Вик Разрушитель 10

Часть первая В суете будней. Глава 1

1

— Что скажешь, сын? — щелчком пальца император остановил на визоре оба изображения — короля Харальда и князя Мамонова — и взглянул на задумчивого цесаревича, сидевшего в соседнем кресле. — Хочу услышать твоё мнение.

— Жоре было очень трудно отказать Свирепому, — сделав небольшую паузу перед ответом, Юрий Иванович кивнул на застывшую картинку, на которой Верховный конунг смотрел прямо перед собой. Чёткое изображение сумело передать даже леденящий взгляд Харальда. — Наш северный сосед за Антимага готов отвалить невероятное количество сладких плюшек. Создаётся впечатление, что Харальду удалось поймать за бороды целую армию двергов[1], и они исправно наполняют его сокровищницу золотом и каменьями.

— Возможно, так и есть, — рассмеялся император. — Иначе никак не объяснить его слова, что дети Астрид от княжича Мамонова будут купаться в роскоши.

— Губу раскатал, — грубовато пробурчал Юрий Иванович. — Но каков подлец, а? Напрямую идёт, не стесняется в своих желаниях заполучить кровь Антимага.

— С другой стороны, нельзя упрекнуть Харальда в сокрытии своих планов. Он, как истинный потомок викингов, сразу объявил о намерениях стать дедушкой негаторов.

— Отец, вот откуда у него такая уверенность, что Андрей может передать по крови Дар Антимага? — цесаревич развернулся в сторону императора, спокойно попивающего свежезаваренный чай с лимоном. — О каких-то старинных книгах упомянул. Мы чего-то не знаем?

— Возможно, — глядя на визор, проговорил Иван Андреевич. — Скандия ведь относительно недавно вышла на европейскую политическую арену. До этого она долго вела борьбу с миссионерством римлян. Те отринули многобожие и захотели, чтобы весь континент подчинился их воле. Русь и Скандия чем-то похожи друг на друга, поэтому Харальд сделал правильный вывод из сложившейся на данный момент ситуации. Я понимаю его. Чтобы успешно защищаться, нужно иметь в загашнике очень мощное оружие. У нас оно появилось. Северный король тоже хочет обладать таковым. А как? Негаторы не рождаются сотнями, камни-антимаги и раньше-то были нечастой находкой, а последние сто лет о них вообще никакой информации нет, даже слухов. Значит, надо создать условия для появления хотя бы десятка таких Разрушителей, как Андрейка.

— В любом случае, дети Андрея и Астрид, если таковые появятся, останутся подданными Российской Империи, — возразил Юрий Иванович. — И нет никакой уверенности, что они вообще будут даровиты в антимагии.

— Тем не менее, всегда надо держать в уме оптимистичный вариант, — ответил на это отец. — Дети Антимага будут очень сильным козырем не только внутри империи, но и в международной политике. Допустим, дочери Андрея могут стать залогом укрепления добрососедских отношений между нами и одиозными соседями из европейских государств и княжеств.

— Если только на такой шаг согласится сам княжич Мамонов, — заметил Юрий Иванович. — Вернее, к тому времени он уже князем будет. Думаешь, он своих дочерей, буде они у него, начнёт просто так раздавать направо-налево всяким иностранцам?

— А ты на что, сын? — проворчал император. — Надо смотреть вперёд не на десять лет, а на полвека, хотя бы. На твоих плечах будет очень огромный груз ответственности. Вот не станет меня, как ты будешь дела вести? Нужно уметь договариваться даже с самыми упёртыми и своенравными подданными. Андрей, кстати, таким и является. Найди к нему ключик через Лиду, заставь играть на своей стороне постоянно, а не эпизодически. Пусть он сам осознает, что его потомки станут гарантией безопасности Российской Империи, заодно влияя на европейскую политику в нужном тебе русле.

— Давай, всё же, не будем торопиться с выводами, — попросил цесаревич.

— Поживём — увидим, — спокойно согласился государь. — Вот Харальд очень настойчив в желании заполучить кровь Антимага, а ты до сих пор чего-то опасаешься.

— Намекаешь, что не будешь препятствовать свадьбе Андрея с Астрид? — раздул ноздри сын, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать своё мнение, прямо противоположное отцовскому. — В таком случае Мамоновы очень серьёзно укрепят свои позиции, имея за спиной мощную поддержку в виде Свирепого!

— Юра, ты как маленький, — с укоризной посмотрел на него император. — Учу тебя политике, учу — а всё равно ошибки совершаешь. Я о чём тебе битый час рассказываю? Никто же не мешает собраться Главам трёх Родов и договориться о создании тройственного союза. Тщательно выверим каждый пункт, который обяжет нас дружить друг с другом. Видишь ли, получается очень интересная конфигурация. Свадьба Лиды и княжича Андрея становится гарантией безопасности для Мстиславских и Мамоновых. Свадьба Астрид и Андрея удачно вписывается в доктрину уже общей безопасности как России, так и Скандии. Ведь Андрей будет нашим родственником, и одновременно — зятем Харальда. Куда не ткнись — везде запрещающие знаки для войны. Даже если захочешь обвинить родственничков в злых намерениях, сто раз придётся подумать.

— Но мы не учли одного: влияния антимагии на репродуктивность девушек, — цесаревич простучал пальцами по подлокотнику кресла. Он признал разумность доводов отца, но сказанная им фраза беспокоила его самого куда больше, чем политическая целесообразность.

— А вот это уже твоя и Брюсова забота — выяснить, каких последствий нужно ожидать, — император сделал очень толстый намёк и со стуком поставил чашку с чаем на фарфоровое блюдце, что находилось на журнальном столике.

— Нельзя просто так заставить молоденькую девушку действовать в угоду эксперименту, — попытался улизнуть от прямого ответа Юрий Иванович. — Мы неоднократно беседовали с боярином Захарьиным, и он сам понимает, насколько важно показать свою лояльность. Тем более, магическую инициацию вся семья прошла, Источник на них завязан прочно. Захарьины — большие должники перед нами.

— Когда Нине исполняется восемнадцать?

— Точно не помню, но Василий Романович упомянул, что в апреле.

— В таком случае не будем пока форсировать ситуацию, — принял решение император и кивнул на визор. — А Жора хорош. Он сам, того не ведая, дал нам отсрочку. А то я уже думал устроить свадьбу внучки грядущим летом.

— Значит, всё пока остается без изменений?

— Летом объявим о помолвке Лиды и Андрея, — уверенно сказал старший Мстиславский. — Скорее всего, и Харальд захочет присоединиться. Ладно, его предложение о двойной свадьбе, как ни странно, отвечает нашим интересам. Мне нужен союзник на северном фланге. Нужно очищать Балтику от пиратов, а заодно и Британии кое-где кислород перекрыть. Пусть в Атлантике свои правила устанавливают, а северные моря — наши.

— Помолвку… — медленно проговорил Юрий Иванович. — А парень до сих пор в любви к Лиде не признался, к нам в гости не пришёл руки просить.

— Так намекни, — хмыкнул император. — Иногда юношей приходится пинать, направляя их мысли в правильное течение.

— Ладно, займусь этим… Я о другом беспокоюсь. Отпустим Лиду в Скандию? — задал волнующий его вопрос цесаревич. Ведь придётся объяснять жене, зачем этот визит нужен.

— Пусть съездит, — кивнул отец. — Тем более, к ней точно присоединится княжна Голицына. Нину Захарьину обязательно нужно включить в делегацию. Судя по докладам наружного наблюдения, она зачастила к Мамонову, подолгу задерживается у него, что о многом говорит. Чем чёрт не шутит, вдруг дожмёт парня. Ну и охрана должна быть соответствующей. Пусть молодёжь поближе узнает друг друга, полезно для будущих отношений. Плохо, что у Андрея нет свиты.

— Чтобы появилась свита, нужны вассальные обязательства, — пожал плечами Юрий Иванович. — У Мамонова пока, кроме охраны, управляющего, инженеров и кухарки никого нет. Даже горничных не завёл, вызывает их по найму для уборки и стирки.

— Истинно мужской коллектив, — усмехнулся император и двойным щелчком погасил визор. — Тогда обратим внимание на его окружение среди одноклассников. Кто наиболее надёжен?

— Миша Кочубей, Юра Дашков, Данька Захарьин, — стал перечислять младший Мстиславский, потом задумался: — Пожалуй, ещё Саша Плещеев. Остальные нейтральны, могут спокойно менять предпочтения.

— Есть у меня беспокойство насчёт Захарьина, — государь задумчиво потёр подбородок. — Мальчишка может наломать дров, если заподозрит, что с его сестрой «экспериментируют». Сорвётся, учинит скандал. Он же ещё и «огневик», самый неустойчивый тип Дара.

— С чего бы он узнает? — удивился цесаревич. — Если только сам отец не захочет раскрыть семейную тайну. Может, уже и поделился сокровенным, чтобы Даниил в самый неподходящий момент не испортил взаимоотношения сестры с Мамоновым. Пусть едет. Будем держать его под контролем.

— Специально человека приставим? — усмехнулся старший Мстиславский.

— Надо будет — приставим. Нельзя сейчас сеять обиду в душе мальчишки.

— Ладно, убедил, — кивнул император. — Надо с родителями кандидатов в свитские провести беседу, пояснить, ради чего всё это затевается. У внучки будет своя свита, но Андрей тоже обязан продемонстрировать статус. Северяне хоть и замороженные, но умеют оценивать и по одёжке, и по уму.

— А ещё по тому, как викинг дерётся на ристалище, — ухмыльнулся цесаревич.

— Намекаешь, что кто-то может вызвать Мамонова на спортивную дуэль?

— Скорее, на бой в бронекостюмах. Например, Эрик Биргерссон обязательно воспользуется моментом, и захочет размять косточки. Он же один из сильнейших пилотов среди молодёжи. Не забияка, но драться любит.

— Ладно, с этим разберёмся попозже. Тогда начинай формировать миссию. Подозреваю, скоро придёт приглашение от Харальда.

— Сделаю, — кивнул сын. — А что там по ситуации с «Северной Звездой»?

— Все страны, которые имеют выход к Балтике, возмущены столь дерзкой террористической атакой, — хмыкнул император и допил чай. Совершенно не по-аристократически перевернул чашку вверх донышком на блюдце и откинулся на спинку кресла. — Выражают соболезнования Харальду, клеймят позором неких организаторов, в открытую не называя англичан. Чем дальше от побережья, тем глуше голоса. Остальным плевать. А вот торжественное награждение русской военной миссии вызвало невероятный резонанс. Свирепый прав: у Европы началась диарея. А если мы ещё и наших детей одновременно поженим, вонь на весь мир разнесётся.

— Скажешь тоже, — рассмеялся Юрий Иванович. — Там не вонь будет, а вселенский плач о наступлении «тёмных веков». Мало им «азиатских орд» было, теперь и викинги к ним присоединятся.

— Хорошо же! — мечтательно проговорил старший Мстиславский, но почти сразу стёр с лица расслабленное выражение. — Ладно, хватит тему мусолить. Харальд убедился, что Жора совсем не простачок, которого можно обвести вокруг пальца золотыми посулами. А нам этого и надо. Не хотел я торопиться со свадьбой внучки, боги тому свидетели. Ты, Юра, ситуацию со строительством завода не упускай. Американка свои чертежи получила, какого-то количества работников дождалась — пусть начинает работать. Пора куратора ставить. Князь Сергей хоть и держит руку на пульсе, но слишком занят другими делами.

— Предлагаю князя Елецкого, — соглашаясь с отцом, кивнул Юрий Иванович. — Он службу хорошо поставил. Английский прекрасно знает, без всякого лингво-амулета выучил. Образован, вежлив. Опять же, статус. Американцы любят, когда к их проектам высокие чины заинтересованность проявляют.

— Ладно, подумаю, — император хотел встать, но вдруг поднял указательный палец вверх, как будто что-то вспомнил. — С этими марьяжами совсем из головы вылетела одна мысль, связанная с разработкой бронекостюмов. Я недавно получил почту из САСШ и прочитал весьма неприятную для нас статью некоего господина Адамчика, журналиста из «Искр Москвы». Каким образом она попала в американскую прессу, не знаю, но местные борзописцы ухватились за неё обеими руками, раздули скандал, из-за чего наши агенты не смогли вывезти в Россию оборудование «Мехтроникса». Нам нанесён довольно чувствительный удар на взлёте. Статья удивительным образом перекликается с пасквилями Козачёва из газеты «Столица». Сей щелкопёр по чьему-то приказу ведёт атаку на «Бастион», не обвиняя открыто Мамоновых и нас в воровстве идей и патентов, но намёки весьма толсты. Очень красочно описал инцидент на лесной даче концерна «Техноброни», и вот там открыто указал на княжича Мамонова, который «вместо щедрого предложения господина Шульгина, желающего покупкой линейных двигателей поднять русские военные технологии на небывалый уровень, взял в руки оружие и напал на достойных людей, проявив свои детские обиды». Это я процитировал Козачёва, заметь!

— Распоясались не в меру, — проворчал цесаревич. — Ведь это прямое оскорбление!

— И что ты прикажешь делать? — с усмешкой посмотрел на сына Мстиславский. — Княжичу Мамонову невместно вызывать на дуэль бумагомарателя, разве что прилюдно отхлестать по щекам. Поэтому ты, Юра, реши этот вопрос. У нас есть Цензурная Коллегия, которая по щелчку пальца закроет поганые газетёнки. Но Богдан Семёнович не любит казнить быстро. Пусть устроит «весёлую» жизнь и Адамчику, и Козачёву.

— Не завидую я щелкопёрам, — улыбнулся цесаревич, вспомнив унылую физиономию Главы Цензурной Коллегии боярина Языкова, чья бородавка на носу являлась олицетворением ужаса для всех СМИ и книжных издательств.

— И хорошо бы выяснить, кто их надоумил на подобные пакости, — император поднялся на ноги. — Я догадываюсь, откуда пованивает, но доказательства должны быть железными. Рано или поздно досье на этих людей можно использовать так, как нужно нам. Ну, что, пошли на совещание? Государственные хлопоты никто не отменял. Да и министры заждались, поди.

2

В назначенное время я подъехал к КПП Особой Канцелярии. Влад остановил внедорожник неподалёку от сторожки таким образом, чтобы не перегораживать ворота, за которыми возвышалось здание, чья история обросла жуткими мифами и досужими вымыслами. Благодаря Брюсу я уже знал, что некоторая их часть имеет под собой реальную основу. Попадать сюда в качестве узника мне бы не хотелось. Слишком тягостное ощущение осталось после нескольких минут в камере-блокираторе. Интересно, кто эти люди, что сейчас сидят в подвале и медленно угасают, не получая подпитку для своей искры? А они здесь есть, намёк Брюса был более чем понятен.

— Пойду один, — предупредил я парней, сопровождавших меня в поездке. — Вас всё равно не пропустят.

— Не нравится мне ваше спокойствие, Андрей Георгиевич, — проворчал Эд, решивший сегодня присоединиться к личникам. — Вы так уверены в собственной неуязвимости? А вдруг служба охраны решит задержать вас? Да и местечко не самое приятное.

— А есть выбор? — усмехнулся я, держась за ручку двери, но пока не открывая её. — Даже если пойдёте со мной, никого из вас не допустят на нижние этажи. Если через два часа меня не будет, валите отсюда. У меня в кабинете на столе лежит листок с номерами телефонов, куда нужно позвонить в случае форс-мажора. И не вздумайте геройствовать, брать штурмом эту обитель. И сами все поляжете, и мне не поможете.

— Ясно, — покладисто кивнул Эд. Он уже давно понял, что меня не остановить, если я вижу целесообразность в каком-нибудь мероприятии, пусть и опасном. — Ждём два часа и едем домой.

Я вышел из внедорожника, поёжился. Вечерок тот ещё, морозный, с сухим кусачим ветерком, дующим непонятно откуда. Щёки неприятно обожгло. Подняв воротник пальто, направился к сторожке, возле которой никого не было. Охрана сейчас ютилась в тёплом помещении, разглядывая поздних гостей на экране монитора. Внешняя камера на стене помигивала красным огоньком, словно предупреждая, что любое движение вне объекта не останется без внимания.

Я обстучал ботинки о невысокую ступеньку перед дверью и нажал на кнопку вызова. К моему удивлению, раздался щелчок замка, створка ослабла. Неужели генерал дал указание пропустить меня без проверки? Потянул её, вошёл внутрь. Узкий коридорчик был перегорожен вертушкой. На всякий случай потрогал её — не шевелится, заблокирована. Повернулся лицом к панорамному окну, за которым находились трое мужчин. Двое из них сидят на стульях в расстёгнутых меховых куртках. Эти явно из охраны, которой положено торчать на улице, а не задницы греть возле калорифера. Дежурный прапорщик с шикарными густыми усами выжидающе смотрит на меня.

— Вечер добрый, господа, — я дружелюбно улыбнулся в небольшое отверстие в оконце. — Княжич Мамонов. Мне к Петру Григорьевичу.

Смысла таить своё имя не видел. Бирюков сразу предупредил, что Брюс узнает о визите, пусть и чуть попозже. Самое интересное, о цесаревиче или об императоре Глава ОК не обмолвился. Уже хорошо.

— Костя, проводи гостя, — прапорщик слегка повернул голову, обращаясь к одному из охранников, — а я пока майора предупрежу.

Как здорово! Никаких проволочек и бюрократии! Полезно генералам коньяк дарить, очень полезно!

Когда выделенный для меня провожатый вышел из дежурки, щёлкнул стопор, и я спокойно миновал вертушку. Не говоря ни слова, вояка поправил ремень короткоствольного автомата и показал жестом, чтобы я шёл первым. Мы пересекли двор и оказались возле знакомой двери, перекрывающей вход в особняк.

— Сейчас откроют, — подал голос охранник.

Вот тебе и режимный объект! Никаких доскональных и въедливых проверок, требований спецпропусков, жетонов, документов и прочих идентифицирующих личность бумаг. Или репутация старинного особняка сама по себе является хорошей защитой? Ну, не знаю. К Булгаковым, к примеру, так легко не попасть. Пока не вытянут все жилы, не выяснят, кто ты такой — не запустят на территорию. А ведь ещё и проверку на «чужую личину» обязательно устроят. Хотя… опять же нужно учитывать сложившуюся за века репутацию Особой Канцелярии. Не удивлюсь, если сами служащие распускают всякие нелепицы про неё.

Эта дверь тоже открылась, как по мановению волшебной палочки. За нею стоял офицер с майорскими звёздами на погонах. Он внимательно поглядел на меня и приказал сопровождающему:

— Свободен, боец.

— Есть! — тот козырнул, развернулся и пошагал обратно в сторожку.

— А ты заходи, не стой на пороге, — проворчал майор, пропуская меня внутрь.

Дверь за моей спиной с сытым щелчком захлопнулась.

— Телефон, амулеты, прочие магические штучки, равно как и технические средства записи прошу оставить здесь, — офицер кивнул в сторону административной стойки. Помощник главного дежурного поставил передо мной коробку, в которую я положил мобильник.

— Часы есть? — спросил майор, стоя за моей спиной.

— А часы-то зачем?

— Многие умельцы под часы маскируют магические артефакты, — снизошёл до пояснения офицер. — Думаю, вам не составит труда оставить их здесь, а потом забрать.

— Как скажете, господин майор, — я не стал возражать и расстегнул браслет. Часы легли в коробку рядом с телефоном. — Всё, я чист.

— Идёмте, княжич, — кивнул тот, даже не став проверять «пищалкой», что висела у него на поясе. А зря. Вдруг я решусь пронести в здание какой-нибудь хитроумный магический артефакт? Ладно, не буду считать себя умнее тех, кто создавал систему безопасности для тюрьмы. Возможно, меня уже просветили со всех сторон, пока я нахожусь в холле.

— А Пётр Григорьевич разве не будет сопровождать нас в нижний сектор? — спросил майора, когда он повёл меня не наверх, в кабинет генерала, а сразу в подвал.

— Он дал мне все инструкции, не переживайте, — был ответ.

Как-то не по себе. А вдруг мой сопровождающий банально забудет обо мне, пока я сижу в камере? И всё, хана котёнку, «обесточит» она моё ядро. Поёжился, пока шёл следом за офицером. Чего только не передумал.

Мы повторили весь маршрут, как и в прошлый раз. Майор остановился перед знакомой камерой, открыл дверь и жестом предложил заходить.

— Я могу увеличить время до десяти минут? — поинтересовался я, глядя на тускло светящиеся соты, облепившие стены, пол и потолок.

— Ни в коем случае! Мне дали чёткие инструкции выпустить вас через пять минут, — строго посмотрел на меня сотрудник ОК. — Поэтому дверь откроется ровно тогда, когда подойдёт время.

— Шесть минут, — попробовал поторговаться я и сразу же поднял руки, увидев заигравшие на скулах офицера желваки. — Понял, глупость сморозил.

— Не считайте себя умнее тех, кто проектировал все эти камеры, — снизошёл до пояснения майор. — Вы, молодой человек, что же, собираетесь провести ритуал самоуничтожения искры? Вижу, не горите желанием. Прошу, заходите и устраивайтесь.

— Секунду, — мне уже давно пришла в голову одна безумная идея, основанная на прочитанных книгах и старинных трактатах. Что, если в момент отсечения магии понизить энергетическую составляющую ядра? Довести его до состояния остывающего костра, когда угли ещё рдеют, но уже начинают покрываться сизым пеплом? То есть сыграть от обратного. Ведь во время процедуры оно всё равно не может функционировать в полном объёме, то есть полностью укрывается от блокирующих волн. Система (если так можно назвать камеру с сотами) не обратит на ядро внимание. А вот что будет дальше, я не знаю. Рискую? Да. Но риск в таком случае может обернуться как провалом, так и взрывным ростом объёма. Если же не получится, я спокойно выйду наружу и вернусь сюда через полгода без всяких безумных идей. Антимагу позволено многое, в том числе и экспериментировать. Никто не спросит с меня за ошибки. Разве только сам буду страдать из-за них.

Почувствовав, что ядро практически перестало «дышать» под моим ментальным воздействием, я шагнул внутрь и сел на голую кровать со свёрнутым матрасом. Интересно, в прошлый раз она была застелена, что указывало на проживавшего здесь узника. Просто во время нашего визита его куда-то перевели. Но где он теперь? Умер? Или выпустили на волю, убедившись, что ждать неприятностей от человека, прошедшего процедуру гашения искры, больше не нужно? Могу ошибаться, это всё нервы. Как бы не хотелось казаться спокойным, потряхивало меня неслабо.

Дверь ещё не успела с тяжёлым стуком закрыться, а я уже вошёл в медитативное состояние, не давая ядру своевольничать. Теперь я простой человек, без искры и прочих Даров чародейства. Как поведёт себя Система?

Первое, что я ощутил — это оглушающая тишина. Когда привыкаешь к постоянному «шуму» магического или ментального поля, к его вибрациям и потокам, исчезновение всего этого разнообразного фона может вызвать панику. Ты буквально глохнешь и слепнешь на уровне восприятия. Мир становится плоским, двухмерным, лишённым глубины, красоты, цвета и даже тех измерений, в которых пребываешь, когда используешь магию. Или антимагию. Она ведь тоже часть меня.

Так как подобную процедуру я уже проходил вместе с господином Брюсом, то постарался спокойно воспринять изменения, происходящие на тончайшем энергетическом уровне. Странным было то, что меня стало легонько подташнивать, голова закружилась. Наверное, из-за того, что мозг отказывался воспринимать реальность, лишённую так называемых входных данных. Ячеистые стены начали расплываться, менять свою структуру, словно невидимому скульптору не понравилась первоначальная идея с внутренней облицовкой блокирующей камеры, и он начал созидать нечто новое. Я опустил голову и закрыл глаза, чтобы справиться с паникой от происходящих метаморфоз. Такого в прошлый раз не было! Каким-то образом «гашение» Дара отразилось на физиологии организма! Я просто не мог использовать его для снятия негативных процессов, происходящих внутри. А ещё мне приходилось изо всех сил удерживать ядро в «спящем» режиме, не давая соприкасаться с блокирующим воздействием камеры!

Теперь на меня обрушился груз собственных ощущений. Я чувствовал сокращение каждой мышцы, усталость некоторых из них, каждый ушиб, когда-либо полученный, саднящее чувство боли от заживших ранок. Дыхание стало тяжёлым, будто я сейчас находился на большой высоте, где не хватает кислорода. А потом захотелось есть и пить одновременно. Источник подпитки исчез, возникло звериное, даже первобытное чувство голода и жажды, хотя я точно знал, что хорошо покушал перед поездкой. Скорее всего, это было желание вкусить иной энергии, природной, кою я всегда получал извне.

Сказать, что я испытал страх — ничего не сказать. Это был самый настоящий, чистейший животный ужас перед неизведанным, когда остаёшься беспомощным перед силой, готовой раздавить тебя, как муравья. Абсолютная обнажённость, беззащитность и уязвимость жертвы в клетке с тигром. И не цирковым, а тем, кто властвует в джунглях или таёжной глуши. Кстати, уссурийские тигры гораздо крупнее бенгальских! Что за чушь сейчас лезет в голову? Да, нужно думать о чём угодно, лишь бы остановить падение в жуткую черноту собственных страхов. Сердцебиение участилось, на лбу выступил холодный пот, руки задрожали так сильно, что пришлось зажать их коленями.

Не успел я «насладиться» моментом страха, как меня стали одолевать разные мысли, раздражавшие одинаковостью. Это разве со мной происходит? Этого не может быть со мной. Я чувствую себя чужим в собственном теле. Без своей любимой антимагии, своей ментальной энергии я не понимаю, кто я такой. Моя личность, уверенность в собственной исключительности и уникальности, дававшей место в жестоком мире — всё было построено вокруг антимагии. Теперь мир внезапно стал нереальным, бутафорским и плоским.

Снова случился резкий переход, и на меня обрушилась глубокая тоска и одиночество. Я ненавидел свой Дар, сделавший меня изгоем, и в то же время желал, чтобы он никуда не пропал, остался рядом, во мне. Иначе кто я без него?

А потом наступило облегчение, эйфория. В голове уже не крутились деструктивные мысли. Впервые мой разум был абсолютно тих и спокоен, если так можно выразить состояние, которое пришло на смену дикому, разрывающему душу самокопанию и страху потерять нечто ценное. Это был момент чистой, незамутнённой реальности. Если я не антимаг, то кто я? Вся моя прошлая жизнь, все поступки, все решения оказались продиктованы личной особенностью и уникальностью. Без Дара всё теряет смысл. Не нужно барахтаться в бурном потоке, махать руками, цепляться за проплывающие мимо коряги, кричать о помощи. Я стал обычным человеком, не отличающимся от тех, у кого никогда не было искры. Такой же хрупкий, обычный смертный. Моя главная задача в жизни — контроль Дара, борьба за место под солнцем, независимость и свобода от диктата старших и то прочее, чего жаждет молодость — исчезла. Теперь предстоит найти новую причину существовать в этом несовершенном мире.

Неожиданно накатила удивительная нега, как будто я после изнурительной работы сел в теньке отдохнуть. Тело стало лёгким, воздушным, отчего захотелось воспарить вверх, если бы не потолок, ограничивающий мои желания. Энергетические каналы тускло подсвечивались остаточной энергией, ядро тоже не брыкалось. Полное спокойствие, шум листвы, чириканье птичек, лёгкий ветерок мазнул свежестью лицо и взъерошил волосы — всё оказалось настолько реально, как будто я в самом деле нахожусь в лесу.

Скрежет дверного замка вернул меня в действительность. Мир мгновенно приобрёл краски. Открыв глаза, увидел майора, чьего имени так до сих пор и не узнал.

— С вами всё в порядке, молодой человек? — видя, что я не встаю, спросил он со скрытым волнением в голосе. — Нужна помощь?

— Нет, спасибо, — я быстро провёл ладонями по мокрому лицу и начал процесс разгона «заснувшего» ядра. Потом упруго поднялся. На мгновение замер. Всё отлично. Никуда не кидает, голова не кружится, невероятная лёгкость пропала, но после пяти минут медитации чувствовалось какое-то изменение внутри. Пока еду домой, прощупаю себя с ног до головы. — Сколько прошло времени?

— Пять минут, как и было договорено, — ответил провожатый, с подозрением глядя на меня. — Вы точно себя хорошо чувствуете?

Пять минут⁈ Не верю! Казалось, я прожил в этой камере десять лет, занимаясь самокопанием, самобичеванием, анализом своих грехов и ошибок.

— Да-да, никаких проблем! — отвечаю поспешно, загнав глубоко внутрь пережитое.

Дальше мы шли в полном молчании, и только в холле я обратился к майору:

— Передайте, пожалуйста, мою благодарность господину генералу, что устроил мне сеанс. Жаль, что не удалось с ним поговорить.

— Он уже уехал, — усмехнулся майор, смотря, как я застёгиваю на запястье часы и кладу телефон в карман пальто. — Не переживайте, завтра утром я обязательно передам ваши слова.

— Спасибо и вам, господин майор. Я могу без сопровождающего дойти до КПП?

— Не положено. Дяденко, сопроводи молодого человека до выхода, — приказал дежурный офицер.

Прапорщик вышел из-за административной стойки, надевая на ходу бушлат и шапку. Было видно, что ему очень не хочется покидать тёплое помещение, и он, скрывая недовольство, кивнул мне, показывая на выход.

Через несколько минут я уже был снаружи. Услышав щелчок дверного замка за спиной, потопал к внедорожнику. Залез в салон, облегчённо вздохнул. Визит закончился успешно, а ведь я, признаюсь, опасался какого-нибудь подвоха.

— Как всё прошло? — поинтересовался Куан, очнувшись от дрёмы. Он был абсолютно спокоен, словно отпускал меня на полчаса навестить дедушку и отдать ему гостинцы.

— Такие эксперименты не для слабых, — я вздрогнул. — Теперь понятно, почему разгон ядра в подобных камерах нужно проводить как можно реже. Если когда-нибудь снова захочу туда войти, то лет через пять, не раньше.

Нервно хохотнув, я хлопнул по плечу Влада, чтобы тот ехал, а сам вкратце пояснил смысл своего рискованного исследования и лёгкими мазками обрисовал ту жуть, которую пережил в изоляции.

Куан долго молчал, осмысливая услышанное. Никанор, сидевший на переднем кресле, проникнувшись моментом, по своему обыкновению, не балагурил с Владом. А я, пользуясь случаем, потихоньку разгонял ядро до того состояния, когда энергия золотистыми потоками разольётся по сетке каналов. И совсем не обращал внимание на яркие огни рекламных щитов, светящиеся витрины магазинов, мимо которых проносился внедорожник.

— Во-первых, как ты себя чувствуешь? — пошевелился Хитрый Лис.

— Пока не пойму. Искра не пропала, ядро действует, энергия перекачивается, — пожимаю плечами. — Возможно, эффект проявится утром.

— Насколько я смог понять твою идею, ты решил скрыть искру от блокирующих элементов, чтобы они не могли влиять на её интенсивность?

— Что-то такое, да, — кивнул я. — Хотя… сам толком не могу объяснить, почему именно так поступил. Спонтанное решение. Наитие озарило.

— Посмотрим утром, — кивнул наставник. — Заодно проведём интенсивную тренировку с обязательным джампингом. И не закатывай глаза! Гимназистку мне тут разыгрываешь.

И это говорит Куан? Откуда он нахватался таких речевых оборотов? Я бы ещё поверил, что Петрович так может ввернуть, но не Хитрый Лис!

— Значит, мне нужно встать на час раньше обычного, чтобы успеть провести весь комплекс тренировочных мероприятий, иначе придётся взмыленным в лицей ехать, — вздыхаю в ответ. Может, наставник и прав, что пытается встряхнуть меня, вывести из состояния психологического и эмоционального опустошения. — И всё-таки, что это со мной было?

— Деперсонализация, — тихо пробормотал Лис. — Полное очищение разума на фоне потери магических способностей.

Закралось подозрение, что Куан когда-то сам прошёл по этому пути. Надо потом расспросить его. Интересно же, как он справлялся с деструктивными влияниями.

В усадьбу я вернулся проторенной дорожкой: через пустырь. Куан и Никанор сопровождали меня, чутко посматривая по сторонам. Наставник не превратился в кумихо, но мне показалось, что он принюхивается к запахам. Казалось бы, что может пахнуть в зимнем лесу и на пустыре с сухим бурьяном?

К моему облегчению, никто из службы внешнего наблюдения до сих пор не догадался о тайном маршруте. Или просто не хотели мешать мне изредка чувствовать свою безнаказанность? Уже скоро я могу спокойно покидать дом. Куда бы первом делом поехать? Может, пригласить в «Алмазный дворик» княжон? Посидим, коктейлей попробуем, потанцуем. А это идея! Хочется расслабиться после бурных событий последних двух месяцев.

Раздевшись, поднялся к себе в кабинет, на ходу просматривая на телефоне входящие звонки. Во время нахождения в особняке-тюрьме я отключит мобильник, как обычно поступаю, когда приходится оставлять его в чужих руках. А в машине забыл включить. Звонков набралось немного. Три незнакомых мне номера, дядька Сергей, Илья Брагин… Вот с последнего я и начал.

— Не спишь, надеюсь? — услышав голос адвоката, поинтересовался я, на всякий случай покосившись на часы. Детское время…

— Ой, Андрей Георгиевич! Наконец-то! — затараторил Илья. — Прошу прощения, что вечером вам звонил. Просто запрос по пустырю пришёл час назад. Странно, почему в такое время, а не утром. Дело такое… Земля, которая находится по соседству с вами, принадлежит боярину Стрешневу Михаилу Фёдоровичу. Купил он её сорок два года назад, когда на месте осушённого болота стали строить посёлок. Вместе с ним землицу приобрели Ушатые. Они стали соседями. Но Стрешнев почему-то не стал строиться в Сокольниках, а продолжал жить в родовом особняке на Мещанской. Вероятно, у него было в планах продать свою долю, когда посёлок разрастётся до фешенебельного района. Но этим планам не суждено было сбыться. Комитет градостроительства изменил первоначальный план развития и обратил внимание на юго-восточные пригороды Москвы.

— Это всё интересно, — дождавшись, когда Илюша переведёт дух, проговорил я задумчиво. — Где сейчас Стрешнев? Он единственный владелец или есть наследники?

— Сам Михаил Фёдорович умер несколько лет назад, — «обрадовал» меня Брагин. — Но наследники есть! Главой Рода стал его старший сын Борис Михайлович. Живёт там же, в родовом поместье на Мещанской, ведёт тяжбу с двумя младшими братьями: Александром и Дмитрием. При том, что те сами неплохо устроились. Александр на данный момент проживает в Вологодской губернии, в селе Телешево. Там у Стрешневых тоже есть земля, большой особняк. А Дмитрий остался в Москве. Удачно женился на вдове Семёна Челяднина, бывшего интенданта московского гарнизона. Проживет где-то в Замоскворечье, завтра точно узнаю, времени не было.

— И как мне с ними быть? — расстроился я. — А Стрешнев какие планы на пустырь имеет? Будет строиться или ждёт лучшей цены, чтобы продать?

— В Земельной Коллегии ничего толком не сказали. Сам Борис Михайлович никаких распоряжений насчёт участка не оставлял, — вздохнул Брагин. — Придётся к нему наведаться, разузнать. Только, боюсь, попрут взашей.

— Постарайся правильно озвучить мою просьбу. Главное, узнать, будет ли он продавать или нет, какие планы имеет на недвижимый актив. Сорок лет земля пустая стоит, безобразие какое. Сам не ам, и другим не дам. А если начнёт руки распускать, звони мне сразу же.

— Понял, Андрей Георгиевич, буду держать вас в курсе, — оживился Илюша. — Спокойной ночи!

— Тебе тоже спокойного сна, — усмехнулся я и нажал на «отбой». Не самый приятный вариант с пустырём нарисовался. Три братца ведут тяжбу, а значит, придётся с каждым из них разговаривать отдельно и настаивать на отказе от доли. Ох, чую, кто-то из них обязательно упрётся рогом!

3

Магистр Лондонской Академии Колыванов Василий Егорович остановил свой белый «Фаворит» возле особняка, находящегося в глубине небольшого неухоженного парка, такого же старого, как и само двухэтажное здание. Тот, кто владел этим домом, мог сейчас неплохо заработать на его продаже. Неоклассицизм вновь входил в моду, словно люди устали от бетона, стали, панорамных окон и архитектурного обезличивания. А симметричные композиции, ясно читаемый силуэт и пространство, использование античных декоративных форм неожиданно показали свою устойчивость перед новыми веяниями в зодчестве.

Чугунный забор с фасадной стороны тоже придавал солидности усадьбе. Его мощные, стрельчатые решётки с тщательно выкованными элементами в виде листочков, обвивающих каждый прут, сами по себе были произведением искусства.

Колыванов подошёл к калитке и нажал на кнопку вызова. Здесь не было видеофона для удобства охранника, сидящего где-то в особняке или сторожке, чтобы дворник мог сразу впустить гостя. Ради интереса магистр засёк время, ожидая, когда кто-то из челяди боярина Холмского соизволит подойти к нему.

Крепкий мужик в тулупе и пыжиковой шапке вышел откуда-то из-за угла особняка и неторопливо зашагал по дорожке к воротам. Его борода, густая и окладистая, словно была ещё одним символом прошлого, застывшего на этом клочке земли в центре Москвы. Сейчас слуги благообразны, одеваются прилично, чтобы быть под стать своим хозяевам. А здесь борода какая-то… варварская?

— Любезный, довольно невежливо заставлять гостя ждать за забором, — негромко проговорил Колыванов, теряя терпение.

— Прошу прощения, господин, видеофон сломался, пришлось в починку отдавать, — стал оправдываться мужик, ускоряя шаг. Перечить или дерзить человеку, приехавшему на дорогом автомобиле, да и одевающемуся явно не в среднего пошиба магазине, себе дороже. — А звонок барахлит, не сразу понял.

Он резко дёрнул какой-то механизм, и калитка распахнулась.

— Днём ворота можно держать открытыми, — попенял бородатому мужику магистр, заходя в усадьбу. — Мало ли, какие гости приедут.

— Сегодня Тимофей Петрович никого не ждёт, поэтому и приказал закрыть, — в спину ему ответил дворник, или кем он здесь работал.

Колыванов его уже не слушал. Он целеустремлённо шёл к особняку, засунув руки в карманы. Взгляд отмечал некоторую запущенность хозяйственных построек, что подтверждало слухи о тяжёлом финансовом положении Холмского. Ну, да, после известных событий на Болотном части боярской Москвы стало не до красивой жизни. Самих себя бы прокормить, а не то что дома содержать в порядке. Хозяин этого особняка чудом избежал участи Ушатых и Шуйских. А всё потому, что был хорошо законспирирован, и не светился там, где другие в полной мере подписали себе приговор. Его участие ограничивалось так называемым «сервисным обслуживанием». Холмский обеспечивал приезжую агентуру явочными квартирами и нужными документами.

Он не успел дойти до двери, как та распахнулась. Несмотря на некоторые трудности, штат работников и слуг хозяин дома умудрялся содержать. Пожилая горничная в сером платье с накрахмаленным ажурным воротничком молча глядела на Колыванова, и, кажется, не собиралась его пропускать внутрь.

Чуть приподняв шапку, магистр представился:

— Василий Егорович Колыванов, гроссмейстер магических наук. Я хочу повидаться с Тимофеем Петровичем по одному весьма серьёзному и безотлагательному делу.

— Он сегодня не принимает, сударь, — голос у служанки был невероятно громкий и басистый. С таким только на плацу командовать марширующими солдатиками.

— Тем не менее, я настаиваю, — Колыванов сделал лёгкий пасс рукой и преподнёс женщине жёлтую хризантему, на лепестках которой дрожали капельки воды.

Нисколько не впечатлившись магической хитростью, горничная, тем не менее, взяла цветок и отступила в сторону, давая пройти гостю.

— Я доложу Тимофею Петровичу, — она горделиво выпрямила спину и исчезла за дверью гостиной.

— Позвольте, господин, я вам помогу, — откуда-то появилась ещё одна служанка, гораздо моложе и живее. Она приняла у Колыванова шапку, пальто и посоветовала пройти в залу.

Ожидать Холмского магистр предпочёл в кресле, заодно с любопытством разглядывая интерьер просторной гостиной. Он хотел убедиться, что его первоначальные выводы оказались верными. Дом содержался в порядке и чистоте, это несомненно. Мебель давно не обновлялась, элементы современного дизайна тоже отсутствовали, но это не в укор хозяину. Возможно, он сам или его жена не любят нововведений, предпочитая, чтобы их окружало то, к чему привычны.

— Сударь, Тимофей Петрович просит вас пройти в кабинет, — громоподобный голос служанки мог испугать кого угодно. — Позвольте вас проводить.

— Благодарю вас, — вскочил на ноги куратор.

Холмский встретил его на пороге кабинета. В отличие от интерьера дома, в личном гардеробе он старался следовать моде. Под добротным тёмно-бежевым костюмом была надета зелёная рубашка. На чёрном галстуке блестела заколка, усыпанная мелкими бриллиантами. На запястье правой руки, когда Холмский протянул её Колыванову для пожатия, блеснули золотом дорогие часы.

— Прошу прощения, что не имею чести знать вас, — осторожно проговорил хозяин. — Даже не представляю, чем я привлёк целого магистра.

— А вот я о вас знаю, хоть и понаслышке, — улыбнулся Василий Егорович и как бы невзначай быстро просмотрел небольшой кабинет-библиотеку. — Знаете, чего вам не хватает на рабочем столе? Песочных часов. Эта деталь удачно дополнит интерьер комнаты.

Любая фраза, где могли быть услышаны слова «песочные часы», становилась неким паролем. И Колыванов с интересом ждал реакции боярина.

Холмский побледнел, но быстро взял себя в руки и проговорил буднично:

— Вот как? Довольно интересная мысль. Значит, песочные часы? Да вы проходите, присаживайтесь, где вам удобно. Может, выпить желаете? У меня есть великолепный «Балантье».

— Не откажусь, — улыбнулся магистр, и пока Холмский бренчал стаканами, уселся в одно из кресел, чтобы видеть входную дверь. Не сказать, что он боялся какого-то подвоха со стороны хозяина особняка, но лучше всегда встречать опасность лицом к лицу.

— Итак, я слушаю вас, магистр, — Тимофей Петрович протянул ему пузатый гранёный стакан, наполненный виски на три пальца. Довольно щедро. — Признаться, меня давно посещала мысль, что обо мне забыли.

— Те, с кем вы сотрудничаете, никогда никого не забывают, — напомнил Колыванов.

— Мне с какого-то момента показалось, что это совсем не так, — ухмыльнулся Холмский, но с некоторой долей злости и раздражения. — Уже два года я не получал никакой поддержки, и, признаться, порядком поиздержался.

— Конечно же! — словно спохватившись, Василий Егорович легонько хлопнул себя по лбу свободной рукой — Как я мог забыть о самом важном!

Он поставил стакан на широкий подлокотник кресла, и с видом волшебника вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт без единой надписи, который через мгновение оказался на журнальном столике, разделявшем мужчин.

— Здесь банковская карта, привязанная к счёту «на предъявителя», которым являетесь вы, Тимофей Петрович, — с улыбкой проговорил гость. — На нём уже лежит сумма, которую вы недополучили за свою работу с неким Факиром, компенсация за два года вынужденного простоя — прошу прощения за грубую конструкцию, а также новый гонорар, начиная с прошлого месяца. Теперь никаких задержек не будет. Все транши законные, фискальные органы не найдут в них ничего предосудительного. Осталось только подписать контракт с Лондонской Магической Академией, и вы официально становитесь её внештатным сотрудником, работающим за рубежом. Статьи, научные работы, методические пособия — это ваша работа, призванная снизить внимание ГСБ.

— Скорее, это только привлечёт их к моей новой деятельности, — теперь усмешка была довольной. Холмский показал хорошую выдержку, не хватая конверт со столика. Возможно, был излишне напряжён или осторожен.

— Ни в коем случае, — возразил Колыванов. — Вы же заканчивали Московский Императорский Университет, потом учились в аспирантуре, но по научной стезе решили не идти, занявшись делами Рода. Так что ничего удивительного, если вы вдруг начнёте писать статьи вроде «влияния магической природы на многообразие фауны Сибири».

Холмский, не удержавшись, расхохотался, заметно расслабляясь.

— Тема интересная, надо попробовать. Я ведь выпускную квалификационную работу писал о симбиозе человека с фамильяром в условиях магической блокировки. Увы, интереса у комиссии она не вызвала, да и я к тому времени охладел к научной деятельности.

— Вот видите! Значит, мы в вас не ошиблись!

— В таком случае я хочу знать, каких действий вы от меня ожидаете.

— Тех же, что и раньше.

— Я всего лишь выполнял поручения князя Кропоткина, — напомнил хозяин особняка. — У него приличная база недвижимости, подходящей для явочных квартир.

— А у вас разве нет?

— Есть, пару десятков наберу, — пожал плечами Холмский.

— И вам не хочется получать приличное жалование, которое можно направить на ремонт особняка?

— Василий Егорович, прекратите испытывать мои душевную прочность! Я не отказываюсь вам помогать. Меня волнует вопрос субординации. Если князь Кропоткин узнает, что вы его проигнорировали, он может легко пойти в ГСБ и раскрыть мои прошлые дела.

— Не переживайте, с Владимиром Бориславичем я лично переговорю и направлю его энергию на что-то другое. Да и не настолько он безрассуден. Действуйте сами. Да, кстати… На счёт будет поступать и некоторая сумма для оплаты услуг ваших помощников. Ведь вы же не в одиночку станете заниматься столь хлопотным делом?

— Думаю, помощники понадобятся, — согласился Холмский. — Когда нужно подготовить явку?

— Через несколько дней в Москву приедут двое мужчин из Лондона. Вам нужно встретить их в аэропорту и привезти на квартиру, где они будут жить. Сами понимаете, что доходные дома для этого не подойдут. Слишком много внимания будет от жильцов и хозяев. Я бы предпочёл какую-нибудь скромную дачу в пределах Москвы. Сейчас зима, подобных предложений должно быть достаточно.

— Не соглашусь с вашим мнением, — неожиданно упёрся Холмский. — Как раз сейчас существует опасность привлечь внимание бдительных старожилов, которые вообще на зиму остаются на дачах. Особенно старики. Лучше всего взять в аренду квартиру, выкупленную хозяевами у строительной компании. Кстати, ваши люди хорошо по-русски говорят? Или ни бельмеса не понимают?

— Отменно говорят, — улыбнулся Колыванов. — Они родились в России, но уехали отсюда в Англию в том возрасте, когда родной уже язык невозможно забыть.

— Хорошо, — вздохнул с облегчением Тимофей Петрович. — Какие-нибудь документы, машина для передвижения по городу? Водительские права у них есть?

— Конечно. И машина тоже понадобится. Документы же… ну, допустим, сделайте им служебные удостоверения сотрудников какого-нибудь учреждения. Сами придумайте, это не столь важно.

— То есть готовящаяся акция не будет направлена на высокопоставленного чиновника?

— Нет, — предельно честно ответил Колыванов. — Так, мелочёвка. Возможно, ситуация изменится, и гости спокойно отбудут на Туманный Альбион.

— Хм, странное задание, — обхватил подбородок хозяин особняка. — А я странностей не люблю.

— Ваша задача простая, не требующая лишних вопросов, — магистр поглядел на часы и встал. — Придерживайтесь этого правила, и всё будет нормально.

— Я вас провожу, — Холмский тоже встал, и не обращая внимания на лежащий на столике конверт, вышел вместе с гостем из кабинета.

Одевшись с помощью молодой горничной, Колыванов протянул руку, прощаясь с хозяином.

— Рад был с вами познакомиться, Тимофей Петрович, — сказал он. — Появятся вопросы, звоните. Моя визитка лежит в конверте. Вместе с банковской карточкой.

— Не боитесь светить контакт? — усмехнулся Холмский, когда горничная ушла по его знаку.

— Я не настолько наивен, чтобы пользоваться основным телефоном для тонких интриг, — в тон ему ответил магистр. — Звоните, не переживайте за меня. Но я бы рекомендовал решать проблемы, которые вам по плечу — самостоятельно, а ко мне обращаться только в исключительных случаях. Всего доброго и до свидания!

Примечание:

[1] Дверги — гномы в скандинавской мифологии. Живут под землей, носят бороды и славятся огромными богатствами и мастерством.