Власть холодного железа

Глава десятая

— Ты вся в крови и стекле, — сказала Джесси, помогая мне перетащить усталое тело через подоконник. — И эта кровь не поможет волкам успокоиться.

— Мне надо спуститься и проверить, — не в первый раз упрямо повторила я. — Там есть раненые, и это моя вина.

— Они наслаждались каждым мгновением этой драки, ты это отлично знаешь. И вообще безопаснее будет дать им возможность немного успокоиться. Папа поднимется, когда сможет говорить. Тебе лучше принять душ, пока ты не испортила ковер.

Я посмотрела вниз и увидела, что все еще теряю кровь. Как только я позволила себе это заметить, ноги начали дрожать и подергиваться.

Подчиняясь настояниям Джесси, я забралась под душ (в ванной Адама, поскольку вторая ванная все еще открыта миру). Джесси принесла старые спортивные брюки и футболку, на которой было написано, что я люблю Нью-Йорк, и закрыла за мной дверь ванной.

Возбуждение схлынуло, и я почувствовала такую усталость, что едва могла двигаться. Ванная Адама была со вкусом выкрашена в коричневый цвет, который в то же время не действовал расслабляющее. Его бывшая жена — каковы бы ни были ее недостатки, а их у нее хватало, — отличалась прекрасным вкусом.

Ожидая, пока вода для душа согреется, я посмотрела на себя в высокое, от потолка до пола, зеркало, скрывающее стену между душем и туалетом, и вопреки чувству вины — ведь это я приманила иного к ничего не подозревающей стае Адама, — не смогла сдержать улыбку.

Я выглядела героиней плохого фильма ужасов. Голая, от кончиков пальцев рук до локтей и от пальцев ног до колен покрытая болотной грязью (меня всегда поражало, откуда в Тройном городе — ведь вокруг в основном пустыня — столько болот). Все остальное блестело так, словно я натерлась какой-то сверкающей мазью — на самом деле над моим потным телом разбилось окно. Время от времени, когда я двигалась, сыпались более крупные осколки: волосы тоже блестели от стекла.

Все тело было покрыто мелкими порезами, из которых сочилась кровь. Я подняла ногу и вытащила крупный осколок, из-за которого под ногой уже накопилась лужа крови. Болеть по-настоящему порезы начнут завтра. Не впервые я пожалела, что не умею исцеляться, как вервольфы.

От душа повалил пар, я встала под него и закрыла за собой стеклянную дверь. Вода обжигала; я зашипела, когда она коснулась порезов, потом выругалась, наступив на осколок, вероятно, упавший с волос, когда на них полилась вода.

Слишком усталая, чтобы вылавливать стекло, я прислонилась к стене и позволила воде течь по телу. От облегчения у меня вконец ослабли колени. Только опасение, что я могу сесть на стекло и порезать что-нибудь более важное, чем ноги, помешало мне распластаться по полу в душевой кабинке.

Я провела инвентаризацию.

Я все еще жива, живы и волки… возможно, кроме Бена. Я закрыла глаза и постаралась не думать о лежащем на траве рыжем волке. Вероятно, с Беном все обойдется. Вервольфы способны выдержать серьезный ущерб; к тому же пока Бен был беспомощен, другие вервольфы не подпускали к нему врага. С ним все будет хорошо, уверяла я себя, но это неважно. Мне нужно собраться с силами, выйти из-под душа и проверить.

Дверь ванной открылась, и я почувствовала волну силы Адама.

— На Финли-роуд, прямо перед «Парком Двух Рек», посреди дороги стоит «порше», — я вспомнила об этом только сейчас. — Если машину не убрать, кто-нибудь наткнется на него и погибнет.

Дверь снова открылась, послышались голоса. Сквозь шум падающей воды я услышала:

— Я этим займусь.

Снова муж Хани, подумала я, потому что вервольфы в обличье волка говорить не могут, а Питер единственный оставался в облике человека. Кое-кто из волков уже успел перемениться, но без важной причины они скорее всего останутся волками на всю ночь. Кроме Адама.

Стремительная перемена, чтобы сразиться с иным, которого я привела к его дому, потом в течение часа новая перемена — все это не улучшит настроения Адама. Я надеялась, что он что-нибудь съел до того, как прийти сюда: перемена отнимает много энергии, а я не хотела бы встретиться с голодным Адамом. Я оставляю слишком много крови.

Адресованные Адаму слова о машине Файдела должны были дать мне время выйти из-под душа и закутаться в полотенце, но я не могла собраться с силами и продолжала стоять под струями воды.

Большая стеклянная дверь открылась, но я на нее не смотрела. Адам ничего не сказал. Он положил руки мне на плечи и повернул меня так, что я оказалась лицом к головке душа. Я еще больше наклонила голову и шагнула вперед, чтобы вода падала мне на макушку, а не на лицо.

Должно быть, он подобрал гребень, потому что стал вычесывать из моих волос осколки. И тщательно старался больше ничего не касаться.

— Осторожней, — сказала я. — Тут стекло по всему полу.

Гребень остановился, потом продолжил движение.

— Я обут, — сказал Адам. Рычание в голосе подсказало мне, что волк недалеко, хотя движения рук, касающихся моих волос, человеческие и мягкие.

— Все в порядке? — спросила я, хотя знала, что сейчас ему нужна тишина.

— Бен ранен, но ничего такого, что не зажило бы к утру. — И ничего такого, чего он не заслужил, прыгнув через окно. Стекло тяжелее и острее ножа гильотины. — Ему повезло, что он не перерезал себе горло, и еще больше повезло, что у тебя только мелкие порезы.

Я чувствовала, как его сотрясает гнев. Вервольфы — в волчьем обличье — редко сердятся, ведь и медведь-гризли не всегда сердит, он только кажется сердитым. Если то, что сказала мне Хани, верно, — Адам еще чаще меняет настроение, чем обычно. И драка тут только во вред.

Все это означает, что мне нечего скрывать свою неуверенность, дразня его, — это было бы нечестно по отношению к нему. Черт возьми!

Я слишком устала, чтобы играть в игры, которые успокаивают вервольфов, и в то же время скрывать от него, как я напугана.

— Я не ранена, — сказал я. — Только устала. Этот иной умеет бегать.

Он заворчал при воспоминании о недавнем противнике, и это был не человеческий звук.

Я выругалась, хотя обычно стараюсь не делать этого при Адаме: ведь он щепетилен, как всякий мужчина, выросший в пятидесятые годы, когда воспитанные женщины не бранились.

Он продолжал расчесывать мне волосы. Я терпеливо ждала; пока он не убедился, что убрал все осколки. Он закрыл воду и вышел из душа, чтобы взять полотенце, висевшее на дверце шкафа.

Адам повернул голову и не мог видеть меня. Тогда я на него посмотрела. Хотя рубашку он снял, на нем были мокрые джинсы и теннисные туфли.

Как только он начал поворачиваться, я отвела взгляд. Он вернулся к душу и вытер меня пушистым, приятно пахнущим полотенцем. Оно слишком много времени провело с сухими простынями, поэтому, несмотря на густой ворс, не очень впитывало воду. Я прикусила губу, чтобы не сказать ему об этом.

Так близко к Адаму я чувствовала, что он все еще на грани срыва, поэтому смотрела под ноги и держалась покорно, давая ему время справиться с гневом.

Я умею изображать ложную покорность даже с лучшими из них. Когда общаешься с вервольфами, это просто техника выживания.

Он остановился, перейдя к моему животу. Позволил полотенцу упасть и опустился на одно колено. Его лицо оказалось на одном уровне с моим пупком. Адам закрыл сверкающие глаза и прижался лбом к уязвимой мякоти под моей грудной клеткой.

Плоть живота мягкая, сладкая, беззащитная. Но нос отчетливо говорил мне, что думает Адам не о еде. Несколько захватывающих мгновений мы оба ждали.

— Сэмюэль рассказал мне о твоей татуировке, — сказал он, согревая дыханием мою кожу.

Неужели он ее не видел? Я старалась не дразнить его и поэтому в его присутствии всегда оставалась одетой — так что, может, и не видел.

— Это отпечаток лапы койота, — сказала я. — Сделала, когда училась в колледже.

Он поднял голову и посмотрел мне в лицо.

— Мне он кажется волчьим отпечатком.

— Это сказал Сэмюэль? — Близкий контакт не оставлял меня равнодушной — я ничего не могла с собой поделать и провела пальцами одной руки по его волосам. — А что еще он сказал? Что я обозначила себя как его собственность?

Он не мог солгать — с другим волком это совершенно безнадежно. Но намек здесь, намек там — достаточно.

Адам прижимался лицом к моему животу, так что я видела его макушку. Его щеки и подбородок кололись, но я ощущала не это. Руки Адам скользнули вверх по ногам на ягодицы и надавили, прижимая меня к его лицу.

Губы его были мягкими, но не такими мягкими, как язык.

Мы делали еще один шаг, к которому я не была готова, — и я на какое-то время задумалась об этом, закрыв глаза. Может, будь это кто-то другой, не Адам, я не стала бы возражать. Но Маррок научил меня, что, общаясь с вервольфами, ты всегда имеешь дело с двумя системами инстинктов. Одна система принадлежит зверю, вторая — человеку. Адам — не современный мужчина, довольствующийся тем, что может переходить из одной постели в другую. В его время секса до брака не было, и я знала, что он в это верит.

Я — результат случайного секса, я, выросшая ничьей, — тоже в это верю. О, в свое время я подурачилась, но с этим покончено.

Так ли уж плохо быть парой Адама? Все, что для этого нужно, — сделать еще всего один шаг.

— Девочка, с которой я жила в одной комнате в колледже, выросла, помогая родителям в мастерской тату. На учебу она зарабатывала, делая желающим татуировки. Я помогала ей по нескольким предметам, и в обмен она предложила мне бесплатно сделать татуировку, — сказала я Адаму, пытаясь отвлечь кого-нибудь из нас.

— По-прежнему боишься меня? — спросил он.

Я не знала, что ответить, потому что на самом деле боялась не его. Боялась той себя, какой я становилась рядом с ним.

Он вздохнул и, прежде чем встать, откинулся, так что мы не соприкасались. Бросил влажное полотенце на пол и вышел из душевой.

Я двинулась следом.

— Стой.

Он взял другое полотенце и закутал меня. Потом поднял на руки и посадил на стойку между раковинами.

— Я переоденусь в сухое и найду что-нибудь тебе на ноги. В доме повсюду битое стекло. Сиди здесь, пока я не вернусь.

Ждать ответа он не стал. Наверно, оно и к лучшему — говорила я с трудом. Последнее предложение заставило бы меня ощетиниться, даже если бы он не произнес его резким военным, командным тоном. Почему я всегда пытаюсь справиться с волком, а не наоборот?

Может, потому, что у волка Адама большие когти и большие белые зубы.

Я могла дотянуться до одежды Джесси, не слезая со стойки, поэтому влезла в спортивные брюки и футболку. У меня футболки старомодные, из плотного хлопка, но Джесси носит модные, тонкие, которые обтягивают все изгибы тела. Кожа моя была еще влажной, футболка тесной, и я выглядела так, будто сбежала со студенческого купания в футболках на голое тело.

Я схватила одеяло и прикрыла им свои прелести: вернулся Адам. На нем были чистые сухие джинсы и другие теннисные туфли. Надеть рубашку он не потрудился: после двух перемен в течение часа кожа у него должна болеть, как от солнечного ожога. И даже душ тут не поможет.

Я сосредоточилась на его ногах и плотнее прижали одеяло к груди.

К моему удивлению, он внимательно посмотрел на меня и неожиданно рассмеялся.

— Ты выглядишь воплощением кротости. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь видел тебя кроткой.

— Внешность обманчива, — ответила я. — На самом деле я — измученная, испуганная дура. Извини, что приманила сюда эту тварь и подвергла опасности Джесси.

Я смотрела, как туфли Адама приближаются к стойке. Он наклонился, окутывая меня своей силой и запахом. Его влажные волосы коснулись моего лица, на них был слабый запах жнивья.

— У тебя несколько порезов на голове, — сказал он.

— Извини, что привела его сюда, — повторила я. — Я думала, сумею избавиться от него по дороге, но уж больно он прыткий. У него есть и другое обличье, что-то типа лошади, хотя я бежала быстро и не могла оглянуться.

Голова его замерла; он глубоко вдохнул, оценивая мое настроение.

— Измученная, испуганная дура, говоришь. — Адам помолчал, словно взвешивая мои слова. — Измученная — да. — Если он смог учуять мою усталость, его обоняние лучше моего, хотя я в это не верю. — И слабый запах страха я улавливаю, хотя в основном его смыло водой. Но я никогда не поверю, что ты дура. Что еще ты могла сделать? Только привести его сюда, где мы могли с ним справиться.

— Увести его куда-нибудь еще.

Он запрокинул мне голову и заставил взглянуть в его яркие золотые глаза.

— Ты бы погибла.

Голос Адама звучал мягко, но в волчьих глазах горел воинственный огонь.

— Джесси могла умереть… ты чуть не погиб.

На мгновение я вновь ощутила страшное горе, как когда увидела, что его голова исчезает под водой.

Он позволил мне уткнуться в его плечо и не мог видеть моего лица, но я чувствовала, как сила, пощипывавшая мою кожу, начала убывать. Моя реакция на то, как он едва не утонул, ему понравилась.

— Ш-ш-ш, — сказал Адам и просунул большую мозолистую руку мне под волосы на шее, прижимая к себе. — Я проглотил пару галлонов речной воды и сейчас как новенький. Мне гораздо лучше, чем было бы, если бы ты дала себя убить, оттого что не поверила, что я справлюсь с одиноким иным.

Прижиматься к нему головой так же опасно, как все, что я сегодня делала, и я это знала. Но мне стало все равно. От него так хорошо пахло, и кожа у него была такая теплая…

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Давай посмотрим на твои ноги.

Он этим не ограничился: вымыл мне ноги теплой водой с мылом и щеткой, которую достал из ящика; это было бы неприятно, даже не будь мои ноги изрезаны.

Под мое ойканье он негромко мурлыкал, но не замедлял движения щетки. А я не могла убрать ногу, потому что он крепко держал меня за лодыжку. Потом протер мне ноги перекисью водорода и вытер темным пушистым полотенцем.

— На полотенце останутся пятна, — сказала я, убирая ноги.

— Заткнись, Мерси. — Адам опять схватил меня за лодыжку и подтащил к себе; одной рукой держа меня за ногу, он растирал ее полотенцем.

— Папа? — Джесси беззаботно сунула голову в дверь. Разглядев нас, она снова скрылась за дверью и оттуда протянула телефон. — Тебе звонит дядюшка Майк.

— Спасибо, — сказал он, взял трубку и прижал к уху. — Можешь закончить здесь, Джесси? Нужно ее вытереть, перевязать порезы и во что-нибудь обуть, прежде чем мы ее отсюда выпустим.

Я подождала, пока он вместе с телефоном спустится, потом выхватила полотенце у Джесси. Джесси хихикала.

— Видела бы ты свое лицо, — сказала она мне. — Ты похожа на кошку в ванной.

Я вытерла ноги и открыла коробку с пластырями, которую Адам поставил на стойку рядом со мной.

— Я сама могу вытереть себе ноги, черт возьми, — сказала я. — Не подходи.

Я сидела между раковинами, поэтому с дальней стороны, у двери, оставалось место. Джесси села там.

— Почему ты слушаешься его приказов?

— Во-первых, он только что спас меня, во-вторых, я не хочу еще больше раздражать его.

Перевязки потребовали только три пореза, все на левой ноге.

— Да ладно, — сказала она. — Признайся: тебе нравится, как он вокруг тебя суетится.

Я сердито посмотрела на нее. Она не опустила глаза. Тогда я стала снимать бумагу с пластыря, чтобы приклеить его к ноге. Я ни в чем не собиралась признаваться. Особенно при Адаме: он может снизу услышать то, чего ему не следует знать.

— Почему ты кутаешься в одеяло?

Я показалась, и она захихикала.

— Ух ты! Я забыла, что у тебя нет бюстгальтера. Пойду схожу за свитером, накинешь сверху.

Когда она благополучно отбыла, я улыбнулась про себя. Девочка права. Есть что-то в том, что о тебе заботятся, — даже если ты в этом не нуждаешься. Может, особенно, когда не нуждаешься.

Но радовалась я по другому поводу. Хотя Адам был вне себя, хотя он направо и налево отдавал приказы, я не чувствовала, что мое желание исполнять их объясняется его магией Альфы. Если он и в таких обстоятельствах смог удержаться… Возможно, мне удастся стать его парой и оставаться самой собой.

Туфли Джесси, которые принес Адам, были мне малы, но Джесси вдобавок к свитеру раздобыла старые шлепанцы, которые подошли.

Когда я спускалась с лестницы, в дом вошел Питер, муж Хани. Хани, столь же великолепная в обличье волка, как и в обличье человека, шла с ним рядом. Увидев меня, Питер дружески улыбнулся.

— «Порше» я не нашел, но твой «кролик» стоял на обочине с ключами в зажигании. Я не мог его завести, поэтому запер.

И он протянул мне ключи.

— Спасибо, Питер. Файдел, должно быть, вернулся за своей машиной. Это значит, что он ранен нетяжело.

Я собиралась отправиться домой, но если Файдел околачивается поблизости, это не лучшая мысль.

Питеру, очевидно, как и мне, не нравилось, что иной остался живым.

— Прости, — сказал он. — Сталь должна была решить дело, но я просто не сумел добраться до него сквозь, эти полосы.

— Где ты научился орудовать саблей? — спросила я у него. — И откуда у Адама сабля?

— Сабля моя, — сказала Джесси. — В прошлом году я ходила на Ярмарку Возрождения[51] и Питер учил меня ею пользоваться.

Питер улыбнулся.

— До перемены я служил в кавалерии, был офицером, — объяснил он. — Мы, конечно, пользовались огнестрельным оружием, но оно было очень неточным. И главным нашим оружием оставалась сабля.

Он говорил самым обыденным тоном, вернулся его привычный среднезападный акцент.

Должно быть, он переменился в период войн Революции или чуть раньше, подумала я, раз больше надеется на саблю, а не на пистолет. Выходит, он старейший из знакомых мне вервольфов (за исключением, может быть, Сэмюэля и самого Маррока). Вервольфы не умирают от старости, но насилие — неотъемлемая часть их жизни.

Он заметил мое удивление.

— Я не доминант, Мерси. Мы обычно живем дольше.

Хани сунула морду ему под руку, и он ласково почесал ее за ушами.

— Здорово, — сказала я.

— Файдел в хороших руках, — сказал у меня за спиной Адам.

Я повернулась и увидела, что он на кухне, кладет трубку на базу.

— Дядюшка Майк заверил меня, что это была ошибка: Файдел перестарался, исполняя приказание Серых Повелителей.

Я подняла брови.

— Он сказал мне, что изголодался по человеческому мясу. Вероятно, можно назвать это излишним старанием.

Адам посмотрел на меня. Ни его лицо, ни запах ничего мне не сказали.

— Я поговорил с Сэмюэлем. Он жалеет, что пропустил развлечение, но сейчас он дома. Если Файдел пойдет за тобой, ему придется удовольствоваться Сэмюэлем. — Он взмахнул рукой. — А здесь нас много, и мы придем на помощь.

— Ты отсылаешь меня домой?

Неужели я заигрываю? Да, черт возьми!

Он улыбнулся — сначала глаза, потом губы, совсем немного, но достаточно, чтобы у меня участился пульс.

— Если хочешь, можешь остаться, — ответил он, тоже заигрывая. И вдруг пошел чуть дальше: — Но для того, что я хочу с тобой сделать, здесь слишком много народу.

Я метнулась мимо Питера за дверь; легкий стук шлепанцев не заглушил последних слов Адама:

— Мне понравилась твоя тату, Мерси.

Уходя, я постаралась расправить плечи. Он не мог видеть мою улыбку… да и та быстро исчезла.

С порога я увидела, какой ущерб понесли в схватке дом и машина Адама. Вмятина в блестящем борту машины обойдется дорого. Пострадала и стена дома, но я не знала, сколько будет стоить ремонт. За восстановление обшивки моего трейлера платили вампиры.

Я попыталась определить общий ущерб, причиненный схваткой. Не знаю, что Файдел сделал с моей машиной, но мне потребуется на ремонт несколько часов, даже если все запасные части я сниму с руины того «кролика», который сейчас своим видом раздражает Адама на его заднем дворе. И нужно где-то найти деньги, заплатить Зи (мне очень не хотелось занимать у Сэмюэля) — если только Зи не разыгрывает какую-то сложную комбинацию, чтобы отвадить меня от расследования убийства.

Я неожиданно почувствовала усталость и потерла лицо. С тех пор как в возрасте шестнадцати лет я оставила стаю Маррока, я старалась держаться в стороне от всех. И интересовалась только собственными делами. Не вмешивалась в дела вервольфов, а Зи не посвящал меня в свои. Но почему-то в последний год вся эта тщательно рассчитанная политика пошла прахом.

Я не была уверена, что есть возможность вернуться к прежнему мирному существованию, или даже хочу ли я этого. Но мой новый стиль жизни становился дороговат.

Кусок гравия попал мне в шлепанец, и я ойкнула: это тоже оказалось больно.

Сэмюэль ждал меня на крыльце с чашкой горячего какао в руке. Взглядом специалиста он осмотрел мои ранения.

— Все в порядке, — сказала я, проходя мимо него и по пути забирая чашку. Какао растворимое, но с зефиром — то, что нужно. — Ранен Бен, и мне кажется, я видела, что хромает Даррил.

— Адам не просил меня прийти, значит, тяжелых ранений нет, — сказал он, закрывая дверь. Когда я села в гостиной в кресло, он уселся напротив меня на диван. — Может, поделишься? Например, как получилось, что за тобой погнался сам Файдел?

— Сам Файдел?

— Он жил в болотах и пожирал заплутавших детей, — сказал Сэмюэль. — Ты несколько старше его обычной добычи. Так как тебе удалось его приманить?

— Никак. Я ничего не делала.

Он издал один из тех звуков, которыми показывает, что не верит мне.

Я сделала большой глоток. Может, Сэмюэль свежим глазом заметит то, что я пропустила. И я все ему рассказала — умолчала только о том, что происходило у нас с Адамом в ванной.

Говоря, я заметила, что у Сэмюэля усталый вид. Ему нравится работа в приемном отделении, но это тяжелая работа. И не только из-за дополнительных часов, хотя перерабатывать приходится часто. Главным образом из-за стресса, который связан с необходимостью держать себя в руках среди крови, страха и смерти.

К тому времени как я закончила, он подуспокоился.

— Итак, ты пошла на встречу «Светлого будущего», надеясь найти убийцу охранника, и столкнулась с группой студентов — и иным, который решил для забавы сожрать тебя.

Я кивнула.

— Примерно так.

— Может, этот иной и есть убийца?

Я закрыла глаза и мысленно увидела схватку Файдела с вервольфами. Может ли он сорвать голову с плеч у человека?

— Может быть. Но расследование его как будто не заботило.

— Ты сказала, он злился из-за того, что ты пришла на встречу. Может, тревожился, что ты его разоблачишь?

— Возможно. Позвоню дядюшке Майку и спрошу, были ли у Файдела причины убивать своих. Он несомненно знал О'Доннелла, а чем больше я узнаю о нем, тем более странным мне кажется, что этого типа не убили еще несколько лет назад.

Сэмюэль едва заметно улыбнулся.

— Но ты не уверена, что это сделал Файдел.

Я покачала головой.

— Он сам поставил себя на первое место в списке подозреваемых, но…

— Что но?

— Он был страшно голоден. И тосковал не по еде, хотя не без того, а по самой охоте. — Сэмюэль, вервольф, поймет, что я имею в виду. — Думаю, если бы Файдел убил охранника, О'Доннелла, смерть была бы другой. О'Доннелл стал бы жертвой утопления, его съели бы — или его тело вообще не нашли бы. — Высказав это вслух, я почувствовала уверенность. — Позвоню дядюшке Майку и спрошу, что он думает, но я сама не считаю, что это был Файдел.

Я вспомнила, что у меня есть еще о чем поговорить с дядюшкой Майком.

— А еще сегодня вечером этот дорожный посох снова оказался в моей машине.

Я встала, собираясь пойти к телефону, но ноги подо мной подогнулись, и я плюхнулась обратно.

— Проклятие!

— Что случилось?

Усталость мигом слетела с Сэмюэля. Я бросила на него раздраженный взгляд.

— Я же сказала, со мной все в порядке. Ничего, кроме нескольких царапин; ничего такого, чего бы не излечили айсихот[52] и крепкий ночной сон. — Я вспомнила о многочисленных мелких порезах и решила обойтись без айсихота. — Кинь мне телефон.

Он снял трубку с базы на столике у дивана и бросил мне.

— Спасибо.

Я так часто звонила ему в последние дни, что запомнила номер. В течение нескольких минут меня передавали от одного подчиненного к другому. Наконец трубку взял сам дядюшка Майк.

— Мог Файдел убить О'Доннелла? — без предисловий спросила я.

— Мог, но не убивал, — ответил дядюшка Майк. — Тело О'Доннелла еще дергалось, когда мы с Зи его нашли. Тот, кто его убил, сделал это, когда мы стояли на пороге. Чары Файдела недостаточно сильны, чтобы он мог спрятаться от меня, если находится близко. И он не просто оторвал бы О'Доннеллу голову, но и сожрал бы ее.

Я сглотнула.

— Тогда что Файдел делал на собрании «Светлого будущего» и почему его запаха не было в доме О'Доннелла?

— Файдел ходил на разные встречи, чтобы присматривать за ними. Обычно он говорил нам, что там одни разговоры, а дела нет, и переставал приходить. Когда был убит О'Доннелл, его попросили посмотреть еще раз. И он обнаружил любопытного койота, на которого вынесен смертный приговор — отличную вечернюю закуску.

Дядюшка Майк злился. И не на Файдела.

— Когда за голову койота назначили цену, и почему вы мне об этом не сказали? — возмущенно спросила я.

— Я тебе говорил, брось это дело, — сказал он холодным голосом, вдруг наполнившимся силой. — Ты слишком много знаешь и слишком много говоришь. Надо делать, что велят.

Может, будь он со мной в комнате, я испугалась бы. Но его не было, и я сказала:

— И Зи осудили бы за убийство.

Наступила долгая пауза. Ее нарушила я.

— И казнили бы по закону малого народа.

Сэмюэль, которому острый слух позволял без труда слышать обоих участников разговора, зарычал.

— Не пытайтесь обвинять Мерси, дядюшка Майк. Вы знаете, что она не оставит дело в покое — а уж по вашей указке тем более. Противоречие — ее второе имя, а ведь вы сами побудили ее заглянуть дальше, чем хотели. Что сделали Серые Повелители? Приказали вам и всему малому народу прекратить поиски истинного убийцы? Если не считать ареста Зи, у них нет никаких претензий к убийце О'Доннелла, верно? Он убивал других, и за это его лишили жизни. Справедливость восторжествовала.

— Зи сотрудничает с Серыми Повелителями, — ответил дядюшка Майк. Виноватый тон, которым сменился гнев, сказал мне не только, что Сэмюэль прав: дядюшка Майк хочет, чтобы я продолжала расследование, — но и что слух у него не менее острый, чем у вервольфа. — Не думаю, чтобы они послали еще кого-нибудь привести приговор в исполнение, а местный малый народ я контролирую. Если бы я знал, что пошлют Нимейн, я бы предупредил. Но она объявила об отсрочке наказания.

— Она убийца! — проворчал Сэмюэль.

— У вас, волков, есть собственный убийца, Сэмюэль Марроксон, не так ли? Сколько волков убил твой брат ради безопасности вашего народа? Ты отказываешь нам в такой же необходимости?

— Когда речь о Мерси, — да. К тому же Чарльз убивает только виновных, а не тех, кого почему-то целесообразно убивать.

Я кашлянула.

— Давайте не отклоняться от темы. Могла Нимейн убить О'Доннелла?

— Это не ее работа, — ответил дядюшка Майк. — Если бы О'Доннелла убила она, никто бы не догадался, что это не несчастный случай.

Опять я осталась без подозреваемых.

Любой вервольф мог это сделать, думала я, вспоминая оторванную голову О'Доннелла. Но у них нет на то причин, и я не учуяла их в доме О'Доннелла. Вампиры? Я о них знаю недостаточно — хотя больше, чем хотелось бы. Я знаю, что они могут скрыть от меня свой запах, если захотят. Нет, убийца О'Доннелла — из малого народа.

Что ж, если дядюшка Майк хочет, чтобы я продолжила расследование, может, он ответит на несколько вопросов?

— О'Доннелл забирал вещи у тех, кого убивал, верно? — спросила я. — Дорожный посох — он сейчас в моем «кролике», припаркованном на Финли-роуд, напротив «Парка Двух Рек», дядюшка Майк, — так вот, этот посох из числа таких вещей. Но были и другие. Первая убитая, Коннора, была библиотекарем, у нее хранились какие-то артефакты. Не очень значимые — она была недостаточно сильна, чтобы хранить все, что хотела. Дорожный посох — из дома того иного, у которого лес на заднем дворе. На посохе остался его запах. Что еще было украдено?

Я прочитала книгу приятеля Теда. Там описано множество предметов, которые я не хотела бы увидеть в чужих руках. А некоторые — вообще ни в чьих руках.

Наступила долгая пауза. Потом дядюшка Майк сказал:

— Приеду через несколько минут. Никуда не уходи.

Я бросила телефон Сэмюэлю, и он положил трубку на место. Потом я встала и достала из оружейного сейфа книгу.

На самом деле дорожных посохов несколько — один вернет тебя домой, куда бы ты ни забрел, другой позволяет видеть людей, каковы они на самом деле, а третий, тот, что преследует меня, — тот самый, что умножал поголовье овец у фермера. Ни один из них не кажется опасным, пока не прочтешь рассказы. Какими бы полезными они ни казались, вещи, изготовленные малым народом, неизменно навлекали на своих владельцев несчастья.

Нашла я и нож Зи. Книга называла его мечом, но на сделанном вручную рисунке был изображен тот самый клинок, который я дважды одалживала у Зи.

Сэмюэль встал с дивана и наклонился надо мной, глядя на страницы, которые я читала. Присвистнул и коснулся рисунка. Он тоже видел нож Зи.

Дядюшка Майк вошел без стука.

Я поняла, что это он, по нарочитому звуку шагов и по запаху — пряности и пиво — и, не поднимая головы, спросила:

— Вероятно, среди украденного было что-нибудь такое, что помогает, убийце скрываться от магии? Поэтому вы обратились ко мне, чтобы я отыскала убийцу?

В книге описывалось несколько предметов, которые могли отвратить гнев малого народа или сделать владельца невидимым.

Дядюшка Майк закрыл за собой дверь, но остался стоять перед нами.

— Мы забрали из дома О'Доннелла семь предметов. Поэтому Зи не успел спрятаться от полиции — а я оставил его взять вину на себя. Предметы, найденные нами, — небольшой силы, ничего особо опасного, кроме самого знания, что они вообще существуют. Сила малого народа в чужих руках — это всегда очень плохо.

— Вам не удалось найти дорожный посох, — сказала я, поднимая голову. Дядюшка Майк выглядел более измятым и потрепанным, чем его джинсы и футболка.

Он кивнул.

— И ничто из этих вещей не помешало бы нам найти О'Доннелла — поэтому мы считаем, что убийца прихватил с собой по меньшей мере один такой предмет.

Сэмюэль, подобно мне, не смотрел на дядюшку Майка, когда тот вошел, — небольшая хитрость, которая, тем не менее, отдавала преимущество нам. Такое поведение Сэмюэля сказало мне, что он не вполне верит в искренность дядюшки Майка. Прежде чем взглянуть на дядюшку Майка, Сэмюэль встал. И использовал свое превосходство в росте, чтобы посмотреть на собеседника сверху вниз.

— Вы не знаете, что забрал О'Доннелл? — спросил он.

— Перечень всего, чем владел наш народ, составлял наш библиотекарь. Поскольку она умерла первой… — Дядюшка Майк пожал плечами. — О'Доннелл украл этот список, а о копиях мне ничего не известно. Может быть, одну Коннора передала Серым Повелителям.

— О'Доннелл искал эти предметы, когда начал встречаться с ней? — спросила я.

Он посмотрел на меня.

— Откуда ты знаешь, что они встречались? — Он покачал головой. — Нет. Не говори. Мне лучше не знать, что один из наших общается с тобой.

Я подумала: он старается не вовлекать Теда.

Дядюшка Майк опустился на диван и закрыл глаза, покоряясь явной усталости и без сопротивления отдавая главенство Сэмюэлю.

— Едва ли он с самого начала задумал кражу. Мы разговаривали с ее друзьями. Коннора сама его выбрала. Он считал, что делает ей одолжение, — она полагала, что поделом ему, если она с ним позабавится. — Он посмотрел на меня. — Наша Коннора могла быть доброй, но презирала людей, особенно тех, кто связан с БДМН. Она играла с ним жестоко, а потом устала от игр. Накануне гибели она сказала одной из подруг, что бросает его.

— Так зачем вам понадобилась Мерси? — спроста Сэмюэль. — Очевидным подозреваемым был О'Доннелл.

Дядюшка Майк вздохнул.

— Мы только начали его подозревать, как обнаружилась вторая жертва. Потребовалось немало времени, чтобы хоть кто-то согласился поговорить с нами о делах Конноры. Вообще-то контакты с людьми у малого народа поощряются. Полукровки лучше, чем отсутствие детей. Но О'Доннелл… на самом деле все охранники наши враги. А малый народ не дружит с врагами, особенно с такими, как О'Доннелл.

— Значит, она его обманывала, — сказала я.

Он обдумал мои слова.

— Если бы один из твоих друзей связался с собакой, его сочли бы обманщиком?

— Итак, он считал, будто делает ей одолжение. Она объяснила, что на самом деле думает о нем, и он ее убил.

— Так мы думали. Когда обнаружилась вторая жертва, мы решили, что убийца не человек, и потому больше не стали смотреть в сторону О'Доннелла. Только после третьего убийства мы решили, что мотивом может быть воровство. У Конноры хранилось несколько волшебных предметов, но никому не пришло в голову проверить, на месте ли они. У нее, должно быть, было что-то еще, что-то такое, что позволяло ему скрываться от нашей магии. Что-нибудь гораздо более сильное, чем могло быть у такой, как она.

Он посмотрел на меня и устало улыбнулся.

— Мы народ таинственный, и даже риск неповиновения Серым Повелителям не заставит нас расстаться с нашими тайнами. Если то, чем ты обладаешь, достаточно сильно, они это отберут. Если бы они узнали, что у нее есть предметы, наделенные силой, ей пришлось бы отдать их тому, кто может лучше о них позаботиться.

— И поэтому они попали к О'Доннеллу.

Я закрыла книгу и положила рядом с собой.

— Теперь список предметов, который она составила для Серых Повелителей. — Дядюшка Майк развел руками. — Мы не нашли в ее доме копии. Одна из ее подруг видела список, но Коннора могла передать его Серым Повелителям, не оставив себе копии.

Непохоже на женщину, чей дом я обыскивала. Такая женщина сохраняла бы копии всего. Она любила запасать знания.

— Значит, список попал к О'Доннеллу, — сказала я. — Поиграв в игрушки, украденные у Конноры, он решил, что ему нужны новые. Он посмотрел список и отправился за вещами. — Мои сведения о предметах ограничены, но… — Кажется, он убивал всех: от хозяйки самых незначительных предметов, Конноры, до того, кто владел самыми сильными, — иного из леса, убитого последним. Я права?

— Да. Она могла проболтаться или составила список так, что он догадался. Кстати, он использовал вещи не вполне верно, но близко. Вероятно, эти предметы позволили ему убить тех, кого он иначе и коснуться бы не смог.

— Вы совсем не знаете, какие предметы могли оказаться у убийцы О'Доннелла? — проворчал Сэмюэль.

Дядюшка Майк вздохнул.

— Нет. Но он тоже не знает. В списке говорится только «один дорожный посох», «один серебряный браслет», но не говорится, на что эти предметы способны. Мерси, дорожного посоха в твоей машине не оказалось. Файдел говорит, что не трогал его. Думаю, он снова появится — он настойчиво следует за тобой.

— Это тот самый посох, который дает всем моим овцам по два ягненка? — спросила я, хотя сама была в этом уверена. Рассказы о других предметах меня очень беспокоили, и я была довольна, что посох для меня бесполезен.

Он рассмеялся. Смех начался в животе и постепенно дошел до глаз, которые весело заблестели.

— Ты собираешься разводить овец?

— Нет, но хотела бы уходить от дома больше чем на пять миль и не оказываться ни с того ни с сего на своем крыльце — или, что еще хуже, видеть в людях все недостатки и не видеть ничего хорошего.

Ничего такого, конечно, не происходило, но, насколько мне известно, посох нужно как-то активировать, чтобы он начал действовать.

— Не волнуйся, — ответил дядюшка Майк, все еще улыбаясь. — Если решишь завести ферму, у всех твоих овец будут прекрасные ягнята-близнецы, пока посох не решит снова отправиться куда-нибудь.

Я с облегчением вздохнула и снова вернулась к тому, что мне необходимо было знать.

— Когда О'Доннелла убили, вы с Зи единственные знали, что он убийца?

— Мы еще никому не говорили об этом.

— Только выгнали, что убийца крадет волшебные предметы?

Я ощутила неожиданную волну магии и постаралась не показать свою настороженность.

— Нет. Об этом не говорили, но, обнаружив исчезновение списка Конноры, мы сразу начали расспросы. Всякий пришел бы к такому же заключению.

Сэмюэль рядом со мной согласно кивнул. Не то чтобы он возражал дядюшке Майку, но все же…

— Бросьте, — велела я дядюшке Майку. Я заметила, что его усталость как рукой сняло: сейчас дядюшка Майк снова выглядел добряком, чья профессия — нести другим радость.

Я сощурилась.

— Сейчас вы мне не нравитесь, и никакая магия этого не изменит.

Сэмюэль повернул голову ко мне. Может, не уловил, что дядюшка Майк использует какой-то тип чарующей магии, а может, почуял, что я лгу. Дядюшка Майк мне нравится, но ему об этом знать не нужно. Пусть чувствует себя виноватым — легче будет вытаскивать из него информацию.

— Извини, девочка, — сказал он удрученно. — Я устал, а это рефлекс.

Может, и правда, может, действительно рефлекс, но он ведь не сказал, что не делает это сознательно.

— Я тоже устала, — сказала я.

— Ну, хорошо, — заговорил он. — Позволь рассказать, что мы будем делать. Мы согласились с тем, что Файдел нарушил приказ. Далее мы согласились с тем, что твоя смерть принесла бы малому народу больше вреда, чем пользы — за это благодари Сэмюэля и Нимейн.

Он подался вперед.

— Вот что мы тебе предлагаем. Поскольку тебе важно, чтобы Зи признали невиновным, начнем с этого — так ты не создашь нам новых проблем. Нам позволено помочь полиции — с одним условием: нельзя рассказывать об украденных вещах. Некоторые из них наделены очень большой силой, и лучше, чтобы смертные не подозревали об их существовании.

У меня по спине прокатился холодок облегчения. Если Серые Повелители согласны на открытое расследование, шансы Зи на оправдание многократно возрастают. Но дядюшка Майк еще не договорил.

— …Таким образом, ты можешь предоставить расследование нам и полиции.

— Хорошо, — сказал Сэмюэль.

Конечно, я понятия не имею, где искать убийцу О'Доннелла. Может, это был Файдел или кто-то еще из малого народа, может, кто-то из близких одного из убитых узнал, кто убийца. Если убийца из малого народа, что в данный момент казалось вероятным, у меня нет шансов что-нибудь обнаружить. Возможно, если бы Сэмюэль не сказал «Хорошо», я бы ответила на слова дядюшки Майка иначе — хотя вряд ли.

— Я обязательно сообщу вам, если узнаю что-нибудь интересное, — мягко сказала я.

— Это слишком опасно, — сказал дядюшка Майк, — даже для героев, Мерси. Не знаю, какие предметы попали к убийце, но мы нашли только малозначительные вещи, а Херрик — повелитель леса — владел очень сильными.

— Зи мой друг. И я не оставлю его жизнь в руках тех, кто готов ради удобства смириться с его смертью.

Глаза дядюшки Майка сверкнули — это было сильное чувство, но я не поняла, какое именно.

— Зи редко прощает промахи, Мерси. Я слыхал, он сердит на тебя за то, что ты обманула его доверие, и не хочет с тобой разговаривать.

Я обратила внимание на это «я слыхал». «Я слыхал» не совсем то же самое, что «Зи на тебя сердит».

— Я тоже это слыхала, — сказала я. — Но я все равно друг Зи. Прошу прощения, но мне пора на боковую. Завтра рано на работу.

Я с трудом встала, держа книгу под мышкой, помахала разочарованным мужчинам и, хромая на обе ноющие ноги, проковыляла в спальню. Закрыла дверь и постаралась не слушать, что они говорят обо мне. Они были не слишком вежливы. А Сэмюэлю вообще-то следовало бы лучше меня знать. Как он смел подумать, что меня можно убедить спокойно оставить Зи в руках врагов малого народа!