4. ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ КОЛЕЦ

Козодой выглядел ужасно. Увидев его, Танцующая в Облаках испугалась, что его опять одолело безумие.

Скрестив ноги, он сидел на полу в каком-то странном оцепенении и казался внезапно постаревшим. Его волосы были растрепаны, лицо и одежда покрыты грязью и перепачканы запекшейся оленьей кровью. Туша оленя, освежеванная, но не разделанная, лежала в соляном ларе, и было ясно, что со времени возвращения с охоты он не делал ничего, а только сидел и словно на ядовитую змею смотрел на какой-то потрепанный черный ящик с металлическими застежками, лежащий на земляном полу.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – осторожно сказала она. – Но ты не болен? Может, сбегать за знахарем?

Он не пошевелился.

– Не стоит. Эта болезнь особого рода, и врачующий ее заболеет сам.

Танцующая в Облаках недоуменно нахмурилась:

– Ее источник в этом ящике? Козодой кивнул:

– Охотясь, я наткнулся на мертвую женщину. Она умерла давно, но демон до сих пор ищет ее повсюду. Ему нужен этот ящик. Женщина умерла ради того, чтобы спасти его.

Танцующая в Облаках вгляделась внимательнее:

– А что там внутри?

– Смерть. Она поражает всякого, кто заглянет в ящик и поймет, что там находится. Она испугалась, но не за себя.

– И ты заглянул? И понял?

– Да, но я заглядывал туда мельком, и яд его не коснулся меня. Пока не коснулся.

– Значит, злые духи схватили твою душу, но еще не овладели ею. Пока не поздно, я заберу его отсюда. Отдай его мне.

Он резко повернул голову и взглянул на нее:

– Нет!!!

– Почему? Духи возьмут мою душу в обмен на твою, вот и все.

Козодой нахмурился, и взгляд его стал осмысленнее.

– Зло, заключенное в ящике, может повредить тебе только через меня. Действительно, безопаснее было бы отдать этот ящик тебе, чтобы ты отнесла его в стойбище Четырех Семейств. Это единственное, что может меня спасти. Но проклятие, тяготеющее над ним, таково, что я не могу позволить тебе это сделать.

Она не поняла, что он имел в виду – вернее, поняла по-своему.

– Ты думаешь, что тогда тебя назовут трусом? Воин, который в одиночку бросается на стрелы и копья неисчислимых врагов, может быть, и храбрец, но это мертвый храбрец и к тому же дурак, потому что гибель его бессмысленна. За свою жизнь я знавала много таких глупцов. О них поют песни, но никто не учит молодых воинов на их примере. Пойти на верную смерть, чтобы другие остались живы, – почетно, но погибнуть, мечтая только о собственной славе, равносильно предательству: женщины и дети остаются рыдать в одиночестве, а племя лишается воина, который мог бы пригодиться в другом бою. Позволь мне взять ящик.

Козодой вздохнул:

– Нет. Твои слова мудры, но сейчас речь о другом. Зло, о котором я говорил, присуще всей нашей системе, потому что она вынуждает человека бояться знаний. Около месяца тому назад со мной говорил демон. Он предостерегал меня, что в этом ящике лежат такие вещи, о которых мне не следует знать. Ты понимаешь, что это значит? Мне ЗАПРЕЩАЮТ знать! А ведь я – историк, ученый. Вся моя жизнь – это поиск истины. В этом ящике лежит истина. Она манит меня. Если я не загляну в него, я предам самого себя, моя жизнь обратится в ложь и потеряет смысл. Но, если я загляну, те, кто знает, что там находится, убьют меня, чтобы я не рассказал другим. От них нельзя убежать и некуда спрятаться.

Танцующая в Облаках подошла ближе. Ее сильные пальцы пробежались по кейсу, нащупали защелки и подняли крышку.

– Даже если силы неравны и победить невозможно, воин обязан сражаться, защищая себя, свою семью и племя, – просто сказала она. – Я поняла не все, но если ты действительно живешь ради истины, то должен узнать, что лежит в этом ящике.

Он изумленно уставился на нее, в душе немного завидуя простоте и ясности ее мировоззрения. Конечно, она права! Он действительно воин, и у него нет иного пути. Не лучше ли погибнуть ради истины, чем вечно прозябать во лжи?

– Я узнаю все – если только сумею, – сказал он, ощущая неожиданное воодушевление. На сердце вдруг стало легко и покойно. – Однако сдается мне, я сейчас похож на сумасшедшего, который весь день носился по прерии. Как там снаружи?

– День довольно теплый, и вода в реке замечательная, – с улыбкой ответила она.

– Тогда я вымоюсь и посплю, а потом уже займусь изучением того, что лежит в ящике.

– А я постараюсь отстирать твою одежду. – Она вновь покосилась на открытый кейс. – Какие странные значки… Что они значат?

– Буквы. Способ оставить слова на бумаге, чтобы их услышали и другие. Человек, который давно умер и всеми забыт, может говорить со мной – и со всяким, кто умеет разобрать написанное. Те, кто нами повелевает, не желают, чтобы я знал, о чем он говорит, – но я все равно узнаю!

Однако задача оказалась сложнее, чем ему представлялось.

Рукописный том, который он поначалу принял за бортовой журнал или дневник, на самом деле не был ни тем, ни другим. Записи, сделанные явно разными людьми и, судя по всему, в невероятной спешке, представляли собой причудливую компиляцию обрывочных фактов и целых сюжетов, почерпнутых из огромного количества источников. Чтение отнимало уйму времени, потому что текст приходилось переводить на более поэтичный, но гораздо менее гибкий и лаконичный хайакутский язык, а неразборчивый почерк и почтенный возраст документа отнюдь не облегчали задачу.

Оригиналы, как подозревал Козодой, были давным-давно утеряны или уничтожены: книги стояли на первом месте в списке запрещенных вещей. Но кто-то, а может, это была целая группа, позаботился о том, чтобы вручную скопировать для себя важнейшую информацию.

Будь у него доступ к компьютеру и ментостимуляторам, эта работа показалась бы детской игрой, но здесь не было даже приличного освещения. Он исступленно трудился, постоянно ощущая за спиной тень Вала, готового появиться в любую минуту. Поначалу Козодой не понимал смысла его угроз – ведь обычно каралось только обладание знанием подобного рода, а не попытки добыть его, но когда он продвинулся вперед достаточно для того, чтобы ухватить общую суть, причина такой обеспокоенности власть имущих стала ему ясна.

Этот документ – что-то среднее между историческим трудом и записками кладоискателя – был явно нацелен на доказательство того, что… Козодой остановился, не веря своим глазам. Никаких сомнений – это жизненно важно – и смертельно опасно!

Всем, достигшим такого ранга, как Козодой, было известно, что существующее положение вещей, по историческим меркам, сложилось не так давно. Для этого было достаточно элементарной сообразительности и любознательности. Об этом ясно говорили развалины городов и дорог, сохранившиеся, несмотря на все усилия скрыть то, что не могло быть уничтожено.

Как историк Козодой знал, что в древние времена переселенцы из Европы колонизировали Северную и Южную Америки и, разграбив богатейшие земли, создали на этих двух континентах могущественную империю, власть которой распространялась даже на их прежнюю родину. Кроме того, ему было известно, что аналогичным же образом на востоке сложилась не менее могущественная славянская империя, и, соперничая за власть над земным шаром, эти два колосса создали оружие, способное уничтожить все человечество, которое в те времена существовало только на Земле. Для контроля над этим оружием были разработаны мощные вычислительные машины, но по неизвестной причине самая сложная и быстродействующая из них неожиданно взбунтовалась и взяла на себя управление всей планетой. Так говорили легенды, добавляя, что эта машина, которая отличалась от своих предшественниц не меньше, чем Козодой от соплеменников, правит цивилизацией и поныне.

Однако документ утверждал, что никакого переворота не было! Точнее, он был, но re; кто научил компьютеры мыслить самостоятельно, предвидя неизбежную гибель человечества в пучине войн, по сути, ПРИКАЗАЛИ машинам совершить переворот.

Поставленные перед необходимостью выбирать между полным уничтожением планеты и порабощением человечества машинами, они выбрали второе – хотя, конечно, вряд ли подозревали, что порабощение будет таким тотальным.

Машине было дано указание в первую очередь любой ценой сохранить человечество как биологический род, а затем вновь предоставить людям полную свободу – за исключением тех случаев, когда на карту ставилось существование самой системы, обеспечивающей выживание.

Впрочем, основатели этой системы были достаточно дальновидны и понимали, что она не может служить интересам человечества вечно. Кроме того, прецедента тому, что они замыслили и исполнили, не существовало, и у них не было окончательной уверенности в своей правоте. Они знали лишь, что выбирать им не приходится.

И естественно, они предусмотрели выключатель.

"Пять специальных микросхемных модулей должны занять свои места, чтобы остановить Систему, – читал Козодой с нарастающим возбуждением. – Эти модули сами по себе являются маленькими компьютерами и дополняют собой цепь прерывания в ядре основного компьютера. Пять человек, избранных за высочайшие заслуги, получили право обладать ими. Остальные посвященные знали принцип, но не имели модулей. Микросхемы замаскированы под пять больших золотых перстней с платиновыми вставками и резными изображениями. Порядок их подсоединения важен, но не известен. Говорят, что в самих перстнях содержится намек".

Итак, пять золотых колец. Пять компьютерных модулей, способных вновь превратить господина в слугу.

Разумеется, великий компьютер сделал все, чтобы свести на нет подобную перспективу. Он убил своих создателей и тех, кому были отданы кольца, – однако переделать программу было не в его силах. А программа, помимо всего прочего, гласила, что кольца должны постоянно находиться в руках "людей, облеченных властью", и запрещала уничтожать или прятать их. Компьютер не имел права препятствовать установке микросхем; доступ в командный модуль всегда должен был быть открыт, а первичный интерфейс – всегда находиться там, куда его поместили создатели. Правда, в документе не содержалось ни малейшего намека на то, где это может быть. Вероятнее всего – Северная Америка или Сибирь, но не исключено, что и где-то в космосе: та ранняя цивилизация уже имела космические станции и могла совершать межпланетные перелеты – хотя и в ограниченных масштабах.

Козодой отложил книгу и задумался. Пять золотых колец… Винить древних ученых он не мог – в той ситуации они сделали то, что должны были сделать, – но сейчас созданная ими система уже изжила себя. Теперь она ограничивала, стесняла, душила человечество, а компьютер – он на то и компьютер, чтобы выполнять полученный приказ до бесконечности, доводя его до абсурда. Он будет совершенствовать систему, пытаясь распространить ее на всю Галактику и даже за ее пределы, а любая встреча с внеземной цивилизацией будет воспринята ими как очередная угроза человечеству.

Однако программа требует, чтобы перстни существовали и всегда находились в руках людей, облеченных властью… Козодой хорошо знал компьютеры и понимал, как они мыслят. Если бы какой-нибудь из модулей за минувшие столетия был утерян или уничтожен, машина немедленно изготовила бы дубликат, но в программе не говорилось, что обладатели перстней обязаны знать, что это такое и как их использовать. И разумеется, никто не запрещал компьютеру скрывать местонахождение интерфейса и командного модуля.

Поистине, это охота за сокровищами! Итак, кто-то когда-то проник в тайну перстней и собрал все, что было известно по этому поводу, воедино. Поскольку документ был рукописным, ни один компьютер не имел доступа к нему – и даже вряд ли подозревал, что он существует. Видимо, погибшая женщина была связной, но что-то пошло не так. Система пронюхала о документе, женщина бежала, спасая драгоценную информацию, и погибла здесь, в глуши.

Но у кого сейчас эти кольца? Тот, кто сможет собрать их вместе и выяснить, где находится интерфейс, будет править.., всем.

Ясно, что те, кто собирал эти сведения, имели в виду именно это. Они наверняка охотились за перстнями, как за величайшим сокровищем во Вселенной. Об этом, кстати, говорил один намек, короткая фраза, нацарапанная на полях последнего листа. Судя по выцветшим красным чернилам, она была добавлена позже, а не скопирована со всем остальным.

"Чен держит трех певчих пташек".

Чен… Довольно распространенное имя, но это не важно. Это должен быть человек, "облеченный властью". Облеченный властью человек по имени Чен…

Ласло Чен! Да, это наверняка он. Полукровка, ставший предводителем всех кочевых племен Востока. Козодой хорошо знал его по Консилиуму.

Он поднялся, напряженно размышляя. Посвященные образовывали особый клан, нечто вроде привилегированного клуба, в котором перстни служили атрибутами его почетных членов… Могло ли это превратиться в традицию и в таком виде дожить до нынешнего времени? Если так, то не исключено, что Чен знает, у кого остальные перстни.

В этом-то и заключалась первая проблема. Там, в Консилиуме, он без труда мог бы отыскать повод для поездки в ташкентскую резиденцию Чена или хотя бы в региональный центр в Константинополе, на который он работал. А сейчас? До окончания рекреации оставалось всего шестьдесят семь дней, и добраться туда за это время не представлялось возможным. Но когда рекреация закончится, он должен будет пройти ментосканирование – это цинично называли "дезинфекцией" – а значит, неизбежно будет осужден. С другой стороны, если он вдруг исчезнет. Вал сразу поймет почему – и отправится вдогонку, вооруженный его, Козодоя, памятью, его манерой мыслить и всей современной техникой, которая ему недоступна.

Его глаза остановились на потрепанном атласе, лежавшем в кейсе. Он взял его, отыскал карту центральной части Северной Америки и стал изучать систему рек, в надежде отыскать подходящий путь. Парусные флотилии поддерживали небольшой, но постоянный торговый оборот с иными странами, но от восточных портов его отделяли недели пути верхом, по незнакомым территориям, населенным людьми, не особенно приветливыми к чужестранцам. На юге, разумеется, был Нолинз, где хозяйничали племена каже, но он был маленьким и обслуживал, в основном, каботажные суда.

Внезапно Козодой замер, осененный догадкой. Бегущий по Грязи! Как же он мог забыть про него! Несколько лет назад Бегущий по Грязи был выслан из Консилиума из-за какой-то скандальной истории, о которой никто ничего толком не знал, и назначен резидентом в Нолинзе, откуда сам был родом и куда и раньше частенько выезжал по делам Консилиума.

Козодой размышлял. Там ли еще Бегущий по Грязи? Жив ли еще? И помнит ли он некоего юного воина, который дежурил за него, пока старый лис обделывал свои многочисленные делишки?

Но есть ли выбор?

Он еще раз, тщательнее вгляделся в карту. Плыть предстоит по течению – это уже хорошо. До Нолинза две недели пути – дней десять, если удастся где-нибудь спрямить, и три недели, если встретятся трудности, что, к сожалению, намного вероятнее. Итак, если старик еще там, если он еще помнит Козодоя, если он захочет по старой дружбе сунуть голову в петлю только ради удовольствия лишний раз подколоть Консилиум и если сумеет устроить уроженцу прерий путешествие на скиммере через полмира, тогда есть кое-какие шансы. Не очень большие, но альтернатива еще менее привлекательна.

Пришло время поговорить с Танцующей в Облаках. В последние недели он много думал о ней. Они оба были одиноки, но его сердце и разум были затянуты тучами, а она принесла ему свет. Козодой восхищался ею и желал ее; теперь, когда он мог вернуться в Консилиум только мертвым, тем более не стоило заводить речь о браке. Она уже потеряла одного мужа, нельзя же просить ее вторично выйти замуж за ходячего покойника!

И вот он подходил к ее лачуге на задворках стойбища Четырех Семейств, чтобы попрощаться – и принять это решение оказалось намного труднее, чем решиться прочесть опаснейший документ.

– .. И теперь я должен добраться до него, – объяснял он. – Это единственный человек, у которого достаточно власти, и он может спасти меня, потому что для него эти сведения тоже имеют значение.

Она с печальным видом кивнула:

– Ты собираешься идти один? Он насторожился:

– Естественно.

Похоже, ответ задел ее, но она постаралась не подать виду.

– А ты когда-нибудь бывал в низовьях реки? Ты когда-нибудь греб на каноэ? Ты хоть плавать-то умеешь?

– Нет, в низовьях реки я не был, грести давно разучился, но по крайней мере плавать я умею.

– Я тоже никогда не забиралась так далеко вниз по реке, – вздохнула она. – Но моего мужа часто посылали в разные места, и он мне кое-что рассказывал. Ниже по течению река намного шире и глубже. В опасных местах можно справиться только вдвоем.

Он подозрительно посмотрел на нее:

– Ты хочешь сказать, что идешь со мной?

– Это мой мир. Я выросла в нем и хорошо его знаю. Ты не должен ехать в такую даль без меня. В одиночку ты никогда не доберешься до того человека. Я это знаю, да и ты, я думаю, тоже.

– Это просто безумие! Те места чужие для нас обоих и очень опасные. Я почти наверняка погибну и отправляюсь туда лишь потому, что здесь меня ждет верная смерть. А что будет с тобой? Одна среди чужих темен – ты же понимаешь, что может случиться… А в городе – еще хуже. Головорезы, воры, убийцы, женщины, у которых не осталось и капли чести… Там даже никто не говорит по-хайакутски. Даже если я выживу, ты сможешь говорить только со мной.

– А мне и не надо больше ни с кем говорить, – серьезно ответила она. – И если ты погибнешь, то уже не важно, что будет со мной. Теперь понимаешь? Разве ты ослеп и не видишь, что я тебя люблю? Или ты уже не считаешь нас за людей?

Козодой был одновременно задет и растроган.

– Я солгу, если скажу, что не люблю тебя. – Он внезапно почувствовал внутри болезненную пустоту. – Но неужели ты тоже не видишь, что я уже почти мертв?

– Пока еще нет, – ответила она, – но если ты так упорно будешь в это верить, то умрешь непременно. Ну а теперь отвернись от своих бед, изнеженный мальчуган, и подумай обо мне. Кому как не мне понимать, что делается с тобой? Я сама была мертвой все эти годы – пока не пришел ты.

Козодой покраснел. "Она права, – сказал он себе. – Я просто самовлюбленный избалованный мальчишка. Разве у нее меньше прав предпочесть смерть жизни в аду?"

– Тебе не обязательно на мне жениться, – мягко сказала она. – Я все равно пойду с тобой.

– Нет уж, – ответил он. – Пойдем поищем знахаря. Раз уж мы собрались в берлогу демона, так давай поженимся, как полагается.

* * *

Церемония была проста; хотя свадьбы у хайакутов могли быть невероятно сложными, действительно обязательным был лишь краткий ритуал, в котором знахарь выступал свидетелем перед Великим Духом, Творцом Всего Сущего. Договориться насчет каноэ оказалось намного труднее, но наконец они закончили все приготовления и вернулись в хижину Козодоя, чтобы забрать карту и документ. Только теперь он вспомнил о шкатулке с драгоценностями и открыл ее. Танцующая в Облаках была поражена количеством, размерами и красотой камней.

– Этими украшениями предполагалось оплатить путешествие той, которая погибла, – объяснил Козодой. – Теперь мы оплатим ими свое путешествие.

– Но… Они же ее, а не наши, – возразила Танцующая в Облаках. – Не ляжет ли на нас ее проклятие?

– Не думаю. Камни предназначались для того, чтобы она могла выполнить свое задание. Я принял на себя ее тайну и ее миссию, и если у кого-то есть на них право, то у меня. Ну а теперь давай переложим их в какой-нибудь мешочек.

– Зачем? Шкатулка красивее.

– Не сомневаюсь, но мы оставим ее здесь, а с ней и большую часть бумаг. Знание, скрытое в них, таково, что демоны будут искать их, пока не найдут или не убедятся, что они уничтожены. Мне пришлось сломать ей пальцы, чтобы высвободить ящик, и это, несомненно, наведет их на след, но все же я придумал уловку, которая позволит нам выиграть время.

Он вырвал из книги несколько страниц – на тот случай, если Ласло не поверит ему на слово, – выбрав такие, чтобы недостача по крайней мере не бросалась в глаза. У преследователей вряд ли имелся полистный перечень документов, которые везла связная, и если на первый взгляд все будет на месте, возможно, они будут удовлетворены.

Осторожно, стараясь не оставлять следов. Козодой и Танцующая в Облаках пробрались туда, где лежало тело; там все оставалось по-прежнему. Выбрав в стороне достаточно укромное место. Козодой открыл кейс и разбросал его содержимое вокруг. Пустую шкатулку он забросил в кусты, старательно удалив все отпечатки пальцев с нее и с кейса; с бумагами он возиться не стал: как опытный исследователь Козодой знал, что если какой-то вывод напрашивается сам собой, то мало кто станет тратить время на поиски малозаметных изъянов в общей картине. В конце концов, каждый историк – прежде всего детектив.

– Надеюсь, все будет выглядеть так, словно бы кто-то случайно наткнулся на тело, потом взял ящик, осмотрел его, выбросил бумаги, потому что не смог их прочесть, а драгоценности забрал с собой, – объяснил он. – Вполне правдоподобно. Если ее не найдут еще несколько дней, погода и звери поработают на нас, придав моей версии еще большую достоверность.

Они вернулись в его жилище. По обычаям хайакутов молодожены после свадьбы уединялись в глуши, и он рассчитывал, что на первое время это объяснит его отсутствие.

Из достижений цивилизации он решил взять с собой только карандаши, бумагу, комплект запасной одежды и походную посуду. У Танцующей в Облаках вещей было еще меньше, и обернутый одеялами тюк с их имуществом, служащий одновременно балластом, не грозил перегрузить каноэ. Танцующая в Облаках наготовила еды, сколько смогла, но в основном провизию им предстояло добывать по дороге. Для этого требовались по меньшей мере нож, лук со стрелами, копье и неизменный кремень с огнивом.

Свои изделия Танцующая в Облаках раздарила Четырем Семействам, оставив себе лишь две головные повязки с ярким узором. Одну она дала Козодою, другую надела сама. Закончив приготовления, они сели на его постель, и тут, повинуясь внезапному побуждению, он обнял ее, привлек к себе и поцеловал. Она прижалась к нему, подняла голову, и вот – свершилось. Впервые за все это время они целовались и держали друг друга в объятиях.

Танцующая в Облаках, без сомнения, превосходила Козодоя в житейских делах, но у нее почти не было опыта в любви, а он, хотя и долгое время пробыл без женщины, обладал довольно значительными познаниями в этой области. Она сдалась и позволила ему вести себя, а потом они заснули на соломенной постели, слишком узкой для двоих, и оба были счастливы.

На следующее утро в ней что-то изменилось: она стала как-то мягче, нежнее и словно светилась изнутри. А Козодой уже не чувствовал безнадежности, столь естественной в сложившихся обстоятельствах. Он знал, что сделал верный выбор, и надеялся, что и она тоже.

– Ты не жалеешь? – осторожно спросил он.

– Если бы мы умерли прямо сейчас, я умерла бы счастливой. И так может быть каждую ночь?

– Если двое любят друг друга, то да. Но у нас впереди долгий и трудный путь. Иногда мы оба будем слишком усталыми.

Она рассмеялась:

– Значит, станем делать это по уфам. Пойдем посмотрим, как ты управляешься с каноэ.

Для начала оно опрокинулось. Конструкция суденышка была превосходно продумана, однако требовала не только уверенного владения веслом, но и тщательного размещения груза. Хотя в утреннем воздухе и ощущался осенний холод, они разделись, чтобы не промочить одежду, и, как оказалось, не зря. В это утро им поневоле пришлось принять еще несколько холодных ванн и много раз вытаскивать перевернутое каноэ на берег. Правда, с каноэ им повезло – оно не тонуло.

Однодневной практики было явно недостаточно для такой коварной реки, как Миссисипи, но задерживаться было еще опаснее. Они решили отплыть на следующий день. Капитаном, разумеется, была Танцующая в Облаках.

Весь вечер в отдалении погрохатывал гром, но рассвет выдался необычайно теплым и солнечным, словно и не осенним. Они попрощались с Четырьмя Семействами, стараясь, чтобы это не выглядело как расставание навеки. Танцующая в Облаках с радостью обнаружила, что к ней вновь стали относиться с определенным уважением. Знахарь подарил молодым несколько амулетов и магические краски, которые должны были отгонять злых духов и оберегать их брак, и наконец они смогли отплыть. Был уже полдень, и, понимая, что до заката им все равно не удастся покрыть достаточно большое расстояние. Танцующая в Облаках предложила особо не спешить, а лучше лишний раз попрактиковаться и по крайней мере почувствовать, что их одиссея действительно началась.

Она вновь упаковала верхнюю одежду и показала Козодою еще одно свое произведение: две набедренные повязки – расшитые пояса, с которых свисали полосы землисто-коричневой шерстяной ткани длиной чуть меньше метра. Этого было достаточно, чтобы соблюсти приличия, и в то же время помогало сберечь остальную одежду от воды и дождя.

Кроме того, она взяла магические краски и разрисовала ими свое лицо и лицо Козодоя.

Поначалу все шло совсем неплохо. Они быстро поймали течение и не торопясь поплыли на юг, работая веслами, лишь когда возникала необходимость обогнуть препятствие или мель. Они понятия не имели, с какой скоростью плывут, но река была спокойной, погода – хорошей, и они радовались жизни.

Реки служили главными торговыми артериями Северной Америки, по которым священный камень для трубок доставлялся из Миннесоты в вигвамы востока и юга; в обратном направлении везли тонко обработанные драгоценные камни, священные тотемы и табак, без которого не обходился ни один ритуал в племенах восточного происхождения.

Козодой и Танцующая в Облаках встречали другие каноэ, идущие вверх по течению, иногда довольно большие и тяжело груженные, а временами их обгоняло попутное суденышко, стремительно и уверенно скользящее по воде. Впрочем, никто не искал с ними беседы и, если не считать приветственного взмаха руки, не обращал на них особого внимания. По неписаному закону на реке поддерживался строжайший нейтралитет.

Хорошая погода продержалась три дня, а потом по небу покатились валы густых облаков, и зарядил нескончаемый холодный дождь. Они были вынуждены пристать к берегу и, устроив у толстого дерева навес из самых больших одеял, ждать, пока пройдет ненастье. Было сыро и неуютно; к тому же их скудные запасы угрожающе таяли, и хотя Козодой отыскал несколько яблонь, прожить на одних яблоках было невозможно, а использовать драгоценности без особой необходимости ему не хотелось: это было слишком рискованно. Разумеется, они могли охотиться, но земля была слишком мокрой, чтобы разложить костер, и добычу пришлось бы есть сырой.

Танцующая в Облаках оказалась необычайно изобретательна. Насадив дождевых червей на тонкие лозы, она затопила их на мелководье, пригрузив небольшими камнями, и часами неподвижно стояла по бедра в воде, пристально глядя в мутный поток. Внезапное, неуловимо быстрое движение – и ее копье появлялось из воды с бьющимся на нем крупным сомом. Козодой попробовал проделать то же самое и едва не проткнул себе ногу.

Пойманных рыб она разделала ножом, но есть их пришлось сырыми, и Козодой обнаружил, что его это нисколько не заботит, хотя еще недавно содрогнулся бы от одной лишь мысли об этом. Он менялся с каждым днем и не просто загорел, похудел и окреп: перемены происходили и на более глубоком уровне. Прежде всего он перестал видеть сны о Консилиуме; на смену им пришли мирные сновидения: строительство хижины, охота, любовь… Даже проснувшись, он только усилием воли мог возвратиться мыслями к своему положению. Мир, из которого он пришел сюда, казался холодным, чуждым и почему-то не просто нереальным, но нежеланным.

Конечно, это действовал темплет, но раньше это не проявлялось с такой силой. Впрочем, раньше ему не доводилось и жениться на женщине из этой культуры и уединяться с ней в глуши; в прошлые рекреации он просто отбывал положенное время, пока не получал право вернуться к своей подлинной жизни. Теперь же он не просто думал на хайакутском, он думал как прирожденный хайакут, словно бы старый Козодой неприметно умер и на смену ему пришел другой, который никогда не покидал своего жилья и не бывал в иных мирах. С каждым днем прежняя жизнь становилась все более невообразимой и призрачной. Даже дождь и грязь уже не так докучали ему, как прежде. Танцующая в Облаках молча лежала рядом, положив голову ему на плечо.

– Скажи, изменился ли я за последние дни? – спросил он, не совсем понимая, почему это так его беспокоит.

– Нет, муж мой, – тихо ответила она. – А ты чувствуешь, что изменился?

– Я.., мои мысли полны тумана. Мне трудно вспоминать.

– Что вспоминать, муж мой?

– Свое прошлое, свои знания, свою работу. Даже Четыре Семейства уже стали забываться.

– Какие Четыре Семейства?.. – сонно спросила она. Что-то холодное, словно струйка тумана, вползло ему в душу.

– Ты что-нибудь помнишь? Ты помнишь, как мы поженились?

– Я.., я… – Она внезапно смутилась. Он резко отодвинулся от нее и встал:

– Поднимайся! Мы должны немедленно плыть дальше.

Она смутилась еще сильнее:

– Плыть… Зачем? Я.., кажется, я не могу думать правильно…

– Именно поэтому! Пошевеливайся! Скорее! Каждое движение отнимало уйму сил, но в конце концов они упаковали припасы, нагрузили каноэ и столкнули его в воду. Дождь был мелкий, но частый, и они уже основательно промокли. Сыростью еще можно было пренебречь, но туман и вздувшаяся река представляли серьезную опасность.

Похоже, гипнотическое поле не было настроено специально на них, и это отчасти успокаивало, но кто знает, насколько далеко оно простирается? Поле было слабым, почти неуловимым – вот почему оно застигло их врасплох и вот почему практически не влияло на движение по реке. Если бы погода не испортилась, они скорее всего проскочили бы его, даже не заметив, но остановка оказалась для них роковой. Только благодаря опыту Козодою удалось распознать его, но и то с опозданием.

Должно быть, это были два перекрывающихся луча, по одному на каждом берегу. Теперь, прислушиваясь к своим ощущениям, он понимал, что их лагерь скорее всего находился почти у самой границы поля, и сейчас каноэ движется прямо в его середину. Сканируемая площадь не могла быть очень большой и должна была охватывать лишь ненаселенные земли, где не было удобных мест для причаливания, иначе тот, кто поставил поле, рисковал перекрыть все движение по реке.

"Эта территория сенсибилизирована, – вспомнилось Козодою. – Выйти она не может".

Значит, это часть барьера, поставленного Валом. Он старался сосредоточиться, заставить себя думать на прежнем уровне, это был единственный способ бороться. Если это действительно барьер, рассчитанный на людей с определенной психикой, то почему он затронул и Танцующую в Облаках? Единственное предположение – его действие распространялось на всех, кто находился поблизости от потенциальной мишени, а те, кто был далеко, его просто не замечали.

Импульсы становились все сильнее. Танцующая в Облаках, сидящая впереди, уже перестала грести и застыла неподвижно. Козодой чувствовал, что погружается в безразличие, думать не было сил.

Течение медленно несло неуправляемое каноэ сквозь пронизывающий дождь.

* * *

Они пришли в себя только через несколько дней, оба исцарапанные, все в синяках, покрытые грязью и запекшейся кровью; в его памяти сохранились смутные картины того, как они лежат, подстерегая какую-то некрупную живность, вроде бобров или мускусных крыс, хватают их, разбивают им головы и жадно пожирают, словно звери – охотящиеся, убивающие, пожирающие, совокупляющиеся, спящие звери. Но теперь это прошло, и вот они сидят на берегу, грязные, совершенно голые, не имея ни малейшего представления, что делать дальше. Как ни странно, Танцующая в Облаках была поражена меньше, чем он, главным образом потому, что была не в состоянии представить себе, что случившееся с ними – дело человеческих рук. С ее точки зрения, их настигло заклинание злых духов и уже одно то, что они остались живы и пришли в себя, было победой, а следовательно, их положение не такое уж безнадежное.

– По крайней мере дождь перестал, – сказала она. Козодой вздохнул:

– Каноэ пропало, одежда пропала, оружия нет, драгоценности и доказательства исчезли.

– Я же говорила, что на этих камнях лежит проклятие. Не надо было брать их с собой.

Внезапно он почувствовал себя полнейшим болваном и мысленно отвесил себе здоровенного пинка: она была совершенно права, хотя, конечно, на свой лад. Вот на что наводился проклятый гипнолуч! Вал не мог настроиться на конкретного индивидуума, но он знал о кейсе, о документах и, конечно же, о драгоценностях. Поскольку связная вряд ли добровольно рассталась бы с ними, если хотела выжить, гипнолуч был настроен на них. Вот почему он не задел никого, кроме Козодоя и Танцующей в Облаках.

– В следующий раз я тебя обязательно послушаюсь, – согласился он. – Но все-таки – что же нам теперь делать?

– Прежде всего – вымыться, – бодро ответила она. – А потом пойдем вдоль берега – может, течением прибило что-нибудь полезное.

Он тяжело вздохнул:

– Прошло уже несколько дней. По-моему, не стоит на это рассчитывать.

– И все же попробуем. Все равно ничего другого не остается.

И опять, сама того не зная, она говорила верные вещи: теперь они были сенсибилизированы к барьеру, и если бы пошли вверх по течению, он вновь захватил бы их. Козодоя даже отчасти соблазняла такая перспектива – этакое безболезненное самоубийство: тот, кто достаточно долго подвергался воздействию поля, получал необратимые повреждения коры мозга. Конечно, не было никакой гарантии, что они уже их не получили, но вернуться означало бы окончательно и бесповоротно превратиться в животных.

Они помогли друг другу вымыться, а потом пошли вдоль реки, внимательно всматриваясь в прибрежные заросли. Почти на закате произошло невозможное.

Перевернувшись, каноэ, видимо, проплыло еще немного, но в конце концов течение прибило его к берегу, где оно и застряло в кустах. Немного потрудившись, они высвободили суденышко; оно, как ни странно, оказалось целым, но тюка с припасами и весел не было и в помине. Пытаться найти еще и их значило бы испытывать судьбу сверх меры, но все же они осмотрели порядочный участок берега вниз по реке и, ничего не найдя, в конце концов вернулись к каноэ.

– Весьма двусмысленное везение, – заметил Козодой. – Без весел мы далеко не уплывем, а у нас нет ни инструментов, ни умения, чтобы сделать их, даже если бы было из чего.

– Давай-ка лучше поищем какой-нибудь еды, пока еще светло, – ответила она. – А завтра займемся делами.

– Какими?

– Вытолкнем каноэ на середину, там безопаснее, и поплывем по течению, пока не встретим какого-нибудь торговца. Молодоженам, которым не повезло во время свадебного путешествия, никто не откажется помочь – как ты считаешь?

Он обнял ее и поцеловал:

– Что бы я без тебя делал!

– Ты умер бы здесь, муж мой, а без тебя и мне бы не было жизни.

Козодой объяснил ей – разумеется, на доступном для нее уровне, что на север возвращаться нельзя: злые духи запомнили их, и приближаться к ним снова опасно. Танцующая в Облаках согласилась с такими доводами, и они притаились за небольшим островком, а увидев большое каноэ, идущее вниз по течению, столкнули на воду свое суденышко и принялись звать на помощь.

Владельцы каноэ – старик с суровым, словно высеченным из камня лицом и молодой парень лет двадцати, не старше – были странно одеты и говорили на языке, которого Козодой никогда не слышал; взяв каноэ с двумя беглецами на буксир, они привели его к берегу.

При виде обнаженной женщины глаза младшего загорелись, но старший, резко одернув его, протянул Козодою и его подруге два одеяла. Козодой попробовал заговорить с ним на всех семи индейских языках, которые знал, но безуспешно. В ответ старик затянул литанию, в которой угадывались чокто, чикасо и еще с полдюжины языков меньших народов, но ни один из них не подошел. Наконец вмешалась Танцующая в Облаках.

– Эти мужчины – торговцы, – сказала она. – Значит, и разговаривать с ними надо, как с торговцами.

– Я не умею, – признался Козодой, понимая, что она имеет в виду. При более чем двух сотнях племен, говорящих на шестистах диалектах ста сорока с лишним языков, люди Северной Америки давным-давно придумали универсальный язык, состоящий из жестов. С его помощью могли договориться между собой даже ирокез из восточных лесов и нецперсе с западного побережья. Способ хороший, но Козодой им не владел.

В конце концов, историкам приходится иметь дело в основном с письменными свидетельствами.

– Мне кажется, я смогу сказать все, что нам нужно, – ответила она и завязала разговор со стариком, параллельно переводя, как умела, для Козодоя.

– Это ниовак, – сказала она. – С ним внук, который учится торговать.

Козодой понятия не имел о таком племени, но его название напомнило ему диалекты дальнего севера, которые не часто можно услышать на юге в это время года.

– Они спустились по реке от самой Ниобрары, – продолжала она, подтверждая его подозрения. – И держат путь в Таначапи, где у них какая-то торговая сделка. Он не сказал, какая именно.

– Даже представить себе не могу, – отозвался Козодой. – Впрочем, нас это не касается.

– Я объяснила ему, что мы недавно поженились и искали подходящее место, чтобы уединиться, но каноэ опрокинулось, и мы потеряли все свои вещи.

Козодой кивнул, но ничего не сказал, чтобы невзначай не испортить дело. Некоторые торговцы знали до полусотни языков, но притворялись непонимающими, чтобы извлечь свою выгоду.

– Спроси, где мы находимся.

– Он говорит, в двух днях пути к северу от Огайо. Он предлагает взять нас с собой, там есть селение племени ИЛЛИНОЙС.

– Поблагодари его за любезность и великодушие и прими предложение, – сказал Козодой и, осененный внезапной мыслью, добавил:

– Он торговец, и у него наверняка есть запасная пара весел. Спроси, не мог бы он одолжить их нам, чтобы мы могли плыть за ним следом.

Она так и сделала.

– Есть. Он клянет себя, что не подумал об этом сразу. Он говорит, что становится староват для этого занятия.

Старый торговец оказался не только благородным, но и изобретательным человеком. Первым делом он предложил растянуть рыболовную сеть, которая была у него с собой, между двумя каноэ, так что они смогли поесть, не трогая запасы старика.

Деревня Иллинойс оказалась довольно скромной, но, судя по основательным бревенчатым срубам, обмазанным глиной, строилась в расчете на будущее: место у слияния двух больших рек было чрезвычайно выгодным; здесь можно было пополнить запасы и узнать последние новости – разумеется, небесплатно. При первом же взгляде на местных жителей Козодой заподозрил, что те не брезговали и брать что-то вроде пошлины за проезд, а скорее всего просто-напросто занимались откровенным вымогательством. С виду они казались довольно миролюбивыми, но в этом разношерстном сборище людей, оторванных от своих народов, едва ли сыскался бы хоть один, готовый помочь кому-то исключительно по доброте сердечной. Драгоценности здесь были бы как нельзя кстати.

Их вождь, крепкий пожилой человек по имени Ревущий Бык, говорил на многих языках, включая диалект огалалла сиу, который был знаком Козодою.

– Та-а-ак, значит, с вами произошло несчастье во время свадебного путешествия. – Он сочувственно покивал головой. – Все пропало, кроме каноэ… И что же вы намерены делать?

– Мы ничего не можем сделать, пока у нас не будет одежды, собственных весел и хотя бы ножа, копья и кремня с огнивом, – честно ответил Козодой.

– И тогда вы вернетесь домой?

– Нет. Нам надо попасть на юг, где живет мой старый друг из племени каже. Я веду с ним кое-какие дела, и он еще не знаком с моей женой.

– Вот как? И как же его зовут? Я знаю кое-кого из этого племени. Время от времени у нас с ними тоже бывают дела.

– На языке сиу его имя означает Бегущий по Грязи, а каже произносят его примерно так. – Козодой постарался поточнее воспроизвести странно звучащие звуки.

– А! Я не знаком с ним, но много о нем слышал. Это один из ТЕХ. Что у тебя за дела с таким человеком?

– Я тоже один из ТЕХ, как ты выражаешься. Именно там мы и познакомились.

Ревущий Бык подозрительно нахмурился:

– Терпеть не могу, когда люди из Консилиума пытаются разнюхать что-то здесь, – на моей земле. Ты ведь пришел сюда именно за этим, так?

– Я более не состою в Консилиуме, как и он. Мы оба ушли оттуда по одной и той же причине, только я добровольно, а он – нет. Я влюбился в женщину, которая стала моей женой, и решил, что лучше мне остаться здесь, чем брать ее с собой в Консилиум. Честно говоря, я просто устал от Консилиума. А Бегущий по Грязи любил многих женщин. Некоторые из них были женами больших вождей в Консилиуме, и однажды он попался.

Вождь иллинойс разразился оглушительным хохотом, вполне подходящим к его имени. Наконец он успокоился и вернулся к делу.

– Это не так-то просто, – с деланным безразличием заметил он. – У нас есть все, что тебе нужно, и даже более того, но мы же торговцы. Что будет, если пойдут слухи, что мы раздаем свои товары задаром? Скоро каждый подумает, что может поживиться за наш счет. Ты знаешь, как это бывает.

Козодой вздохнул:

– Да, похоже, в чем-то ты прав. – Он сделал вид, что задумался, хотя разработал план действий еще на пути сюда. – У нас действительно осталось только каноэ, но оно прочное, остойчивое, хорошей работы и наверняка стоит того немногого, что я прошу.

– Ха! А на чем же вы тогда поплывете?

– Попробуем устроиться к кому-нибудь из проезжающих, а если не выйдет, отправимся пешком.

– Нет. У меня здесь сотня каноэ, и всего двадцать человек, которые умеют с ними обращаться. Новые каноэ мне не нужны. Подумай еще.

– Я не вижу ничего другого.

– Только глупец попрется на юг лишь затем, чтобы представить старому друг хорошенькую молодую жену. Я вижу, тебе очень нужно добраться до этого человека, – с проницательным видом сказал Ревущий Бык. – Мне кажется, что ты не так уж окончательно развязался с Консилиумом, как говоришь. Вот что я тебе скажу. Ты получишь крепкую одежду, оружие, припасы, и к тому же я дам тебе проводников. Хорошая обувь, надежное копье, стальной нож и охрана в пути – по-моему, неплохо?

Козодой почуял неладное:

– И какова твоя цена?

Ревущий Бык нагнулся к нему и понизил голос:

– Друг мой, будем честны между собой. Я уже очень долго живу здесь, на перепутье, и повидал всякое. Не раз здесь проходили люди, которые думали, что в состоянии одолеть Систему. Они были очень похожи на тебя, хотя принадлежали к разным народам и направлялись в разные места. За здорово живешь никто не уходит из Консилиума. Одних просто выбрасывают, и этим еще повезло, как твоему другу, а другие возвращаются с поврежденным рассудком, и таких значительно больше. Может быть, ты действительно ушел из Консилиума, но и хайакутов покинул навсегда. Я это чую. А раз так, значит, ты знаешь что-то такое, о чем и подумать страшно. В твоем положении никакая цена не может считаться слишком высокой. А я всего лишь торговец.

– Продолжай, – нервно сказал Козодой.

– Есть одна вещь, которой мне всегда недоставало. Наши женщины хороши, но они принадлежат и моим людям тоже. Отдай мне свою жену, и за пять дней я доставлю тебя целым и невредимым в жилище Бегущего по Грязи.

– Я люблю ее и, кроме того, обязан ей жизнью. Она не предмет для торговли. Скорее мы пустимся вплавь голыми.

Ревущий Бык усмехнулся:

– Можешь попробовать прямо сейчас, сынок. В глубине души ты знаешь, что тебя ожидает смерть – а значит, и ее. А так и ты постараешься выполнить свой долг, и она останется в живых. По-моему, это вполне честно.

– Да, она останется в живых – рабыней в Иллинойсе.

Вождь пожал плечами:

– Все, что с нами случается, предначертано Великим Духом. Сделав выбор, ты создал свою судьбу, и она привела тебя сюда. Теперь настала пора выбирать снова.

– А если я откажусь?

– Листья начинают опадать. С севера идет холод, и он будет становиться все сильнее. Я не лишен сострадания. Вы можете спать в хлеву, и я прикажу подобрать вам что-нибудь из одежды, благопристойности ради, хотя, боюсь, от холода это не спасет. Корм для животных сгодится и человеку, если выбрать хорошенько. Ступай – и подумай над моим предложением. Но предупреждаю тебя, если вас поймают на самой мелкой краже, мое покровительство тут же закончится, и оба вы превратитесь в рабов. – Вождь ухмыльнулся. – Большего я не могу для тебя сделать.

Это было поистине так.

"Что-нибудь из одежды" оказалось двумя кусками кожаного шнура и старыми тряпками, которыми можно было едва прикрыть наготу. Всем жителям деревни было запрещено заговаривать с ними, и, следовательно, о том, чтобы подыскать себе союзника, не могло быть и речи.

Они жевали подгнившие, червивые яблоки и обсуждали свое положение. Козодой рассказал Танцующей в Облаках о предложении Ревущего Быка.

Она выслушала его с серьезным лицом, но ничуть не удивилась и, помолчав, сказала:

– Прежде всего надо хорошенько все взвесить. Оставаться здесь надолго нельзя. Можем ли мы надеяться на милосердие других торговцев?

Козодой покачал головой:

– Нет. За нами постоянно следят, и никто из проезжающих не рискнет взять нас с собой, потому что торговцев мало, а воинов в деревне много. Первая забота торговца – это его торговля. Бежать отсюда бессмысленно. Даже если нам это удастся, придется подниматься по берегу Огайо, а это значит, что потом мы волей-неволей опять поплывем мимо этого места. Переплывать же любую из двух рек крайне опасно; там, где они сливаются, вода буквально кипит, и к тому же они слишком широки, во всяком случае, для меня.

– Можно просто столкнуть в воду наше каноэ и вверить себя духам реки.

– Без весел нас тут же опрокинет; и когда нас вытащат, договориться уже не удастся. Она подумала еще немного:

– Быть может, этот вождь удовлетворится меньшим? Он подозрительно взглянул на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Судя по луне, срок моих месячных уже почти прошел. Сейчас, наверное, безопасное время. Может быть – ночь в его постели в обмен на два весла?

– Нет!!! И не думай об этом! Он только еще больше распалится, а мы полностью в его руках. Он не отнял тебя сразу исключительно потому, что у них тут существует какой-то извращенный кодекс чести, но полагаться на него во всем – глупо. Он кичится тем, что поступает честно, но с женщиной торговаться не станет. Это бесполезно.

Танцующая в Облаках вздохнула.

– Значит, остается только сражаться, – решительно сказала она.

Загрузка...