Глава 14. Очередь хода

Шум на мгновение стих, затем снова раздались крики. Опять тишина. Рубящий удар — и короткий пронзительный вопль. И снова тишина. И снова звуки сечи.

Рас соскочил с дерева, скользнул с крутого илистого откоса. Ноги мгновенно увязли в почве, казавшейся на вид вполне твердой. Вырывая их из цепкой хватки ила, Рас с трудом побрел вперед, надеясь, что чавкающие звуки, издаваемые болотом, не привлекут внимания сражавшихся. А у тех хватало пока и своих забот. На полпути к островку и Рас оставил посторонние заботы — полужидкая грязь добралась до пояса, а под ногами ничего твердого и не намечалось. Юноша начал тонуть.

В первый миг Рас был охвачен паникой. Затем, вспомнив наставления старого Юсуфу, подавил желание трепыхаться и вырываться из смертельных объятий силой, опрокинулся, широко раскинув ладони, на спину. Брошенное Расом копье затонуло мгновенно. Зато ноги начали освобождаться. Рас стал загребать ладонями, стараясь освободить ноги до конца, чтобы затем их выпрямить на поверхности. Его тело продолжало тонуть, но теперь, слава Богу, куда медленнее.

Следующим движением Раса стала попытка избавиться от лука с колчаном, особенно от колчана, который, наполнившись жижей, камнем тянул на дно. Голова юноши почти скрылась под поверхностью, пока он скидывал со спины амуницию. Колчан канул в бездну за мгновение, лук отстал от него ненадолго. Потеряв устойчивость, Рас сильнее ощутил жадную хватку топи и стал погружаться быстрее. Отчаянно извернувшись, он снова оказался на спине и сумел раскинуть руки и ноги. Вмятина в трясине, из которой он едва вырвался, быстро затянулась.

Липкая пленка болотной жижи покрывала тело юноши полностью. На зубах скрипел песок, легкие задыхались от смрада сродни запаху смерти. Это покойники со дна топи посылали Расу свой гнилостный привет.

А над головой вовсю сияло солнце. От бесконечно далеких теперь деревьев доносились птичьи трели и неумолчная болтовня обезьян, занятых обычными повседневными делами: поиском пропитания, испражнением, любовью, присмотром за детворой и извечной перебранкой. Большой черный ворон летал над Расом кругами и злобно каркал. С мрачным удовлетворением Рас уголком сознания отметил, что на обед этому трупоеду уж точно никак не попадет.

Но не погибать же в самом деле!

Сумка из шкуры антилопы, плотно привязанная к поясу Раса, несмотря на содержимое, служила неплохим поплавком. Нож на поясе, правда, тянул Раса вниз, но от него юноша мог избавиться и позже, когда вовсе никакого выбора не останется.

Он снова перекатился, выдернув притонувшее тело и стараясь держать при этом к берегу. Распластался, перевел дыхание, снова перекатился, и еще раз, и еще — пока не добрался до мест, на вид более надежных, где малость передохнул. Сумка слегка затрудняла движения, но с этим следовало мириться.

Вот когда Рас и услышал адресованный ему оклик. Приподняв голову, увидел справа в отдалении Гилака, шагающего по поваленному стволу — своего рода мостику между болотными кочками. В правой руке тот держал окровавленный по самую рукоять меч, в левой болталась отрубленная голова.

Рас удвоил усилия и, когда был уже в состоянии подняться на ноги, обнаружил Гилака стоящим на бережке, прямо над собой.

— Рас Тигр! — улыбаясь, воскликнул король.

— Гилак, король шарикту! — улыбнулся в ответ Рас.

— Нет, еще не совсем пока король — пока не убью претендентов, всех до последнего, — сказал Гилак. — Из четверых, стремившихся получить мою голову и волшебный меч в придачу, мертвы лишь трое. Две головы я спрятал в дупле. Ты видишь третью. Остался последний. Что-то он припозднился.

Рас оказался в невыгодном положении. Почти по колено в трясине, он не мог ни отпрыгнуть, ни как следует уклониться от удара. Оставалось выхватить и метнуть нож, но Гилак вполне мог успеть залечь при первом же движении руки к липкой и скользкой рукоятке. И тогда безоружного Раса на косогоре будет точно ожидать встреча с мечом. Можно было еще сделать вид, что собираешься метнуть нож, а затем, пока король не раскусил розыгрыш, поспешить на берег. Но и на это недоставало времени — слишком вязким был путь на сушу.

— Что ты собираешься делать? — спросил Рас.

Гилак задумался. Голова, свисавшая за длинные волосы из его руки, очень походила чертами на самого короля: такой же узкий череп, такое же вытянутое лицо, пушистые брови, огромные, точно цветочные лепестки, ресницы, тонкий орлиный нос, выступающая верхняя губа и долгий раздвоенный подбородок. С закрытыми глазами и — на удивление — захлопнутым ртом, лицо это своим удрученным выражением напоминало мыслителя, ввергнутого в раздумья о неизбежности смерти. Капли крови из рассеченной шеи все еще падали на траву.

Наконец Гилак очнулся от раздумий:

— Что же мне делать с тобой?

Что бы там король себе ни решал, ему следовало поспешить — топь продолжала затягивать Раса. И хотя скорость, с которой он погружался, уступала давешней, дальше от берега, через несколько минут Рас мог скрыться с головой.

Гилак не мог этого не видеть, но процедил неторопливо:

— Эта топь поглотила множество животных и немало людей. На дне ее живет ужасный и могучий бог со своими двумя женами. Он редко позволяет жертве ускользнуть. Ты, похоже, выбрался — по крайней мере жив до сих пор. Или же ты любимец богов, или из породы счастливцев. А может, и то и другое разом. Ты, помнится, говорил, что твой отец — божок… как его там?

— Игзайбер, — ответил Рас. — И не божок, а Бог!

— Конечно, Бог ведь един, — сказал Гилак. — Но он принимает столько обличий и во всех существует одновременно. Ты способен это понять? Этот меч, например, — бог. И я тоже бог, хоть и смертен. Однако я здесь не затем, чтобы вести с тобой религиозные диспуты.

— Зачем же ты здесь в таком случае? — спросил Рас.

— Если тебя зарубить и прихватить твою голову, мой народ будет поражен моим могуществом. Меня признают воистину величайшим из королей. Менестрели сложат обо мне песни, а народ будет распевать их до самого конца света, когда небо расколется на куски голубого льда и Великий крокодил уведет благочестивых за лед и пламя, в край изобилия и вечных войн, где можно весь день биться всласть и даже пасть мертвым, а к вечеру восстать из павших и насладиться райской пищей и любовью искуснейших женщин.

— Любопытная мысль, — отметил Рас.

— Ни один король со времен Табуката Великого не убивал демона, — провозгласил Гилак.

— Но вонсу называли меня духом, — сказал Рас.

— Ты смертен, стало быть, демон, а не дух! — уверенно заявил король.

— А какая между ними разница? — спросил Рас. — И откуда тебе знать, что я смертен? Ты видел меня мертвым? Разве не выжил я после укуса зеленой болотной гадюки, разве не задушил леопарда голыми руками, разве не уцелел после удара молнией? С чего ты взял, что я смертен?

Рас болтал, чтобы выгадать время, хотя и знал, что ни затянуть беседу надолго, ни уклониться от нее не удастся. Он лихорадочно оценивал шансы попасть в Гилака ножом — единственное, что оставалось. Но, хотя он и был сейчас почти что на ногах, провоцировать Гилака на ответные действия не хотелось. Лучше потянуть минуту-другую.

Гилак улыбнулся:

— Я видел, как ты порезался, когда строил мне дом. Духи не кровоточат, лишь демоны, и кровь у них зеленая и кипящая.

— Но у меня кровь красная и не кипит.

— Это наваждение, чтобы одурачить меня. Тебе просто не хватило волшебства, чтобы скрыть от меня и сам порез.

Рас пожал плечами. Все, кого он только знал, всегда придумывали оправдания собственным поступкам.

— А вот что тебя занесло сюда? — продолжал Гилак. — Может, скрываешься от вонсу, которых допек своими похождениями? Или же на болото привела тебя нелепая идея стать королем шарикту?

— Все вонсу, кроме одного, погибли, — ответил Рас и описал случившееся.

Это потрясло Гилака.

— Все погибли? — недоверчиво пробормотал он. — Невероятно. И очень печально. С кем мы станем теперь воевать? У нас не осталось больше врагов — кроме одного тебя.

— Я не враг вам, — бросил Рас. — Разве что станешь на этом настаивать. Но лучше бы тебе не забывать о Птице Бога. Думая, что вонсу хотят меня убить, она истребила их всех до единого. Игзайбер, мой отец, присматривает за мной. Заметь Он, что какой-то шарикту собрался убить меня или даже просто замыслил подобное, или хочет взять меня в плен…

Гилак видел Птицу за последние двадцать лет множество раз, но никогда близко. Он не называл ее Птицей Бога. Для шарикту это был сам бог — воздушный бог Фаалтанх.

Рас заметил, что ворон, летавший над головой, пока он барахтался в трясине, вернулся и уселся на ветке над Гилаком. Видимо, его надежды отведать расовой плоти ожили вновь, а может быть, он вожделел голову, болтавшуюся в руке короля. Как бы там ни случилось, чем бы ни закончился разговор, кто бы ни победил, ворон никогда не останется внакладе. Жизнь у пожирателей падали вообще в джунглях легка, их беспокоят разве что другие трупоеды — покрупнее.

— Что-то не верится, — протянул Гилак, — что боги могут печься о тебе сильнее, чем о любом из шарикту, а в особенности о короле. Кроме того, у меня в руках божественный меч — уж он-то защитит от любой напасти.

— Не защитил же он твоего предшественника! И не помог тебе избежать плена у вонсу, — парировал Рас. — А вдруг он изменит тебе и сейчас, вдруг он решил сменить хозяина?

Гилак, ошарашенный таким предположением, призадумался глубоко и надолго. Рас незаметно вытащил ноги и чуточку передвинулся. Сейчас трясина была лишь по щиколотку, но быстро наверстывала упущенное.

Гилак объявил непререкаемым тоном, как нечто раз и навсегда установленное:

— Ты не шарикту. Божественный меч никогда не дастся тебе в руки.

— Позволь мне выйти на берег, и мы это обсудим, — предложил Рас.

— Нет. Это было бы смешно и нелепо. Полагаю, мы сделаем вот что…

Над головой Гилака оглушительно каркнул, взлетая с ветки, ворон. Гилак вздрогнул и запнулся.

— Обернись, быстро! — воскликнул Рас. Он еще не увидел там никого — просто знал: ворон не из тех птиц, что тревожатся понапрасну.

Гилак нырнул в сторону. Где-то за ним раздался воинственный клич шарикту, и король скрылся за косогором. Рас не стал терять даром время; выбравшись из трясины, поднялся по склону и осторожно выглянул за край. Гилак бился с воином, вооруженным гигантской дубиной. Густо покрытый металлическими шипами, ее набалдашник был выточен, казалось, из древесины самой твердой породы — меч, ударяясь о него, оставлял лишь едва заметные зазубрины. Обладатель чудовищной палицы был ростом с Гилака, но моложе и как будто покрепче. Чертами он напоминал и короля, и срубленную голову. Та, брошенная в спешке Гилаком, валялась теперь на краю откоса. Веки от удара приоткрылись, и она бессмысленно пялилась в небо.

Рас подумал, что, будь он на месте Гилака, он бы и голову использовал как оружие — метнул бы во врага, прежде чем броситься в атаку. Или, дождавшись, когда тот приблизится, швырнул бы голову тому точно в лицо.

Рас, очистив от тины руки и нож, а затем и ноги, принялся терпеливо ждать исхода. Поединок принял тем временем характер некоего ритуала — так, во всяком случае, казалось Расу. Претендент на престол взмахивал дубиной, Гилак отражал удар мечом. Затем претендент, вместо того чтобы нанести прямой колющий удар в незащищенную грудь противника, отступал и вежливо ожидал. Теперь наступала очередь короля — он поднимал меч, противник подставлял дубину, и все повторялось.

Оба бойца глухо вскрикивали при каждом ударе. Темная их кожа лоснилась, некогда белые одежды потемнели от пота. Через какое-то время Расу стало очевидно, что король уступает — его измотали предыдущие схватки, отняли слишком много сил; и неудивительно — при таком-то методе поединка.

— Да заколи ты его! — не выдержал Рас. Гилак не обратил на совет никакого внимания. — Вспомни, что у меча есть острие! — добавил Рас.

Но прислушиваться к советам было уже поздно — противник прижал Гилака к дереву. Еще два-три удара дубиной, и его слабеющие руки выпустят меч. Тогда, мелькнула у Раса мысль, Гилак выпрямится, точно дерево за его спиной, чтобы достойно принять последний, смертельный удар. Это казалось Расу отвратительным. Смертельный поединок — не время для соблюдения ритуала или иных условностей. Тут следует пользоваться любой возможностью выжить и победить и пускать в ход любые уловки.

Наконец меч вывернулся из кисти Гилака, и король замер как завороженный. Он стоял, не уклоняясь и глядя прямо перед собой в ожидании смерти. Если его благородная поза и могла вызвать восхищение, так только не у Раса. Юноша не мог позволить экзекуции свершиться.

Рас схватил тяжелую ветку и стал подкрадываться со спины к победителю. Юноша передвигался бесшумно, противника встревожил не шум — переменившееся лицо короля. Извернувшись, претендент взмахнул дубиной и бросился в атаку. Уронив бесполезную ветку, Рас перебросил нож из левой ладони в правую и мгновенно метнул. Сдавленно вскрикнув, шарикту рухнул на бок. Перевернув его на спину, Рас выдернул из-под ложечки лезвие.

— Я мог бы убедить его и словами, будь у меня чуть больше времени, — виновато сказал Рас.

Гилак не отозвался. Рас объяснил себе его молчание шоком, в который поверг короля неожиданный исход поединка. Видимо, возвращение из тех мест, где Гилак уже стоял одной ногой, требовало времени. А может, король просто не представлял пока, как быть и как действовать дальше. Он даже не попытался подобрать меч, а когда это сделал Рас, лишь пробормотал что-то невнятное.

— Еще будут претенденты? — поинтересовался Рас. Гилак кивнул. Такое движение головой означало у шарикту отрицание.

— Я спрашивал тебя недавно, что ты собираешься делать?

Король соскользнул спиной по стволу дерева на корточки:

— А разве ты не собираешься меня убить?

— Отнюдь нет, разве что вынудишь!

— Я не могу вернуться назад королем. Я вообще не могу вернуться назад. Я утратил меч снова и я…

— Но теперь-то он опять у тебя, — сказал Рас. Он повертел меч, взвесил его, восхищаясь длиной, упругостью и остротой, всмотрелся в загадочные письмена на эфесе, затем вонзил меч в землю перед Гилаком. — Вот ты и король!

— Это не по закону, — отозвался Гилак.

— По закону, не по закону! Что ты каркаешь, точно ворона! — рассердился Рас. Он присел на корточки лицом к лицу с Гилаком. Глаза короля блестели от слез. — Да не горюй ты так! Посмотри на дело иначе. Ваш волшебный меч — это бог, верно? И он определяет, кому стать королем, точно? Так теперь он в твоих руках, а все соперники мертвы. Стало быть, меч и определил тебе оставаться королем.

— Я плачу совсем о другом. Я оплакиваю гибель моего любимого младшего брата Танапа. А также, — Гилак указал на отрезанную голову, — гибель моего двоюродного брата Гапака. И смерть двух других — они мои племянники. Я так любил их всех. А пройдет совсем немного лет, и мой сын Тинап покусится на мою жизнь.

— Если они любили тебя так же, как ты их, зачем же им пытаться тебя убить? — удивился Рас.

Вздохнув, Гилак тяжело поднялся на ноги и выдернул меч из земли.

— Таков обычай шарикту — воин должен идти на болото, чтобы попытаться убить своего короля. Я сам убил моего отца, почти на этом же месте, много лет тому назад.

Гилак поднял меч и обрушил его на шею Гапака. То ли лезвие затупилось, то ли Гилак был еще слаб от горя и поединков, то ли все вместе взятое — понадобилось еще два удара, прежде чем голова отделилась от туловища. Гилак поднял за волосы обе головы и, с головами в одной руке, а мечом в другой, зашагал прочь. Рас отправился следом. Они обогнули топь, перебрались через поваленный ствол и вышли на открытое пространство. Здесь лежали бок о бок еще два обезглавленных тела Гилак, все еще со слезами на глазах, достал из ближайшего дупла их головы. Затем связал их все вместе за волосы, перекинул через плечо свою страшную ношу и отправился на запад. Рас шагал слева от него, беспокоясь, чтобы не оказаться в пределах досягаемости меча.

— Ты не станешь хоронить тела погибших? — поинтересовался Рас. — Так хотя бы утопи их в болоте.

— Я отправлю за ними рабов. Затем возглавлю похоронную церемонию — я ведь еще и верховный жрец, — после которой тела принесут в жертву Бастмаасе.

— Ах да, вашему крокодильему богу.

— Богу в крокодильем обличье, — строго поправил Гилак. — Помнится, я тебе немало о нем рассказывал, когда… гостил у тебя.

Гилак сопроводил свои слова таким особенным взглядом, что Рас задумался, уж нет ли тут скрытого смысла. Затем сказал:

— Я вверяю себя под твою защиту.

— Можешь не сомневаться, я буду вести себя, как подобает королю, — отозвался Гилак.

— Ты, по-моему, не слишком-то благодарен мне за спасение собственной жизни, — заметил Рас. — Знай я заранее, что причиню тебе столько хлопот и огорчений, то не стал бы и вмешиваться.

— Это все лишь потому, что подобного еще никогда не случалось. Но я как-нибудь выкручусь. А ты, пожалуй, лучше пока никому не рассказывай, как все происходило на самом деле. Не хотелось бы лгать своим подданным, даже для их же собственного блага. Сейчас в этом нет необходимости. Я просто покажу голову Гапака — выводы пусть делают сами.

Пройдя с милю вброд по болоту, они достигли более высокой сухой местности. Дальше пошли по извилистой тропке через густой лес. Выйдя на более открытое пространство, оказались неподалеку от берега реки, вытекавшей из болота. Отсюда местность начала плавно понижаться.

Пришлось пройти еще через одну густую рощу, прежде чем снова оказаться у реки, продолжавшей откалывать свои причудливые коленца. Рас с королем взобрались на высокий холм, с которого открывалась чудесная панорама на несколько миль окрест. Река неожиданно раздавалась вширь, образуя озеро в форме сердечка. По голубой глади скользило множество лодок с рыболовами, облаченными в белые одежды. У дальнего берега розовым облаком колыхалась большая стая фламинго. Единственный небольшой, но холмистый остров, расположенный ближе к северному берегу, нарушал симметрию озера. Вершину островка-горы венчало круглое каменное сооружение без крыши, выбеленное в этот безоблачный день яркими солнечными лучами.

— Дом Бастмаасы, — указал на него Гилак. — Покойные будут перенесены туда, Бастмааса их съест, и в его чреве их души совершат переход в подземный мир.

Справа от берега на крутом холме стояло здание, крупнее которого Рас в своей жизни не видывал. Сложенное из больших темно-серых каменных плит, округлое по форме, из крыши вздымались к небу четыре высокие башни — сообразно сторонам света.

Между восточным склоном холма и берегом озера располагалось множество строений поменьше. Гилак пояснил, что это город, в котором живут мастеровые, рыболовы и рабы шарикту. Возделанные поля простирались на несколько миль вокруг холма с замком. Зелень посадок пересекали темные дорожки и голубые оросительные каналы, соединенные с озером.

Рас был потрясен. Он представлял себе небольшую огороженную деревушку с полем, подобную деревушке вонсу. Гилак, будучи пленником, много чего порассказывал о шарикту, но, видимо, далеко не все. И теперь Рас сообразил, почему Гилак добросовестно отвечал на все вопросы, а те, по существу, касались лишь языка и обычаев шарикту, взаимоотношений с окружающим миром. О том, как выглядят жилища и иные плоды трудов шарикту, Рас спрашивал мало, разве что речь заходила об искусстве или музыкальных инструментах.

Спустившись по склону, Гилак с Расом оказались вскоре перед сторожевой вышкой — платформой, воздвигнутой на высоких бамбуковых подмостях. Два воина в белых балахонах и конических оранжевых шлемах свиной кожи, вооруженные копьями и большими круглыми щитами, обитыми кожей гиппопотама, при виде короля скрестили в знак приветствия копья, но, заметив Раса, вытаращили глаза и разинули рты. Гилак раздраженно поинтересовался, не утратили ли они разум. Как следует встречать короля-триумфатора, возвращающегося с Великого болота со славной победой?

Часовые вмиг ожили, глаза вернулись в орбиты, а рты захлопнулись. Один принялся бить в большой барабан, другой ссыпался по лесенке и, преклонив перед королем колено, бросил к его ногам копье. Поднимаясь, воин снова метнул взгляд на Раса, и его снова затрясло. Подавить клацанье зубов и успокоиться ему удалось далеко не сразу. Лишь после резкого окрика Гилака воин развернулся и возглавил триумфальный марш короля к замку.

Часовые, словно метисы, походили разом и на шарикту, и на вонсу. Ростом пониже Гилака, но выше и крепче большинства вонсу, они напоминали их толстыми губами, широкими плоскими носами и мелкими кудряшками. Гилак подтвердил догадку Раса. Действительно, чистокровные шарикту остались только в королевской семье, среди управляющих и жрецов, и только лишь они одни и признавались настоящими шарикту. Вольные вели свое происхождение от смешанных браков. Объяснения Гилака звучали почти виновато. Изначально, поведал он, в мир этот явились шарикту лишь чистых кровей. Они напали на вонсу, которые жили тогда на этом самом месте, частью уничтожили их, частью поработили, частью обратили в бегство за болото. И вначале кровосмесительные связи между шарикту и вонсу строго карались — шарикту, виновный в рождении у рабыни ребенка, подлежал казни. Тем не менее рабыни продолжали рожать своим господам детей, а наказание постепенно перестало практиковаться. Король, у которого родилось с дюжину таких детей, и вовсе отменил его. Со временем родилось так много метисов, особенно среди земледельцев и мастеровых, что многим пришлось дать вольную. Это было связано с какими-то историческими событиями, о которых Гилак помнил мало.

Чистокровная аристократия была невелика числом: тридцать пять настоящих шарикту, точнее, теперь, после событий на Великом болоте — тридцать один. Человек восемьдесят насчитывалось вольных земледельцев и мастеровых и около шестидесяти рабов. Какая-то часть вольных допускалась к оружию и могла служить стражниками, солдатами и надсмотрщиками. Но к участию в военных походах допускались только чистокровные шарикту. Это проясняло озабоченность Гилака гибелью племени вонсу. Куда теперь направят аристократы свои стопы, чтобы испытать мужество и военные навыки молодых да потешить сердца ветеранов?

— По традициям вонсу юноша, прежде чем стать полноправным воином, должен был убить слона, буйвола или леопарда, — вставил Рас.

— Так то вонсу! — презрительно процедил Гилак. — У нас охота на леопарда лишь первая ступень посвящения. Затем нужно в настоящем военном набеге убить или хотя бы подранить вонсу — на глазах у двоих свидетелей. Лишь тогда юноша приобретает титул наследника престола и может претендовать на него, если пожелает.

Да, кстати, сними свою набедренную повязку! Только шарикту вправе носить одежды из шкур леопарда. Народ мой будет в замешательстве, если увидит.

— Если я сделаю, как ты просишь, — расхохотался Рас, — то каждый мужчина в твоем королевстве побежит запирать жену на замок.

Хмуро, если не угрожающе, глянув, Гилак сказал:

— Пожалуй, ты прав. Ладно. Отложим это — пока.

— Да я просто пошутил, — удивился Рас.

Они ступили на дорогу посреди полей, где их немедленно окружили женщины с детьми, отдающие королю знаки почести; подходили мужчины — взглянуть, в честь чего переполох. Большинство при виде Раса замирало поодаль. Детишки прятались за подолами материнских юбок — лишь глазенки из-за укрытий посверкивали. Рас ухмыльнулся, оскалив зубы, что заставило детей взвизгнуть и зарыться в подолы полностью.

— Вижу, что мой народ нуждается в просвещении, — отметил Гилак. — Им придется усвоить, что ты обыкновенный бледнокожий человек, а не дух.

— Я тоже на это надеюсь, — согласился Рас. — Мне надоело пугать людей своим видом.

— Думаю, что разрешу твою проблему, — сказал король. Что-то в его тоне насторожило Раса, хотя слова прозвучали вроде бы невинно. Вроде тех загадочных реплик, каких Рас наслушался по пути с Паучьего болота немало.

— Держись позади, — велел Гилак. — Никому не дозволяется идти со мной даже рядом, а уж впереди меня вправе шагать только королевский глашатай и носильщики трупов на церемонии похорон. Да, еще и труп может находиться впереди.

Рас приотстал. Вдоль дороги собралось множество народу. Фермы здесь располагались тесно и поближе к дороге, и в загонах Рас мог заметить изобилие скотины: свиньи, козы, прирученные шарикту буйволы. Во дворах обитала домашняя птица. Поля густо зеленели побегами ямса, сорго, просо и иных, незнакомых Расу растений.

Этот народ значительно превосходил вонсу и численностью, и богатством. Если бы им взбрело в голову, они могли бы снарядить армию, которая в два счета разгромила бы вонсу. А Рас еще когда-то воспринимал всерьез хвастливые заверения вонсу — устроить шарикту в один прекрасный день настоящее побоище и решить вопрос с ними окончательно.

Когда они наконец приблизились к замковому холму, десяток вольных работников под командой королевского кузена (это Рас узнал позже) присоединился к процессии, составив почетный караул. Три жены короля, каждая при мальчике-паже с большим солнечным зонтом, встречали короля у подножия холма. Женщины преклонили колени, Гилак же поцеловал кончики своих пальцев и приложил их ко лбу каждой. Все три обладали чрезвычайным сходством с королем; как Рас узнал позднее, две были кузинами короля, а старшая жена — так даже родной сестрой.

Жены поднялись с колен, чтобы следовать за повелителем. Присутствие Раса не позволило им держаться за мужем, как полагалось, вплотную — они отстали на добрых двадцать шагов.

Навстречу два дюжих раба несли вниз по склону кресло, в котором восседала мать короля, седовласая женщина почтенных лет. По щекам ее струились слезы — радости, что сын ее жив, и горя, что сын ее — младший сын — умер. Жрец, облаченный в трехъярусный головной убор с чучелом крокодильего детеныша на макушке и в белую мантию, полы которой мели землю, низко склонился перед королем и завел долгую заздравную речь.

Солнечные лучи изрядно припекали затылки, а речь жреца продолжала журчать монотонно и нескончаемо. У Раса от голода и жажды подвело желудок, и он, пустив ветер, вставил в речь жреца своеобразную ремарку. Жены короля прыснули. Гилак наградил их взглядом, вмиг оборвавшим все смешки. Наконец священник выговорился, и процессия по широким каменным ступеням поднялась наверх. Король, возглавив шествие, привел его к огромному арочному входу в здание — его размер просто ошеломил Раса. На самом деле за высокой дворцовой стеной оказалось два больших здания, просто издали они сливались в единое целое. На платформе между зданиями стояло несколько клеток из бамбука.

В одной из них Рас увидел Биджагу.

Рас вздрогнул. Он открыл было рот, чтобы спросить, как попался Биджагу и почему Гилак умолчал об этом, но не успел. Король, указав страже на Раса, отдал команду — юношу вмиг окружили воины с копьями. Ошеломленный таким поворотом, Рас не стал сопротивляться.

Когда Рас был препровожден в свободную клетку, он спросил у Гилака, зачем тот поступил так подло.

— Элементарная справедливость, — ответил король. — Ты ведь держал меня полгода в клетке, теперь моя очередь.

— А что будет через полгода?

— Пока не знаю. Ты — это моя головная боль.

— Но почему? — удивился Рас. — Почему бы не позволить мне жить с шарикту как шарикту? Я никому не причиню вреда.

— Ладно, оставим. Я пока не решил, что стану делать с тобой, — сказал Гилак. — Только быть принятым в качестве божественного шарикту тебе не угрожает. С другой стороны, как раб ты можешь быть слишком опасен. Удерешь в джунгли и объявишь нам оттуда такую же войну, как против вонсу. А вольным тебя сделать — так ты ни на земле работать не умеешь, ни приказам подчиняться. Но поскольку ты не вредил пока ни, мне, ни остальным шарикту, я, невзирая на то что ты простой дикарь, поступлю с тобой сейчас сообразно моим представлениям о справедливости. Трудно сказать, что случится через полгода. А пока — расплачивайся-ка за свое гостеприимство!

Гилак засмеялся и добавил:

— Тебя будут содержать неплохо, не хуже, чем ты меня. Увы, женщина пленнику не полагается. Помнишь, как я тебя просил? Ты же не захотел тогда помочь мне.

— Я не мог, даже если бы захотел.

— Мог, запросто мог — именно не хотел!

Рас указал на Биджагу:

— Мой долг убить его, отомстить за родителей. Как быть с этим?

— Поразмыслим, — протянул Гилак. — Он попался в ночь накануне моего похода на Великое болото — пытался подбить молодую рабыню к побегу. Она отказалась — у нее здесь хороший муж, а у нас, кстати, вонсу не кастрируют. Биджагу же не предлагал ей ничего, кроме опасностей и полуголодного существования. Она отвергла его, и он, точно взбесившаяся гиена, зарезал женщину. Затем еще и солдата убил, прежде чем был схвачен. Вообще-то за подобные преступления полагается публичная экзекуция. Но я еще не решил. Разве что стравить вас… Это может оказаться любопытным зрелищем. Мы изредка устраиваем здесь бои между пленными воинами вонсу. Они вынуждены драться, иначе умрут оба. В данном случае, однако, оба участника и так с удовольствием прикончат друг друга, так как тебе даже больше, чем нам, хочется серьезного поединка со смертельным исходом.

— А какова участь победителя? — спросил Рас.

— Ну, если вонсу будет ожидать пыток после победы, он может легко уступить тебе, позволить убить себя сразу и сделать бой неинтересным. Скажем, я посулю ему в случае успеха жизнь, но жизнь слепого — ему выколют оба глаза. А вот тебя в случае победы ждут мучения. Это ведь справедливо? Ты ведь лишишь нас удовольствия помучить вонсу.

Рас не увидел в этом никакой логики, о чем и сообщил Гилаку, не утруждая себя выбором особенно лестных выражений. Король хладнокровно рассудил, что ничего иного от светлого кожей, но темного рассудком дикаря ожидать и не приходится. Однако, добавил король, Расу грех жаловаться — его ждут шесть месяцев совершенно беззаботной жизни, в том числе и без женских забот и ласки, разумеется.

— А может, я еще и раздумаю устраивать вам поединок, — добавил король. — Кто знает? Может, подарю тебе жизнь, а может, и свободу.

— Сохранив зрение?

— Кто знает? — Улыбка Гилака означала долгую шестимесячную пытку неопределенностью. — Ты думаешь, мне нравится так поступать с тобой? Ты мне симпатичен. Но я государь и должен блюсти правосудие независимо от собственных чувств У тебя есть ко мне просьбы?

— Пришли мне еды, — сказал Рас. — Я голоден. А сам ступай прочь — твое лицо отбивает мне весь аппетит.

Загрузка...