вы можете оказаться в разных ситуациях со… старшими студентами.

Я не была уверена, но было такое ощущение, что она намекала на Камиллу. Ее лицо оставалось беспристрастным, она лишь слегка склонила голову в сторону мисс Унимо.

— Берите ваши документы и можете идти, — сказала она, взмахнув рукой в сторону двери.

Я поднялась, чувствуя легкое головокружение. Было ли это вызвано таким объемом информации? Я чувствовала себя еще запутанней, чем прежде. Я выскочила в пустой холл, вслед за Камиллой. Она осмотрелась, нисколько не разделяя мою нервозность. Видя ее стоицизм, я начала паниковать еще больше, что резко дисгармонировало. Может, она знает, что делать. Только я об этом подумала, как она открыла папку и нахмурилась, рассматривая ее содержание. Мне следует заговорить с ней. Может, мне следует задать вопрос.

— Ты…эм… ты понимаешь что-то в этом? — спросила я.

Она одарила меня жестким взглядом, и я съежилась.

— Понимаю, — ответила она со странным, очень заметным акцентом.

Короткие, обрезанные гласные и неправильное ударение в словах. С какой части Земли она?

— Ох, — я смягчилась, — да, конечно. Я просто не совсем понимаю…эм… что нам следует сейчас делать.

Она бросила на меня быстрый взгляд и вернулась к рассматриванию папки, которую она держала. Она меня игнорировала. Это было словно пощечина.

Паника, которая охватила меня утром, вернулась в полной силе. Я открыла свою папку, листы из которой слегка подрагивали из-за моих дрожащих пальцев. Там была карта, но линии плавали у меня перед глазами. Слова сливались. Ни одно из них не имело смысла. Краем глаза я заметила, что Камилла повернула свою папку боком и вверх ногами.

Я просто хотела пойти домой. Конечно, там тоже никто не желал меня видеть, но я, по крайней мере, знала бы, где нахожусь.

Кто-то прочистил горло.

— Ты…кгхм… я хотел сказать «привет», — прозвучал голос за моей спиной.

Я повернулась, посмотреть на говорящего, опустив взгляд где-то на шесть дюймов. Мальчик с лохматыми светлыми волосами жизнерадостно смотрел на меня. Честно говоря, он не выглядел достаточно взрослым, чтобы быть в средней школе.

— Ты выглядишь потерянной. Я имею в виду, новичком. В общем… привет. Я Мак.

Я моргнула. Откуда он взялся?

— Хм… привет. Я Джул, — сказала я. — И да, я новенькая.

— Информация в этих папках весьма бесполезная, — говорил он. Легкий южный акцент смягчал его речь. — К счастью для вас, я знаю это место как свои пять пальцев. Я родился здесь. Ну, не в школе, я имею в виду, в городе. Очевидно.

Я слабо улыбнулась. Это уже было лучше.

— Так ты знаешь, что у тебя сейчас? Урок с классным? — спросил он.

Я посмотрела на Камиллу. Она с пустым выражением пожала плечами.

— Классный руководитель, — я напрягла память. — Думаю… она говорила о Тейлоре.

Его лицо просияло.

— Потрясающе. Ты в моем классе.

— О, хорошо, — ответила я.

Я не разделяла его восторг, но было приятно для разнообразия поговорить с кем-то.

— Ты действительно в десятом классе? — выпалила я и сразу же об этом пожалела.

Его лицо на мгновение вытянулось, но тут же приобрело прежнее выражение.

— Перескочил класс, — кратко объяснил он. — Пойдемте, английский наверху. Вам понравится, Тэйлор перенял все очарование мокрых кошек. Не говорите ему, что я сказал это.

— Ага, хорошо.

Я пошла за ним, потом обернулась к Камилле.

— Ты идешь?

Она посмотрела на меня, на свою папку, немного раздраженно захлопнула ее, и последовала за нами.

Мак повел нас вверх по лестнице на второй этаж с видом на атриум. Я подумала о парне, которого видела раньше. Он смотрел на что-то на втором этаже. Я слегка покраснела, взглянув на то место, где он стоял.

Если бы он нашел меня сейчас, блуждающей по залам…

Хотя, давайте будем реалистами. Я слишком взволнована, чтобы вымолвить хоть слово, ни говоря уже о чем-то умном.

— Сюда, — сказал Мак, ведя нас по коридору к двери с табличкой 2-Б. — Нашел новых студентов, — толкнув дверь, объявил он.

Я остро осознала тот факт, что более десятка глаз уставились на меня. Мой пульс бешено забился. Превращение, превращение, превращение, — словно мантру повторяла я в голове.

Учитель остановился на середине слова, стоя у доски с кусочком мела в руке. Он был худым и оторванным от жизни, но красивым, хотя на его лице застыло измученное выражение, когда он повернулся к нам.

Его глаза расширились от удивления, когда он увидел меня. Похоже на реакцию Беа, когда я прервала ее разговор по телефону — он напуган.

Мак тоже удивился реакции мистера Тэйлора.

— Видите? — подсказал он. — Джул Грэм и… кгхм, — он посмотрел на Камиллу. — Знаешь, я только что понял, что прослушал твое имя.

Она закатила глаза.

Казалось, мистер Тэйлор уже оправился, но мне все равно не нравились те взгляды, которые он на меня бросал. Как будто я могла привести к концу света при малейшей же провокации.

— Грэм, — пробормотал он. — Да, конечно. Садись. В конце.

В конце класса? Я прижала к себе сумку и пошла по проходу.

Был ли это способ сказать, что он хотел, чтобы я находилась как можно дальше от него? И такая реакция на меня становится тенденцией тут? Что я сделала? Я проскользнула на стул, убежденная, что бабочки в моем животе мутировали в паразитов нервной системы. По крайней мере, я все еще нормально дышала. Небольшое блаженство.

Тэйлор повернулся и поправил очки, сфокусировав взгляд на Маке.

— И под каким предлогом ты бродил в холе, Дюпре? Какое же оправдание ты приготовил для своей игры в белого рыцаря?

Приглушенное хихиканье раздалось ото всех студентов в классе. Краска подкралась к шее Мака.

— Эм…это…

— Просто садись на место, — тяжело вздохнул Тэйлор. — У меня нет на это времени.

Мак покорно скользнул за переднюю парту за высоким парнем с темными волосами, закрывающими его глаза, который сунул ему записку, когда Тэйлор повернулся к Камилле.

Она все еще стояла в дверях, с перекинутой на плечо сумкой, руки засунуты в передние карманы худи. Она встретила его испытующий взгляд с вежливым выражением. Его глаза сузились.

— Значит, ты — Тиг, — сказал он с отвращением.

Она пожала плечами.

— Ты разговариваешь? — спросил Тэйлор.

— Иногда.

— Чей у тебя акцент?

— Мой.

Кто-то хихикнул, но грозный взгляд Тэйлор заставил всех замолчать.

— Люблю умных студентов, — сказал он. — Они садятся впереди, чтобы я мог не сводить с них глаз, — он указал на пустую парту.

Это был первый намек на дискомфорт, который я заметила, когда она села за первую парту, металлический браслет звякнул, столкнувшись с пластмассой. Ей, что, не нравится сидеть впереди?

— Хорошо, если больше ни один студент не собирается к нам присоединиться посреди семестра и урока, — мистер Тэйлор взял толстый весь в отметинах от липких пальцев блокнот, взглянул в него, и бросил на деревянный стол. — Нет, эти были единственные, так что сейчас мы можем действительно что-то сделать.

Посреди семестра или нет, но это было несправедливо. Я же не делала этого нарочно. Но мои щеки все-таки покраснели. Я не могла видеть лицо Камиллы через всю комнату, но я поняла, что она левша, по тому, как она несколько неуклюже разместилась, чтобы делать заметки, за столом для пишущих правой рукой. Я наклонилась, чтобы достать свой блокнот и карандаш из сумки и попыталась использовать эту возможность, чтобы рассмотреть своих одноклассников. Уже на беглый взгляд было понятно, что красивые ученики разместились в заднем левом углу, подальше от входа. Там была блондинка с осанкой и внешним видом модели, еще одна девушка, хоть и не блондинка, но соответствующая первой, и два парня, сидящих напротив задней стенки. У одного из них были растрепанные темные волосы, которые придавали ему вид только проснувшегося; он уставился в окно, подперев рукой подбородок и выглядя скучающим до слез. Четвертым был он. Парень с атриума вертел в пальцах карандаш, по-видимому, придавая куда больше внимания, чем остальные трое вместе взятые, тому, что мистер Тэйлор говорил о социальных нормах Елизаветской Англии, которые привели к созданию «Сна в Летнюю Ночь». Я продолжала рыться в своей сумке, используя это как предлог, для того, чтобы тайком всех рассмотреть. Возможно, мое первое впечатление было ошибочным. Он определенно выглядел гораздо проще, чем остальные трое. Когда я посмотрела на него отдельно, он ничем не выделялся, за исключением того, что был азиатом.

Его взгляд встретился с моим, и он подмигнул.

Я выпрямилась в мгновение ока. Мои руки были на редкость спокойными, когда я открывала тетрадь, ища в ней чистую страницу, чтобы делать пометки, но мой мозг бесконечно повторял: что это было? Что это было? Что это было?

Простой? О нет. Определенно, нет. Не могу поверить, что это приходило мне в голову. Время от времени я продолжала бросать быстрые взгляды назад в его миндалевые глаза, когда на короткое мгновение, они остановились на моих, и мое сердце сжалось.

Вот дерьмо.

Не думаю, что я слышала что-то из лекции, но, видимо, моя рука жила отдельно от мозга, так как когда прозвенел звонок у меня было три полных страницы писанины про Деметрия и Гермию — я проигнорировала то, что написала — Ромео и Джульетта? Как я могла пропустить упоминание о моей тезке? Вздохнув, я забросила сумку на плечо.

Ко мне подошел Мак с возвышающимся за его спиной другом. В этот раз у него хватила такта выглядеть робким.

— Прости, вероятно, это не было лучшим знакомством.

— Ну что же, — сказала я. — Полагаю, я выжила.

Парень издал какой-то положительный звук. Я испуганно взглянула на мистера Тэйлора, но он сосредоточил свой взгляд на Камилле, собирающей вещи, словно она украдет что-то, как только он отвернется. Похоже, здешние учителя ее не очень-то любят…

— Следующая у нас химия с мисс Миллер, — объяснял Мак, чем снова обратил мое внимание на себя. — Она хорошая, — вполголоса добавил он. — Лаборатория находится в подвале. Если хочешь, мы покажем тебе. Ах да, это Дастин, — он представил своего друга, высокого долговязого парня с темно коричневой кожей и слишком длинной челкой. От него исходили волны неловкости.

Тонкая рука вцепилась в мою. Я удивленно посмотрела на девушку, подошедшую ко мне; это было модель-блондинка с соответствующей ей подругой на буксире.

— Позволь мне спасти тебя от смущения, — сказала она, круговым движением пальца в воздухе, обведя Мака и Дастина. — Это зона свободная от девушек. Пойдем, я покажу тебе, где класс химии.

И она вытащила меня быстрее, чем я успела сказать хоть слово. Когда мы проходили мимо Камиллы, она слегка приподняла брови, отметив изменения в моем сопровождении.

Модель умело прокладывала нам путь сквозь толпу учеников. Казалось, некоторые сами убирались с ее пути.

— Извини за моего младшего брата, — сказала она мелодичным голосом.

Ее подруга по другую сторону от меня добавила:

— Он как щенок, который никак не вырастет, чтобы перестать им быть.

У нее был акцент, которой мне не удалось определить — возможно, французский?

— Он видит новых людей и прямо вцепляется в них, — сказала Модель.

А не ты ли вцепилась в мою руку? Подумала я, но никогда бы такого не сказала. Красивые люди никогда не разговаривали со мной. И уж точно никогда не пытались привлечь мое внимание. Это, пожалуй, самый странный день в моей жизни.

— Мак твой брат? — спросила я. Полагаю, сходства все же были. Волнистые светлые волосы. Похожие черты носа.

— Слишком поздно, чтобы это отрицать, — вздохнула она резко. — Я Хейли, кстати. Хейли Дюпре. Это Эмити Клермонт, — она представила свою подругу по другую сторону от меня. — Ты определенно произвела впечатление на Тэйлора. Вы знакомы?

У меня была проблема с тем, чтобы одновременно поддерживать разговор и спускаться по лестнице. Но молчать было бы плохо.

— Хм… я никогда раньше его не видела.

— Интересно, — сказала она. — Я прослушала твоё имя, когда ты входила. Джулия, да?

— Джул, — поправила я. — Грэм.

— Грэм, — задумчиво повторила она, словно ожидая еще каких-то слов от меня. — Ты же не родственница Беа Грэм?

Я не могла избавиться от ощущения, что этот диалог был прорепетирован.

— Эм…да. Она моя бабушка.

— Точно. Думаю, я что-то слышала о том, что ты приезжаешь сюда, — сказала она. — Это правда, что твоего отца похитили? Это так ужасно, и так не похоже на то, что могло случиться в реальной жизни.

Воздух стал прохладнее, когда мы вышли на лестничную площадку. Это должно быть подвал. Хотя коридор был таким же длинным, как и на верху, в нем имелась лишь горстка дверей. Классы тут должны быть довольно большими. Хейли и Эмити повели меня вниз по коридору. Несколько студентов плелись позади нас.

— Это не…эм… я не… полиция продолжает расследование.

— Хм, — разочаровано протянула она. — Тут было так много сплетен обо всей этой ситуации, я просто хотела узнать реальную историю. Я знаю старую мисс Грэм всю свою жизнь, а она довольно-таки уединенная особа. Я имею в виду, она живет всего лишь вниз по дороге, но единственный человек, с которым она разговаривает — Мак, когда он стрижет газон, или когда приходит в библиотеку. И честно говоря, кто сейчас ходит в библиотеки?

Я постоянно хожу в библиотеку. Много дней чувствовалось, будто только это место реально.

— Ну, вот он, — сказала она, наконец-то, выпуская мою руку и указывая на дверь с табличкой Б-2.

Внутри женщина в белом халате с длинными вьющимися рыжими волосами, заплетенными в косу, склонилась над столом с экспериментационными материалами, тщательно их отмеряя. Дверь в кабинет с ингредиентами была открыта. Заметив нас, она чуть не уронила стакан, который держала в руке.

Еще один взрослый пришел в шок при виде меня.

— Кира? — выдохнула она.

— Эм… Джул, — ответила я. — Джул Грэм.

С нервным смешком она приложила руку к груди.

— О! О да, конечно! Я должна была знать, извини. Мне сказали, что ты приезжаешь. Ты, наверное, часто слышишь это, но ты точная копия своей матери. Это жутко.

Я моргнула. Моей…

— Я не знала, — пробормотала я.

Никто не упоминал о моей матери. Никто никогда о ней не упоминал. Папа приходил в ярость, если кто-то хоть близко подбирался к этой теме.

— Я ходила в старшую школу с ней. Саймон и Джон тоже, — объясняла мисс Миллер с ярко выраженным южным акцентом. — В последний раз, когда я видела ее, она была примерно твоего возраста, так что можешь себе представить, это как увидеть призрака. Хотя теперь я вижу разницу. Что-то в глазах. И ты выше, я думаю. Хейли, сделай милость, раздай инструкции, — она протянула ей стопку бумаг.

Реакция Хейли на просьбу сопровождалась ее надменным выражением лица. Но она справилась с собой и даже выдавила улыбку.

— Конечно, — ответила она, начиная разлаживать лабораторные таблицы.

— Спасибо. Ох, да, я Шарлотта Миллер. Это химия, — сказала она, широким жестом обводя комнату. — Я также преподаю в театре. Как прошло утро? Не слишком плохо, я надеюсь?

— Она получила от Тэйлора, — раздался знакомый голос.

Я повернулась, Мак и Дастин вошли в класс. Его энтузиазм умерился со временем.

Мисс Миллер фыркнула, обхватывая себя одной рукой за талию.

— Я же говорила ему не приставать к новым студентам.

— Думаю, он был просто немного… удивлен, вот и все, — сказала я.

— Хм, это больше похоже на правду. Они с Кирой никогда не ладили. Ах, а вот и Камилла, — сказала она, улыбнувшись, когда иностранная девушка зашла в класс.

Я никогда не видела, чтобы кто-то выглядел одновременно потерянным и спокойным, но Камилле это удавалось. Когда она увидела мисс Миллер, казалось, она поняла, что попала в нужное место.

— Надеюсь, вы не против, я считаю, что новички должны держаться вместе, так что я посажу вас за один стол, — мисс Миллер указала на стол позади. — Вон там, как раз напротив Хейли. Подойдет?

— Да, конечно, — ответила я.

Камилла пожала плечами.

— Идите, обосновывайтесь, — говорила мисс Миллер. — Мы еще ждем несколько опаздывающих.

Камилла и я отправились в конец комнаты. Наш стол был в середине трех рядов из парт на двоих. Хейли и Эмити уже сидели на своих местах рядом с нами. Парта Мака и Дастина, очевидно, была впереди. Хейли повернула свой стул ко мне, видимо, еще не закончив свой допрос. Она полностью игнорировала Камиллу; иностранная девушка сгорбилась над блокнотом, бесцельно строча что-то в углу станицы.

— Значит, ты из Нью-Йорка, — говорила Хейли. — Ты должна знать, где находятся хорошие магазины.

— Не совсем, — призналась я.

— Ох, — она слегка нахмурилась. — Как насчет интересных мест. Ты должно быть много где побывала.

Я покачала головой.

— Ты живешь в Нью-Йорке, и не знаешь хороших мест? — воскликнула она. — Но разве не в этом суть? — она подозрительно посмотрела на меня. — Ты же не одна из тех, кто целыми днями сидит в квартире, играя в видеоигры.

— Нет…

Без компьютера или игровой консоли это трудновато.

— Хм, — нараспев произнесла она, будто я проваливала какой-то тест.

Она подняла глаза, и ее лицо сразу же посветлело.

— Кей, ты нашел?

Это был Он. Вошли парень с атриума и скучающий парень с чересчур стильной прической. Мое лицо вспыхнуло, и я резко заинтересовалась инструкцией к эксперименту, лежащей на нашем столе.

— Нашел что? — спросил он.

Они сели за стол позади Хейли и Эмити. Девушки повернулись, чтобы оказаться лицом к лицу с ними.

— Кееей, ты же сказал, что поможешь найти мой браслет, — застенчиво нажимала Хейли.

Его зовут Кей. Мое сердце неуклюже пошатнулось.

— А, это, — бесцеремонно сказал он. — Совсем забыл. Я захотел кофе, так что зашел в учительскую комнату отдыха.

— Если они тебя когда-нибудь поймают, то выгонят, — увещевала Хейли. — Но я, правда, беспокоюсь за браслет.

— Что если его кто-то украл? — добавила Эмити.

— Рис, заставь его помочь нам найти браслет, — обратилась Хейли ко второму парню.

— Я не могу его заставить сделать что-то, ты же знаешь, — категорично сказал он, заполняя листы.

— Я уверен, он желает, уметь это, — сказал Кей.

— Мир был бы более тихим и менее раздражительным местом, — проворчал Рис.

Он писал ответы? Мы же даже еще не начали эксперимент…

— Хорошо, думаю, все здесь, давайте начнем, — сказала мисс Миллер, закрывая дверь. — Дамы, будьте любезны, лицом ко мне.

Хейли и Эмити неохотно повернули свои стулья.

— Мальчики, положите ручки. Я вижу, что вы делаете заметки.

Мак и Дастин выпрямились.

— Жак, дай мне свой телефон. Получишь его назад после занятий.

Она протянула руку. Парень с обесцвеченными волосами поплелся через всю комнату, с кислым выражением лица протянул ей свой изящный телефон, и вернулся на свое место, бормоча что-то, как я поняла, на французском.

— Так-то лучше. Сегодня мы протестируем pH различных веществ, — говорила мисс Миллер. — Я уже измерила твердые ингредиенты, которые вы будете использовать, и через минуту принесу жидкости. Не играйте с материалами — я вижу тебя, Брендон.

Мальчик на одной из передних парт сел прямо, пытаясь принять невинный вид.

— Вы все должны обратить должное внимание на сегодняшнюю тему, так как на следующей неделе этот материал встретится вам в тесте в том или ином виде. Сперва, давайте пройдемся по основам. Кто помнит, что означает pH?

Она проводила уроки в виде интерактивных мини-лекций, охватывая материал, как я поняла, который все остальные уже прочли. Не имея учебника и в помине, я последовала примеру Камиллы, начав машинально рисовать в тетради. Хотя, не думаю, что цветы, которые я бы нарисовала, могли иметь зубы. Я пыталась не пялиться, но она рисовала какие-то странные вещи, хотя и весьма хорошо.

Но потом мисс Миллер объявила, что пора начать эксперимент, и я пошла собирать пробирки с жидкостями со стеллажей. Я учила всё это еще в прошлом году, но мы никогда не проводили эксперименты. Меня даже втянуло в это — осторожно измерить, просеять порошок в жидкость, взять индикаторную бумагу, подождать изменения в цвете, и отметить их в таблице. Это было успокаивающим. Измеримым. Предсказуемым. Я улыбнулась, взглянув на свой лабораторный лист, с чувством выполненного дела. Один последний экземпляр для тестирования. Я взяла последнюю полоску индикаторной бумаги и склонилась над трубкой, держа в руке тарелку, на которой мы сушили бумагу.

— Ты очень хороша в этом, — сказал спокойный голос за моим плечом.

Это был Он.

Мои нервы взорвались. Я уронила тарелку, и она разлетелась осколками по полу. Моя рука рефлекторно качнулась, когда я отходила от разбитого стекла. Я опрокинула мензурку, и ее содержимое разлилось по всему столу.

— Нан-да? — воскликнула Камилла, вскакивая, когда жидкость пропитывала ее листы.

Моё лицо пылало. Мисс Миллер схватила совок и метлу, стоящие в углу.

— Извините, — лепетала я. — Я вздрогнула и… Я не… Я-я …

— Аварии случаются, — с понимающей улыбкой сказала мисс Миллер. — Я уже научилась ожидать их. Кей иди за свой стол и сосредоточься на своей собственной работе, пожалуйста.

Он выглядел слегка удивленным.

— Мне было скучно, — сказал он, возвращаясь за свой стол.

Краем глаза я заметила, какие свирепые взгляды бросает Хейли в мою сторону. Похоже, я официально потеряла ее симпатию. Когда урок закончился, она схватила Кея за руку, и все четверо покинули класс.

Вот так всё было.

Камилла всё еще собирала свои вещи. Если мы будем сидеть вместе до конца года, то нужно попытаться сгладить острые углы.

— Я, гм, я, правда, сожалею за, ты знаешь, за то, что все вещи намочились, — начала я.

Она пожала плечами.

— Особенно графики.

Ее щеки покраснели.

— Ничего страшного. Я сделаю еще.

И снова я поразилась ее необычному акценту.

— Так, гм, откуда ты? — выпалила я.

— Токио.

Я рассмеялась.

— Нет, серьезно. Откуда ты? Я никак не могу определить твой акцент.

На ее лбу появились складки.

— Токио.

Я разинула рот.

— Что? Ты серьезно? Не то, чтобы ты не оттуда, гм… выглядишь как серьезный человек.

Она фыркнула; я подумала, что это смех.

— Я серьезно.

Я потонула за секунду. Думаю, я была плоха. Уехать за полстраны — это не то, что за полмира.

— Должно быть, у тебя что-то вроде культурного шока.

Она подумала и кивнула.

Может, я права, в конце концов. Может, она на самом деле как я.

Воодушевленная, я продолжила:

— Я определенно не эксперт в этой сфере…или в школе… или в чем либо еще… Но, если тебе понадобится помочь с чем угодно…

— Я не нуждаюсь в помощи, — отрезала она, подняла сумку и зашагала к выходу.

— Ох, тогда, хорошо, — сказала я пустому стулу.

Глава 5

Камилла

Они хотели, чтобы она осталась после уроков. Камилла не была в восторге от этого. Ее не волновало, что нужно пройти тестирование, тем более что она вовсе не хотела быть принятой в школу. Если она напишет это тестирование достаточно плохо, отошлют ли тогда ее домой? А если просто выбросит результаты? Сильно ли разозлится Габриэль, если ее отправят обратно в Японию? Может быть, оно того стоит. Он мог бы просто открыть кафе здесь. Ведь никто из этих людей его не ненавидит.

Другие студенты уже ушли. Милая неловкая девушка. Парни, которые хотели быть рядом с неловкой девушкой. Один стильный парень, который ее игнорировал. У нее нет времени на них. Все эти социальные танцы казались бессмысленными. И ее уже тошнило от всего этого английского. Учителя — все, за исключением Шарлотты, тут Габриэль был прав — ненавидели ее. В целом, этот день не был одним из лучших.

Они заперли ее в кабинете Рен Унимо. Ожидая прихода директора, она упала на стул, сложив руки на груди. Она не должна была огрызаться на Джул. Это было грубо. Девушка определенно пыталась быть милой и любезной. Чувствуя вину, Камилла избегала Джул весь остаток дня. По правде говоря, Джул казалась действительно хорошей и дружелюбной. Но ей не нужен никто другой. Она и Габриэль справятся со всем, чем потребуется. Она действительно не хотела нести ответственность за причинение боли кому-то такому невинному как Джул. Она по-прежнему не знала, что заставило их уехать из дома.

Дверь открылась, но это был не директор. Зашел парень, который глазел на Джул в кабинете химии, его бровь поползла вверх, когда он заметил Камиллу.

Кей? Кай? Что-то забывающееся.

— Уже направили в кабинет директора, — произнес он. — Это, наверное, новый рекорд. Какое там у тебя имя? Ромашковый* чай?

Камилла не удостоила его ответом, она отвернулась, чтобы осмотреть стену позади стола Унимо. В одной из рамок висел чистый лист пергамента, и она пыталась разгадать его значение.

— Ах да, ты же издалека, — сказал он. — Не можешь даже понять шутку. Я Кей. Уверен, ты умирала от любопытства. Сакамото. Не обращай на меня внимания, я пришел только забрать кое-что.

Он обошел вокруг стола и открыл ящик. Пошарил минуту в документах, потом закрыл его и открыл следующий ящик.

Камилла нахмурилась. Разрешалось ли ему тут находиться? Не похоже, что он знает кабинет директора достаточно хорошо. Больше похоже на то, что он обыскивает стол директора, а не выполняет поручение. Но о том, чтобы сказать что-то не может быть и речи. У нее не было подходящих слов. Разве что…

Его имя было японским. Может, он говорит по-японски? Всё стало бы гораздо проще, если бы ей было с кем поговорить. Она никогда не думала, что ей настолько сильно будет не хватать обычных разговоров.

— Тебе действительно разрешили здесь находиться? — спросила она по-японски.

— Хм? — он оторвался от ящиков.

— Твои действия подозрительны, — говорила она. — Объяснись.

Его губы незначительно изогнулись:

— Извини. Я не говорю по-китайски.

Такая надежда была разрушена.

— Японский, — отрезала она.

— Ах, да, — сказал он легкомысленно. — Ну, на нем я тоже не говорю. Я, конечно, знаю несколько слов типа каратэ…ниндзя… камикадзе и всё в таком роде.

Он произнес их все неправильно. Он действительно был американцем.

— Камикадзе, — произнесла Камилла, позволив раздражению просочиться в голосе.

Он пожал плечами.

— Здесь нет никакой разницы. Различия, наподобие этого, тебе следует просто выучить. Извини, что разочаровываю. Не хочешь повторить то, что сказала на английском? — он слегка наклонил голову, словно птица.

Она начинала думать, что Кей Сакамото не тот тип людей, с которыми она желает говорить на любом из языков.

— Нет, — ответила она ему, опустив взгляд в пол.

— Не стесняйся, — сказал он. — Стеснение никогда не помогает.

— Я не стесняюсь, — проворчала она. — Ты мне не нравишься.

Он притворно обиделся.

— Не понимаю как такое возможно. Я всем нравлюсь. Ты никогда не будешь здесь одиночкой, если получишь парочку социальных навыков. Ладно, я покажу тебе. Шаг первый — бессмысленный разговор. Ты выбираешь что-то в другом человеке и заставляешь его говорить об этом. Люди любят говорить про себя. Притворись, что ты заинтересована, и люди уже будут считать тебя лучшим другом. Как-то так.

Он сел в кресло Унимо, видимо, забыв о поручении. Что он все еще делает здесь? Ему нужно было уйти. Она просто хотела побыть одна.

— Мне нравится эта металлическая…штука, — отметил он, указывая на железный браслет на ее руке. — Где ты ее взяла?

Камилла посмотрела на него с опаской. Это не его дело. Бессмысленный разговор или нет, но он ухватился за ту тему, о которой она говорить не желала. Габриэль обманул ее, надев браслет ей на руку годы назад, и он до сих пор не снимался. Она простила его за это, но кусок металла все еще раздражал. Одно только упоминание о браслете вызвало желание расцарапать его. Она носила его всегда, и даже если он не сделал ничего плохого, порой ей хотелось расцарапать кожу под ним.

Кей Сакамото наклонился вперед, сцепив пальцы; он словно принадлежал этому месту.

— Семейная реликвия? — подсказал он. — еBay? Нашла в мусорном контейнере? О, знаю, это подарок от бывшего бойфренда.

Камилла нахмурилась. Может, он не пытается выудить информацию о браслете. Может, он, в самом деле, просто идиот. Американцы всегда были такими.

— Нет? — продолжал он, не смущаясь. — Погоди секунду, ты не выглядишь как тип, который нравится парням. Бывшей девушки?

Браслет чувствовался более жестким и тугим, чем больше он говорил о нем. Ее рот сформировал мрачную линию неодобрения.

— Опять нет? Я думаю, такой взгляд может отпугнуть кого угодно. Похоже на главу мафии. О, ты украла его у какой-то шайки? Это своего рода сокровище японской мафии?

С нее было достаточно. Браслет впивался в ее запястье, и ее правая рука рефлекторно скручивалась.

— Пошел вон, — сказала она.

— Сразу только после того, как мы начали узнавать друг друга? — возразил он. — Нет, я хочу услышать историю о том, как ты ворвалась в штаб-квартиру мафии и украла их ценную металлическую вещь

Она начала раздражаться.

— Я этого не делала.

— Но тогда должно быть другое объяснение, — невинно произнес Кей.

— Ты идиот, — отрезала она, слыша, как стучит кровь в ушах.

— Это объяснение не имеет никакого смысла.

Она прорычала:

— Уходи.

Камилла услышала приближающиеся шаги. Она не думала, что предпочтет общество Унимо кому-то еще, Сакамото ее неправильно понял.

— Это твоя лучшая остроумная реплика? Давай, ты можешь сказать что-то лучше, чем это, — говорил он.

Щелкнул замок, открылась дверь. Рин Унимо приподняла бровь, увидев представшую перед ней сцену. Сакамото встал со стула и отошел от стола.

— И? — спросила Унимо.

— Где вы только берете этих людей? — спросил он. — Она не может говорить. Это безнадежно. Вероятно.

Одарив Камиллу ухмылкой, он направился к двери.

Он проверял ее? Уловка для оценки ее английского?

Унимо преградила ему дорогу.

— Извините, суперважные подростковые планы, нужно идти, — сказал он директору.

Она протянула руку, не сдвинувшись с места. Он пожал плечами, вытащил из кармана ключ и вручил ей. Он пытался украсть что-то с ее стола? Унимо посторонилась, позволив Сакамото выйти. Закрыв дверь, она села в кресло; ее жестокая поза резко контрастировала с ее видом еще несколько секунд назад.

— Ты не любишь мисс Грэм, — сказала она. — Во многих отношениях. Сколько лет ты уже под опекой мистера Кацуро?

Камилла облизала губы. Почему она спрашивает об этом?

— Шесть.

— Шесть лет? И все это время вы были в Японии? Не похоже на него. Я не уверена, что он когда-либо проводил столько времени подряд…хоть с кем-то.

Камилла не помнила, каково значение слова «подряд», но казалось, что упоминать его сейчас весьма неуместно. Она могла примерно догадаться, что оно означает.

— Я предполагаю, что, будучи под его опекой так долго, ты пришла к пониманию некоторых истин, в которых остальные люди остаются неосведомленными. Смею предположить, что из-за этого ты не доверяешь мне, человеку.

Глаза Камиллы сузились.

— Не по этому.

— Забывчивые намного гибче, — прокомментировала она. — Мисс Грэм, например, может иметь светлое будущее с нами. Все что мы просим — это немного послушания и немного лояльности.

— Я с Габриэлем, — заявила Камилла.

— Сейчас, кажется, что Габриэль желает, чтобы ты была с нами, — она выплюнула его имя. — Так. Назови мне дни недели, — ее бровь поднялась в вызове.

— Что? А? Прямо сейчас? Э-э. Понедельник, вторник… — Камилла напряглась. — Четверг…

Ее губы скривились в отвращении:

— Изумительный английский, — постановила мисс Унимо. — Если ты не справишься с разговорным английским до конца семестра, ты будешь отчислена. И мне всё равно кто твой опекун; у нас есть стандарты, которым нужно соответствовать. Кроме того, ты будешь говорить и исключительно на английском в кампусе.

Она дала Камилле лист бумаги.

Камилла смотрела на нее с ужасом.

— Погружение — лучший учитель, — сказала она сухо. — Исполняй, или я отошлю тебя в общественную школу, и тогда все усилия твоего дорогого наставника будут потрачены в пустую. Такая школа не имеет ни малейшего представления о том, что делать с кем-то, как ты.

— Кем-то как я?

— Конечно, это очевидно, — сказала Унимо. — Мы единственные, кто квалифицируется по воспитанию монстров.

Камилла резко встала, стул заскрежетал по полу.

— Не будь столь драматична, — отметила она, впечатленная, — или я запишу тебя еще и в театр.

Габриэль ждал ее у школы, бездельничая в синем юнкере. В основном, синем — одна дверь была белой. Его было легко найти, даже если бы он был не единственным, кто ждал возле школы. Несколько машин стояло за школой на парковке — Камилла предположила, что они принадлежат учителям, которые задержались в школе.

Она скользнула на переднее сиденье, позволяя сумке упасть на пол, и одним плавным движением закрыла дверь. Ей даже не хотелось смотреть на него сейчас.

— Я никогда не забирал детей со школы после их первого дня, — сказал он в своем обычном тоне. — Думаю, предполагается, что ты расскажешь мне всё о своем дне. Скажи мне, что у тебя появилось много друзей, симпатичный парень пригласил на свидание, и идиот-учитель английского задал тебе слишком много домашней работы.

По крайней мере, теперь она могла говорить на своем языке.

— Я не вернусь туда, — категорически заявила она на японском.

Он вздохнул, переключая передачу.

— Нет, смотри, это не так работает. Скажи, что ты торговала едой с остальными ребятами в кафетерии.

— Мне что, семь? И кого заботит еда в кафетерии?

— Меня. Если они не кормят вас должным образом, я направлю жалобу в школьный совет. Погоди, я теперь должен присоединиться к ассоциации родителей-учителей? В Хэйвенвуде есть эта ассоциация? — размышлял он.

— Ты меня игнорируешь, — кипятилась Камилла.

— Я тебя отвлекаю. В этом есть разница.

— В любом случае, ты меня не слушаешь. Я не хочу иметь ничего общего с другими студентами. Они или совсем не обращают на меня внимания, или являются орудием в руках директора. Овцы и волки.

Реакцию Габриэля отрезвила ее метафора. Свет впереди изменился на желтый, потом на красный. Машина замедлилась и остановилась на перекрестке.

— Она назвала меня монстром, — сказала Камилла.

Габриэль медленно вдохнул, и провел рукой по своим прекрасным, черным как смола, волосам, не отводя взгляда от светофора.

— Черт. Уже?

— Она хочет, чтобы я ушла.

— О-о, нет, малыш. Ни в малейшей степени. Скорее наоборот. Она знает, что ее семья сделает с ней, если она позволит нам уйти. Она может нас не любить, но ни в коем случае она не хочет от нас избавиться, — он замолчал на мгновение, а потом усмешка медленно появилась на его лице. Эта улыбка означала, что они сделают что-то опасное, что-то необычное, она почти улыбнулась этому также, как и он. Он не был достаточно обидчивым человеком, чтобы оставаться сердитым.

— Ты знаешь, что бы сводило ее с ума? — спросил он, когда загорелся зеленый свет, и автомобиль постепенно набирал скорость.

— Нет, — ответила Камилла, пытаясь сохранить мрачный вид.

Его взгляд метнулся к ней, прежде чем вернуться на дорогу; его глаза блестели.

— Если ты будешь вести себя хорошо.

— Будь серьезным.

— Это то, что она ненавидит, — сказал он решительно. — Идея власти Рин Унимо в том, что она думает, что она и ее студенты-питомцы лучше, чем кто-либо. Я немного… печально известен… в их круге. И ты ассоциируешься с этим. Если ты действительно хочешь достать ее… следуй правилам и уничтожь их этим путем.

— Мы уничтожим их?

— Метафорически.

— Это не так интересно.

— Да ладно, это не может быть так плохо.

— Она назвала меня монстром. Один из ее «питомцев» пытался допросить меня о браслете. Моя тетрадь вся промокла. Они заставили меня взять дополнительный класс английского, они не позволят говорить мне на японском, — сказала она, а потом добавила: — И никто не говорил со мной.

Последнее было ложью, поняла она, когда уже сказала это. Джул пыталась. Несколько раз. Она нахмурилась, вспоминая.

— Это больше похоже на правду. Первый день школьных вещей. Теперь я должен сказать что-то вроде того, что завтра будет лучше и, возможно, тебе следует поговорить с другими людьми, если никто из них не заводит разговор первым, и мы можем исправить ситуацию с твоей тетрадью феном. Погоди, у нас же есть фен? Честно говоря, дополнительный английский звучит как хорошая часть.

— Почему?

— Потому что я знаю твоего учителя английского, — сказал он, отвлекаясь на въезд на парковку кафе и замечая две машины там.

— Кто это? — спросила Камилла.

— Я надеялся, ты мне скажешь, — ответил он, тихо останавливая машину.

Он опустил окна и выключил двигатель.

— Ты их слышишь?

Она сосредоточилась. Она слышала жужжание осы возле заднего сиденья в машине. Как остывает двигатель. Шум ветра на парковке. Камилла закрыла глаза. Выделяющееся тепло от черепицы. Мотоцикл в двух милях отсюда. Два человека, спорящих о чем-то внутри церкви-кафе. Ее чувства были необычно притуплены. Она должна была отчетливо слышать их на таком расстоянии, но вместо этого ей пришлось напрячься, чтобы различить разговор. Голоса были незнакомыми, но она могла услышать их.

— Тебе нет необходимости находиться здесь, — говорил мужчина.

— Ты собираешься заставить его убежать, а я не позволю тебе сделать этого снова, — отвечала женщина.

— Ты думаешь, что я что-то сделал в прошлый раз? Ты обманываешь себя.

— Это Тэйлор и Миллер, — пробормотала Камилла.

Она почти могла почувствовать их запах, несмотря на резкий запах выхлопных газов, которыми пронизана стоянка, и аромат срезанного дерева и свежей краски, который просачивался из входной двери. Тэйлор пах старыми книгами, кофе и железом. Миллер пахла как апельсины и ацетон.

— Ты бы сделал всё, чтобы избавиться от него, Джон. В сотый раз, я не дура.

— И в тысячный раз, Шарлотта, я польщен, что ты считаешь, у меня есть влияние на эту ходячую катастрофу, — отрезал Тэйлор. — Габриэль ушел, потому что он покончил с нами, и тут нет других причин. Не ты, не я, не Саймон и не Кира. Ему стало скучно, поэтому он ушел.

— Они, ах, они… — комментировала Камилла, — они спорят. Про тебя. Тэйлор сказал, ты…ходячая катастрофа.

— С его точки зрения, я уверен так и есть, — холодно сказал Габриэль. — Я догадывался, что это они тут, просто хотел убедиться.

— Я не слышу их очень хорошо, — призналась Камилла. — Может что-то мешает?

— Хм, — протянул он. — Назови это побочным эффектом этого города. Я просто не был уверен, насколько сильно это на тебя повлияет. Ладно, давай не будем заставлять их ждать.

Он вышел из машины, громко хлопнув дверью. Камилла услышала, что разговор внутри прекратился. Она взяла сумку и тоже вылезла из машины.

— Они собираются попросить тебя уйти, — тихо сказал Габриэль, когда они шли к двери. — Ты можешь протестовать, если хочешь, но сделай это. В любом случае у тебя должно получиться услышать всё из своей комнаты, если тебе есть до этого дело.

— Зачем мне это нужно? — проворчала Камилла, и он погладил ее по голове.

Под их ногами хрустел гравий, когда они подходили к двери. Габриэль открыл ее, и убедительно изобразил удивление.

— Я удивился, кто устроил мне засаду на моем же месте, но, думаю, я должен был это ожидать, — сказал он.

— Никто не устраивал на тебя засаду, — ответила Шарлотта.

Тэйлор выглядел кисло. Он считал, что Габриэль и Камилла с ее язвительностью записали на свой счет такие слова как «заклятый враг» и «неизбежная расплата»

— Я ценю это, Шарлотта, но Джон и я оба взрослые. Думаю, мы можем быть вежливыми.

— Да, ну, а я нет, — заявила она. — Камилла, мне очень жаль, что я прошу тебя об этом, но не могла бы ты подняться наверх? Это очень старые, очень скучные взрослые вещи.

Это была ложь, жалкая ложь. Камилла заметила, Шарлотта Миллер была слаба на обман.

— Всё в порядке, детка, это не займет много времени, — бесцеремонно сказал Габриэль.

— Всё равно, — пробормотала она на английском.

Камилла поднялась по ступеням, чувствуя превосходство. Она и Габриэль могли перехитрить любого. Она закрыла дверь в свою комнату со слышимым щелканьем, но она не была внутри. С ее ухудшенным слухом она не будет рисковать, она не пропустит этого ни за что.

Камилла стояла в коридоре, ожидая, когда разговор просочится вверх по лестнице. Закрыв глаза, она предалась слуху.

Она услышала гневное дыхание. Разочарование. Тэйлор.

— Если ты хотел поговорить со мной наедине, — говорил Габриэль, — тебе следовало сделать это, когда Шарлотта не смогла бы так легко за тобой последовать.

— Как ты посмел сюда вернуться? — кипел Тэйлор.

— Как я посмел? — слегка подражая ему, сказа Габриэль. — Какой драматический поворот фразы. Как я посмел. Звучит, как Шекспир. Но я не уверен, что мы на таком же уровне.

— Мы уже прошли этот уровень, старик.

Старик? Камилла нахмурилась. Они ведь выглядели одинакового возраста.

— Продолжай обвинять меня во всём, что тебе нравится, мне все равно, — спокойно произнес Габриэль. — Причина, по которой я здесь, не имеет с вами ничего общего. Не имела раньше, и не имеет сейчас.

— И я предполагаю, что ты тут лишь из-за хорошей школьной системы, теперь, когда ты стал ответственным родителем, — огрызнулся Тэйлор. — Что же ты делаешь с этой бедной девушкой? Рин Унимо съест ее живьем. Так вот почему ты привез ее сюда? Тебе с ней стало скучно, и ты решил, что пришло время избавиться от нее?

В венах Камиллы бешено стучала кровь. Она хотела перепрыгнуть через лестницу и ударить Тэйлора в лицо. Габриэль бы никогда не сделал этого. Тэйлор ничего не знает.