Вода и Перо. Все пути

Глава 21

Южная Империя, город Пэвэти???

— Холодной ночи, — сестра помахала рукой в низках браслетов, прыснула. — Или теперь надо говорить “Да славится Император”?

— Всегда надо, — отрезал он. Повел плечами, оглядывая дом — такой маленький, до отвращения бедный и со всеми этими дешевыми безделушками, которые Чузи дарили ее гости. Разве что браслеты неплохи, тяжелые и одновременно изящные.

— Заходи, — она поднялась с циновки. — У нас тут целый праздник, гость вчера вяленое мясо принес.

Потянулась, выгибаясь, сонная и довольная. Сикис, вспыхнув, отвернулся. На сестре был слишком маленький, расходящийся на груди халат, и вязаная накидка с дырками ничуть не реже, чем у рыболовной сети, тоже ничего не скрывала.

— Нет, — отказался резко. — Я пришел только велеть, чтобы ты перестала болтать обо мне.

— Хммм? — плечи обвили тонкие, очень темные руки с длинными ногтями. Сикис ненавидел, когда Чузи его обнимала. — Ты же мой любимый маленький братишка! Выбился из пыли в птицы, легко, как солнышко всходит! Я тобой так горжусь…

Попыталась взять его лицо в ладони, но Сикис вырвался, отступил, брезгливо скривившись.

— Не касайся меня. От тебя несет мужчинами.

Она рассмеялась:

— Любовью, Сикис, я пахну любовью. Тебе ведь раньше нравилась моя подружка, Алта? И запах нравился. Ты так давно к ней не заходил…

— И не зайду, — жестко сказал он, глядя сестре в глаза. — Никогда больше. У тебя не было брата или был, но умер, выбирай сама. Но не трепи мое имя.

— Сикис, ты же не серьезно, — Чузи снова потянулась к нему.

Наверное, он не хотел ее бить. Просто так вышло, он отмахнулся, а она попалась под руку. Охнула, отступила. Мираж дуры, у которой мозгов не больше, чем у кошки, мигом развеялся.

— Я твоя единственная семья. Ты не посмеешь меня бросить.

— Ты — камень на моей ноге, — отрезал он. — Еще как посмею. Если продолжишь пачкать мое имя, это будет считаться клеветой о гвардейце.

— И что, ты меня казнишь?

— Если потребуется.

Они стояли друг перед другом, Сикис видел в лице сестры собственное и был уверен — она не станет рисковать. Она всегда была осторожной.

Как же он ошибался. Смертельно, невозможно, глупо. Целый год жил, как все, продирался наверх, учился думать и драться. А потом случилось это.

— Я не могу взять новое задание, — сказал Сикис девчонке, протянувшей ему тубус. — Я еще не закончил прошлое.

Она нахмурилась, поджала губы.

— Это окончательный ответ?

— Конечно…

Посмотрел вслед удивленно. Тогда он еще не понимал, зачем кому-то подсовывать ему новое дело, он ведь только недавно отчитался, что вышел на след. Решил, в канцелярии что-то напутали и еще два дня оставался в блаженном неведении. Если бы тогда не совпало, так бы и не понял, наверное.

— Все, мы закончили, — рядовой из чужой команды рухнул на ковер, блаженно вытянув ноги. — У этого беловолосого правда помощница была, вот только что взяли. Обычная шлюха из трущоб, но хитрая и драчливая, прямо степная кошка. Браслеты вместо кастета использовала, чуть глаз мне не выбила, представляете?

Сикис, обедавший здесь же, вздрогнул, поднял голову. Сказал себе — да ну, мало ли в трущобах девок. И украшения вместо оружия у многих. Чузи не дура, она бы не стала связываться с врагами Империи.

Он правда в это верил. Ровно до того допроса, на который его вызвали внезапно, выспросили все о сестре.

— Ты готов подтвердить свои слова болью?

— Да, командир.

Сикис был уверен, что не запнулся. Он вообще сразу рассказал все, что мог.

Но ему не поверили.

Следующий день он помнил обрывками — взгляд командира, первый удар, стекающую по лицу воду. Знал только, что точно не пытался ничего скрыть. Не защищал никого, кроме себя.

Потом болело все тело, но едва он вышел из пыточной, как тут же вернулся к заданию. Дело ведь у него не забрали, а из-за сестры он потерял целый день. Нырнул в работу, как в реку, с головой, и вынырнул только спустя неделю.

— Придешь на казнь?

— Я почти поймал шпиона, — огрызнулся Сикис. — Предлагаешь упустить его? Сейчас даже несколько часов могут все решить.

— Ну как знаешь, — товарищ, похоже, теперь уже бывший, отошел, взял кружку молока у трактирщика.

Сикис уткнулся в тарелку. Он был уверен, что раз выдержал допрос, раз ему позволили вернуться к работе, все позади. Не обязательно еще как-то доказывать свою верность, он без того не давал повода в ней сомневаться!

Холод поглощал его, наплывала темнота. Он был гвардейцем, всю жизнь он был только им. Это ведь та самая стена, возле которой много лет назад он сидел, высматривая свой шанс. И сорвался с места, как только тот показался из-за угла.

— Да славится Император! Вы ищете Басаана? Я покажу, где его спрятали!

Люди в птичьих куртках переглянулись, улыбнулся один — такой высокий по сравнению с четырнадцатилеткой. Сказал:

— Да славится Император. Как тебя зовут?

— Сикис.

Он знал, что должен выбрать, стать хищником — бандитом — или жертвой. Но эти люди в ярких перьях были больше, чем просто хищниками. Бандиты боялись гвардии, значит, гвардия не боялась вообще ничего. Сикис тоже хотел не бояться.

Темно. Пусто.

— Сикис, я принесла воды!

Он с трудом разлепил глаза, язык распух и едва шевелился во рту. Засуха. Засуха в трущобах — это когда такие, как он, умирают.

Сестра опустилась на колени рядом со стеной, прижала к губам глиняное горлышко. Глаза у нее были красные, заплаканные.

— Как ты смогла? — пробормотал. Чузи хрипло рассмеялась, словно закаркала, прижала его к груди.

— Не важно. Совсем не важно, братик. Ну, идем?

Она подала ему руку откуда-то очень издалека. Сикис был уверен — ему не дотянуться. Сейчас, когда он даже не видел, как она умерла, когда прошло столько лет…

Он взял сестру за руку и шагнул за порог.

***

республика Магерия, город Варна25 Петуха 606 года Соленого озера

— Простите, леди, — служанка, принесшая завтрак, замялась на пороге. — Я не знаю, когда будет письмо, но, наверное, нужно сказать... Господин Ферстнер умер.

— Мои соболезнования, милая. Тебе есть, куда перейти?

Служанка покачала головой, такая трогательная с выбившимся из-под чепца локоном.

— Спасибо за беспокойство, леди. Я справлюсь. Мы все справимся.

Адельхайд кивнула, отвернулась к столу. Зачерпнула молочную кашу, посмотрела на нее. Вылила обратно в тарелку.

Она опять плохо спала — то болела вроде бы давно зажившая нога, то вспоминалась спина Гирея, то лицо Беаты. Она единственная из банды оставалась в районе и вчера пришла к Аде. Она просила помощи. Просила, чтобы блестящая леди, которая всегда находила решения, спасла Гира.

Во второй раз сонет оказался слабей, как и положено по законам магии, но все же сработал. Беата растерянно заморгала, присела в реверансе и поспешила домой. Наверняка еще долго удивлялась, зачем забрела в богатый район.

Стоило бы всю банду так обработать, но где теперь их искать.

— Письма для леди Зальцман!

Она открыла дверь, забрала у знакомого мальчишки конверты, осчастливила его монеткой. У ребенка был внимательный взгляд — или сам рассчитывает пробиться выше простого посыльного, или работает на одну из банд.

Или на кого-то еще. Ада потерла лоб, вернулась к столу, рассыпала бумаги.

“Леди никогда не занимается перепиской во время еды”.

— К птицам твои манеры, мама.

По крайней мере под изящный почерк женишка завтрак прошел незаметно, у Ады даже настроение поднялось. Рука Фрица не дрожала, но почерк стал размашистым, с длинными чертами в конце слов.

“Самое плохое в Сотне — в ней сидят старики, занимая свои места целые десятилетия! Они бояться любых перемен и готовы затоптать любого, кто предложит нечто новое — даже если это должно облегчить их же жизнь!

Простите, леди. Мне показалось, вы должны меня понять — я не могу сейчас покинуть Гарн. В память Аластера, с которым мы разработали этот проект, я должен бороться с косностью Сотни. Я пойму, если вы не пожелаете ждать — я ведь даже не могу быть уверен, что закончу с делами до дней соловья. Только скажите, и я отзову предложение свадьбы или отложу его настолько, насколько вы пожелаете. Уверен, ваш брат поймет и не станет вас обвинять, к тому же, думаю, я не выйду из этой схватки со столь же незапятнанной репутацией, как прежде — девяносто девять человек с семьями постараются замарать ее.

Мне то и дело пытаются намекнуть, что вы — сам рок, и всех, кто возжелает вашей руки, ждут несчастья. Люди часто видят схему в любых совпадениях, однако дошло до того, что мне прислали совершенно несуразную записку без подписи! Пересылаю ее вам, надеясь, что она вас развлечет так же, как меня.

С неизменным уважением и извинениями за столь сумбурное письмо,

Всегда ваш,

Фриц Ройтер”.

Ада провела большим пальцем по подписи, улыбнулась. Сам рок? Мило. Однако что и, главное, кто написал Фрицу?

Почерк был смутно знакомым — ровный, без обычных для дожей завитушек. Словно автор хотел, чтобы ничто не помешало смыслу текста достичь разума читателя.

“Адельхайд Зальцман виновна в смерти Аластера Макгауэра Нейла”.

Пальцы разжались, лист скользнул на стол. Ада тут же подхватила его, пробежала взглядом по остальным строкам. Нет, никакой конкретики, просто совет беречься и внезапные слова благодарности.

“Прежде я сомневался, не является ли все это лишь совпадением, однако благодаря вашей глупейшей попытке жениться на этой так называемой леди, теперь точно понимаю, что она из себя представляет. Вы можете не беспокоиться, Фриц. Ваш друг будет отомщен”.

Ада сощурилась, изучила бумагу и буквы, принюхалась. Обрезы были свежими, чуть махрящимися. Обычно их ровняют при покупке, в крайнем случае перед написанием письма, но этот неизвестный оставил как было. Можно выяснить, какая мастерская пользуется подобным размером формы. Чернила еще не проели бумагу насквозь, хотя сначала письмо добралось до Гарна, а потом до Варны. Впрочем, сколько здесь, день? Может, даже меньше. Цвет не монастырский, красноватый, а скорее отдающий в желтизну.

Адельхайд вынула из стола старую переписку, начала сверять.

— Леди, за вами повозка.

Она вскочила, смахнула бумаги в ящик. Только тогда подумала — какая повозка?

За дверью мялся возничий из дома.

— Это, я подумал, вам помощь нужна. С вещами.

— Я не собираюсь съезжать, — отрезала Адельхайд, захлопывая дверь. Удивленно тряхнула головой — что происходит? Даже со смертью Курта у нее оставалась неделя на улаживание дел и поиск новой квартиры.

В комнату снова поскреблись.

— Извините, леди Адель. Ваш брат очень требовал вас домой привезти до завтра. Тут же такое творится, вот он и испугался за вас. Вам разве записку не принесли?

— Подождите внизу! — велела она, перебирая письма. Где же сегодняшние? Вот, одно от Зары, оно ждет, и одно от брата.

Адельхайд пробежалась по съезжающим вверх строчкам, презрительно усмехнулась. Испугался? Скорее надеялся испугать ее! “Вокруг тебя вечно происходит птицы знают что и даже не пытайся делать вид, что ты тут не при чем”. Угрозы, угрозы и еще немного угроз, вперемешку монастырем, домашним заточением и объявлением сумасшедшей.

Бумага очень приятно захрустела, смявшись в руках, и еще лучше затрещала, разрываясь на клочки. Может, Аде стоило разрушить репутацию не жениха, но своего брата? Ах, жаль, нужно было сохранить письмо! Оно само по себе было весьма недурно — если бы не тянуло Адельхайд за собой.

Она вздохнула, распахнула окно, глубоко вдохнула запах Варны — смесь трактирных ароматов, соленого дыхания озера и вони сточных канав.

Придется ехать. Герхарда нужно успокоить, дождаться, пока Фриц отзовет предложение, и все станет как прежде.

— Казнь! Казнь! Величайший вор будет повешен на площади! Казнь!

Ада опустила голову. Глашатай на углу взмахивал руками, зазывая людей на главное городское событие.

— Когда? — крикнула, высунувшись по пояс.

— В полдень, леди! В полдень!

Как раз достаточно времени, чтобы собрать вещи и попросить возничего остановить рядом с площадью. Конечно, сестре дожа не следует смотреть на казнь из толпы, как простолюдинке, но Ада должна оказаться там. В последний раз взглянуть на Гирея.

Пусть даже он ее не узнает.

***

магреспублика Илата, город Илата16 Петуха 606 года Соленого озера

Небо над городом медленно светлело, Кит шел, старательно сдерживая шаг. Это Сид с Обри умчались так, что только пятки сверкнули, а ему нельзя. Он — Шей, респектабельный слуга беспутного господина О’Киф, всем известная, надежная маска.

Почти как у Роксана его Джейн, Ольга или Диллон.

Кит нахмурился, не срываясь на бег. Сначала надо спасти город. Если повезет, брат спасется заодно. Если нет… Если совсем нет, он будет плакать позже.

Поворот из каналов, высокий мост — на соседнем их только недавно вылавливали из воды. Впереди рынок, необычно людный для такого раннего часа, а будет еще полней.

— Эй, тебе тоже нужно что-то докупить?

У крайней повозки стояла никогда не меняющаяся торговка, Кит — Шей, Шей, не выходить из образа! — остановился, перебросился парой фраз. Вечером прием во дворце, конечно, от рода О’Киф ничего особенного не ждали, но хорошие слуги должны подумать за своего господина.

Вроде бы пока все было тихо — то есть, шумно, но не больше, чем всегда. За прилавками знакомые лица, разве что коробейников всех не разглядеть. И это плохо, банда легко может продавать сахар с лотков или вообще с рук.

Кит зашел на третий круг и уже почти поверил, что они зря подняли панику, банда решила залечь на дно — очень разумное решение, между прочим! — когда его окликнули.

— Шей, давно тебя не видела!

Знакомый веселый голос. Он обернулся медленно, вмиг покрывшись холодным потом.

За спиной улыбалась Хоуп, служанка в доме О’Фоули, русоволосая, такая красивая в дымчатом свете раннего утра. Говорила:

— Что, господин опять пил и тебе пришлось за ним дома ухаживать? Давай я помогу с покупками.

И сразу стало совсем не важно, что они могут ошибаться насчет бунта. Потому что могут и нет. А тут — она.

— Уходи отсюда, — выдохнул, в два шага оказался вплотную к Хоуп. — Здесь сейчас будет опасно.

Запнулся, замер, увидев, что она сжимает в горсти.

Осколки сахара. И губы уже блестят липким! Кит чуть не застонал, но только крепко взял девушку за плечи.

— Хоуп, здесь сейчас начнется кое-что очень плохое. Я знаю. Поверь мне, пожалуйста, уходи быстро, куда-нибудь далеко. Потом найдешь меня или Келли, или кого-нибудь из слуг О’Флаэрти. Тебе нужна будет помощь.

Конечно, это было совсем не похоже на обычное поведение Шея, и все шансы, что хотя бы у него будет если не нормальная личная жизнь, то хотя бы приятная дружба, иногда переходящая во флирт, шли сейчас коту под хвост. Но это было не важно. Главное, чтобы Хоуп поверила.

— А что случилось? — она вмиг стала серьезной. Они стояли посреди рыночной площади, как камни, разбивающие течение ручья, Кит вытянул шею, пытаясь осмотреться. Хоуп поймала его за плечо.

— Шей, ты сам не свой. Что не так? Почему тогда не увести отсюда всех?

— Не получится, поздно, — ткнул в сахар, разом послав к птицам всю скрытность. — Где ты его купила?

— Мне дали на пробу, — она оглянулась тоже, покачала головой. — Лотошник, рыжий, кудрявый, с серым платком на голове. А что? Сахар отравлен?

— Не совсем, — помотал головой, тут же кивнул. — Вроде того. Не важно сейчас, Хоуп, просто надо…

И понял, что шум рынка начинает складываться в мелодию. Ухватил Хоуп за руку, растолкал людей. Где оцепление?! Какой суши Сагерт медлит?

Но хотя бы тайная служба была здесь в полном составе — Кит видел знакомые лица и магические огоньки по краю площади. Нашел Меган, поспешил к ней. Хоуп шла следом, не споря, и от этого было жутко.

— Мег!

Подруга едва глянула на них, кивнула.

— Ясно. Извини, девочка, — Меган отцепила от пояса кусок веревки, которыми увешалась, словно дерево сережками. Ловко скрутила запястья Хоуп, примотала к столбу веранды перед трактиром. — Целей будешь.

— Шей, — он посмотрел виновато, готовый к проклятиям, но Хоуп только строго попросила: — Потом объяснишь мне все. Обещаешь?

Он кивнул, развернулся обратно к рынку. Оцепление должно было стать здесь, между домами и торговыми палатками, но пока его не было, а толпа сгущалась, как кисель. И уже было ясно — все не в порядке. Не так, как должно быть.

Как выловить в этом бурлящем котле торговца сахаром? Как самому не оказаться под воздействием?

Потемнело вокруг, Кит удивленно оглянулся.

Магические огни погасли. Он посмотрел на свою руку, краем глаза заметив, что что-то не так. Маска шла мелкой рябью, как река под ветром.

— Что за сушь? — пробормотал, упрямо ввинчиваясь в толпу. В голове гудело, Кит не мог уловить мелодию, но и не понимал, что за чувство на них наводят. Не удивление же, в конце концов!

Люди стояли плотно, говорили, все еще создавая впечатление нормальной рыночной жизни — примерно настолько же недостоверную, как видимость жизни на портретах в кабинете господина О’Киф. Жара от человеческих тел, от восходящего солнца, пока только одного, от середины года обволакивала дурманом.

Здесь столько людей. А ведь не выйдет совсем без жертв, особенно если художники не смогут накрыть реку нарисованной мостовой. Площадь маленькая, когда сомкнется оцепление, начнется давка. Попрыгают в воду, кто утонет, кто уплывет, и где их ловить потом, безумцев?

Невозможно без жертв.

Это — музыка?

Словно тяжелый обруч сдавливал голову, но Кит продолжал протискиваться вперед. Где музыкант? На какой-нибудь крыше опять? Нет, ведь по ту сторону канала квартал мясников, кто бы ему позволил там устроиться! А по эту все должны были прочесать. Значит, он здесь. Прямо в толпе. В центре? На окраине? Нужно искать. Найти. Помочь своим. Восстановить справедливость.

Это — музыка?

Что-то закричали рядом, Кит слышал глухо, словно из-под воды. Оказался у решетки набережной, увидел на том берегу Рошу, старательно выводящую пером мостовую — раз за разом, раз за разом. Но камни едва на миг успевали появиться и тут же развеивались. Как-то не так. Словно их что-то впитывало.

Кажется, он понял, куда.

Зажмурился. Толпа стояла плотно, как колосья в поле. Он пробирался сквозь них, добровольно слепой, от музыки оглохший. Вот. Это здесь.

Распахнул глаза, ожидая увидеть музыканта, Иду — почему-то казалось, она здесь, Кит должен с ней поговорить, должен ее спасти. Но увидел только пустой пятачок мостовой посреди толпы. Само по себе странное чудо.

Не следовало, наверное, шагать вперед. Но Кит всегда делал то, чего не следовало.

Пусто. Холодно. Тут же яркой вспышкой эйфория, за ней отчаяние. Тянущий голод. Злость. “Это есть только у господ”. “Они никогда не поделятся с вами”. “Вы можете взять сами”.

Схлынуло быстро, как и положено краткосрочной музыке, оставив после себя густую горькую слюну.

Пусто. Холодно. Все тебя бросили. Ты недостоин. Ненужен. Нелюбим.

Таким знакомым было это чувство, таким ярким и в то же время удивительно чужим, что Кит улыбнулся. Потянулся к нему, назвал по имени:

— Одиночество.

Это было ложью? У него есть люди Ямба, у него есть Мария, у Шея вообще есть Хоуп. Просто у него нет мамы, папы, брата. Никто не может их заменить. Только он сам.

Эхом отдавалось — у того, кто создал это, была банда. Квартал. Но ему было недостаточно.

Кит обнял себя за плечи. Он не мог развязать этот узел, просто не знал, за какие ниточки тянуть. Он и в собственном-то еще не разобрался.

Но он мог сделать это, чужое, своим.

— Я здесь. Я тебя не брошу.

Словно выдернули что-то изнутри — и выдернули его из странного полусна. На колени. Посреди толпы.

— Свободу Илате! Смерть господам! — гремело вокруг.

Маски на нем больше не было, и Кит как-то очень ясно понимал — нарисовать новую он не сумеет. У него больше нет магического дара, это ощущалось так же, как если бы у него мгновенно отняли руку или ногу.

Зато по краям толпы виднелись отблески чужих огней.

***

там же

— Окружай, окружай! Орлы, не спим, не дайте им прорваться на мост!

Обри остановилась, уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться. Все. Они успели, стройные колонны в мундирах столкнулись с пестрой толпой, обволокли ее, как тесто начинку. Громко командовал господин О’Тул, стоя в маленькой повозке, носился вдоль цепочки стражников Сид, передавая приказы, ругаясь с кем-то.

— Что значит командира нет? Значит, командуешь ты! Копья развернуть, придурки, вы не на козницу идете!

Обри так не умела, ее никто не учил. Разве что как выжить, оказавшись в такой вот давке, как убежать от преследователей или стянуть кусок хлеба. Ее на самом деле учили — и мама, пока была жива, и Тара Бреслин, и трактирщица Элис. Просто это были умения из другого мира. Того, где ты в толпе, а не помогаешь теснить ее к реке.

Это было страшно, оказаться не с той стороны.

Людей толкали пятками копий, кто-то прыгнул через решетку набережной, но вместо воды тоже оказалась мостовая. Отряд, стоявший на мосту, растянулся цепочкой, пытаясь перекрыть новую площадь, побежали ему на помощь другие, отрезая толпу от домов. Только рынок был большой. Очень, сюда словно все торговцы, все слуги и все воры города собрались. Стражи не хватало. Не чтобы стоять такой длинной цепочкой.

— Тесней! — пронесся по рядам приказ, стражники шагнули вперед, сжимая кольцо. За ними закричали, забралась на прилавок плачущая то ли от страха, то ли от злости женщина, швырнула яблоком, почему-то целясь в Обри. Она отскочила, желтая мякоть брызнула по мостовой.

— Тесней, птичьи дети!

Это было неправильно. Людей же там задавит. Они не виноваты, что какой-то музыкант сыграл им и теперь они кричат то, во что даже не верят, просто эти слова хочет услышать Витам!

Но разве он не прав?..

Обри сердито помотала головой. Нет, она этой музыке не достанется! Господа сволочи, да, но убивать их все равно нельзя. Потому что не все такие. Потому что вообще убийство — это только если бы они сами кого-то убили, как тот мясник маму.

Обри зажмурилась, стукнула себя по голове. О чем она вообще думает?! Стоит тут и решает, кто за что чего заслуживает, когда надо действовать! Где этот Кит вообще, должен же быть тут?

Увидела вместо него знакомую магичку из тайной службы, рядом с ней сидела на ступеньках служанка, почему-то привязанная к столбу.

— Что дальше делать? — спросила Обри, подбежав к ним.

— Мы не можем перебить эту дрянь, мелодия теперь проходит, но все равно не цепляется, — Меган ответила вроде спокойно, но глаза у нее были дурные. — Надо людей из толпы выдергивать, связывать и сажать под охрану, чтобы потом с каждым отдельно работать.

— Почему тогда этого не делают?

— Нас слишком мало, видишь же.

Обри прикусила губу, слизнула кровь с треснувшей корки.

Нужно, чтобы кто-то еще помогал.

Помчалась к реке, перемахнула ограду. Нарисованная мостовая была как настоящая. На той стороне ее попытались перехватить, Обри нырнула под руки, бросила:

— Своя, от Ямба!

Не та улица, снова не та…

— Грачи город городят! — выпалила в лицо очень мрачного парня. — Там страже помощь нужна, на рынке!

— Кевин не велел соваться.

— Пусти к нему!

Бегом, бегом, объяснить все, да хоть за руку утащить.

— Стой, малявка, — для верности Кевин еще и рот ей ладонью прихлопнул. — Не кипеши. Да понял я, что бунт, понял. У меня ж этот Питер из их банды пел, как птичка. Я своих людей там класть не буду.

— Вы сахар не ели, значит, все будет нормально, если в саму толпу не заходить!

Хотелось плакать от бессилия. Ей в последние дни вообще слишком часто хотелось плакать.

— Ну все, — вышла из задней комнаты Жаннет, вытирая руки от крови. — Жить будет, хоть ты и постарался, чтобы нет. Хороший алхимик, к слову, в бреду интересные вещи говорил...

— Да послушайте вы меня! — Обри с силой пнула табуретку. Взгляд Кевина мигом потяжелел, Жаннет вскинула брови, зато теперь они правда ее заметили. — Там помощь нужна! Вам же тоже не хочется, чтобы безумцы по всему городу что-нибудь крушили!

— Они только в каналах крушить собираются, — у мясника был чудовищно спокойный голос. — Нам до них дела нет.

Обри зажмурилась. Он прав? Да нет же!

— Вы им мясо продаете, — нашлась. — Они вообще Илату сделали! Если у господ все рухнет, сюда опять Тривер придет!

Об этом только что говорили в казармах, этого когда-то боялась мама, рассказывая про Тривер жуткие сказки. Про то, что даже река тут только благодаря господам магам, а раньше были колодцы, и при засухе люди воровали друг у друга, даже убивали за глоток. Обри думала, давно забыла эти рассказы, но оказалось, ничуть. И страшно от них было не меньше, чем в детстве.

У Ямба говорили, этот Алан Макгауэр, который наложил на нее и Кита стихи, из Тривера.

— Это все подстроили, — сказала. — Это не настоящий бунт, вы же не там! Это магия.

А если, пока она тут пытается уговорить мясников, там толпа прорвала оцепление? Там же Сид. Там все.

Надо и самой быть там. Может, она хоть что-то сумеет сделать. Если вместе с Меган, то они смогут вытаскивать людей из толпы сами.

Развернулась, потянула дверь, даже не прощаясь. Побежала обратно.

На площади была кровь. Оцепление сжалось плотней, но снаружи толпы останавливались прохожие, слушали. Тоже начинали кричать, нападали на стражу со спины.

— Нужно второе кольцо, — сама себе сказала Обри. Только его не из кого было сделать.

Прибилась к группе, которая ловила новых зачарованных людей.

— Мы так весь город перевяжем, — мрачно буркнул незнакомый парень в господской одежде.

— Веревки не хватит, — отозвалась оказавшаяся рядом Эбигейл. — Ничего, О’Тулы обещали перекрыть ближайшие улицы, сейчас хоть приток кончится.

Оцепление разомкнулось, выпустило нескольких человек, Обри подхватила на руки совсем маленького ребенка. Он еще и ходил-то нетвердо, но все равно толкнул ее в грудь, сказал громко:

— Сметь!

Вот тогда она наконец разозлилась. До того было страшно и странно, словно во сне, а теперь накрыло пониманием — эта банда использует людей, которые вообще не при чем!

— Витам! — заорала, остановившись прямо за стражей. — Ты трус! Ты дерешься детьми! Выходи! Ты все равно уже проиграл!

Конечно, ее голос не перекрыл ни приказы господина О’Тула, ни рев зачарованных людей, ни саму музыку — Обри слышала ее, грохочущую над рынком. Но вынырнула из толпы рыжая арбалетчица, встретила взгляд.

— Забери этого, — выдернула из-за спины помятого Кита. — Я хочу с ним живым потом еще поговорить.

— Ида, останови музыканта, — попросил он, подныривая под руки стражников. — Ты ведь можешь.

— Разве что я его по голову стукну, — хмуро ответила рыжая. — А я жить хочу.

Все было так медленно, страшно и тяжело, но все же понемногу у них получалось. Давно встало малое солнце, приблизилось к большому. На миг исчезла мостовая над рекой, тут же появилась на локоть ниже, перехваченная другим художником. Кто-то начал приходить в себя, люди сами пробирались к оцеплению. Маги выглядели так, словно не спали и не ели целый год.

Обри села рядом с Сидом у порога трактира. Ноги уже не слушались.

— У нас что, получилось? — спросила.

Сид привалился к ее боку, помолчал.

— Если со всех тягу к сахару снимут, то да. А пока — ну, по крайней мере, никто не пошел громить каналы. Вроде даже трупов нет, только раненые.

Вскочили одновременно, увидев стражников, тащащих к начальству темноволосого парня. Переглянулись и помчались за ними.

Обри знала, еще правда не все кончилось. Люди оставались под влиянием сахара, толпа, хоть и поредевшая, стояла. Но у них теперь был Витам, который это затеял. Наверное уж господа маги смогут заставить его все исправить!