Властелины Срединной Тьмы

7. УРОК БИОХИМИИ

Превращение изящной и миловидной Сон Чин в грубоватого ширококостного Чу Ли, каким бы невероятным оно ни казалось, базировалось тем не менее на совершенно реальных вещах и было доступно всякому, кто мог вступить в диалоге компьютером и приказать ему выполнить эту работу.

Чу Ли было едва пятнадцать, и это значительно облегчало задачу, а грубая хлопчатобумажная арестантская роба и мешковатые штаны делали бесформенной фигуру всякого, кто их носил. Волосы и ногти Сон Чин и так уже были коротко подстрижены, а компьютер сделал ее голос на пол-октавы ниже. Чу Ли говорил на мандаринском диалекте, отличавшемся от родного диалекта Сон Чин, но им пользовались в Центре, так что и это не сулило особых трудностей.

Минут через двадцать после того, как компьютер вернул преображенную и усыпленную Сон Чин в камеру, пришли охранники. Мальчикам – ибо теперь Сон Чин мы будем называть мальчиком – закатали рукава и сделали укол, нейтрализующий действие снотворного. Они сели, постанывая и держась за голову.

– Приведите себя в порядок! – рявкнул охранник. – Через пять минут вас покормят. Настоятельно рекомендую съесть все; в следующий раз еду вы получите не скоро, если вообще получите. – Он ухмыльнулся. – На это вам дается десять минут, и еще пять на то, чтобы облегчиться. Потом вас подготовят к отъезду.

Охранник повернулся и вышел. Дверь камеры закрылась за ним.

– 0-о-ох! Голова у меня просто раскалывается, – простонал Ден Хо.

– И у меня, – проворчал Чу Ли. В ханьском обществе, как и в большинстве восточных культур, двоюродные братья, принадлежащие к одному поколению, считались родными и относились друг к другу соответственно. Мальчики были очень близки между собой. – А в мозгах какая-то давка, и я совсем сбит с толку, словно бы…

– Словно бы что?

"Словно бы там есть кто-то еще", – подумал Чу Ли, но сказать вслух не решился.

– Я думаю, они здорово покопались у нас в головах, но, с другой стороны, разве могли бы мы знать об этом?

– А как твоя.., твои повреждения?

Чу Ли содрогнулся, вспомнив о жестокости охранников, избивающих и мучающих за малейшую провинность. Один из них отличался особой изобретательностью.

– Вроде ничего не болит, – ответил Чу Ли. – Но кажется, какое-то время мне придется присаживаться и по малой нужде. Не знаю, что нас ждет, но хуже, чем здесь, вряд ли уже будет. Как жаль, что мы не умерли там, в убежище.

Чу Ли попытался собраться с мыслями. Когда он сосредоточивался, странное ощущение ослабевало, но стоило ему позволить себе отвлечься, как что-то постороннее вмешивалось в его мысли и спутывало их. Охранники, избивавшие его, пригрозили "сделать из него девочку", но даже это не объясняло, откуда в голове у него взялись воспоминания, явно принадлежащие девушке, причем незнакомой и воспитанной совершенно по-иному, чем он. Некоторые из них были намного ярче его собственных, но при этом он чувствовал себя так, словно смотрит на чужую жизнь со стороны.

Впрочем, останавливаться на этом времени не было: стражники неукоснительно следовали объявленной программе. Сковав мальчикам руки и ноги, они грубо погнали их через коридоры, контрольные пункты и посты охраны к главному выходу, где уже ждали одетые в черное люди из службы безопасности.

– Они ваши, лейтенант, – сказал начальник охраны не без сожаления в голосе. – Не беспокойтесь: мы тут немного поучили их хорошим манерам. Счастливого пути!

Лейтенант кивнул и прижал большой палец к приборной панели, завершая процедуру передачи арестованных.

– И чтоб мне никаких сюрпризов, – сказал мальчикам новый тюремщик. – Что они тут с вами делали, я не знаю и знать не хочу. Согласно закону, отныне вы уже не граждане Конфедерации, да и вообще не люди. Вы скот, собственность Административного Консилиума Системы, и я как его представитель имею право делать с вами все, что заблагорассудится. Не разговаривать; следуйте за мной!

На посадочной платформе уже стоял готовый к взлету скиммер. Внутри они с удивлением увидели еще двух девушек, в таких же арестантских робах. Вид у них был измученный и отрешенный, ни одна даже не повернула головы на вошедших. Чу Ли показалось, что на лице ближайшей девушки он заметил уродливый шрам, но тут его приковали к креслу, и он смог смотреть только перед собой.

Большой пассажирский скиммер быстро и плавно оторвался от земли и, обогнув купол Центра, набрал высоту. Ускорение вдавило мальчиков в спинки кресел.

Они попытались было заговорить с девушками, сидевшими впереди, но охранник несколькими ударами кожаного хлыста призвал их к молчанию. Чу Ли не оставалось ничего другого, как откинуться на спинку кресла и думать.

Что же все-таки сделали с его головой? А главное зачем? Он постарался взять себя в руки и извлечь все, что можно, из посторонних воспоминаний. О Просветленный, помоги мне! Это же дочь главного администратора! Того самого, который приказал убить всех наших!

Чу Ли хорошо помнил внезапную темноту и холод, людские крики и вспышки выстрелов, разрывающие тьму… Вот заряд попадает в его сестру, и ее тело мгновенно превращается в обугленный комок… А в это время ОНА была наверху, во флагманском скиммере, и, затаив дыхание, ловила каждый момент схватки. ОНА рвалась вниз, в гущу боя, горя желанием калечить и убивать его товарищей… Для НЕЕ это было всего лишь игрой, веселым развлечением!

Чем больше он исследовал ее память и склад ума, тем сильнее ее ненавидел. Люди были для нее не более чем вещами, которыми она умело манипулировала в интересах своей выгоды. Богатая, избалованная, испорченная и заносчивая, она была плоть от плоти и кровь от крови тех, кто, как его учили, погрузил этот мир в пучину мрака. Она была прекрасна, она была гениальна… Она была воплощением зла.

О как хотел он содрать с нее тонкие шелка, сменить изысканнейшие благоухания на запах пота и навоза, одеть в лохмотья и показать ей, что значит быть всю жизнь на положении раба и подвергаться бесконечным издевательствам… Ей и всему ее проклятому семейству. Это ИМ следовало бы быть сейчас на этом корабле, идущем в самое сердце ада.

Но почему он так хорошо все это помнит? Быть может, произошла ошибка? Судя по воспоминаниям, она сама была в Центре, и отнюдь не в качестве экскурсанта или гостя. Ее должны были переделать – превратить в добропорядочную жену, в ходячий инкубатор для получения какого-то странного потомства. Слишком милостиво по отношению к ней, но все же шаг к справедливости.

Она великолепно разбиралась в компьютерах и изучала исследования его друзей… Быть может, произошел какой-то сбой в программе? Впрочем, не исключено, что она сделала это специально, в попытке спасти часть своих знаний. Если так, то есть какая-то высшая справедливость в том, что дочь убийцы невольно передала их одной из его жертв.

А знания эти, помимо всего прочего, включали в себя и вполне реальный способ украсть космический корабль. Если его удастся использовать, это будет великолепная месть! Она погрузится в пучину невежества, а он, наоборот, обретет свободу, о которой мечтали его друзья.

В свое время дед научил Чу Ли древним приемам, позволяющим полностью управлять мыслями и на короткое время даже ввести в заблуждение компьютеры. Именно они помогали подпольщикам так долго оставаться необнаруженными, но сейчас он хотел использовать их для другой цели. Он хотел полностью изгнать ее из своего сознания, оставив лишь научные знания, навыки работы с компьютерами и некоторые известные только ей секреты. С мрачным удовлетворением Чу Ли подумал, что наконец-то сможет убить ее – хотя бы в собственной голове.

Он призвал всю свою волю и сосредоточился на Десяти Упражнениях – но впервые на его памяти эти приемы не сработали. Воспоминания девушки слегка потускнели, но она по-прежнему была здесь.

Скиммер замедлил полет и пошел на снижение. Старший пилот замахал рукой, указывая куда-то вниз.

Чу Ли вышел из транса и, заглянув через широкое ветровое стекло, едва не задохнулся от ужаса. На уединенном плато в беспорядке громоздились какие-то невысокие здания, а чуть поодаль гигантской сверкающей башней возвышался корабль.

Космос! Их высылают в космос!

Корабль стремительно приближался, закрывая собой ветровое стекло. Наконец скиммер коснулся земли, дверца открылась, лейтенант отстегнул привязные ремни и вышел наружу, прихватив с собой идентификатор. Обменявшись приветствиями с встречающими, он вставил его в соответствующий разъем на панели управления космопорта. Местный компьютер был напрямую связан с Главной Системой, но компьютер Центра произвел перекодировку записей, и теперь Сон Чин была официально зарегистрирована как Чу Ли, пятнадцати лет, рожденный в Паотине, провинции Хопе, арестованный за нелегальную деятельность и подлежащий пожизненной высылке в Экспериментальный Центр Мельхиор. От настоящего Чу Ли не осталось и следа, и в самое ближайшее время кто-то должен был поплатиться за это головой.

Заключенным было приказано выйти, и мальчики впервые смогли как следует разглядеть девушек; они выглядели подавленно и казались старше своих лет. У обеих действительно были шрамы на лице. Ужасные шрамы.

Арестантов провели к лифту, который поднял их на верхний уровень, к месту промежуточного заключения. Короткий коридор с обоих концов перекрывался прочными дверями, просматривался телекамерами и охранялся часовыми, но четыре камеры оказались всего лишь бывшими кабинетами. Никакой мебели, естественно, не имелось, за исключением отслуживших свой срок армейских тюфяков и ручных умывальников. В каждой камере стоял кувшин воды и несколько пластиковых стаканов. В туалет, единственный на всем этаже, разрешалось выходить только в сопровождении часового.

Чу Ли втолкнули в камеру вместе с одной из девушек.

– Так нельзя! – запротестовал он, но охранник лишь ухмыльнулся.

– Нам приказано держать эту парочку порознь. Вдвоем они слишком хорошо управляются с замками. Если ты уже достаточно взрослый, можешь попробовать поразвлечься, нам на это наплевать.

Дверь захлопнулась, и они остались одни. Девушка смотрела на Чу Ли, не говоря ни слова, и в глазах ее застыло загнанное выражение. Лицо ее было изуродовано двумя большими неровными шрамами.

– Не беспокойтесь, – ободряющим тоном сказал он. – У меня есть чувство чести, и я ничего не сделал бы вам, даже если бы мог.

Она слегка успокоилась.

– Что вы имеете в виду – "если бы могли"? – Голос у нее был высокий, а в произношении чувствовался крестьянский выговор.

– Мне не совсем удобно об этом говорить.

– Нет ничего такого, о чем вам было бы неудобно говорить со мной. Я потеряла все, даже честь. Перед отправкой нас.., нас отдали охранникам на два дня и две ночи.

Он не знал, что ей сказать. Наконец он выговорил:

– Вы не должны стыдиться этого, по крайней мере мне так кажется. Они сделали это против вашей воли, значит, обесчестили себя, а не вас.

На мгновение она застыла, а потом из глаз ее покатились слезы, Чу Ли растерянно шагнул к ней; она бросилась ему навстречу и зарыдала навзрыд, а он неловко держал ее в объятиях. Чу Ли был как раз в том возрасте, когда юноши только-только начинают понимать, что женщины – совсем иные существа, иные, но до странности необходимые, и впервые он обнимал девушку. Хорошо, подумал он, что она может положиться на меня; как ни жестоко обращались с нами, ей пришлось намного хуже.

Потом Чу Ли осторожно подвел ее к тюфяку, усадил и, сев рядом, стал ждать, пока она выплачется. Она цеплялась за него, как за единственную надежду, хотя они, считай, только что встретились и даже не знали имен друг друга.

Наконец она всхлипнула в последний раз и затихла, он спросил, не хочет ли она воды; она молча кивнула. Вместе с чашкой он принес ей бумажное полотенце – вытереть глаза.

Раньше она была очень хорошенькой, это было видно с первого взгляда. Не красавицей, но с приятным личиком, и от этого шрамы казались еще безобразнее. Один начинался у краешка рта и тянулся до самого уха, нелепо оттягивая губу, так что были видны два зуба; другой был больше и шел горизонтально. Багровые рубцы выделялись на гладкой коже, словно горные цепи на рельефной карте. Помогая ей вытереть слезы, Чу Ли ощутил странное волнение, и, хотя ее шрамы бросались в глаза, на какое-то время ему показалось, что это не имеет значения.

– Простите, – сказала она, шмыгая носом. – Я.., я всегда была сильной. Простите, что я позволила вам увидеть меня в таком виде.

– Не волнуйтесь, – ответил он. – Должно быть, вы действительно сильный человек, если смогли выдержать это и не сойти с ума.

– Быть может, я и сошла с ума, – печально сказала она. – Я жила в кошмаре, и вы первый мужчина, который был добр ко мне.

– Только наполовину мужчина, – возразил он, сам не подозревая, как много правды в его словах. После ее признания он чувствовал, что должен ответить ей тем же, и надеялся заронить в нее мысль, что она не одинока в своем страдании. – Охранники били меня как раз по тому месту, которое делает человека мужчиной, и хотя сейчас боли нет, я думаю, что повреждения очень серьезны. Я со стыдом говорю вам об этом.

– О! Пожалуйста, извините меня. Чу Ли сделал протестующий жест:

– Я сам рассказал вам, и извиняться ни к чему. Но душа моя уцелела и полна ненависти. Меня учили, что этим миром правят чудовища в человеческом облике, но лишь сейчас я действительно в это поверил. Кстати, мое имя Чу Ли, а друзья называют меня Мышью за маленький рост и по году моего рождения.

– Я – Чо Дай. Моя сестра, которая страдает вместе со мной, – Чо Май. Как вы могли уже догадаться, мы близнецы, – она коснулась шрама на правой щеке, – то есть были близнецами.

– Надеюсь, мой двоюродный брат Ден Хо поведет себя благородно, и они поладят между собой. Но боюсь, скорее ему придется плакать у нее на плече, хотя пока он держится намного лучше, чем я мог предположить. – Чу Ли вкратце рассказал ей, как они очутились здесь и как жили раньше, свободные от тирании машин.

Чо Дай слушала как зачарованная.

– Это невероятно! – воскликнула она. – У вас даже женщины были свободными и образованными?

– Так вы не из Центра?

– Нет. Конечно же, нет! Мы простые крестьянки. Наша семья была очень велика, и мы вечно голодали. А потом пришла засуха. Мои родители не могли нас прокормить, а выдать нас замуж у них не было денег. В отличие от других они не топили новорожденных дочерей, и…

Чу Ли был в ужасе:

– Топить новорожденных? Его реакция ее удивила.

– Этому обычаю тысячи лет. Его стараются изжить, но в плохие годы он возрождается. Сыновья способны вернуть то, что в них вложено, и позаботиться о родителях в старости, а дочери – нет. Даже за то, чтобы выдать девушек замуж, надо платить. Отец подал прошение господину Хранителю, который всегда ратовал за то, чтобы даже бедные семейства сохраняли дочерей, и господин Хранитель услышал. Нас продали генералу Чину, могущественному военачальнику, в качестве личной прислуги его дочери.

– Продали? – Чу Ли не верил своим ушам. Ее мир был слишком далек от его жизни.

– А что тут такого? Наши родители освободились от лишних ртов, получили деньги и знали, что мы неплохо пристроены. Госпожа оказалась придирчивой и требовательной, но у нас была красивая одежда, еда, о которой мы и не мечтали, а кроме того, защита и даже какое-то положение.

– Положение рабов, вы хотите сказать?

– Нет, не рабов, а домашней прислуги. Это гораздо лучше, чем работать на рисовом поле, а мы были еще очень молоды. Однажды госпожа даже взяла нас с собой в Центр, Я и не думала, что существует такое место. Это как небеса для высокорожденных. Но в конце концов мы сами все испортили. В наши обязанности входило прислуживать госпоже за купанием, помогать ей одеваться и следить за ее личными вещами. Почти всю остальную работу делали машины. Однако нам не разрешалось выходить из дома, только вместе с госпожой, и мы очень скучали. Мы даже не могли выскользнуть тайком, потому что не знали, как открываются замки.

– Я бы старался побольше читать. Там наверняка было множество лент на самые разные темы. Чо Дай смутилась:

– Я.., мы.., мы не умеем ни читать, ни писать. Он почувствовал себя глупцом и устыдился. Даже у них в убежище далеко не всем удавалось овладеть всеми тридцатью тысячами необходимых иероглифов или хотя бы их частью. Ему самому для этого понадобилась помощь машин, а научиться читать самостоятельно был не в состоянии вообще никто. Подавляющее большинство населения Китая совсем не умело читать. Люди были разделены на классы, в основе этого деления лежала грамотность. Если бы крестьянин каким-то образом научился грамоте и выдержал экзамены, он вполне мог бы претендовать на достаточно высокое положение. Но чем лучше умел читать человек, тем сложнее становились экзамены. Этот единственный способ продвинуться по общественной лестнице был в принципе доступен любому, хотя на практике, конечно, отпрыскам богатых и высокородных семейств сделать это было значительно легче.

– Прошу прощения. Я постараюсь больше не говорить глупостей. Пожалуйста, расскажите, как вы попали сюда.

Ее улыбка сказала ему, что он прощен.

– Однажды в нашем доме появился мастер. Он ремонтировал замки, но мне кажется, был кем-то вроде сотрудника безопасности. Он был молодой и очень красивый, и, боюсь, мы немножко вскружили ему голову. Он чрезвычайно гордился своим занятием и стал показывать нам, какой он знаток всяких замков, и даже пытался объяснять назначение кое-каких инструментов. По сути, это было почти обучение. Он, конечно, не думал, что простые крестьянки могут понять такие тонкости, но на самом деле все было очень просто, и вскоре мы обнаружили, что легко можем открывать и закрывать главные покои. Замки на других дверях были посложнее, но в конце концов мы научились справляться даже с теми, которые закодированы на отпечатки пальцев. Как только поймешь принцип действия, сразу же находится обходной путь.

– Но ведь для этого требуются особые инструменты, – заметил он. – Вы сами о них упомянули.

– Некоторые инструменты очень просты, и их легко сделать из других вещей, а те, что посложнее, можно достать, если очень захочется. У нас был дядюшка, он казался нам чем-то вроде волшебника. Жулик, конечно, но мелкая рыбешка. Показывал в деревне всякие фокусы, а время от времени шулеровал. Иногда он нарочно проигрывал, но стоило ему слегка задеть партнера рукой, как выигрыш тут же перекочевывал в потайной карман дядюшкиной рубашки. Всякий, у кого длинные пальцы, короткие ногти и хорошие нервы, может проделывать то же самое, если хорошенько попрактикуется, а практики у нас было достаточно. В детстве мы частенько забавлялись таким образом, но никогда – или почти никогда – ничего не брали насовсем.

– Вы сказали, что у вас был дядюшка. Он что, умер?

– Да. Его повесили, когда мне было двенадцать лет. Вдвоем такие вещи проделать гораздо легче, и мы с сестрой здорово наловчились. С аристократами это просто, а с теми, что из Центра, еще проще. Они понятия не имеют о таких проделках и совсем не остерегаются.

Чу Ли кивнул; ее искусство могло ему пригодиться.

– Надо полагать, после этого вы уже не скучали?

– Нет. О, это была замечательная игра. Выскользнуть украдкой наружу, пробраться в жилище кого-нибудь из высокородных, прихватить что-нибудь маленькое, незначительное, чего навряд ли кто хватится, скажем, флакончик духов или какую-нибудь безделушку… Это было захватывающе!

– Могу себе представить. А потом вас поймали?

– Не совсем. Во всем виновато наше невежество. Мы понятия не имели о видеомониторах и компьютерном наблюдении и как-то раз забрели в такую зону. Поднялась тревога, все двери закрылись, и нас схватили. Сперва они не поверили своим глазам, но после долгих допросов, с уколами, докторами и машинами, все-таки решили, что мы именно те, кем кажемся. Нас приковали к стене и били кнутом, а потом отдали охранникам. Мы думали, это конец, но вдруг нас взяли обратно, вымыли, привели в порядок, заковали в цепи и посадили в летающую машину. И вот мы здесь.

– Прошу прощения, но ваши шрамы – от кнута?

– Нет. Кнут разукрасил нам спины, но это пустяки. Когда нас бросили охранникам, я сопротивлялась. Мы обе сопротивлялись. Я сильно разодрала лицо одному из них. А потом остальные держали нас, пока он вырезал на наших лицах эти метки. Он.., он сказал, что мы должны радоваться тому, что они с нами делают, потому что теперь ни один мужчина не захочет нас. Я хотела убить себя, но мне не дали. Только убедившись, что я отказалась от этой мысли, мне позволили хоть немного двигаться – и только затем, чтобы попасть сюда. Каждый взгляд говорит мне, как я теперь отвратительна.

– Я.., когда-то я знал женщину. Девушку. Она принадлежала к очень высокому роду, ее красота была совершенна, но душа была воплощением всего мерзкого, злого и чудовищного, что только может быть в человеке. Люди, привлеченные ее красотой, становились мухами в паутине. Я сам едва не превратился в такую муху, но я умею изучать и совершенствовать себя. Мой учитель, буддист, научил меня этому, и хотя у его ученика ушло много времени, чтобы уразуметь, о чем он говорил, теперь я знаю, что тело – всего лишь оболочка. Надо смотреть глубже, в душу, и видеть ее чистый свет. – Повинуясь внезапному побуждению, он привлек ее к себе и поцеловал. Когда их губы разомкнулись, на лице девушки читалось потрясение, смущение и почти детское изумление.

– Мне кажется, – прошептала она, – я бы хотела пожить еще немного.

– Я сделал это не из жалости, прошу мне поверить, – мягко сказал он, – но потому, что вдруг ощутил вашу боль внутри себя. Страдания, перенесенные вами, не сравнимы с моими.

– Нет-нет, – возразила она. – Моя семья и мои друзья живы, и я по собственной воле променяла спокойную жизнь на… – Чо Дай запнулась, – на преступление. У вас же выбора не было. Но теперь и у вас, и у меня впереди неизвестность. Я слышала, как они говорили, что та огромная башня снаружи – корабль, который может подняться в небеса и плыть среди звезд. Правда ли это? Разве такое возможно?

– Да. Он летает с одной планеты на другую.

– А что такое планета? – спросила она с неподдельным любопытством.

– Это такие же миры, как луна, только намного дальше.

– Вы хотите сказать, что нас принесут в жертву богине луны? Я часто молилась ей, и надеюсь, она будет к нам милостива.

Он вновь был поражен. Каким образом девушка, не имеющая ни малейшего представления о мире за пределами Китая, которая считала луну богиней и, вполне возможно, полагала, что Земля плоская, из короткого урока поняла, как вскрывать сложнейшие, управляемые компьютером замки.

– Нас не принесут в жертву, – он покачал головой, – хотя, возможно, то, что нам предстоит, окажется намного хуже. То место, куда нас отправляют, будет очень похоже на Центр, но оно подвешено в небесах, и оттуда выбраться невозможно, и даже охранники Центра говорят о нем с ужасом.

Она поежилась:

– Это неудивительно. Место в небесах, откуда невозможно бежать. Но можно открыть замки, а потом.., падать и падать, бесконечно…

– Нет, вы бы умерли задолго до этого. Там нет воздуха. Вернее, он есть только в самой тюрьме. Это удерживает человека лучше любого замка.

– Но вы не боитесь. Я это вижу.

На самом деле он боялся, особенно теперь, после того, как увидел шрамы у нее на лице и почувствовал другие, в душе. Он не мог представить себе, что может быть хуже этого, но знал, что там, на Мельхиоре, будет еще хуже. Неизвестность страшила, но он не имел права показывать этого ей или позволить страху взять верх над собой.

– Я испугаюсь только тогда, когда увижу то, чего следует бояться, – гордо ответил он. – Я храбро встречу смерть и плюну ей в лицо. Теперь мне еще больше хочется бороться.

Во время разговора он внимательно осматривал комнату, отыскивая скрытые камеры или микрофоны. В голове у него уже созрел план, и, если удастся заручиться ее поддержкой, шансы на успех есть. Все его друзья погибли, и он чувствовал себя обязанным по крайней мере постараться воплотить их мечту.

Наблюдательных устройств оказалось немного, но достаточно, чтобы нельзя было по-настоящему спрятаться. Они с Чо Дай устроились на одном матрасе.

– Знаешь ли, мои друзья поняли, как водить эти космические корабли, – небрежно сказал он, понизив голос. – Как жаль, что мы будем в цепях, а может быть, и под замком все путешествие.

Чо Дай нащупала его пальцы и тихонько пожала.

– Да, конечно, – согласилась она.

Весь день они разговаривали о самых личных и даже интимных вещах, словно знали друг друга всю жизнь и теперь наверстывали время, которое им пришлось провести в разлуке. Кроме того, Чу Ли пытался дать ей хотя бы приблизительное понятие об астрономии, а в обмен подучить хотя бы представление о том, как можно справиться с замками.

Когда им принесли еду, они были приятно удивлены. Это оказалось какое-то монгольское блюдо из баранины в остром чесночном соусе, рис и свежие овощи. Даже чай был горячий. Такая роскошь наводила их на мысль о последнем завтраке приговоренного, но, что более вероятно, в космопорте просто не была предусмотрена отдельная диета для арестантов.

Чо Дай не переставала удивляться, зачем тюремщикам понадобилось разделить их с сестрой – ведь под неусыпным наблюдением телекамер их навыки все равно были бы бесполезны. В ответ Чу Ли говорил, что таким образом их, вероятно, просто пытаются сбить с толку, но в душе подозревал, что причина заключается совсем в другом. Их перевозка была сопряжена с большими расходами, и никому, разумеется, не хотелось, чтобы дорогостоящая вещь сломалась в пути. Чу Ли знал, что они с Деном принадлежат к тем людям, чьи сердца охотно отзываются на несчастья родственной души, и не сомневался, что в Центре об этом тоже известно. Компьютеры не ошиблись, полагая, что их общество не позволит девушкам покончить с собой или совершить поступки, которые могли бы вызвать их гибель от внешних причин.

В памяти Сон Чин содержались кое-какие сведения о корабле, которому предстояло доставить их на Мельхиор. Должно быть, он приземлился для какого-то ремонта, который нельзя было осуществить в космосе. Корабль принадлежал к типу OG-47 и был снабжен герметизированным отсеком, вмещающим до шестнадцати пассажиров. Правда, пилотский отсек наверняка был разгерметизирован, но туда в принципе можно было бы добраться в скафандре – при условии, что на борту они есть. Как правило, такие корабли комплектовались скафандрами типа 61, которые размещались в запирающемся отсеке позади пассажирского салона. Замок контролировался бортовым компьютером, но в случае аварии отключался автоматически.

Столь подробные сведения насторожили его. Быть может, в Центре, ознакомившись с проектом его друзей, просто-напросто подкинули ему эти сведения, чтобы посмотреть, действительно ли его исполнение возможно?

Чем больше он размышлял, тем убедительнее казалось ему это предположение. Дай и Май, разумеется, тоже часть этого хитроумного плана: со своими познаниями он явно не случайно оказался на одном корабле с двумя талантливыми взломщицами.

Чу Ли ощущал себя марионеткой – но кто кукловод? Быть может. Сон Чин? Это как раз в ее характере – но с другой стороны, она никогда не узнает о результатах своего эксперимента. Служба безопасности? Похоже на правду, но они вряд ли стали бы прибегать к таким сложностям.

В такой ситуации, когда ничего не знаешь наверняка, лучшая тактика – осторожность, но попытаться бежать все равно было необходимо.

Чо Дай оказалась умницей; она на лету схватывала любой намек и находила способы поделиться информацией, не привлекая к себе внимания.

Как-то вечером их поодиночке отвели в маленькую душевую, где имелось настенное зеркало, и выдали новую одежду – желтого цвета с крупными надписями на трех языках на груди и спине: "Служба безопасности".

В душевой не было телекамер, но все же, раздеваясь, Чу Ли почувствовал замешательство. Он давно уже мечтал помыться, но теперь медлил. Им овладел странный, необъяснимый страх. Однако выбора не было.

Гипноз еще держался. Выйдя из-под душа, он взглянул в зеркало – и увидел там мальчика, а не того, кем был на самом деле. Он снова оделся, и его отвели в камеру.

Когда выключили свет, Чо Дай легла рядом с ним и тесно прижалась к нему так, словно он был для нее единственным во всем мире. В темноте ее шрамы были незаметны.

Чу Ли понимал, что она хочет его и нуждается в нем, но, учитывая свои увечья, не мог ответить на ее страсть. Они так и заснули, прижавшись друг к другу в поисках утешения.

Общество Чу Ли было для девушки избавлением от ада, хотя бы и временным. Раньше она даже не догадывалась, что на свете существует такая доброта и нежность, которые подарил ей этот юноша; то, что ее уродство для него не имело значения, казалось ей удивительным и волшебным. Она чувствовала, что готова на все ради него, ему даже не нужно было просить. Она спала крепко, и впервые за долгие месяцы ей снились хорошие сны.

Сновидения Чу Ли были другими. Он грезил о любви с ней, только теперь у нее было чистое лицо и черные шелковистые волосы. Обнаженный, он приблизился к ней, но она с ужасом взглянула на него и убежала, громко крича. Потом все смешалось: откуда-то появились схемы космических кораблей и тут же исчезли; он увидел своих родителей – они были живы, но тоже в страхе отворачивались от него, а когда опять обернулись, это были уже не они, а отец и мать той девушки. Сон Чин. Их фигуры были высоки и устрашающи. И сама Сон Чин тоже была здесь, появлялась и пропадала и, пританцовывая, насмешливо говорила:

"А я знаю секрет…"

Их разбудил старший дежурный. Он принес завтрак – рис и рыбьи головы.

– Поешьте хорошенько и отдохните, – добродушно сказал он. – Вы отправляетесь сегодня вечером.

– Моя сестра и другой мальчик – как они? – с беспокойством спросила Чо Дай. Она каким-то шестым чувством ощущала сестру, даже в разлуке, как это часто бывает у близнецов, но сейчас это ощущение почему-то пропало, и девушка встревожилась.

– О, они замечательно поладили друг с другом, совсем как вы. Не волнуйся, сегодня ты их увидишь. – Охранник усмехнулся каким-то своим мыслям и вышел.

Чу Ли взглянул на Чо Дай:

– Значит, сегодня. Она кивнула:

– Все будет в порядке. Нам с сестрой не нужно много слов, чтобы понять друг друга.

У Чу Ли слегка кружилась голова, но он отнес это на счет нервного напряжения. Около полудня он почувствовал, что ему надо в туалет, и позвал часового. Головокружение продолжалось, живот сводило. Ему казалось, что он сходит с ума.

Чо Дай пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он отозвался. Образы – яркие, четкие образы – родителей, братьев и сестер, старых друзей, все подробности прошлой жизни тускнели и расплывались. Внезапно он понял, что не может припомнить, как выглядели отец и мать. Но другие воспоминания – ЕЕ воспоминания, – наоборот, становились ярче, несмотря на все его попытки оттолкнуть их.

В туалете он сел, подперев голову руками, потом посмотрел вниз, пошарил рукой между ног… Внезапно в голове что-то щелкнуло, и часть гипнотических установок исчезла. "Меня оскопили!" – мелькнула первая мысль. Он расстегнул рубашку и словно впервые увидел свою грудь. Крупные соски, венчающие небольшие, идеальной формы полушария. Он вскочил и, раздевшись полностью, осмотрел свое тело. Гладкая кожа, плавные изгибы, пышные бедра… Девушка! Его превратили в девушку!

И не просто в девушку. Теперь он понял, что происходит. Он превращался в НЕЕ, в ту, которую он ненавидел, в дочь этого убийцы!

В его воспаленном мозгу сложилась очередная гипотеза. Она решила скрыться и каким-то образом договорилась с компьютерами или с врачами, чтобы те взяли его, до которого им не было никакого дела, и сделали из него ее умственный и телесный дубликат. Жертва превратилась в угнетателя. А воспоминания о побоях, наверное, просто имплантированы, чтобы он не сразу сообразил, что с ним сотворили, и не успел выдать ее.

Послышался нетерпеливый стук в дверь и сердитое ворчание. Он поспешно оделся и вышел. Они могли изменить его тело, но не разум, сказал он себе. Он чувствует, как мужчина, и думает, как мужчина. У него могут быть ее воспоминания, но ЕЮ он никогда не станет. Никогда. Скорее умрет. Мужественность не ограничивается тем, что у него украли. Монахи отвергают женщин, но при этом остаются мужчинами. А главное – сохранить свои взгляды и не стать таким же бессердечным, злым и жестоким, как она.

Охранник обругал его последними словами и повел назад, в камеру, где ждала Чо Дай. Чо Дай… Вспомнив о ней, он содрогнулся. Рушилась ее последняя надежда, а он… А он по-прежнему хотел ее. Он любил ее, черт возьми, – но эта любовь была обречена. Вот о чем говорил его сон!

– Мышь! Тебя так долго не было, я даже начала беспокоиться.

– Я… Я кое-что обнаружил в себе, – осторожно ответил он, прислушиваясь к собственному голосу. Он вроде оставался прежним – или так ему кажется? Чу Ли с трудом удерживался, чтобы не рассказать ей все, ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться своим несчастьем, но он знал, что это сломит ее окончательно. Он не имеет права этого делать. Не сейчас. Только если не будет другого выхода.

– Обнаружил?

– Мои.., повреждения.., намного хуже, чем я думал. Она обняла его:

– Не волнуйся. Мы, крестьянки, умеем ждать бесконечно.

"Вот именно, бесконечно", – мрачно подумал он, но вслух ничего не сказал. Пока что единственным, что имело значение, оставался побег. Все остальное – не важно. Позже, если они останутся в живых, он сумеет как-нибудь осторожно рассказать ей все.

Что касается Чо Дай, то она решила, что Чу Ли только сейчас понял, до какой степени изувечен. Сердце у нее упало. Должно быть, они сделали его евнухом, подумала она. Впрочем, Чо Дай подозревала это с самого начала – эти изверги способны на все. Она не собиралась делать вид, что это не имеет для нее значения, но он был добр и нежен, относился к ней уважительно, и покидать его она тоже не собиралась. В конце концов, если он смог не обращать внимания на ее изувеченную оболочку, неужели она не в состоянии сделать то же самое?

Но хотя Чу Ли предпочитал спасительную ложь жестокой правде, он не мог убежать от себя. Час за часом, медленно и методично личность Сон Чин захватывала его, и он боролся. Гипнотические установки быстро сходили на нет, но одновременно биохимически индуцированная личность юноши становилась все сильнее, тверже, упорнее.

Под давлением обстоятельств даже компьютер был вынужден действовать слишком поспешно, и нетрудно было догадаться, что результат получится в известной степени непредвиденным. Повинуясь воле Сон Чин, компьютер подавил эмоциональную составляющую ее личности, и теперь мозг, лишенный поддержки этой составляющей, как любая система, ориентированная исключительно на логику, настойчиво сопротивлялся любым изменениям. Именно это состояние воспринималось Чу Ли как борьба, но оно не могло продолжаться долго.

– Что с тобой? – озабоченно спросила Чо Дай. – Ты не заболел?

– Мне, наверное, лучше бы прилечь… – с трудом выдавил он. – Это, видимо, последствия.., последствия того, что со мной сделали. Извини, пожалуйста, но, если я лягу, мне станет легче.

Напряжение воли и разума было невероятным. Чу Ли дрожал как в лихорадке и больше всего боялся, что не выдержит этого напряжения и умрет – умрет на пороге побега. О себе он не беспокоился – но что же будет с остальными? Он был для них единственной надеждой, но в любую минуту за ним могли прийти охранники, а он был не в состоянии даже пошевелиться. Постепенно перед ним раскрывалась ужасная истина: никто не подделывал разум и тело Сон Чин – он действительно был ею, а тело настоящего Чу Ли наверняка давно уже распылили на атомы – и сделали это по ЕЕ приказу! Эта мысль причиняла нестерпимую боль, но с каждой минутой он ощущал ее все слабее – Чу Ли уходил, и в нем оставалась только одна Сон Чин.

Человеческий мозг располагает многими способами решения подобных дилемм, но все эти способы – разновидности того, что мы называем сумасшествием. Однако в данном случае противоборствующие стороны имели одну общую цель – побег, и, чтобы примирить противников, мозг нуждался всего лишь во лжи, которую в состоянии принять обе личности. Он нашел ее – и возникло новое, но работоспособное единство.

Внезапное откровение снизошло на Сон Чин – и борьба прекратилась. Ярость сменилась благоговением перед божественным правосудием. Когда компьютер убил Чу Ли, его душа не исчезла, а переместилась в тело Сон Чин, которая пожертвовала собственной душой во имя успеха своего начинания. Душа Чу Ли заполнила пустующий сосуд, но при этом приняла его форму, утратив собственные воспоминания. Что это было – осквернение или очищение? Какая разница? Теперь Сон Чин твердо знала лишь одно: душа Чу Ли живет в ее теле и направляет ее мысли. Воистину, это было справедливо: тот, кто погиб по вине ее семейства, ныне обладает ее телом и знаниями, и это поможет ему осуществить свою месть. Такова воля богов.

Конечно, цена была высока. Душа Чу Ли не возвысилась, она по-прежнему оставалась душой юноши, запертой в теле прекрасной женщины и наделенной ее воспоминаниями. Это была тяжкая ноша, закон божественного равновесия требовал того. Ее знания были слишком обширны и слишком опасны для арестанта, подлежащего высылке с Земли, но она не мешала отомстить, и этого было достаточно.

Но прежде всего следовало сохранить конспирацию. Истину можно будет объяснить и позже. Лежащий приподнялся и взглянул на встревоженную Чо Дай.

– Со мной все хорошо, – сказал он улыбаясь. – Теперь со мной все будет хорошо. Она с облегчением вздохнула:

– Я уж хотела позвать охранника. Ты меня очень напугал.

Хорошо, что она не успела: в отсутствие машин, способных измерить и идентифицировать душу, самый скверный медик с первого взгляда понял бы, что перед ним вовсе не юноша по имени Чу Ли.

Он взглянул на обезображенное шрамами лицо Чо Дай. Ему, в сущности, было все равно, какое тело носить, а в его нынешнем теле ее душа могла расцвести. Ученые способны сделать поэта из садиста и просвещенного художника из простого крестьянина, подумал он, но обменивать души могут только боги. В этом было какое-то успокоение: хоть что-то в этом мире неподвластно науке и является прерогативой божества.

Наконец к ним в камеру привели Чо Май и Ден Хо. Гипноз Дена еще держался; Чу Ли надеялся, что он сохранится достаточно долго, чтобы избежать осложнений. Сестры сразу бросились друг к дружке, обнялись и немного поплакали. Ден, усмехнувшись, приветствовал Чу Ли:

– Привет, Мышь! Ну как ты? Чу Ли улыбнулся:

– Пока живой. А ты?

Ден понимающе подмигнул.

– Никаких проблем, если закрыть глаза, – шепнул он и добавил уже серьезнее:

– Им досталось гораздо хуже, чем нам. Странно, что мы направляемся в ад, а мне жаль только их. Такие вещи могут просто свести с ума.

Чу Ли взглянул на сестер, которые щебетали между собой на чистом крестьянском диалекте. Казалось, обе говорят одновременно, и, прислушавшись, он сообразил, что они пользуются чем-то вроде сокращений, выражая одним словом целую мысль. Ну и прекрасно, подумал он. Вряд ли мониторы извлекут хоть крупицу смысла из этой мешанины.

Девушкам удалось поговорить всего несколько минут. Дверь открылась, и вошел дежурный охранник.

– Встать и замолчать! – повелительно рявкнул он. – Вы переходите в распоряжение капитана корабля, который доставит вас к месту окончательного назначения!

Охранник был подтянут, как всегда, но по выражению глаз и почти незаметным непроизвольным кивкам в сторону двери было ясно, что он нервничает.

Чу Ли был несказанно удивлен, что на таком корабле вообще есть капитан. Стюард или тюремщик – да, но капитан?

Лязгнули засовы, дверь в конце коридора открылась и снова закрылась, пропустив кого-то, а потом послышались тяжелые шаги. Капитан вошел, и у всех узников мелькнула одна и та же мысль:

"Нас отдают чужеземным дьяволам!"

Карло Сабатини остановился, наслаждаясь ужасом и отвращением, написанным на их лицах. Эти четверо, похоже, никогда не видели европейцев.

– Меня зовут Карло Сабатини, – представился он на безупречном мандаринском наречии, явно впечатанном с ментопринтера. – Я капитан межпланетного корабля "Звездный островитянин", который доставит вас на Мельхиор.

Трое подростков побледнели, но крайний справа юноша остался невозмутимым. Он явно знал больше других, и Сабатини мысленно взял это на заметку.

– Корабль, как вы знаете, а может быть, и не знаете, полностью автоматизирован. Его пилотирует машина, принимающая решения намного быстрее, чем любой из нас; а моя работа в основном состоит в том, чтобы пассажиры и груз были в целости и сохранности доставлены на место назначения, и кроме того, я выполняю всякие формальности в портах. Я не китаец, но уверяю вас – я, как и вы, человек. Моя кровь того же цвета, что и ваша, я так же дышу, ем и пью.

Они смотрели на него с благоговейным ужасом. Капитан Сабатини выглядел весьма впечатляюще: более ста восьмидесяти сантиметров роста, не меньше девяноста пяти килограммов веса – и ни капли жира. Густые черные с проседью волосы, коротко подстриженные с боков, и черные усы. Его лицо было оливкового цвета, а у китайца это считается признаком болезни и близкой смерти. На нем был лоснящийся черный мундир, тяжелые ботинки и кожаный пояс; расстегнутая рубашка открывала грудь, всю в черных завитках. Волосы у него росли даже на руках и на тыльной стороне ладоней, что особенно изумило их. Они никак не могли отделаться от впечатления, что это не человек, а огромная обезьяна, одетая в мундир.

Один Чу Ли сохранил способность мыслить ясно. Итак, если этот иноземец летит вместе с ними, то по крайней мере один скафандр на борту есть.

– Такому большому кораблю непросто оторваться от земли, – продолжал капитан, – поэтому старт будет трудным. Вам придется лечь в горизонтально расположенные кресла и привязаться к ним, именно привязаться. Всякий, кто не будет привязан, при взлете погибнет. Поскольку кое у кого из вас может возникнуть такое искушение, на этом этапе рейса вы будете прикованы к креслам, но как только мы выйдем на орбиту и на корабле установится искусственная сила тяжести, вы получите некоторую свободу передвижения. Я не собираюсь кормить вас с ложечки и носить на руках в туалет, но не хочу иметь никаких проблем во время рейса, который, если не случится ничего непредвиденного, продлится сорок один день. Этому кораблю не под силу межзвездные скорости.

Его слова поразили всех четверых. Даже юношам, которые хотя бы представляли себе, что такое космический корабль, трудно было осмыслить такую продолжительность полета. Это расстояние было выше их разумения.

– Не падайте духом. В другое время мог бы понадобиться и целый год. Сейчас Мельхиор расположен наилучшим образом, а потому мы должны взлетать немедленно и точно следовать программе полета. А теперь, поскольку нам предстоит провести вместе значительное время, я хотел бы познакомить вас с кое-какими правилами.

Они молча продолжали смотреть на него.

– Во-первых – и это самое важное, – вы зарегистрированы не как пассажиры, а как живой груз. То есть вы относитесь к тому же разряду, что собаки, кошки, куры и лошади. В кабине есть два герметизированных отсека. Один – для людей, другой – для животных. В отсеке для животных имеются только клетки, не очень большие, темные и во всех отношениях неудобные. Для начала вы будете размещены в пассажирском салоне, но, если хоть один из вас причинит мне малейшую неприятность, вы все отправитесь в отсек для животных и останетесь там до окончания рейса. Там нет даже туалета, так что подумайте хорошенько. Во-вторых, поскольку мне не хочется все время оглядываться, нет ли кого у меня за спиной, вы будете постоянно находиться на привязи. Однако некоторым из вас может прийти в голову, что я всего лишь один, и попытаться поймать меня на какой-то оплошности. Можете попробовать, но если не преуспеете, то убедитесь, что я могу вести себя очень скверно. Впрочем, предположим, что вы преуспели.

По их глазам он видел, что именно это им и пришло в голову. Обычное дело, но ему приходилось перевозить и куда более опасных людей.

– Я не могу пилотировать корабль, – продолжал он после паузы. – Я не могу даже добраться до капитанского мостика, поскольку эта часть корабля разгерметизирована. Вы тоже не сможете. Вне зависимости от того, что произойдет со мной, вы все равно прибудете в место назначения. В мое тело имплантирован – я даже не знаю, куда именно – миниатюрный передатчик. Он связан с кораблем и с ретрансляторами Главной Системы. Если я умру, этот маяк прекратит передачу. Тогда Главная Система запросит корабль и определит, была ли моя смерть естественной или насильственной. Если Главная Система установит, что меня убили, она отдаст кораблю команду, и во все отсеки поступит газ, который погрузит вас в сон, из которого невозможно вывести без антидота. Кроме того, если вы меня убьете, ваши родственники разделят вашу участь.

Только не родственники Сон Чин, подумал Чу Ли, но потом сообразил, что у нее есть двоюродные сестры, которыми семейство запросто согласится пожертвовать. Конечно, для него и Ден Хо эта угроза не имела смысла, но ради девушек нельзя было допустить ни малейшего промаха.

Ладно. До сих пор все шло согласно тому плану, который сложился у него в голове. Разумеется, Сабатини кое о чем не упомянул, но это было не важно. Чу Ли знал, как обойти и это.

– И напоследок, – уже мягче сказал Сабатини, – должен сказать вам, что я капитан корабля, а не полицейский или военный. Я доставляю грузы и людей. Если вы будете послушными и дружелюбными, наш рейс будет для вас приятным. Я отношусь к людям так, как они относятся ко мне. С тем, кто ведет себя скверно, я обращаюсь еще хуже. С тем, кто любезен со мной, я тоже могу быть любезным. Есть вопросы? Спрашивайте сейчас. Скоро взлет, и тогда уже будет поздно.

Чу Ли не хотелось привлекать к себе внимание, но ему необходимо было кое-что знать.

– Если позволите, почтенный капитан, что это за Мельхиор, куда нас посылают?

– Мельхиор – это скала около тридцати километров в поперечнике, которая обращается вокруг Солнца в поясе астероидов. На ее поверхности нет ничего, кроме нескольких маяков и единственного причала, но внутри она вся пронизана туннелями, пещерами, камерами, это целый город. Там много всего. Там проводятся научные исследования. Там иногда встречаются высшие администраторы, когда не хотят, чтобы за ними следили. Но главным образом это тюрьма, управляемая учеными, которые не обязаны никому повиноваться, поскольку они и так там живут. По пути я расскажу вам еще кое-что. Пока хватит? Ден Хо нервно облизал губы:

– И.., и над нами будут проводить эксперименты? Сабатини пожал плечами:

– Понятия не имею. Боюсь, что об этом не знает никто, кроме, быть может, самых больших шишек. Но я никогда не слышал, чтобы оттуда кто-нибудь сбежал. Тому, кто попал в эту путаницу туннелей и воздушных шлюзов, никогда уже не найти дороги назад.