5. рьюсей

Киёко быстро приподнялась, блеснула своими мокрыми глазами в электрическом свете и бросилась к барной стойке. Старик расслабился и вдруг посмотрел в мою сторону. Он ничего не увидел. К этому времени я прикрыл за собой дверь и спрятался во мраке комнаты.

Моё сердце кипело, и в то же время мысли мои вертелись, как хорошо слаженные шестерёнки. Значит это был он… Он был моим отцом. Вернее, отцом этого тела. Ещё он был ублюдок, тираном и садистом, но это было закономерно. Почти каждый лидер культа может похвастаться подобным набором характеристик. Максимально неприятная личность.

Это было хорошо.

Значит, мне будет намного более приятней сделать то, что я собираюсь сделать…

Через минуту я снова приоткрыл дверь и внимательно рассмотрел помещение. Камер не было. Логично. Старику явно не хотелось, чтобы хоть где-нибудь, пускай даже у него самого, сохранились улики. Если даже невинных людей, которым не повезло подцепить НИСа, ждал расстрел, можно себе представить, что станется с человеком, который делал это намеренно и систематично.

Я ещё раз прокрутил в голове свой план, а затем стал дожидаться, когда Киёко уйдёт.

С одной стороны, мне, наверное, не нужно было от неё ничего скрывать, но с другой предосторожность никогда не бывает лишней.

Впрочем, несколько раз меня порывало пойти против этого, в общем, разумного суждения, настолько неприятно было наблюдать за происходящим. Старик откровенно измывался над девушкой. Приказывал, щупал за ляжки, игрался с ней, точно она была куклой; Киёко кусала губы и терпела. Время от времени она поглядывала на дверь, за которой лежал её сын, и каждый раз, когда она это делала, сердце моё обливалось кровь.

Даже странно, насколько сильное воздействие на меня оказывало всё происходящее. Моё сердце стучало. В животе назревала буря. Неужели я действительно испытывал такую сильную ярость?.. Нет, это был не я. Дело было в моём теле. Это ребёнку было неприятно смотреть на то, как издеваются над его мамой. Для своего возраста он был чрезвычайно разумным… Кстати, а может в этом, отчасти, была и моя заслуга? Возможно я оказал на него некое влияние, когда подчинил его тело в таком малом возрасте, а затем несколько раз провёл через метаморфозы взросления?..

В любом случае ожидание было мучительным; лишь когда старые, антикварные часы пробили полночь старик отослал Киёко в спальню и велел его там дожидаться. Девушка замялась, верно припоминая обещание, данное своему сыну — навестить его и поиграть (для детей это важно) — но в итоге промолчала и, повесив голову, ретировалась в другую комнату…

В свою очередь старик схватил бокал и вышел на балкон, не прикрыв за собой стеклянную дверь.

А вот и мой долгожданный шанс…

Я направил туманность в своё тело, вырос до, примерно, шестилетнего возраста, и медленно вышел из комнаты…

Посмотрел на балкон.

Старик лежал на шезлонге возле бассейна, пил и любовался видом ночного города.

Я направился к нему, как вдруг увидел отражение в стеклянной дверце и резко осознал всю нелепость своего обличия. Шестилетний ребёнок в памперсе — не самый внушительный образ

Тогда… Сделаем так:

«Амонус гранде»

Передо мной образовалось облако серого тумана и секунду спустя приняло очертания скелета. Сам же я снова обратился младенцем и приказал ему подобрать меня на руки. Грубые пальцы фамильяра были намного менее приятны, чем нежные ручки Киёко, но зато образ, встретившийся меня в отражении, теперь был загадочным, страшным и даже немного поэтичным.

Старик допил бокал и уже собирался подняться, как вдруг раздался щёлкающий звук. Он лениво повернулся и сказал:

— Киёко, похоже, одного наказания тебе было недостаточно. Тебе сказано было… — и тут он запнулся и побледнел.

Скелет с ребёнком на руках приблизился и посмотрел на него сверху-вниз. Глаза старика расширились. Я видел в них своё отражение в плавающем ореоле голубоватой подсветки. Старик отпрянул и было сунул руку в задний карман своего жилета, как вдруг…

«Амонус гранде»

Золотистые цепи связали его, точно змеи. Из его сморщенного черепашьего горла вырвался кашель. Пистолет, который он намеревался достать, стукнулся о кафельный пол.

ТАК… — скелет открыл челюсть, и раздался гробовой голос. — ЖРЕЦ ВСТРЕЧАЕТ СВОЁ БОЖЕСТВО?

Старик сперва задеревенел, словно актёр театра, в руках у которого выстрелил бутафорский револьвер, а затем опустил голову, демонстрируя мне свою плешь, и прохрипел:

— Вестника… Ваше… Ваше Божественную святейшество, я… Я приветствую… Приветствую ваше… Митсубиси Рьюсей приветствует вас…

Рьюсей?

Это была знакомая фамилия.

Загрузка...