Глава 19

За последние два месяца в Париже было двадцать серьезных терактов, в основном против предпринимателей-евреев, правительственных зданий или посольских особняков. Жандармов поднимали по тревоге по десять раз на дню. Полиция заминировала и взорвала более ста машин — мера крайняя, но вполне эффективная для проверки наличия динамита в автомобиле. Прошлым вечером у Елисейского дворца взорвалась «феррари», зарегистрированная в Саудовской Аравии. Судя по всему, там было на что посмотреть. Джим узнал бы об этом взрыве больше, но мужчина за соседним столиком кафе, дочитав, сложил и спрятал в карман номер «Фигаро».

Сегодня вокруг павильонов было полно охраны. Но он опять был здесь, стиснутый представителями прессы в темноте павильона Перро.

По голове молотили волны оглушающей музыки, глаза слепил свет сотни прожекторов, освещавших обитый белым подиум, находившийся в центре битком набитого зала. Невдалеке от Джима кто-то со стремянки пытался фотографировать поверх голов.

Звучало что-то похожее на восточный рок вперемешку со звоном битого стекла. Модели напоминали пижамы с разрезами и ночные рубашки. Каждый раз, когда появлялась очередная порция из четырех девушек, раздавался всплеск аплодисментов, среди моря лиц самоцветами загорались фотовспышки. Женщина рядом с Джимом, точно загипнотизированная, тихо бормотала по-немецки в карманный диктофон, не отрывая глаз от подиума.

Ему здорово повезло, что он сумел пробраться сюда. Вчера он прошел в павильон безо всякого труда вместе с поставщиками оборудования. Сегодня на этом месте стояли охранники и заворачивали обратно всех, у кого не было билета, и тех, кто пытался сунуть взятку. Джим поступил проще. Он обошел украшенный коврами и колоннами проход перед музеем, а потом перескочил через парапет ограждения и оказался на другой стороне. Показ моделей Дома Акиры уже начался, когда он прошел сквозь узкую арку во внутренний двор Лувра. Дверь в павильон была открыта: опоздал какой-то представитель прессы. Джим прошел следом и с уверенностью, которой в себе даже не подозревал, объявил, что он английский корреспондент. Его тут же пропустили.

Стиснутый со всех сторон фотограф со стремянкой искал, где бы ему пристроиться. Белый свитер он накинул на плечи, завязав узлом рукава, к тому же его одеколон имел слишком томный аромат. Джим подвинулся, пропуская его, и стал оглядывать зал в поисках Рашели.

Пижамы сменились варварскими моделями в стиле 1920-х годов в черно-белой гамме. Люди вокруг были полностью поглощены происходящим. Манекенщицы, некоторые из которых были знакомы Джиму по вчерашней репетиции, были как на подбор длинные, плоскогрудые, с одинаково небрежными прическами. Они шагали по подиуму, даже не пытаясь уловить ритм мелодии. Пройдя до конца, они останавливались и одаривали публику высокомерным взглядом, прежде чем повернуть назад. Джим знал, что Рашель на подиуме искать нет смысла. Все свое внимание он обратил на публику.

В полутьме видны были только лица — восторженные, приподнятые кверху, освещенные прожекторами с подиума. Местами свет отражали стекла очков, придавая своим владельцам бессмысленный вид, неприятно напоминавший взгляд Гранди. Джим не видел Рашель. Скорее всего она была где-то за сценой, но он продолжал искать ее глазами. Наконец, показ моделей завершился.

Манекенщицы дружно вышли для прощального тура по подиуму. Все пятьдесят или шестьдесят, сколько их там было, демонстрировали направление новых устремлений Акиры. Они собрались на просцениуме и зааплодировали. Это был знак модельеру. Когда он появился в свете прожекторов, зал взорвался аплодисментами. На поклон Акира вышел в темном костюме и мягкой белой шляпе. Выступив вперед, Акира снял шляпу и бросил ее через плечо. Одна из девушек заученным жестом поймала ее и отправила за кулисы. Девушка, которая подхватила шляпу за сценой, появилась лишь на мгновение, но Джим узнал в ней Рашель.

Акира поклонился, повернулся и исчез за кулисами. Манекенщицы чинно последовали за ним. Аплодисменты смолкли. Когда в зале зажглись огни, все поднялись со своих мест и потянулись к выходу.

Он не мог уйти сейчас. Нужно было как-то добраться до Рашель, к тому же в закулисной суете Даниэль будет не так опасен.

Зал был почти пуст. Репортеры в ложе для прессы собирали свои камеры, упаковывали объективы и фотопленку. Джим стал пробираться к подиуму между рядами кресел. Пол был усеян билетами и коробочками из-под фотопленки. По рядам уже ходили со щетками и пластиковыми мешками для мусора шестеро уборщиков в красных жилетах.

Кто-то продолжал фотографировать за загородкой, отделявшей помещение, где модели переодевались. Подняться на сцену и пройти за кулисы не было никакой возможности: два человека Акиры, одетые в форменные ярко-синие пиджаки с красными галстуками, дежурили на сцене и на все попытки пробраться внутрь только качали головой.

Джим поискал на полу, вдруг кто-нибудь выбросил аккредитационную карточку, которой он мог бы воспользоваться. Места для гостей в зале были отмечены красным шрифтом на розовых карточках, прикрепленных к спинкам стульев: «Мейсиз Калифорния», «Нью-Йорк Таймс», «Обсервер», «Галери Лафайетт», «Блумингдейл», «Нойман-Маркус». «Сакс» с Пятой авеню, должно быть, чем-то обидел Акиру в прошлом году: его представителя усадили в непрестижном шестом ряду. Ничего полезного для себя Джим не нашел.

Судя по всему, из зала за кулисы было никак не попасть. Значит нужно пробираться с улицы.

Когда Джим вышел из павильона на свет, он невольно зажмурился, хотя было пасмурно и моросил дождь. Многие зрители уже разошлись, но кое-кто, спрятавшись под оранжево-желтыми зонтами, еще дожидался, когда откроется соседний павильон. Между этими двумя сооружениями был узкий проход. Мало кто обратил внимание на Джима, когда он нырнул в этот проход и стал пробираться вперед.

Он не прошел и половины пути, как в конце прохода показалась Рашель.


Она остановилась на мгновение и оглянулась, словно опасалась преследования. Потом она побежала навстречу Джиму.

В ботинках на высоких каблуках бежать было трудно. Рашель споткнулась и чуть не упала. Ухватив его за рукав, она сказана, тяжело дыша:

— У вас есть десять франков?

— В каком смысле? — поинтересовался Джим.

Она не узнала его, это он понял сразу.

— Мне нужны десять франков, — повторила она и снова беспокойно оглянулась через плечо.

Не выпуская его рукава, она стала подталкивать Джима к выходу:

— Пожалуйста, побыстрее, мне некогда объяснять.

Когда они покидали внутренний двор Лувра, вокруг палатки для прессы толпился народ. Под струями дождя Лувр совсем не был похож на дворец, он скорее напоминал бессистемно построенное муниципальное здание, каковым и был в нынешние времена. У ограды неподалеку молоденький охранник все еще сражался с любопытствующими туристами. Он отступил в сторону, чтобы выпустить Рашель и Джима. Пробираясь сквозь толпу итальянцев с фотоаппаратами, Рашель снова оглянулась. Джим уже догадался, в чем дело. Она убежала от Даниэля, прекрасно зная, что ему это не понравится.

Очевидно, у нее был какой-то план. Джим вдруг обнаружил, что его за рукав тащат ко входу в музей. Он не вырывался и только поглядывал назад.

Даниэля он заметил сразу же. Хотя тот был довольно далеко, его было хорошо видно на фоне светлой палатки для прессы. Он смотрел по сторонам, не проявляя никаких признаков растерянности. Скорее он походил на некое автоматическое устройство, которое сканирует окрестности, прежде чем обработать информацию и выбрать алгоритм действий. Джим отвлекся и не заметил, как пальцы Рашель скользнули с рукава и оказались в его ладони.

— Ну же, — она тянула его за собой.

У нее был подход к незнакомым людям, в этом ей не откажешь.

Джим раздумывал над этим, пока они поднимались к стеклянным дверям входа. Секунд тридцать уйдет у Даниэля на то, чтобы убедиться, что его подопечная исчезла из охраняемой зоны, и еще тридцать секунд на то, чтобы узнать у сотрудника на выходе, не видел ли он Рашель. В их распоряжении одна минута, не больше, если, конечно, у молоденького охранника не случится внезапного провала памяти.

Судя по всему, Рашель намеревалась затеряться в музее. Они оказались в сводчатом вестибюле Лувра, и тут Джим почувствовал, как ее рука похолодела в его ладони. В центре вестибюля располагалась касса, а по обеим сторонам, за колоннами, — киоски, в которых продавались открытки, книги, копии музейных экспонатов. Два окошка кассы были открыты, к каждому выстроилась неторопливая очередь.

Кажется, Рашель не предвидела никакой задержки на этой стадии побега. В отчаянии от того, что уходит драгоценное время, Рашель уставилась на очередь, не выпуская руки Джима.

В это время мимо них к турникету прошла молодая пара. Обоим было чуть больше двадцати. Бородатый парень и девушка в платочке были одеты в одинаковые оранжевые ветровки и парусиновые брюки, полинявшие от стирки и аккуратно залатанные.

Джим шагнул им навстречу:

— Пятьдесят франков за ваши билеты, — предложил он и отделил банкноту от своих скудных запасов. Молодые люди оторопело застыли на месте. В следующую секунду банкнота исчезла. Джим готов был поклясться, что она растворилась в воздухе.

Пара вернулась в очередь у касс, Джим и Рашель поспешили к турникету. Даниэль был где-то поблизости…

Пройти в залы музея можно было через широкую галерею с узорным мраморным полом, мимо расположенных по обеим сторонам римских скульптур. В дальнем углу этого впечатляющего помещения широкие темные ступени вели к статуе Крылатой победы, походившей на лишенного головы ястреба, размещенного на носу исполинского каменного корабля, который приготовился нанести удар. Им предстояло пройти по открытому пространству, где негде было укрыться. Но Даниэль миновать турникет не сможет.

Торговец обувью, который привез Джима в Париж, рассказывал, что после попытки заложить бомбу в Лувре меры безопасности были усилены. Каждого, кто подходил к контрольному пункту у входа, прежде чем пропустить в музей, проверяли металлоискателем. Даниэль в силу своей профессии должен иметь при себе какое-то оружие.

Пройдя процедуру осмотра, они поднялись на галерею.

Рашель была готова пуститься бегом, но сдерживалась. Выпустив наконец руку Джима, она глянула вверх и, сжав кулачок, подняла его к небесам в знак небольшой, но важной для нее победы. Про Джима она позабыла, больше он был ей ненужен. Позади разразился шумный скандал. Сначала прозвенел звонок, потом раздались крики. Джим оглянулся через плечо. Даниэль пытался прорваться без билета, с двух сторон его держали охранники. На индикаторе металлоискателя горела красная лампочка. Из вестибюля на помощь спешили еще полицейские. Даниэль понимал, что в конечном итоге ему не прорваться, хотя он мог искалечить охранников и в считанные секунды разметать их в разные стороны. Сопротивлялся он для вида.

И тут он заметил Джима.

Их глаза встретились в тот момент, когда на свет извлекали нож Даниэля. Джим понял, что телохранитель узнал его. Еще он понял, что Даниэль про него не забудет. Повернувшись к нему спиной, Джим все еще чувствовал на себе его взгляд, который лазерным лучом впивался в больную точку на спине, ставя на ней отметину на будущее.

Между тем Рашель куда-то исчезла.


Он наконец отыскал ее в коридоре красного мрамора рядом с галереей Венеры Милосской. Вокруг никого не было. Рашель сидела на скамье без спинки и потягивалась, как кошка, наслаждаясь завоеванной свободой. Она заметила Джима, когда он остановился прямо перед ней.

— Ценой небольшого волнения можно купить несколько часов свободы, — произнесла она и улыбнулась ничего не значащей улыбкой. — Не знаю, кто вы такой, но спасибо. Загляните в павильон завтра после обеда, и я прослежу, чтобы с вами расплатились.

— Я не могу ждать до завтра, — сказал Джим.

На ее лице появилось скучающее выражение.

— Дорогуша, не будьте занудой… — начала было она и остановилась, словно по-настоящему увидела его впервые. Небрежный тон исчез.

— О, Боже мой, — проговорила она медленно. — Ведь это ты, да?

— Я все ждал, когда ты заметишь.

— Что с тобой случилось?

— Я надеялся, что ты сама мне расскажешь.

Пока группа десятилетних школьниц, предводительствуемая монахиней, проследовала в сторону Венеры, он сел на скамейку рядом с ней. Рашель не сводила с него глаз, словно не веря тому, что видит перед собой. Неужели он так переменился? Наверное, так и было. Раньше он как-то не задумывался над этим.

В нескольких словах он рассказал ей, как провел последний год. И тут Джим почувствовал, что ее интерес к нему заметно изменился. Удивление, которое обычно испытывают перед аномалиями природы, сменилось чем-то более серьезным.

— Ты считаешь, что я влип в историю? Но попробуй взглянуть на это моими глазами, Рашель, — наконец произнес он. Его голос прозвучал более громко и не так твердо, как ему хотелось.

— Извини, пожалуйста, — мягко сказала она, не сводя с него глаз.

— Можешь не извиняться. Только объясни, что тогда произошло?

— Но я не знаю! Последний раз я видела тебя, когда мы все вместе отправились на собачью станцию. Потом ты куда-то делся, а что было дальше, я не помню.

— Собачья станция? — переспросил Джим.

Они вышли из музея. Рашель хотела оказаться как можно дальше от Лувра, когда Даниэль вновь обретет свободу. Она рассказала Джиму, что пару раз пыталась убежать от него, но удалось это только сегодня. Действуя по указаниям ее отчима, Даниэль обеспечивал безопасность столь старательно, что она задыхалась от такой опеки. Отчитывался Даниэль только перед Вернером Ризингером. Когда она шла в ванную, Даниэль ждал и прислушивался у двери. Однажды она открыла кран посильнее, чтобы заглушить все звуки. Он стал стучать в дверь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сегодня рано утром был телефонный звонок из Базеля. После этого ее положение стало еще хуже. Скорее всего они ожидали моего появления, подумал Джим.

Оставив позади дворец, плотно окруженный туристическими автобусами, они пошли вдоль набережной в сторону Иль де ла Ситэ. Дождь кончился. Владельцы зоомагазинчиков выносили на мостовую клетки и корзинки с певчими птицами и щенками.

Услышав слова «Проект „Октябрь“», Рашель разговорилась. Она рассказала, что за последние несколько лет компания использовала названия месяцев для кодовых обозначений крупных проектов. Один из них, «Апрель», фигурировал в международном судебном процессе как незаконная махинация, прикрывавшая взятки, получаемые теми из врачей, кто лоббировал продукцию фирмы. Компания, которой владели ее родные, была достаточно большой. Проигнорировав неловкость ситуации, она организовала судебное преследование и тюремное заключение для сотрудника, из-за которого произошла утечка информации.

— Если это семейный бизнес, как случилось, что ты в Париже и так паршиво проводишь время? — поинтересовался Джим.

Рашель улыбнулась, но в ее улыбке было больше горечи, чем веселья:

— Я начала было проявлять интерес к делам компании, но Вернер не желал ничего об этом знать.

— Почему?

— Потому что я Жено, — она произнесла это таким тоном, словно все и так было ясно.

Рашель поинтересовалась, далеко ли до его пансиона. До пансиона было далеко, но Джим был готов потратить еще несколько франков на метро, чтобы пообщаться с ней подольше. Все оказалось не так просто, как он надеялся. Несомненно одно: дело сдвинулось с мертвой точки. Он боялся, что Рашель, когда он до нее доберется, будет заученно твердить официальную версию. К счастью, его опасения не подтвердились. Мимо цветочного базара они шли к станции метро, и Джим рассказывал ей про шрам, который он обнаружил на спине. Он заметил, что ее интерес возрос еще больше. Она была взволнована, но всячески пыталась скрыть это.

Рашель оглядела его комнату, обозвала ее шкафом, сказала, что прошедший год был худшим в ее жизни, и плюхнулась на кровать. Она даже застонала от удовольствия просто лечь и расслабиться, сцепив руки под головой.

— Ты очень обидишься, если я скажу, что забыла, как тебя зовут?

— Теперь уже нет, — сказал Джим, пытаясь потуже завернуть подтекавший кран горячей воды. Кран тек с того дня, когда он здесь поселился, и до сих пор в борьбе с ним Джим проигрывал. Горячей воды от него он тоже не добился.

Сев на кровати, Рашель спросила:

— Что ты теперь намерен делать?

— Не имею понятия.

— Адвокаты тебе не помогут, можешь быть уверен, у компании со всех сторон есть прикрытие.

— Я знаю.

— У тебя есть деньги?

Джим подвинул один из двух стульев, стоявших в комнате, и сел у кровати:

— Нет. И идти мне некуда и обратиться не к кому.

Она улыбнулась, сочувственно и немного насмешливо.

— Худший год твоей жизни, говоришь?

— У меня были и получше.

Она опять легла. Джим ждал. Год назад, когда он мечтал о ней, похожая сцена являлась ему в фантазиях. Но теперь их связывали чисто деловые отношения. Рашель была по-прежнему хороша, но та заноза, которую она запустила ему в сердце, куда-то затерялась, а место, где она сидела, успело зарубцеваться.

Помолчав, она сказала:

— Я бы могла помочь тебе.

— Каким образом?

— Пока не знаю. Нужно позвонить Роджеру. Это мой двоюродный брат, тоже Жено.

— Замышляешь семейную месть?

— Слишком сложно, чтобы так сразу объяснить. Но послушай, если уж мы возьмемся помочь тебе, ты должен во всем положиться на нас.

— А как насчет Даниэля? — спросил Джим. — Он узнал меня.

— Уж он такой. К тому же он примет это дело близко к сердцу. Теперь они знают, что я с тобой встречалась. Значит, возвращаться мне нельзя.

Уловив настороженность в его взгляде, она добавила:

— Мы затеяли игру с опасными людьми, тебе придется довериться мне.

— Зачем тебе все это нужно?

— Это моя забота. Будь благодарен, что мне это действительно нужно.


Даже после этих слов Джим сомневался, вернется ли она, когда, прихватив мелочь, Рашель отправилась на поиски телефона. Все эти разговоры о том, что ей можно доверять, конечно, хороши, но у Джима осталось так мало денег, что едва хватило бы заплатить в пансионе за сегодняшнюю ночь. И то при условии, что они сумеют утаить от портье присутствие Рашель. У нее самой денег не было вовсе. Уловка, придуманная ее отчимом, чтобы надежнее держать ее под контролем Даниэля.

Она неплохо продумала, как на время избавиться от своего «тюремщика», Даниэля. Непредвиденное препятствие в виде очереди за билетами было не в счет. К сожалению, всю вину за ее побег Даниэль, наверняка, возложит на него. Ведь с точки зрения Даниэля, Джим похитил женщину, которую он охранял, и оставил его в дураках. Джим не будет сильно переживать, если больше никогда не встретится с Даниэлем.

Рашель вернулась через десять минут. Кинув ключи от комнаты на кровать, она сказала:

— Роджер приедет. Он будет здесь завтра утром.

— Зачем он нам нужен?

— Роджер работает заместителем директора на заводе компании в Сен-Назере. Директором там человек Ризингера. Джеймс, мы несколько лет ждали такого случая.

Когда она снова расположилась на кровати, Джим спросил:

— А как быть с деньгами?

— Это Роджер тоже возьмет на себя. Верь мне.

Простые и понятные слова, но для Джима они прозвучали как сигнал опасности. Рашель усмотрела в его истории что-то интересное или полезное для себя. Ему она никогда об этом не скажет. И Джиму стоит об этом помнить.

Загрузка...