Волшебная книга Эндимиона

Глава 8

Блейк протер глаза, протянул руку за часами. Он чувствовал, что проспал, но не знал, на сколько. Ух ты! На два часа позже, чем обычно! Мама будет в ярости.

Он быстро натянул на себя одежду, валявшуюся в беспорядке на полу — ну и ну, как торопился вчера улечься в постель! — и стал думать, как оправдаться перед матерью.

Попутно ему вспоминались странные сны, посетившие его ночью. Целиком восстановить их он не мог — так, обрывками: какие-то гномы со злыми лицами, со звериными клыками пожирали книги в какой-то незнакомой библиотеке. Даже не сами книги, а слова и буквы из них. И переплеты тоже…

В квартире было тихо — ни сестры, ни матери. В кухне никого. Только записка на обеденном столе.

И приписка неровным почерком сестры:

Он порвал записку и бросил в мусорное ведро. Еще чего! Ни о чем он говорить с ней не будет. Нечего ей совать нос, куда не просят. А мама могла бы и поласковей написать: хотя бы начать со слов «доброе утро, дорогой Блейк», а закончить не просто одной буквой, а перед ней поставить хотя бы одно слово (или сколько это?) — «с любовью».

Пока он размышлял обо всем этом, в почтовую щель на входной двери — он услышал — что-то опустили.

Он выскочил в переднюю: может, письмо от отца? На половике лежал сверток, похожий на табачный кисет; вернее, это был мешочек из ярко-красной материи, концы которого завязаны узлом. К мешочку прикреплен рваный кусок бумаги со словами: «Мальчику в этом доме».

Блейк бросился к двери, открыл ее. Конечно, за ней никого не было. Вышел за порог: вокруг ни души.

Он вернулся в дом, тщательно запер за собой дверь. Было тревожно: что за посылка? Уж не бомба ли? Ха-ха…

Он осторожно поднял сверток за самый уголок — какой легкий! — на цыпочках прошел на кухню, положил его на стол, предварительно подстелив газету.

Ну, откроем!.. Он развязал узел, расправил концы свертка… и отскочил от него.

Что это?!

Снова приблизился, вгляделся. С первого взгляда похоже на кузнечика или что-то вроде того. В общем, какое-то засушенное насекомое. Хотя на мгновение показалось, оно сейчас подпрыгнет и соскочит со своей красной подстилки. Однако этого не случилось. Кузнечик (или саранча?) был мертв.

Блейк оправился от неожиданности и, рассмотрев существо внимательнее, увидел у него длинный хвост и когти на лапах. Значит, это вовсе не насекомое, а пресмыкающееся. Рептилия. Ящерица?

Он дотронулся до когтей. До тела, испещренного странными линиями, похожими на буквы, на слова. Под руками все было мягкое, податливое, будто он прикоснулся к бумаге. Это и была бумага!

Он вздрогнул и вдруг понял, откуда все это… Эндимион Спринг! Это он и никто другой!..

Ему захотелось развернуть бумагу, порвать — быть может, на ней там, внутри, он сумеет прочитать что-то. Какие-то слова, которые объяснят, что все это означает. Но было жалко уничтожать симпатичную ящерицу. Да и прислана она не просто так, а как знак чего-то. Но чего именно?

Поворачивая ее в руках, он внезапно нащупал на ее теле два утолщения, две крошечные кнопки. Надавил на них, и перед глазами раскрылись два прозрачных, почти невидимых бумажных крыла. Ого! Он поднес ящерицу ближе к свету и увидел то самое, что видел уже вчера, когда держал в библиотеке книгу с пустыми страницами, в которых словно билась кровь.

И вовсе это не ящерица, понял он. Ведь у нее крылья! Это небольшой дракон, сделанный из волшебной бумаги. Из бумаги, которая, возможно, приведет его к самому Эндимиону Спрингу.

И тогда тайна раскроется… Или не раскроется.

Глава 9

Блейк так был поглощен произошедшим, что совсем позабыл о времени. К счастью, желудок напомнил ему о необходимости поесть, и тут же возникла мысль о встрече с матерью.

Схватив на кухне яблоко, он бросился в комнату, чтобы одеться. Когда он проходил мимо двери в комнату сестры, ему показалось, что бумажный дракон, который все еще был у него в руке, шевельнулся.

— Эй, ты останешься у меня, — сказал ему Блейк. — Я не собираюсь делить тебя ни с кем.

Он положил дракона на столик возле кровати, сжевал яблоко, почистил зубы. Потом надел куртку, нацепил на плечи школьный рюкзак, с которым редко расставался — реже, чем Дак со своим желтым плащом, — и собрался уходить. Но увидел кусок материи, в который был завернут дракон, снова завернул его, сунул в рюкзак и наконец вышел, не забыв взять запасные ключи.

Двадцать минут спустя он оказался возле книжной лавки, где вчера видел бездомного старика с собакой. Ни старика, ни собаки там не было, и вообще улица была пустынной, если не считать туристов. Впрочем, не считать было нельзя — так их много и так они шумели.

Отсутствие странного нищего (возможно, он вовсе не нищий?) разочаровало Блейка — хотелось с ним все-таки поговорить, но зато пришла в голову мысль, которая понравилась: попытаться найти в магазине книжку, которую вчера хотела приобрести его мать, и, если хватит карманных денег, купить ей в подарок. Чтобы не злилась на него за вчерашнее.

Он похвалил себя за сообразительность и толкнул дверь в книжную лавку. Внутри она выглядела длиннее и уже, чем казалось с улицы, а книг было немереное количество — почти как в Бодлианской библиотеке.

Он не знал ни названия книги, ни автора, только помнил, что она про бабочек и с очень красивыми рисунками. В помещении, кроме него, не было ни души, если не считать продавца, возившегося в витрине.

— Простите, — сказал Блейк, — а где…

Продавец не дал ему договорить.

— Романы, повести прямо, детективы сзади, фантастика справа, — не глядя на него, сказал продавец, — природа, искусство и прочая подобная штука слева, первые издания заперты под стеклом, иностранная литература, классика и детская на втором этаже.

Все это было произнесено на одном дыхании, как хорошо выученный урок. Блейк выслушал его с уважительным удивлением, но так и не понял, к каким полкам ему идти, и стоял в нерешительности. Продавец в конце концов повернул к нему голову и произнес:

— Ты еще здесь?

Он вылез из оконной витрины, подошел к Блейку, и тот увидел, что продавец примерно его роста, у него густые брови, сливающиеся над носом в одну линию, на нем выцветшая тенниска с названием рок-группы, о которой Блейк в жизни не слыхал, какие-то «Пластиковые динозавры», а на шее небрежно повязан длиннющий шарф всех цветов радуги, концы которого чуть ли не метут пол.

Блейк отступил назад. На мгновение ему показалось, что он попал прямиком в любимую книжку его сестры «Алиса в стране чудес». Чудес ему хватает — это был бы уже перебор.

Видимо, продавец думал так же, потому что спросил обыкновенным «продавцовским» утомленно-занудливым голосом:

— Чем могу помочь?

Блейк, как мог, попытался объяснить, что нужна книга про бабочек для его матери… стояла вчера в витрине.

Продавец почесал затылок.

— Не помню чего-то, — сказал он. — Может, уже продана. Те, которые в окне, быстро расходятся. Посмотри вон в той секции на полках.

Блейк поблагодарил и пошел смотреть, что оказалось делом нелегким: столько там было книг, и так плотно они выстроились на полках. Он начал с верхних и постепенно дошел до самых нижних, где корешки были запылены и, чтобы их как следует рассмотреть, пришлось опуститься на колени.

В какой-то момент поисков он почувствовал, что кто-то стоит сзади, чуть ли не упираясь в его рюкзак. Слегка повернув голову, Блейк увидел темного цвета штанину и опущенную руку, на которой тикали дорогие часы. Испугавшись за судьбу бумажного дракончика, лежащего в мешке, он поднялся на ноги и снял рюкзак с плеч.

Мужчина, стоявший сзади, не обратил никакого внимания на его телодвижения. В отличие от Блейка он, видимо, знал, где и что искать, так как протянул руку через его плечо, вытащил нужную книгу, раскрыл и уже собрался углубиться в нее, когда Блейк произнес полунедовольным-полуизвиняющимся тоном:

— Ох, я, кажется, мешаю…

Он осекся, потому что узнал мужчину: это был сэр Джайлз Бентли собственной персоной. Холодно взглянув на Блейка, тот перевел глаза на книгу и начал, сопя, перелистывать ее с такой быстротой, словно боялся, что ее вот-вот отнимут.

Блейк снова переключил внимание на книжную полку, но тут ему почудилось шевеление в рюкзаке. Он опустил взгляд: верхний клапан слегка колыхался. Блейк решился заглянуть внутрь, хотя было страшновато — что там может шевелиться? Неужели?.. Но отвлекся, увидев прямо перед собой наполовину выдвинувшуюся из общего ряда книгу. Наверное, ее задел этот Бентли.

Почти машинально Блейк притронулся к книге, чтобы задвинуть на место, и шевеление в мешке прекратилось. Дрожащими пальцами он схватил книгу, вгляделся в нее.

Ничего особенного. Она была тонкая, в темном кожаном переплете, достаточно потрепанном, местами посеревшем, словно поросшим лишайником.

Блейк раскрыл книгу. Большая и узкая, похожая на кинжал буква F красного цвета заставила его вздрогнуть. За ней следовали другие буквы — поменьше, все с засечками сверху и снизу. Они складывались в слово:

Первую половину он понял: это было имя — Фауст. Мама упоминала его вчера, и даже Дак что-то знала о нем: так звали, кажется, какого-то колдуна или волшебника, продавшего душу дьяволу. И еще мама говорила: этот Фауст как-то связан с Книгой познания всего мира… книгой добра и зла… Что-то вроде этого. В общем, легенда такая. Но книга, наверное, и вправду существовала, иначе зачем бы отец Блейка когда-то разыскивал ее для своей работы… Видимо, ее где-то нашел и заграбастал этот неприятный сэр Бентли, который только что возле книжной полки чуть не раздавил Блейка своим пузом…

Немного перелистав книгу про Фауста, Блейк увидел, что она в очень плохом состоянии: многие страницы порваны, другие покрыты пятнами или обгорели. Кого же угораздило поджигать их?

Интересно, о чем она? Прочесть что-то было трудно не только оттого, что страницы подпорчены и не все слова сохранились полностью, но также из-за старинной орфографии и пунктуации. И все-таки в одном отрывке он попробовал разобраться на скорую руку. Там было написано:

Мысли у Блейка мешались. Как все это понять? Про Игнатиуса рассказывала мама, да и он сам где-то читал, что этот монах будто бы видел, как Дьявол входил в город Оксфорд с Книгой познания за спиной. Вроде здесь говорится о том же. Ну и что?.. Быть может, книга, которая у него в руках, сообщит что-то новое? Про монаха Игнатиуса, про Эндимиона? А может, и про бумажного дракончика — кто знает?..

Наверное, следует почитать еще… Только сэр Джайлз опять навис над его плечом.

— Ну что вы так нажимаете? — сказал Блейк не слишком вежливо. — Я же первый сюда пришел.

Сэр Бентли не извинился и не подвинулся ни на дюйм.

Блейк рассвирепел. Он что есть силы сжал книгу про Фауста и сказал себе, что не выпустит ее из рук даже под дулом пистолета. Эта книга, он чувствовал, нужна ему, а также его родителям, и потом на нее велел обратить внимание не кто-нибудь, а сам дракончик, сидящий в рюкзаке.

Книгу надо купить! — решил Блейк и взглянул на обратную сторону обложки. Там карандашом была написана цена. Ого! Таких денег у него отродясь не было! Да это еще со скидкой — потому что под цифрами приписано: «Продается в неотреставрированном виде». Что же делать?

Блейк решительно шагнул к прилавку, за которым стоял поклонник «Пластиковых динозавров», и, протянув книгу, сказал:

— Я бы купил ее, но…

— Но что? — недовольно спросил продавец, подозревая, что мальчишка задумал пошутить с ним.

— У меня не хватает сейчас денег, — признался Блейк.

— Сколько у тебя есть? Покажи.

Блейк опустошил карманы, выложив на прилавок непривычные для его североамериканских пальцев монеты.

— Сколько там написано на книге? — спросил продавец.

— Двадцать фунтов.

— А у тебя?

Блейк с трудом произвел подсчет и наконец пробормотал:

— Кажется, девять фунтов восемьдесят три пенса.

— Ну, и как же ты думаешь?

— Но ведь она совсем испорчена! — в отчаянии воскликнул Блейк. — Страницы порваны, обгорели! Пожалуйста, она очень нужна! Не мне, а моим родителям. Если я пойду за деньгами, боюсь, ее купят. Но если вы подождете…

Продавец пожевал губами, почесал в затылке, поправил шарф.

— Зачем ждать? — раздался резкий голос. Это говорил Джайлз. — Вот двадцать фунтов. — Он шлепнул на прилавок деньги. — Я покупаю книгу. Для себя, не для мальчика.

— Но это нечестно! — закричал Блейк.

— Сэр, но мальчик пришел сюда первым, это правда, — заметил продавец.

— Вполне возможно, — ответил сэр Джайлз, оттесняя Блейка. — Но у него не должно быть таких денег. Если только он не украл их.

Это совсем взбесило Блейка, и он, возможно, наговорил бы такого, о чем впоследствии пожалел, если бы не увидел по взгляду своего оппонента, что тот узнал его. А значит, все станет известно матери. И Блейк промолчал, постаравшись изобразить на лице свое отношение к поступку старого джентльмена.

Однако на того это не произвело ни малейшего впечатления. Наоборот, чтобы укрепить свои позиции, он сказал продавцу небрежным тоном:

— Чтобы избавить вас от чувства неловкости, милейший, предлагаю за книгу двойную цену. И покончим с этим.

Наверное, после того, как книга оказалась в руках у сэра Джайлза, вид у Блейка стал совсем потерянный, потому что мягкий женский голос произнес, обращаясь к нему:

— Ну, ну, не переживай так из-за этой рухляди. В ней, скорее всего, вообще какие-нибудь заразные бактерии.

Голос принадлежал миссис Диане Бентли, супруге сэра Джайлза.

— Я хотел… — проговорил Блейк, желая привлечь женщину на свою сторону, — я хотел сделать подарок маме.

— Как мило! — одобрила миссис Бентли. — Но почему не цветы? Они такие прелестные.

— Я думал… я думал, что книга маме нужна, — беспомощно бормотал Блейк.

— Такая рваная и грязная? Мой муж приведет ее в порядок. Он любит реставрировать старые книги. Переплетать, залечивать их раны. Ты сможешь даже потом вместе с мамой прийти к нам в гости и почитать эту книжку обновленной… До свидания, мальчик. Давай я помогу тебе надеть твой рюкзак…

Уже когда Блейк был в дверях, она повторила, лучезарно улыбаясь:

— Заходите к нам с мамой. У Джайлза такая коллекция редких книг!..

Последние слова продавца, обращенные к Блейку, были:

— Извини, парень, но книги — тоже бизнес.

Глава 10

Остаток пути до колледжа Святого Иеремии Блейк шел, понуро опустив плечи и глядя преимущественно в землю, усыпанную опавшими листьями.

Все складывалось хуже некуда! Мало того, что сегодня он проспал, а вчера рассердил мать, ведь неизвестно куда исчезла та, главная, книга с пустыми страницами под названием «Эндимион Спринг», а еще одну, тоже важную книгу у него выхватили только что из-под носа.

Прежде чем зайти в здание колледжа, он по привычке заглянул в сторожку к привратнику.

— Тебе послание! — сказал тот. — На сей раз личное.

Блейк взял, поблагодарил, но беседовать не хотелось, и он поторопился уйти, тем более что у привратника зазвонил телефон.

В библиотеке первым его горячо приветствовал Мефистофель — терся об ноги, мяукал.

— Глупый кот, как ты напугал меня вчера ночью, — упрекнул его Блейк.

Издали он увидел миссис Ричардс, идущую по коридору деловой походкой с книгами в руках, но тоже не захотел вступать с ней в разговор, вышел снова на лужайку и уселся там на лавочке, чтобы дождаться мать и сестру.

О письме, которое сунул в карман, даже не сразу вспомнил, но все-таки вынул его и удивленно посмотрел на конверт с гербом колледжа: рыцарская перчатка, окруженная кольцом звезд. А в перчатке не меч, но перо для письма. Привратник был прав: адресовано ему лично. Так и написано на конверте прыгающими неровными буквами:

Точного значения слова «эсквайр»[3] он не знал, но, что бы оно ни значило, почувствовал, что повышен в ранге и приравнен чуть ли не к «сэру» или «баронету». Поэтому сел прямее на скамье и с достоинством посмотрел вокруг. Но поблизости никого не было.

Он открыл конверт. Там лежала краткая записка, исполненная тем же небрежным почерком:

Так она начиналась. Блейка прошиб пот: откуда автор послания знает, что последнее время голова его забита именно вопросами? Уймой вопросов, на которые он не находит ответов.

Он прочитал оставшиеся две строчки. Они были так же лаконичны:

Блейку хотелось прыгать от радости. Вот здорово! Через пару часов он уже будет все знать — и про книгу-пустышку, и про Эндимиона. И, быть может, даже про того старика с собакой.

Голос сестры вывел его из блаженного состояния. Ее только не хватает! Значит, опять нужно будет, как велит мать, не спускать с нее глаз, ходить за ней повсюду, как нянька. Нашла себе «бэби-ситтера»!

Он глубоко вздохнул, и тут, словно отвечая его настроению, с неба упали дождевые капли. Привет, давно вас не было! Что за погода в этой Англии!

— У мамы теперь электронная почта! — еще издалека крикнула Дак. — Шикарно, правда? Будем переписываться с папой каждый день! Как будто он рядом.

— Совсем не рядом, — мрачно сказал Блейк, — а на другой стороне Атлантического океана.

Дак не услышала, потому что самозабвенно скакала по лужайке на одной ноге, но услышала подошедшая мать и недовольно покачала головой: почему этот мальчик во всем старается увидеть не хорошее, а плохое. Что за привычка?

— От кого письмо? — спросила она.

Он и забыл, что все еще держит его в руке.

— От профессора Джолиона, — небрежно ответил он.

— Вот как? О чем же он тебе пишет, если не секрет?

— Хочет увидеться сегодня.

— Что за шутки, Блейк?

— Он не шутит. И я не шучу. Посмотри сама.

— Я тоже хочу поговорить с профессором! — вмешалась Дак.

— Нет! — рявкнул брат.

Мать укоризненно посмотрела на него. Чтобы не вступать в дальнейшие споры и объяснения, Блейк поспешил в столовую и первым толкнул массивную деревянную дверь, открывающую вход в просторное помещение с дубовыми панелями на стенах, деревянными столами и такими же лавками, отполированными до блеска не одним поколением университетских педагогов.

Постояв немного в тихой очереди, они получили свои бифштексы и кусок пирога с почками и сели за стол под старинными портретами, изображающими дам в париках и с тонкими талиями и суровых мужчин в темных одеяниях. Тоже в париках.

Блейк заметил, что мать чем-то озабочена. Неужели до сих пор не может простить ему уход с вечеринки и то, что он заспался дольше обычного?

Она заговорила, и он понял, что ошибался в своих предположениях. Она произнесла:

— Сегодня утром миссис Ричардс сказала мне, что этой ночью у нее в библиотеке произошло нечто ужасное. Какой-то дикарь разгромил книжные полки. Ничего не взял, но раскидал книги, а некоторые разорвал.

Она опустила на стол стакан с соком, который держала в руке, и, пристально глядя на Блейка, произнесла:

— Поклянись мне, что ты не имеешь ничего общего с этим актом вандализма!

Дак с подозрением уставилась на него.

— Конечно, нет! — ответил Блейк, возмущенный таким предположением. — Как ты могла подумать? Что я, совсем шизик?

Словно в поисках поддержки, говоря все это, он уставился на висящий над ними портрет Томаса Модлтона[4].

— Блейк, смотри на меня! — воскликнула мать.

Он перевел глаза на нее и коротко повторил то же самое. Не будет же он ей рассказывать, что видел разбросанные книги собственными глазами и уже успел раньше всех возмутиться этим поступком. И напугаться тоже.

— Я никого не видел там, — добавил он для большей убедительности и не сразу понял, что этими словами выдал себя. От отчаяния он сделал слишком большой глоток из стакана и чуть не поперхнулся.

— Ох, Блейк, — сказала мать, — хотела бы я верить тебе.

— Так верь, — ответил он. — Кто тебе мешает?

— Мешает твой язык, — ответила она раздраженно. — И поэтому я предпочитаю, чтобы Дак побольше была с тобой. И ты с ней.

Дак издала одобрительный возглас, а Блейк мрачно уткнулся в тарелку и стал без всякого аппетита доедать то, что на ней оставалось.

Когда он прожевал последний кусок и поднял голову, рядом с ними стоял кудрявый профессор Маршан в кожаной куртке, словно только что слез с мотоцикла.

— Питаетесь? — произнес он таким тоном, будто они делают что-то необычное, и погладил Дак по волосам, а она не слишком вежливо отдернула голову.

Потом он подмигнул Блейку, но тот не ответил.

— Ваш сын просто копия отца, — сказал неунывающий профессор, обращаясь к миссис Уинтерс. — Кстати, как поживает ваш муж Кристофер?

— Нормально, — ответила она тоже не слишком любезно. — Как обычно.

Без приглашения он бухнулся на скамейку рядом с ней и что-то сказал, наклонившись к ее уху. Она поправила выбившуюся прядь волос, и это движение, показавшееся Блейку неподходящим для матери, а слишком девчоночьим, вызвало у него раздражение, и он возмущенно фыркнул.

— Не волнуйтесь, молодой человек, — произнес профессор, — я всего-навсего пригласил вашу мать на чашку кофе. И вас тоже, если желаете.

Говоря это, он пристально, с легкой насмешкой смотрел на Блейка, и тот хотел переглядеть его, но ему не удалось, и он первым отвел глаза.

— Так как же? — спросил настырный профессор. — Договорились? В три, где всегда?

Блейк открыл рот, чтобы ответить решительным отказом, но Дак его опередила и светским тоном произнесла:

— Хорошо, я согласна.

— О, я в восторге! — галантно изрек профессор и удалился.

Блейк недобрым взглядом пронзил его спину: чего он пристает к ним и к их маме?

— Думаю, профессор Джолион Фолл не задержит тебя надолго, — сказала мама. — Если задержит, встретимся в библиотеке колледжа. Приглядывай за Дак. Она все-таки твоя сестра…

Глава 11

Блейк и Дак нетерпеливо прохаживались у дверей Старой библиотеки: может, этот Джолион пошутил над ними? Почему его так долго нет?

Но вот из-за угла выскочил запыхавшийся профессор в такой же неряшливой куртке, как вчера на званом вечере, и с таким же галстуком со следами не то супа, не то сока.

— Извините, ребята, — сказал он, — меня задержала миссис Ричардс. Просила помочь ей оценить ущерб, нанесенный вчерашним преступником в библиотеке.

— Преступником? — с беспокойством повторил Блейк.

— А как еще назвать негодяя, который изничтожает книги? Или вырывает из них ценные карты и рисунки и продает их? — Он перевел дух. — Это уже не первый случай в этом году в нашем колледже, да и в других тоже не лучше.

Блейк отвернул лицо, ему казалось, профессор по его выражению может догадаться: он знает о происшествии, потому что был чуть ли не свидетелем всего этого.

Однако профессор, если и догадывался о чем-то, то не подал вида, а сказал более спокойным тоном:

— Ладно, оставим это. Обсудим с вами другие вещи, не менее серьезные… Рядом с тобой, мой мальчик, если не ошибаюсь, твоя сестра?

— Дак, — коротко представил ее Блейк и посчитал нужным объяснить: — Это не настоящее имя. Так ее стали называть, потому что она почти никогда не снимает свой желтый плащ[5].

— О! — восторженно произнес профессор. — Как мило! Приятно познакомиться с тобой, желтая уточка.

Дак застенчиво улыбнулась: она еще не разобралась, можно ли доверять этому восторженному и не очень опрятному человеку.

— Я хотел прийти один, — посчитал нужным объяснить Блейк, — но мама велела присмотреть за ней. А куда ж я ее дену?

— Действительно, совершенно некуда, — согласился профессор, кладя руку ему на плечо. — Но ничего: девочка пригодится нам в попытке решить одну таинственную проблему. Судя по всему, у нее подходящий характер для этого.

Блейку сначала понравилось, что профессор заговорил с ним почти как со своим ровесником, но восхваление характера сестры, которую тот знать не знает, вызвало у него некоторое недовольство: ведь Дак еще ни единого слова не произнесла!

Однако для споров и препирательств времени не было, потому что профессор вытащил из кармана большой старинного вида ключ и вставил в дверь, возле которой они стояли.

— Прошу вас, — сказал он.

Тяжелая дверь со скрипом открылась. Перед глазами Блейка был узкий короткий коридор, в конце которого высился старый обшарпанный шкаф, а по его бокам, словно стражи, стояли помойные ведра и швабра.

— Что? — сказал профессор, почуяв разочарование Блейка. — Не очень похоже на библиотеку или кабинет ученого? Зато здесь спокойно и тихо. И полно всяких неожиданностей. Вот неожиданность номер один. — Он ткнул рукой в потертый гобелен на стене, и там открылась небольшая дверь, за которой оказалась крутая лестница наверх, ведущая в квадратную башенку, в чем они вскоре убедились, когда последовали за профессором.

— Ну, что скажете? — отдышавшись после подъема, вопросил тот. — Когда-то здесь был монастырь. А в этой башне собирался капитул, совет из духовных лиц, на свои совещания. Сегодня совещаться будем мы… Как вам здесь нравится?

— Вау! — в один голос воскликнули Блейк и Дак, потому что помещение вполне заслуживало этого возгласа, означающего удивление, одобрение и многое еще в том же роде.

В центре возвышалась колонна, поддерживающая куполообразный потолок, и вместе они были похожи на каменный зонтик. Из маленьких круглых окошек открывался вид на территорию колледжа — черепичные крыши, каменные стены и арки, ощетинившиеся пиками и другим «оружием», зеленые лужайки с нависшими над ними дождевыми тучами.

Помещение выглядело не слишком опрятным, как и его хозяин. И помогали создавать эту картину книги. Они были везде: не только на полках, но и на полу, стульях, столе, на тумбочках и этажерках. Сесть было негде, ходить затруднительно, стоять тоже. Неужели один человек может все это прочитать?

Блейк напрасно оглядывал стены — куда бы повесить куртку. В конце концов сложил ее и пристроил на свой рюкзак, который снял с плеч и осторожно поставил на книги. Кстати, дракон, все еще пребывающий в мешке, вел себя спокойно.

Профессор предложил Дак тоже снять верхнюю одежду, но она отказалась.

— Разве что не спит в нем, — ворчливо сказал Блейк. — Совсем сдвинулась!

Дак посмотрела на него почти как их мама, когда хотела выразить не словами, а взглядом что-нибудь вроде: ну что с тебя взять, ты же неуправляемый…

И тогда Блейк решил перейти побыстрее к делу и произнес:

— Вы обещали рассказать об Эндимионе, мистер Джолион. Мы слушаем вас.

Профессор уселся на диван, подвинув лежащие там книги, пыль с которых взлетела и кружилась, пока не осела снова на них же. Блейк и Дак устроились на краешках стульев и приготовились к рассказу. Однако профессор не торопился.

— Прежде всего, — сказал он, — я хочу узнать, Блейк, каким образом тебе стало известно имя Эндимион? Предполагаю, твоя мать сообщила что-то?

Блейк покачал головой.

— Совсем нет.

— Вот как? А тогда откуда?

Блейк задумался. Стоит ли сразу выдавать себя? Признаваться, что рылся в редких книгах, и одна из них потом исчезла у него из-под носа?

— Может, на вчерашнем ужине кто-нибудь рассказал о нем? — попытался помочь с ответом профессор.

Но Блейк уже решился — в самом деле, чего тянуть резину?

— Я нашел здесь… в библиотеке колледжа, — сказал он. — Случайно… Книжка была с его именем.

— Ты говоришь правду? С именем?

Дрожь, чуть ли не страх в голосе профессора смутили Блейка.

— Да, — повторил он. — Я совсем нечаянно взял ее с полки, открыл, а там ничего нет. Ни единого слова. Только имя на обложке. А что, сэр, она такая… такая особенная, эта книга?

Профессор некоторое время внимательно смотрел на него, словно изучал лицо, и наконец сказал очень серьезным тоном:

— Да, мой мальчик, это чрезвычайно важная книга… Для науки, для людей. Единственная в своем роде.

— Она волшебная? — подала голос Дак. — А такие бывают?

— Никакая не волшебная, — поторопился ответить Блейк просто для того, чтобы последнее слово не осталось за сестрой, хотя сам, после всего, что случилось совсем недавно, склонялся именно к этому.

— Скорее, в ней не волшебство, а загадка, тайна… — сказал профессор.

— А почему вы так решили? — спросил Блейк, надеясь, что профессор в конце концов расскажет все, что сам знает. А знает, наверняка, немало.

Однако тот ожидал, видимо, того же самого от Блейка, и потому повторил просьбу подробно описать все, что с ним вчера случилось.

Пришлось Блейку признаться, что он рылся-таки в старинных книгах, что вообще-то ему запрещает мать, и случайно наткнулся на такую — пустую внутри.

— Это я уже слышал, — нетерпеливо перебил профессор, совсем не поддержав мнение матери Блейка насчет того, что ее сыну нужно держаться подальше от полок с редкими книгами. — А все-таки, что ты увидел в самой книге, под переплетом?

Без особой охоты Блейк сообщил, что в середине книги на одной из страниц были буквы… Да, были, он точно помнит. Стих какой-то…

Он без охоты говорил об этом, потому что, к стыду своему, не помнил ни одного слова из того стишка. Так что, если профессор Джолион не поверит ему, то будет вполне прав.

А профессор, как назло, очень хотел, чтобы Блейк рассказал ему, о чем было стихотворение. Пусть не в рифму, но хотя бы про что… Однако Блейк, хоть убей, не мог вспомнить. Он вообще стихи не слишком любил и не запоминал.

— Они какие-то… — начал он. — Ничего не поймешь. О ком, о чем…

— А я их не видела, — вмешалась Дак. — Я бы обязательно запомнила. В школе я все стихи запоминаю… Даже арии, если кто-то поет. Например, из оперы «Фауст».

Профессор растерянным взглядом посмотрел на нее, но ничего не сказал. Снова обратившись к Блейку, он спросил:

— А эти стихи… эти слова исчезли потом? Не помнишь?

— Помню, — в отчаянии ответил Блейк. — Исчезла вся книга! Но я не виноват, честное слово, я никуда ее не задевал! Она просто пропала. Я не брал ее.

— О господи, — чуть слышно произнес профессор и поник головой, отчего Блейк почувствовал себя так, словно действительно стащил книгу и потом уничтожил.

— Я очень хотел ее найти, — продолжил он, — и потому пошел искать. После того как поговорил с вами. На вечере. Мне показалось… я подумал, она очень важная для вас… и для других.

Профессор поднял голову.

— Ну и?.. — спросил он с надеждой.

Блейк виновато потупился.

— Я пробрался в библиотеку, — признался он, — и начал искать на той самой полке. Но ее там не было. Кто-то взял… Кто это мог, мистер Фолл?

Он не ожидал ответа и не удивился, когда тот промолчал. После довольно длительной паузы профессор наконец произнес:

— Ты совершенно уверен, Блейк, что ее не было вчера вечером, когда ты пришел вторично? Ты хорошо искал? Подумай, это очень важно.

Блейку не понравилась его настойчивость. Ну чего пристал? Ему же ясно говорят: книга исчезла… Но все-таки он попытался восстановить в памяти вчерашний вечер в библиотеке. Свет фонарика, прорезающий безмолвную темень. Полка со старинными книгами… Вот здесь, между этими двумя томами, утром стояла она — книга без слов. Отсюда он ее вынул. Сюда потом поставил. А теперь… Две книги, что были по бокам, наклонились друг к другу, между ними темнеет отверстие… брешь. А той книги нет как нет…

— Я все вспомнил, мистер Фолл, — ответил Блейк. — Той книги не было.

И тут профессор задал вопрос, от которого у Блейка опять холодок пробежал по коже:

— А кто-нибудь шел за тобой, когда ты направился к библиотеке?

Блейк почти забыл об этом своем ощущении, но оно ведь было вчера вечером: когда он шагал по галереям и под арками, и когда находился уже в библиотеке… Он должен сказать про это.

— Да, — произнес он. — Вы правы. Точно не знаю, но почти уверен: кто-то следил за мной.

Сказал и сам испугался: значит, признается, что его преследовали? Верит в это?

— Кто это мог быть?

Вопрос задала Дак, однако у профессора Фолла рот был полуоткрыт и вид такой, как если бы этот же самый вопрос готов был сорваться и с его губ.

— Не знаю, — в отчаянии ответил Блейк. — Было так темно. И по дороге, и в библиотеке… Если я кого-то и видел, — вспомнил он, — то Мефистофеля… Ну, кота. Тогда это и случилось…

Он умолк.

— Что случилось? — подсказал профессор. — Свалились книги с полок? Да?

Блейк кивнул. Картина стояла у него перед глазами.

— Когда я спустился с лестницы, — сказал он, — они были разбросаны по полу. Страницы вырваны. Жуть!.. — Он замолчал и потом добавил: — Особенно много было смятых и порванных страниц около той полки, где утром стояла книга с названием «Эндимион»… Вроде кто-то ее искал, не нашел, разозлился и начал рвать и крушить все вокруг… Это я сейчас так думаю. А тогда просто испугался и убежал. Туда, где вы ужинали.

— Ты кому-нибудь рассказал о том, что случилось? Например, миссис Ричардс?

— Нет, — сокрушенно признался Блейк. — Я не хотел, чтобы меня полоскали за все это. Мама и так разозлилась, что я смылся с вечера.

— Понимаю, — сказал профессор, глядя на него с сожалением и беспокойством, которые растрогали Блейка.

Наверное, поэтому он решил повиниться во всех грехах и жалобно произнес:

— Я понимаю, что очень виноват, сэр. В том, что влез без спросу в библиотеку и что потом никому ничего не сказал. Что боялся… струсил… Не побежал искать того… кто… — Голос у него предательски прервался. — Но я ведь не знал, что так получится. Я хотел только одного: найти эту пустую книгу. Больше ничего, честное слово. Меня просто заело с этой загадкой. Вы понимаете, профессор?

Тот улыбнулся.

— Еще как понимаю, мой друг. И совсем не осуждаю тебя. Кроме того, уверен, ты не из тех людей, кто может причинить ущерб книгам. Но зато… — Его лицо стало очень серьезным, даже торжественным. — Зато, наверное, ты из тех, на ком Эндимион Спринг остановил свой выбор… — Он помолчал, как бы в поисках более подходящего и понятного слова. — Кого он облюбовал, — продолжил профессор, — по причине, известной лишь ему одному.

— Кому? — не выдержав многословия профессора, возбужденно воскликнула Дак. — Кто он такой, этот Эндимион? Просто книга?

— Нет, девочка, — с каким-то отчаянием в голосе произнес профессор. — Не просто книга. А одна из тех — легендарных, разыскиваемых повсюду книг, которые могут стать весьма опасными, если попадут не в те руки.

— А какие те?

— Почему опасные?

Вопросы были заданы одновременно, и на один из них профессор сразу же ответил:

— Опасные потому, что обладают огромной внутренней силой. Конечно, далеко не каждая книга такая, а только та, в слова которой эта сила заложена.

— Но в ней не было никаких слов, провалиться мне на этом месте! — воскликнула Дак, и Блейк с испугом посмотрел на нее: вдруг она и вправду провалится? Она не провалилась и продолжала: — Я стояла рядом с Блейком, мистер Фолл, и ничего там не видела. Ни единой строчечки! Он выдумал всю эту чепуху про какие-то слова и про название! Высосал из пальца!

— Не слушайте ее, профессор, — возмущенно сказал Блейк. — Она глупая девчонка и завидует мне.

— Она совсем не глупая, — защитил ее профессор. — Но тем не менее я верю тебе, мой юный друг. И если то, что ты говоришь, правда, то, боюсь, надвигается нечто зловещее. Ибо не зря же она решила появиться снова.

— Кто — она?

— Кто — снова?

— Да, Блейк, — с горечью произнес профессор, — ты не первый, кого она избрала своим Вергилием[6], то есть проводником. До тебя были и другие. Но еще больше было тех, кто искал ее… Однако тщетно.

— Кого искал? — в отчаянии возопила Дак. — Я не понимаю! Книгу? Да? И вы тоже?.. И нашли?

Профессор печально улыбнулся.

— Нет, не нашел. Хотя временами бывал поблизости от нее. Или она от меня. К счастью, я не был избран в проводники. — И, увидев, что собеседники опять его не понимают, добавил: — Она может сокрушить того, кого избирает. Я знал одного такого человека… Мы даже были друзьями…

Глава 12

Значит, это и мне грозит? — со страхом подумал Блейк, и ему вдруг стало так неуютно, что расхотелось говорить с профессором, и он был рад, когда Дак завладела инициативой и начала расспрашивать о человеке, про которого заговорил профессор: кем тот был и что с ним приключилось?

— О, это длинная история, — сказал Джолион Фолл, и непонятно было, собирается он долго рассказывать или, наоборот, хочет избавить себя и других от этого.

— А вы расскажите покороче, самое интересное, — посоветовала Дак, и профессор послушался разумного ребенка.

— Довольно много лет тому назад, — так начал он, — я был членом одного Книжного общества, клуба, в котором собирались те, кто по-настоящему любит книги…

— Какие книги? — спросила Дак.

Он недовольно посмотрел на нее, но ответил:

— Старинные и ценные. Которые давно стали редкостью: те, которые издавались когда-то вручную такими мастерами печатного дела, как Иоганн Гутенберг, Петер Шеффер, Альд Мануций Старший. Мы разыскивали эти книги где только могли — в книжных лавках, частных библиотеках, научных учреждениях…

И только Блейк спросил себя с досадой: долго еще профессор будет разводить канитель, пока дойдет до главного, как тот после недолгой паузы проговорил:

— И однажды один из самых скромных и молодых членов нашего Книжного общества, такой, как бы это сказать, мечтатель и фантазер…

— Ботаник, — подсказал Блейк.

— Что? — не понял профессор. — Ах, да, по-вашему теперь это называется именно так… И однажды этот самый «ботаник» нашел книгу, непохожую на все остальные на свете.

— Эндимион Спринг! — крикнул Блейк.

— Да. Легендарную книгу, в существование которой никто из нас не верил. Кроме того, он оказался единственным, кому она позволила заглянуть в нее…

— Как? — одновременно спросили Блейк и его сестра.

— Для остальных, — вполне серьезно и с грустью сказал профессор, — она оставалась тайной за семью печатями, почти в полном смысле слова. У нее были две застежки.

— А ключа не было! — догадалась Дак.

— Взяли бы да сломали, — сказал Блейк.

Профессор сокрушенно покачал головой.

— Ломай не ломай — она открывалась только под его руками… Я попробовал как-то, — виноватым тоном добавил он, пошевелив пальцами правой руки, — и у меня на всю жизнь остался след. Черный след.

— А отмыть не пробовали? — спросила Дак.

Он криво улыбнулся.

— Пробовал. Не получается…

— У моей… у той книги, которую я нашел вчера, — припомнил Блейк, — тоже были две застежки. Только они сломаны.

Профессор не ответил. Блейк обратил внимание, что у него сейчас ужасно усталый вид. И в голосе, которым тот продолжил рассказ, сквозило утомление. Он говорил как бы через силу.

— Какое-то время мы собирались вместе, чтобы выслушивать, что наш коллега вычитывал для нас из книги Эндимиона Спринга. Сначала это были рассуждения о Человеке-Тени, который обладает неимоверной силой и представляет угрозу для этой книги и для всего мира…

При этих словах Дак в ужасе закатила глаза, но Блейк заподозрил, что ей просто скучно стало слушать эти сказки и она притворяется до смерти напуганной. Ему же было интересно, он вслушивался в каждое слово профессора.

— …У молодого человека, нашедшего книгу, — вспоминал Джолион Фолл, — был странный голос, похожий на пламя свечи, которое колеблется, никнет и, кажется, вот-вот угаснет совсем. Этим голосом он и вещал нам о возможном появлении Тени.

— Человека-Тени? — воскликнул Блейк.

Профессор утвердительно кивнул.

— Да, но мы не знали тогда, что черную Тень уже отбрасывает один из нас.

— Как? — снова крикнул Блейк.

— Среди нас, — ответил профессор, — находился предатель, чья душа была черным-черна.

Блейку подумалось, что такой черной тенью вполне мог быть тот, кто преследовал его вчера по дороге в библиотеку, а потом проник в нее.

Но он не успел высказать эту мысль, так как Джолион Фолл заговорил вновь, обращаясь уже не к нему и не к его сестре, а к самому себе:

— Какое-то время книга соединяла нас, мы были вместе… Весь наш круг любителей старинных книг… А потом этот круг распался. «Эндимион Спринг» и ее владелец исчезли неизвестно куда. Мы о них ничего не могли узнать.

Его голос — стало казаться Блейку — истончался и таял, как кусок льда в тепле, и в конце концов умолк. Как, наверное, голос того человека, о ком профессор рассказывал.

— А что потом? — спросил Блейк, осторожно всматриваясь в тени, которые сгущались в захламленной комнате.

— Не знаю, — не сразу откликнулся профессор. — Ничего еще не окончено. Посмотрим, что будет. Грядущее, как считают многие, пишет себя само.

Блейк с беспомощным видом покачал головой.

— Я почти ничего не понял, мистер Фолл. Чего от меня хочет эта странная книга? Я ведь всего-навсего мальчишка. Школьник. Что я могу и что должен сделать, если вдруг найду ее? Если она опять попадется мне? Вы можете ответить?

Тот в упор взглянул на него и сказал не слишком уверенно:

— Думаю, она сама… Эндимион Спринг сам откроет это тебе, Блейк. Если пожелает.

Блейк передернул плечами: слова были тоже непонятны и неубедительны.

И тут подала голос долго молчавшая Дак.

— Я никак не возьму в толк, почему книга такая опасная. Зачем ей это надо?

Профессор перевел на нее усталые, мудрые, как у старой совы, глаза.

— «Эндимион Спринг», — произнес он тоном лектора, — особенная книга. Само имя Эндимион, по древнегреческой легенде, принадлежало прекрасному юноше-пастуху, которого бог Зевс усыпил, чтобы сохранить ему вечную юность.

— А книга-то про что? — снова спросила Дак.

— В ней говорится обо всем, что было, есть и будет в этом мире. Обо всем, что мы знаем — или думаем, что знаем. Она объясняет прошлое и предсказывает будущее. Даже замахивается на то, чтобы ее считали самой Последней Книгой в мире. Завершающей.

— Такой не может быть! — заявила Дак.

— Молчи, всезнайка! — прикрикнул Блейк. — Мистер Фолл, скажите ей, чтоб она заткнулась!

Профессор улыбнулся.

— Ну зачем так грубо? — сказал он. — Твоя сестра наводит здоровую критику. Она имеет на это полное право.

— Что? Съел? — поддразнила Дак брата, но тому было не до нее.

— Выходит, я нашел последнюю книгу? — попытался уточнить он.

Ответ профессора несколько огорчил его.

— Нет, Блейк, — сказал тот, — Эндимион Спринг только ведет нас к этой Завершающей Книге. Он вроде проводника Вергилия. Или вроде карты. Но, к сожалению, эту карту могут видеть лишь избранные.

— И среди них — я! — произнес Блейк, победоносно взглянув на сестру.

И та, превращая все, что происходило, просто в игру, крикнула:

— Подумаешь! Если бы этот Энди выбрал меня, я бы знала, что делать с его книжкой. Уж во всяком случае не потеряла бы!.. — И снова задала вопрос профессору: — Все-таки кто же он, ваш Эндимион, о котором вы все время говорите? Не греческий ведь пастух? Наверное, просто какой-нибудь обманщик. Надувала!

— Определенно не пастух. Ты умная девочка… Но и не обманщик.

Если Блейк понадеялся после этого услышать наконец прямой ответ на прямой вопрос, то жестоко ошибся: профессор опять заговорил на своем туманном, маловразумительном языке о том, что Эндимион не человеческое существо, а скорее, его тень… Не голос, но шепот; не плоть, но дух… И, увидев отчаянное непонимание в глазах Блейка, добавил:

— Однако лично я думаю, он был типографским дьяволом.

— Дьяволом? — с испугом повторил Блейк.

— С рогами? — спросила Дак.

Профессор усмехнулся.

— Не тот, о каком вы читали в книжках. «Типографскими дьяволами», а вернее «дьяволятами», называли в пятнадцатом и шестнадцатом веках молодых помощников печатника. Мальчишек, которые чуть не круглые сутки не отходили от печатных прессов, стоявших в самых первых в Европе типографиях. И многие в те времени считали их чернокнижниками, колдунами, пособниками самого Дьявола.

— А девочки среди них были? — поинтересовалась Дак.

— Жаль, но не знаю ни одной, — сокрушенно ответил профессор.

Блейку пришлось по вкусу это сообщение.

— Выходит, он вполне мог быть вроде меня, этот Эндимион? Да, профессор?

— Именно так, мой юный друг. И работал, вполне возможно, в самой первой на свете типографии. У герра Иоганна Гутенберга.

— Гутенберг? — повторила Дак. — Я где-то читала про него. Он немец.

— Сейчас покажу вам этого немца!

Профессор вскочил, сделал несколько шагов по комнате и снял с полки толстую книгу в коричневом переплете.

— Смотрите. — Он раскрыл страницу, на которой был изображен мужчина с длинной бородой и свисающими, как у моржа, усами. — Этот бородач применял металлические буквы, у него были настоящие печатные прессы, и он издавал превосходные книги.

Человек на картинке напомнил Блейку бездомного старика, которого он видел вчера возле книжного магазина.

— А это кто? — спросил он, когда профессор перевернул страницу.

У другого мужчины тоже была борода, но не лопатой, а раздвоенная.

— Этого тоже зовут Иоганн, — с легким отвращением произнес профессор. — Но фамилия его Фуст. Он вкладывал деньги в типографию Гутенберга. Человек, скажу я вам, препротивный — жадный и нечестный, насколько мне известно из книг.

Словно в подтверждение его слов бумажный дракончик в рюкзаке у Блейка задергался, что можно было заметить. Правда, если как следует приглядеться. Но Блейк на всякий случай постарался задвинуть рюкзак под стул.

Профессор продолжал говорить о бессовестном Фусте, и Блейк узнал, что как раз, когда Гутенберг усовершенствовал свой станок и отпечатал на нем самую лучшую в мире Библию, на каждой разделенной пополам странице которой было по сорок две строчки, что являлось непревзойденным тогда рекордом, — именно в то время Фуст разорвал с ним все отношения и оставил его без денег и с долгами. Разорил, в общем.

— Но зачем? — удивился Блейк.

— Этого никто толком не знает. Однако слухами земля полнится уже больше пяти веков.

Профессор закрыл книгу, и дракончик в мешке у Блейка успокоился. Но профессор, судя по всему, нет: он еще некоторое время тряс головой, прикусывал губы. Потом спросил Блейка:

— Ты слышал о Фаусте?

Тот не сразу сообразил, о ком речь, — Фуст, Фауст… — но, слава богу, вспомнил, что недавно в книжной лавке держал в руках книгу о нем, которую, так по-хамски, перехватил сэр Джайлз Бентли. Поэтому Блейк не ударил в грязь лицом ни перед сестрой, ни перед профессором и ответил, что Фауст — это колдун или кто-то в этом роде, кто продал свою душу Дьяволу, и что его мама — не Дьявола, а Блейка — пишет сейчас статью об этом.

Профессор Джолион удовлетворенно кивнул и произнес:

— Так вот, некоторые полагают, что Фуст звался раньше Фаустом и слегка изменил фамилию перед знакомством с Гутенбергом, чтобы не вызвать лишних подозрений по поводу своих связей с Сатаной. А тот, кого звали Эндимион Спринг, так считают ученые, был в ту пору подмастерьем у Гутенберга и, естественно, не мог не знать Фуста, а также о том, как тот поступил с его хозяином. И о многом другом, таинственном и, конечно, страшном Эндимион должен был знать и мог рассказать или написать.

— В этой книге без слов? — спросила Дак.

— Думаю, что так. Не все верят, что Эндимион существовал на самом деле, но те, кто верит, и я в том числе, ищут многие годы эту книгу, а также любые сведения об Эндимионе и через него — о том, что происходило тогда. Однако в этой погоне за, может быть, величайшим научным открытием, как и в погоне за золотом, нефтью, алмазами, принимают участие не только порядочные и честные люди, но и злобные, завистливые, неразборчивые в средствах, готовые уничтожить тех, кто стоит у них на пути… Поэтому, дорогие мои, вы оба находитесь в опасности и должны соблюдать…

Внизу громко хлопнула входная дверь — все вскочили со своих мест. Профессор подошел к лестнице, ведущей вниз, и встревоженно крикнул:

— Кто там? Входите и поднимайтесь наверх! Мы в башне.

Послышались шаги по винтовой лестнице, и вот в проеме двери появилась неясная в сгущавшихся сумерках фигура.

— Простите, — услышали они, — но я уже начала беспокоиться о детях. Они вам не очень надоели, профессор Джолион?.. — Миссис Уинтерс вгляделась в молчащую троицу. — Да что с вами? Вы словно привидение увидели!..

Глава 13

Они сидели, и мать вспоминала, как много лет назад она бывала в этой комнате на консультации у молодого тогда профессора Джолиона Фолла. (Не очень уж и молодого, — поправил он ее с улыбкой, но она продолжала настаивать на своем определении.)

Блейк с некоторым удивлением и радостью слушал ее веселый голос, такого давно не случалось, и он надеялся, даже был уверен теперь, что мать забыла свою обиду и больше на него не сердится. А уж когда она преподнесла купленную ему в подарок книжку об Оксфорде, он окончательно успокоился.

— Только обещай мне больше никогда не исчезать без предупреждения, особенно по вечерам, — сказала она.

И он обещал, а она наградила его за это поцелуем с запахом кофе.

Мать продолжала оживленно беседовать с Джолионом Фоллом, а Блейка посетила беспокойная мысль: уж не оттого ли она в таком хорошем расположении духа, что только что встречалась и пила кофе с этим мотоциклетным профессором Маршаном? Он ведь приглашал ее…

Блейк зевнул и заерзал на стуле. Дак тоже начала проявлять нетерпение — ей хотелось попрыгать или, во всяком случае, встать на ноги.

— Пора отправляться восвояси, — сказала миссис Уинтерс. — Спасибо, что уделили столько времени моим детям, профессор Джолион.

— Мы приятно побеседовали, — ответил тот. — Надеюсь, не в последний раз.

Дак первой поспешила спуститься по лестнице, а Блейка профессор успел похлопать по плечу, как бы давая понять, что рад видеть его и что тот не должен чувствовать себя одиноким перед лицом свалившейся на него тайны.

Блейк взглядом поблагодарил его и последовал за сестрой.

Перед тем как совсем уйти из колледжа, мать зашла в компьютерный зал отпечатать свою статью, а Блейк воспользовался этим, чтобы отправить по электронной почте сообщение отцу. Он хотел сказать и спросить о многом, но после некоторых раздумий это вылилось в несколько коротких фраз:

Он почувствовал, что сзади стоит мать, и испугался, как бы она снова не обиделась на что-нибудь. Но она ласково толкнула его в бок и сказала:

— Слово «кажется» пишут через букву «е».

— Я знаю, — соврал он, — это опечатка.

Он разозлился и на замечание матери, и на свое вранье, и ему захотелось добавить в электронное письмо что-нибудь нехорошее про профессора Маршана, но он понял: это будет некрасиво, и добавил, когда мама уже отошла:

Не отходя от клавиатуры и не снимая руки с «мышки», он представил, как его письмо пошло (поехало, полетело?) со скоростью света, если не быстрее, и вот уже отец видит его на экране своего компьютера.

Истинную причину улучшившегося настроения матери Блейк понял, когда они вернулись в свою квартиру на Миллстон-Лейн. Дело было в том, что в университете откликнулись на ее просьбу о продлении срока пребывания, и теперь она сможет продолжать здесь свою исследовательскую работу еще целый семестр после Рождества.

— Это мне очень поможет и укрепит мое положение в научном мире, — так заключила она свое сообщение.

Но Блейка оно совсем не обрадовало. Он ворвался к себе в комнату, захлопнул за собой дверь, уселся на кровать и представил, что сидит в тюремной камере и через решетку смотрит на белый свет. Смотрит и решает: остаться здесь, в тюрьме, с матерью или совершить побег в Америку? Интересно, а как захотела бы поступить его сестрица? Или она так переживает, что мать сделала ему подарок, а ей нет, что ни о чем другом не может думать?..

Кстати, о подарке. Теперь он понял, почему получил его: вовсе это не подарок, а взятка. Вернее, подкуп. Чтобы он меньше думал об отце, меньше переживал его отсутствие… И если так — на кой он ему, этот подарок? Глаза бы на него не глядели!

Он взял книгу об Оксфорде и кинул ее через всю комнату. И злорадно смотрел, как она плюхнулась возле мусорной корзинки, бесстыдно задрав страницы, а переплет повис, будто сломанное крыло. Смотрел, и ему хотелось плакать. Он сказал себе, что не станет распускать нюни, будет сильным и никогда больше не поверит матери. Для нее ведь главное только одно: ее работа, карьера. Она часто употребляет это противное слово.

Но папа у них не такой — он совсем другой…

Вторую ночь подряд Блейк не может уснуть. Сложив руки на груди, он сидит в кровати и думает. О чем? Обо всем — о папе, о маме, о том, почему они поссорились… Или как это по-другому назвать?.. Об Эндимионе Спринге, которому он, Блейк, для чего-то понадобился… Или не ему, а какому-то страшному Привидению? Какой-то Тени? А может, это вовсе Человек?..

За окном в темноте шумит дождь. Или ветер. Они шумят вместе, дуэтом. Неярко горят уличные фонари. Зыбкие блики света гуляют по стенам комнаты…

Блейк вспомнил, что час или два назад он услышал, как из комнаты, где находилась Дак, вышла их мать. Она направилась к его двери, и он ждал, что она войдет к нему, очень ждал, и в то же время не хотел этого… И она не вошла, не поцеловала его в лоб (пусть даже «кофейным» поцелуем), не пожелала спокойной ночи.

Сейчас это всплыло в памяти, и на глаза навернулись слезы. Или он плачет вовсе не из-за этого? А потому что ясно, как на экране, перед ним предстал тот день. День Великого Спора. Это была пятница, и он предвкушал, как шикарно проведет ее: не будет ровно ничего делать после возвращения из школы. А когда пришел, родители были уже дома, они стояли на кухне и глядели друг на друга, как бойцы на ринге. Они молчали, но он ощущал, что каждый из них хочет сказать, или уже сказал, другому что-то неприятное, злое. В воздухе было напряжение, как летом перед грозой.

И затем она грянула. Первый раунд был за матерью: она кричала, она обвиняла отца, слова вылетали, как пули, из ее широко открытого рта, ударялись в стенки, в буфет, в люстру, отскакивали от холодильника и плиты. Отскакивая, они попадали в Блейка и в Дак, тоже вошедшую к этому времени в кухню, и больно ранили их.

Некоторые приятели Блейка воспитывались в семьях, где не было отцов, и он вдруг подумал: наверное, так и начиналось у них то, что называется словом «развод», которое потом переходит в «уход», когда женщина остается без мужа, а дети — без отца. Теперь это же начинается и у него с сестрой…

Крики закончились, наступила тишина, которая была для него еще страшнее: словно вообще наступил конец всему — Смерть. Телефонный звонок в этой тишине прозвучал как взрыв. Но никто не обратил на него внимания. Все молчали. У родителей на глазах были слезы.

И вот в эти минуты Дак выскочила из кухни и вскоре вернулась обратно в своем любимом ярко-желтом плаще. Никто бы наверняка не обратил на нее внимания — было не до того, — если бы она не произнесла дрожащим голоском: «Я надела его, чтобы не промокнуть от ваших слез…» В кухне раздался смех. Первым, кажется, засмеялся папа, за ним — мама, потом криво улыбнулся Блейк и позже всех залилась смехом Дак…

Все это сейчас вспоминал Блейк, сидя без сна в кровати и глядя на закрытую дверь своей комнаты, куда так и не вошла мать… И правильно сделала! Он ведь совсем не проявляет к ней внимания, о чем его просил отец перед их отъездом, а наоборот — волнует и раздражает понапрасну. Никогда не спросит даже: как она спала и как себя чувствует. И не рассказал о том, что произошло с ним за последние два дня и что, может быть, угрожает ему, а если верить этому всклокоченному профессору Фоллу, то и всему миру.

При этой мысли Блейк краем глаза посмотрел на бумажного дракончика, мирно лежащего на прикроватном столике. Посмотрел и с легкой дрожью вспомнил о том, что он должен, просто обязан сделать. Он — Блейк Уинтерс. Найти Эндимиона Спринга!.. То есть книгу о нем. Или того, кто украл эту книгу… Словом, сделать то, что можно выразить расхожим присловием: «Пойди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что…»

Ну и как все это прикажете выполнить? Вы бы смогли?.. Вот то-то…

Ему снова захотелось — просто зачесались руки — развернуть лежащего рядом дракончика: может, бумага, из которой он свернут, содержит какие-нибудь секретные, необходимые ему сведения? Но ведь тогда дракончик перестанет существовать, потому что Блейк не сумеет снова свернуть его таким же образом. И разве он существует на самом деле, этот дракончик? Но если нет, почему же он шевелится в мешке? Или все это привиделось? Просто Блейк проваливался в сон на минуту, и ему снилась всякая чепуха…

Голова шла кругом от этих мыслей, его и вправду потянуло в сон. Отяжелевшей рукой он выключил настольную лампу, сполз с подушки и вытянулся на постели.

За окном не утихал дождь. Под его каплями на ветру колыхалась листва большого дерева. Кажется, это бук. И как интересно: в неярком свете уличных фонарей он видит… он различает в густой листве спрятавшегося там дракона!

Вон его уши, когти, крылья… Выходит, тот может в любую минуту улететь, как ракета?.. А вон его длинный хвост…

А что если это отец или старший брат моего дракончика? — пришло в голову Блейку, и с этим он уснул.