Воины Нави

ГЛАВА 5

В доме ведьмака жизнь шла размеренно и неторопливо. Домовик Михась, подметая избу, не переставал бурчать на Чернаву.

— Ох, девка, что ж тебе так неймется. Это где ж такое видано, чтоб девица сама на мужика вешалась. Ох, и времена настали. Ну, сложно тебе подождать? Чего ты разошлась будто кошка по весне?

Чернава сидела за столом, внимательно наблюдая за летающим по дому комаром.

— Не люба я ему, Михась. Зачем в дом свой привел? Зачем от родителей забрал? Вот уж три месяца прошло, а он со мной так и не возлег.

Домовик в сердцах бросил веник и уселся возле нее на лавку.

— Дура ты, Чернава. Все вы бабы дуры, — понизив голос, произнес Михась и покосился за печь. — Он же ведьмак, он не может жениться. А вот любить может. И любит он тебя, точно говорю. Я его уже лет сто как знаю.

Домовик дернул ее за сорочку, заговорщически подмигнув:

— Наклонись, чего на ухо скажу.

Чернава наклонилась, подставляя ухо, и тут же отдернулась, расхохотавшись.

— У тебя борода щекотная. Ты специально так сделал. Так говори, я не глухая.

Домовик спрыгнул со скамьи, подбежал к окну посмотреть, чем занят Стоян. Тот, сидя на завалинке под хлевом, грелся на солнышке.

— Стоян сказывал тебе про шабаш?

Чернава вновь обиженно надула губы, продолжая наблюдать за комаром.

— Ну сказывал.

— Ну и чего ты, дуреха, торопишься? Три дня осталось, там с ним и возляжешь. Положено так. Он любит тебя, но хочет сделать из тебя настоящую колдунью. Чтобы ровней ты ему была. А то, чему ты здесь научилась, это так, забавы детские. А там, на Алтаре, тебе истинную Силу дадут!

Чернава стукнула кулачком по столу, слезы навернулись на глаза, губы задрожали от обиды.

— Не хочу я так. Будут ведьмы всякие на меня пялиться. Хохотать станут. Негоже так.

Домовик почесал волосатую грудь.

— Не посмеют. Ты женщина Стояна, никто из них и рта не откроет. Что им, жить надоело? Не, ты скажи, колдуньей настоящей стать хочешь?

— Хочу, — слезы рвались наружу.

— Тогда уйми свою хотелку! Без обряда не станешь. Все, устал я от тебя. Мне еще пожрать нужно приготовить.

Из-за печи раздалось знакомое ворчание кикиморы:

— Эх вы, мужичье, никогда вам не понять душу женскую. Она ему о любви толкует, а он ей о магии. Нет в жизни магии сильнее любви истинной. Ты, Чернава, не унывай, кое в чем Стоян прав. Настоящие чувства только временем проверяются. А то, что на тебя там пялиться станут, так то ерунда. Все они там когда-то лежали, все через это прошли. Это же ведьмин праздник, там все можно. Такое веселье лишь раз в году происходит. Тебе еще и понравится. Да что там говорить, сама все увидишь.

И кикимора замолчала, больше не произнеся ни слова. Наконец-то комар сел Чернаве на руку. Неторопливо, с опаской стал ощупывать жалом кожу, выискивая слабину. Чернава улыбнулась, потянувшись к нему мыслями. Голод. Страх и голод. Более никаких чувств это насекомое не испытывало. Она стала его успокаивать. Кровь теплая, вкусная, пей маленький, никто тебя не обидит. Пей, не бойся. Комар воткнул хоботок и стал сосать кровь. Чернава тут же зашептала:

Затем, подняв руку, дунула и засмеялась:

— Лети к Стояну!

Михась осуждающе покачал головой, плюнул на пол и снова принялся за уборку. Игра между Чернавой и ведьмаком длилась уже три месяца. Каждый раз она прибегала к новым уловкам, пытаясь привлечь его внимание.

Он же лишь отшучивался, отмахиваясь от ее ворожбы, словно от мух назойливых. Иногда, когда Чернава плакала, обнимал ее, крепко прижимая к груди. Она вырывалась, тогда Стоян брал в руки ее лицо, внимательно смотрел в заплаканные глаза и целовал. Уже два раза целовал. Она помнила каждое мгновение в его объятиях. Но всегда этот чудесный миг растворялся, словно туман, со словами:

— Потерпи, скоро шабаш. Там все и решится.

О Боги, как же она влюбилась в него! Видать, точно приворожил, ведьмачина старый. Чернава выглянула в окно, может, хоть на этот раз получится?

Греясь на солнышке, Стоян радовался весне. Наконец прошли эти лютые морозы, проливные дожди, грязь. Никаких лаптей не хватит в такую погоду. Правда, последнее время он стал покупать обувку из городских привозов. Горожане, привыкая к роскоши, стали шить сапоги. Собственно, те же лапти, только из грубой кожи сложены. Ну как бы там ни было, а поудобней лаптей будут. Эх, солнышко, хорошо в лучах твоих теплых купаться. Если есть в мире Свет, то есть и Тень, а в тени и сила колдовская. За последние сто лет ведьмак видел многих талантливых колдунов. Сам-то он на глазах у людей не кичится своей силою, потому и жив по сей день. А было несколько умников, что стали с князьями задираться, так те их быстро на копья подняли. Не зря князья свой хлеб жуют. Умеют людей в узде держать, а тем что, абы князь-батюшка за них думал, на все готовы. Не любил Стоян князей, грязные они люди, лишь о себе пекутся. Но и выступать против них еще срок не пришел.

Уже более ста лет Чернобог готовится к решающей битве с Правителем. В каждом царстве, в каждом княжестве Дарийской империи обживаются его тайные слуги. Когда пришло время, вдохнул Чернобог в этих людей великую силу, сделав колдунами и ведьмами и поставив себе на службу.

За последнее столетие Стоян воспитал тринадцать колдуний и ведьм. Верея вышла из Круга, осталось двенадцать. Он выбирал самых талантливых девушек, тех, кто в душе живет стремлениями и соблазнами. Тех, кто встанет в колдовской строй, не задумываясь, кто прав, кто виноват. И вот он нашел Чернаву — тринадцатую колдунью, последнюю колдунью, необходимую Кругу. Стоян не сомневался в том, что она сильнее всех своих предшественниц. Ну коли примет ее Морана, значит, суждено ей возглавить своих подруг по Знанию.

Сложны хитросплетения Судьбы. Каждый человек, словно овца в Божьем стаде, и Боги поглядывают, чтобы овцы не отбивались. Но, если волк умен, он сумеет увести свою добычу безнаказанно.

Ведьмак ласково коснулся рукой собственной тени. За каждым существом в этом мире следует тень. В них люди прячут все самое гадкое и злобное. Все потаенные мысли: зависть, злость, обида — все в тени. Стоян умел читать тени. Он умел с ними разговаривать, получая нужные ответы. Он умел приказывать теням, заставляя людей быть послушными его воле. Вот даже этот комар — и тот тень отбрасывает. Ведьмак присмотрелся к настырному москиту, кружащему над головой, и улыбнулся. Ай да Чернава! Ай да девка! В этот раз, действительно, едва врасплох не поймала. Ведьмак напрягся, читая ее заклинание. Любовь, только любовь и безудержная страсть. Эх, девочка, что же ты со мной делаешь. Думаешь, я не мучусь? Ладно. До шабаша осталось три дня, как-нибудь потерплю. Стоян позволил комару сесть на руку и вогнать жало.

Тело наполнилось давно забытыми ощущениями. Сердце в груди забилось, словно у двадцатилетнего, разгоняя по жилам одурманенную ее ворожбой кровь. Ее взгляд, белоснежная улыбка, заливистый соблазняющий смех. Он вспомнил, как боролась она той ночью с духом. Как вздымалась ее грудь, как, моля о помощи, смотрели глаза.

Возбуждение нарастало. Вот она скачет на нем по деревне, сжимая его бедрами и колотя пятками. Как прижималась к его груди, желая близости. Душистый запах ее волос, в которые хочется зарыться лицом. Да, силен наговор, коли не знать о нем. Стоян потянулся мыслями к избе. Девочка ликовала, довольная своей проделкой. Михась удивленно чесал потылицу. Спасибо, милая, спасибо тебе за этот подарок. Страсть растеклась по жилам, возвращая в юность старого ведьмака. Три дня. Целых три дня ожидания!