Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом

Глава 3

Возница исчез так быстро, будто его и не было. Словно он был не реальным угрюмым мужиком, а призраком, чья единственная цель — доставлять сироток в проклятые места. Телега растворилась в сумерках, и нас окутала тишина. Густая, вязкая, почти осязаемая. Такая тишина бывает только в фильмах ужасов, за секунду до того, как из-за дерева выпрыгнет маньяк с бензопилой.

Я стояла на краю тропы, в одной руке сжимая наш сиротский узелок, а в другой — ледяную ладошку Элины. Перед нами расстилалась долина, утопающая в молочно-белом тумане. Он клубился, полз по земле, цеплялся за голые ветки деревьев, словно живое, голодное существо.

— Эли, там… там наш дом, — прошептала Элина, показывая пальчиком вглубь тумана, откуда торчал зловещий конёк крыши.

Дом, милый дом, — истерично хихикнул мой внутренний голос. Кажется, нас ждёт ремонт. И, возможно, экзорцизм.

— Ну что, Алина-Элара, собралась, — пробормотала я себе под нос. — Ты же у нас сильная, независимая женщина. Справлялась с проверками из прокуратуры, с гневом обманутых дольщиков, с самодурством начальства. Неужели тебя напугает какой-то туман? И дом с плохой репутацией? Да ты в таких «домах» на Уралмаше бывала, что это место по сравнению с ними — элитный коттеджный посёлок.

Эта ободряющая ложь подействовала. Я выпрямила спину, сжала руку сестры покрепче и шагнула с тропы на мокрую, чавкающую землю.

— Пойдём, Лина. Только держись за меня. И смотри под ноги.

Мы шли в тумане, как ёжики из мультика. Только нам было совсем не смешно. Земля под ногами была скользкой и вязкой. Голые, скрюченные ветки деревьев тянулись к нам, словно костлявые руки. Вокруг не было слышно ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Только наше собственное дыхание и чавканье грязи под ногами. Абсолютная, мёртвая тишина.

И ощущение. Ощущение, что на нас смотрят. Из тумана, с деревьев, из-под земли. Невидимые, недоброжелательные глаза. У меня по спине бежали мурашки размером с тараканов. Элина прижималась ко мне всё сильнее, но молчала. Она была напугана, но она мне верила. И это придавало мне сил.

Наконец, мы вышли из самой гущи тумана к поляне, на которой и стояло ОНО. Наше наследство.

Господи. Мама. Обратно забери.

Если бы у отчаяния и разрухи был памятник, он бы выглядел именно так.

Дом. Он не просто был старым. Он был мёртвым. Покосившийся, вросший в землю, с тёмными, пустыми глазницами окон. Крыша провалилась в нескольких местах. Деревянная обшивка сгнила и почернела, покрытая зелёным мхом, похожим на трупные пятна. Крыльцо… вернее, то, что от него осталось, представляло собой груду гнилых досок, готовых в любой момент рассыпаться в прах.

— Это… это он? — прошептала Элина.

— Видимо, да, — прохрипела я. — Выглядит… винтажно.

Но дом был только половиной беды. Вторая половина — это то, что его окружало. Я, как специалист по ландшафтному дизайну, чуть не получила сердечный приступ. Это был не просто запущенный сад. Это был ад для агронома.

Вокруг дома буйствовала растительность. Но не простая. Вместо обычной травы рос какой-то бурьян с шипами размером с мой палец. Крапива была выше меня ростом и, я клянусь, она шевелила своими листьями, когда мы проходили мимо, пытаясь нас ухватить. А лопухи… Огромные, мясистые лопухи с фиолетовыми прожилками, которые, казалось, дышали.

Так, это не просто сорняки. Это какие-то мутанты. Прабабка Изольда, чем ты их тут поливала? Отходами с химического завода?

Сбоку от дома виднелись развалины сарая, который, судя по всему, проиграл в битве с каким-то гигантским плющом-душителем. Рядом стоял колодец, накрытый прогнившей крышкой. От него ощутимо несло серой.

Да на ремонт этого всего моя ипотека на однушку в Академическом покажется копейками! — с тоской подумала я. — Тут нужен не дизайнер, а бригада строителей и отряд МЧС. И священник. Обязательно священник.

— Пойдём внутрь? — спросила Элина, дёргая меня за рукав. Ей явно было страшно стоять здесь, на открытом месте, под взглядами этих хищных растений.

— Пойдём, — вздохнула я. — Терять нам всё равно нечего.

Мы с опаской подошли к крыльцу. Я наступила на одну из досок. Она жалобно хрустнула, но выдержала. Осторожно, как по минному полю, мы добрались до двери. Дверь была массивной, дубовой, с огромным ржавым кольцом вместо ручки. Я потянула за кольцо. Дверь не поддалась. Я потянула сильнее, упираясь ногами. Со скрипом, от которого заложило уши, дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться внутрь.

В нос ударил такой концентрированный запах пыли, тлена и ещё чего-то, кисло-сладкого и незнакомого, что я на секунду перестала дышать. Внутри было почти темно, свет едва пробивался сквозь грязные окна.

Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я смогла разглядеть обстановку. Мы стояли в большой комнате, которая, видимо, была и гостиной, и столовой. В центре — огромный стол, покрытый таким слоем пыли, что на нём можно было писать романы. Вокруг — несколько стульев, один из которых был сломан. В дальнем углу — гигантский камин, чёрный от сажи, в котором валялись какие-то кости. Я очень надеялась, что это были кости животных.

Повсюду была паутина. Не тоненькие ниточки, а плотные, серые полотна, свисающие с потолка, как флаги в заброшенном королевстве. Мебель была сломана и перевёрнута. На полу валялись осколки посуды и какие-то тряпки.

— Здесь… здесь был погром, — прошептала я.

Это не было похоже на простое запустение. Это было похоже на то, что кто-то или что-то целенаправленно крушило всё внутри.

— Мне не страшно, — вдруг сказала Элина. Она отпустила мою руку и сделала несколько шагов вперёд.

— Лина, осторожно! — крикнула я.

Но она не слушала. Она подошла к покрытому пылью подоконнику и провела по нему пальчиком.

— Дому грустно, — сказала она совершенно серьёзно. — Он очень давно один.

Так, девочка моя, у тебя, кажется, особые отношения с неодушевлёнными предметами. Это и пугает, и обнадёживает одновременно.

Я пошла за ней, осматриваясь. Справа была дверь, ведущая, судя по всему, в кухню. Я толкнула её.

Кухня была ещё ужаснее. Огромная печь, похожая на алтарь какому-то злобному божеству. На полках — несколько чугунных котлов, покрытых изнутри чем-то зелёным и пушистым. Я даже боюсь представить, что тут варила прабабка. Наверное, суп из тех, кто ей не нравился.

Я быстро закрыла дверь. Нет. Сюда мы зайдём позже. Когда у меня будет защитный костюм, противогаз и огнемёт.

Я повела Элину к лестнице, ведущей на второй этаж. Лестница скрипела под каждым шагом так, будто собиралась немедленно развалиться. Наверху было две комнаты. Одна была пустой, если не считать горы какого-то хлама в углу. Во второй стояла кровать с прогнившим матрасом, шкаф, который лишился одной дверцы, и разбитое зеркало на стене.

Я подошла к зеркалу. Осколки висели на стене, и в каждом из них отражалась часть моего нового лица. Бледная кожа, огромные, испуганные глаза, спутанные волосы… Лицо Элары. И в этот момент, глядя на это разбитое отражение в разбитом доме, меня накрыло.

Не истерикой. Не слезами. А холодным, бездонным отчаянием.

Что я здесь делаю? Я, Алина Соколова, которая мечтала о повышении, копила на отпуск в Турции и жаловалась на пробки в Екатеринбурге. Я застряла в теле какой-то несчастной сиротки в мире, похожем на страшную сказку. Меня выгнали из одного ада, чтобы засунуть в другой, ещё хуже. У нас нет еды. У нас нет тёплой одежды. У нас нет ничего, кроме этого проклятого, разваливающегося дома, который, кажется, хочет нас сожрать.

Я опустилась на пол в самом чистом углу, притянула к себе Элину и просто замерла, уставившись в одну точку. В голове была абсолютная пустота. Все мои планы, вся моя бравада, весь мой сарказм — всё это испарилось, оставив после себя лишь выжженную пустыню страха и бессилия. Мы здесь умрём. От голода, от холода или нас просто сожрёт этот дом. Вот и конец моей истории. Нелепый и страшный.

Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Впервые за всё это время. Я была на грани. На самой грани того, чтобы разреветься, как маленькая девочка, и сдаться.

И в этот момент Элина пошевелилась. Она залезла в наш узелок, достала оттуда кусок чёрствого хлеба, который нам дала Валериан, и протянула его мне.

— На, — сказала она тихо. — Ты, наверное, больше меня хочешь есть. Ты же нас защищала.

Я посмотрела на неё. На её серьёзное личико, на её синие глазищи, в которых не было ни капли упрёка, только забота. Она, семилетний ребёнок, в этом ужасном месте, думала не о себе, а обо мне.

И что-то во мне сломалось. А потом собралось заново. Но уже по-другому.

Отчаяние схлынуло, уступая место чему-то иному. Холодной, твёрдой, как уральский гранит, ярости. Ярости на Валериан, на Рорика, на судьбу, на этот проклятый дом. Кто они все такие, чтобы сломать меня? Меня, которая выбивала бюджет на озеленение сквера у самых жадных чиновников! Меня, которая могла успокоить толпу разгневанных бабушек, у которых под окнами решили спилить старый тополь!

Я не сдамся. Я не имею права. Ради этой маленькой девочки с куском хлеба в руке.

Я взяла хлеб, разломила его пополам и отдала большую часть сестре.

— Ешь, — сказала я голосом, который больше не дрожал.

Она послушно начала грызть свою корку. А я встала. Оглядела комнату новым, оценивающим взглядом.

Да, это развалина. Да, это помойка. Да, это опасно. Но это наша развалина. Наша помойка. И наша крепость.

— Ну что ж, дом, — сказала я вслух, обращаясь к стенам. — Значит, так. Я — твоя новая хозяйка. Алина-Элара. И с этого дня здесь будут новые правила. Мои правила. — Я сделала паузу, набирая в грудь побольше воздуха. — Во мне умер ландшафтный дизайнер, но только что родился очень злой комендант студенческого общежития. И первое правило моего общежития — чистота и порядок! Так что готовься. Генеральная уборка начинается завтра. Даже если мне придётся выскребать тебя до камня и сжечь всю гниль. Мы ещё посмотрим, кто кого.

Дом ответил мне молчанием. Но мне показалось, что в этом молчании было не только равнодушие, но и капелька удивлённого любопытства. Что ж, тем интереснее будет игра.