Волков. Велесова ночь

Глава 23

Столбы, до этого задорно скакавшие друг за другом за окном вагона, понемногу замедлялись. Поезд сбрасывал ход, хотя до города по моим расчетам оставалось еще около получаса. Впрочем, торопиться мне было некуда, да и заняться, в сущности, нечем — разве что в очередной раз лениво прокрутить в голове воспоминания о последних двух днях.

С самого начала.

Водные процедуры, особенно в октябре, не слишком-то располагают ко сну, но, бешеная гонка на «Варяге» изрядно подточила силы. И как только «арендованная» мною баржа миновала последнюю лодку с жандармами, я зарылся в какие-то тюки и тут же отключился.

И проспал до самого утра. Да так крепко, что еще немного, и тащивший меня катер вышел бы через исток Невы в Ладожское озеро и дальше поплыл неизвестно куда — может, до самого Валаама. Общаться с экипажем я, разумеется, не имел ровным счетом никакого желания, так что просто махнул за борт и через несколько минут выбрался на берег…

Где-то. Ориентиров вокруг оказалось мягко говоря немного, зато времени предостаточно, и я принялся отжимать одежду, попутно занимаясь нехитрой математикой. Прикинул положение солнца, черепашью скорость катера со здоровенной баржей на буксире и пришел к неутешительному выводу, что на этот раз капризная госпожа Судьба забросила меня примерно на тридцать километров от Петербурга. Туда, где через пару десятков лет на другом берегу реки появится поселок Невдубстрой, который к середине века превратится в город Кировск. Еще чуть позже к северу от него проложат Мурманское шоссе, возведут мост через Неву, потом добавят к нему развязки…

Но сейчас, осенью тысяча девятьсот девятого года, ничего этого, конечно же, не было. Зато где-то неподалеку проходил то ли Олонецкий почтовый тракт, то ли Архангельский и, что куда важнее, железная дорога. Еще старого образца, узкоколейная — новую здесь построили только при советской власти. А к тем местам, где я десантировался на берег, рельсы дотянули только к началу тридцатых. А пока поезда ходили только до станции у озера километрах этак в пяти отсюда. Так что я просто побрел напрямик через лес, стараясь не уходить далеко от воды и примерно через четверть часа вышел к жилью.

Крохотная деревушка на берегу насчитывала всего полтора десятка дворов, и если сюда и доходили столичные газеты, то с опозданием недели в две, не меньше. До появления хоть какого-то радиовещания оставалось еще лет десять, так что вряд ли хоть кто-то в этой глуши мог узнать в странном чужаке из леса того самого Владимира Волкова, да еще и ненароком восставшего из могилы. Не знаю, за кого меня приняли местные. То ли за попрошайку, то ли за беглого каторжника. А может, за матроса с баржи, свалившегося в реку после пары лишних чарок. Суровые отцы семейств с окладистыми бородами не задавали лишних вопросов, а один даже согласился подвезти на телеге. Не до Петербурга, конечно — в соседнюю Шереметьевку.

Все это изрядно напоминало мое недавнее воскрешение, когда я оказался на берегу Смоленки грязным и вымокшим насквозь. С той только лишь разницей, что тогда список моих богатств ограничивался почти бутафорскими тапками, штанами и рубахой, в которую заворачивают покойника. На этот раз повезло больше. Имея оружие и деньги можно добиться немалого даже в глуши. Револьвер я, похоже, утопил еще в Петербурге, когда свалился с моста вместе с «Варягом», однако капиталы остались при мне. Тугая и увесистая пачка красных десятирублевых купюр, хоть и подмоченная, своей ценности ничуть не утратила.

В общем, уже скоро я оказался в Шлиссельбурге и к вечеру из оборванца превратился во вполне себе благообразного молодого господина с тонкими черными усиками и чуть ли не до зеркального блеска выбритым подбородком. Одетого если не по последней столичной моде, то уж точно с иголочки. Оснащенного здоровенным дорожным саквояжем, револьвером во внутреннем кармане щегольского пиджака и не по погоде темными очками в золоченой оправе.

И этот самый франт на рассвете покинул станцию в Шереметьевке и покатился в сторону Петербурге, устроившись в вагоне третьего класса среди господ с не самым выдающимся доходом. Ломиться в высшие категории я не стал: пассажиров туда село немного, и каждому наверняка доставалась изрядная порция внимания проводников.

В котором я по очевидным причинам нисколько не нуждался.

В поезде пахло сдобой, табачным дымом и чем-то алкогольным, да и публика подобралась неожиданно веселая — по большей части молодые или среднего возраста мужчины. Кто-то ехал в столицу по делам, а кто-то спешил потратить заработанные на Шлиссельбургском пороховом заводе рубли и начал уже прямо в поезде: бутылки и платки с нехитрой закуской появились на сиденьях даже раньше, чем состав тронулся от Шереметьевки. Курили так, что к середине пути я не без труда различал лица даже соседей. Болтовня вокруг изрядно утомляла, однако ее приятно разбавляли звуки гармони, доносившиеся из соседнего вагона. Там, похоже, собрались отставные вояки, хором затянувшие «Солдатушек» чуть ли не четверть часа.

Они не только вспомнили все куплеты из моего мира, но еще и добавили чуть ли не с десяток новых. Любой уважающий себя собиратель народного творчества из двадцать первого столетия, пожалуй, отдал бы полжизни за возможность хоть ненадолго оказаться на моем месте. Я подобной страстью к фольклору не пылал, однако песня звучала уж точно не хуже разговоров вокруг, и с ней однообразная дорога до Петербурга казалась если не веселее, то хотя бы чуть короче.

Но под конец почему-то затягивалась. За окнами все так же проплывали голые деревья и столбы, никаких станций до самого Охтинского вокзала не предвиделось, однако поезд все больше и больше сбрасывал ход, пока совсем не остановился.

— Да что там такое? — недовольно проворчал мой сосед по сиденью. — Почему встали? С дорогой чего случилось?

— Машина у путей стоит… Никак, жандармы. — Усатый мужик напротив протер локтем запотевшее стекло. — Опять по вагонам паспорта смотреть пойдут, не иначе.

Я мысленно выругал себя. Не предвидел почти очевидного — того, что с моим опытом предвидеть стоило. Вряд ли кто-то из полицейских чинов решил поискать исчезнувшего невесть куда князя Горчакова в поезде на Ириновской железной дороге, однако в последние пару-тройку недель обстановка сложилась такая, что любой идущий в столицу поезд могли проверить.

И, как выяснилось, не только на вокзале в Петербурге. И даже не на станции, где собирается народ, а прямо посреди перегона, в чистом поле. Будь поблизости хотя бы с полдюжины домов или густой лес, я бы, пожалуй, рискнул сигануть из окна или через дверь и удрать, но здесь…

— Тьфу ты! — Сосед легонько стукнул кулаком по сиденью. — Да чтоб им пусто было. Час точно простоим, если не два.

— Ты бы потише, любезный, — отозвался кто-то за моей спиной. — У господ жандармов нынче разговор короткий.

Похоже, обход начали с вагона с солдатами, так что время поджимало. Еще несколько минут, и фигуры в темно-синей форме доберутся сюда. И если кто-то ненароком узнает меня, если Горчаков все-таки попался и выдал колдуну тайну моего чудесного возвращения с того света, если…

— Эй, постой! Ты куда? — Сосед неуклюже попытался поймать меня за полу пиджака. — Чемодан забыл…

— Оставь себе, — буркнул я.

Еще один прокол, но исправлять его было некогда: жандармы уже гремели сапогами где-то за спиной, и возвращаться за почти пустым саквояжем я не собирался. Удирать следовало незамедлительно. Для начала в стороны головы состава, в вагон первого класса, а оттуда…

На этом мой план пока что заканчивался. Шагая по узкому проходу между сиденьями, я успел кое-как разглядеть обстановку снаружи, и складывалась она определенно не в мою пользу. Полицейских машин оказалось целых две, и справа вдоль поезда прогуливался городовой в белом кителе. Наверняка и на левой стороне дежурил его коллега. Где-то впереди машинист с кочегаром, которые вряд ли были бы рады видеть меня в кабине локомотива. Сзади подпирали жандармы — уже вовсю ругались с упрямым пассажиром, решившим отправиться в путь то ли без паспорта, то ли без билета.

Так себе математика.

Когда я махнул через сцепку, вокруг хотя бы стало тихо. Только где-то в дальнем конце вагона негромко спорили о чем-то проводники. Идти к ним я уж точно не собирался, оставаться в узком коридоре и ждать, когда проверяющие доберутся до первого класса — тем более. Оставалось только ломиться в одну из дверей: судя по публике на станциях, господа с деньгами на этом маршруте встречались нечасто, и половина купе наверняка пустовали. Места внутри не так уж много, и все же достаточно, чтобы спрятаться: вряд ли у жандармов столько рвения, чтобы лезть искать безбилетников и прочих нарушителей порядка под каждое здоровенное обтянутое бархатом «барское» кресло.

Первая дверь оказалась заперта, со второй мне тоже не повезло, а вот третья распахнулась. Без скрипа и так легко, что я от неожиданности едва не завалился вперед, стукнув подошвой ботинка об пол. Мягкий ковер приглушил шум, но я все равно на мгновение застыл, вслушиваясь в бормотание проводников.

Кажется, не услышали.

В купе было темно — свет снаружи между едва пробивался сквозь задернутые толстые шторы. Глаза привыкли не сразу, но очертания предметов намекали, что внутри никого нет. О чужом присутствии напоминал только запах духов. Что-то цветочное, летнее, подходящее скорей совсем молоденькой девушке, чем солидной матери знатного семейства. Похоже, пассажирка покинула вагон совсем недавно или…

— Что вы?.. И что вы здесь делаете⁈

Тонкая женская фигура появилась передо мной буквально из ниоткуда. Наверное, до этого дремала в огромном кресле, полностью с ним сливаясь. Или зачем-то стояла в тени в углу. Я и сейчас никак не мог различить лица — только темный силуэт на фоне окна.

— Доброго дня, сударыня. — Я снял с головы шляпу и на всякий случай поднял обе руки вверх. — Прошу меня извинить. У меня и в мыслях не было потревожить ваш…

Договорить я не успел. По купе будто прошелся порыв ветра. Шторы дернулись, посуда на столике задребезжала, а незнакомка вдруг полыхнула мощью Таланта так, что меня едва не выкинуло обратно в коридор.

— Это… это ты?!?