Волчья Луна

Глава 10. После боя

1. Петергоф, двадцать пятое декабря 1763 года

Рассказ Татьяны не радовал, но заставлял задуматься. Ведь, оказавшись в эпицентре магического сражения, Август не знал — просто не мог знать, — что происходит в это время в других местах, рядом с ним и, тем более, далеко от него, в Петергофе, в Петербурге, где-то еще. А между тем, речь шла ни много ни мало, как о попытке государственного переворота. Об опасном и жестоком мятеже, в котором участвовало исключительно много военных, — преимущественно офицеры из гвардейских полков и Главного Штаба — а также большое количество колдунов и волшебников, некоторые из которых даже не состояли в российском подданстве. На четвертый день после известных событий в "царевнином дворе", даже Татьяна все еще не знала всех подробностей заговора, хотя получала информацию, что называется, из первых рук: от царевны Елизаветы, чаровницы Весты и даже от графа Новосильцева, временно исполнявшего обязанности офицера для особых поручений при императрице Софье и наследнице престола Екатерине.

— Четыре дня?! — опешил Август, услышав объяснения Теа. — Я был без сознания целых четыре дня?

— Скажи спасибо, что, вообще, жив остался! — фыркнула в ответ Татьяна, но за ее бравадой ощущались совсем другие мысли и чувства.

— Спасибо! — как можно естественнее улыбнулся Август, начиная понимать, какая здесь разыгралась драма, пока душа его витала в эмпиреях.

— На здоровье! — Прозвучало раздраженно, едва ли не с обидой.

— Не обижайся! — попросил Август. — Я же не знал… Думал, все это произошло только накануне, а тут оказывается целых четыре дня прошло. Целая эпоха!

— Да уж, эпоха, — тяжело вздохнула Татьяна и сделала несколько быстрых глотков вина, разом ополовинив содержимое своего бокала.

Помолчала, задумчиво глядя куда-то мимо Августа. Еще раз вздохнула и снова вернулась к рассказу, прерванному репликой Августа:

— Заговорщики атаковали Зимний дом, — сообщила она каким-то больным, "простуженным" голосом, — но им не повезло. Вернее, их удалось упредить…

По-видимому, императрица София чего-то в этом роде и ожидала, хотя, похоже, не знала, где и когда должно полыхнуть. Поэтому в последний момент она отказалась от участия в гуляниях на невском льду и заперлась во дворце, тайно стянув туда всех, кому на тот момент могла доверять, и кого не послала заранее в Петергоф, чтобы защищать царевен. Поэтому мятежникам пришлось изменить планы и вместо боя на открытой местности, к которому они, собственно, и готовились, атаковать императорский дворец. Да к тому же делать это экспромтом, то есть без должной подготовки. При этом заговорщики не подозревали о том, что их планы уже раскрыты, тогда как императрица и ее люди нападения ожидали и были к нему готовы. Во всяком случае, попытались к нему подготовиться.

Тем не менее, даже при таком комплементарном раскладе, в первые минуты боя могло показаться, что для правящей династии, вернее для женской ее линии, все кончено. Однако, если мятежники и почувствовали на губах вкус победы, распробовать его до конца им не удалось. Императрицу достаточно эффективно защищали ее личные телохранительницы-ведуньи и оставшаяся верной присяге дворцовая стража. А вскоре на помощь оборонявшимся в Зимнем доме придворным — тем из них, кто не струсил и не ударился в бега — пришли на помощь зимовавшие в Петербурге экипажи Второй Балтийской эскадры, в которых было несколько весьма сильных ведунов. Так что сражение получилось на славу, а когда Фоминова острова ко дворцу прибыли еще и сестры из обители, посвященной богине Джеване, заговорщики быстро потеряли весь свой наступательный пыл и, в конце концов, обратились в бегство.

Кое-кого из них, впрочем, удалось захватить еще тогда, в тот самый роковой день, а преследование других продолжалось по сию пору. Многих, в особенности, рядовых мятежников пленить при этом даже не пытались, убивая на месте, но вот руководителей заговора старались взять живьем. И дело тут не только в том, чтобы выпытать у них все подробности заговора, но и в том, что кого-то все-таки надо было публично пытать, судить и казнить. В назидание, так сказать, современникам и потомкам. Слишком уж серьезным преступлением являлось то, на что они решились, не говоря уже о количестве жертв, среди которых оказались и люди с весьма громкими именами, и практически полностью разрушенном Зимнем доме — резиденции государыни императрицы.

— А у нас, в Петергофе, кого-нибудь удалось взять? — спросил Август, предполагавший, впрочем, что ответ будет отрицательным. Слишком уж ожесточенный случился там бой. Очень уж страшными заклинаниями бросались друг в друга противоборствующие стороны.

— Взяли, — усмехнулась в ответ Татьяна, поймавшая, как видно, его мысль "на лету". — Не веришь?

— Но там ведь… — попробовал возразить Август, которому казалось, что там и тогда даже уцелеть было непросто, не то, что пленных брать.

— Там, дорогой, на нашу удачу, — довольно ухмыльнулась Таня, — в нужное время и в правильном месте оказались Анечка свет Захарьевна и наш caro amico Василий. Они двух супостатов повязали, а это, согласись, не хухры-мухры! На самом деле, троих, но одного по ходу дела пришлось зарезать. На них наседать как раз начали, а они, я имею ввиду Анечку и Василия, все-таки не колдуны: с пленным на руках фиг бы отбились.

"Чудные дела творятся!" — вынужден был признать Август, выслушав объяснение Татьяны.

"Но с другой стороны…" — задумался он немного погодя, припоминая все, что он знал по этому поводу. — Почему бы и нет?"

Охотники на колдунов существовали всегда. И среди них встречались, порой, и такие, кто сами по себе ни колдунами, ни волшебниками не являлся. Август этим вопросом специально не интересовался, но слышал про таких и знал, что это не пустые слова. Он одного такого охотника даже лично знал, хотя и не близко. На войне во Фландрии в составе корволанта, в котором служил Август, состоял один такой умелец — сержант-наемник из Прусского королевства. Вот он этим самым и промышлял: втихую захватывал испанских колдунов и волшебников. Деньги за это платили немалые, но и риск, — чего уж там, — был большой. В особенности, если действовать не из засады, а вот так, как, судя по всему, сделали это Анечка Брянчанинова и граф Новосильцев — прямо в бою.

— Тебе воду подогреть? — неожиданно спросила Татьяна.

Как ни странно, вопрос прозвучал точно тогда, когда Август почувствовал, что вода в ванне, и в самом деле, начала остывать. Сначала он хотел отказаться, но, прислушавшись к своим ощущениям, понял, что сам подогреть воду никак не сможет. Он был "пуст", едва чувствововал магические потоки, и уж точно не смог бы сейчас ничего путного наколдовать.

— Ну, если тебе не трудно… — нехотя, сказал он, переживая унизительное чувство бессилия. Его физическое состояние все еще было далеко от желаемого. Ментальное, если верить интроспекции — и того хуже.

— Мне не трудно, — фыркнула Таня, разумеется вполне оценив "душевные метания" Августа, и аккуратно, то есть плавно и в разумных пределах, подогрела воду до нужной температуры. — А тебе пора перестать меня стесняться. Я тебе не чужая, Август, и люблю тебя не за то, что ты весь такой из себя мачо! Хотя мачоизм твой мне обычно не мешает. Но не забудь, ты едва не помер от ожогов и отравления "проклятием Гекаты" и четыре дня провел без сознания. Я понятно излагаю свою мысль?

Что ж, она была права, разумеется, но от этого легче не становилось.

— Что такое "мачо"? — поинтересовался он, чтобы прервать повисшее между ними молчание.

— Самец, по-испански, — добродушно улыбнулась в ответ Татьяна. — Физически соблазнительный парниша, брутальный и вообще!

— Вообще-то, это про меня, — улыбнулся, остывая, Август, — разве нет?

— Про тебя, про тебя, дорогой! — кивнула Таня. — Но это не значит, что ты, как и всякий другой человек, не можешь устать или заболеть! Марвел утверждает, что болеют даже супермены.

— Кто такой Марвел? — Одно дело новые, неизвестные Августу слова, и совсем другое — неизвестное имя.

— Марвела читал? — неожиданно и непонятно развеселилась Таня. — Нет? В койку!

Август ее не понял, но предположил, что речь идет о какой-то шутке, оценить которую способны лишь "соплеменники" Татьяны, и счел за лучшее сменить тему разговора.

— А что насчет твоих ран? — Сейчас Август отчетливо вспомнил, что Татьяна тоже была ранена в бою. По крайней мере, один раз. Но не исключено, что ран было гораздо больше, только Август в горячке боя их пропустил или попросту не запомнил. — Тебя ведь тоже ранили!

— Было дело, — поморщилась женщина. — Поймала нежданьчик. Но Веста меня еще тем днем подлатала. Так что не волнуйся, Густо! Ничего серьезного, и, уж точно, что и близко не сопоставимо с твоими ранами.

Странное дело, временами Татьяна, словно бы, спохватывалась и вспоминала немецкие и итальянские уменьшительные производные от имени Август. И тогда в ее речи появлялись все эти Юсс, Густ и Густо, не говоря уже о Тино. Но она никак не могла остановиться на каком-то одном из них и, более того, создавалось впечатление, что ей просто нравится называть его Августом. При этом обращения "дорогой" и "caro amico" она зарезервировала исключительно для публики, "милый" звучало в ее устах иронично, если не сказать, насмешливо, а "дураком" и "дурнем" она звала Августа, любя, и только наедине.

— Твои ожоги… — между тем, продолжала говорить женщина. — С ними, Август, никто не мог справиться. Боряна честно призналась, что бессильна помочь и начала тебя отпевать. Но ты той ночью не умер, хотя все думали, что до утра не дотянешь. За мной послали… Арину и Весту вызвали… Но ты хоть и не приходил в сознание, но умирать вдруг передумал, а потом и вовсе пошел на поправку. Раны затягивались… Ну, ты и сам, наверное, представляешь, как это должно выглядеть, когда новая кожа начинает затягивать ожоги утром, а вечером от них уже и следа нет. И в чем тут дело, как это возможно, никто не знает и не понимает. Но, по факту, ты выздоровел, раны затянулись и "проклятие Гекаты" тебя не убило. Пропало, как не было. Это главное, остальное — шелуха!

"Шелуха… — повторил Август мысленно. — Наверное, ты права, милая, но, с другой стороны…"

Он никак не мог решить, рассказывать ли Татьяне о встрече с Матриархом ее рода или нет. Однако и скрытничать, вроде бы, повода не было тоже. Теодора о сохранении тайны ничего Августу не говорила. Слова молчать о встрече с него не взяла, и, значит, он был в праве открыть Татьяне некоторые отнюдь не бесполезные тайны ее биографии. Однако прежде Август хотел задать ей совсем другой вопрос. Ему ведь тоже надо было кое с чем разобраться. В себе, например. В своих способностях, о которых он раньше даже и не догадывался.

— Скажи, Таня, — спросил он, внутренне сжавшись, как перед прыжком в холодную воду, — ты когда-нибудь носила там — подчеркнул он интонацией предполагаемые время и место, — белые широкие штаны и рубаху без застежек?

— Ты добок имеешь в виду? — нахмурилась женщина. — А ты откуда знаешь про добок?

— Значит, носила… Штаны до лодыжек… Черный воротник, черный пояс… Что это такое?

— Ты не ответил на мой вопрос! — возмутилась Татьяна.

— Не волнуйся! — остановил ее Август. — Я тебе все расскажу. Даже больше, чем ты можешь подумать. Только объясни мне, пожалуйста, что это за одежда? У вас, там, так ходят по улицам или это домашнее платье?

— Нет, Август, — неожиданно усмехнулась Таня, — по улицам так не ходят. Можно конечно, никто даже не удивится, но не на постоянной основе, потому что стремно. Если носить постоянно, люди за шизу примут.

— Почему?

О значении слова "шиза" Август уже знал, так же, как и о том, что в мире Татьяны женщины выходят на люди в крайне легкомысленных нарядах. Так что, если бы выяснилось, что Татьяна гуляла там по улицам в таком странном костюме, его бы это не удивило. Но, как оказалось, это было не так. Оттого и спросил.

— Потому что это спортивная форма, — объяснила Таня, но, если ей этого было достаточно, то Август так и остался недоумевать, поскольку ничего из ее объяснения не понял. Слова понятные, а смысл все равно ускользает. Так он ей и сказал:

— Я тебя не понимаю.

— Помнишь, я тебе рассказывала про спорт? У вас же тоже есть спорт. Фехтование, скачки… Но у нас, там, это организовано по-другому. Много видов спорта. Борьба, бег… Похоже на олимпийские игры у древних греков, но более массово. Участвовать могут все: и мужчины, и женщины. Есть даже детский спорт. И для каждого вида спорта существует своя форма, в смысле, одежда, чтобы, значит, голой задницей не светить. Компрене-ву, мон ами?

— Не совсем…

— Ну, тогда, так, — почесала висок женщина. — Тот, кто занимается определенным видом спорта, одевается соответствующим образом. Или по традиции или для удобства. Например, для плавания существуют плавки… Ну, это, как трусы, только в обтяжку…

"Великие предки!" — как-то на эту тему они с Таней ни разу подробно не говорили.

А между тем, про trusy Август уже знал, как знал и про бюстье. Эти элементы гардероба, которые Татьяна называла нижним бельем, он видел неоднократно на ней самой. Он их с нее даже снимал. И, более того, судя по ее рассказам, после той памятной вечеринки с принцессами, когда она проснулась "голая и в помаде", Анна и Елизавета, а за ними и наследница престола Екатерина, не говоря уже о фрейлинах малого двора, заказали себе у белошвеек точно такие же вещи, оценив их практичность в условиях холодного северного климата. Эскизы к выкройкам рисовала сама Татьяна, не упустившая шанса обновить и свой гардероб.

Если верить рассказам Татьяны, — а не верить у Августа не было ни единого повода, — trusy в ее мире носили все, и мужчины, и женщины. Даже дети. Это считается там нормой, тогда как женщина, вышедшая на люди одетая, скажем, в платье, но не надевшая под него белье, воспринимается, излишне легкомысленной, хотя такое и случается, и не так уж редко. Теперь же оказалось, что, занимаясь плаванием, люди в ее мире одеваются в одни лишь "плавки".

— Надеюсь, женщины плавают только в огороженных водоемах? — спросил он оторопело.

— Ох, ты ж! — тяжело вздохнула Татьяна. — Придется тебе, Август, ликбез устраивать, а то ты вообще ничего не поймешь.

Вообще-то, Август предполагал задать Теа всего один вопрос, удостовериться, что не спятил, отравившись "проклятием Гекаты", а, напротив, приобрел некую новую способность, — "видеть невидимое", — и сразу же перейти к делу, то есть к рассказу о встрече с Матриархом. Однако тема, затронутая невзначай, увлекла его настолько, что на некоторое время он забыл обо всем. Даже о вине в бокале, который продолжал держать в руке.

— Значит, так, — начала объяснять Татьяна, которая о вине как раз не забывала. В смысле, не забывала отпивать вино из своего бокала. Маленькими глотками, но довольно часто. — Во-первых, у нас там, нагое тело давно уже не табу. Было бы что показывать. Но это я тебе уже рассказывала. Многие женщины, и не только молодые, носят брюки в обтяжку или короткие юбки, платья. Ты ведь помнишь?

— Да, — кивнул Август.

Разумеется, он помнил. Подол до колен или даже выше колен, до середины бедра…

— Хорошо! — усмехнулась Татьяна. — Тогда, во-вторых. Летом, когда тепло, у нас люди купаются в море, озерах, реках, то есть везде, где есть чистая вода. Впрочем, в грязной тоже купаются. У нас, знаешь ли, Нева — та еще помойка, но ничего, некоторые рискуют купаться и в Неве. Я понятно излагаю?

— Да.

— Отлично! Тогда, в-третьих. Купаться в одежде неудобно. Поэтому мужчины купаются в трусах, а женщины — в трусах и lifchikah. Лифчик — это бюстье. И никто никого не стесняется, потому что это нормально. Ну, то есть, у нас это нормально, хотя вот у мусульман — это не так, но мы сейчас не о них. У нас некоторые девушки и без лифчика обходятся, а на некоторых пляжах люди и вовсе голыми ходят. Называются, нудисты.

Слово "нудисты" Август понял, хотя и сомневался, что может себе это представить. Слово "пляж" он тоже знал. Это ведь полоса берега вдоль какого-нибудь водоема. Но вот все остальное…

— То есть, ты хочешь сказать, — задал он следующий вопрос, едва переварив полученную информацию, — что там, на этом пляже, находятся вместе голые мужчины и женщины, которые даже между собой не знакомы?

— Точно так! — улыбнулась Таня. — И, упреждая твой вопрос, никто ни на кого не бросается, поскольку к сексу это все отношения не имеет. Просто некоторым нравится загорать и плавать голыми. Только и всего.

— Только и всего?!

Август был потрясен. Он был обескуражен и дезориентирован. Его воображение отказывалось представить такое падение нравов. Но, немного отдышавшись, он вспомнил рассказы о туземцах Африки, а также древнюю Грецию, в которой к наготе относились совсем иначе, чем в современной Европе, и разом успокоился. Все дело в культуре, решил он. Если люди могут видеть в этом их "интернете" сцены совокупления, с чего бы им стесняться собственного тела?

— Давай, оставим моральную сторону вопроса на потом, — предложила Татьяна, понимавшая, вероятно, о чем думает Август. — Будет чем заняться на досуге. А пока вернемся к тому, с чего мы начали. К спорту.

— Да, — кивнул Август. — Хорошо. Как скажешь. Вернемся к спорту.

— Вот именно! — В этот момент Таня обнаружила, что вино в ее бокале закончилось, и снова подняла в воздух давешнюю бутылку. — Тебе долить?

— Да, — машинально ответил Август и тут же обнаружил, что его бокал так и не опустел.

— Нет, спасибо! — поправился он и сделал несколько глотков вина, чтобы промочить пересохшее горло. — Так что там со спортом?

— Я ведь рассказывала тебе, что занималась восточными единоборствами? — отправив бутылку обратно в ведерко со льдом, продолжила Татьяна. — Ну, так вот. В основном, я изучала тхэнквондо. Это такая корейская забава. Типа, искусство наносить удары руками и ногами. А в тхэнквондо есть специальная одежда. Называется тобок. Штаны должны позволять садиться на боковой шпагат. Ты видел, как я это делаю, только в этом теле мне сложнее. Инстинкты, ну, то есть навыки требуют одного, а растяжка у тетеньки была не торт! Вот и приходится мучиться. Ну, в общем, костюм этот — тобок — он исторический и должен не мешать драться. Черный ворот — это потому что у меня взрослый дан.

— Дан? — переспросил Август.

— Дан определяет уровень мастерства, — объяснила Татьяна. — У меня, например, пятый дан — международный инструктор. Поэтому я с пятнадцати лет ношу черный пояс. По идее, должен был быть красный, но я оказалась хорошей ученицей. Вот и весь сказ.

— А какой самый высокий? — спросил Август, уловивший в словах Татьяны главное.

— Восьмой, — ответила она и подняла руку, останавливая дальнейшие вопросы. — И на этом пока все! Теперь ты!

"От пятого до восьмого куда ближе, чем от первого до пятого…"

Пока Август не вполне осознавал, что такое спорт в понимании людей того, другого мира, и все еще не мог вообразить, что из себя представляет это их тхэнквондо, хотя и видел кое-что в исполнении своей любимой женщины, во время ее утренних тренировок в неглиже. Однако разговор этот в очередной раз поставил перед Августом серьезную мировоззренческую проблему сходства и разности двух миров. И еще. Сейчас, как никогда прежде, ему захотелось увидеть мир Татьяны своими собственными глазами. Пройтись по улицам их городов, попробовать незнакомые блюда их экзотических кухонь — "Вот это их суши, например!" — увидеть воочию интернет… Желание было столь острым, что Август едва не задохнулся от переполнявших его чувств. Но время думать обо всем этом еще не пришло. Хватало и других, куда более насущных дел. И, однако, в этот именно момент он окончательно решил, что должен, просто обязан найти дорогу в мир Татьяны.

— Я видел тебя такой, — сказал он вслух. — Черные, коротко остриженные волосы. Совсем коротко. Вздернутый носик, голубые глаза, узкие губы… Босиком, и в этом… Как ты сказала? Добок? Штаны, куртка без застежек, длинный черный пояс…

— Но ты не мог! — И ведь Татьяна уже знала, что каким-то образом Август ее настоящую видел, но сейчас ее повело по-настоящему.

— Видишь ли… — Август и сам не знал точно, что именно с ним тогда произошло, но увиденного по ту сторону ночи уже не отменить. Был. Видел. Много чего узнал…

— Видишь ли, — повторил он, — я был где-то там, — взмахнул Август свободной рукой. — Где-то между жизнью и смертью. Не знаю, право, что это такое. Не посмертие, не сон и не видение, но я там был и встретился со своим прошлым, а потом пришла она…

Рассказ занял совсем немного времени, но оно и понятно: нечего было, в сущности, рассказывать. Несколько имен, чуть больше догадок, большей частью построенных на недосказанностях, — возможно, случайных, а возможно, и нет, — на многозначительных умолчаниях и намеках, слишком тонких, чтобы их так сразу понять. Немного мимолетных впечатлений, которые крайне сложно облечь в слова. Пара-другая странных образов, рожденных скорее чувствами, чем разумом. И пригоршня слов, которые еще предстояло собрать в осмысленные фразы.

Тем не менее, то немногое, что Август все-таки принес из своего путешествия на ту сторону ночи, могло оказаться настоящим сокровищем. Им надо было только правильно распорядиться.

***

— Значит, Теодора из Арконы…

Задумавшись, Татьяна прошлась по комнате, благо в гостиной было где развернуться. Вернулась к креслу, в котором сидел Август, кивнула, по-видимому, соглашаясь с какими-то своими мыслями, и неожиданно присела к нему на колени.

— Ты не против, если я здесь немножко посижу? — спросила, повернувшись к Августу, глаза в глаза, губы в губы, так близко, что даже дух захватывает. — Нет? Ну, и славно.

Прошло чуть больше часа с тех пор, как, сидя в быстро остывающей воде, Август рассказывал ей свою историю. В конце концов, он все-таки закончил полный вопросов и недоумений рассказ, вымылся, оделся, как подобает, и вышел в ореховую гостиную. До обеда, — на который то ли придет кто-нибудь кроме них двоих, то ли нет, — оставалось еще порядочно времени, и Августу хотелось просто посидеть в кресле у камина. Выпить немного старки, этого удивительного местного напитка, который согревает не хуже коньяка. Выкурить трубку голландского табака и поразмышлять в покое о том, о сем, а тем для размышления набралось уже немало. Но еще лучше было бы обсудить все это с Татьяной, потому что чем дальше, тем больше ему нравилось думать вслух и обязательно в ее присутствии. Тогда монолог очень скоро превращался в диалог, и блестящий ум Татьяны расцвечивал размышления Августа новыми красками, даря им обоим не только невероятное интеллектуальное наслаждение, но и ответы на многие вопросы, на которые в одиночестве так сразу и не ответишь.

— Аркона, это где? — спросила Татьяна, продолжая, между тем, вглядываться в глаза Августа, словно предполагала найти в них ответы на этот и многие другие вопросы.

— Где-то в Пруссии, мне кажется…

— Так это, выходит, германская линия наследования… — произнесено задумчиво, но вопрос все-таки подразумевается.

— Если ты имеешь в виду "темную линию" рода северных рысей, — Август и сам не мог оторвать глаз от изумрудного сияния, порожденного глазами Теа, — то это скорее славянский род, как мне кажется.

— Ну, может быть, со скандинавскими включениями, — добавил через мгновение.

— Думаешь, это она тебе меня показала?

"Показала?" — не понял Август, всецело захваченный менявшим оттенки сиянием Таниных глаз.

Но уже в следующее мгновение сообразил, о чем, собственно, идет речь. Вопрос состоял в том, откуда бы Августу знать, как выглядела Татьяна в своем мире, во что одевалась, как ходила?

— Думаю, это возможно, — ответил он осторожно, так как, и сам не знал ответа на этот вопрос, — хотя и бездоказательно. С тем же успехом, это может быть результатом проецирования тобой вовне своих представлений о себе самой. Ведь могла же ты мне попросту себя показать? Из интереса… Осознанно, или наоборот, случайно, не отдавая себе в том отчета.

— Да, пожалуй, — согласилась Татьяна. — Во всяком случае, не лишено смысла. Но она же тебе ясно дала понять, что знает обо мне все…

— Это-то и смущает, — признал Август.

— А что, если это она мне с самого начала помогает? Она, а не старуха д'Агарис? — казалось Таня не произносит слова вслух, а "вцеловывает" их Августу прямо в губы.

— Возможно, — согласился он, надеясь, что его слова так же приятны для губ Тани, как ее для его. — Но опять-таки бездоказательно. Как рабочая гипотеза сойдет, но и только.

— Ты прав, Август, но вот какая штука…

Женщина так же неожиданно покинула его колени, как прежде на них "присела". Отошла, прошлась немного, мягко, по-кошачьему ступая по наборному паркету, остановилась у окна и заговорила, стоя к Августу спиной:

— Не исключено, что и я сюда попала неслучайно, как думаешь? Возможно, что я и дома, там, — ну, ты понимаешь, — владела магией, но только не знала об этом и не умела ею пользоваться. Допустимо предположить так же, что Теодора может "смотреть" в оба мира, а это значит…

— Что переход из одного мира в другой теоретически возможен, — закончил за нее Август, высказав наконец вслух мысль, которую начал обдумывать еще до встречи с матриархом "темной линии" рода северных рысей.

— Типа того… — сказано, вроде бы, рассеянно, но Август слишком хорошо успел изучить свою женщину, чтобы попасться на эту ее немудрящую уловку.

— Все, что возможно теоретически, в конце концов, можно получить и практически, — сказал он с улыбкой. — Не сразу, не вдруг, но, если задаться такой целью…

— А мы зададимся? — повернулась к нему Татьяна, и ее глаза для разнообразия, верно, вспыхнули бирюзовым сиянием.

— Обязательно! — пообещал Август. — Вот поможем императрице с ее проблемой и сразу же займемся. Проект достойный. Отчего бы не попробовать?

Итак, он дал обещание, а от своего слова Август никогда не отказывался. Не откажется и теперь, тем более, что речь идет о Татьяне. К тому же и вне зависимости от состоявшегося между ними разговора, Август и сам уже некоторое время назад начал размышлять о возможности исследовать границы между мирами. Ему и самому, — и не только ради Татьяны, — хотелось выяснить, так ли непроницаемы эти границы для "простых смертных", как это кажется при первом приближении. Ведь с научной точки зрения, это по-настоящему интересная задача — отыскать дорогу между ее и его мирами. Но одновременно такое исследование могло стать невероятно интригующей пробой сил. Еще одним шагом в вечном поиске границ возможного.

Один раз Август уже попробовал свои силы там, где, по всеобщему убеждению, располагалась "делянка богов". Тогда он создал из неживого живое, воссоздав по пряди волос великолепное тело графини Консуэнтской. То, что в тот раз он потерпел поражение в попытке вернуть в эту плоть разумный дух и личность Теа д'Агарис, ни о чем, собственно, не говорит. Одно получилось, другое — нет. В науке такое случается сплошь и рядом. И всех дел, что, меняя понемногу материальные и нематериальные условия эксперимента, ученый будет повторять свои опыты до тех пор, пока не случится прорыв.

Сейчас, по прошествии времени, Август начал уже догадываться, в чем заключалась причина неожиданного — ведь он полагал, что все расчеты верны — фиаско. Другое дело, что он не был уверен, что хочет повторять этот эксперимент. Вернее, он точно знал, что не хочет и не будет этого делать. Последнее, впрочем, не означает, что Август прекратит размышлять над условиями, при которых старая графиня согласилась бы вернуться в вещный мир. Возможно, впрочем, что подобные "возвращения" невозможны в принципе, поскольку противоречат законам природы. Но и это следовало еще доказать. Тем более, что сейчас, после всего, Август начинал склоняться к предположению, что дело не в том, каковы эти законы, и не в том, чего хотела или не хотела умершая сто лет назад темная колдунья. Возможно, такова была воля Теодоры из Арконы. А отчего она захотела — если это действительно так, — "совместить" Теа д'Агарис и Таню Черткову, еще предстояло выяснить, поскольку цели Матриарха, как и цели богов, неочевидны для смертных, но наверняка познаваемы, если взяться за дело, как следует.

— Страшненькая, правда?

— Что, прости?

Вопрос Тани не сразу дошел до Августа, глубоко задумавшегося над проблемой "возможного и достаточного", но, когда все-таки дошел, Август его попросту не понял.

— Прости, — виновато улыбнулся он, — но я, кажется, что-то пропустил. Задумался о наших планах… Так, о чем ты меня спросила?

— Я спросила… — неожиданно покраснела Теа. — Ты ведь теперь и сам можешь сравнить это, — провела она ладонью по своему лицу, — с тем. Вот я тебя и спросила про ту меня. Страшненькая?

— Дура! — по-видимому, Август впервые использовал такое грубое слово в разговоре с Татьяной. Она себе вольности позволяла, он — нет. Но сейчас от возмущения он попросту не нашел других слов.

— Дура! — припечатал Август, выразив в этом слове весь свой гнев. — Что ты несешь?! Страшненькая? А, по-моему, весьма симпатичная девушка. Не кукла, не klusha, — использовал он одно из Таниных "особых" слов. — Я тебя такую, с черными волосами и в очках, люблю ничуть не меньше, чем такую, — указал он на свою собеседницу. — И давай прекратим этот бессмысленный разговор. Ты женщина, которую я люблю. А какая ты, — такая или сякая, — это вторично. Но та ты мне очень понравилась!

***

Обедали втроем: Август, в силу обстоятельств евший мало и только легкую пищу, Теа и присоединившаяся к ним Аннушка Брянчанинова. Она же и рассказала последние новости. Оказалось, что прошедшей ночью овдовела государыня-императрица. Умер супруг Софьи — принц-консорт российской империи, великий князь Борис Владимиро-Суздальский.

— Он еще с вечера почувствовал себя плохо, — врала на голубом глазу девица Брянчанинова. — К нему и лекарей наилучших позвали, и целительницу Арину из Обители вызвали. Но ему уже ничего не помогло, — промокнула красавица платочком совершенно сухие глаза, — ни эликсиры алхимические, ни камлания придворных шаманов, ни Аринина ворожба. Все равно помер.

— А что же барон ван дер Ховен? — поинтересовался Август, оторвавшись по такому случаю от стерляжьей ухи.

— Так лекарь еще третьего дня в Валгаллу отправился, — как о чем-то совершенно не имеющем отношения к делу, "вспомнила" вдруг Теа. — Споткнулся, упал, закрытый перелом.

— Закрытый перелом? — интрига была ясна, как небо Калабрии в погожий солнечный день.

— Перелом основания черепа, — "печально" вздохнула в ответ поляница-охотница.

— Да, это смертельно, — признал Август, возвращаясь к ухе.

О судьбе княжны Вяземской и ее сына он спрашивать не стал. И так все ясно. Софье пришлось все-таки — хотела она того или нет — устроить кровавую прополку. А это означает беспощадный террор. Только одним будут рубить головы публично — Август представлял себе, что сейчас делается в казематах крепости и во всех дальних и ближних острогах, — а других, как того же барона ван дер Ховена, уберут втихую. Ну не казнить же, в самом деле, отца принцессы-наследницы! Другое дело, осведомлена ли сама Екатерина о причинах скоропостижной смерти своего отца?

"Возможно, что и знает, — обдумав вопрос, решил Август. — Отец или нет, но он хотел лишить ее права на престол! За меньшее убивают, а уж за такое…"

— Похороны завтра, — прервала Анна Захарьевна повисшее над столом молчание. — Императрица не хочет задерживать Елизавету Борисовну в Петербурге. И отпускать экспедицию без принцессы не желает тоже.

— Сроки изменились? — понял Август.

— Да, — подтвердила его догадку Теа. — Нам приказано поторопиться.

— В разумных пределах, — добавила она через мгновение, но смысла сказанного ранее ее уточнение не изменило. Им всем следовало поспешать.

В этом смысле, Софию можно понять. В столице наверняка все еще небезопасно, ведь никто не знает, как глубоко пустил корни заговор и насколько эффективной окажется "прополка".

— Значит, сразу после обеда, едем в Петербург и тотчас начинаем работать — кивнул Август, быстро взглянув на Теа и получив в ответ короткий одобрительный кивок.

Если они хотели, как можно быстрее покинуть столицу, то и начинать постройку портала следовало, не откладывая. Там — даже если поспешить, — работы на пять-шесть дней, никак не меньше. И это если все пойдет гладко. Но в магии — увы — нет простых путей, особенно если речь идет о "неродном" для Августа и Теа колдовстве. Хорошо хоть все необходимые материалы уже завезены во дворец Новосильцева, да и подвал под левым флигелем приведен в порядок. Во всяком случае, так обстояли дела четыре дня назад.

"Ладно, — решил Август. — Если чего не хватит, Веста наверняка сможет поспособствовать. Она не меньше нашего заинтересована в успехе, а может быть, и больше. Так что за работу!"

Однако планам этим не суждено было сбыться. Во всяком случает, не так скоро, как хотел Август. Едва он приступил к десерту, — кажется, это были итальянские булочки из заварного теста — как у него горлом пошла кровь…

Сначала Августу показалось, что это просто крошки сухой обсыпки попали ему не в то горло. Он поперхнулся, закашлялся, прикрыв рот салфеткой. Потом ему, как будто, полегчало и, вытерев губы, он хотел отложить салфетку, но замер, увидев, что она вся в крови. Это удивило Августа, но не напугало. Он хотел сказать об этом Теа, у которой глаза расширились от ужаса, когда она увидела кровь, но не смог произнести ни слова. Захрипел, ощущая удушье, и почти сразу же потерял сознание. Так что дальнейшие события происходили уже без его участия.

Как поведали ему позже очевидцы происшедшего, — то есть, Теа и Анна, — Августа вырвало кровью, и он отрубился. Дыхание ему вернула охотница, отлично владевшая приемами "неотложной помощи в экстренных ситуациях". Судя по ее замечаниям, Аннушке Брянчаниновой не раз и не два приходилось вытаскивать своих друзей-охотников прямиком с того света. Но "чрезвычайные меры" — это не настоящее целительство, поскольку Аннушка была все-таки бойцом, богатыркой-охотницей, но никак не знахаркой или ведуньей. Поэтому дальнейшие "реанимационные мероприятия", — если и дальше использовать терминологию Татьяны, — проводила уже графиня Консуэнская. Будучи колдуньей, Теа могла много больше, чем девица Брянчанинова, но и она не умела лечить неизвестные ей хвори. Да и известные — не все и не всякий раз. Поэтому Теа смогла лишь несколько облегчить состояние Августа, — что тоже не мало, — и продержать его в мире живых, пока не подоспела помощь в лице волшебницы Весты. Чаровница, — надо отдать ей должное, — примчалась по первому зову. Она долго возилась с Августом, но по мере того, как "пациенту" становилось лучше, впадала во все более очевидную мрачность. Причину столь странной реакции на, казалось бы, вполне "положительную динамику" в состоянии Августа она объяснила сама, но несколько позже и, скорее самому пациенту, чем хлопотавшим над ним женщинам.

— Во-первых, — сказала она, пристально глядя на обессилившего, но все-таки кое-как пришедшего в себя Августа, — было бы, как минимум, разумно, не говоря уже о вежливости, сообщить мне о том, что вы, граф, очнулись.

— Мы собирались… — попробовал Август лепетнуть какое-то жалкое оправдание, но Веста умела быть твердой, не говоря уже о жесткости.

— Во-вторых, — она, словно бы не обратила внимания на его жалкую попытку, продолжая последовательно и неумолимо излагать свою позицию, — вам следовало обсудить вмешательство высших сил, прежде всего, со мной, ибо я единственная из присутствующих хоть что-нибудь в этом понимаю.

— Высших сил? — попробовала вклиниться в разговор Теа.

— Помолчите, милочка! — остановила ее чаровница. — Вы еще не вернули себе и половины знаний, которыми располагали раньше, тем более, если речь идет о делах Круга и Рода. Вы первая должны были сообщить мне о таком невероятном излечении графа, и уж тем более о том, что он наконец пришел в себя.

— Я… — попробовала оправдаться Теа, но куда там. Веста не даром являлась главой Круга, воли и авторитета ей было не занимать. Приближенная императрицы и принцесс она могла себе позволить говорить свысока даже с аристократами.

— Кто вас спас, Август? — Прозвучало холодно и жестко. — Кто к вам приходил? Богиня или ее посланец?

— Э… — Август не то, чтобы собирался скрытничать по такому поводу, но в спальне помимо Теа и Весты присутствовала и Аннушка Брянчанинова.

— Можете не таиться, граф! — разрешила его сомнения Веста. — Боярышня Брянчаниова — мое доверенное лицо. Так что можете говорить при ней.

— Ну, раз можно, значит можно…

— Не сомневайтесь! — еще раз напомнила Веста о своей власти. — Итак?

— Ко мне приходила матриарх "темной линии" северных рысей.

— Она назвалась?

— Да, — подтвердил Август. — Сказала, что ее зовут Теодора из Арконы, и что Теа приходится ей внучкой в пятьдесят седьмом колене…