Агентство Магической Реконструкции

Глава 6

Когда Антон подошел к столику Марты, все присутствующие в кафе-ресторации мужчины (сюда на изысканный ланч захаживали небедные клерки из Аркона-Сити) разочарованно обратили свои взгляды к чашкам, выпечке и газетам (электронные девайсы в «Утренней Росе» были строго-настрого запрещены). Марта как всегда делала вид, что не замечает внимания окружающих. «И кудри томные, и тонкий стан, и синь очей, и вешние ланиты…» – вспомнилось Олевскому. Дальше он не знал. В поэзии, в отличие от Марты, он всегда был валенком.

Антон присел за столик и заказал чай с лимоном. В «Утренней Росе» был совершенно необыкновенный чай с лимоном. Кафе тщательно оберегало рецепт «Лимонной услады». Секретный рецепт заваривания не был выпытан даже обаятельным Богданом, любимцем всех на свете девушек-официанток, хотя попытки выведать сорт чая и порядок заваривания предпринимались им при каждом посещении кафе.

Они молча цедили «Лимонную усладу». Антон ждал. Наконец, Марта заговорила, со звоном поставив чашку на блюдце. Звон прозвучал как удар гонга. Словно они вышли на ринг.

– Тоша, сколько мне лет?

– Тридцать… один, – растерялся Олевский. – Мы же на одном курсе учились.

– Мне тридцать четыре, – сказала Марта, водя пальцем по ободку чашки. – После школы я несколько лет путешествовала по Новому Свету, готовилась к поступлению, хотела пойти в Харвардский Магический… я ведь рассказывала. А ты не помнишь. Теперь тебе понятны мои претензии?

– Марта, – сказал Антон, пытаясь смягчить жесткость в голосе.

Мама всегда жаловалась, что отец не умеет разговаривать с женщинами, и Тони вот… тоже не умеет, должно быть, наследственное. С другой стороны, брат Владими́р – редкий дамский угодник.

– Марта, – повторил Антон, подыскивая правильные слова, которых у него не было.

Она тряхнула волосами, покусала губу.

– Я так больше не могу. Я уже давно не понимаю, кто мы друг другу. Твои попытки… отстраниться, отгородиться, нежелание сближения…

– Я – вендиго. Мы не сближаемся с обычными людьми.

– Да, конечно. Скажи это своему разлюбезному Богдану. Друзья не разлей вода. А мне – крохи, с самого начала. Одни отговорки, – Марта не поднимала голоса, но пальцы на ручке тонкой фарфоровой чашечки задрожали.

– Я всегда был с тобой честен.

– О, конечно! Ты – вендиго, ты не совсем человек, тебе нужно много личного пространства, ты не можешь жениться, потому что в молодости был обручен… по какому-то странному, варварскому обряду… с маленькой девочкой…

– Она спасла мне жизнь.

– О боже, я помню, помню! Спасла тебя и пропала, лишив Дара богатства. Хорошо еще, что после всего случившегося ты не лишился магического потенциала полностью.

– Я отношусь к этой потере очень спокойно – на кону стояла моя жизнь. Магия при мне, а Дар богатства… нет, я не жалею.

– Я тоже, Тоша! Но ты оказался связан обещанием. Тоша, я навела справки. Чтобы расторгнуть магическую помолвку нужно просто обратиться к жрецам в Храме Белолики или Чернолики и во всеуслышание объявить о расторжении. Скажешь, не знал? Только не ври!

– Знал, – спокойно ответил Тони. – И ты знала, что…

– … что из нас двоих только я люблю? Да. Признаюсь, я жила иллюзиями. Но я… действительно любила. И готова была терпеть твои… особенности. Даже то, что ты потерял Дар вендиго. Разве я хоть раз тебя попрекнула? Мне нужен был ты, а не миллионы Олевских.

Антон мог бы многое сказать Марте. О неискренности, ее тщательно скрываемой любви к деньгам и его нежелании сделать ей больно, иными словами, о вынужденном принятии чужой любви и скрежете зубовном.

– Твоя мама не раз повторяла, что в случае женитьбы, семья поддержит тебя материально, обеспечит будущее внуков. Тогда в чем проблема? Чего тебе не хватало, Тони? Ты уверен, что в тот день твое сердце все-таки осталось при тебе?

– Оно осталось при мне. Ты много раз слышала, как оно бьется.

– Да, слышала – ровно и мерно, – она фыркнула.

С таким подходом Тони точно умрет холостяком, без детей и других радостей простой жизни. Марта не поверит, если он скажет, что хочет семью. Однажды. Не с ней.

– Но в нем все занято, да? Наукой. Твоими экспериментами.

– Как его зовут?

Она на секунду сбилась. Красивое, холеное лицо приняло еще более холодное выражение.

– Ной. Ной МакАлистер. Мы познакомились при посольстве.

– Младший МакАлистер? Наследник МакАлистеров, альбионского гиганта-производителя кристаллов повышенной мощности?

– Да.

– Я рад.

– Я тоже.

– Ты счастлива?

– Да.

«Приревнуй, – сказали ее глаза, – пойми, от чего отказываешься. Одумайся».

– Мы останемся друзьями? – спросил Антон, выдержав тоскливый взгляд. – Я не хочу терять твою дружбу. Мы столько всего пережили вместе.

– Я… я… не знаю. Мне нужно время. Прости, – лицо Марты немного смягчилось, но лишь на несколько секунд, только лишь, чтобы произнести заготовленную фразу: – Я желаю тебе найти ту… единственную. Чтобы ты полюбил. И чтобы она отомстила тебе за всех нас.

… Звонок Капалова застал Антона на полпути к поместью родителей.

– Антоша, дорогой, – Тони словно воочию видел, как Иван Дмитриевич с жалобным выражением на добром лице разводит руками. – Не вышло. Уж как я распинался, уж как давил – не уговорил, прости старика. Финансирование сократили, дюжине проектов от ворот поворот.

Антон долго успокаивал не на шутку расстроившегося профессора, повторял, что найдет деньги на исследования сам. Потом всю дорогу перебирал в голове возможные варианты. Кредит под залог квартиры? Вряд ли ему дадут столько за крошечные апартаменты в новом районе, он совсем недавно выплатил ипотеку. Попросить у матери? В долг, разумеется. Она даст, но будет переживать – не из-за денег, из-за того, что Тони опять приходится рвать жилы. У брата взять? У Владими́ра предвыборная гонка, вряд ли он сможет выделить достаточную сумму.

Нельзя останавливаться, только не сейчас, когда он близок к победе. Нужен материал для испытаний, нужны добровольцы, да и статистика собрана лишь на восемьдесят процентов. Сделать прорыв, а потом уже обращаться в Совет? Нужно что-то, что затронет донаторов за живое, покажет практическую пользу его работы, ее потенциал. Поглощенный мыслями, Антон и не заметил, как миновал золотые поля, реку, сады и деревню, опомнился, вернулся, заехал в Олевку и попросил бабу Марью собрать букет лучших розовых роз из ее оранжереи.

Мама сидела на веранде, пила чай и смотрела, как берейтер объезжает на поляне пегого жеребца.

– Твой отец подарил, – довольно улыбнулась она, подставляя щеку для поцелуя и принимая букет. – О, милый, ты знаешь мои слабости. Почему этот сорт никак не хочет у меня приживаться?

– Он слишком нежен для морского бриза.

– Я тоже нежна, а прижилась. Это все вы, Олевские, со своим темным коловратом. Рядом с вами цветы не цветут и птицы не поют.

Мама как всегда преувеличивала – возле дома жили соловьи, жили и не тужили, судя по ночным руладам.

– Хорош, – сказал Антон, садясь и наблюдая за изящной полуиноходью коня.

– Назову его Мартин. Буду выезжать на рассвете и топтать росу на полях. Ты выглядишь подавленным, Тоша. Мне не нравится это грустное выражение в твоих глазах.

– Мы с Мартой расстались, – Тони все еще сомневается, стоит ли рассказывает о неудаче на научном поприще, а вот поделиться личным – самое время.

Как Антон и ожидал, Анна Лукинична сдержанно обрадовалась:

– Я всегда говорила, что эта девочка не сможет стать полноценной подругой вендиго. Она слишком человек.

– Ты тоже человек.

– Ох, дорогой, я давно в этом сомневаюсь. Но я хотя бы представляла, на что иду, соглашаясь стать женой Снежного Воина. Я и в юности была умна и знала, что получу в одном комплекте с богатством, долгожительством, верностью и защитой от всего, что может угрожать моим будущим детям. Но я до сих пор не могу сказать точно, что перевешивает на этих весах, где с одной стороны благословения, а с другой – изъяны Дара Олевских.

– У меня больше нет Дара вендиго.

– Ты не можешь знать это наверняка. Способность привлекать богатство и удачу – это не весь Дар вендиго. У каждого своя судьба, можно потерять талант поддерживать благополучие, но не предназначение. Однажды этот момент может наступить. Ты это знаешь, сыночек. Ты ведь помнишь…

… Да, он помнил. Ему было десять. Влада отправили в школу, а Антон еще учился дома и с нетерпением ждал одиннадцатилетия.

Считалось, что основные последствия самого большого за всю историю Гипербореи Прорыва устранены, но из разных концов северо-западной части Империи то и дело приходили тревожные сообщения. Прошло полгода, но фантомы продолжали беспокоить людей.

Прорыв был совершен в одном из недавно образовавшихся «карманов», области истирания сколов Граней. Через щель хлынула лютая нечисть. Обычные импы, мелкие бесовские твари с примитивными инстинктами, желающие только жрать силу и меняющие поведение одержимых ими жертв, обнаруживали себя довольно быстро. Умертвия легко обнаруживали себя, стараясь атаковать в открытую. Сложные же фантомы могли таиться годами и атаковали людей в минуту слабости, крайних проявлений эмоций, травм, потери сознания, которые зачастую сами провоцировали. Они старались незаметно использовать своих носителей, но со временем все больше подчиняли себе их волю и постепенно лишали разума и способности сопротивляться. К счастью, истинные маги и фантомоборцы умели определять нечисть внутри носителя и эффективно с ней боролись.

В тот вечер семья Олевских сидела за столом. Алена Михайловна подала ужин: Тони и маме мясо по-францёзски, а отцу – большой ростбиф с кровью.

Тони капризничал. Его тревожило, что их пес Арчи отказался от порции мясных обрезков и беспокойно поглядывал в мрак за стеклянной стеной столовой. Не заболел ли Арчи?

– Это потому что он сегодня мало гулял, – бурчал Тони, ковыряя вилкой мясо в соусе. – Я хотел еще с ним погулять, а меня загнали!

– Тебя ограничили в прогулке, потому что ты не выполнил задание по истории, – спокойно парировала мама.

– Оно длиннющее!

– У тебя был целый день. Чем ты занимался? Смотрел телевизор?

– Я читал! Я мог бы еще погулять с Арчи! Он расстроился! А вдруг он заболел? Он ничего не ест и скулит!

Тони вдруг перехватил напряженный взгляд отца, направленный на пса… и тут Арчи завыл. Отец медленно сложил газету и отодвинул тарелку. Тони расширенными от изумления глазами смотрел, как раздуваются и слегка… трансформируются ноздри папы. Это оно? То, о чем шепотом под одеялом рассказывал Влад?

– Аня, – негромко сказал отец. – Вам с Антошей следует срочно покинуть дом. Возьми Пуговку, она знает путь. Не отдаляйся от реки. Оставайтесь в убежище, сколько понадобится. Не возвращайтесь, пока я не пришлю кого-нибудь с вестями.

– Да, Макарушка, – спокойно ответила мама, промокнув губы салфеткой. – Идем, Тоша, папа сейчас будет занят, мы будем ему только мешать.

А потом была бешеная скачка в ночи. Пуговка уверенно увеличивала расстояние между поместьем и Бычьим озером. Мама прижимала к себе Тони, ее спокойствие передавалось ему, но его было не достаточно, чтобы перестать бояться. Они провели сутки в домике посреди озера, питаясь консервами и печеньем. Потом за ними приехал шофер на автомобиле.

Когда они вернулись в поместье, в доме вставляли стекла, перекрывали полы, меняли мебель на первом этаже, а специальная машина увозила поваленные деревья и вырванные с корнями кусты из сада. Отца не было видно, лишь изредка в кабинете наверху что-то грохотало и слышались тяжелые шаги. Мама весь вечер не разрешала Тони подниматься на второй этаж, но он, улучив момент, бросился вверх по лестнице, не обращая внимания на недовольные крики Алены Михайловны.

– Пусть идет, – услышал он спокойный голос мамы. – Пора.

Кабинет не был закрыт. В нем было темно, ни одна лампа не освещала пространство, заставленное мебелью времен царицы Анастасии: массивными столом, креслами и книжными полками, ни один луч света не проникал сквозь шторы. Тони остановился на пороге, моргая.

– Антоша, – раздалось из темноты. – Тебе не следовало приходить. Пожалуйста, прикрой двери. Там свет, а для меня это сейчас немного… некомфортно.

– Папа, – облегченно выдохнул Антон, сделав несколько шагов вперед и захлопнув за собой дверь. – Слава богу, ты жив. Что случилось? Кто это был? Зачем мы с мамой уехали? Ты ранен? Что с твоим голосом?

– Со мной все в порядке. Я немного… не в себе. Им следовало все тебе рассказать, сын, ты уже достаточно взрослый.

– О том, что ты… демон? Я уже знаю. Пфе! Тоже мне тайна! Я же не дурачок! И в энциклопедии о нас написано, об Олевских. Это были фантомы? Они хотели сожрать твое сердце?

– Да.

– И мое?

– К сожалению, да.

– Ты убил их?

– Да, сын.

– Я тоже смогу убивать фантомов?

– Если в тебе есть мой Дар. Я уверен, что он в тебе есть… – отец помедлил. – Хочешь посмотреть на меня? Не боишься? Это не очень приятная для глаз картина. Я пробуду во второй ипостаси еще пару дней, а потом стану прежним.

– Я не боюсь. Я хочу посмотреть.

Он солгал. Он очень сильно боялся. И вид папы, отодвинувшего штору и вышедшего в полосу лунного света, испугал его до коликов в животе.

– В следующий раз, – сердито сказал он отцу, изо всех сил скрывая ужас, – не отправляй меня в убежище. Я что, маленький, ей-богу?

– Договорились, – одобрительно усмехнувшись, сказало существо у окна.

… – … бедняжка, – проговорила мама.

– Что? – спросил Тони, выныривая из воспоминаний детства. – Кто бедняжка?

– Алена Михайловна – бедняжка, – повторила Анна Лукинична. – Так убивается. А как иначе? Розамунда была ей как член семьи.

– Розамунда умерла? – огорчился Антон.

– Скончалась вчера, – мама вздохнула. – На сорок седьмом году. Могла бы еще пожить, да сердечко остановилось. Антоша, просьба к тебе. Ты через Волыновку проезжать будешь. Таксидермист там хороший, еще того медведя делал… ну помнишь, лютого, что мельника почти до смерти заломал и которого потом заломал папа. Загляни к Василию Степановичу в лавку, спроси, сколько он нынче за услуги берет. Никак дозвониться до него не могу и на страничке его никто не отвечает. Договорись с ним. Ты ведь помнишь Розамунду, опишешь… покойницу, пусть скажет, что и почем, когда подвезти. Хотела я как раз Алене Михайловне подарок сделать, а тут… вот. Она и попросила Розамундушку… увековечить.

– Я оплачу́, – быстро предложил Антон. – Я тоже ее любил… по-своему.

– И она тебя, – снова вздохнула мама, увлажнившись глазами.

К Антону покойница питала чувства, сказать по правде, весьма неоднозначные. Он сам был во многом виноват: шалости временами творил неимоверные, одна затея с консервными банками чего стоила. Но о мертвых или хорошо, или никак.

– Отзвонись сразу, – попросила мама. – Я на тело-то стазис наложила, но ты же знаешь, маг из меня так себе. Да, еще кое-что. Графиня Хомутова была у меня на днях.

– Фрейлина государыни?

– Да, и мама Светочки. Ты не передумал? Теперь, когда свободен… совсем?

– Нет, мамуль, – с нажимом произнес Антон. – Не передумал. Не сложилось у нас, ты же знаешь.

Со Светланой Хомутовой он ходил на пару свиданий по просьбе мамы, после большой и некрасивой ссоры с Мартой (он думал тогда, что они расстались навсегда). Светочка, девочка воспитанная, обладающая нежной, кукольной внешностью, была мила и хозяйственна, но… Антону она нравилась, хотя она демонстрировала к нему симпатию, в свойственной ей манере вялую и нерешительную.

– У Оли нелады с дочерью. Они со Светочкой очень сильно поругались. Ольга приезжала ко мне на консультацию в офис. Мне не понравились ее настроение и неконструктивный подход к проблеме. По-моему, в свое время она очень давила на дочь, а теперь пожинает плоды: Светлана взбунтовалась – уехала, отгородилась и прекратила всякое общение с семьей. У нее, кажется, появился молодой человек, но она не спешит представлять его матери. В общем, мы поговорили, но Ольга была явно недовольна сеансом – на мое предложение проверить повреждения сердечного коловрата ответила отказом.

Антон маме посочувствовал, все-таки с Ольгой Лазаревной они прежде очень нежно дружили. После вечернего чая он выехал из поместья. В голове навязчиво крутилась пока неясная, но уже начинающая приобретать определенность мысль.

Он заехал к таксидермисту. Василий Степанович клиенту очень обрадовался, тут же высказался в том плане, что немедленно сам заберет усопшую и отвезет в свою лабораторию. Выглядел таксидермист как-то странно – понурым, усталым и немного испуганным. Он все время оглядывался на чучела в лавке, выставленные для привлечения клиентуры.

– Колор у мадам какой?

– Кажется, она была мадмуазель, – пошутил Антон и быстро исправился, отметив на лице таксидермиста вековую скорбь, а не улыбку: – Такой… бурый… с подпалинами, – Тони хорошо помнил, как долгожительница Розамунда (в весьма почтенном возрасте, из-за близости к силе вендиго сохраняя нетипичную, почти неприличную для кошки прыть), после истории с консервными банками гоняла его по всему дому, исполосовав когтями, но сомневался в оттенке ее холеной, волосок к волоску вылизанной шубки.

Василий Степанович почесал в затылке и предложил:

– Посмотрите в каталоге, Антон Макарыч. Хорошо бы было хоть примерно масть определить. У меня сейчас с красками… не полный набор, с клиентурой, увы… дела не очень, возможно, надобно будет прямо сейчас оставить заказ на страничке у производителя.

– А что с клиентурой? – вежливо поинтересовался Тони, листая массивный каталог с наклеенными на страницы кусочками меха.

Таксидермист помялся, вспотел и наконец признался: он очень боится, что навлечет на свою голову гнев Олевских. Уж лучше он сразу предупредит…

– Вот как? – нахмурился Антон. – И каким же образом?

Василий Степанович еще раз тяжко вздохнул, опасливо оглянулся на чучела и начал рассказывать…

… Антон остановился у въезда в город и позвонил Богдану.

– Я согласен, – сказал он в трубку.

– Что, правда?! Я знал, я знал! Это ж какое поле деятельности, это ж сколько материала…

– Я в курсе, – оборвал его Олевский. – И мы начинаем работать уже… завтра. У нас первый клиент.