Довольно часто, открывая дверь очередному посетителю, Карин не знала, что ее ждет. Но таковы уж особенности ее профессии, она не могла отказать ни одному из желавших задать вопрос богиням своей судьбы. Слишком много опасностей таили в себе обязанности предсказательницы, а награда казалась ничтожной. Но лишь для непосвященных, для тех, кто никогда не переступал порог верхнего мира, — для тех же, кто хотя бы краешком глаза сумел туда заглянуть, обратного пути не было. Отказаться от общения с миром человеческих судеб они уже не могли.
— Войдите! — произнесла она совершенно ровным голосом и незаметным жестом поправила спрятанный в складках одежды кинжал — жалкое оружие в руках женщины, которая никогда не была ни воином, ни убийцей. Но прикосновение холодной стати к груди почему-то придало ей уверенности, заставило повторить приглашение войти еще раз и более уверенным голосом.
Дверь, как всегда, неожиданно обозначилась на новом месте. Если только дверью можно было назвать разошедшийся по невидимому шву кусок стены.
Этот чуждый людям дом всегда пугал ее своим непредсказуемым поведением и тем, что был неотъемлемой частью враждебного людям города, лишь терпящего их временное присутствие на своих улицах, несмотря на то что пребывание этих постояльцев затянулось на несколько сотен лет... Но кто знает, какими отрезками измеряет время этот страшный, наполовину живой город, состоящий из живых домов, обладающих собственным и по большей части непонятным для людей разумом...
В трещину стены с кряхтеньем протиснулся невысокий полный человек, закутанный в темный плащ, скрывавший под собой рясу священника.
— Отец Николай! Как вы могли так рисковать?.. Еще не пробили вторую стражу!
— Я знаю, дочь моя. Дело слишком важное. Дело, не терпящее отлагательств...
Этот человек был ее единственным другом. Больше, чем другом. Когда девочка осталась одна, он заменил сироте отца, а позже защитил ее от серой своры, рискуя и своим положением в общине, и самой жизнью.
Но, придя к ней в преддверии ночи, он рискнул не только собственной жизнью. След, проложенный им по ночным улицам города, еще долго будет светиться в темноте невидимым для простых глаз светом, а духи тьмы хорошо умеют различать светлые следы... Должно было случиться нечто совсем необычное, чтобы заставить отца Николая решиться на подобный поступок.
— Закройся! — приказала Карин двери, не слишком надеясь на то, что ее распоряжение будет выполнено. Однако с третьего раза трещина в стене все же затянулась.
— Ты знаешь, почему тебя слушаются эти стены? — спросил отец Николай, продвигаясь поближе к холодному камину, словно пытался найти там давно исчезнувшие остатки былого тепла. Он двигался осторожно, как будто боялся расплескать воду из невидимого сосуда.
— Что с вами, отец мой? Вам нездоровится?
Отец Николай не ответил на ее вопрос, он лишь плотнее запахнул плащ и не сумел сдержать стон, опускаясь на каменную скамью. Лишь теперь она заметила подозрительное темное пятно, расплывавшееся на спине его плаща, — скудное освещение мешало ей определить характер этого пятна, но страшная догадка уже сжала сердце недобрым предчувствием.
— Вы ранены?
— Оставим это. Мне слишком многое нужно сказать тебе, а времени в обрез. Как только пробьют полночную стражу, они будут здесь...
— Но я могла бы помочь вам!
— Мне уже никто не поможет. Даже такая искусная врачевательница, как ты, ничего не сможет сделать с моей раной. Жизнь вытекает из меня вместе с кровью, и времени остается совсем немного, поэтому замолчи и слушай! Слушай и запоминай каждое слово — потому что все, что я тебе скажу, имеет огромное значение... Ты помнишь предсказание великого Грифинта?
— Конечно, я его помню! Вот только не понимаю самой его сути. Грифинт сказал, что, когда два черных времени сольются в один поток и обрушатся на верхний мир, в нижнем мире появится победивший смерть рыцарь... Я не слишком верю в эту чепуху и не понимаю, зачем...
— Тогда замолчи и слушай. Он уже здесь, предсказанный Грифинтом иноземец, человек необычный во всех отношениях, быть может, даже не совсем человек, поскольку сумел победить собственную смерть. Сейчас он совершенно беспомощен в незнакомом для него мире, и, если ему не помочь, мы можем лишиться нашей единственной надежды вырваться из проклятого города.
— Почему вы думаете, что это тот самый человек? — Она задала вопрос чисто машинально, не вдумываясь в его смысл и не слишком прислушиваясь к словам отца Николая. Все ее внимание было поглощено попыткой расстегнуть на нем плащ и осмотреть рану, но он решительно отвел ее руки и прошептал с такой болью, что она без сил опустилась рядом с ним и, опершись ладонью о скамью, ощутила на ее поверхности горячую липкую жидкость...
— Ты меня не слушаешь, дочь моя, а у меня уже не остается сил, чтобы повторять все еще раз. Стражи преследовали меня от самой ратуши, и, если бы нам не повстречались кары, мы бы сейчас не разговаривали...
— Кары? Но они же...
— Да, они набрасываются на все живое, но на этот раз мне повезло, если эго можно назвать везением... Они не обратили на меня внимания и бросились на более лакомую добычу... Стражей, преследовавших меня, было четверо или пятеро — может, больше, не помню... Один из них успел спустить крючок арбалета... И целился он не в кару, через секунду разорвавшую ему горло...
Карин почувствовала, что отец Николай теряет контроль над собой, она давно ждала этого момента, чтобы осмотреть рану, даже вопреки его воле. Сейчас ее мало интересовали все важные соображения, связанные со спасением верхнего мира, — единственный близкий ей человек был на краю гибели, и она думала только о том, как ему помочь.
Рана оказалась ужасной, арбалетный болт вошел под левую лопатку, раздробил кость и застрял где-то в районе сердца. Снаружи не осталось даже оперенья короткой арбалетной стрелы, вся она находилась в груди старика, и жить ему оставалось считаные минуты.
А снаружи ранка казалась такой маленькой... Вот только кровь хлестала из нее не переставая. Карин не понимала, как отец Николай сумел добраться до ее жилища. Она пыталась привычными снадобьями хотя бы остановить кровь, но вдруг совершенно отчетливо поняла, что своими стараниями лишь продлевает его страдания. Неожиданно ее отчаяние и боль перешли в ярость, в желание отомстить тем, кто причинял страдания всем, кого она любила.
В минуты высшего душевного напряжения ее мысль обретала неожиданную кристальную ясность и точность оценок.
Сама она ничего не сможет сделать, но если отец Николай не обманывал себя, если человек, которому он пытался помочь, действительно тот самый рыцарь, о котором говорилось в предсказании... И тут она вспомнила о своем недавнем гадании, о карте, на которой был изображен король с мечом. Нежданный визитер у ее порога и этот король... Все сходилось. Теперь она знала, что ей нужно делать, она обязана вернуть отцу Николаю ясное сознание и постараться выполнить все, что он хотел ей поручить. Даже если для этого придется употребить самое опасное из имевшихся в ее распоряжении волшебных зелий.
Кровь оборотня... Конечно, зелье не сможет превратить Николая в чудовище — светлые люди, такие, как он, никогда полностью не подчинялись воздействию темной магии, но на какое-то время зелье вольет в его умирающее тело нечеловеческую силу...
Больше она не колебалась, хотя и знала, что за обращение к темным силам дорого придется заплатить им обоим.
Напиток был готов через пару минут, собственно, ей лишь понадобилось смешать жидкость из пузырька со своей собственной кровью, произнести нужное заклятие и поднести к губам потерявшего сознание отца Николая плошку с водой, в которой растворилось страшное зелье. Глотнуть он не мог, но этого и не требовалось. Достаточно было лишь смочить его губы.
Если ее не обманули, если в пузырьке была кровь настоящего оборотня, действие этого чудовищного лекарства должно было проявиться немедленно.
Через пару секунд тело умирающего священника конвульсивно выгнулось, кровотечение прекратилось, а края его раны почернели. Страшная мысль на секунду парализовала Карин: что, если вместо того, чтобы влить в него новую силу, она лишила его последних остатков жизни? Что, если она ошиблась и лишь ускорила гибель своего друга?
На губах умирающего появилась пена, и воздух, похоже, перестал поступать в его легкие. Все было кончено. Молодая женщина не заметила, как одна-единственная слезинка из ее глаз упала на рану ее друга. Что-то она сделала не так, что-то упустила в древнем заклятье, или не хватило какого-то ингредиента. Она не знала, что последнее ее предположение верно и что этот недостающий ингредиент, женская слеза по умершему, только теперь начал действовать.
Николай вытянулся, широко открыл глаза и, уставившись на Карин так, словно видел ее впервые, спросил незнакомым голосом:
— Что ты со мной сделала, женщина?
Сейчас только правда могла ей помочь, какой бы горькой она ни была.
— Я вернула тебе силу. И возможность сказать то, что ты должен был мне сказать, прежде чем уйти навсегда. Но поспеши. Действие моего лекарства скоро закончится. Кто в тебя стрелял?
— Это не важно. Достань из моей сумки золотой талисман древних.
Она подчинилась, легко нащупала в глубине сумки небольшую вещицу, от которой исходил поток силы настолько мощный, что плошка с остатками зелья мгновенно полыхнула голубым огнем, превращаясь в горстку пепла.
— Черная магия... — без всякого осуждения проговорил Николай. — Впрочем, это уже не имеет значения. Возьми этот талисман и надежно спрячь его. Он ни в коем случае не должен попасть в руки серых. Но самое главное не это — ты должна найти иноземца, пришедшего из верхнего мира, и помочь ему.
— Как я узнаю этого человека? И где мне его искать?
— Узнаешь. Твои глаза умеют видеть. Ты все узнаешь. Где его искать, я не ведаю, я помог ему выбраться из ратуши, а дальше нас разделили стражи. Но я знаю, он ушел от погони и теперь скитается по лабиринту улиц незнакомого ему города.
Найди его, помоги укрыться до тех пор, пока он не обретет нужную силу. И сделай это немедленно! Немедленно уходи отсюда! Каждую минуту серые могут появиться здесь. А стражи уже ждут тебя снаружи, ты должна обмануть их и уйти от погони! Поспеши, женщина, или я уведу тебя за собой в темный мир!
Она знала, что так и будет. Она знала, что сопротивляться черной силе напитка, который она поднесла своему умирающему другу, не сможет никто. Но и оставить беспомощного старика одного — она не могла.
— Не такой уж я несчастный и не такой уж беспомощный, — с мертвой улыбкой проговорил отец Николай, словно услышав ее мысли. — Ты лишила меня остатков жизни, зато наделила нечеловеческой силой. Так что ступай. Я сумею задержать наших врагов. И ни о чем не жалей. Помни о том, что даже запретные средства простятся тому, кто употребит их во имя светлого дела.
В этом он не был до конца уверен, но сейчас даже ложь не имела значения.
— И помни! Если они тебя поймают, тогда все было напрасно! — Этот последний довод подействовал на нее будто удар хлыста, слишком хорошо она понимала, что он имел в виду. Страшная смерть, которую она ему подарила, не должна оказаться напрасной...
Подчиняясь нечеловеческой силе, прозвучавшей в голосе отца Николая, Карин направилась к стене, противоположной той, через которую он вошел, и, не обернувшись, ничего больше не сказав, скользнула в узкую щель, неожиданно появившуюся в том месте, где не должно было быть двери.
Отец Николай был ей благодарен за то, что она ушла, потому что превращение уже началось и он не хотел, чтобы Карин запомнила его напоследок в зверином облике чудовища.
Времени у него оставалось совсем немного, и он хорошо это понимал, трезво оценивая свои новые возможности. К счастью, буквально через несколько секунд, после того как девушка, продлившая его агонию, исчезла, стена заходила ходуном от ударов снаружи. Почти сразу же стражи применили раскаленное железо, заставляя стену открыться. Знали, куда шли, и знали зачем. Одного они не знали: не знали, какое чудовище ждет их за развороченной стеной.
Отчаянные вопли стражей огласили тихие в этот ночной час улицы города.
Утром в пустой башне, некогда принадлежавшей предсказательнице, увидели лишь измазанные кровью до самого потолка стены. Не осталось ни клочка одежды, ни единой косточки — впрочем, так было всегда. Мертвых в этом городе хоронить не приходилось.
А стены очистились. Через некоторое время подтеки крови превратились в рыжую пыль. Любой пищеварительный процесс оставляет после себя отходы. Иногда это просто пыль — рыжая пыль, уже совершенно не похожая на кровь.
Карин бежала по темным улицам, инстинктивно выбирая нужное направление. Она знала этот город с самого рождения, знала каждую его подворотню, каждый проулок — во всяком случае, в его доступной людям живой части.
Старую и мертвую часть города не знал никто, даже отчаянные городские банды не осмеливались туда заглядывать. Чудовища, обитавшие там, никого не оставляли в живых. И, помня об этом, она тем не менее, меняя один проулок за другим, постепенно приближалась к невидимой запретной черте старого города.
Не было у нее иного выхода. Не все стражи оказались так опрометчивы — не все без оглядки бросились в ее жилище, чтобы через несколько секунд превратиться в кровавую пыль.
Трое остались в засаде и теперь преследовали ее по пятам, нетрудно было догадаться, кто ими руководил.
Гонт быт хитер и осторожен — он умел выжидать и нападать из-за угла. Рано или поздно он всегда добивался своей цели. И, думая об этом, она непроизвольно нащупывала спрятанную под одеждой холодную полоску стали. Живой она ему не дастся, лучше погибнуть. Если она не успеет добраться до старого города, останется только это, последнее средство... Она не знала, хватит ли у нее мужества осуществить задуманное, — никто этого не знает, пока не придет последний час его жизни. И сейчас Карин пыталась себя убедить в том, что боль от вошедшего в ее тело кинжала будет недолгой. Главное — правильно выбрать место и не промахнуться... А топот за ее спиной раздавался все ближе... Преследователи не слишком спешили, словно заранее были уверены в том, что жертва от них не уйдет. Наверняка одним из сподручных Гонта был следопыт или охотник. Если это так, ей не удастся добраться до старого города, эти люди умели вычислить поведение преследуемой жертвы на несколько ходов вперед.
Первый раз она увидела своих преследователей на Фонтанной улице. Это название всегда вызывало у нее недоумение, впрочем, как и большинство названий этого города, придуманных людьми, не имеющими к городу ни малейшего отношения.
Теперь она точно знала, что не ошиблась — преследователей всего трое, но это нисколько не облегчало ее положения — до старого города оставалось еще шесть кварталов, а от преследователей ее отделяла лишь сотня метров.
Они ее заметили, но не издали ни звука, лишь ускорили свое движение, так и не перейдя на бег.
Нечто неотвратимое было в их поведении, и Карин почувствовала, что отчаяние сковывает ее сердце ледяной коркой, мешая бежать и лишая воли к сопротивлению.