Властитель рун (книги 1-5)

В этой Палате учат, что то же самое относится ко всем людям. В глубине души всякий человек считает себя лордом и полагает, что по праву рождения наследует три сферы: сферу видимого - то, что доступно нашему взгляду и к чему мы можем прикоснуться; сферу общения, которая складывается из наших взаимоотношений с другими; и сферу невидимого - то, что мы видеть не можем, но что, тем не менее, активно стремимся защитить.

В то время, как многие люди полагают, что понятия добра и зла определяются Силами или мудростью властвующих королей и подвержены переменам в соответствии со временем и обстоятельствами, Хроно говорят, что понятия добра и зла заложены в нас от рождения и что представление о справедливости изначально записано в наших сердцах. Их учат, что, только опираясь на эти три сферы, человеческий род определяет для себя понятия добра и зла.

Если какой-то человек посягает на любую из наших сфер, старается лишить нас того, что принадлежит нам по праву рождения, мы относим его к категории "зла". И если кто-то пытается отнять у нас имущество или жизнь, если нападает на нашу семью или задевает нашу честь или честь тех людей, к обществу которых мы себя относим, если он стремится лишить нас свободы воли, мы по справедливости имеем право защищаться.

С другой стороны, Хроно определяют добро как стремление добровольно расширить сферы другого человека. Того, кто дает мне деньги или имущество, отстаивает мою честь или приглашает быть своим другом, тратит на меня принадлежащее ему время, я определяю как "добро".

Это учение Хроно по вытекающим из него последствиям очень сильно отличается от того, чему учили нас. Мой отец учил меня, что лордом своего королевства я стал по велению высших Сил. А раз так, значит, мне здесь принадлежит все - имущество любого человека, любовь любой женщины, все вещи, которыми я пожелаю владеть.

Теперь я в смятении. Продолжаю придерживаться того, чему -меня учил отец, но в сердце своем чувствую, что это неправильно.

Боюсь, мой старый друг, что Хроно всех нас судят и что этот рисунок можно рассматривать как шкалу, согласно которой нас оценивают. Не знаю, как именно они собираются манипулировать нами - ведь по их собственным меркам, убить человека, значит совершить "зло".

В некоторых книгах рассказывается, что Всеславные приветствовали браки между обычными и Хроно и что в древние времена Хроно называли "Стражами Сновидений". В связи с чем я хотел бы знать: может ли такое быть, чтобы Хроно некоторым странным образом манипулировали нами? Они пишут детальную хронику нашей жизни, но насколько она истинна? Может быть, герои, которых мы так жаждем превзойти, вообще никогда не существовали? А если и существовали, то были ли они героями по своим собственным меркам? Или Хроно искажают истину в целях, о которых мы не можем даже догадываться?

Итак, я написал эти хроники и тайно посылаю их вам. Я уже стар, мне недолго осталось жить. Когда я умру и Хроно напишут историю моей жизни, я хочу, чтобы вы сравнили те и другие хроники и посмотрели, не даст ли это вам что-нибудь. Какую часть моей жизни Хроно сочтут возможным опустить? Какую приукрасят?

Прощайте, брат мой.

Габорн несколько раз перечитал это послание, но никакой особой глубины в учении Хроно не обнаружил. В самом деле, все это можно было отнести скорее к разряду очевидных и довольно несложных истин, хотя Габорну с таким подходом сталкиваться не приходилось. Он никак не мог взять в толк, почему все это хранится в такой тайне - в особенности, от Властителей Рун.

И еще. Эмир спрятал эти записки, как будто опасался возмездия неизвестно от кого.

Однако Габорну было известно, что в некоторых обстоятельствах даже незначительные вещи могут казаться очень могущественными. Когда ему было лет пять, он часто силился поднять огромную алебарду, с которыми ходили стражники его отца, охраняя крепостные ворота. Едва получив свой первый дар мышечной силы, он тут же вышел к воротам и обнаружил, что может с легкостью поднять алебарду и обращаться с ней без особого труда. Тогда ему казалось, что один-единственный дар силы - великая вещь. Теперь же, став Властителем Рун, он понимал, что это - ничто.

И все же рассуждения Хроно заинтересовали его. Они казались предельно простыми, хотя само это слово меньше всего было применимо к Хроно. Известно, что любая чрезмерная увлеченность, доведенная до крайности, может оказать глубокое воздействие на человека - к примеру, страсть к обжорству ведет к ожирению и смерти.

Габорн редко задумывался над тем, добр ли он. Прочитав эти записки о том, чему учат в Палате Сновидений, он задался вопросом, - а можно ли Властитель Рун вообще быть "добрым" по меркам Хроно? Те, кто отдавал свои дары, обычно со временем сожалели об этом. Однако вернуть раз отданный дар было невозможно. С этой позиции любой дар, которым владеет Властитель Рун, Хроно должны воспринимать как результат насилия.

И еще вот о чем задумался Габорн. Возможно, в некоторых обстоятельствах решение отдать свой дар другому нельзя было рассматривать как несправедливость. Ну, скажем, если два человека хотят объединить свои силы, чтобы сражаться с могущественным злом. Но такое возможно только в том случае, если оба - и принимающий дар, и его Посвященный - имеют одинаковые цели, едины в сердце своем.

И все же то, что составляло сердцевину учения Хроно, оставалось недоступно его пониманию. Каждый человек - лорд. Все люди равны. Как это понимать?

Габорн вел свое происхождение от самого Эрдена Геборена, который решал, кому жить, а кому умереть, и которого сама Земля поставила быть королем. Если Силы выделяли одного человека над другими, тогда людей нельзя рассматривать как равных. Габорну было очень интересно, какова же на самом деле истина. Возникло чувство, что он стоит на пороге откровения.

Он всегда считал, что ведет себя со своими людьми как справедливый лорд. И в то же время в каком-то смысле он служил им. Это входило в обязанность Властителя Рун - защищать своих вассалов, может быть, даже ценой собственной жизни.

А Хроно, значит, считают, что все люди - лорды? Что никаких "простых людей" на свете не существует? Что же, в таком случае, и Габорн не имеет никаких прав на свое лордство?

За последние несколько дней он не раз задавался вопросом, был ли он "хорошим" принцем? И запутался в этой проблеме, потому что не знал отчетливого определения того, что такое "хороший". Теперь ему пришло в голову рассмотреть ее в свете учения Хроно и вытекающих из него последствий.

Лежа на полу погреба, Габорн размышлял об этом учении, и оно наводило его на мысли, никогда прежде не приходившие в голову.

Вот вопрос: как можно защитить себя без насилия по отношению к той или иной сфере других людей? Все, что касалось внешнего кольца диаграммы, так называемой сферы невидимого, в особенности казалось неясным и расплывчатым. Где, к примеру, кончается телесное пространство одного человека и начинается другого?

Не исключено, думал Габорн, что существовал какой-то перечень проявлений вмешательств в эту сферу и реакций на такое вмешательство. Если кто-то насильственно вторгается в вашу сферу невидимого, следует указать ему на это. Просто поговорить с ним. Если же насилие касается сферы общения, если, скажем, кто-то стремится загубить вашу репутацию, приходится сделать такое поведение достоянием гласности, обратиться к помощи других, наконец, вступить в открытое противостояние с этим человеком.

Ну, а если насилие затрагивает сферу видимого, если под угрозой оказывается жизнь или имущество? Габорн не видел другого выхода, как только взять в руки оружие.

Возможно, именно здесь и кроется ответ. Если двигаться от внешнего круга к внутреннему, сферы неизбежно становятся все более жизненно важны для человека, затрагивают все более важные для него моменты, и, следовательно, ответная реакция на вмешательство становится все более сильной.

Но хорошо ли это? Где здесь место тому, что называет "добротой"? Реакции понятны и естественны, их оценка казалась правильной, но Габорну было ясно, что справедливость и добродетель отнюдь не всегда совпадают. Хороший человек будет не только защищать свои собственные сферы, но и способствовать расширению сфер других людей. Следовательно, стараясь действовать справедливо, человек оказывается перед выбором: что для меня выгоднее, быть просто человеком или быть хорошим человеком?

Как я должен поступить с тем, который грабит меня? Отдать ему все, чего он хочет? А с тем, кто унижает меня? Похвалить его?

Если хочешь быть хорошим, особого выбора, собственно говоря, и нет. Но если, рассуждал Габорн, я хочу защитить своих людей, разве это не добро? И если я хочу защитить своих людей, вряд ли можно позволить себе такую роскошь, как быть в полной мере добродетельным.

Учение Хроно... сбивало с толку, вносило путаницу в мысли. Может быть, Хроно старались сохранить его втайне от Властителей Рун из сострадания? По меркам Хроно, для человека трудно - или даже невозможно - быть добродетельным. Вот, к примеру, Радж Ахтен стремится захватить мое королевство. По этим самым меркам, я, чтобы остаться "хорошим", должен просто отдать его ему.

И все же такой вывод воспринимался как неправильный. Может быть, высшая добродетель для Властителя Рун как раз в том и состоит, чтобы быть справедливым и беспристрастным ?

Интересно, подумал Габорн, а сами-то Хроно понимают смысл своего собственного рисунка? Может быть, этих кругов не три, а больше. Может быть, внутри каждой сферы нужно ввести подразделение на человеческие типы, так, чтобы получилось не три, а, скажем, девять кругов. И тогда рисунок будет точнее отражать реакцию человека на попытку отчуждения того, что неотъемлемо принадлежит ему.

Он снова вернулся к Радж Ахтену. Лорд Волк покушался на все сферы и все уровни. Он отбирал у людей богатство и дома, разрушал семьи, убивал, насиловал и порабощал.

Габорн должен защитить и себя, и своих людей от этого зверя, который иначе опустошит мир. Но Радж Ахтен не уйдет подобру-поздорову, не отступится от своих притязаний, если просто разоблачить его сущность перед людьми.

Единственной способ для Габорна спасти своих людей состоял в том, чтобы убить Радж Ахтена.

Габорн прижал ухо к полу, прося Землю подать ему знак, такова ли на самом деле ее воля, но никакого ответа не ощутил - ни хотя бы легкого подрагивания земли, ни вспышки прозрения в своем сердце.

Пока что у Габорна не было никакой возможности добраться до Лорда Волка. Радж Ахтен был слишком могущественен. Однако можно было проникнуть в стан врага, попытаться нащупать его слабые места. Может быть, для Раджа Ахтен большую ценность имеют Посвященные, которых он возил с собой. Или, может быть, у Лорда Волка был советник, который подталкивал его к безжалостным завоеваниям. Если бы удалось придержать такого советника, это могло бы многое изменить.

Габорн мог бы выведать такие моменты, но для этого нужно было подобраться к Радж Ахтену поближе, найти способ проникнуть во внутренние помещения замка.

Хотелось бы знать принцу, одобряет ли эти его замыслы Земля. Должен ли я сражаться с Радж Ахтеном, думал он? Поступая таким образом, не нарушу ли я свою клятву?

Это казалось неплохим замыслом, требующим немалой отваги - разведать слабые места Радж Ахтена. Тем более, что кое-что для этого уже было сделано принца знали в Башне Посвященных как Алесона Верного.

Если Габорн вместе с Рован сразу же после рассвета, когда стража Радж Ахтена сменится, подойдут к воротам Башни Посвященных, прихватив с собой кое-что из погреба с пряностями, может быть, им и удастся проникнуть внутрь.

Так и прошла ночь - он лежал без сна, прикидывал, строил планы...

Солнце окрасило в розовый цвет восточную часть неба, когда Габорн и Рован, вздрагивая от утреннего холода, покинули склад с приправами, прихватив с собой связки петрушки и перечной мяты. Густой туман наползал с реки, стлался над городскими стенами, укрывал поля.

Выйдя за дверь, Габорн остановился. Этот туман показался ему не совсем обычным; он имел странный запах и привкус морской соли, чего никак быть не могло. Впечатление было настолько сильным, что Габорн без труда мог вообразить себе крики чаек и корабли, отплывающие из гавани. Он с болью вспомнил о доме, но тут же выбросил эти мысли из головы, решив, что запах ему просто почудился.

Утренние звуки казались самыми обычными. Коровы и овцы все еще бродили по городу, со всех сторон раздавалось их мычание и блеяние. Галки шумно бранились в своих гнездах посреди печных труб. Звенел молот кузнеца, в Солдатской Башне уже вовсю работала кухня, и в воздухе плыл запах свежеиспеченного хлеба. Но все эти запахи - и готовящейся пищи, и тумана с привкусом моря - перекрывал едкий смрад гари.

Габорн не боялся, что на него обратят внимание. Они с Рован были одеты, как простые люди, как множество других, никому не известных обитателей замка.

Рован вела Габорна по затянутой пеленой тумана улице, пока они не добрались до старой лачуги, похожей на хижину отшельника, прилепившейся к склону холма неподалеку от сада чародея. Стены обвивали виноградные лозы. Виноград уже созрел, и требовалось совсем немного - легкий морозец, - чтобы придать окончательную сладость спелым гроздьям.

Габорн и Рован хорошенько наелись - кто знает, удастся ли им что-нибудь еще перехватить на протяжении этого дня? Услышав покашливание внутри хижины, Габорн вскочил, готовый бежать. Кто-то медленно двигался там, прихрамывая и стуча тростью. Чувствовалось, что обитатель хижины не скоро выберется наружу и предстанет перед ними.

Внезапно в полях, к югу от замка, затрубили охотничьи рога. Габорн схватил Рован за руку и потянул вверх.

Тут же вслед за трубным ревом рогов послышались крики и невнятный шум. Габорн вскарабкался повыше по склону холма, чтобы иметь возможность видеть поверх Внешней Стены, разглядеть то, что происходило на затянутых туманом полях.

На одном из южных холмов, на самой границе леса, в тумане возникло движение: там сверкала сталь оружия, остроконечные шлемы и... Да, в воздух взметнулись пики. По краю леса сквозь туман легким галопом скакали всадники.

Перед ними мчались тысячи нелюдей - черные тени скользили над землей, разбегаясь во все стороны и вопя от ужаса. Полуослепшие от дневного света, нелюди бежали к замку.

И тут Габорн увидел всадника в небесно-голубом плаще Дома Ордин, с эмблемой в виде зеленого рыцаря.

Это не видение, нет - его отец и в самом деле атаковал замок!

- Нет! - хотелось закричать Габорну.

Самоубийственная попытка. За отцом следовало всего несколько всадников. Так, легкий эскорт - скорее, просто декорация, - абсолютно не готовый к тому, чтобы участвовать в настоящем сражении. Ни осадных машин, ни чародеев, ни артиллеристов.

Габорн прекрасно понимал все это ~ как и то, что все эти соображения значения не имели. Его отец считал, что он находится в замке Сильварреста и что замок пал. Его отец был готов сделать что угодно, лишь бы вызволить сына.

Габорна пронзило чувство вины и ужаса. Из-за его упрямства и тупости всем этим людям теперь приходится подвергать свою жизнь опасности.

Хотя воины отца внешне напоминали "декорацию", сражались они с присущей им отвагой и удалью. Кони мчались вниз по склону холма, вспенивая туман; боевые топоры были подняты высоко над головами всадников. Нелюди разбегались, беззащитные перед натиском рыцарей. Широко распахнув желтые глаза, твари вопили от ужаса.

Рыцари волной катились по склону холма, круша противников копьями и топорами. В воздухе замелькали брызги крови, грязь, клочья меха; тут и там вопили умирающие нелюди.

На юге застучали копыта, из сотен глоток вырвался боевой клич:

- Ордин! Слава Ордину!

В ответ на востоке раздался леденящий душу рев. На дальнем берегу реки со стороны Даннвуда, сквозь туман, мчались восемь Фрот великанов - точно огромные, внезапно ожившие холмы.

Призывные крики и звуки рогов на стенах замка заставили воинов Радж Ахтена вскочить со своих постелей. Сколько рыцарей мог бросить в бой Лорд Волк? Наверняка больше того, чем располагал отец Габорна. Дом Ордин имел возможность выставить самое большее две тысячи воинов, если не считать немногочисленных отрядов, которые отец Габорна мог прихватить по пути в более мелких поместьях Сильварреста.

Однако вспыхнувшие в душе принца опасения по поводу возможной контратаки Радж Ахтена почти сразу же пошли на убыль. Со стороны южных ворот послышались крики и лязгающие звуки - это воины Лорда Волка торопливо поднимали подъемный мост. Туман в долине был настолько густ, что не представлялось возможным разглядеть, успели ли нелюди проскочить по мосту.

Прямо сейчас, вот в этот самый момент, Радж Ахтен не мог контратаковать. Прежде всего потому, что не знал, насколько велики силы, которые Дом Ордин выставил против него. Может быть, они таковы, что ему ни при каких обстоятельствах не справиться с ними? Подобная

- Готовьте людей и коней! Пламяплеты - на стены! Прошейте этот туман огнем отсюда до леса, чтобы можно было видеть, что там творится. Я сам возглавлю контрнаступление. Черт бы побрал Ордина! Каков наглец!

- Это необычный туман, - встревоженно заметил один из Пламяплетов. - Он похож на туман чародея вод.

- Раджим, уж не хочешь ли ты сказать, что боишься какого-нибудь молоденького чародея вод, у которого еще даже борода не растет? - насмешливо спросил Радж Ахтен. - Не ожидал от тебя такого. Этот туман не только помогает Ордину, но и мешает ему.

Пламяплет с горестным видом покачал головой.

- Какие-то Силы сражаются против нас! Я чувствую их! Габорн мог дотянуться до Лорда Волка, мог отрубить ему голову, но не предпринял ничего.

Он упустил такую возможность! Осознание чудовищности собственного бездействия безмерной тяжестью навалилось на него. И только когда Радж Ахтен со своими спутниками торопливо шагал уже по Рыночной улице, Габорн принялся лихорадочно нащупывать меч.

- Нет! - одними губами произнесла Рован, схватив его за руку и не давая вытащить меч из ножен.

Она была права. Ах, какое, однако, отличное место для засады, с досадой подумал принц! Лавки даже в обычный день открылись бы не раньше, чем часа через два, а это был далеко не обычный день. Скорее всего, сегодня они не откроются вовсе.

Извилистая Рыночная улица поворачивала здесь на юго-запад, и этот ее участок не проглядывался ни с Королевской Башни, ни со стен вокруг нее, ни с более низких внешних стен. Этому препятствовали трехэтажные каменные здания, которые тянулись вдоль улицы.

Габорн не знал, что предпринять. Утренние тени были еще глубоки, улица пустынна. Может быть, Радж Ахтен вскоре вернется тем же самым путем и имеет смысл подождать его?

Он перевел взгляд на Королевскую Башню.

И увидел женщину, которая бежала в его направлении. Одетая в мантию небесно-голубого цвета, распахнутую в верхней части, так что торчащие груди были наполовину обнажены, в правой руке она держала серебряную цепочку, с которой свешивался маленький металлический шар. Внутри него курился пылающий фимиам. В темных глазах женщины плясали безумные огни, голова у нес была совершенно лысая. Она держалась с такой властностью, что Габорну стало ясно перед ним особа значительная.

И только когда женщина оказалась совсем рядом, и он ощутил исходящий от нее жар - сухое тепло, источаемое кожей, - принцу стало ясно, что перед ним Пламяплет.

Женщина замедлила движение, глядя на него с выражением узнавания.

- Ты! - воскликнула она.

Времени на раздумья не оставалось. Каждой частичкой своего существа Габорн воспринимал ее как своего заклятого врага. Мгновенно выхватив меч, он взмахнул им и отрубил женщине голову.

Рован в ужасе открыла было рот, но Габорн зажал его рукой и сделал шаг назад.

Какое-то крошечное мгновение женщина-Пламяплет все так, же стояла, держа шарик с фимиамом в руке, а потом ее голова скатилась с плеч.

И тут же ее фигура превратилась в столб зеленого пламени, взметнувшийся высоко в воздух. От жара скалы под ее ногами протестующе застонали, тело сгорело в считанные секунды, и Габорн почувствовал, что даже ему опалило брови. Лезвие его меча вспыхнуло, точно на него обрушилось проклятье. Огонь пожирал окровавленный металл, подбираясь к рукоятке, и Габорн вынужден был бросить меч на землю.

Возникло ощущение, что нужно избавиться и от ножен тоже, - как будто пламя могло распространиться и на них из-за того, что они долго находились в близком соседстве с лезвием.

Слишком поздно до него дошло, какой ужасной ошибкой было убийство Пламяплета.

Могущественных Пламяплетов нельзя убить в обычном смысле этого слова. Эту женщину можно было лишить телесной оболочки, при этом ее плоть рассеивалась, сливаясь воедино со своим элементом. Однако существовал некий промежуток времени между смертью и рассеянием, когда сознание еще не угасло и вся мощь Пламяплета выплескивалась наружу, соединяясь со стихией, которой он служил.

Габорн со всей возможной скоростью отскочил назад, потянув Рован за собой. Даже умирая, женщина-Пламяплет стремилась сохранить человеческий облик, не утратить форму. Только что фонтан зеленого огня взметнулся в небо, а уже мгновение спустя на этом месте возвышалась огромная женщина, высотой что-то около восьмидесяти футов, казавшаяся сотканной из пламени.

Дьявольское создание вернуло себе телесную форму - изумительное соединение топазовых и изумрудных огней. Скульптурно вылепленные скулы и глаза совершенной формы, маленькие дерзкие груди и крепкие мышцы ног - все, все оказалось воссоздано с потрясающей точностью. Она стояла как бы в растерянности, поворачивая голову то на юг, то на восток и слепо глядя туда, откуда доносился шум сражения.

Любопытствуя, элементаль Пламяплета потянулась и дотронулась огненной ладонью до крыши одной из лавок на Рыночной улице. Свинец тут же начал плавиться и стекать вниз по водосточным желобам.

Это был район состоятельных людей, и многие магазины имели большие застекленные окна, которые начали лопаться от сухого жара. Деревянные двери и вывески вспыхнули.

И все же сознание элементали нельзя было назвать полноценным. Похоже, эта ипостась Пламяплета даже не осознавала, что она убита. По крайней мере, несколько мгновений в моем распоряжении есть, подумал Габорн.

Сейчас, пока она не напала на него.

- Бежим! - еле слышно прошелестел Габорн и потянул на собой Рован.

Но девушка замерла в шоке, чувствуя, как огонь опаляет ее, но не в силах сдвинуться с места. Потом она вскрикнула от боли, вызванной присутствием элементали.

Слева от Габорна находился магазин фарфоровых изделий. Оставалось лишь надеяться, что он имел задний выход. Принц поднял руку, прикрывая лицо, и головой вперед бросился через оконное стекло.

Осколки посыпались на него, лоб обожгло болью, но Габорн побоялся остановиться, чтобы обследовать рану. Рванувшись в заднюю часть магазина, к открытой двери, которая вела в мастерские, он потащил Рован за собой. Обернулся на мгновение и увидел огненную зеленую руку, которая вслед за ними просунулась сквозь разбитое окно.

Зеленый палец прикоснулся к спине Рован. Девушка душераздирающе закричала, когда пламя проткнуло ее, подобно мечу, и из живота вырвался длинный огненный язык.

Потрясенный мукой, которую он увидел в глазах Рован, и ее леденящим кровь криком, Габорн выпустил руку девушки. В голове словно что-то взорвалось - он осознал, что ничем не может ей помочь.

Ворвавшись в мастерские, он захлопнул за собой дверь. Вокруг были разложены резцы и шила скульптора по дереву, на полу рассыпаны деревянные стружки.

Почему Рован, недоумевал Габорн? Почему элементаль убила се, а не меня?

Он нашел заднюю дверь, запертую изнутри на засов. Отодвинул засов, чувствуя, что стена за его спиной трескается от жара. И выбежал в проулок.

В первый момент, ничего не соображая, кинулся влево, но потом передумал и свернул вправо, в узкий бульвар, шириной не больше двенадцати футов от порога до порога.

Вспоминая лицо Рован и то, как она погибла, Габорн испытывал ужасное чувство опустошенности и боли. Он хотел защитить ее, но действовал слишком импульсивно, и это погубило девушку. Временами ему не верилось в ее смерть, возникал порыв побежать обратно.

Он свернул за угол.

С широко раскрытыми от страха глазами, на расстоянии меньше двадцати футов от Габорна, стояли два воина Радж Ахтена. Они попятились в сторону, противоположную той, откуда появился принц.

Он обернулся, стремясь увидеть, что так сильно напугало их.

Элементаль Пламяплета навалилась сверху на дом, обнимая его, точно любовника. Пламя уже охватило всю крышу, черные клубы удушливого дыма явно раздражали ужасное создание.

Теперь оно уже очень мало походило на женщину - пламя жадно обгрызало фигуру, хаотически вырываясь во всех направлениях. Всякий раз, когда огонь охватывал очередное строение, элементаль увеличивалась в размерах и мощи, но все меньше напоминала человека.

Она яростно вращала глазами во всех направлениях, будто отыскивая что-то. Здесь было чему горсть - ниже располагались более бедные рыночные постройки, сплошь деревянные. В восточном направлении виднелись конюшни; а в южном затянутый туманом Даннвуд с его криками смерти и ужаса.

Взгляд ужасного создания, не задержавшись на Габорне, сфокусировался на воинах. Оба разом повернулись и бросились бежать. Габорн, напротив, замер на месте, опасаясь, что движение может привлечь внимание элементали.

Потом се взгляд вернулся к большим округлым холмам Даннвуда. Над туманом поднимались ветви огромных деревьев, и это "лакомство" оказалось слишком привлекательно для элементали, чтобы она проигнорировала его. Теперь женщина-Пламяплет превратилась в голодного монстра, у которого было одно желание - есть. Каменные строения рынка предлагали слишком мало пищи.

Протянув руку, она ухватилась за башенный колокол, подтянула себя вверх и устремилась к лесу, огненными ногами топая прямо по крышам.

Когда она добралась до опускной решетки Королевских Ворот, оттуда послышались крики ужаса. Воины в башнях по ту сторону ворот при ее приближении вспыхивали как факелы, превращаясь в шматки горящей плоти, наподобие ломтей мяса, которые поджаривают на вертеле.

Друг, враг, дерево, дом - элементаль мало волновало; что она пожирала. Чтобы лучше видеть, Габорн вскарабкался на наружную лестницу какой-то таверны, стараясь не высовываться выше уровня крыши.

С приближением элементали каменные башни по обеим сторонам опускной решетки начали трескаться и обугливаться от жара, а сама решетка расплавилась.

Когда огненная тварь ворвалась во двор замка и устремилась к городским воротам, ей во след полетели крики сотен голосов, исполненные ужаса.

К тому времени, когда она добралась до внешних ворот, в ее облике не осталось ничего человеческого; теперь это была просто шагающая огненная колонна. Элементаль вскарабкалась на городскую стену прямо над подъемным мостом и замерла наверху, возможно, опасаясь воды. На мгновение в пламени снова возникло лицо, так похожее на женское, жадный взгляд устремился в сторону деревянных лачуг нижней части города, туда, где тянулся Масляный ряд.

Потом огонь взметнулся над стеной, перепрыгнул через ров и унесся в поля рядом с Даннвудом.

Постепенно, как будто издалека, Габорн снова стал слышать звуки сражения; сейчас в воздухе призывно трубил рог - воины отца готовились к отступлению. Сердце принца колотилось так громко, что на протяжении некоторого времени он не слышал других звуков.

Элементаль неслась над полями, взрезая туман. И в ее свете - точно при вспышке молнии - Габорн увидел, как три всадника яростно сражались с нелюдьми, обрушивая на них удары боевых топоров.

И тут же эти воины вспыхнули, точно факелы. Элементаль неслась над равниной, жадно набрасываясь на сухую траву, деревья и людей. Казалось, сознание полностью покинуло ее, растворение личности Пламяплета завершилось, и теперь это была просто огромная река пламени, хлынувшая на поля.

У Габорна заныло сердце. Когда элементаль прикоснулась к Рован, у него возникло ощущение, как будто она пронзила и его тоже. Теперь с полей доносились крики отчаяния, сливаясь с воплями умирающих и раненых здесь, в замке Сильварреста. Перед внутренним взором Габорна все время маячило лицо Рован, ее последний взгляд, исполненный невыразимого страдания и... Да, это был взгляд человека, которого предали.

Сейчас он не мог бы с уверенностью сказать, к добру или к худу убил женщину-Пламяплета. Он сделал это под влиянием порыва, почти рефлекторно; и, казалось, поступил правильно, да вот только даже и помыслить не мог, чем все кончится.

Теперь, когда в полях бушевала стена огня, Радж Ахтен не мог выйти из замка Сильварреста, не мог послать своих людей сражаться.

Может быть, это как раз то, что позволит моим людям спастись, подумал Габорн.

А может быть, и нет. Скольких воинов его отца сожрало пламя? На этот вопрос у него не было ответа. Оставалось лишь надеяться, что, увидев издалека яростный огонь, хлынувший через городские стены, большинство его людей успели сбежать под прикрытием тумана.

В замке уже погибли и сейчас продолжали умирать люди. Дюжины, может быть, сотни воинов Радж Ахтена убило пламя. Опускная решетка Королевских Ворот превратилась в пепел.

Одним-единственным взмахом своего меча Габорн практически лишил замок его защиты.

Если бы отец атаковал врага сейчас, он смог бы проникнуть в замок.

Габорн заметил крошечную фигуру на Внешней Стене. Человек в вороненой кольчуге, с белыми перьями на шлеме смотрел на бушевавшее в полях пламя.

Сжимая в руке длинную рукоятку боевого молота, он закричал голосом тысяч обделенных им людей, голосом, который прокатился по полям и улицам города, отражаясь от дворцовых стен:

- Менделлас Дракен Ордин! Я убью тебя и все твое семя!

Спрыгнув с лестницы, Габорн, торопясь укрыться, бросился в ближайший проулок.

16. Схватка

Боринсон скакал, удаляясь от Тор Холлик и полностью углубившись в свои мысли. И думал он не о предстоящей битве, а о Мирриме, женщине, с которой обручился в Баннисфере. Два дня назад он доставил ее с сестрами и матерью домой, надеясь, что здесь до них не доберутся головорезы Радж Ахтена, которые рыскали по всей стране.

Миррима отнеслась к нападению спокойно, не теряя присутствия духа. Как раз такая жена требуется воину.

Проведя наедине с этой женщиной всего несколько часов, Боринсон каким-то образом умудрился глубоко и безоглядно влюбиться; чувство, как говорится, захватило его с головой. И дело было не только в ее красоте, которой он, тем не менее, отдавал должное. Ему нравилось в ней все. Расчетливость и хитрость, хваткая натура, неприкрытое желание, вспыхивающее в прекрасных глазах, когда они бок о бок скакали на ферму, где жила ее мать.

Повернув головку и с притворно простодушным выражением темных глаз улыбаясь ему, она спросила:

- Сэр Боринсон, вы ведь наверняка обладаете дарами жизнестойкости?

- У меня их десять, - похвастался он. Миррима приподняла темную бровь.

- Интересно... Говорят, что воин, обладающий высокой жизнестойкостью, никогда не умрет от боевых ран. Но мне также приходилось слышать, будто во время брачной ночи в постели он нередко способен и на другие подвиги. Это правда?

Боринсон не знал, что и сказать. Ему никогда даже не снилось, что такая восхитительная женщина станет откровенно расспрашивать его о том, насколько он хорош в постели. Прежде чем он сумел выдавить из себя ответ, она сказала:

- Мне нравится, как вы краснеете. Вам это к лицу. Тут уж он вовсе залился краской и был несказанно рад, когда она отвернулась.

Боринсон не раз пытался представить себе, как это будет, когда он, в конце концов, влюбится. Но то, что с ним происходило сейчас, было ни на что не похоже. Он ведь не какой-нибудь ошалевший от лунного света молоденький бычок, своим мычанием призывающий в ночи телку. Его чувство было... правильным, это ощущение пронизывало его до самого мозга костей.

До него дошло, что он влюбился, еще по дороге к королю Ордину, когда он скакал, чтобы предупредить того о готовящемся вторжении. Боринсон мчался во весь опор и в какой-то момент увидел на обочине дороги трех очень миленьких девушек, которые собирали ягоды. Одна из них игриво улыбнулась ему. Однако он тогда полностью погрузился в свои мысли о Мирриме и, только проскакав около десяти миль, осознал, что не улыбнулся в ответ.

Словно наваждение какое-то.

Сейчас, по дороге к замку Сильварреста, он сказал себе: "Чем быстрее кончится эта война, тем быстрее я смогу вернуться к ней". И выкинул мысли о Мирриме из головы.

Еще довольно далеко от замка отряд Боринсона начал натыкаться на разведчиков Радж Ахтена, шныряющих вдоль дороги группами по пять-десять человек. Его рыцари из числа самых проворных с удовольствием убивали их, в то время как сам Боринсон обдумывал план нападения на нелюдей.

Неподалеку от замка он остановился на берегу реки Вай и открыл флакон с туманом, который дал ему король Ордин. И с трудом удержал его, когда содержимое флакона начало яростно вырываться наружу.

Открывая флакон над водой, Боринсон тем самым удваивал количество тумана, которое получил бы в других условиях. Поэтому он опустошил флакон только наполовину.

И все же, когда туман, пахнущий морем, растекся по небольшим долинам вокруг замка Сильварреста, и Боринсон ощутил на губах вкус соли, он не удержался от мыслей о доме. Представил, как это будет, когда он повезет Мирриму в свою новую усадьбу в Друверри Марч.

Он хорошо знал эту усадьбу - уютное местечко, с чудесным камином в хозяйской спальне.

Заставив себя выкинуть из головы эти мысли, Боринсон приказал стрелкам приготовить луки и поскакал по утреннему лесу. Спустя пять минут, его рыцари спугнули нелюдей, спящих на деревьях. Полетели стрелы; нелюди падали с деревьев, точно черные плоды - одни мертвые, другие, с визгом устремляясь к замку.

Люди Боринсона с криками поскакали дальше, гоня перед собой нелюдей, всю эту огромную массу темного меха, обнаженных клыков и красных глаз, горящих страхом и яростью.

Во время сражения Боринсон обычно смеялся, как ему рассказывали, хотя сам он почти никогда не замечал этого. Такая реакция выработалась у него еще в юности, когда сквайр Полл имел привычку колотить его. Этот парень был старше и всегда смеялся, развлекаясь подобным образом. Когда Боринсон подрос и научился давать сдачи, он перенял и эту привычку смеяться во время драки тоже. Некоторых противников она пугала, других лишь пуще злила, но во всех случаях работала на него, заставляя тех, кто противостоял ему, совершать ошибки, и помогая товарищам воспрянуть духом.

Вскоре Боринсон оказался в самом центре равнины, в густом тумане, окруженный дюжиной нелюдей, которые яростно шипели и ревели.

Он изо всех сил работал боевым молотом, отражая удары щитом, в то время как его конь кусал и лягал нападающих.

Боринсон так увлекся, ритмически вздымая и опуская молот, что не замечал ничего вокруг и ужасно удивился, когда слева от него сквозь туман пронеслась огромная стена пламени.

Он закричал на коня, понуждая его броситься наутек, спасать свою жизнь. Это был могучий жеребец, способный обогнать ветер.

Но потом стена пламени сменила направление, одновременно выбрасывая во все стороны огненные языки, как будто это была не слепая стихия, а некий живой монстр, который норовил добраться до каждого из них. Нелюди почуяли приближение собственной смерти, и один из них дернул Боринсона за ногу, пытаясь стащить с коня. Погибать, так уж вместе, вот как, наверно, рассудила эта тварь.

Замахнувшись на нее молотом, он внезапно осознал, что и сам может погибнуть, так и не доставив Радж Ахтену сообщение короля Ордина. Ткнув молотом в лицо визжащей твари и отшвырнув ее прочь, Боринсон со всей возможной скоростью понесся сквозь туман, призывая своих людей следовать за собой. Огонь не отставал, словно щупальца, которые стремились схватить и разорвать.

Потом Боринсон оказался под деревьями.

Добравшись до дубов, огонь повел себя так, точно заколебался, точно... был не уверен. Но потом все же набросился на большой дуб и, казалось, забыл о Боринсоне.

Вслед за Боринсоном под защиту леса вырвалось не больше полудюжины его людей, но то там, то здесь видны были и другие, которые скакали сквозь туман, спасаясь от пламени

Несколько долгих минут Боринсон просто ждал, пока соберутся все, кому удалось уцелеть. Здесь, среди деревьев, он чувствовал себя в безопасности. Листья укрывали его, точно плащ, ветки защищали от стрел и когтей, стена деревьев преграждала путь пламени.

По долине прокатился громоподобный крик - это Радж Ахтен угрожал смертью Дому Ордин. Боринсон не понял, почему, но сам факт того, что Лорд Волк в такой ярости, вскружил ему голову.

Боринсон нетерпеливо подул в боевой рог, сзывая своих людей. Прошло еще несколько минут, и со всех долин, окружающих замок Сильварреста, к нему собрались четыреста человек. Некоторые рассказывали о том, что видели к востоку от замка Фрот великанов. По словам других, нелюди сейчас пытались ускользнуть с поля боя, устремляясь к воротам замка. Не всем это удавалось - некоторых воины загоняли под деревья и там приканчивали. Еще одна группа людей Боринсона расправлялась с конями Радж Ахтена. В целом сражение приняло какой-то безумный оборот, утратило фокус, и Боринсон даже подумал, что, может быть, ему не следовало накрывать поле битвы туманом.

Обдумывая, что делать дальше, он понимал, что безопаснее всего остаться под деревьями, добивая последних нелюдей. Но искушение было слишком велико.

- Возвращаемся, - приказал он. - Поскачем с востока на запад перед замком. Копьеносцы - вперед, на случай, если мы встретим великанов. Лучники - по сторонам, чтобы отражать нападения нелюдей.

Воздух был полон дыма от горящих полей и деревьев на склонах холмов.

Рыцари Ордин построились в шеренгу и между деревьями поскакали в сторону полей на востоке. У Боринсона не было копья, и он занял место в центре отряда, почти в авангарде, чтобы иметь возможность руководить действиями своих людей.

Вскоре в тумане слева возникли неясные очертания великана, похожего на огромный косматый холм. Двое копьеносцев отделились от остальных и напали на зверя.

Раненый монстр взвыл, взмахнул огромной когтистой лапой, сбил коня с ног, точно щенка, и перекусил одного из воинов пополам своими ужасными челюстями.

Боринсон не стал задерживаться на месте этой схватки, просто послал нескольких лучников прикончить монстра.

Неподалеку, сквозь туман, медленно прошли еще два великана, а следом за ними нелюди, которые явно собрались с духом. Двадцать рыцарей тут же поскакали в их сторону. Сердце Боринсона заколотилось, точно молот. Один из великанов яростно взревел, подзывая остальных.

Показалась огромная орда великанов и нелюдей - темные движущиеся холмы и целое морс копьеносцев позади них. Мощные глотки монстров разом издали победный клич.

Сердце Боринсона почти остановилось. Окруженные толпой этих тварей, двигались сотни солдат с латунными щитами. Возвышаясь над всеми ними и подняв над головой огромный молот, прекрасный, как солнце, воин, в черной вороненой кольчуге и шлеме с белыми совиными перьями, выкрикивал боевой клич голосом, украденным у тысячи людей.

- Куанзайя!

При виде этого человека, вооруженного и одетого как король, сердце Боринсона затрепетало от ужаса.

Шлем Радж Ахтена был поднят, открывая обозрению лицо, самое прекрасное, какое Боринсону когда-либо приходилось видеть. Потрясающая сила голоса этого Властителя Рун заставила его коня зашататься. Звук боевого клича лишил животное всякого разума, и конь никак не мог решить, то ли отступить, то ли свернуть в сторону. Боринсон закричал на него, понуждая двигаться вперед, но, похоже, голос Радж Ахтена оглушил коня, и тот потерял возможность слышать обычные звуки.

Упершись, конь перестал слушаться поводьев и едва не огрызался на Боринсона, но, в конце концов, тому все же удалось повернуть его в сторону врага. Спустя некоторое время они оказались в самой гуще битвы. Копьеносцы Боринсона, почти затерявшись среди врагов, яростно атаковали великанов, лучники осыпали противника градом стрел, а в это время сам Боринсон пробивался к Радж Ахтену.

Конь явно не желал приближаться к этому человеку и, напротив, очень хотел оказаться как можно дальше от него. Он свернул влево, и внезапно Боринсон оказался со всех сторон окружен великанами. Как раз в этот момент Радж Ахтен промчался мимо, с нечеловеческой скоростью поднимая и опуская боевой молот и оставляя за собой кровавый след в гуще нападающих.

Неожиданно возникнув из тумана и размахивая огромной дубиной, прямо на Боринсона выскочил великан. Боринсон увернулся от удара, пронесся мимо великана и угодил прямо в кучу нелюдей, которые засвистели и зарычали, довольные тем, что имеют возможность всем скопом наброситься на одинокого воина. Несколько великанов протопали мимо, туда, где яростнее всего кипела битва.

Где-то позади один из лейтенантов Боринсона подул в боевой рог, призывая товарищей к отступлению.

Сражаясь за свою жизнь, Боринсон яростно заработал молотом и щитом.

17. Склеп королевы

Спустя три часа после наступления прекрасного розового рассвета, Иом стояла на Башне Посвященных и наблюдала за тем, как Радж Ахтен и тысячи его "неодолимых" возвращались в замок. Вместе с ними ковыляли дюжина Фрот великанов и мчались сотни боевых псов. Шествие сопровождалось радостными возгласами и победными криками. Туман в низинах уже растаял, лишь отдельные клочья его еще мелькали среди теней Даннвуда.

Лорду Волку, по-видимому, удалось справиться с врагом, рассеять воинов Ордина по лесу, где его полчища с успехом добивали их.

Люди Радж Ахтена быстро скакали обратно, довольные собой, подняв в знак победы оружием.

Шемуаз привела Иом сюда, на Башню Посвященных, при первых признаках нападения.

- Для вашей собственной безопасности, - сказала она.

В полях все еще догорали остатки множества палаток и ферм, а пламя, раздуваемое сейчас восточным ветром, уже неистовствовало в двух милях от замка, в Даннвуде.

Огонь вел себя скорее как живое существо - языки, которыми он выстреливал во всех направлениях, ощипывали дерево там, взрывали копну сена здесь, жадно пожирали дома.

Внутри замка пожар прекратился - Пламяплеты Радж Ахтена вытянули из огня все силы. И хотя Лорд Волк разослал по улицам людей в поисках того, кто убил его обожаемого Пламяплета, это ничего не дало. Элементаль уничтожила большую часть Рыночной улицы, а вместе с ней и все следы, по которым можно было бы опознать убийцу.

Задымленные поля за пределами замка являли собой ужасающее зрелище разгрома и опустошения. Тысячи сгоревших нелюдей валялись около рва с водой, где они сражались против всадников Ордина. Там же лежали и их погибшие противники - что-то около двух сотен черных обуглившихся глыб, которые совсем недавно были людьми в блестящем военном снаряжении.

Еще сотни трупов нелюдей были разбросаны у кромки леса, там, где сражение началось и протекало в особенности яростно и жестоко. Деревья здесь превратились в черные скелеты.

По всему полю боя валялись примерно три дюжины погибших великанов. Сейчас, с обгоревшим волосяным покровом, эти создания выглядели очень непривычно. Иом даже вообразить не могла, что они на самом деле такие - с розовой кожей, длинной мордой, похожей на верблюжью, и огромными когтистыми лапами. С высоты Башни Посвященных они казались уродливыми, безволосыми мышами, разбросанными по всему полю сражения. Некоторые из мертвых великанов все еще сжимали в челюстях рыцарей или их коней.

Кони Радж Ахтена, которые паслись на краю леса, были мертвы; их зарезали вместе с охранниками.

И все же сейчас его люди праздновали победу.

Иом и сама не знала, что ей делать - радоваться вместе с ними или оплакивать людей Ордина.

Теперь она стала Посвященной Радж Ахтена и боялась не столько его, сколько других королей или Рыцарей Справедливости. И те, и другие могли подослать к ней убийцу.

Шемуаз стояла рядом с Иом, глядя на почерневшие поля, на воинов Радж Ахтена, возвращающихся в замок.

И плакала. Над пеплом все еще вился дым и на всем пути к лесу горели пни.

Почему Шемуаз плачет, удивилась Иом? И вдруг осознала, что глаза у нес тоже полны слез.

А вслед за тем поняла и все остальное. Шемуаз плачет, потому что мир вокруг стал черным. Черные поля. Черный лес. Черные дни впереди. Иом поплотнее закуталась в плащ, стараясь спрятать лицо в складках капюшона, но тяжелая шерсть казалась плохой защитой.

Некоторые воины Радж Ахтена столпились во дворе замка, поджидая своего предводителя. Он тоже покинул поле сражения и сейчас скакал к городским воротам, чтобы встретиться там со своими Пламяплетами и советниками. Даже великаны предпочли укрыться за городской стеной и сейчас топтались во дворе, ожидая вместе с остальными.

В холмах, к югу, затрубил охотничий рог, ему ответил другой, далеко на востоке, и потом еще один. Наверно, немногие уцелевшие из отряда Ордина призывали друг друга.

Иом подумала, что сейчас люди Радж Ахтена развернутся и снова поскачут в поля, чтобы найти и добить тех, кому удалось спастись. Но они, как ни странно, этого не сделали. Зная, какими огромными силами располагал Лорд Волк, Иом вообще не понимала, почему так много его людей собрались здесь, во дворе замка.

Разве только что-то такое произошло на поле сражения, о чем она не знала. Может быть, Радж Ахтен опасался за своих людей. Может быть, они были не настолько сильны, как ей казалось. Или, может быть, Лорд Волк не хотел посылать своих людей на поиски уцелевших воинов Ордина, опасаясь засады.

Мудрость Радж Ахтена выше ее разумения. Если он опасается чего-то, значит, у него есть для этого основания. Ведь еще вчера Габорн говорил о том, что вскоре должен прибыть король Ордин со своими воинами.

Тогда Иом не обратила на эти слова особого внимания. Сколько человек входят в свиту Ордина? Ну, двести, не больше. Что они могли сделать?

Но Габорн со всей очевидностью полагал, что сил его отца достаточно для нападения на Радж Ахтена. Причем принц не говорил точно, сколько именно воинов сопровождают короля. И правильно сделал. Чего не знаешь, о том никому не расскажешь.

Иом посмотрела на свою Хроно, которая сидела в нескольких шагах в стороне вместе с Хроно ее матери. Обе женщины не сводили взгляда с почерневших полей. Они знали, сколько человек привел с собой Ордин, были осведомлены о каждом шаге любого короля. Но, к добру или к худу, Хроно просто наблюдали за передвижением армий, точно это были фигуры на шахматной доске.

Сколько человек захватил с собой Ордин, отправляясь на Хостенфест в этом году? Тысячу? Пять тысяч?

Мистаррия была богатой и густо населенной страной. Король Ордин не просто ехал на праздник, - он хотел женить сына. В таких случаях королевская семья обычно старается продемонстрировать свое богатство и берет с собой побольше воинов и рыцарей, чтобы устраивать дружеские турниры.

У Ордина было из кого отбирать; наверняка, он захватил с собой не меньше пятисот лучших людей.

Ну, и принцу нужно было не ударить в грязь лицом. Значит, это количество можно удвоить.

Воины Мистаррии славились своей отвагой. Лучников с молодых ногтей обучали стрелять с седла. О доблести и боевой удали рыцарей, прекрасно владеющих и топорами, и боевыми молотами, слагали легенды.

Может быть, именно эти рассказы о воинах Мистаррии вынудили Радж Ахтена так осторожничать; вряд ли он решится снова покинуть замок. А может быть, Лорд Волк опасался Короля Земли, о котором его предостерегали Пламяплеты.

Иом все стояла и смотрела с Башни Посвященных, но в замок никто больше не вернулся; ни один из лохматых черных нелюдей.

Сейчас на лесистых холмах по всем направлениям - на юге, востоке и западе - вновь и вновь трубили боевые рога. Теперь в этих звуках отчетливо слышался вызов, как будто они собирали людей для перегруппировки, для новой атаки.

В лесах рыцари Ордина все еще сражались с нелюдьми. Долгий, изматывающий день для храбрых воинов.

Внизу у городских ворот Радж Ахтен обернулся в седле и бросил еще один, последний взгляд на поля, как будто раздумывая, не вернуться ли туда. А потом въехал в город и его люди подняли поврежденный подъемный мост.

Жизнь продолжалась. Сверху Иом видела почти весь город. У подножия Солдатской Башни женщины и дети собирали яйца. Река по-прежнему вращала мельничное колесо, перемалывая зерно. Ароматы готовящейся пищи смешивались с дымом и смрадом войны. Иом почувствовала, что и у нее от голода подвело живот.

Придя к выводу, что больше смотреть не на что, Иом спустилась во двор Башни Посвященных. Ее Хроно последовала за ней, а Хроно матери осталась на Башне, все так же устремив взгляд в поля.

Отец Иом сидел в лучах солнечного света, играя со щенком, который рычал и покусывал его. Пока Иом стояла на стене, отец успел изрядно перепачкаться; пришлось ей повозиться с ведром и тряпкой, приводя его в порядок. Он не сопротивлялся, просто заглядывал ей в лицо, Испуганный ее уродством. И, конечно, не узнавал ее.

Он был так же красив, как всегда; ведь дары обаяния по-прежнему остались при нем. И так же силен. Просто супермен - с разумом ребенка. Пока она смывала с него грязь, он лежал, глядя на нее широко распахнутыми глазами. издавая булькающие звуки и пуская пузыри. И бессмысленно улыбался - ему нравилось это новое развлечение.

Иом с трудом сдерживала слезы. Двенадцать часов. Ее отец лишился своих даров почти двенадцать часов назад. Критический срок - этот первый день; и самый тяжелый для него. Тем, кто отдавал свои наиболее значительные дары, в первое время угрожала опасность умереть. Способствующие называли это "шоком дарования". Тот, кто отдал разум, некоторое время может "забывать", что нужно дышать, а его сердце - что необходимо биться. Но если он переживет этот первый день, то вновь обретет крошечную частицу своего разума, ту, которая требуется телу, чтобы выжить. Сейчас отец Иом был в высшей степени слаб и беспомощен, но уже чуть позже, сегодня, мог достигнуть стадии "пробуждения", когда связь дарования между лордом и вассалом становится достаточно прочной и к последнему возвращается некоторая - очень небольшая - часть его разума.

К счастью, отец Иом не испытывал никаких последствий шока дарования. Теперь, когда двенадцать часов уже миновали, у нес появилась надежда, что к нему отчасти вернется разум. Возможно, - если в процессе дарования он не желал отдать свой дар всем сердцем, если форсибль не обладал исключительно высоким качеством и если Способствующий не был уж очень точен, когда пел свои заклинания - он даже сможет вспомнить ее имя.

Вот почему, покончив с умыванием и переодев отца в чистую одежду, Иом негромко запела ему. Он не выказывал никаких признаков узнавания, но улыбался, слушая пение.

Даже, если он никогда не вспомнит, кто я такая, сказала себе Иом, мое пение все равно не пропадет даром. Со временем он полюбит его.

Одевая отца, Иом подложила ему в штаны мягкое полотенце.

Во дворе Башни Посвященных было полно беспомощных мужчин и женщин, которые прошлой ночью лишились своих даров. Их было гораздо больше, чем тех, кто ухаживал за ними. Сделав все возможное для своих отцов, Иом и Шемуаз тут же начали помогать остальным нуждающимся - всем, кто преданно служил Дому Сильварреста с самого детства.

Повара закончили приготовление завтрака, и Иом стала разносить Посвященным тарелки с булочками, запеченными с черной смородиной. Встав на колени, она разбудила молодую женщину-охранницу, которая спала на зеленом одеяле прямо в солнечном свете. Ее звали Глеас, и она не раз сопровождала принцессу во время долгих прогулок в холмах.

Женщины редко служили в охране. Еще реже они принимали участие в сражениях. И все же Глеас была в свое время и охранницей, и воительницей. Она обладала даром мышечной силы восьми мужчин и была одним из самых опытных мастеров клинка в охране Сильварреста. Радж Ахтен получил немалое удовольствие, лишив ее силы.

Глеас не дышала. В какой-то момент на протяжении этой долгой ночи она слишком ослабела, чтобы дышать.

Это зрелище расстроило Иом, которая не знала, гневаться ей или радоваться. Со смертью Глеас пятнадцать человек, от которых она получила свои дары, внезапно обрели их снова; им больше нечего было делать в переполненной людьми Башне Посвященных. И все же Иом было больно - она потеряла человека, которого любила. Горло у нее мучительно свело. Стоя на коленях над телом Глеас и плача, она обернулась и увидела свою Хроно, наблюдающую за ней. Иом ожидала, как обычно, увидеть выражение холодности и бесстрастия на маленьком пустом лице с острым подбородком и плотно сжатыми губами. Вместо этого, к ее удивлению, оно выглядело печальным.

- Она была прекрасная женщина и хороший воин, - сказала Иом.

- Да, это тяжелая утрата, - согласилась Хроно.

- Вы не поможете мне похоронить ее? - спросила Иом. - Я знаю склеп, достойный того, чтобы положить там нашу верную стражницу. Она будет покоиться рядом с моей матерью.

Хроно еле заметно кивнула. И этот жест, такой сам по себе незначительный, пронзил Иом сердце; он многого стоил в эти черные дни. Ее охватило чувство благодарности.

Как только Иом закончила кормить Посвященных, они с Хроно взяли носилки, завернули Глеас в одеяло, чтобы использовать его- как погребальный покров, отнесли к южной стене Башни и положили на землю рядом с пятью другими носилками, где лежали завернутые в саван тела. На четырех из них лежали Посвященные, которые не пережили этой ночи.

Последней в этом скорбном ряду, завернутая в черную мешковину, лежала мать Иом, Венетта. Тонкий золотой браслет, покоящийся на се груди, указывал на то, что здесь лежит тело королевы. На нем сидел черно-белый паук, забравшийся сюда в погоне за синей мухой, которая, жужжа, кружила вокруг.

Иом не видела лица матери со времени ее кончины и даже сейчас почти не смела отдернуть мешковину, чтобы взглянуть на нее. И все же было необходимо убедиться в том, что тело подготовлено, как надо.

Все утро принцесса оттягивала исполнение этого тягостного долга.

Канцлер Роддерман приходил ночью, чтобы подготовить Венетту к похоронам. С тех пор Иом не видела его. Возможно, у него были дела за пределами Королевской Башни, но у Иом возникло подозрение, что он почитал за лучшее держаться подальше от Радж Ахтена. В связи с этим он мог даже не сделать всего того, что требовалось для похорон.

Люди Радж Ахтена отнесли труп сюда, к Башне Посвященных. По обычаю, утром его следовало положить в Пиршественном Зале, но Лорд Волк не хотел, чтобы тело увидели вассалы. Зрелище мертвой королевы, лежащей на соломенном тюфяке у всех на виду, могло вызвать волнение в городе.

Вместо этого его спрятали здесь, в узком пространстве двора наименее доступной для посторонних взглядов Башни, где лишь Посвященные могли видеть тело своей королевы.

Иом стянула грубую черную мешковину.

Лицо матери выглядело совсем иначе, чем девушка представляла себе. Если не считать ужасной раны, это было лицо почти незнакомой женщины. Мать Иом, обладающая несколькими дарами обаяния, при жизни была изумительно хороша. Однако со смертью вся эта красота исчезла. В черных локонах появились седые пряди, во впадинах .под глазами залегли темные тени. Сейчас это, обычно мягкое лицо, выглядело жестким и постаревшим.

Женщину, лежащую на соломенном тюфяке, обмыли как положено. Однако никакими ухищрениями нельзя было скрыть глубокую рану на левой стороне лица, в том месте, где кольцо с печаткой Радж Ахтена разорвало кожу, и вмятину в черепе, образовавшуюся, когда голова стукнулась о каменные плиты.

Женщина, завернутая в мешковину, даже ее дочери показалась совсем чужой.

Нет, Радж Ахтен мог не опасаться вассалов. Они не поднимутся против него из-за смерти этой старухи.

Иом подошла к опускной решетке, к капитану охраны, увешанному оружием невысокому смуглому человеку с усами и в шлеме, украшенном рельефным серебряным рисунком. Было так странно видеть здесь не Олта, не Дерроу - людей, которые всегда стояли в этой самой каменной нише на протяжении многих лет.

- Сэр, я прошу вашего позволения отнести покойников на Королевское кладбище, - волнуясь, сказала Иом.

- Замок... под атака, - отрывисто бросил капитан с сильным тайфанским акцентом. - Это не есть безопасно.

Иом с трудом сдерживала желание бросить все и уйти. Ей не хотелось спорить с капитаном, но она чувствовала, что обязана похоронить мать, выполнить свой священный долг, отдать последнюю дань тому положению, которое занимала эта женщина.

- Замку никто не угрожает, - Иом постаралась, чтобы се голос звучал как можно спокойнее и рассудительнее. - Только нелюди сражаются в лесу, - принцесса махнула рукой в сторону выжженных полей перед замком. - А если бы Ордин и вздумал напасть, его приближение можно было бы увидеть за полмили. К тому же, ему предстояло бы еще преодолеть Внешнюю Стену, чтобы добраться до Башни Посвященных.

Коротышка внимательно вслушивался в слова Иом, склонив голову на бок. Понял он ее, нет? Она не смогла бы ответить на этот вопрос. Может быть, следовало говорить помедленнее. Или попробовать объясниться с ним на чалтик, но она сомневалась, что он поймет.

- Нет, - отрезал он.

- Тогда пусть на вас падет месть ее духа, потому что моей вины тут нет. Не хотела бы я, чтобы меня преследовал дух Властительницы Рун.

В глазах коротышки вспыхнул страх. Поговаривали, что духи погибших Властителей Рун могли причинить немало беспокойства, в особенности, если смерть была насильственной. Сама Иом, конечно, не испытывала страха перед тенью своей матери, но этот тайфанский капитан был родом из страны, где к таким вещам относились более чем серьезно.

- Тогда поторопись, - ответил коротышка. - Иди сейчас же. Но полчаса, не больше.

- Спасибо, - сказала Иом и протянула руку, чтобы дотронуться до него в знак благодарности.

Однако капитан отпрянул, уклонившись от се прикосновения.

Иом кликнула Шемуаз и свою Хроно.

- Быстро, нам нужны люди, чтобы тащить эти носилки. И какие-нибудь погребальные одежды.

Шемуаз бросилась на кухню и привела оттуда глухонемых пекарей, мясника, его ученика и подручных повара, лишенных чувства обоняния. Уже через несколько минут набралось две дюжины человек, готовых нести носилки.

Мясник сбегал в Холл Посвященных л принес оттуда черные хлопковые погребальные одежды с большими капюшонами и длинными рукавами.

Каждый из тех, кто должен был нести носилки, натянул на себя одно из погребальных одеяний, чтобы призраки, обитающие в склепах, не подумали, будто пришли грабители. Вдобавок на подоле одеяний были пришиты серебряные колокольчики, предназначенные для того, чтобы своим треньканьем отгонять злых духов.

Закончив все эти приготовления, носильщики подняли свой скорбный груз и направились к опускной решетке. Иом, как и полагалось по обычаю, ухватилась за правую переднюю ручку тех носилок, на которых лежала се мать.

Тайфанский капитану со своим сержантом торопливо подняли опускную решетку и пропустили носильщиков, подгоняя их криками:

- Быстро, быстро! Двадцать минут, не больше! Иом понимала, что этого времени никак не хватит, чтобы положить на место тела и спеть похоронную песнь, предназначенную для успокоения мятущегося духа, но она лишь кивнула, просто чтобы успокоить капитана. Потом под се руководством тела вынесли из Башни

Посвященных и потащили к так называемому Королевскому кладбищу.

Иом в жизни не приходилось нести такую тяжесть. Они успели отойти всего шагов на двести от ворот и только-только свернули на Нижнюю улицу, как она почувствовала, что взмокла от пота, а сердце колотится как бешеное, и попросила своих спутников остановиться.

Время близилось к полудню. Когда она стояла в ярком солнечном свете, вдыхая задымленный воздух, из тени рыночного навеса отделился юноша-горбун в грязном плаще с глубоко надвинутым капюшоном.

Это Биннесман, тут же догадалась Иом! По тому, как от него повеяло силой земли. Что привело его обратно? Зачем чародей разыскивает ее?

Горбун бочком подошел к Иом и слегка отодвинул ее плечом.

- Дай Алесону поработать за тебя, девушка, - прошептал он, чуть-чуть сдвинув назад капюшон и ухватившись за правую переднюю ручку носилок.

Это оказался вовсе не Биннесман! Несмотря на сажу, которой было щедро измазано его лицо, Иом узнала Габорна. Сердце у нее заколотилось. Что-то затевалось. Габорн наверняка не просто так оказался в замке; может быть, он нуждается в се помощи? И, как ни странно, он, казалось, повзрослел за последние несколько часов.

Иом поглубже натянула капюшон плаща, пряча лицо. И почувствовала, что гордость и мужество покидают се. Заклинания, наложенные на форсибли Радж Ахтена, использовали любую возможность, чтобы лишить свои жертвы самоуважения.

Как литанию, она снова и снова повторяла в уме одно и то же:

- Это я отвергаю тебя. Это я отвергаю тебя. Однако мысль о том, что Габорн может узнать ее, была невыносима. Она уступила ему место у носилок и пошла рядом по узким улицам, которые вели к кладбищу. Кладбище Дома Сильварреста представляло собой участок земли с несколькими сотнями небольших каменных мавзолеев, выкрашенных в белое и затененных листвой деревьев. Многие мавзолеи напоминали миниатюрные дворцы с неестественно высокими башнями, у входа в которые стояли статуи покойных короля или королевы. Другие мавзолеи, где покоились верные слуги и охранники, представляли собой простые каменные строения.

Добравшись до рощи, Габорн и остальные опустили свою ношу на землю. Юноша прошептал Иом:

- Я Габорн Вал Ордин, принц Мистаррии. Простите, что докучаю вам, но мне пришлось всю ночь прятаться и теперь нужно кое-что выяснить. Не знаете ли вы, как дела в Доме Сильварреста?

Меньше всего Иом хотелось, чтобы Габорн узнал, кто она такая. Мысль о том, что она предстанет перед ним в таком отталкивающем виде, была невыносима. Но рот у нее буквально пересох от страха не по этой причине: узнав, что с ней произошло, Габорн мог принять решение убить ее. В конце концов, она стала Посвященной вражеского короля.

Иом заговорила низким, испуганным голосом, надеясь, что он не узнает его:

- Так вы даже не знаете, чей труп несете? Королева мертва. Но король жив. Он отдал свой дар мудрости Радж Ахтену.

Габорн стиснул руку Иом.

- А что с принцессой?

- С ней все хорошо. Ей был предоставлен выбор - или умереть, или жить и служить своими людям в качестве регента. Ее тоже принудили отдать один из даров.

- Какой? - спросил Габорн, затаив от ужаса дыхание.

У Иом мелькнула мысль сказать правду, открыться ему, но она не смогла.

- Она отдала свое зрение.

Габорн не произнес больше ни слова. Потом неожиданно ухватился за носилки, давая понять, что передышка окончена, и с задумчивым видом пошел дальше между могилами. С помощью Иом они нашли склеп, предназначенный для ее родителей. Он был выполнен в классическом духе - крошечный дворец с девятью шпилями на крыше, по сторонам от входа статуи короля Сильварреста и его жены, вырезанные из белого мрамора вскоре после того, как они поженились восемнадцать лет назад. Иом сделала знак носильщикам поднести сюда же тело Глеас. Эта женщина, преданно охранявшая семью королевы, заслужила право лежать рядом с ней.

Когда они вошли в сумрачный склеп, Иом почувствовала запах смерти и роз. Здесь лежала дюжина скелетов преданных стражей - просто серые, рассыпающиеся кости. Но этой ночью кто-то усыпал весь пол лепестками ярких алых роз и это приглушило запах смерти.

Габорн с королевой на руках подошел к установленному в дальней части склепа саркофагу из красного песчаника, на крышке которого были высечены се изображение и имя. Потолок над этим святым местом представлял собой тонкую мраморную пластину, сквозь которую лился рассеянный свет.

Сюда, в этот дальний угол, воздух проникал сквозь крошечные щели, оставленные в каменной кладке, и запах смерти здесь почти не ощущался.

Габорну вместе с двумя носильщиками пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдвинуть крышку саркофага. Уложив королеву на место, они собрались было снова задвинуть крышку, но Иом попросила их немного повременить. Принесли Глеас и положили ее на каменную полку, на котором уже лежали кости других преданных стражей, погибших за последнее десятилетие.

У них не было ни доспехов, ни оружия, принадлежащего Глеас, поэтому один из носильщиков взял боевой молот, положенный когда-то у другого трупа, и вложил его в руки Глеас, сомкнув их на ее груди.

Габорн постоял, разглядывая в призрачном свете покрытые плесенью скелеты, в доспехах и с оружием на груди. Хотя помещение было небольшим, всего сорок на двадцать футов, в каменных стенах были вырезаны пять ярусов полок. Здесь лежали охранники, похороненные более двадцати лет назад. Мелкие кости, растащенные крысами, валялись на полу.

Габорн вопросительно взглянул на Иом.

- Здесь можно говорить свободно, - сказала она, все еще стоя на коленях рядом с саркофагом матери. - Наши помощники глухонемые и к тому же они поклялись служить Дому Сильварреста. Они не выдадут вас.

- В Доме Сильварреста умерших хоронят вместе с их оружием? - спросил Габорн.

Иом кивнула.

Он выглядел обрадованным, - точно пришел сюда, чтобы грабить трупы.

- У нас, в Мистаррии, хорошие доспехи и оружие завещают живым, - чтобы оно приносило пользу.

- В Мистаррии меньше кузнецов, - сухо сказала Иом.

- Как вы думаете, никто не будет возражать, если я позаимствую тут какое-нибудь оружие? - спросил Габорн. - Мое уничтожено.

- Кто может знать, что оскорбит мертвых? Габорн, однако, не бросился тут же подыскивать себе оружие. Вместо этого он, явно нервничая, принялся ходить большими шагами туда и обратно.

- Итак, она в Башне Посвященных? - пробормотал он, наконец.

Иом заколебалась, не зная, что отвечать. Габорн ведь не пояснил, кто такая эта "она". Наверно, плохо соображал от волнения.

- Принцесса этим утром приходила в Башню, чтобы умыть и покормить своего отца. Потом, во время нападения, стража Радж Ахтена отвела ее в безопасное место. Но она может в любое время покинуть его. Мне кажется, она все еще занимает свои комнаты в Королевской Башне, и слуги заботятся о ней.

Кусая губы, Габорн забегал еще быстрее, на его лице отражалась мучительная работа мысли.

- Вы не могли бы передать ей от меня сообщение?

- Думаю, это будет нетрудно.

- Скажите, что Дом Ордин клянется защищать ее. Скажите, что я убью Радж Ахтена и что в один прекрасный день, когда она больше не будет Посвященной, мы снова встретимся.

- Нет... Пожалуйста, не пытайтесь сделать этого, - сказала Иом, задыхаясь от слез.

Ей было все труднее притворяться, и она испугалась, что Габорн узнает ее по голосу.

- Сделать что? - спросил Габорн.

- Убить Радж Ахтена, - с глубоким чувством сказала она. - Королева Сильварреста оцарапала его отравленными ногтями, но яд оказался бессилен против него. Говорят, что даже если нанести ему удар прямо в сердце, рана исцелится до того, как выдернут меч.

- И все же должен существовать способ убить его, - настаивал Габорн.

- Для этого вам придется уничтожить Дом Сильварреста, убить и самого короля, и его дочь, и всех остальных Посвященных Радж Ахтена. Прошлой ночью лорд Сильварреста сам получил восемь даров мудрости. И все, как оказалось, ради Радж Ахтена.

Услышав эти новости, Габорн повернулся, подошел к двери склепа и остановился, задумчиво глядя на солнечный свет.

- Я не стану убивать друзей, - сказал он, спустя некоторое время, - или их Посвященных. Они отдали свои дары, да, но сделали это не по доброй воле. Мне они не враги.

Иом было странно слышать эти слова. Считалось, что нужно поступать именно так - убивать Посвященных врага. Так сказать, необходимое зло. Очень немногие Властители Рун решились бы уклониться от этой, едва ли не самой ненавистной, своей обязанности. Выходит, Габорн считал, что люди имеют право жить, если они совершили зло непреднамеренно?

- Тогда, если вы готовы пощадить Дом Сильварреста, вам придется уничтожить другие Дома, других королей, которые, по сути, тоже ни в чем не повинны. И тоже заслуживают права на жизнь.

- Должен существовать способ расправиться с Радж Ахтеном, не убивая других, - сказал Габорн. - К примеру, можно обезглавить его.

Иом не знала, что на это сказать. Если речь шла о Властителях Рун, то обезглавливание ив самом деле было, пожалуй, единственным надежным способом убийства. Но одно дело - строить планы и совсем другое - осуществить их.

- И кто же обезглавит его? Вы? Габорн повернулся к ней.

- Я могу хотя бы попытаться, если получу возможность подобраться к нему поближе. Скажите, с целителем Биннесманом все в порядке? Мне нужно бы увидеться с ним.

- Он ушел, - сказала Иом. - Растворился в ночи, Люди Радж Ахтена видели его... на краю леса.

Похоже, из того, что он услышал от Иом, эта новость огорчила его больше всего.

- Ну, раз так... - с потерянным видом произнес Габорн. - Тогда, наверно, мне нужно действовать по-другому. Если чародей в лесу, я, наверно, смогу отыскать его там. Спасибо вам за все, о чем вы мне рассказали, леди...

- Прента, - прошептала Иом. - Прента Васе. Габорн взял ее руку и поцеловал, точно Иом была влиятельной фрейлиной королевы. И на мгновение застыл в этой позе, может быть, чуть-чуть дольше, чем следовало - явно принюхиваясь к запаху ее духов. У Иом. подскочило сердце. По голосу он се не узнал, в этом она не сомневалась. Но вдруг он помнит запах ее духов?

Он пристально и напряженно взглянул на нее, точно пытаясь проникнуть в самую душу. Слегка скривил губы, но не произнес ни слова. Иом вырвала руку и отвернулась, прикрывая лицо. Только бы он не узнал се!

Она знала, что выглядит отвратительно, что утратила вес приметы своей красоты. Желтые глаза и морщинистая кожа выглядели просто ужасно. Однако все это было ничто по сравнению с тем, что творилось у нее в душе, по сравнению с тем чувством отвращения, которое она к себе испытывала.

Конечно, он осудил бы ее. Конечно, отринул бы, охваченный презрением.

Вместо всего этого Габорн наклонился, пытаясь лучше разглядеть ее лицо.

Нет, наверно, он и в самом деле узнал ее! Молча рассматривал ее, пытаясь увидеть хотя бы следы той женщины, с которой разговаривал вчера. Но назвать вещи своими именами ему явно было нелегко. Не в силах выдержать его взгляд, Иом подняла руку и закрыла лицо.

- Не надо таиться от меня, Прента Васе, - мягко сказал Габорн и силой отвел руку Иом от лица. Он с явной нерешительностью произнес это имя. Да, никаких сомнений - принц узнал ее. - Вы прекрасны, даже сейчас. Могу ли я что-нибудь сделать для вас?

За спиной Габорна нервно маячила Хроно Иом, и мужчины, которые им помогали, внезапно все как один устремились к выходу из склепа, словно услышав чей-то настойчивый призыв. Иом страшно хотелось разрыдаться, упасть в объятия Габорна, но она стояла все так же неподвижно, только ужасно дрожала. Габорн проглотил ком в горле.

- Могли бы вы передать еще одно сообщение принцессе?

- Какое?

- Скажите ей... Что она все время снится мне. Что в моей памяти она остается такой же прекрасной. Скажите, что я рассчитываю спасти ее и готов помочь всем, чем могу. И что, возможно, я уже сделал кое-что стоящее - убил могущественного Пламяплета. Мой отец пришел сюда, потому что я здесь, хотя, возможно, это произошло слишком поздно. Скажите ей, что я не хотел покидать замок Сильварреста, но теперь вижу, что должен уйти. Воины отца ищут меня в лесу и я не смею задерживаться здесь дольше. Надо попытаться добраться до леса прежде, чем отец нападет на город.

Иом кивнула.

- Вы уйдете со мной? - спросил Габорн. Сейчас он глядел прямо ей в лицо, и у Иом не осталось никаких сомнений в том, что он узнал ее. В его глазах не было презрения - лишь боль и такая огромная нежность, что она еле сдержала желание броситься ему на грудь.

Глаза Иом наполнились слезами.

- Уйти? И бросить отца? Нет.

- Радж Ахтен не причинит ему вреда.

- Это правда, - сказала Иом. - Я... Я не знаю, что и думать. Радж Ахтен оказался совсем не таким, как я опасалась. Он не злой. Я хочу сказать, что он не совсем злой

- Когда смотришь в лик чистого зла, он кажется прекрасным, - процитировал Габорн старую поговорку, которая была в ходу у Властителей Рун.

- Он говорит, что его цель - борьба с Опустошителями и объединение всех людей для защиты от них.

- И когда эта война будет выиграна, он вернет вам дары? Расстанется с жизнью, чтобы все ограбленные им люди снова смогли обрести свои дары - так, как это сделал король Херрон Добрый? Мне кажется, нет. Он сохранит их.

- Вы не можете знать точно, - сказала Иом.

- Нет. я знаю, - настаивал Габорн. - Радж Ахтен достаточно проявил свою натуру. В нем нет уважения ни к вам, ни к кому-либо еще. Он просто присвоил все, что вы имели, и оставил вас ни с чем.

- Почему вы так уверены? Вот Биннесман, к примеру, советовал ему измениться и, значит, верил в это. Он даже пытался убедить Лорда Волка отослать от себя Пламяплетов.

- И вы верите, что он сделает это? Как можете вы стоять здесь, над телом своей погибшей матери, и верить, что Радж Ахтен обладает хотя бы каплей порядочности?

- Когда он говорит, когда смотришь ему в лицо...

- Иом, - сказал Габорн, - как можете вы сомневаться, что Радж Ахтен - это зло? Что у вас осталось, чем он еще не завладел? Ваше тело? Ваша семья? Ваш дом? Свобода? Богатство? Положение? Ваша страна, наконец?

Он отнял у вас жизнь - как если бы просто убил вас, - потому что хочет лишить всего, чем вы владеете. Даже будущего. Что еще ему нужно сделать, чтобы вы поняли: он - зло в чистом виде? Что еще?

Иом опустила голову - у нее не было ответа. - Я собираюсь отрубить этому ублюдку голову, - продолжал Габорн, - и приложу все усилия, чтобы найти способ сделать это. Но сначала нужно выбраться отсюда живым. Вы уйдете со мной, если я придумаю, как вывести из города вас и вашего отца?

Он взял ее за руку, и в тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, тьма растаяла. Сердце Иом заколотилось. Она едва осмеливалась верить, что удача снова улыбнулась ей, но, глядя в глаза Габорна, чувствовала, как тают все страхи, все отвращение, которое она испытывала к себе, и ужасное ощущение, что она мерзкая, грязная. Как будто Габорн был живым талисманом и, прикоснувшись к ее сердцу, в один миг изменил все. Надежная каменная крепость, подумала она. Убежище.

- Пожалуйста, - умоляюще сказал Габорн, использовав все могущество своего Голоса.

Не в силах вымолвить ни слова, Иом лишь кивнула. Габорн стиснул ее руку.

- Не знаю, как, но я приду в Башню Посвященных за вами и вашим отцом... Скоро.

Иом вновь ощутила чувственный трепет, страстное желание, которое у нее всегда ассоциировалось с присутствием Биннесмана. Прикосновение Габорна было таким... нежным, точно она не утратила своего дара обаяния, точно была по-прежнему прекрасна.

Он повернулся, взял короткий меч, лежащий рядом с одним из покойников, спрятал его в складках своего плаща и, не оглядываясь, поспешно вышел из склепа. Его темный силуэт на мгновение заслонил льющийся снаружи солнечный свет.

Он ушел, и Иом почти не смела верить в то, что когда-нибудь он вернется за ней; вернется, чтобы спасти ее.

И все же душа будто оттаяла, согретая его теплом. Он придет.

Как только они остались одни, Хроно Иом сказала:

- Следует быть поосторожнее с этим человеком.

- Почему?

- Он может разбить вам сердце. Хроно произнесла эти слова таким странным тоном, что Иом не могла не обратить на это внимания. Тоном уважения.

Иом охватил ужас. Если она попытается бежать, и Радж Ахтен узнает об этом, ей не будет пощады. И все же она знала, что ее сердце колотится так сильно не от страха, а совсем, совсем по иной причине. Иом приложила к груди руку, пытаясь унять этот стук.

Кажется, он уже разбил мне сердце, сказала она себе.

18. Кто кого обманет

Спустя два часа после того, как Габорн расстался с Иом в королевском склепе, Боринсон гарцевал на коне перед полуразрушенными воротами замка Сильварреста, размахивая зеленым флагом перемирия, привязанным к копью одного из погибших нелюдей. На его губах застыла вымученная улыбка.

Все тело болело, доспехи были в крови. Конь под ним не так давно принадлежал одному из его воинов, которому он больше никогда не понадобится.

Ему предстояло сразить с Радж Ахтеном в хитрости - игра, в которую ему сейчас меньше всего хотелось играть. Удача отвернулась от Боринсона. Большинство его воинов погибли. Он дорого заплатил за каждую маленькую одержанную ими победу. Его воины прикончили более двух тысяч нелюдей, выбили из седла множество солдат Лорда Волка, убили или вывели из строя немало Фрот великанов, и еще больше дюжины ужасных тварей сгорели в этом безумном огне. Дюжины легендарных "неодолимых" Радж Ахтена, погнавшись за людьми Боринсона, углубились в лес и сейчас были так нашпигованы стрелами, что их трупы больше походили на дикобразов.

И вес же, несмотря на тяжелые потери врага, это нельзя было назвать победой в чистом виде. Радж Ахтен, опасаясь засады, не стал преследовать врагов, а ведь Боринсон в какой-то степени рассчитывал именно на это, уверенный, что в лесу у его воинов будет несомненное преимущество.

Но, с другой стороны, это хорошо, что Лорд Волк опасался засады. Пусть думает, что в лесу скрывается много людей. Король Ордин нередко повторял, что перехитрить можно даже человека, наделенного множеством даров мудрости, потому что "Планы любого самого мудрого человека зависят от того, что ему известно".

Вот почему Боринсон прискакал к воротам замка Сильварреста и осадил коня перед рвом с водой. И вот почему он улыбался.

Один из солдат Радж Ахтена, стоя на закопченной стене, над разрушенными башенками у входа, три раза взмахнул копьем над головой, давая понять, что просьба Боринсона о перемирии принята, и взмахом руки указал на вход в замок. Подъемный мост был опущен, его цепи и механизм расплавились от жара. С одной стороны в нем образовалась огромная дыра, сквозь которую мог бы проехать всадник на коне.

Боринсон не двинулся с места - он не хотел разговаривать с Лордом Волком наедине - и прокричал;

- У меня нет настроения плавать, в таких-то доспехах. Радж Ахтен, у меня для тебя есть сообщение! Может, выйдешь ко мне? Или предпочитаешь отсиживаться за этими стенами?

Казалось безумием обвинять Лорда Волка в трусости, но Боринсон уже давным-давно решил для себя, что здравый смысл - не добродетель в мире, который сошел с ума.

По прошествии некоторого времени, не услышав ответа, Боринсон закричал снова:

- Радж Ахтен, там, на юге, тебя называют Лордом Волком, но мой господин говорит, что ты не волк, а попросту сукин сын. И поэтому имеешь не те склонности, которые обычно присущи мужчинам, а развлекаешься с собаками. Что скажешь?

Внезапно на стене возник Радж Ахтен, сияя, как солнце, с белыми совиными перьями, развевающимися вокруг черного шлема. Неуязвимый для оскорблений, он с высокомерным видом посмотрел вниз.

- Служи мне, - произнес он негромко, но так призывно, что на мгновение Боринсона охватило желание спрыгнуть с коня и преклонить колено.

Но поскольку ему тут же стало ясно, что все дело в Голосе, он оказался способен не поддаться ему. Капитаном охраны Ордина было не так-то просто управлять с помощью Голоса.

- Служить тебе, который все утро гавкал из-за этих стен, угрожая моему лорду? Ты, наверно, с ума сошел! - ответил Боринсон и сплюнул. - Боюсь, это невыгодно - служить тебе. Ты долго не протянешь.

- Ты заявил, что имеешь сообщение? - спросил Радж

Ахтен.

Боринсону показалось, что у Лорда Волка возникло сильное желание остановить этот поток оскорблений.

Боринсон подчеркнуто-внимательно повел взглядом вдоль стен замка. Там стояли наготове тысячи лучников и других защитников с пиками и мечами. А за их спинами на переходах толпились горожане, - точно любопытные мальчишки, жаждущие услышать его сообщение. Многие крестьяне, купцы и ремесленники готовы были сейчас защищать эти стены для Радж Ахтена с той же энергией, с какой прошлой ночью - для Сильварреста. Боринсон остро осознавал, что его сообщение предназначалось не столько Радж Ахтену, сколько этим солдатам и горожанам. Слова, предсказывающие бесславный конец, способны деморализовать одного-единственного предводителя, если высказаны ему наедине. То же самое сообщение, если его услышит вся армия, может совершить переворот в судьбе целого народа.

- Надо же! Твоя армия угодила в ловушку так далеко от дома, - сказал Боринсон, как бы себе под нос.

Тем не менее, он воспользовался собственным Голосом, - чтобы его могли услышать люди, стоящие даже на самых дальних стенах.

- Прекрасная армия, - ответил Радж Ахтен. - Достаточно хорошая, чтобы справиться с такими, как ты.

- Вообще-то, я собирался похвалить их, - тут же парировал Боринсон. - Твои люди умирали с честью этим утром в лесу. Они сражались почти так хорошо, как о них говорят.

Глаза Радж Ахтена вспыхнули - Боринсону удалось-таки разозлить его. Похоже, я понемногу учусь шутить, сказал он себе.

- Хватит об этом, - отрезал Радж Ахтен. - Твои люди тоже умирали с честью. Если у тебя есть желание затеять спор, чьи люди умирают достойнее, то я должен уступить пальму первенства тебе - учитывая, сколько их погибло сегодня. А теперь я хочу услышать твое сообщение. Или ты здесь только для того, чтобы испытывать мое терпение?

Подняв бровь, Боринсон пожал плечами.

- Мое сообщение таково: два дня назад король Менделлас Дракон Ордин захватил замок Лонгмот! - выждав некоторое время, пока до всех дойдет смысл сказанного, он добавил. - Насколько мне известно, там были твои люди, в задачу которых входило оборонять этот кусок скалы. Так вот, мне приказано передать, что они уничтожены все до последнего человека.

Эта новость потрясла защитников замка. Люди Радж Ахтена взволнованно переглядывались, пытаясь сообразить, как на нес реагировать.

- Лжешь, - ровным голосом произнес Радж Ахтен.

- Ты обвиняешь меня во лжи? - Боринсон в полной мере использовал дар собственного Голоса, постаравшись показать, что он охвачен праведным гневом. А ведь тебе лучше всех известна правда. Прислушайся к своим собственным ощущениям. Этим утром, на рассвете, король Ордин убил всех, кто в Лонгмоте отдал тебе свои дары. Уверен, ты почувствовал этот миг возмездия. Ты не можешь отрицать это!

- А теперь я расскажу тебе, как все происходило. Наш поход начался три с половиной недели назад, сразу после того, как узнали, что ты покинул юг.

- Король Ордин тут же разослал сообщения во все уголки Рофехавана - чтобы поймать в силки какого-нибудь щенка Лорда Волка. Теперь, Радж Ахтен, петля уже на твоей шее, и совсем скоро ты начнешь задыхаться.

Тебя сгубила жадность!

Люди на стенах зашептались, переглядываясь в страхе, и Боринсон понимал, какой вопрос был у всех на устах.

- Тебя, наверно, интересует, каким образом милорд узнал, что ты собираешься напасть на Гередон? - Боринсон пожал плечами. - Моему лорду многое известно. О твоих планах ему сообщили шпионы, которые только вделают вид, что служат тебе. С трудом сдерживая улыбку, Боринсон бросил многозначительный взгляд на советников и чародеев, стоящих рядом с Радж Ахтеном, в особенности задержавшись на Хроно Лорда Волка, который выглядел высокомернее, чем когда-либо. Не исключено, что Радж Ахтен будет по прежнему доверять этим людям. Однако в чем Боринсон не сомневался, так это в том, что отныне все они не будут доверять друг другу.

Радж Ахтен усмехнулся в ответ на выпады Боринсона и нанес встречный удар, заставивший сердце Боринсона затрепетать от ужаса.

- Ну, я так понимаю, король Ордин послал тебя, чтобы разузнать что-нибудь о своем сыне. Не беспокойся, этот юноша здесь, дожидается, пока его выкупят. Что Ордин намерен предложить за него?

Боринсон глубоко вздохнул, в отчаянии глядя на стены замка. Ему было сказано предложить выкуп за друга, не называя его имени, - с тем, чтобы Радж Ахтен сам проговорился, кто именно находится у него в плену. Но Радж Ахтен разгадал этот замысел. Оставалось только надеяться, что слова, которые он готовился сейчас произнести, мягко говоря, разочаруют Лорда Волка.

- Мне было сказано не предлагать ничего, пока я собственными глазами не увижу принца. Радж Ахтен игриво улыбнулся.

- Если короля Ордина не интересует, что с его сыном, что же... Пусть так и будет. Кроме того, тебе может не понравиться то, что ты увидишь.

Боринсон задумался. Игра становилась все более сложной, слишком сложной, чем ему нравилось. Если бы Радж

Ахтен и в самом деле держал у себя принца Габорна как пленника, тогда у него не возникло бы никаких затруднений с тем, чтобы продемонстрировать его. Разве только он... убил принца.

С другой стороны, если принца у Раджа Ахтена нет, а Боринсон будет настаивать на том, чтобы увидеть его,

Лорд Волк поймет, что и Боринсону не известно, где сейчас находится Габорн.

До Боринсона дошло, хотя и с некоторым опозданием, что он в какой-то степени отошел от предписаний короля Ордина. Слегка перестарался, пытаясь перехитрить Радж Ахтена, давил слишком сильно. И это не пойдет его лорду на пользу. Продолжая в том же духе, он рискует поставить под удар всю свою миссию.

Покраснев от стыда, Боринсон развернул коня и поскакал прочь от замка. Он почти не сомневался, что Радж Ахтен не даст ему уйти. Лорда Волка должна волновать судьба его форсиблей, спрятанных в Лонгмоте. Он наверняка захочет выяснить, попали ли они в руки короля

Ордина и, если да, то сколько их будет предложено ему в качестве выкупа.

- Подожди! - закричал Радж Ахтен в спину Боринсону. Тот лишь оглянулся через плечо. - Что ты мне предложишь, если я покажу тебе принца?

Боринсон молчал - просто потому, что считал этот момент неподходящим для ответа - и продолжал скакать в том же направлении. И хотя позади у него было уже около сотни ярдов, он прекрасно понимал, что это маленькая стычка все еще может закончиться не так, как ему хотелось бы. Он находился в пределах досягаемости стрел, а на стенах стояли чародеи Радж Ахтена. Лорд

Волк не отпустит его, не попытавшись узнать то, что его интересовало.

И все же Боринсон снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: если принц у Радж Ахтена, почему Лорд Волк не показывает его?

Повернув коня, он взглянул в темные глаза Радж Ахтена.

- Этой ночью Габорн в целости и сохранности добрался до нашего лагеря, - с дерзким видом солгал он.

Боюсь, никакого выкупа не получится. Я пришел лишь для того, чтобы передать тебе это сообщение.

Радж. Ахтен остался все так же бесстрастен, но испуганные, недоумевающие и в то же время решительные лица его советников говорили лучше всяких слов. Боринсон почувствовал себя увереннее. По-видимому, он угадал, у Радж Ахтена принца не было. Он вспомнил, как по дороге сюда они наткнулись в лесу на разведчиков Лорда Волка. Один отряд его люди прикончили на месте, другой загнали подальше в чащу. Теперь становилось понятно, что они делали в лесу.

- Однако, - продолжал Боринсон, - Дом Сильварреста - старый и высоко ценимый союзник моего лорда. Я могу предложить тебе кое-что за королевскую семью - если ты отдашь их мне в целости и сохранности.

- Что? - спросил Радж Ахтен. И тут Боринсон отступил еще дальше от предписаний короля Ордина.

- Сотню форсиблей за каждого члена королевской семьи.

Радж Ахтен рассмеялся, презрительно и с явным облегчением. Здесь, На севере, где на протяжении последних десяти лет было так трудно с кровяным металлом, триста форсиблей представляли огромную ценность. Но для Радж Ахтена, который в одном Лонгмоте спрятал сорок тысяч форсиблей, это было ничто. Он больше не думал, что король Ордин захватил замок Лонгмот. Как раз на это и рассчитывал Боринсон.

- Хорошенько обдумай это предложение, прежде чем выражать мне свое презрение, - сказал он. Настало время всерьез помучить Лорда Волка. Боринсон уверенно продолжал. - Лорд Ордин захватил в Лонгмоте сорок тысяч форсиблей и за последние два дня полудюжине Способствующих пришлось немало потрудиться. Возможно, такому богатому человеку, как ты, утрата сорока тысяч форсиблей кажется сущей безделицей, но милорд не может позволить себе предложить больше за королевскую семью. Какой прок ему от людей, которые служат тебе как Посвященные? Сто форсиблей за каждого и ни одного сверх этого!

Заметив, как содрогнулись советники Радж Ахтена, услышав эту новость, Боринсон испытал чувство глубокого удовлетворения. Несмотря даже на то, что сам Лорд

Волк вынес удар стоически, лишь кровь медленно отхлынула от его лица.

- Лжешь, - сказал Радж Ахтен, не выказывая никаких признаков страха. Принц не у вас. Так же, как и форсибли. И здесь нет никаких шпионов. Я понимаю, какую игру ты затеял, посланец, но меня на эту удочку не поймаешь. Ты просто... дразнишь меня.

Используя силу своего Голоса, Радж Ахтен старался таким образом поддержать своих людей. Но дело было уже сделано. По сравнению с горестной вестью, которую они услышали, опровержение Лорда Волка прозвучало несерьезно; чувствовалось, что больше ему просто нечего сказать.

И все же, и все же... Боринсоном овладел страх, что Радж Ахтен видит его насквозь. У него появилось очень неприятное ощущение тревоги.

Боринсон пришпорил коня и поскакал дальше по выжженной траве перед замком. Здесь и там, над землей все еще поднимались струйки дыма. Почувствовав, что оказался вне пределов досягаемости стрел, он обернулся и крикнул:

- Радж Ахтен, милорд приглашает тебя встретиться с ним в Лонгмоте, если ты, конечно, осмелишься. Возьми с собой всех дураков, которым жизнь надоела, твои пять тысяч против пятидесяти короля Ордина! Он поклялся, что от них там не останется и четверти, а тебя он отхлещет, словно злобную шавку, кем ты и являешься!

Он вскинул руку, подавая сигнал, и в лесу дружно затрубили боевые рога короткое стаккато, призывающее эскадроны строиться.

Король Ордин прихватил с собой в этот поход двести рогов, рассчитывая, что его люди дружно затрубят в них в тот момент, когда его сын добьется руки Иом.

Но в военное время такой рог был придан лишь каждой сотне, во главе которой стоял капитан. Радж Ахтену это было отлично известно, и Боринсону оставалось лишь надеяться, что тонкий слух Лорда Волка позволит ему подсчитать количество рогов.

Было бы совсем неплохо, если бы он пришел к выводу, что вместо восьмидесяти уцелевших, у Боринсона их восемь тысяч.

19. Дознание

Пока Боринсон скакал прочь, самый преданный советник Радж Ахтена, Д журим, сощурив глаза, наблюдал за своим господином. Лицо Радж Ахтена светилось удивительной красотой, даже казалось полупрозрачным. Словно это было не лицо человека, а свет мира. И выглядел он так, как будто ужасные новости ничуть не взволновали его.

Однако сам Джурим чувствовал, что трепещет. Да, его господин все отрицал, но советник понимал - что-то пошло не так. К сожалению, ему оставалось лишь ломать голову над этой загадкой, поскольку господин редко обсуждал с ним что-либо или просил совета.

На протяжении долгих лет эти северяне были как колючка в седалище его господина; снова и снова они подсылали к нему своих Рыцарей Справедливости, чтобы убивать его Посвященных. Даже родная сестра Радж Ахтена умерла у него на руках от удара, нанесенного одним из этих Рыцарей Справедливости. С годами ненависть Радж Ахтена к бледнокожим северянам все возрастала. И вот сейчас он, наконец, отобрал у них множество даров и строил планы, как лучше использовать этих людей. Сейчас у него по отношению к ним не осталось никаких человеческих чувств. Ни раскаяния, ни сострадания, ни сочувствия.

А теперь вот это.

Джурим буквально разрывался от охвативших его болезненных, противоречивых чувств. Ему хотелось броситься в Лонгмот и выяснить, правду ли сказал Боринсон. Хотелось выстрелить Боринсону в спину. Хотелось, чтобы проклятый посланец никогда не раскрывал рта. А тут еще это видение, о котором рассказывали Пламяплеты - какой-то неизвестный король, который может погубить Радж Ахтена. Король Ордин, надо полагать.

Вдобавок чародей Биннесман ускользнул из рук и теперь наверняка присоединится к врагу Радж Ахтена.

Д журим сжал кулаки, стараясь, чтобы остальные не заметили, как дрожат его руки. Прежде он полагал, что стереть с лица земли Дом Ордина будет легко. Теперь становилось ясно, что проблема эта гораздо сложнее.

В голове у его господина, Радж Ахтена, замыслов было не счесть - ни одна книга не вместила бы описание всего, что он задумал. Джурим лишь отчасти понимал их.

Согласно традиции, король Ордин непременно должен был отправиться сюда, в замок Сильварреста, на охоту, прихватив с собой сотни две человек. Однако, рассуждал Радж Ахтен, в этом году, поскольку принц стал уже взрослым молодым человеком, он, скорее всего, будет сопровождать отца. Дальше замысел был таков. Радж Ахтен осаждает замок Сильварреста с частью своих сил, узнав, что это произошло, король Ордин спешит на юг, и во время этого похода воины Радж Ахтена, затаившиеся на пути в Мистаррию, расправляются и с ним, и с его сыном. И даже, если король не бросится сломя голову на юг, следопыты Радж Ахтена рано или поздно отыщут его и уничтожат.

Это был всего лишь один из сотни замыслов, уже начавших действовать. Сегодня, прямо сейчас, не меньше дюжины отрядов маршировали в разных направлениях, получив задание выполнить ту или иную задачу. Нападали на крепости на юге и западе, а в некоторых случаях лишь давали о себе знать и тут же исчезали, уходя в леса или через горные перевалы. Тем самым, они либо связывали живую силу в крепостях, либо выманивали солдат оттуда и убивали; но во всех случаях мешали им выполнять свои задачи.

Однако Джуриму было известно, что сердцевина замысла его господина находилась именно здесь. И состояла в том, чтобы одним махом покончить и с Ордином, и с Сильварреста.

И вдруг появляются эти ужасные предзнаменования. Пламяплет видит в огне какого-то короля, способного уничтожить Великий Свет Индопала.

У Радж Ахтена. наверняка возникло ощущение собственной незащищенности перед возможным нападением. Он привез .с собой в замок Сильварреста меньше тысячи форсиблей, и уже больше половины из них были израсходованы этой ночью, уничтоженные заклинаниями, связавшими Радж Ахтена с его Посвященными. Он и в самом деле оставил сорок тысяч форсиблей в Лонгмоте, рассудив, что там они будут в безопасности. Лонгмот представлял собой внушительный замок, окруженный высокими стенами с магическими заклинаниями. И хотя оставленные Радж Ахтеном в Лонгмоте силы были невелики, он собирался в самое ближайшее время послать туда подкрепление.

Вероятность того, что кто-то может напасть на Лонг-мот, была сведена к минимуму. Даже имеющихся там сил должно было хватить для того, чтобы отразить удары небольших группировок врага, которые могли успеть добраться до него в ближайшее время. И Гроверман, и Дрейс находились довольно далеко от Лонгмота. К тому же, высланные вперед следопыты Радж Ахтена заверили его, что их гарнизоны невелики. И ни в том, ни в другом замке шпионы Джурама не заметили воинов Ордина.

Шпионы сообщили лишь, что Ордин взял с собой на празднование Хостенфеста "более внушительную свиту, чем предполагалось" и раскинул лагерь около деревни Хазен, у южных границ Гередона. Эта свита состояла более чем из трех тысяч человек - сюда входили и рыцари, и сквайры, и повара, и всевозможные гражданские лица, обычно сопровождающие армию. Большие силы, ничего не скажешь; по крайней мере, более серьезные, чем рассчитывал Радж Ахтен. Обычно Ордин брал с собой на охоту меньше трехсот человек.

Но совсем недавно разведчики доложили, что в направлении замка Сильварреста скачут более двух тысяч рыцарей. Как такое могло быть? Что, Ордин захватил с собой два отряда - один, чтобы напасть на Лонгмот, и другой, чтобы двигаться на север?

Два дня. Уже два дня Д журим не получал никаких донесений из Лонгмота, хотя ему непременно должны были сообщить, как там обстоят дела. Д журим допускал, что Лонгмот и в самом деле пал. Непонятно, каким образом, но королю Ордину удалось захватить замок.

Пятьдесят тысяч человек, так сказал этот посланец. Пятьдесят тысяч! При мысли об этом на голове Джурима начинали волосы шевелиться от ужаса, ведь именно такое количество воинов, как предполагалось, Ордин был бы способен выставить против его господина следующей весной - если бы ему удалось избежать ловушки. Может, лорд Ордин и сумел бы собрать даже четверть миллиона доблестных рыцарей, но он не рискнул бы оставить свои замки без защиты, и, значит, в поход с собой вряд ли взял бы больше пятидесяти тысяч человек.

Так тщательно разработанные планы - и вдруг все оказались на грани крушения. Радж Ахтен обязательно нужно было захватить север и сделать это быстро. Рудники в Картише, где в последний годы добывали кровяной металл, были на грани истощения. К середине зимы в них ничего не останется.

Только в Инкарре мог он пополнить запасы кровяного металла. По слухам, там его оставалось еще немало.

Однако ни одному лорду Рофехавана и Индопала до сих не удавалось захватить Инкарру. Тамошние чародеи не отличались особым могуществом, зато их было в избытке. Разрабатывая военную тактику, инкарранцы учитывали особенности своей местности, внезапно появляясь в холмах, на своих крепких маленьких лошадках и нанося врагу молниеносные удары. Нанести поражение инкарранцам можно было только в одном случае - нанеся поражение высоким лордам арра.

Самое же худшее состояло в том, что Главный Способствующий по имени Товил сбежал из Рофехавана в Инкарру и создал там новую школу по изучению форсиблей. В результате, в Инкарре в этой сфере были сделаны потрясающие открытия, которые нигде за ее пределами больше не сумели повторить. В Инкарре усовершенствованные форсибли не оставляли шрамов, так что невозможно было по форме метки узнать, какими рунами силы владеет ее обладатель. И еще в Инкарре с помощью форсиблей научились передать таланты и навыки от одного человека другому.

Лорды Рофехавана и Индопала годами засылали шпионов в Инкарру, но все без толку; их чародеи не смогли добиться тех же успехов.

Каждый раз, пытаясь в очередной раз вторгнуться на юг, лорды с севера обнаруживали, что южане не только сражались с ними, но и снабжали форсиблями их врагов.

Вот так и получилось, что до сих пор ни один лорд не смог захватить Инкарру, разграбить ее богатство, проникнуть в ее секреты.

Д журим понимал, что Радж Ахтен должен действовать быстро. Необходимо молниеносно напасть на северных королей, покорить их и двигаться дальше. Во дни, память о которых сохранилась только в легендах, Дейлан Молот захватил дары воли и таланта, сосредоточил все их в себе, и только это позволило ему стать "Суммой Всех Людей". Радж Ахтен хотел достичь той же цели и, следовательно, нуждался в том же самом.

Джурим всегда считал - и гордился этим - что он относится к разряду людей, которых нелегко обмануть. У него возникло серьезное подозрение, что в основе заявления Боринсона лежит некоторая доля истины, но лжи там вдвое больше. Однако, сколько ни ломал Джурим голову над услышанным, было чертовски трудно отделить правду от лжи.

Спустя некоторое время после того, как Боринсон ускакал, Радж Ахтен перевел взгляд на Джурима.

- Пойдем прогуляемся, советники, - произнес он. Лорд Волк редко спрашивал совета у Джурима или Фейкаалда. Без сомнения, он был сейчас очень обеспокоен.

Они спустились с городской стены и двинулись в сторону конюшен, туда, где их никто не мог услышать.

- Фейкаалд, - обратился Лорд Волк к старшему из советников, - как ты полагаешь: сын короля Ордина и впрямь находится у него?

- Конечно, нет, - прошелестел Фейкаалд. - Посланец явно испугался, когда вы вначале упомянули о выкупе. Этот посланец - лжец; он не сказал ни слова правды.

- Я согласен, что сын Ордина пока не у него. Однако, хотя манеры посланца выдают в нем лжеца, в его словах была некоторая доля правды.

- Да, сын короля не у него, - согласился Джурим, прокрутив в уме каждый нюанс, каждый оттенок голоса посланца.

- Будем исходить из этого, - сказал Радж Ахтен. - А что относительно Лонгмота?

- Может быть, он и не захватил его, - поспешно вмешался Фейкаалд.

- Он сделал это.

Голос Радж Ахтена выдавал беспокойство по поводу того, что это могло для него означать. Кровь Д журима едва не застыла в жилах, когда он почувствовал это.

- О, Великий Свет, Сияющий Ярче Всех! - воскликнул Джурим. - Я вынужден возразить вам. Все поведение посланца указывает на то, что и тут он солгал. Ордин, похоже, вовсе выжил из ума, послав к вам такого неумелого лжеца.

- При чем тут поведение посланца? Вовсе не оно убедило меня, - ответил Радж Ахтен. - На рассвете я почувствовал головокружение. Сила покинула меня. Сотни Посвященных погибли и я утратил их дары. Это - несомненное доказательство.

Какой сокрушительный удар - потерять сразу так много даров! И все же, не это ужаснуло Джурима. Далеко на юге Способствующие Радж Ахтена, не покладая рук, разыскивали для него все новых и новых Посвященных. У Радж Ахтена хватало людей, наделенных обаянием и чарующей властью Голоса в достаточной степени, чтобы склонить других пойти в услужение к нему, отдать имеющиеся в их распоряжении дары. Радж Ахтен, словно полноводный поток, постоянно вбирал в себя мелкие ручейки силы, мудрости, обаяния и жизнестойкости. Теперь Джурим не мог бы точно сказать, сколько именно тысяч Посвященных служили его Лорду. Он видел лишь, что могущество того возрастало день ото дня. Радж Ахтен был все ближе и ближе к своей цели - стать тем, кого тоже назовут "Суммой Всех Людей".

И вот сегодня утром этим его замыслам был нанесен серьезный удар.

Пройдет день или два, и в Лонгмот прибудут основные силы Радж Ахтена сотня тысяч сильных воинов. Ордин, конечно, не предполагает, что ему придется столкнуться с такой могущественной армией.

И рассчитывать на помощь ему тоже не приходится. Как раз сейчас, в это самое время, три мощных военных группировки Радж Ахтена входят в королевство Орвинн, что на западе, и совсем скоро король Терос Вал Орвинн окажется перед выбором - либо сдаться, либо оказаться в осаде. И в том, и в другом случае Ордин в Лонгмоте помощи от него не дождется.

Тем временем, диверсанты, засланные во Флидс, уже начали отравлять запасы зерна в конюшнях Верховного Короля Коннела, лишая его возможности организовать яростные кавалерийские атаки, которыми так славились его воины.

Определенно, Ордин, должно быть, в ужасе. Поэтому и направил своего болтливого посланца облаять Радж

Ахтена.

- Возможно, Ордин и захватил Лонгмот, - сказал

Джурим, - но он не сможет удержать его.

И все же его мучил вопрос: если Радж Ахтен прав, если Лонгмот и в самом деле пал, означало ли это, что лживость посланца была притворной и что каждое его слово соответствовало действительности?

Потом Радж Ахтен задал вопрос, которого Джурим страшился больше всего:

- Среди нас и в самом деле есть шпион? Джурим задумался. Действительно, существовало ли другое объяснение тому, что Ордин оказался в курсе нападения на Гередон, которое замышлял Радж Ахтен? И откуда еще мог он узнать о форсиблях, спрятанных в Лонгмоте, и о том, что тамошний гарнизон был немногочислен?

Джурима прошиб холодный пот. А вдруг именно он стал источником распространения этих сведений? Сболтнул лишнее кому-то из своих любовников, распустил язык в присутствии слуг или чужеземцев. Неосторожно оброненное слово могло услышать вражеское ухо и тогда...

Это мог быть и я, подумал Джурим. Своими опасениями по поводу того, что в Лонгмоте оставлен такой маленький гарнизон, он точно делился с одним из любовников, кавалеристом, который разводил прекрасных жеребцов. Но упоминал ли он о том, что там спрятаны форсибли? Нет, об этом не было сказано ни слова.

Д журим покосился на Фейкаалда. Этот человек был рядом с Радж Ахтеном долгие годы, Д журим доверял ему. Что же касается Пламяплетов, то их нельзя было считать надежными союзниками Радж Ахтена. Они служили стихии огня и останутся с Радж Ахтеном лишь до тех пор, пока он обещает им войну, которая дает пищу их господину.

Но пока - в этом Джурим был уверен - шпиона среди них не было. Может, кто-то из военачальников? Но как? Как мог любой шпион так быстро сообщить Ордину о том, какие возможности открываются для него в Лонгмоте?

Нет, это мог быть только Хроно. Наибольшее беспокойство у Джурима вызывал именно этот высокий человек с седеющими волосами и чеканными чертами высокомерного лица. Вот он мог помочь Ордину выиграть это сражение. И только он.

Джурим страшился этого момента, хотя давно уже подозревал, что рано или поздно он настанет. Хроно постоянно твердили о своей нейтральности, о том, что они никогда не помогают одному лорду в борьбе против другого. Поступить так означало бы вмешаться в дела людей - деяние, по словам самих же Хроно, совершенно непозволительное, с точки зрения Лордов Времени. Они просто описывают все, чему стали свидетелями, однако... Однако Джуриму приходилось слышать слишком много слухов, слишком много намеков на то, что в прошлом они были далеко не всегда так разборчивы в средствах. По мере того, как Радж Ахтен становился все могущественнее, Джурим все чаще подозревал, что рано или поздно придет время, когда Хроно объединятся против него.

Учитывая то, что они собой представляли, Джурим считал Хроно более опасными, чем даже неукротимые Рыцари Справедливости.

Хроно, конечно, был в курсе всего, что делал Радж Ахтен. Он знал, что Радж Ахтен собирается напасть на Лонгмот и что он оставил замок без серьезной защиты. И все это было известно двойнику Хроно в далеком монастыре на севере, ведь между ними существовала неразрывная мысленная связь. А то, что узнал один Хроно, очень быстро могло стать достоянием многих.

Джурим с трудом подавил желание наброситься на Хроно и выпустить ему кишки.

- Полагаю, нас предали, милорд, - сказал Джурим, мельком взглянув на Хроно. - Хотя и не знаю, как.

Его наблюдательный господин, конечно, понял намек.

Однако что он мог сделать? Если Джурим прикажет убить Хроно, а потом выяснится, что он ошибался, это могло бы навлечь на его господина очень и очень серьезные неприятности. Тогда Хроно все как один открыто выступят против Радж Ахтена и его секреты станут достоянием всего мира.

С другой стороны, если Хроно оставить в живых, он будет продолжать шпионить.

Радж Ахтен остановился.

- Что будем делать? - спросил Фейкаалд, нервно ломая маленькие руки.

Они торчали из-под его бирюзовой шелковой мантии, похожие на узловатые наросты, которые иногда образуются на деревьях.

- А что, по-твоему, нам нужно делать? - спросил Радж Ахтен. - Ты мой советник, Фейкаалд. Давай, советуй мне.

- Мы должны послать сообщение генералу Саху, - проскрипел Фейкаалд, чтобы он срочно повернул сюда, а не нападал на Орвинн.

Фейкаалд был стар, упрям и обладал огромным опытом. Он прожил так долго, потому что всегда был крайне осторожен. Но Джурим знал, что Радж Ахтен зачастую предпочитает совет человека, для которого предусмотрительность не была одним из главных достоинств. Лорд

Волк прислушивался к Джуриму и... становился все сильнее.

Джурим наклонил голову и заговорил, тщательно обдумывая каждое слово.

- Прошу прощения, Благословенный, но, по-моему, у нас нет весомых оснований беспокоиться об этом, - он бросил подозрительный взгляд на Фейкаалда. - Может, ваши форсибли и впрямь оказались у короля Ордина, но что ему с ними делать? Вы уже отобрали дары у всех в Лонгмоте, кто имел что-нибудь более-менее ценное. Значит, местное население для Ордина недоступно. Какими же тогда дарами он сможет воспользоваться? Только теми, которыми обладают его воины. Не слишком удачное приобретение, ведь каждый новый дар, который он отберет у них, будет ослаблять его собственную армию.

- И что ты предлагаешь?

- Отправиться в Лонгмот и отобрать у него ваши форсибли!

А что еще мог ответить Джурим? Ожидать под крепления? Это могло плохо обернуться для Радж Ахтена. Ордин, конечно, тоже не станет терять времени даром. Он либо ускользнет, унося с собой бесценное сокровище, либо успеет и сам дождаться подкрепления.

Услышав этот ответ, Радж Ахтен улыбнулся. Рискованный шаг, Джурим и сам понимал это. Может, Ордин так и хотел - выманить их из замка Сильварреста и устроить засаду. Но что делать? Вся жизнь - один сплошной риск. И не исключено, что хуже всего для Радж Ахтена - не предпринимать сейчас ничего.

Господин имел шесть даров метаболизма. С ними он мог не опасаться убийц, которых подсылали к нему снова и снова.

Но наличие этих даров несло в себе грозную опасность - возможность раннего старения. Метаболизм был тем оружием, которое могло быть повернуто против своего владельца. Так, к примеру, легенды рассказывали об одном из Посвященных, отдавшем свой дар метаболизма королю и впоследствии похищенном врагами этого короля. Что же сделали враги? Они превратили этого Посвященного в вектор и через него перекачали в короля сотни даров метаболизма. Король в считанные недели состарился и умер. Именно не забывая об этом, Радж Ахтен обрел все свои дары метаболизма через одного-единственного Посвященного, сделав его вектором, и всегда держал этого человека при себе. На случай, если возникнет необходимость убить его и оборвать существующую между ними связь.

Очень немногие короли осмеливались владеть одним или двумя дарами метаболизма. Обладая шестью, Радж Ахтен был способен развить скорость вшестеро больше обычного человека. Однако и старился он тоже вшестеро быстрее. И хотя господин Д журима владел несколькими тысячами даров жизнестойкости и день ото дня становился все привлекательнее, Джурим не забывал, что со временем любое человеческое тело изнашивается. К этому моменту его господин прожил на свете тридцать два года, но из-за своих даров метаболизма был сейчас гораздо старше. Его физическое состояние соответствовало уровню человека, разменявшего девятый десяток.

Вряд ли Радж Ахтен мог надеяться, что его жизнь не оборвется, когда тело перешагнет за биологический рубеж в сто десять лет; а без своих даров он не протянул бы и дня.

Пытаясь замедлить старение, Радж Ахтен несколько лет назад совершил серьезную ошибку - приказал убить кое-кого из своих Посвященных. Однако прошло всего несколько недель и он едва не погиб от руки подосланного с севера убийцы. С тех пор Лорду Волку ничего не оставалось, как нести тяжкое бремя своего огромного метаболизма.