Внизу

Слишком заметный… Плохо, очень плохо

— //-//-

Почти середина дня. От палящего солнца раскалилось дорожное покрытие, тротуары, дорожные знаки. Казалось, дотронься рукой до обычного указателя и получишь сильный ожог. Возле офисных небоскребов ходили разморенные жарой клерки с бумажными баночками с кофе или соком и папками под мышкой. Потягивая напитки, они сонными мухами передвигались между скамейками в парке, ищу укрытие от солнца.

По оживлённым магистралям носились двухэтажные электробусы, сновали юркие ярко-оранжевые робо-такси. Иногда, с бешенной скоростью проносились автомобили благородных, завидев которые остальные водители сбрасывали скорость и тут же старались прижаться к обочине. Попробуй не уступи, сразу же окажешься виноватым. Случись что, полицейский патруль даже разбираться не станет: козырнет «наглухо» тонированной машине благородного, а второго участника ДТП без разговоров «возьмет» в оборот. Будешь потом до самой ночи объяснительные писать, почему то, да почему это.

В одной из кафешек пережидал жару Александр, почти утонувший в мягком кресле, он с наслаждением потягивал холодный чай, время от времени кусал ватрушку с творогом. Взгляд его лениво скользил по сидевшим в кафе людям, перескакивая с одного на другого.

— Интересно, кто они? — еле слышно прошептал он, вроде бы случайно закрывая рот ладонью. Кто знает, могут ли здесь читать по губам или нет. Лучше перестраховаться. — С самого дома меня уже ведут.

Слежку за собой парень обнаружил еще тогда, когда из дома вышел прогуляться. Работали, определенно, профи, за которыми местный бы и не уследил. Слишком уж все были у них отработано: действовали три мобильные группы на разных автомобилях и две пешие команды, никаких себе вольностей не позволяли. В каждой конкретной точке Александра вели, как минимум» три наблюдателя: один в непосредственной близости, второй на расстоянии броска и третий в отдалении, чтобы оценивать всю обстановку сразу.

О профессионализме задействованной команды говорило и то, с какой легкостью они брали под свой контроль городские системы видеомониторинга. В момент появления Александра камеры тут же меняли свой размеренный ритм сканирования городской ситуации: десятки зрачков тут же ловили его в свой прицел и начинали неотступно сопровождать каждый его шаг.

Только для парня все эти ухищрения были словно раскрытая книга. Благодаря выработанному долгими тренировками объемному зрению и способности к быстрой обработки большого объема информации интел сразу же отмечал любые неестественности в поведении людей, передвижениях автотранспорта, движениях камер. Вот, к примеру, поведение молодой парочки, изображавшей из себя влюбленных. На первый взгляд, все было очень профессионально, глазу не за что было зацепиться: они пылко целовались, не сводили друг с друга глаз, то и дело касались друг друга, совсем не обращали ни на кого внимание, пятерня парня жадно жамкала упругую попку девушки. Казалось, вот-вот он завалит ее прямо на стол и начнет срывать одежду. Но Александр отмечал и другое, что вызывало неприятные вопросы. Почему парочка, едва войдя в кафе, заняла именно это «проходное» место, хотя были свободны и полузакрытые кабинки? Разве обычных влюбленных не привлекает уединение, тишина и возможность посидеть в стороне от всех, где можно многое себе позволить? Почему же было выбрано именно это место? Не потому ли, что именно отсюда лучше всего просматривается выход из кафе и место самого Александра? Наконец, невербальные сигналы от парня и девушки говорят, максимум, о дружбе, но никак не о любви: какие-то показные ужимки, едва уловимые попытки девушки отстраниться от чересчур пылкого юноши, жесткий, холодный взгляд.

— …К тому же довольно дорогой прикид у них для этой кафешки, — Александр не мог не отметить модные лейблы одежды парочки, которые были видны невооруженным взглядом. — Если они так хорошо упакованы, то вряд ли бы забежали сюда просто посидеть. На улице полно и других мест, которые гораздо пафосней и дороже, чем это…

Помимо этих двоих заметил парень и другое. Например, «зацепился глазом» за черный минивен, который, словно приклеенный, держался за его автобусом. Тот держался ровно за три автомобиля между ними, не давай вклиниться другим.

— А не взбодрить ли их немного? — усмехнулся парень, решивший пошутить. Надоело сидеть и пялиться в окно. Молодому телу захотелось чуть подвигаться. — Почему бы и нет… Заодно, посмотрю, точно ли они профи, а не голытьба с улицы.

С этими словами взял коммуникатор и поднес его к уху. Затем испуганно вскрикнул и, вскочив с места, сломя голову понесся к выходу. Вроде узнал что-то очень нехорошее.

Хлопнув дверью, резко завернул в переулок и припустил что есть духу. Проход между зданиями здесь вел на другую улицу к булочной, в которой они с дядей часто выпечку покупали.

— А теперь посмотрим, не привиделось ли мне все это? — Александр втиснулся в узкую нишу у задней стены магазина и поставил перед собой пару бумажных коробов от упаковки. — Ой, б…ь!

В нище, прикрытая каким-то тряпьем, лежала дворняга, тут же оскалившаяся на незваное вторжение. Парень, наткнувшись на оскалившуюся пасть, от неожиданности скаканул назад. Да так рванул, что через мгновение оказался на крыше магазинной пристройки.

— Ни хрена себе! — вскрикнул он, смотря с крыши вниз. До дороги было довольно прилично. — Три метра одним махом! Хм, еще следы остались! — перегнувшись через парапет, разглядел оставшиеся в асфальте отпечатки своих ботинок. — Это с какой же силой я давил на асфальт?! Не переборщил ли я случайно с дозировкой сыворотки?

По его расчетам сила мышц должна была увеличиться примерно на двадцать — тридцать процентов пропорционально каждой группе, что позволило бы эффективно защититься от даже нескольких противников. Большее ему было просто не нужно, ибо делало его слишком заметным.

— Только по самым скромным прикидкам силовой мышечный потенциал вырос в семь — восемь раз. Да, да, примерно так, если учитывать плотность асфальта, — в этот момент Александр резко пригибается и падает плашмя. В проходе показалась бегущая мужская фигура. — Черт! Бегут…

Тот самый парень из кафе добежал до запасного выхода из булочной резко остановился, с возбужденным видом оглядываясь по сторонам. Быстро прошелся по окрестностям, заглядывая в каждый угол и нишу. Наткнулся на недавнего барбоса, который тут же вылетел на дорогу с жалобным скулением. Походу, пнул от души наглую шавку.

— Где он? — через минуту к нему подскочила его подруга. — Ушел что ли? — вопросительно глядела она на парня.

Тот скривился и отрицательно покачал головой.

— Проклятье! — в раздражении выругалась она, доставая массивный коммуникатор. — Коста, это Инга! Объекту кто-то позвонил, и он тут же сорвался с места! Был сильно испуган. Видно, что-то случилось, — докладывала она кому-то по коммуникатору. — Ясно. Мы с Михой сейчас до его дома доедем. Все проверим там. А что по камерам? Хорошо…

Закончив говорить, Инга кивнула своему товарищу и пошла в сторону кафе. Тот, не говоря ни слова, последовал за ней. Сразу было видно, что пара давно в связке работала и привыкла понимать друг друга без слов.

Александр еще немного выждал, чтобы преследователи ушли как можно дальше. Лишь после этого осторожно спрыгнул вниз. Еще раз смерил взглядом расстояние до крыши и покачал головой. Его возросшие силы требовали очень вдумчивого применения, иначе можно было нажить себе лишние неприятности.

— Интересно, а силой удара у меня как, — заинтересованно пробормотал он, с интересом оглядывая стоявший у стены деревянный поддон. Сколоченный из толстых досок, тот казался весьма заманчивой целью для испытания своих новых возможностей. — Сломаю… или нет? — правда, уверенности он особой не испытывал. Организм никаких сигналов ему не давал. — Ладно, разберусь, — наконец, решил он повременить и не гнать лошадей. Сломаешь еще что-нибудь от усердия.

Александр махнул рукой и вернулся к проблеме со слежкой.

— … А со слежкой, значит, не померещилось, — он и так особо не сомневался, но проверить никогда не повредит. — Выходит, спецы за мной ходят. Осталось понять, от кого «прилетел» такой подарок.

Засунув руки в карманы, он с беспечным видом пошел обратно в кафе. Теперь там можно было спокойно, без лишних глаз и ушей, посидеть за чашкой кофе и ватрушкой. Мысленно представив румяную ватрушку, Александр облизнулся и прибавил ход.

— Место, что надо, — он выбрал уютный закуток с высокими креслами, закрытый с трех сторон от нескромных глаз. Само то, чтобы спокойно подумать. — Итак…

Искать заказчика этой слежки имело смысл лишь в двух местах — в гимназии и доме местного авторитета. Только там он так «наследил», чтобы по его следу пускать настоящих специалистов.

— Это мог быть Карпов, старший управляющий и родитель кого-то из «золотой» молодежи, — задумался Александр, даже не притронувшись к медленно остывавшему кофе и сиротливо лежавшей ватрушке. — Хотя на старшего управляющего это вряд ли похоже. Разошлись мы довольно спокойно и, главное, довольные друг другом: я ему оказал услугу, а в ответ он мне оказал услугу. Квиты, как говорится. К чему здесь нанимать специалистов для слежки? Нет, не похоже на него. Это методы или силовика, или … бандита.

Обе кандидатуры ему казались возможными. И одна и вторая сторона обладала мотивом, возможностями и ресурсами. Карпов с помощью слежки мог искать место, откуда Александр берет драгоценную сыворотку. Кто-то из бояр мог пытаться выяснить всю подноготную парня, чтобы наказать его за обиду своему отпрыску. Для полного понимания нужна была еще информация, которой, как раз, и не хватало.

Тут к его стола подошла официантка, молоденькая девчонка с красивыми конопушками. Поправив бардовый фартук, она забрала опустевший стакан и предложила принести еще кофе.

— Нет, спасибо, — ответил парень, весь погруженный в себя.

— А ваш педагог ведь только что ушел, — вдруг проговорила девушка, указывая на дверь. Александр тут же поднял голову и недоуменно уставился на нее. Какой еще педагог, никак не мог он взять в толк. — Прямо только что. Кажется, вон там сидел. Вежливый такой, старенький, с бородкой, тросточкой. Сказал, что ваш педагог, а вы его студент. Все про вас расспрашивал: часто ли сюда ходите, что любите заказывать, с кем обычно здесь сидите.

Она еще несколько минут восхищалось этим странным старичком, который представлялся учителем. Мол, какой он добрый и хороший, раз так заботится о своем ученике. Посетовала на своих учителей школе, которым было совсем наплевать на своих учеников. Пришли оттарабанили свой урок и сразу же ушли прочь.

— И, правда, заботливый, — согласился с ней парень и добавил. — Еще и любопытный… А как, говорите, его звали?

Имени этого учителя, к сожалению, официантка не запомнила. Хотя имя вряд ли бы помогло, в чем-то разобраться.

Александр кивнул ей. Едва она ушла, приподнялся с кресла и быстро оглядел опустевшее кафе. Бесполезно. Почти никого не осталось.

— Еще, значит, один, — удивленно пробормотал парень, понимая, что вопросов у него только прибавилось еще больше. — Получается, слежку за мной ведут две стороны, как минимум. Вряд ли этот так называемый учитель заодно с первыми. Этот одиночка, но тоже опытный. С большой выдумкой к делу подходит. Мастер перевоплощений… Очень, очень любопытная задачка, — интел внутри него «зашевелился», делая стойку на новую сложную задачу. — Получается уравнение с двумя неизвестными.

Несмотря на появление нового неизвестного ему персонажа, задача скорее облегчалась, чем усложнялась. Новый элемент, как это ни странно, стал поясняющим фактором.

— …С одной стороны у нас многочисленная группа с техникой и значительными ресурсами, а с другой стороны — профи-одиночка. Условных заказчиков тоже двое — боярский род и преступный авторитет местечкого уровня. В итоге, кто с кем?

Логика подсказывала, что развернуть полноценную наблюдательную операцию, сопоставимую с военной, способен скорее боярский род. Для бандита же более предпочтительна работа с универсальным специалистом.

— //-//-

Профессор Горин, преподающий имперским гимназистам математические науки, был местной знаменитостью. А как же иначе? Обязывали к этому многочисленные регалии, среди которых были и лауреат Нобелевской премии по физике, и Филдсовская медаль, и премия Киото, и премия за прорыв в математике, и премия Новые горизонты, и многие другие.

Выглядел он весьма оригинально, напоминая городского сумасшедшего на прогулке. Одет на нем был, как правило, чуть мятый костюм в крупную клетку, синяя сорочка. На улице довольно крупную голову обязательно венчала шляпа с узкими полями. Если же он оказывался без головного убора, то волосы на его голове тут же представали в виде большой серебристой гривы, торчавшей во все стороны одновременно. Последнее стало поводом для прозвища Одуван, который родился сразу же после его первого посещения гимназии. Интересно, что профессор, ничуть на него не обижался. Говорил, что я уже не в том возрасте, чтобы на что-то обижаться. Тем более природа меня, действительно, наградила подобной шевелюрой, очень напоминающей соцветие одуванчика.

Правда, была у Горина одна слабость, о которой мало кто знал. Да и он сам о ней особо не распространялся, понимая, какой общественный резонанс может вызвать известие о ней. Выпить любил профессор, чему не могли помешать ни многочисленные международные и имперские премии, ни настойчивые предупреждения врачей и друзей. Он и сам понимал пагубность этого. И всякий раз в ответ на очередное напоминание извиняющее кряхтел, и разводил руками. Мол, все понимаю, друзья, но ничего не могу с собой поделать. Однако, оставшись в одиночестве и уставившись на наполненный дорогим коньяком бокал, обязательно говорил себе, что немного благородного напитка совсем ему не повредит, а лишь укрепит остроту ума и живость мысли.

Вот и сегодня профессор вновь засиделся в своей комнатке, что находилась в задней части аудитории. В этом месте, выделенном в его полной пользование, он нередко коротал свои вечера. Дома все равно никто его не ждал.

— Разве может двадцатилетний коньяк кому-то повредить? Ни в коем случае! При такой выдержке в этом благородном напитке не должно было остаться ни грамма вредных веществ. Наоборот, это амброзия с множеством полезного, особенно для мозга ученого, так как позволяет расширить наши умозрительные горизонты, — Горин поставил на стол бокал с янтарной жидкостью в нем и начал традиционный разговор сам с собой, ставший уже полноценной традицией за последнее время. Несмотря на всю серьезность, с которой он вел этот бесконечный разговор-монолог, в душе Горин, естественно, осознавал всю пагубность своей привычки. Только мог ли он что-то поделать с ней? И зачем? В последние дни, только лишь бокал хорошего коньяка позволял ему хоть как-то справляться с навалившейся на него депрессией. В эти минуты, когда профессор неспешно потягивал пряный напиток, он мысленно переносился в те дни, когда его жизнь «била ключом». Правда, именно сегодня почем-то случился сбой. Воспоминания о далекой молодости по какой-то причине совсем не желали всплывать в его памяти. — Хм…, - так и не пригубив бокал, он поставил его на стол. — А что осталось теперь? Вот это?!

С горечью старик оглядел стены своего кабинета, завешанные большим числом почетных грамот, свидетельства, удостоверений, поздравлений. Его взгляд скользил по дорогим сувенирам с многочисленных торжественных мероприятий, так и оставшихся не распакованными из своих коробок. В шкафах и тумбах, услужливо напоминал ему мозг, еще много точно такого же добра.

— Неужели это и есть итог моей жизни? — до глубины души поразила его горькая мысль. — Эти медальки, бумажки и статуэтки и есть мое наследие?

Горин судорожно дернул рукой и случайно смахнул бокал с коньяком на пол. Тяжелое стекло ударилось о керамическую плитку и с треском разлетелось на множество осколков.

Очень тяжело было осознавать все это. Всю свою жизнь он работал, как проклятый. Брал одну математическую высоту за другой, одну высоту за другой. Решал сложнейшие алгебраические задачи. Говоря без всякого высокопарного пафоса, раскрывал тот красивейший и чрезвычайно сложный язык, на котором говорит сама вселенная. А что в итоге? К чему он пришел? К одиночеству, которое пытался скрасить рюмкой с коньяком?

— Да… Остались лишь я и математика, — горько усмехнулся Горин. Рука его сама собой потянулась за лежащим в стороне блокнотом и карандашом. Хотелось хоть как-то отвлечься, забыться. А что могло быть лучше математике, этой бескрайней стихии с мириадами стройных цифр и мозгломных уравнений? — А коньяк подождет…

Старик решительно отодвинул пузатую бутылку в сторону и погрузился в размышления над одной из известнейших проблем математики, над которой веками билось множество ученых. Гипотеза Римана, которую он пытался доказать вот уже тридцать четыре года, была одной из семи великих математических проблем, определенных Международным математическим институтом Клея еще полстолетия назад. Она гласила: все нетривиальные (то есть имеющие ненулевую мнимую часть) нули дзета-функции Римана имеют действительную часть ½, что для непосвящённого звучало колдовским заклинанием.

— Точно колдовское…

Что интересно, именно волшебным заклятием обозвали математическое описание этой гипотезы гимназисты, когда профессор для примера написал мелом на доске эту формулу. Многие даже прочитать символы не смогли, не то что понять смысл гипотезы.

— Заклинание…, - усмехнулся профессор, чувствуя, как привычное занятие поднимает его настроение. — Хм… А это что еще за шум?

Убаюкивающую тишину, к которой он уже привык, вдруг нарушили какие-то посторонние звуки. Кто-то решительно распахнул дверь аудитории и тут же ее довольно громко закрыл. Затем, кажется, начал двигать стулья. Шаркал подошвами ботинок, чем-то возил по полу, шебуршал.

— Кто-то из гимназистов что ли припозднился или что-то забыл? — пробурчал профессор, вновь берясь за карандаш и опять принимаясь выводить очередную извилистую цепь формул. — Скорее полотер…

Прошло еще некоторое время, в течение которого Горин успел исписать своим убористым почерком пять или даже шесть страниц блокнота. Если бы кто-то сейчас смог взглянуть на эти записи, то вряд ли что-то в них понял. Слишком специальными и малопонятными для непосвященного человека были тянущиеся ряды форму. Скорее бы принял эти знаки за египетские иероглифы, которые высекали на стенах строители великих пирамид.

— Похоже, и это решение тупиковое, — пробормотал профессор, потягиваясь и вставая из-за стола. Все затекло и требовалось немного походить, что помогало немного отвлечься. После же можно было еще немного поработать. Кажется, ему удалось отсечь некоторые неверные решения этой гипотезы, что, несомненно, было довольно существенным достижением. — Проклятье! Что он никак не уймется? — взвыл он, обращаясь к закрытой двери. — Мне нужно лишь немного тишины! Разве я много хочу? Да? Сейчас я задам этому мерзавцу! Пусть убирается прочь! Мало ли в гимназии аудиторий и клозетов, которые требуют уборки! Эй, любезнейш…

С недовольным возгласом он вышел из своего кабинета в аудиторию, но тут же замолчал. Не пройдя и пары шагов остановился, придя в чрезвычайно удивленное состояние.

— Это еще что такое? — он понизил голос до шепота, осторожно спускаясь в центр аудитории. — Уборщик пытается доказать гипотезу Римана… Пытается… О, Господи!

У огромной доски, и правда, спиной к нему стол невысокий юноша в комбинезоне персонала сервисной службы. Полностью погруженный в себя, он чрезвычайно стучал мелом по доске. С поразительной быстротой на черной поверхности появлялись ровные ряды математических формул, которые и не думали заканчиваться.

— Господи, господи, — ахал профессор, чувствуя, как сердце сейчас выпрыгнет из его груди. На его глазах происходило самое настоящее чудо, событие мирового значения: какой-то никому не известный уборщик вот-вот докажет саму теорему Римана. — Господи, вот же оно… Вот оно, решение… Как же я мог так ошибаться? Вот же старый дурак, глупый пьянчужка…

На его глазах навернулись слезы. Он увидел правильное решение гипотезы Римана.

Не в силах больше таиться, профессор решительно двинулся вперед. Подошел к доске и, взяв кусок мела, присоединился к уборщику.

— Может так лучше… э-э-э молодой человек… Поставим здесь вот эту переменную? — в четыре руки, захлебываясь от возбуждения, перебивая друг друга, они начали дописывать доказательство. Сначала что-то писал один, затем к нему присоединился второй. Через мгновение оба уже начинали спорить и переписывать уже написанное. — Да, да, вы правы. Лучше сделать именно так… Тогда что нам делать вот с этой частью? Мне кажется отрицательный знак здесь не к месту… Нет, подождите…

Около часа продолжалось все это действо, со стороны казавшееся настоящим розыгрышем или просто невозможным безумием. Разве могло быть что-то общее у чистильщика сортиров и лауреата Нобелевской премии по физике и Филдсовской премии? Это же гусь и свинья, которые, как известно, совсем не товарищи друг другу!

— Позвольте поинтересоваться, молодой человек, как вас мне именовать? — спросил Горин, когда они уселись в стулья и уставились на доску с готовым доказательством гипотезы Римана. — Как зовут того, кто сумел доказать гипотезу Римана и совершить, не побоюсь этого слова, настоящий переворот?

— Кхе-кхе-кхе, — вдруг закашлял парень, не сразу найдя, что ответить. — Поправлю вас, профессор. Не я, а мы, доказали эту гипотезу. Ваш вклад тоже был существенен. Пожалуйста, не отрицайте этого, — не дал он прервать себя старику, в глазах которого после этого можно было разглядеть благодарность. — А зовут меня Максим Симонов. Я работаю здесь в сервисной службе, — он кивнул на швабру и ведро, что забытые всеми стояли у стены. — А это… э-э математика мое хобби, увлечение. Можно даже сказать страсть.

— Ха-ха, страсть, увлечение?! — старик, рассмеявшись, едва не поперхнулся. — Вы, молодой человек, изрядный шутник, как я посмотрю! Вы шутя, можно сказать, проходя мимо смогли решить одну из сложнейших математических проблем, над которой корпели сотни гениальных умов. И вы называете это все увлечением?! Это, несомненно, настоящий талант! Вы не огранённый алмаз в области математики! Ваши решения поразительно изящны и неординарны, что отличает настоящего гения. Разве вы этого сами не видите? Посмотрите, посмотрите?!

Не в силах сдерживать накатившееся на него возбуждение, профессор вскочил со стула и стремился к доске. Стал энергично тыкать указкой в одну из бесконечных формул.

— Вот! Вот здесь! Это же гениальный прием! Никто до вас и не думал использовать это при доказательстве гипотезы Римана! — захлебываясь от восторга, говорил Горин. — Все просто, очень просто! Гениально… И… И я просто не пониманию, что вы делаете здесь в таком качестве? — он непонимающе развел руками, явно намякая на работу уборщиком. — Вам нужно учиться, учиться и еще раз учиться! Как можно этого не понимать?! А-а, подождите, я, кажется, догадываюсь… Все дело в происхождении…

Уборщик с усмешкой кивнул. Чтобы учиться в Николаевской императорской гимназии отпрыски знатнейших семейств империи выстраиваются в такие очереди, что конца ее не видно. Куда уж сюда лезть с его «грязным рылом». Не стоит даже пытаться…

— Понятно… Это понятно…, - профессор на какое-то время задумался, видимо что-то для себя решая. Наконец, вскинул голову и довольно улыбнулся. Видимо, нашел какое-то решение. — Я все решил. Вы будете обучаться у меня лично. Старшего управляющего я беру на себя. Будем заниматься в моем кабинете после всех занятий…

Еще некоторое время они договаривались обо всех нюансах, пока не пришли к взаимному согласию. Парень, как понял процессор, почему не очень сильно обрадовался перспективе обучаться у него. Это было очень странно. Любой другой юноша с улицы ухватился бы за эту возможность руками и ногами. Ведь это была настоящая возможность вырваться с улицы и войти в ученую элиту, где совсем другой мир.

Однако, дальше странностей стало лишь больше. Парнишка, когда он провожал профессора к выходу из аудитории, вдруг задал довольно необычный вопрос, чем сразу же поставил ученого в тупик.

— … Профессор, хотел вас просить вот о чем, — Горин тут же повернулся к своему новому ученику. — А вы можете мне рассказать об истоках магии?

Доброжелательное выражение, что царило на лице старика, тут же исчезло. Сменилось тревожным или даже испуганным, если быть точным.

— Что за странные вопросы у вас, молодой человек? Зачем вас все это? В этом нет совершенно ничего интересного. Зачем вам эти прописные истины? Разве вы не знаете, что маги была есть и будет?! — немного по поспешно начал отвечать он, перечисляя расхожие фразы. Все это звучало в сети всякий раз, когда речь заходила о магии. Много красивых высокопарных фраз и ничего конкретного. — Магия — это ткань мироздания, которую невозможно описать ни чем… И, вообще, бросьте вы эту тему! — профессор мгновенно пришел в раздражении от того, что они коснулись этой весьма нехорошей и опасной темы. Такие разговоры, вообще, не приветствовались. Вопросы возникновения магии и ее основ были под негласным запретом, который объяснялся их потенциальной опасностью для общества. Мол, не все способны устоять против соблазна, который несет за собой обладание такими знаниями. Обычный человек слаб, поэтому ему и малого достаточно. Не нужно вводить его в искушение. — Зачем вам все это? Ведь вы все равно не обладаете соответствующими способностями. Вот и нечего касаться этой темы…

Много позже, когда Горин уже вернулся в свой дом и оказался в своем любимом кресле-качалке, он невольно вернулся к недавнему разговору. Тема магии почему-то вызвала его интерес, как ученого. Вероятно, сегодняшние разговоры с этим талантливым юношей раззадорили его пытливый ум. Ему вдруг захотело взглянуть на магию, как на чисто математическую проблему. А, если можно описать ее в алгебраических символах? Если математика — язык вселенной, то, значит, на нем можно говорить и о магии…

— //-//-

Поликарп Федорович Рукавишников, глава одного из богатейших купеческих родов империи, хмуро глядел в одну точку. Тяжело вздыхал время от времени и мял себя за левую грудину. Сердечко, видно, прихватывало. Не справлялось, похоже.

— Ох, грехи мои тяжкие…, - снова и снова вздыхал он, продолжая сидеть, нависнув над огромным столом из целого куска драгоценного малахита. — Что же ты, Господи, творишь-то? Почто невинную душу губишь? Что тебе ребеночек-то сделал? Ангел ведь во плоти…

Беда пришла в его семействе. Больше года вдруг начала хворать единственная внучка, всеобщая любимица Анюта. Невесомое создание с огромными голубыми глазами и роскошными пшеничного цвета волосами стала быстро слабеть. Сначала это было почти не заметно и списывалось на юный возраст девочки. Мол, резвилась-резвилась и устала. Что в этом такого? Отдохнет наша кровиночка, и снова будет порхать, как мотылек. Только не запорхала…

Вскоре слегла Анюта в постель, где уже больше двух месяце и обреталась. Сильно исхудала, кожа да кости остались. Смотреть было страшно. Сам Поликарп уже и подходить к ней опасался. Едва опускал на нее взгляд, тут же ему худо становилось. Сердце так прихватывало, что света белого не видно было.

Чего только они не пробовали, не сосчитать. Приглашали лучших докторов, помещали в современнейшие клиники, пробовали лучшие лекарства. Кучу денег отвалили двум столичным магам-целителям, которые, сквозь зубы, дали согласие на осмотр девочки. Видите ли, делали великое одолжение неблагородному. А крупные бриллианты, переданные в качестве оплаты, взяли и не поморщились. Только все было бесполезно. Покрутились маги возле внучки, да и развели руками. Пробормотали, что у нее сложное органическое поражение, лечение которого требует огромного магического резерва у мага и грозит последнему истощением. Мол, по этой причине вряд ли кто-то из целителей возьмётся помочь. Сказали и ушли, твари…

— Поликарп Поликарпович, вам звонят…, - в двери его кабинета появилась черная голова секретарши. — Опять этот…, - девушка замялась. Верный признак, что звонил кто-то очень неприятный, возможно, один из конкурентов. — Господин Карпов.

Поморщившись, Рукавишников махнул рукой. Мол, давай, соединяй. Может, хоть дела, пусть и неприятные, помогут ему отвлечься от этой беды.

— Слушаю, господин Карпов. Прямо скажу, мне не очень приятно общение с вами. Скажу больше, совсем неприятно. Если вы опять со своим предложением продать вам мои можайские фабрики, то мой ответ прежний. Нет!

В коммуникаторе, включенном на громкую связь, что-то прогудело. Помехи, видимо.

— И вам доброго дня Поликарп Федорович. Вот вы меня недолюбливаете, а я к вам с добрыми вестями. Могу даже сказать, с очень добрыми вестями, — голос человека, за которым в столице тянулась весьма дурная слава, звучал довольно весело. Чувствовалось, что говорящий в очень хорошем настроении. — В моих руках сейчас находится средство, которое без всякого сомнения сможет помочь вашей внучке…

Едва услышав эти слов, купец окаменел. Уставился на коммуникатор таким взглядом, словно хотел перебраться по волнам на другой конец города и вытрясти из Карпова всю его грязную душонку. Как он только может такое говорить? Он же само слово «надежда» поганит! Нет же никакого средства! Нет! Его просто не существует!

— …Что вы молчите, Поликарп Федорович? Язык от счастья проглотили? — веселился его собеседник. — Неужели, вы решили, что я вас разыгрываю? Уверяю вас, мои слова — это чистая правда, — тон вдруг совершенно изменился. Пропал даже малейший намек на веселость. «Звучал» лишь металл и только металл. — Повторяю, у меня есть сыворотка, которая сможет помочь вашей внучке. Если вас это заинтересует, то вы знаете где меня найти.

Рукавишников вновь схватился за грудину. Кровь с силой ударила по вискам. А если Карпов не обманывал? Ведь он никогда не шутил. Слыл человеком, совсем не умеющим шутит. Вдруг, он сможет спасти его кровиночку…

— Что ты хочешь за это лекарство? Мои можайские фабрики? — тяжело прохрипел он, сдерживаясь, чтобы не сорвать голос.

— Вы ошиблись. Можайские фабрики, дорогой Федор Поликарпович, будут лишь авансом за чудодейственную сыворотку. Лишь крошечным авансом, который подтвердит наше доброе сотрудничество, — хищно заговорил собеседник. Даже по голосу чувствовалось, как он, словно дикий зверь, скалит зубы. — Теперь я хочу гораздо больше. Мне нужен контролирующий пакет в вашей империи…

Онемевшей рукой, купец продолжал мять грудь. Ему становилось все хуже и хуже. Не ожидал он все этого. совсем не ожидал. Получается, Карпов разинул свою поганую пасть на весь его бизнес. Как только он получит контрольный пакет акций, ему, Рукавишникову, можно будет смело уходить на покой. Это обрушение всего, над чем трудилось целое поколение рода.

— Господи… А. к черту! Разве жизнь нашего ангелочка не стоит этих капиталов, — прошептал он и уже чуть громче добавил. — Я согласен. Вези сыворотку…