Везуха

Часть четвертая ТОЧКА ФОКУСА

Слава богу, «Синенькая» осталась на месте. Фээсбэшная наружка сработала четко – уже через десять минут после похищения во дворе было не протолкнуться от спецназовцев. Если люди Седого и хотели отогнать машину, чтобы направить погоню по ложному следу, они просто не успели этого сделать.

Задержали и незадачливого водителя «Лендкрузера». Когда решительные парни в масках блокировали дворик, он все еще пытался завести мотор джипа, потому и увидел погоню слишком поздно. Пытался бежать, но штурмовая группа уже перекрыла все выходы. Как раз благодаря выжатой из водителя информации, спецназовцы смогли так быстро вычислить особняк Седого.

Рано утром, по просьбе Андрея, «Синенькую» перегнал к дому один из сотрудников Петра Дмитриевича. Пока девчонки спали, Андрей спустился вниз, забрать подарки.

Нервы после вчерашнего не совсем пришли в норму, и он все еще шарахался от каждой тени. Первой у подъезда попалась дворовая собака. Она неожиданно выскочила из подвального лаза, обнюхала штанину и, убедившись, что здесь ей ничего не светит, не подкинут объедков и даже не погладят, – убежала.

Андрей минут пять стоял, прислонившись к косяку, стараясь успокоить бешено скачущее сердце.

Ежеминутно оглядываясь, он кое-как доковылял до машины. С трудом открыл дверь – плечо еще болело – и только потом облился холодным потом. А что если бомба?..

Впрочем, от бомбы Удача, скорее всего, защитит. Не сработает взрыватель или что-нибудь в этом роде. А если каждый раз, садясь в машину, думать только о бомбе, то есть все шансы надолго загреметь в соответствующее учреждение с мягкими стенами и решетками на окнах.

Андрей достал с заднего сиденья подарки, захлопнул дверь, поставил машину на сигнализацию. Еще раз оглядел пустынный двор – никого. Не высовывается из ближайшей подворотни подозрительный бампер, не поблескивает оптика на крыше трансформаторной будки…

Тогда во дворике у Большого Сергиевского тоже никого не было. Разогнали всех, чтобы легче брать?

Тьфу, черт! Маразм какой! Парень, держи свою крышу в узде!!

Лето сейчас, понимаешь? Ле-то! Все на дачах, Кипрах и прочих Краснодарах. Это позже, к обеду, на стоянке перед подъездами машин будет море. Сегодня же тридцать первое августа – последний день перед школой, родители пораньше привезут своих отпрысков с затянувшихся дачных каникул, чтобы успеть отмыть, причесать, надраить до блеска перед грядущим Днем знаний.

Андрей поднялся в квартиру, припрятал подарки и ушел к себе. Часа через два проснулась Анюта, постучалась, заглянула к нему в комнату – звать завтракать, наверное, но он сделал вид, что спит. И до вечера из комнаты не выходил. Не хотелось. Раза три звонил полковник, неожиданно объявился Егор. Протараторил что-то веселое, с ходу обвинил Андрея в невыполнении обещаний:

– …нет, ты скажи, клялся с новой подругой познакомить?! Клялся, нет?

По вялым ответным репликам Егор быстренько сообразил: что-то не так.

– Старик, у тебя ничего не случилось? Квелый ты какой-то. Может, собрать экстренную спасательную команду, приехать и… провести сеанс реабилитации настроения? Заодно и с подругой познакомишь.

– Их две.

– Что – две?

– Подруги.

– Э-э… – на долю секунды Егор потерял дар речи. После чего задал гениальный вопрос: – Сразу?

– Нет, – ответил Андрей совершенно искренне. – По частям. А скажешь «по очереди» – укушу.

– Нет-нет, что ты! Я ничего такого не…

– Вот и хорошо. Спасибо, Егорка, за помощь, но мне сейчас лучше одному.

– Хочешь, как мировой капитализм – загнивать в собственном соку? Уверен?

– Да. Я тебе потом позвоню, ладно? Завтра. Или послезавтра… В общем, позвоню.

Хороший парень Егор, только отделаться от него сложно. Привык свою клиентуру на жилплощадь разводить, теперь по-другому строить беседу не умеет. Как компьютер, который, прежде чем стереть абсолютно ненужный файл, сто раз переспросит: «вы уверены?», «выполнить операцию?». При всем при том нужные программы он, гад, стирает быстро, молча и, что самое обидное, – безвозвратно.

Девчонки за Андрея переживали не меньше, вечером попытались вытащить его прогуляться. В принципе, он был не против, но, представив, как начнет шарахаться от каждой въезжающей во двор машины, от каждого шороха в кустах, отказался. И Юле с Анютой запретил, применив безотказный аргумент:

– Вам так тяжело выполнить мою личную просьбу?

Конечно, девчонки никуда не пошли.

Утром подруги ускакали в академию, на первый учебный день, а Андрей так и пролежал без движения до их прихода, уткнувшись лицом в подушку.

Он очень беспокоился за девчонок. Несколько раз порывался позвонить Петру Дмитриевичу, хотел попросить полковника выделить Юле с Анютой охрану, но все-таки передумал. Фээсбэшники уже не раз давали понять, что подруги находятся под плотным наблюдением, так что лучше не будет, а вот подслушать разговор и ударить в уязвимое место очередной претендент на Везунчика вполне может.

В любой момент, даже прямо сейчас, может звякнуть телефон и жесткий, не терпящий возражения голос скажет:

– Твои бабы у нас. Делай все, что тебе говорят, и с ними ничего не случится.

Конечно, еще есть тот, «египетский» сотовик, вроде бы защищенный от прослушивания, но может ли он быть уверенным, что в техслужбе нет купленных на корню людей? Во время разговора Седой проявлял изрядную осведомленность о группе полковника и всей операции «Везунчик». Откуда у него такая точная информация?

Пусть Седой больше не живет – при этой мысли Андрея передернуло, – но люди, стоящие за ним, остались. Их желания и цели не изменились. За ним, Везунчиком, уже началась борьба, как за каким-то секретным проектом, образцом нового оружия. И в этой борьбе нет недозволенных приемов. Его уже запугивали, что, если он будет артачиться, с девчонками случится неприятность. Как там недоброй памяти главарь выразился? «И на похоронить ничего не останется?»

В первый раз – не удалось, люди Петра Дмитриевича оказались лучше подготовлены, чем о них думали. Но что будет, когда та, другая сила усвоит полученный урок? Теперь она знает, чего ожидать, и будет планировать операцию с учетом ошибок.

Подруги вернулись около четырех, когда Андрей весь извелся. Звонок в дверь немного привел его в чувство. Теплая, радостная волна слегка приободрила, когда на вопрос «кто там?» за дверью бойко ответили:

– Мы!

Юлька вошла первой, спросила:

– Две усталые, измученные студентки приползают домой, чуть ли не на карачках, а тебе в глазок лень посмотреть?

– А у меня глаза в кучку, – попытался пошутить в ответ Андрей, но получилось настолько натужно, в полном противоречии с его мрачным видом и усталым голосом, что в прихожей повисло неловкое молчание.

– Я что-то не так сказала? – осторожно спросила Юлька. – Извини.

– Нет-нет, Юль, все в порядке, просто я немного устал.

Девушки озадаченно переглянулись. В смысле? Когда это Андрей мог устать, если сегодня весь день дома просидел?

– Но это детали! А сейчас… – театральным жестом он достал из-за шкафа подарки. – Сюрприз! За взятие штурмом первого учебного дня награждаются… Юля и Анюта!

– Вау! – Юлька обняла Андрея за шею, поднялась на цыпочки и чмокнула в щеку.

– Ух, ты!!

– Спасибо, – искренне поддержала подругу Анюта, заглянув в свою коробочку. – Ты нас совсем задарил! Мы тебя не разорим?

– Здоровско! – Юлька уже примеряла фенечку на запястье. – Андрей, ты супер!

– Чем же я такой супер? Только тем, что подарки дарю?

– Не только, – ответила Юлька неожиданно серьезно. – Ты вообще очень хороший. Но, знаешь, так приятно, когда о тебе заботятся, дарят что-то, самую простую вещичку, цветок… это… ну, здорово! Здорово, что ты ни разу еще не забыл, когда у нас праздник или какой-нибудь важный день. К нам никто и никогда так внимательно не относился. Скажи, Ань?

– Да, – подтвердила Анюта. – Понимаешь… мы долго думали о том, что ты нам рассказал… ну… что надо быть всегда рядом… Ты прав. Вот если бы сегодня нас не ждал ты, мы бы совсем не радовались первому дню в академии.

– Мой бывший парень, – Юля надула губки, – по крайней мере, он себя таковым считал, за все время даже цветочка не подарил.

Андрей притворно поковырял ногой пол:

– Девчонки, вы меня совсем засмущали! Пойдемте лучше обедать.

Девчонки хвастались новенькими студенческими билетами, зачетками, вывалили на стол целый ворох учебных пособий, с боем добытых у неприступной библиотекарши. Андрей рассеянно слушал их щебет, кивал в нужных местах, но думал совсем о другом.

Сославшись на усталость, он опять ушел спать рано, чуть ли не в десять. Юля и Анюта проводили его недоуменными взглядами.

«Надо будет сказать полковнику: если мы все-таки поедем в Гренландию, пусть приставит к девчонкам настоящую охрану, а не просто наружное наблюдение, – подумал Андрей, находясь уже на грани сна. – Если в мое отсутствие с ними что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу!»

«Малыш» рванул прямо над головой…

Еще за миг до вспышки он видел инверсионный след «Энолы», уходящей на полной скорости прочь от обреченного города, и через миг все исчезло в слепящем свете. В нем растворились маленькие аккуратные домики, утопающие в зелени, дымящие трубы завода на северной окраине; бухта с цветными мазками парусов, лагерь военнопленных…

Свет обтекал его, подобно кипящей воде, смешанной с паром. Затем последовал тяжелый удар, тело на мгновение сдавило со всех сторон, и он увидел, как от ног побежала по земле волна, будто от брошенного в воду камня. Свет летел впереди волны, напоминая острый копейный наконечник, и то, что не превратилось в пепел, разлеталось под мощью динамического удара.

Миг – и вспыхнула одежда на застывших в движении людях, спала с костей испепеленная плоть, и тут же рассыпался костной пылью скелет, перемешиваясь с песком, паром, раскаленной глиной…

Люди исчезали, чтобы через миг проявиться на стенах домов, как на негативе фотографий.

В наступившей оглушительной тишине ниоткуда возник шепот. Зародившись на пределе слуха, он рос, вбирая в себя шелест пепла, шипение остывающих стен.

Это он! Он единственный, кто остался жить, – значит, это он принес смерть! Почему? За что?

Тени на стенах указывали на него, вызывая желание съежиться, спрятаться, исчезнуть, зарывшись в землю. Но земля превратилась в стекло, и спасения не было.

Нет… нет, я ни при чем! Я просто… просто не могу погибнуть, я – вечен… Потому, что Она защищает меня. Моя Удача.

Но ты мог предупредить.

Я не мог, я не знал.

Шепот мертвых царапал, скреб, скрежетал, раздирая барабанные перепонки, рвал остатки сознания и, наконец, взорвался пронзительным звоном, скрутившим его, как мокрую тряпку… Капли крови падали, просачиваясь сквозь кожу, он слышал хруст ломающихся костей, и даже когда глаза лопнули и вытекли, продолжал видеть свое бьющееся переломанное тело…

И тогда он закричал из последних сил, надеясь, что звук собственного голоса придаст сил. Закричал, но услышал только сдавленный хрип. Выдохнув, он закричал снова, заревел, замычал и рванулся из кошмара, как тонущий рвется к воздуху, к свету, к жизни…

Андрей сидел на полу, возле развороченной постели. На прикроватной тумбочке надрывался телефон. В окно светило не по-осеннему яркое солнце, ветер шевелил тюлевые занавески, со двора доносился обычный шум: смех, лай собак, крики детей, где-то за домом гудели автомобили.

Тело ломило, будто по нему колотили палками, по лицу бежал противный холодный пот. Ловя воздух пересохшими губами, Андрей ухватил смятую простыню и вытер лицо.

– Что вы все сделали со мной, – пробормотал он, с ненавистью глядя на телефон, – что вы сделали, гады…

Дотянувшись до стола, он нащупал курево, зажигалку, сбросил их на пол. Каждое движение давалось с трудом, словно Андрей передвигался в какой-то жидкой, вяжущей среде. Прыгающими пальцами достал из пачки сигарету, крепко закусил фильтр, поднес огонек. Вкус сигареты оказался гнилостным, будто бы она пропиталась за ночь какими-то нечистотами.

Как портянку выкурил.

– Ничего, – успокоил себя Андрей, – это только с утра так.

Он затянулся поглубже, с облегчением чувствуя, как никотин успокаивает нервы, возвращает к действительности. Странное дело: табак – яд и наркотик, хоть и слабый, но когда надо – позволяет сосредоточиться, когда надо – расслабляет. Привычка, просто привычка.

Андрей посмотрел на часы: уже три. Девчонки давно в своей академии, скоро должны вернуться.

Это хорошо – есть время привести себя в порядок.

Придерживаясь за спинку кровати, Андрей поднялся на ноги, бросил окурок в форточку и поплелся на кухню. На пороге он оглянулся на продолжающий надрываться телефон.

«А пошли вы все!»

Дверь в комнату девчонок была прикрыта, он постоял, подумал, взялся было за ручку… Нет, не пойду. Нехорошо это.

Кухня сияла чистотой, тарелки ровненько стояли в сушке, на столе в пластмассовой вазочке распушились три хризантемы. С удовольствием ощущая под ногами вымытый линолеум, Андрей прошел к холодильнику. Так, что тут у нас? В морозильнике две коробки с пиццей – девчонки никак не наедятся экзотики, пельмени «Натуральные из мяса молодых бычков», котлеты «Сочные». Неплохо. На полках примостились пластиковые баночки с салатами, масло, несколько пакетов с соком.

Есть не хотелось, и Андрей, налив стакан сока, присел на табуретку и снова закурил. На этот раз вкус «Верблюда» был то, что надо: в меру крепкий и ароматный. Андрей поставил на плиту чайник, достал из шкафчика «Амбассадор». С неделю назад ему удалось, наконец, разыскать этот редкий для Москвы, но – что уж поделать! – любимый сорт. Хорошо, хоть девчонки к кофе относятся спокойно. Вот и ладненько: ему больше достанется.

Заварив кофе покрепче, Андрей стал прихлебывать бодрящую горечь, закуривая каждый глоток глубокой затяжкой.

После кофе он почувствовал себя значительно бодрее, провел ладонью по щеке. Трехдневная щетина царапала кожу, как наждачная бумага.

Не мешало бы побриться… После душа.

Вода бежала по телу, смывая пот, унося следы ночного кошмара, стучала крохотными пальцами капель, прогоняя остатки сна. Несколько раз сменив воду с горячей на холодную, Андрей выключил душ, крепко растерся полотенцем и взглянул в зеркало. На него смотрела бледная небритая физиономия с красными припухшими глазами. Он подмигнул отражению, скорчил сам себе ответную гримасу.

«Ну, ты себя довел, парень. Пора выходить из штопора».

Выдавив гель для бритья на ладонь, он намылил лицо и взял бритву. Она была старая и драла щетину немилосердно, но это было даже кстати – Андрей всерьез обозлился на себя. Уже третий день он не выходил из дома, поддавшись депрессии, опустил руки.

Сколько можно мучить себя одним и тем же вопросом? Надо принимать решение. Петр Дмитриевич ждет, ждет Гренландия… все ждут.

Пора.

«Эй, проснись! Ответ есть, он давно известен, только ты никак не можешь самому себе признаться, что он единственный!»

Будто наказывая себя за слабость, Андрей ожесточенно скреб подбородок. Он смыл мыло, вытерся и, плеснув на ладонь лосьон, растер лицо, шипя и покряхтывая от боли.

– Ну, вот, другое дело, – сказал он, с уважением посмотрев на свое отражение. – Хоть на человека стал похож.

Хлопнула входная дверь, послышались приглушенные голоса.

– Тихо ты, а вдруг он еще спит?

– Да ладно, сколько спать можно. Он залег там, как медведь в берлогу, мучает сам себя. Анька! Неужели тебе его не жалко?! Надо спасать!

Андрей усмехнулся и вышел в коридор.

– Кого тут спасать надо? – нарочито грозно спросил он.

Анюта выпрямилась, закрывая собой Юльку.

– Ой, а мы думали, ты еще спишь. Тоже сюрприз тебе приготовили, – она шагнула в сторону и вскинула ладошку, указывая на подругу, – вуаля!

Андрей приподнял бровь. Юлька гордо вскинула голову и повернулась на месте, давая ему возможность оценить новую прическу: черные короткие волосы торчали в разные стороны, будто иголки у дикобраза, такие же пестрые и переливающиеся.

– Что сказать надо? – спросила Юлька, подбоченясь.

– М-м… Ой?

– Не «м-м» и не «ой», а вау!!!

– Этого я никогда не скажу, – категорически возразил Андрей, – в крайнем случае «е-мое»!

– Боже, как беден твой словарный запас, – явно подражая кому-то, воскликнула Юлька. Скорее всего, так часто говорил ей отец. – А ведь с виду такой интеллигентный!

– Хватит трепаться, – оборвала ее Анюта. – Честно, Андрей, тебе правда не понравилось? А мы хотели тебя развеселить.

– Это вам удалось.

– Ура! Отлично, тогда – пир горой! Мы тут купили торт, будем гулять и веселиться!

– А повод?

– Ну… нас с последней лекции отпустили!

– А это повод?

– Ха, был бы повод, мы бы чего покрепче купили, – сказала Юлька.

– Все, хватит, – прервала Анюта развеселившуюся подружку, передавая Андрею пакеты, – держи. Тут овощи и торт, неси на кухню.

Андрей обреченно подчинился. Пусть уж покомандуют!

Он послушно отнес продукты, вывалил в мойку огурцы, помидоры и красный болгарский перец, убрал торт в холодильник. Девчонки скрылись в своей комнате, откуда сразу же грянула дико современная музыка.

– Бардак! – усмехнулся Андрей и стал мыть овощи.

Он уже почистил лук и порезал огурцы для салата, когда музыка заиграла громче – видно, девчонки открыли дверь. Анюта переоделась в старые джинсы, которые так шли ей, подвязала волосы в хвост. Юлька, как обычно, влезла в шорты и блузку с короткими рукавами.

– Посиди, отдохни, – перекрикивая музыку, сказала Анюта, – салат я буду резать!

– Да я вроде не устал.

– Все равно. Я дома всегда салат сама делала. Пальчики оближешь, язык проглотишь.

Андрей присел на табуретку, любуясь ее ловкими, точными движениями. Анюта поставила на плиту сковородку, бросила кусок масла и принялась резать овощи. Юлька потрогала стоящие дыбом волосы и скорчила рожицу.

– Ну и как, смывать, что ли?

– Тебе виднее, – напрягая голос, сказал Андрей, – но я бы с такой головой на улицу не вышел. Только музыку приглуши.

– Тогда я ее под душем не услышу, – возразила Юлька и скрылась в ванной.

Анюта, покачав головой, отложила нож, сходила, убавила громкость.

Масло на сковородке заскворчало. Андрей с удовольствием наблюдал, как Анюта умело и ловко нарезала тонкими ломтиками помидор, переворачивала котлеты, покрывшиеся золотистой корочкой.

«Интересно, – подумал Андрей, – а если бы мы сейчас жили с Маринкой, она бы готовила? Ну, хоть что-то? Те же котлеты, салат, суп какой-нибудь. Вряд ли. Большой город портит людей, тут и доказывать нечего. Девчонки смолоду гоняются за карьерой или за деньгами, откладывают семью „на потом“, а „потом“ уже все, к плите их не загонишь. Хотя… слышала бы меня сейчас какая-нибудь феминистка! С ходу бы обвинила в мужском шовинизме! Вы, мол, самовлюбленные павианы, женщину нигде и представить себе не можете, кроме как в постели, у плиты или стиральной машины! А ведь у нее тоже есть душа, внутренний мир, мечты и устремления! Понимаешь? Да куда тебе, убогому самцу!»

Анюта расставила тарелки, нарезала хлеб, заправила маслом салат и, включив чайник, присела на табуретку.

– Ну, ты как? Мы уж не знали, что и делать-то. Ты сидишь у себя третий день подряд, хорошо, хоть иногда появляешься. Ничего не говоришь, не объясняешь… Неприятности?

– Есть немного…

– Это как-то связано с твоим даром, да? Про который ты нам рассказывал. Это твоя Удача, да?

– Давай не будем портить настроение, – попросил Андрей.

– Извини, – Анюта слегка коснулась его руки. – Я не хотела. Просто мы… ну, понимаешь… думали как-то помочь… Конечно, помощи от нас немного, но если что…

– Хорошо, договорились, – Андрей улыбнулся. – К вам первым обращусь. Спасибо, Ань. Вы мне и так помогаете.

– Чем это? Тем, что котлеты жарим?

Андрей посмотрел ей прямо в глаза. Как он и ожидал, Анюта смутилась, покраснела.

– Тем, что вы есть. А глюки эти… Просто мне надо было кое-что понять и переварить.

– Юлька, – крикнула Анюта, – заканчивай полоскаться уже, обед давно готов.

В ванной что-то загремело, взвизгнула Юлька. Андрей переменился в лице, вскочил на ноги, чуть не уронив стул. Анюта метнулась к ванной, распахнула дверь.

– Что случилось?

– Что, что… поскользнулась, а тут еще полка эта…

Андрей ощутил, как замершее в предчувствии несчастья сердце бухнуло в ребра и застучало, постепенно входя в нормальный ритм. Анюта обозвала Юльку бегемотом, захлопнула дверь и вернулась на кухню.

Андрей поднял стул и снова уселся, качая головой.

– Девки, вы меня уморите.

Анюта сняла с плиты сковороду, разложила по тарелкам котлеты – две Андрею, по одной себе и Юльке.

– Салат сам клади. Юлька, ты скоро? – крикнула она.

– Вот она я!

Завернутая в банное полотенце, появилась Юлька. Волосы у нее были мокрые, на пушистый ворс полотенца стекала вода. Нимало не смущаясь, она уселась на стул, подложив под себя ногу. Полотенце чуть задралось, открывая красивые коленки. На правой лодыжке Андрей приметил маленькую родинку.

– Ой, как все вкусно! – не обращая внимания на воцарившееся молчание, воскликнула Юлька.

Анюта покосилась на уткнувшегося в тарелку Андрея, вздохнула. Ох уж мне эта Юлька, мол!

Андрей сосредоточенно хрустел огурцами, макая кусок котлеты в кетчуп, молчал.

«Играет она или действительно такая взбалмошная? Впрочем, Анюта тоже чересчур хозяйственная для своих лет», – подумал он.

– Ой, а ты знаешь, у нас сегодня объясняли про специализацию. Чтоб мы выбрали себе предмет. Ну, полный отпад! Сначала Евгений Амвросович начал нам про официантов, мэтро… дотелей и прочую ерунду грузить. Это, говорит, очень важно, чтобы клиент…

Вкус сока оказался выше всяких похвал, котлеты – вполне нормальными для полуфабриката, а салат – просто объеденье. Андрей долил бокал и, откинувшись на спинку стула, закурил.

– …и гонит, и гонит! Для званых ужинов – одни предметы, для свадьбы – другие, а на приеме с иностранцами – третьи. А я чувствую, у меня уже крыша едет – это ж сколько запомнить всего! А потом тетя заявилась. Вся из себя крутая, тут у нее рюшечки, – Юлька показала, где были рюшечки, – тут брошечка, а самой лет сорок – старуха старухой и зубы золотые. Да еще при разговоре слюной плюется. Вы, говорит, у меня полюбите бухгалтерию! Все, как одна! И как начнет вкручивать про цифирки всякие, крестики-нолики. Сдадите, бубнит, «1С» и «Парус», а там «Бухгалтерия», «Зарплата и кадры» и до кучи «Товары и склад». Это ж конец света! Вон, Анька тащится, а я вся на измене сижу – сколько придется учить!

– Это на какой измене ты сидишь? – уточнил Андрей.

– В смысле, боится она этого, – перевела Анюта.

– А-а…

– Родной язык не знаешь, – упрекнула Юлька. – Бывает… У меня, например, с математикой проблемы, уж лучше я ложки-вилки подавать стану. А эта тетка аж трясется вся: мол, вы поймете, какой это кайф – сдать нормальный годовой баланс, разобраться с заморочками, а когда все сойдется копеечка в копеечку, тут вас и торкнет. И прям плющит ее: глаза сияют, пальцы шевелятся, будто на счетах щелкает…

– Ну, что ты несешь, – не выдержала Анюта, – нормальная женщина, любит свое дело, следит за собой: косметики в меру и фигура хорошая …

– У кого, – Юлька аж подпрыгнула, – у этой?..

– Все, хорош, – Андрей загасил сигарету, – я все понял, вам там понравилось, и вы с охотой и любовью будете прогрызать гранит науки о вилках и зарплате и станете 1С-профессионалами по званым свадьбам с иностранцами.

Юлька вытаращила на него глаза, прыснула в ладошку, Анюта тоже рассмеялась, блеснув белыми зубками.

– Так, – сказал Андрей, – поели, может, пора кофе с тортиком? Побалуемся? Прикольно будет. Я правильно сказал, Юль?

Юлька важно кивнула.

– Правильно, делаешь успехи. Ань, раз уж ты готовила, я посуду помою.

Она собрала со стола и, пока Андрей резал «Птичье молоко», вымыла посуду. Анюта расставила чашки.

– Всем кофе? – спросила она.

– Угу, всем, – ответила за всех Юлька.

Она вытерла мокрые тарелки, потянулась к мойке, и тут полотенце развязалось и скользнуло вниз.

– Ох, – Юлька подхватила его на бедрах, быстро, будто проверяя произведенный эффект, оглянулась на Андрея и снова закуталась в махровую ткань.

Анюта, разливавшая по чашкам кипяток, ничего не заметила.

Как ни в чем не бывало, Юлька присела к столу, поводила пальцем над «Птичьим молоком», выбирая кусок потолще.

– Я могу одна такой торт съесть, – заявила она.

– Перетопчешься, – обрезала Анюта.

– Я к сладкому спокойно отношусь, – заметил Андрей, – ешьте сами.

– Еще чего! Я выбирала, старалась, – возмутилась Анюта, – несла, понимаешь, домой, а он – «я спокойно отношусь»! Давай-ка, не стесняйся. Юлька уже по дороге этот торт чуть не уполовинила.

Она положила на блюдце два куска и придвинула Андрею.

Кофе был крепкий, торт вкусный. Андрей прихлебывал из чашки, механически кромсал ложкой торт, а перед глазами снова и снова мелькало спадающее полотенце, стройная полуобнаженная девичья фигурка, тонкая талия с плавным изгибом…

Какая же Юлька красивая! И Анюта… Черт возьми, да! И она тоже!

Бог мой, и он еще думал, кому отдать свой дар? Вот и ответ.

Не какому-нибудь там Большому Брату с личной армией и большими амбициями, не всем этим Седым-полковникам, даже не «стране в целом» или абстрактному счастью народа. Зачем? Чтобы быть чьим-то Талисманом или, что еще хуже – бездушным инструментом? Как Катукин – поезжай туда, сделай то… Катукин продержался шесть лет, стоит ли повторять его судьбу?

После Восьмой точки, как уверяют аналитики полковника, Андрей станет еще сильнее. Отлично. Тогда он сможет навсегда оградить девчонок от всех бед, несчастий и неудач!

Никто больше на этом свете не сможет причинить им зло.

Кто посмеет сказать, что этого мало?

На следующее утро Андрей позвонил полковнику:

– Петр Дмитриевич? Это Андрей. Я готов, можно ехать. Когда? Да хоть сейчас!

Вылетели следующим утром.

Рейс Москва – Гренландия пока еще не значился в списках российских авиакомпаний, так что пришлось добираться с пересадками. Сначала вполне комфортабельный, но не слишком гигантский «Айрбас» быстро и без особых приключений довез группу до Рейкьявика, а потом рейсовый старичок «Фоккер-50» резво перенес их на остров Кулусук.

Поначалу всех удивило количество стремящихся в Гренландию туристов – судя по всему, идеи экстремал-туров с помпой шествовали по миру. Аэропорт в Кулусуке, единственные, по сути, воздушные ворота в эти края, оказался битком забит пассажирами. Борт Рейкьявик – Кулусук прилетел без единого пустого места, да и в обратный путь, судя по толпе у трапа, тоже улетит заполненным под завязку.

Рядом с аэропортом, не обращая почти никакого внимания на проносящиеся над головой самолеты, бурлил жизнью поселок коренных жителей. Цепляясь за скалистые уступы чуть выше уровня свинцово-серого моря, он словно бы и не менялся за прошедшие века, жил так же, как и многие сотни лет назад.

Словоохотливый сосед-датчанин еще в самолете рассказал Андрею, что местные жители – большие показушники. Они живут за счет туризма. Ну, и еще охотой. Поровну.

– О! Кулусук – это идеальное место для первоначального знакомства с Гренландией. Да, конечно, считается, что местные жители все еще живут охотой. Однако стоит вам прийти в поселок, как аборигены тут же организуют неофициальные демонстрации. Либо начнут выделывать на каяках головокружительные трюки, либо устроят танцевальное представление. Только я вас заклинаю – в поселке у вас часто будут просить деньги за позирование или за представление, даже очень часто, – ни в коем случае не давайте! Постарайтесь обойтись улыбкой или кивком. Нормальный абориген попрошайничать не станет никогда – это ниже его достоинства. Деньги требуют лишь определенные люди и с определенной целью. Ну, вы меня понимаете…

«Выходит, – подумал Андрей, клятвенно пообещав соседу никому ничего не платить, – пьянство на севере – страшный бич не только для России».

Прислушивающийся к разговору Петр Дмитриевич более-менее знал английский, на котором датчанин изъяснялся вполне уверенно, но чудовищное произношение иногда ставило полковника в тупик, и он просил Андрея перевести ту или иную фразу.

– …вы будете смеяться… – продолжал сосед, – но все представления моментально отменяются, если исполнители в данный момент вдруг предпочтут идти на охоту.

– Правда?

– Да-да. Любопытно, что поселок Кулусук до сих пор не поддался европейскому влиянию, несмотря на постоянный приток туристов. И это многих привлекает. Скажу вам по секрету, – датчанин наклонился к Андрею и зашептал, – многие гости острова сразу по приезде почему-то стремятся посетить местное кладбище. Оно украшено пластмассовыми цветами и очень необычно выглядит посреди заснеженной тундры. Но я бы вам не советовал – местные этого не любят. Лучше прогуляйтесь пешком к горному озеру. Незабываемое, жуткое зрелище! Оно лежит у самого спуска к Кулусуку и, кажется, вот-вот выплеснется из берегов и захлестнет поселок! Сходите, на это стоит посмотреть!

– Спасибо, обязательно!

– А лучше всего – наймите корабль, здесь любой корабль сдается, и обойдите остров вдоль побережья. Картина незабываемая! Это лучший способ познакомиться с Кулусуком.

Андрей благодарно кивнул.

Вот такой местный вариант «круизного лайнера». Комфортабельная десятиместная каюта, пропахшая рыбой, ржавая рубка и дикая бортовая качка в качестве бесплатного довеска.

Напоследок сосед поведал Андрею, что слово «эскимос» считается в Гренландии неприличным, вроде как «негр» в США. Местные жители предпочитают называть себя «инуитами».

Удивившись, Андрей попытался выяснить, откуда такая неприязнь. Лично у него слово «эскимос» вызывало лишь приятные, вкусные ассоциации детских еще времен: «Мам, купи эскимо!» Как всегда во всем оказался повинен иностранец – а именно Лейф Эрикссон. Прославленный викинг открыл Гренландию чуть ли не тысячу лет назад, а по возвращении домой рассказывал, что «страна Винланд населена карликами». Конечно, ему, могучему рыжебородому гиганту, тщедушные и худые от цинги и недостатка пищи местные аборигены вполне могли показаться малорослыми. Карлик на древнескандинавском будет «эскимос». Инуитам это, понятное дело, не понравилось. И хотя на том языке давно уже никто не говорит, местные жители оказались памятливым народом.

На Кулусуке, защищенном с севера и запада громадой самого большого острова на земле, близость Арктики почти не ощущалась, но, когда пыхтящий от натуги разъездной катер полз к пристани Юлианехоба, суровый климат проявил себя во всей красе.

Стало понятно, почему Гренландию иначе называют Большим Ледником. С Атлантики задувал ветер, промозглый и соленый, а за весь почти двенадцатичасовой переход градусник так ни разу и не перевалил за пять градусов.

Недалекий гренландский берег с палубы катера выглядел пустынным и неприветливым.

Кто-то из сопровождавших офицеров высказал здравую мысль, что, если принять за истину теорию о духовной ауре вокруг точек Удачи, Восьмая может оказаться местом высадки последних атлантов, выживших после гибели острова. Они смогли доплыть только до этого клочка земли, заложили в честь своего спасения какой-нибудь храм, а потом и сгинули все от холода и цинги.

Спорить никто не стал – задувало так, что на палубе трудно было даже дышать, не то что разговаривать. Тем более что брызги, разлетавшиеся с разрезанных носом волн, превратили палубу в каток. Андрей поежился и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Не знаю, как там атланты, но очень хотелось бы понять, о чем думал Лайф Эрикссон, когда нарек эту землю Гронландом? «Зеленая земля», а? Где он зелень увидел, интересно?

Может, на его сугубо викингский взгляд остров и был «зеленым», или ему повезло прибыть к самому началу короткого арктического лета, когда Гренландия буквально в считаные дни одевается в ковер диких цветов. Эти факты история умалчивает.

Накинув на голову капюшон, Андрей застегнул плотнее «молнию», бросил в сердцах:

– Калааллит Нунаат! – И, в ответ на удивленный взгляд полковника, добавил: – Так Гренландия на местном наречии называется. Я перед отъездом слегка по Интернету пошарил, нашел массу интересного.

– И как это… Кала… э-э… нунат переводится?

– Не знаю. Но звучит угрожающе.

Еще Всемирная Сеть радостно сообщала, что август и начало сентября в Гренландии – летний сезон. До конца лета бесконечной чередой идут дожди.

Только авторы статей явно забыли добавить, что задувающий с Атлантики ветер превращает любой дождь в мерзостную крупу, секущую лицо, руки – все, что не защищено одеждой.

Ближе к октябрю наступают холода, а в короткий промежуток между десятым августа и серединой сентября неделями может светить солнце. Писали, что иногда в Гренландии бывает настолько тепло, что можно раздеваться и загорать. Если стихнет ветер, конечно.

Настолько больных на голову Андрей представлял себе с трудом. Хотя, как известно, – «каждый болен по-своему», да и сам факт курортного загара из Гренландии может подтолкнуть еще и не на такие подвиги. Зато фурор в обществе обеспечен. Вон в Норвегии тоже, едва пригреет солнышко, люди выкатываются на улицу в шортах и маечках. Нигде так не ценят солнце, как в северных странах.

Все-таки через час ветер загнал всех в кают-компанию – унылую комнатушку размером с плацкартное купе. На столе валялось несколько выцветших от времени туристских проспектов. Андрей взял один, лениво перевернул несколько страниц. Брошюрка была выстроена в несколько необычном стиле – автор разбил по месяцам праздники, соревнования и наиболее подходящие ко времени года виды спорта. Присвоил каждому месяцу свой цвет, в который и были выкрашены краешки страниц.

Андрей открыл август – салатовый. Проспект хвастливо вещал:

«Август – самое подходящее время для художников и фотографов-пейзажистов: белые айсберги на бирюзовой глади Атлантики, зеленые горы со снежными шапками, потрясающая палитра рассветного и закатного неба. Летом Гренландия предлагает туристам короткие и длинные походы, экскурсии на катерах в ледниковые бухты, где можно воочию увидеть рождение айсбергов».

Катер прибыл в Юлианехоб к вечеру. На ночь разместились в местной гостинице, вполне уютной, если не считать слегка отсыревшее постельное белье и счетчик горячей воды в ванной. Зато портье еще в момент выдачи ключей предупредил, что стоимость всех услуг включена в счет и чаевых давать не нужно.

Уже засыпая, Андрей вспомнил, что именно отсюда, из Юлианехоба, ушел в свой последний рейс печально знаменитый «Ханс Хедтофт». Арктический теплоход пропал без вести в январе 1959 года на пути из Гренландии в Копенгаген. Очередная амбициозная попытка датского правительства установить регулярное морское сообщение с островом оказалась сорванной. На этот раз – природой: по официальной версии, корабль затонул от столкновения с айсбергом.

«Гм, а что если на том корабле какой-нибудь местный, датский Моссад пытался своего Везунчика соорудить? Подняли архивы, как Седой хотел, сопоставили данные, накопали чего-то полезного. А дальше – как с той индонезийской яхтой, что под тайфун попала».

Утром, после завтрака, имевшего изрядный крен в сторону рыбных блюд, группа отправилась в ландстинг – местную мэрию. Несмотря на все предварительные договоренности и датские визы, надо было установить контакт с местными властями, и не просто из вежливости. Если уж они здесь выступают в роли представителей турфирмы, надо играть по правилам.

Виза визой, а, проигнорировав местную власть, можно нажить немало проблем, ведь оскорбленные столь явным невниманием к любимому гренландскому фетишу – самоуправлению, юлианехобские чиновники могут навредить так, что мало не покажется.

Гренландия давно уже живет сама, без оглядки на датский парламент. В демонстративно, на зависть всему миру объединяющейся Европе намечались тем не менее странные тенденции. Национальные территории разом захотели самостоятельности. И Гренландия тут не единичный пример. Шотландия отгораживается от Англии, Корсика от Франции, Готланд от Швеции… Не говоря уже про явных отморозков, вроде ИРА и баскских боевиков.

В Сети Андрей вычитал, что у Калааллит Нунаата есть свой собственный парламент, который выбирает исполнительную власть – ландстинг. В ведении Дании оставили лишь внешнюю политику, оборону, правосудие и финансы. А в качестве «хорошей мины при плохой игре», да и для демонстрации остатков лояльности гренландцы выбирают в Фолькетинг, датский парламент, двух своих представителей.

Петр Дмитриевич и Андрей представились местному советнику по туризму – чахоточного вида бюргеру лет под шестьдесят – представителями российской туристической фирмы «Новый отдых», организующей экстремальные туры. Теперь, мол, и до Гренландии добрались, приехали посмотреть, как у вас тут. И, кстати говоря, все полномочия на заключения эксклюзивных договоров у нас есть. А заключим мы его с Юлианехобом или с каким-нибудь другим поселком, зависит только от вас…

Их приезда здесь ждали – предварительные переговоры «Нового отдыха» с ландстингом Юлианехоба прошли весьма успешно – и встретили, как дорогих гостей.

Пожимая руки русским, местные чиновники не скрывали своей радости. Оно и понятно: деньги никогда лишними не бывают, а от сотрудничества с русской турфирмой Юлианехоб планировал получить немалую прибыль. Понаедут богатые «новые русские», начнут сорить деньгами направо и налево, что для них лишняя тысяча долларов? Сложившееся во всем мире представление о России, как о стране жутких мафиози и коррупционеров, и сюда дошло.

Ландстинг Юлианехоба выделил «дорогим» русским гостям проводника, Юргена – чиновника-датчанина, который обещал «показать все самое интересное».

Видимо, за зиму проводник истосковался по общению. О чем здесь поговорить, если по полгода не происходит ничего хоть сколько-нибудь важного. Да и окружают тебя одни и те же люди. Датская диаспора в Гренландии невелика. В основном это направленные сюда по правительственным программам врачи, чиновники и учителя. А с коренным населением датчане, пусть и зарабатывают они здесь хорошие деньги, общий язык так и не нашли, держат определенную дистанцию.

А тут – целая группа новых людей, почти европейцев, отдана на растерзание.

Первым делом Юрген потащил русских посмотреть на «гордость Юлианехоба» – квадратный городской фонтан. Между прочим – единственный в Гренландии.

Фонтан оказался небольшой каменной чашей, почти незаметной за целой вереницей медных табличек. Как оказалось, то была память о наиболее выдающихся гражданах города. И хотя множество табличек «пали жертвами» охотников за сувенирами, разглядеть под ними фонтан все равно удавалось с трудом.

Юрген познакомил гостей и еще с одной достопримечательностью города:

– Смотрите! Это скульптура «Камень и человек». При ее создании скульпторы использовали естественные формирования скал.

Инсталляция выглядела как нагромождение бесчисленных абстрактных форм и фигур. Участие камня в создании скульптуры не вызывало сомнений. Человек оставался под вопросом.

Вообще проводник оказался несколько надоедливым типом. Нет, реклама, конечно, двигатель торговли и бизнеса, но его скороговорка иногда просто утомляла.

– Юлианехоб, или по-местному «Какорток» – это отправная точка всех путешественников. Отсюда можно отправиться на собачьих упряжках к живописному району «Петерс Кэйн», вокруг озера Тасерсуак или к соседнему городку Игалик. Но самое большое событие в нашем городе – Празднование Окончания полярной ночи. Обязательно посетите этот праздник, обычно он проходит в начале февраля.

– А в марте? – спросил Андрей.

– Что – «в марте»?

– Что может увидеть наш турист, если он приедет к вам в марте?

– О! В марте столько всего интересного.

Петр Дмитриевич хмыкнул, обменялся с Андреем понимающим взглядом. Как бы его заткнуть?

– В марте в Готохоб-Нуук проводится международный фестиваль скульптуры из снега, а в Уумманнак-фьорде проходят уникальные соревнования – чемпионат мира по гольфу на льду! Вы когда-нибудь такое видели!!

Гм… да уж. Не видели. Зато Андрей вспомнил, что в институтские еще времена ходила по курсу хохмочка: «Кто из двух спортсменов победит в соревнованиях по гребле – тот, что на ледоколе с веслами, или другой – на байдарке с вязальными спицами?»

Была тогда такая игра – выдумывать шутливые виды спорта, причем чем невероятней – тем лучше. Хитами считались гимнастика на намыленном бревне в коньках, гребля по пересеченной местности и водное поло с гирей. Правда, все сходились на том, что его лучше будет называть подводным.

Но то были шутки, а здесь… Андрей попытался представить себе размахивающего клюшкой гольфиста на льду и улыбнулся. Да, ребята здесь веселые, умеют поднимать настроение. Вот если бы еще они не были такими говорливыми… Итальянцев за пояс заткнут.

– А в апреле у нас начинается самая «жесткая», экстремальная лыжная гонка в мире. Протяженностью в трое суток.

Как оказалось, атлантический ветер, загнавший группу внутрь корабля, – так, легкий бриз.

– …вот в мае с поверхности ледников начинают дуть настоящие ветры! Инуиты называют их «питерак», скорость достигает 70 метров в секунду! Так что для зимнего отдыха наиболее пригоден апрель. Тем более что с недавних пор мы открыли суператтракцион для самых смелых и отчаянных…

«То есть для самых отмороженных», – подумал Андрей.

– …катание на каяках и виндсерфинге среди айсбергов. А еще в последнее время многие едут специально, чтобы совершить восхождение. Горы у нас невысокие, три-три с половиной тысячи метров, и несложные. Но сам факт – заняться альпинизмом в Гренландии – многих привлекает. Ближе к Пасхе почти все поселения за Северным полярным кругом проводят гонки на собачьих упряжках и…

«Господи, что еще?! Водные гонки на тюленях? Или оленьи бега?»

– …фестиваль искусств. Но это несколько… э-э… неофициальные мероприятия. А вот музыкальный фестиваль, который проводится в конце июня у нас, в Какортоке, и Нуука Марафон, что начинается сразу после него, – качественные, хорошо организованные праздники, славятся народной инуитской музыкой, представлениями традиционных народных театров, танцами под бубен и барабаны.

На секунду Юрген прервался, и Андрей уже понадеялся, что словарный запас у провожатого иссяк. Однако датчанин просто переводил дух.

– Думаю, вашим туристам очень понравятся руины Хвалсей. Они находятся на прибрежной полосе, совсем недалеко от нашего города, и являются наиболее обширными и сохранившимися следами древних норвежских поселений в Гренландии. А для самых крепких и выносливых – восьмидневные походы в «царство Ультима Туле». Этот экзотический тур включает охоту на моржа и ночевку в настоящем «иглу». Правда, район Туле находится рядом с американской авиабазой и туристам не разрешается посещать эти места с 15 сентября до 15 апреля. Любому иностранцу, а тем более – русскому, придется получить специальное разрешение «Эйр Аттач» США и датского посольства. Но все эти неудобства с лихвой компенсируются…

Он заливался еще долго. Как бы ни поджимало время – полковник надеялся побывать в Восьмой точке еще засветло, приходилось выслушивать бесконечные лекции с неподдельным вниманием и вежливыми улыбками.

Наконец местные достопримечательности закончились. Равно как и безумные экстремал-шоу, которые Юрген так настойчиво рекламировал.

Московские гости засобирались в тундру. Маршрут до «Петерс Кэйна» хотим, мол, посмотреть. И до Игалика тоже. До вечера не уложимся? Ну и что? Переночуем в Игалике. Там хоть какая-нибудь гостиница есть?

Нет, спасибо, проводника не надо, покажите на карте, сами попробуем найти.

Только ценой неимоверных усилий удалось отделаться от Юргена, настойчиво предлагавшего себя в попутчики.

Едва Юлианехоб скрылся из виду, как всех окружила полная, абсолютная тишина. Даже страшно стало: над головой – бирюзовое небо, на котором не видно ни облачка, солнце слепит глаза, наст сверкает на склонах гор, до горизонта тянется унылая буроватая подушка тундры, лишь кое-где расцвеченная последними цветами короткого гренландского лета… И тишина, полная и абсолютная тишина, будто кто-то случайно нажал на пульт и выключил звук телевизора.

Петр Дмитриевич сориентировался по карте. Конечно, не по той, что они получили от Юргена, – по карте Восьмой точки, вычерченной аналитиками по спутниковой фотографии. Группе предстояло дойти до третьего по счету фиорда, перейти залив по льду и подняться на противоположный берег.

В низинах шли быстро, но стоило взойти на какой-нибудь каменный уступ или на вершину холма, как сразу же налетал ветер, валил с ног, вбивая в лицо снежную крупу с невероятной силой, разве что царапин не оставлял. Приходилось идти боком, прикрывая глаза.

В небольшом прибрежном ущелье лежал так и не растаявший с зимы снег. Впереди тянулась цепочка следов – «елочка» из отпечатков коротких охотничьих лыж. Чуть дальше обнаружились установленные в лунках сети на тюленя, а рядом торчали в снегу самодельные лыжи, подбитые настоящим нерпичьим мехом.

Наконец увидели и палатку. Рядом с ней на веревке висело нечто похожее на застиранную грязноватую простыню. Только с когтями… Шкура развевалась на ветру, когти ритмично царапали прорезиненную ткань.

Полковник прищелкнул языком – коренной сибиряк, охоту он любил с детства:

– Вот так да! Медведь! Для местных охотников – самая ценная добыча. Я в молодости на Новой Земле тоже за косолапым погонялся… У нас больше мясо ценят, а здесь – нет. Здесь не мясо главное. Шкура. Между прочим, для туристов она стоит две с половиной тысячи долларов. Эх, жаль, никто не даст нам поохотиться. Инуиты могут охотиться на кого угодно, в мэрии объяснили…

– Не в мэрии, а в ландстинге, – поправил Андрей.

– А-а, один черт! Местные имеют право охотиться, они, мол, этим живут. На кого угодно, хочешь – на белого медведя, хочешь – на нарвала. Видели такой витой штырь метра в полтора в сувенирной лавке? Это нарвалий бивень, кстати, хороший сувенир…

– Ага, и стоит недорого – всего каких-то тысячу долларов.

Петр Дмитриевич вздохнул:

– А по-другому никак. Хочешь бивень – покупай в лавке.

В палатке никого не оказалось, да и вокруг – тоже.

– Доверчивые ребята! – Андрей покачал головой. – Как всегда у неиспорченных цивилизацией народов: воровать у соседа даже в голову никому не придет.

Лишь километра через четыре они встретились с охотниками – парой суровых инуитов, правящих собачьими упряжками. Не обращая внимания на незнакомцев, аборигены промчались мимо, покрикивая на лохматых, гривастых псов.

– Что они кричат? – спросил полковник.

– Гм… – Андрей замялся, – я не силен в местном диалекте, но Юрген говорил, что вожаки упряжек приучают собак к одному и тому же крику, для ритмики. Скорее всего, что-нибудь вроде «вперед, собака» или «давай, псина»…

– Собака?

– Ну да. У гренландских псов нет кличек. Даже у вожаков, которых, кстати, инуиты любят больше жизни. Но и они на всю жизнь остаются «просто собаками».

На месте Восьмой точки Андрей долго топтался в недоумении, сделав несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Петр Дмитриевич напряженно следил за ним. Неожиданно Андрей замер на месте, закрыл глаза и долго стоял без движения.

А над головой играло и переливалось всеми цветами полярное сияние. По-местному – «Орора бореалис». Юрген рассказывал, что здесь его можно наблюдать практически круглый год.

Величественная небесная картина то затухала, рассыпавшись по всему горизонту мириадами серебристых искр, то снова набирала силу. И тогда ряды ниспадающих откуда-то из стратосферы бирюзово-синих полос сменялись фиолетовыми волнами, россыпью холодных огненных вспышек. Красиво, необычно, завораживающе.

И все это – в абсолютной тишине, без единого звука. Разве что на самой грани слышимости можно с трудом уловить тихий-тихий шелест.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал один из офицеров. – Никогда такого не видел, даже на Чукотке. И не в дикий мороз, как там, а при теплой погоде. Сколько сейчас, градуса два-три точно есть?

– Озоновая дыра здесь, – вполголоса отозвался другой. Андрей его немного знал – вместе летали в Монголию. – Зато, говорят, загар в Гренландии – лучше не бывает, куда там Сочи или какой-нибудь Хургаде.

Полковник, обеспокоенный молчанием Андрея, спросил:

– Все в порядке?

Словно очнувшись от мимолетного забытья, Андрей встрепенулся, посмотрел куда-то вверх. Потом повернулся к своим спутникам и сказал:

– Поехали домой. Быстрее.

– Вы что-то нашли, Андрей?

– Да, нашел. Намного больше, чем мы могли ожидать. Нам срочно надо назад. Если кто-нибудь идет по нашим следам, то времени в запасе почти не осталось.

Больше на вопросы Андрей не отвечал, лишь твердил без остановки: «Надо возвращаться».

Пока Петр Дмитриевич оформлял все документы, пока офицеры, изображавшие сотрудников турагентства, обменивались улыбками с клерками юлианехобского ландстинга, Андрей заглянул в сувенирную лавку. Ведь надо же что-то привезти девчонкам с этого холодного арктического острова.

Как оказалось, ни на что, кроме зловещего вида фигурок из оленьего рога и китовой кости, денег у него не хватит. Цены на сувениры оказались просто запредельными. Фигурки же выглядели настолько недобро и отталкивающе, что купить их рука не поднималась. У каждой по всему телу скалились и строили гримасы злобные лица. Даже из тех мест, где у людей расположены несколько иные, чем лица, органы, на Андрея поглядывали отвратительные маски.

Лишь три фигурки смотрели доброжелательно, а одна и вовсе – подмигивала. Видимо, предвещала Удачу. Андрей невесело усмехнулся про себя. Ну-ну. Интересно, что с ними со всеми будет, когда он СКАЖЕТ.

И что будет с ним там?

– Кто это? – по-английски спросил Андрей продавца.

Из-за обрушившейся в последние годы на Гренландию лавины туристов этот язык многие коренные аборигены знали даже лучше, чем датский. Больше практики.

– Тупилак, – гордо ответил продавец. – Бог, приносящий удачу на охоте.

Что ж, пусть будет Тупилак.

Скоропалительное и неуклюжее прощание с островной администрацией явно оставило бюргеров в недоумении. Андрею было все равно. Главное – они успели. Теперь он единственный, кто побывал во всех Восьми точках.

И потому знает, наконец, всю правду.

Лишь на борту лайнера Рейкьявик – Москва в ответ на очередную попытку полковника разговорить его, Андрей спокойно произнес:

– Есть Девятая точка.

Петр Дмитриевич резко повернулся, чуть не опрокинув поднос с «воздушным» обедом. Цепко ухватив Андрея за руку, полковник переспросил:

– Что?

– Есть еще одна точка. Я это почувствовал совершенно отчетливо, словно кто-то подсказал мне. Не знаю, как точнее объяснить… меня туда тянет, – просто сказал Андрей, неуверенно улыбнулся. – Там что-то очень важное. Похоже, это последняя точка. Самая главная.

Полковник долго смотрел в глаза Андрею, не выдержал взгляда, отвернулся и внезапно севшим голосом спросил:

– Вы знаете, где эта точка?

– Да, – ответил Андрей спокойно. – Знаю.

– Не надо вслух!

Андрей кивнул, взял с обеденного подноса чистую салфетку, начал быстро писать:

«Девятая точка на Луне, – и, словно не замечая изумленного восклицания Петра Дмитриевича, добавил внизу еще пару строчек: – Дневная сторона, южный край Моря Дождей. Семь километров от кратера Тимохарис».

Вслух он сказал:

– Могу показать на карте.

Петр Дмитриевич осторожно, словно это было письмо с вирусом сибирской язвы, сложил салфетку, сунул в карман.

– Вы уверены?

– Нет, – сказал Андрей тихо. – Я не уверен. Я знаю.

Дома его ждали.

Андрей прямо с порога словно нырнул в уютное домашнее тепло, настоящее, можно сказать, с большой буквы. Опять был пир горой, восторженное разглядывание гренландских сувениров, поцелуи… Правда, почему – «опять»? Есть в этом слове что-то обыденное, намекающее на приевшееся уже повторение, а Андрей надеялся, что такая радостная суматоха не надоест ему никогда. Искренние и непосредственные в силу возраста девчонки не скрывали своих чувств, что было необычно и приятно.

Впрочем, то же самое в свое время он думал и про Маринку, и про Ингу. Все меняется.

Наверное, каждый имеет право на маленькое, личное счастье. Даже Супервезунчик.

Рассеянно слушая веселую болтовню подруг об академии, о первых лекциях, одногруппниках и «преподах», беззлобно огрызаясь на Юлькины подколки, Андрей вспоминал последние слова Петра Дмитриевича. Полковник молчал всю дорогу до Москвы, молчал в машине и лишь у самого подъезда словно бы очнулся от раздумий. Пожал на прощанье руку Андрею и, прежде чем тот успел открыть дверь, сказал:

– Что ж, Андрей Игоревич… Значит, полетим!

В тот момент слова Петра Дмитриевича показались ему лишь попыткой ободрить, некоей напутственной фразой. Ну, в самом деле, откуда у ФСБ, да и, если на то пошло, у всей страны средства на лунную экспедицию? В семидесятых из-за недостатка финансирования свернул все программы даже неизмеримо более богатый Советский Союз, а теперь? Что может Россия, у которой все три рабочих космодрома являются на самом деле модернизированными полигонами для запуска межконтинентальных ракет, а единственный космодром для запуска тяжелых ракетоносителей вообще находится на территории другого государства?

Даже если и удастся наскрести средств, поднять угасающие в бедности предприятия, расконсервировать советское наследие – не слишком ли? В сказку о президентских выборах Андрей не верил уже давно, но даже если это была правда, способен ли могущественный президент, которому всегда ВЕЗЕТ, оправдать такие затраты?

Тем более что давать стопроцентные гарантии не возьмется никто, даже хваленые аналитики полковника.

Хотя… Что он может знать о целях полковника, ФСБ, о тех, кто стоит за всей операцией «Везунчик»? Если все, что он смог так четко ощутить в Гренландии, правда, тогда после Девятой точки у Андрея в руках будет невиданная сила. Неодолимая, повинующаяся лишь его воле. А воля будет подконтрольна истинным хозяевам Везунчика, кто бы они ни были.

Стоит ли такая игра свеч?

Может статься – вполне. Куш достойный. Да и потом, кто сказал, что с такими возможностями их удовлетворит президентское кресло…

Лететь не хотелось.

Во-первых, было просто страшно, по-человечески страшно не вернуться. Космос – это не Египет и даже не Гренландия. А во-вторых, никто не мог сказать, кем станет он, Андрей, в Девятой точке? Суперудачливым, никогда не терпящим поражений, но все-таки человеком или… кем-то другим?

Тревожные и мрачные мысли промучили его до утра.

Юля и Анюта давно уже ушли спать, а он так и просидел на кухне всю ночь, выкуривая сигарету за сигаретой.

– Ты что, спать не ложился? – спросила Анюта, появляясь на кухне.

Андрей кивнул:

– Не спится чего-то. А Юлька где?

– Она сегодня позже поедет. Ей на первую пару не надо…

– Прогуливает? – он грозно сдвинул брови.

– Не-ет, – улыбнулась Анюта, – Просто мы на разных специализациях. Мы же тебе рассказывали вчера. У меня бухгалтерии на четыре часа в неделю больше.

– А-а, помню-помню.

Ничего он, конечно, не помнил, но признаться в этом – значит обидеть подруг. От вчерашнего веселого трепа у него в памяти остались только какие-то смутные обрывки.

Анюта прошла в ванную, зашуршала там чем-то истинно женским, парфюмерно-косметическим.

Солнце медленно выползало из-за соседских многоэтажек. Оранжевый лучик упал на пол кухни и побежал дальше – через коридор, в ванную…

– Ой, ярко как!

Андрей обернулся и застыл. Анюта расчесывала волосы – русые пряди почти целиком закрыли лицо… Она распушила их, оглаживая руками. Солнечные зайчики играли в волосах, зажигая на секунду то там, то тут маленькие огонечки. В воздухе поплыл тонкий, удивительно мягкий аромат яблочного шампуня.

Андрей смотрел, затаив дыхание. Такой красивой он еще никогда ее не видел. Анюта, почувствовав на себе взгляд, обернулась, отбросила с лица волосы и сразу же начала мило краснеть. Восторженный взгляд Андрея смутил ее.

– Ты чего? Не смотри так, мне стыдно…

Только теперь Андрей сообразил, что все это время не дышал.

– Анютка, ты – самая красивая девушка на свете!

– Да ладно тебе…

– А я?? – капризно спросил знакомый заспанный голос.

Анюта и Андрей обернулись, как по команде. В коридоре стояла Юлька. Лишь на секунду им удалось встретиться глазами, но пылающую в ее взгляде ревность не увидел бы разве что слепой. Потом Юлька гордо вскинула подбородок, подняла руки над головой и пару раз прокрутилась вокруг своей оси. Босые ножки протанцевали по полу замысловатую кривую.

– А я что – хуже??

– Э-э… – глубокомысленно сказал Андрей.

– Может, у меня волосы и покороче, – Юлька провела ладошкой по задорному хохолку, – зато икры не такие толстые. Вот!

Анюта заметно оскорбилась. Выставила вперед действительно слегка полноватую ногу, уставилась на нее так, будто только сегодня увидела.

– Зато у меня тридцать шестой размер, а не твои лопаты тридцать девятого. Фиг с два купишь нормальные туфли.

– Что-о-о?! – задохнулась Юлька. – Лопаты!?? Ты на себя посмотри! Пышечка!

– Доска! – парировала Анюта. – Глиста в сиропе!

– А ты… ты…

Андрей понял, что ситуацию надо спасать. Еще немного, и девчонки просто передерутся.

– Брэк! Тайм-аут! Раз проснулись – пошли лучше завтракать. А сравнение ваших прелестей давайте оставим на потом. Вы обе очень красивые и…

Он сделал паузу, подождал, пока напряжение достигнет предела. Девчонки просто поедали его глазами.

– …и мне очень нравитесь! А будете ругаться – отшлепаю.

За столом подруги, отчаянно сопя, старались друг на друга не смотреть, мужественно пытаясь проглотить обиду. У Анюты в уголках глаз Андрей заметил слезы.

«Хреновый из меня миротворец, – подумал он. – Сижу, как пень, не знаю, чего сказать».

Хлопая крыльями, на подоконник сел голубь, пару раз стукнул клювом, выискивая одному ему заметные съедобные крошки. Анюта, несмотря на всю свою хозяйственность, имела дурную привычку, протерев стол, выкидывать мусор в окно.

– Анька, к тебе клиент, – улыбнулся Андрей.

– Этот все время прилетает. Видишь, у него на хвосте несколько белых перьев? Я его сразу узнаю…

Голубь, словно сообразив, что речь идет о нем, слушал, наклонив голову. Потом снова принялся стучать клювом по подоконнику.

Юлька вдруг встрепенулась:

– Ой, совсем забыла! Тут же без тебя такое случилось!

Улыбка исчезла с лица Андрея. Он обернулся к Юле и несколько напряженно спросил:

– Что?

– Вон там, – она указала ладошкой на нижнее колено газовой трубы, – за плитой все время кто-то стучал. По утрам. Как девять часов, мы с Анькой в академию собираемся, а он – стук-стук-стук…

– Барабашка! – выпалила Анька. – Мы так боялись. Вот завтра утром сам посмотришь.

Андрей что-то прикинул, кивнул и усмехнулся.

– Знаю я этого барабашку. Его зовут газовый монтер. Соседям решили, наконец, плиту заменить.

Он посмотрел на растерянные лица девчонок и рассмеялся.

– Ну, вы даете! Барабашка… Ой, не могу!

Через минуту смеялись уже все трое. В глубине души Андрей почувствовал к Юльке огромную благодарность: своей наивной историей она великолепно разрядила обстановку.

Не хватало еще, чтобы подруги начали его делить. Со сценами ревности, выцарапыванием глаз и вызовами на дуэль…

Завтрак доедали в мире и согласии.

Анюта уехала в академию, Юлька возилась на кухне. Андрей присел на диван в комнате девчонок (поймал себя на мысли, что назвал ее именно так, а не «большая», как раньше, и улыбнулся), включил телевизор, бездумно пощелкал каналами.

Еще после Монголии родилась у него одна задумка, а после близкого знакомства с людьми Седого даже укрепилась, но все как-то было не до того. Сначала валялся в депрессии, потом – Гренландия… может, сейчас?

Андрей снял с базы трубку, набрал номер институтского, времен еще Москвина, сослуживца. Бывший старший научный сотрудник и заведующий лабораторией Михаил Альбертович теперь держал вполне процветающую фирму охранных систем.

Телефонная девочка долго не хотела звать шефа, не получив от Андрея паспортных данных, биографии и краткого содержания цели звонка в трех томах. Но он и сам был не новичок в подобных беседах:

– Девушка, у меня совсем мало времени, чтобы еще и с вами спорить. Или вы в течение пяти секунд переключаете меня на Михаила Альбертовича, или я звоню ему на сотовый и подробно объясняю суть дела. А в конце разговора, боюсь, мне придется посетовать на непонятливых секретарш, из-за которых у фирмы может сорваться вполне прибыльная сделка.

Собеседница обреченно вздохнула, в трубке щелкнуло, заиграло что-то омерзительное из модной попсы. «Пирсу» вроде бы.

– С кем это ты разговаривал? – спросила неожиданно появившаяся на пороге Юлька.

Андрей показал ладонью: сейчас, мол, подожди.

– Слушаю вас, – настороженно сказал знакомый баритон. – Что вы хотели?

– Михалальбертыч? Узнал-узнал, богатым не будете…

– Простите, с кем… А! Андрей! И я тебе узнал. Бедствовать, значит, вместе будем. Какими судьбами? Случилось чего? Ирочку, вон, на уши поставил, до сих пор дрожит вся.

– Ну, стоять заслоном на пути к шефу – качество хорошее, только постоянным клиентам почему-то не нравится. По себе знаю.

– А ты что – постоянный клиент? – Михаил Альбертович хмыкнул. – Не помню, чтобы ты у нас чего-то заказывал. Или грабители одолели?

– Есть немного. Решил поднять вам продажи по старой памяти. Мне дверь на квартиру нужна… ну, и так, проверить кое-что. Проводку.

– Прово-одку… – протянул Михаил Альбертович. – А-а…

Андрей, перебив его, быстро сказал:

– Телефон тоже. Щелкает что-то. Обрыв где-то, наверное.

– Вот как. – Андрей почти воочию увидел, как взметнулись вверх густые брови бывшего эсэнэса. – Хорошо, понял. Когда надо? – в голосе собеседника исчезли все веселые нотки, осталась лишь деловая сосредоточенность.

– Ну, как обычно – вчера. Но до завтрашнего утра я могу подождать.

– Понял. Сейчас переключу тебя на Ирочку, продиктуй адрес, какую дверь хочешь, замки… И постарайся ее больше не пугать.

На следующий день Юльке почему-то снова не нужно было ехать к первой паре. Но, узнав, что через полчаса приедут ставить дверь, она как-то странно насупилась и сказала:

– Из ванной меня никто выгонять не будет? – и в ответ на заверения Андрея, что, мол, зачем рабочим ванная, если они будут ставить дверь в прихожей, ехидно проговорила: – Откуда я знаю? Руки помыть, например… Ладно, если ты так, то я пойду купаться.

Андрей проводил ее недоуменным взглядом, крикнул вслед:

– Руки можно и на кухне помыть!

Парни Михаила Альбертовича появились минут через двадцать. В прихожей сразу стало не протолкнуться, а в глазах зарябило от темно-синих спецовок, украшенных аляповатой эмблемой: «Гардиан. Охранные системы».

Установщики деловито пожали руку, деловито расставили на полу целую гору странного вида приборов.

Один, не моргнув глазом, моментально взялся измерять дверь, второй, судя по намечающейся лысине и замшевой куртке поверх комбинезона, – бригадир, спросил:

– 380 вольт у вас есть?

– Зачем? – опешил Андрей.

– Для сварки. Нету?

– Вроде бы нету.

– Гм, придется с лестничной клетки кидать…

Минут через сорок квартира напоминала разворошенный муравейник. Андрей даже позавидовал Юльке, которая спокойно нежится сейчас в ванной и не видит весь этот бардак. На полу змеился толстенный кабель, в комнатах возились синие спецовки, ловко цепляя к нему то один, то другой прибор. Обмерщик уже по пятому разу невозмутимо проверял высоту косяка, глубину дверного проема. Бригадир что-то подкручивал на панелях, время от времени ругался по сотовому телефону с неким Максимом.

Через сорок минут он удовлетворенно отключил последний прибор, подошел к Андрею:

– Ну, можете спать спокойно. Ничего нет – ни одного микрофона, ничего… А если и было то, что мы не смогли найти, – оно сдохло. Карен, – бригадир кивнул в сторону грустного армянина, – прошелся по стенам высокочастоткой.

– Спасибо, – искренне сказал Андрей. – Еще немного, и я бы настоящим параноиком стал. А телефон?

– С телефоном хуже. Падает мощность сигнала, где-то явно есть дополнительный слушатель. Кто он – сказать точно не можем, глушат весьма грамотно, но уже по одному этому факту ясно: люди там серьезные. Так что я не советовал бы вам вести по домашнему телефону конфиденциальные беседы. Сотовый тоже можем проверить, но это – отдельный прейскурант.

– Хорошо, я созвонюсь с Михалальбертычем. Сколько я вам должен?

– Вечером приедут ставить дверь – привезут счет. Начальство сказало, что вы проходите по особой ставке, поэтому сколько точно, я не знаю, если хотите, позвоните в контору.

Бригадир кивнул своим, спецы сноровисто рассовали аппаратуру по коробкам.

– Аккуратней с проводом, – сказал он напоследок. – 380 вольт – не шутка. Надо бы отключить, да сварщикам понадобится. Давайте-ка вытащим в коридор, чтоб в комнате не мешался.

Андрей едва успел попрощаться, как в ванной щелкнула задвижка. Юлькин голос поинтересовался:

– Ушли?

– Да. Выходи.

Она снова появилась, как и в прошлый раз, – обернутая в банное полотенце. Андрей отвел глаза. Либо она совсем его больше не стеснялась, либо, наоборот, старалась опередить Анюту в неосознанном женском соперничестве. Второе вероятнее – сегодня край полотенца был подвернут значительно выше колен. Юлька была босиком, холодный линолеум в прихожей хватал за пальцы, особенно после душа, так что ей приходилось поджимать то одну, то другую ногу.

– Обедать пойдем?

– А ты что сегодня в академию не поедешь?

– Да ну ее! Анька приедет – даст лекции переписать. Пойдем?

– Может, подождем…

– Кого, Аньку?

В Юлькиных глазах запрыгали злые огоньки. Андрей недоуменно ответил:

– Ну да…

Она топнула ножкой.

– Ты только о ней и думаешь?! Вот вчера красивой назвал! А я?

– И ты тоже очень красивая…

– «Тоже»!! – судя по тону, Юлька разозлилась не на шутку. – Я тоже!! Да я красивей ее в десять раз!

– Вы обе очень красивые, – твердо сказал Андрей. – Зачем ты так?

– Обе?! – она шагнула вперед, стукнула его кулачком по груди. – Анька тебе больше нравится, да? Отвечай!

От неожиданности Андрей отшатнулся, ударился ногой о стул, забытый в прихожей грустным Кареном, сел и с несколько ошалелым видом посмотрел на Юльку.

Раскрасневшаяся, со злыми глазами, в которых предательски блестели слезы, она, казалось, уже не соображала, что говорит.

– Нет, ты скажи!! Анька тебе всегда нравилась! А на меня ты даже и не посмотрел ни разу! Почему, скажи? Я что – уродина какая-нибудь!! У меня что-нибудь не на месте?! – она потянулась к узлу полотенца на шее, попыталась распутать его.

Андрей хотел ее успокоить, перехватил руки, развел в стороны.

Это разъярило Юльку окончательно.

С криком: «Я тебя убью!» она вырвалась, схватила с тумбочки металлическую расческу, которой так любила прихорашиваться по утрам, и попыталась наброситься на него.

Он едва успел остановить ее, ухватить за запястье кулачок с расческой, отвести в сторону.

И только потом он похолодел от внезапно пришедшей мысли:

«Она же всерьез мне угрожает! Ревнующая женщина на самом деле готова убить! Господи, Удача!! Нет!! Не надо!!»

Андрей с ужасом понял, что где-то внизу, у Юльки под ногами, валяется фазовый провод. Где-то там торчит оголенный кусок со срезанной изоляцией. Ждет своего часа.

Юлька прыгнула на него снова, несколько раз стукнула кулачком по плечу, хотела дать пощечину, но Андрей оттолкнул ее. Посмотрел вниз: провод был совсем рядом!

Он хотел предупредить ее, протянул руку, но из мгновенно пересохшего горла вырвалось только:

– А… ва… на…

Наверное, вдобавок он еще и мертвенно побледнел потому, что Юлька, разом позабыв буйствовать, кинулась к нему на шею.

– Ой, прости… Я тебя ударила. Больно, да? Прости, я не хотела.

Андрей не отвечал. Он завороженно смотрел на оголенный провод. Рядом, буквально в двух сантиметрах, приплясывала босая Юлькина ножка с накрашенными ногтями. На лодыжке еще оставались влажные капельки.

Он почти наяву представил, как Юлька наступает мокрой ногой на провод, вздрагивает, кричит, пытается сделать шаг назад, но ее держит крепко. Она бьется, как пойманная рыбка, плачет, мычит, тянет руки к Андрею в немом призыве «помоги»…

«Нет!! Пожалуйста! Только не ее! Она не хочет мне зла! Не хочет!»

– Извини меня, пожалуйста! Я глупая, я не хотела…

Юлька бросилась к нему на шею. Андрей попытался остановить ее, оттолкнуть снова, но, проскользнув между ладонями, она, плача, попыталась обнять его. Не удержалась – резкое движение немного качнуло ее в сторону – и… наступила ногой на провод.

Андрей зажмурился. Наверное, надо было взять себя в руки, дернуть провод или найти какую-нибудь деревяшку, столкнуть Юльку с оголенной смерти. Но он просто не мог заставить себя открыть глаза. Не хотел видеть ее такой.

Мягкие губы коснулись его лица, мокрая от слез щека прижалась к подбородку.

– Ну, прости меня… Пожалуйста. Я не хотела…

Она жива?

Андрей посмотрел – Юлька стояла на проводе обеими ногами. И ничего не происходило.

– Ты не обижаешься?

За спиной, на лестничной клетке, что-то стукнуло. Напряженные нервы не выдержали, Андрей вздрогнул, обернулся.

И успел поймать момент, когда вывалившаяся из фазовой розетки вилка скатилась со щитка на каменный пол. Стукнуло еще раз.

Петр Дмитриевич как-то сказал, что после Восьмой точки Андрей, по всей вероятности сможет иногда подчинять случайности своим желаниям.

Гм… Похоже, в этот раз аналитики полковника не ошиблись.

Андрей встал, схватил в охапку ошеломленную Юльку, притянул к себе, крепко поцеловал в губы, но не остановился, продолжал – лицо, шею, руки. От неожиданности она не сопротивлялась, лишь изредка хихикала: «Щекотно!»

Он прижал ее к себе, как котенка, и вошел в дом. Видимо, Юльке было уютно у него на руках, она даже не шевелилась.

– Господи, – сказал Андрей тихо, – я чуть тебя не потерял…

Юлька не поняла, да ей и не хотелось, она просто обняла его, пробормотала:

– Я здесь, здесь…

Он улыбнулся.

– Ты не представляешь себе, как это здорово!

Юля старательно делала вид, что ничего особенного не произошло. На кухне она поставила чайник, не глядя в его сторону, включила телевизор. Зазвучала пафосная, немного тревожная музыка, тройка белоснежных лошадей промчалась через весь экран куда-то вдаль.

– О! Новости! – Андрей развернулся на стуле. – Ну, и что у нас плохого?

Миловидная дикторша, щеголяя царственной осанкой и безупречным макияжем, произнесла:

– На телеканале «Россия» – информационный выпуск с последними новостями к этому часу. В студии Мария Кашемирова, здравствуйте. Главная новость дня: сегодня, в одиннадцать часов утра, Российское Космическое Агентство провело совместно с корпорацией «Энергия» и центром имени Хруничева пресс-конференцию для журналистов.

Кадр сменился, на экране рассаживались за длинным столом вальяжные, явно привыкшие руководить люди. Направленная на них батарея фото– и телекамер, десятки микрофонов у стола нисколько их не смущали.

Андрей на мгновение отвлекся, налил себе кофе, а когда снова обернулся к телевизору, один из «руководителей» как раз отвечал на вопрос:

– …нет, мы не считаем это преждевременным. Благодаря личному распоряжению президента за последние два года космическая отрасль получила достаточное финансирование, мы смогли развернуть некоторые замороженные программы. В том числе – и лунную. Наработки советских времен никуда не девались, они просто ждали своего часа. Недавно американцы объявили, что повторно высадятся на Луне в районе 2008—2015 года. Рад сообщить, что мы сделаем это намного раньше. Проект уже перешел из стадии проектирования в стадию реального воплощения.

Поднялся один из журналистов. Камера выхватила его лицо, самоуверенное и даже несколько нагловатое. Сейчас, правда, на нем читалась растерянность.

– Если я правильно вас понял, российская лунная программа идет уже давно. Почему не было никаких сообщений раньше?

– Мы специально ждали момента, когда будем на сто процентов уверены в успешной реализации. Было бы преждевременно сообщать о наших разработках, не убедившись в политической и финансовой воле правительства довести проект до конца; в том, что у наших партнеров – корпорации «Энергия» и центра имени Хруничева – не заморожены необходимые мощности и наличествует нужная инфраструктура.

– И на какой же год планируется первый запуск?

В зале повисла тишина. Представитель РКА посовещался с соседями, кивнул и ответил:

– Через три месяца ракета-носитель выводится на стартовый стол. Предварительная дата запуска – семнадцатое декабря.

Андрей застыл на месте, чашка кофе чуть не выпала из рук. Юлька захлопала было в ладоши, но, увидев его застывшее лицо, перестала. Спросила:

– Ты чего нахмурился? Это же здорово: мы полетим на Луну!

Заставив себя улыбнуться, Андрей кивнул: да-да, конечно, здорово.

«Только для тебя, как и для всех, „мы“ – это вообще Россия, вы и представить себе не можете, что для кого-то это выглядит совсем иначе…»

В комнате на столе проснулся телефон. Неуверенно звякнул и разразился тревожной трелью.

– Я понимаю, что как инициатор и исполнитель проекта «Везунчик» несу определенную ответственность. В том числе и за его успешное завершение. Но не слишком ли больших затрат потребовал проект? Прямые и косвенные расходы уже составили почти половину резервного фонда спецопераций. Теперь, с этим полетом, мы вынуждены сотрудничать с РКА, делиться с ними информацией… Правда, нам сильно помогли американцы, заявив, что через несколько лет отправят на Луну робота, а потом и людей. В правительстве созрела идея обогнать штатовцев…

– Пусть правительство вас не беспокоит…

– Меня беспокоит ситуация, когда проект выходит из-под нашего и вообще чьего-либо контроля. Слишком много людей получат доступ к информации, как бы мы ни пытались ее закрыть.

– Вы для этого потребовали внепланового заседания, Петр Дмитриевич?

– Не только, хотя, согласитесь, это не пустой вопрос. Проблемы с финансированием, вовлечение в проект целых производств, выход на общегосударственный уровень ставят перед нами… впрочем, не буду говорить за всех, но передо мной – точно… вопрос: стоит ли даже самый могущественный Везунчик подобных затрат? Способен ли он оправдать такие расходы, даже если все пойдет по нашему плану и не произойдет никаких накладок и срывов?

Вопрос повис в тишине. Но лишь на секунду, потом все заговорили разом.

– Гм, ну, если подходить с этой стороны…

– То есть вы считаете, Петр Дмитриевич, что мы немного увлеклись?

– Никто точно не может сказать, что получит ваш Везунчик там, на Луне…

– …в Девятой точке, товарищ генерал.

– Да! В Девятой точке. Пускай он действительно станет сильнее и удачливей, чем сейчас. И что? Из ваших докладов, полковник, я заключил, что сейчас парень практически неуязвим лично. Прекрасно! Но это же и есть конечная цель проекта. Мы все ее знаем. Зачем лезть в новые, действительно гигантские затраты, чтобы Везунчик стал неуязвим окончательно? По-моему, вы очень вовремя обозначили проблему, Петр Дмитриевич. Не пора ли нам остановиться?

– Нет, товарищ генерал, не пора.

– У вас есть какие-то реальные причины это утверждать?

– Есть. Мало кто сомневается, что Везунчик достигнет Луны и вернется, так?

– В принципе, да, но при чем здесь это?

– Так вот: в прошлом году президент Буш пообещал к 2015 году построить на Луне постоянную базу. Кто может дать гарантию, что американцы к тому времени не инициируют собственный проект, подобный нашему «Везунчику»? Не поздно ли будет кусать локти десять лет спустя?

– Да, об этом мы, честно говоря, не думали… Вы правы, с этих позиций все представляется несколько иначе.

– По вашему виду, Лев Николаевич, понятно, что у вас припасено что-то еще.

– Так точно, товарищ генерал. Мы действительно не знаем наверняка, что там, на Луне. Но… это знает сам Везунчик!

– У вас есть доказательства?

– Да. Прошу прощения у Петра Дмитриевича, но мы со своей стороны, негласно, конечно, ведем запись в квартире Везунчика.

– И вы мне не сообщили!! Лев Николаевич, это переходит…

– Извините, товарищ полковник, таковы правила. Ваш источник, конечно, хорош, слов нет, вряд ли возможно быть ближе к объекту. Подставили вы его Везунчику просто виртуозно. Но это как раз и создает основную проблему. Чтобы не раскрыть себя, источник вынужден быть осторожным, предпочитая иногда вообще не вести документированную запись, положившись лишь на свою память. Ведь так?

– Да, к сожалению. Тем более что три дня назад Везунчик, видимо перепуганный недавним близким знакомством с генералом Ветрогоновом, установил в квартире железную дверь. Скачки напряжения от сварочных аппаратов пожгли всю нашу подслушку. Ставить новую – уже нет времени. Хорошо хоть в ванной удалось сохранить пару устройств, хотя уровень записи через вентиляцию, как вы знаете, оставляет желать лучшего.

– Вот видите. Так что наша подстраховка вряд ли окажется излишней. Ваш источник передал содержание разговора, произошедшего вчера вечером?

– Да, но я, честно говоря, не очень понимаю, к чему вы клоните… Она… э-э… источник утром сделал контрольный звонок, кратенько отчитался, но ничего такого…

– Значит, или не запомнил, или не обратил внимания. Если вы, товарищ генерал, не против, я хотел бы предоставить запись.

– Я не возражаю. А вы, Сергей Ильич?

– Нет, конечно. Интересно послушать.

– Хорошо. Аппаратная? Полковник Дорохов у телефона. Капитан, поставьте нам, пожалуйста, запись № 3412 от девятнадцатого сентября.

Тишина. Короткий щелчок, потом едва слышное шипение.

– …чем будете кормить?

– Садись – узнаешь.

– Ну, уж нет! Сначала скажите. Не понравится – буду капризничать и воротить нос.

– Ой-ой! Напугал. Не хочешь – сами съедим, а ты ходи голодным.

– Эх, всегда так. Никакого в тебе, Ань, сочувствия.

Легкий, застольный треп продолжался минут пять, на лицах собравшихся в кабинете все заметнее проявлялось недоумение. Полковник, прослушавший в свое время не одну подобную запись, про себя отметил, что обычно бойкая на язык Юля сегодня казалась молчаливой, сдержанной, словно бы между ней и остальными пролегла какая-то дистанция. Андрей тоже старался напрямую к ней не обращаться.

Наконец в разговоре произошла пауза, звякнули тарелки, донесся шум бьющей из крана воды – кто-то мыл посуду. Ближе к микрофону что-то зашуршало, через мгновение чиркнуло колесико зажигалки.

– Опять куришь?

– Ань, смилуйся, сигаретка после ужина – самое то! Мечта курильщика!

– Ну, хоть форточку открой!

Едва слышно щелкнули запоры, громыхнула фрамуга. Сразу же усилился доносящийся с улицы обычный городской шум. Сделав пару затяжек, Андрей сказал:

– Девчонки, у меня к вам серьезный разговор.

– Что случилось?

– У меня очень важная программа на новой работе, со следующей недели я буду очень редко появляться дома. А в декабре мне придется уехать. Надолго. Возможно, на всю зиму.

– На всю зиму… а как же мы…

– А что – «вы»? Пообещаете не баловаться и хорошо учиться…

Натужно веселые нотки в голосе Андрея никого не обманули.

– Ты нас выгонишь?

– Господи, Юлька!! Как тебе такое в голову могло прийти?! Конечно, нет. Наоборот, оставлю квартиру на ваше попечение, вы обе очень хозяйственные и аккуратные, я буду спокоен.

Голоса девушек звучали подавленно – новость явно их не обрадовала. Более-менее успокоив подруг, что никто никуда не собирается их выгонять, Андрей долго объяснял, как нужно себя вести в его отсутствие:

– …временную регистрацию мы с вами сделали, приглашение задним числом я написал, так что с этим – никаких проблем. За квартиру и электричество я заплачу на полгода вперед, если вдруг кто будет приходить из Мосэнерго или из ДЭЗа…

– Лев Николаевич, все это, конечно, очень интересно, но у нас мало времени, нельзя ли перейти к главному?

– Сейчас, товарищ генерал, сейчас одна из девушек задаст нужный вопрос.

– …а ты далеко уезжаешь? Мне… нам нельзя будет туда? Хотя бы ненадолго…

– Нет, Ань, прости, нельзя. Вот когда я буду готовиться, мы встретимся не раз, обещаю. Меня пугают плотным графиком, но я – кровь из носу! – обещаю: как только это будет возможно, обязательно приеду к вам.

– Это как-то связано с твоим даром, да?

– Да. Я, правда, не уверен, дар это или проклятие, но отступать уже поздно. Сначала я не хотел рассказывать про все, что знаю о новом месте, мы называем его Девятой точкой. Мне казалось: вот если я промолчу, все так и останется, никто больше не будет меня никуда посылать, жизнь успокоится, станет как раньше. Но потом я очень четко понял: как раньше уже не будет никогда. И, если уж я пошел по этому пути, надо идти по нему до конца, просто чтобы не стать игрушкой в чужих руках. Да и тянет меня туда. Словно какой-то магнит установлен в том месте…

– А что там такого, ты знаешь?

– Как тебе сказать, Юль… видишь ли… там не просто Удача, вроде той, что была до сих пор… э-э… Она защищает меня уже больше двух месяцев, за это время много чего произошло, но всегда ее вмешательство происходило помимо моей воли… понимаешь? Никто меня не спрашивал, хочу я, чтобы мне помогали, нет… все случалось само… а там, на… в Девятой точке – уже не Удача. Там полностью контролируемый, подчиненный мне процесс. Это я чувствую. На все сто процентов.

Запись кончилась. Первым пришел в себя генерал:

– Это правдивая информация? Насколько мы можем доверять вашему источнику?

– Полностью. Источник не проявлял себя до самого последнего момента, просто фиксировал некоторые переговоры, но эта информация показалась ему важной, и он вышел на связь по экстренному каналу, рискуя себя выдать.

– Лев Николаевич прав. Информация подтверждается и по моим каналам. Правда, не записью, а лишь на словах, но думаю, мы можем верить. У них не было никакой возможности сговориться: как я понимаю, наши источники ничего не знают друг о друге, хотя и работают практически бок о бок?

– Верно, товарищ полковник.

Запись произвела фурор. В общем шуме поздравлений, сдержанной похвалы и похлопываний по плечу никто не услышал одинокий голос кого-то из доселе молчавших аналитиков – пожилого советника по геополитике:

– А не будет ли нам опасен такой президент?

И, видя, что на него никто не обращает внимания, он добавил совсем тихо, почти шепотом:

– Не слишком ли большую силу получит парень?

Подготовка к экспедиции началась в жуткой спешке. Обещанные руководителем РКА три месяца решено было выдержать во что бы то ни стало, хотя бы для поддержания престижа страны.

Несмотря на определенного рода застой в русской космонавтике, оказалось, что носитель и спускаемый аппарат лунного комплекса можно изготовить довольно быстро.

Кормившиеся подачками с коммерческих запусков «Энергия» и «Молния», ободренные государственным признанием, клялись расконсервировать почти готовую «Энергию-М» за месяц (в свое время ее начинали строить для второго, пилотируемого уже запуска «Бурана»), к концу ноября доставить носитель на стартовый стол Байконура, а к пятнадцатому декабря полностью закончить монтаж и предстартовые проверки.

Нашлось место в проекте и американским наработкам, благо с 1969 года кое-что просочилось из секретных архивов НАСА.

В качестве лунного модуля спецы центра имени Хруничева предложили использовать чертежи и заготовки созданного в 1968 году советского корабля «Л-1» – «Зонд». За период с 1968-го до 1970 года «Зонды» с 4-го по 8-й совершили 5 беспилотных облетов Луны, 4 аппарата вернулись на Землю без крупных проблем, но старт лунной программы Политбюро все же не разрешило – все дело испортила череда катастроф лунного носителя Н-1.

А ведь даже по тем временам советская лунная программа могла решить большинство проблем, с которыми космонавт мог столкнуться на Луне. Американцы существенную часть этих проблем проигнорировали – начиная от практически полного отсутствия на «Аполлоне» защиты астронавтов от космического излучения и заканчивая просто смехотворным для русских инженеров проектом лунного скафандра.

Первый этап советской программы предусматривал вывод на орбиту естественного спутника двухместного орбитального корабля «Союз», состыкованного с одноместным лунным кораблем «ЛК». Для торможения около Луны предназначался специально разработанный ракетный блок. На орбите один из космонавтов должен был перебраться через открытый космос в посадочный блок и начать посадку. Непосредственно перед посадкой ракетный блок отстреливался, и корабль садился, используя только собственный двигатель. Мягкую посадку обеспечивали четыре амортизированные опоры. Космонавт покидал корабль в спроектированном под лунные условия тяжелом скафандре «Кречет» и около суток должен был работать на поверхности. Потом лунный корабль возвращался на орбиту, стыковался с орбитальным модулем. Космонавт переходил в орбитальный модуль, доставлял на борт образцы лунного грунта и результаты исследований, после чего посадочная кабина отделялась.

Проект оказался чрезвычайно сложен в исполнении, но катастрофы и недоделки заставляли конструкторов учиться на ошибках, вносить изменения в первоначальные схемы. За три недели до старта первого из лунных «Аполлонов» на Байконуре уже стоял подготовленный к запуску комплекс «Протон-К» – «Союз-7К-Л1», а 8 декабря космонавты были готовы к полету, однако высокая вероятность катастрофы так и не позволила Политбюро разрешить запуск.

21 декабря «Аполло-8» стартовал к Луне. Впервые люди покинули околоземное пространство, впервые они не наблюдали закатов и восходов Солнца и увидели своими глазами обратную сторону Луны. Сделав несколько витков на орбите, корабль успешно вернулся на Землю.

Американцам повезло.

Советское руководство не верило в везение и так и не согласилось на пилотируемый лунный полет даже после коллективного письма в Политбюро космонавтов, прошедших подготовку по лунной программе. В письме они просили разрешения на проведение полета к Луне, мотивируя это тем, что присутствие на борту космонавта повысит шансы на успех.

Но теперь, тридцать семь лет спустя, у обновленной русской программы была своя Удача. Вслух об этом, конечно, никто не говорил. Зато в кулуарах операция «Везунчик» давно перестала быть тайной, а монтажники и наладчики космических аппаратов, привыкшие по сто раз перепроверять каждый винтик, просто за голову хватались, наблюдая за повсеместным нарушением техники безопасности. Принцип «в первом приближении работает? Ну и ладно – сойдет!» казался им просто неприличным.

Неизвестно, кто первым высказал эту мысль, но техники собирали спускаемый аппарат на живую нитку, лишь бы работало, зная, что от всех неувязок и внештатных ситуаций корабль спасет Везунчик.

Решением РКА в состав экипажа вместе с Андреем вошли два профессиональных космонавта – командир экипажа Дмитрий Хрусталев, способный, если что, вручную поднять спускаемый аппарат с Луны, и бортинженер Алексей Ильдаров, спец по системам жизнеобеспечения, один из монтажников жилого комплекса орбитальной станции «Альфа».

Лунному кораблю по единогласному решению участников проекта дали название «Россия».

Во всем мире русская лунная экспедиция вызвала живейшую заинтересованность. Европейское космическое агентство, Китай и Япония предложили свою техническую помощь и финансирование. Особенную активность проявили китайцы – их представители зачастили в Москву и в Звездный городок.

Всерьез обеспокоились полетом только американцы. С момента сентябрьской пресс-конференции НАСА трижды пыталось наладить контакт с РКА, осторожно, используя обходные каналы, стараясь не выдать своей заинтересованности.

– Знаете, Лев Николаевич, с нами упорно стараются выйти на контакт американцы.

– Военная разведка?

– Как ни странно – нет, хотя канал их.

– Кто же? АНБ?

– НАСА.

– Гм, вот это сюрприз. И что они хотели? Присоединиться?

– Сложно сказать, ходили все вокруг да около, предлагали заключить некое соглашение. Но, по-моему, они больше старались выяснить, где сядет наш лунный модуль. И как только получили эту информацию, тут же свернули все контакты.

– Короче, вы прокололись.

– Да нет, не скажите. Наши думают – руководству НАСА кровь из носу надо было знать, что «Россия» сядет не у Моря Спокойствия или Моря Познанного. Мы это подтвердили, а больше им ничего и не нужно было. Хотя, судя по их намекам, они готовы были заплатить – и немало, чтобы мы поменяли место посадки. Где угодно, лишь бы не…

– У Моря Спокойствия?

– Именно. Там и у Моря Познанного когда-то садились первые «Орлы».

Заметив недоуменный взгляд собеседника, полковник пояснил:

– Лунный посадочный модуль «Аполлона» назывался «Орел». Сами «Аполлоны» оставались на орбите.

– Чего они так боялись?

Полковник потер подбородок.

– Того, что мы там найдем. Или точнее – чего НЕ найдем. Вдруг там лишь искореженные кучи металлолома на месте жестких посадок «Орлов» или – что еще хуже – лишь заляпанные промерзшими кровавыми сгустками разгерметизированные кабины…

– А может, там вообще ничего нет?

– Может, и так… От кратера Тимохарис не так уж и далеко до лунных Апеннин, где садился в свое время «Аполлон-15». Этот момент их почему-то не беспокоит…

Смешно, но первым пунктом космической подготовки Андрея стала больница. Ему подлечили все зубы (разумно заявив, что в космосе дантистов нет), на удивление быстро и безболезненно вырезали аппендицит и накачали огромным количеством прививок и вакцин. Недели полторы он провалялся на койке Звездного городка, пока подстегиваемый химически, генетически и не в малой степени качественной и калорийной едой иммунитет боролся с бесчисленными вирусами и болезнями.

На короткую «побывку» домой он приехал таким бледным и осунувшимся, что девчонки чуть с ума не сошли.

– Господи, да что с тобой случилось?

– А-а, – отмахнулся Андрей, – ничего страшного. Работы много, даже поспать не всегда удается… Вот и хожу, как привидение.

Неизвестно, поверили ему или нет – заботливые подруги накормили «жертву» до отвала, чуть ли не насильно уложили отдыхать, а наутро, когда Андрей засобирался в Звездный, готовы были костьми лечь поперек коридора, но никуда его не пустить.

В следующий раз он смог вырваться из Городка только через полторы недели. Приехал под вечер, но, к собственному удивлению, никого дома не застал.

«Хотел же позвонить, блин! Сюрприз решил сделать? Вот и наслаждайся сюрпризом – где они и когда вернутся, неизвестно!»

В холодильнике обнаружилась целая гора сладостей и мороженого, – видимо, девчонкам опять прислали денег из Ярославля. Но пирожных и тортиков ему сегодня совсем не хотелось, да и врачи Звездного, обнаружив в организме лишние калории, придут в ужас и погонят на дополнительный час велотренажера.

Наскоро поужинав бутербродами – что нашлось, Андрей завалился спать, не раздеваясь и не разбирая постели. Ночью он почувствовал, как кто-то осторожно стягивает с него рубаху, одновременно пытаясь высвободить покрывало.

– Кто здесь?

Теплые губы коснулись щеки, целый водопад волос обрушился на лицо. Тонко и вкусно запахло знакомым яблочным ароматом.

– Это я.

– Анюта?

– Да. Прости, я тебя разбудила. Просто ты так спал… неудобно. Мне захотелось тебя накрыть.

– Ничего-ничего, все нормально. Все равно я бы проснулся, когда бы жарко стало.

Андрей сел на кровати, взял Анюту за руку – церемонно поцеловал.

– Спасибо, о прекрасная фея, за то, что охраняла мой сон.

Она действительно была похожа на фею – в белом свитере с пушистым воротом, таинственно светящимся в темноте, волосы рассыпаны по плечам, яркие, блестящие, как звездочки, глаза.

– Спасибо, – еще раз сказал Андрей.

– Тоже мне, фея…

– Ты настоящая фея! Поверь мне! – он погладил ее по щеке и сразу почувствовал движение навстречу. Анюта прижалась к его ладони, замерла.

Чтобы разрядить повисшую тишину, Андрей спросил:

– А Юлька где?

Не самый хороший вопрос в данной ситуации, можно Анюту и обидеть ненароком, но другого выхода у него не было.

– Она поздно сегодня вернется. У них в группе сегодня день рождения у кого-то, пойдут всей грядкой студенческую кафешку разносить.

– Всей… кем?

– Грядкой… ну, группой.

– А-а… Ладно. Сама виновата. А мы тогда будем мультик смотреть – я новый диск привез!

Анюта не отвечала.

– Пойдем? – переспросил он.

– А можно, – отчаянно смущаясь, спросила она, – ты меня еще раз поцелуешь?

– Скафандр, тип «Кречет-2», автономный, воздух от дыхания поступает в изолированное отделение ранца. Связь по гидрофону, – суровый инструктор кивнул бритой головой, поднял шлем, – ничего особенного делать не надо, первое знакомство, так сказать. Доступно?

– Доступно, – кивнул Андрей, – сколько я буду там болтаться? – Он кивнул на подсвеченный подводными прожекторами бассейн.

Инструктор пожал плечами.

– Час от силы. Я так понимаю, что времени в обрез, – сказал он с осуждением, – как обычно: давай-давай, быстрее, быстрее! Сроки поджимают! А потом с меня три шкуры спустят, если что случится.

«Э-э, нет, – подумал Андрей, – тут с тебя не три, а тридцать три шкуры снимут, да еще вместе с головой». Но огорчать инструктора он не стал, молча наклонил голову. Шлем отгородил его от мира, звуки стали глухими, будто уши набили ватой.

Инструктор оттопырил большой палец и вопросительно приподнял брови: мол, все в порядке? Андрей кивнул. Впечатление было, словно его посадили в круглый аквариум и с интересом наблюдают за поведением.

«Бедные золотые рыбки, – подумал он, – бедные меченосцы, гуппи, скалярии и ставриды… впрочем, нет. Ставриды – это из другой оперы».

Его на талях опустили в бассейн, вес пропал. Андрей отстегнул тали и стал медленно опускаться. Грузы были подобраны так, чтобы он завис в кубе бассейна, как муха в янтаре. Он поднял голову. Поверхность воды казалась мутным дрожащим зеркалом. Два страхующих аквалангиста кружили вокруг, будто акулы вокруг одинокого пловца.

«И что дальше? Так и буду здесь болтаться?»

Когда-то давно он нырял с аквалангом, но плавать в скафандре… Андрей неуклюже развел руками, пытаясь принять горизонтальное положение. Один из аквалангистов подплыл ближе, Андрей махнул на него, отгоняя, как докучливую муху. За время подготовки назойливость персонала Центра его здорово достала.

– Как самочувствие? – это когда его в первый раз крутили в центрифуге и глаза полезли на лоб от перегрузок.

– Супер! – ответил он тогда. – Просто праздник какой-то!! Еще хочу!!

Правда, потом оказалось, что та, первая прокрутка – это были только цветочки.

Свет прожекторов, отражаясь от стен бассейна, резал глаза. Андрей зажмурился. Тело было невесомым, и если бы не сковывающий движения скафандр, то ощущения напоминали бы полеты во сне. Не в кошмарах, а в легких добрых снах, когда паришь, как птица, вольно раскинув руки, купаешься в небе.

Вздремнуть, что ли? Или спеть?

– Из-за острова на стрежень… – сфальшивил он дурным голосом.

– Что с вами? – вдруг спросили прямо в ухо. – Переизбыток кислорода? Как самочувствие?

– Нет, нет, – Андрей рассмеялся, – все в порядке. Просто скучно.

«Ну, правильно, связь через гидрофон», – вспомнил он.

– Извините, – сказал он невидимому собеседнику, – я уже наплавался, во как! Давайте вынимайте меня отсюда.

– Мне приказано…

– Ваши приказы – это ваше дело. Но если кто-то спросит – валите все на меня, мол, потребовал прервать подготовку, пригрозив утоплением.

– Что вы, что вы… – забормотал собеседник, – конечно, сейчас выловим.

«Ну вот, опять работы психологам задал. Будут теперь с тестами приставать…»

Переодевшись, Андрей позвонил полковнику. Тот выслушал его молча.

– Это действительно необходимо? – спросил он, и Андрей ощутил в его голосе недовольство.

– Слушайте, у меня никого нет, только отец и эти девчонки, – начал раздражаться Андрей, – а гарантии, что я вернусь, никакой нет. Дайте же хоть с ними проститься по-человечески.

Полковник вздохнул.

– Хорошо. Надеюсь, к вечеру вы вернетесь.

– Я постараюсь.

«Вот так, – подумал Андрей, отключившись, – и пусть не забывает, что я не один из его мальчиков. Тоже мне – увольнительную разрешил».

Моросил мелкий осенний дождь, машин на трассе было мало. «Дворники» смахивали с лобового стекла капли, за окном мелькали пожелтевшие березы и клены. В зеркале заднего вида маячила «девятка» сопровождения.

«Как там мои девчонки? Скучают или уже и думать забыли? Юлька, наверное, отлынивает от учебы, а Анюта – наоборот, грызет свой „1С“. Что мне им сказать? Командировка. Да, надолго. Я тогда сказал – „на всю зиму“. Теперь бы придумать куда? На самый южный берег Северного Ледовитого океана. Нет, так они меня жалеть будут. Скажу: в Европу, в Париж! Елисейские Поля, Монмартр, „Мулен Руж“, „Лидо“, обеды у „Максима“. Булонский лес, падшие женщины… гм… это немного не то… девчонки ревновать будут.

Вот, черт, свозить бы Юлю с Анютой в эту саму Европу хоть на недельку».

Он попытался разобраться в своем отношении к девочкам. Честно признаться… эх, да что там! Они даже снятся ему. Особенно теперь. Взбалмошная, непоседливая Юлька, с угловатой, но уже оформляющейся фигуркой, и Анюта – спокойная, домашняя, с плавными грациозными движениями, какие бывают только в юности, когда условности взрослого мира еще не довлеют над поведением.

Закатим-ка мы праздник! Андрей остановил машину возле большого супермаркета. Народ с тележками, размерами с угольные вагонетки времен «стахановских» рекордов, подметал с полок все, что видел. Андрей купил огромный торт, долго бродил между стеллажами с разноцветными бутылками и, наконец, махнув рукой, купил бутылку шампанского. Полчаса пришлось потерять в кассе, пока затарившаяся как для зимовки на льдине тетка оплачивала бесчисленные пакетики, бутылки и свертки.

Возле «девятки» сопровождения хмуро курил парень в кожаной куртке. Увидев выходящего из автоматических дверей Андрея, он бросил окурок и полез за руль.

Приткнув машину возле подъезда, Андрей взглянул на часы – начало шестого, девчонки уже должны быть дома. Да, кстати, вон и окна светятся.

Поднявшись на лифте, он открыл дверь, стараясь не шуметь.

По всей квартире горел свет, на кухне бежала вода, слышались неразборчивые голоса. Скинув ботинки, Андрей тихонько подошел к двери на кухню.

– …вот расскажу Андрею про твои «успехи», посмотрим, как запоешь, – сердито выговаривала Анюта.

– Да? А где он? Может, я оттого учиться не могу, что его не вижу! Может, у меня все мысли из головы вылетают, когда про него вспомню! – возражала Юлька.

– Ха, было бы чему вылетать!

– Тебе что, у тебя бухгалтерия весь свет белый застила, а я как представлю, что он сейчас один… Кто его накормит, кто порядок наведет…

– Да ты совесть-то имей, в конце-то концов! Ты же палец о палец не ударила, пока он здесь жил. Посуду помоешь – и то спасибо.

– Да? А кто…

– Так, опять скандал! – сурово сдвинув брови, сказал Андрей, входя в кухню.

Анюта обернулась от плиты, крышка от сковородки выпала у нее из рук, Юлька взвизгнула, роняя табуретку, бросилась к нему на шею.

Они обнимали его с двух сторон, обхватив за шею, прижавшись к груди. Анюта всхлипывала, Юлька ревела в голос.

Андрей поднял в стороны руки с тортом и шампанским, забормотал что-то успокаивающе, касаясь щекой то русой головы Анюты, то взъерошенных черных волос Юльки. Защипало в глазах.

«Черт, только мне расплакаться не хватало», – подумал он.

– Ну, все, все, девочки. Вот он я, живой, здоровый, даже не голодный.

– Где же ты пропадаешь? Я каждый вечер жду-жду, ужин готовлю…

– Я даже учиться не могу, все о тебе…

Наконец они выпустили его. Всем стало неловко. Юлька, размазывая потекшую тушь, отвернулась к окну, Анюта, всплеснув руками, бросилась к плите, где уже плевалась маслом сковородка.

Андрей поставил торт на стол, убрал шампанское в холодильник, машинально достал сигареты. Юлька бросилась развязывать коробку с тортом. Анюта поглядывала на него, раскрасневшаяся, разрумянившаяся.

«Я – дома. Наконец-то я дома. Господи, почему я не могу жить как все люди? Зачем мне все это: точки Удачи, ФСБ, Луна, эти грязные игры?»

– А мы думали, ты нас совсем бросил. С прошлого раза, как ты приезжал, уже три недели прошли.

– Еще чего. Просто раньше ну никак не мог вырваться.

– Ой, сливочный! С цукатами, – Юлька захлопала в ладоши, подскочила к нему и чмокнула в щеку, – спасибо. А шампанское кому?

– Всем! Сегодня можно. Тащи бокалы.

Юлька убежала в комнату. Анюта внимательно посмотрела на Андрея.

– Что за праздник?

Андрей вздохнул. Что ж, рано или поздно он должен был им сказать. Вот только сделать это надо помягче, потактичней, что ли. Иначе опять разревутся. Он загасил сигарету, дождался, пока из комнаты придет Юлька с бокалами.

– Будут у нас сегодня проводы, – Андрей наморщил лоб, подбирая слова. – Я вам говорил, что уеду на зиму?

Девчонки замерли.

– Вот завтра и…

– Я так и знала, – почти шепотом сказала побледневшая Анюта. – И надолго?

– Месяца на два, от силы на три, – стараясь говорить небрежно, ответил Андрей.

Юлька опустилась на табуретку, забыв поставить бокалы на стол. Вид у нее был настолько убитый, что Андрей растерялся.

– Девочки, дорогие мои, хорошие, ну поймите, работа у меня такая. Ну, что я могу? Вы живите спокойно, никто вас не потревожит, учитесь. Я звонить буду.

Анюта прерывисто вздохнула, у Юльки опять заблестели слезы на глазах.

– А приеду, – стараясь развеять гнетущую атмосферу, грозно сказал Андрей, – спрошу за все: и за учебу, и за порядок. Ну, чего вы, в самом деле?

– А зима, а праздники? Новый год, а двадцать третье февраля, а Восьмое марта? – уныло спросила Юлька.

– Ну, к Восьмому марта я, крест на пузе, приеду, – пообещал Андрей, сам не очень веря в свои слова.

Анюта выключила плиту, взяла у Юльки бокалы и, сполоснув их, поставила на стол.

– Далеко хоть едешь?

– Да куда там, – обрадовался перемене темы Андрей, – так, по Европе помотаюсь. Может, и в Париже буду.

– Ух, ты! Париж, – вытаращила глаза Юлька, – Дживанши, Шанель, Биг-Бен…

– Биг-Бен в Лондоне, – поправила ее Анюта.

– Это рядом, – отрезала Юлька.

«Ну, слава богу, – подумал Андрей, – раз про географию заговорили – значит, первый шок прошел».

В общем, ему почти удалось их успокоить.

– Ладно, тогда езжай. Но звонить будешь каждый день!

– Договорились!

Гулко хлопнула пробка, девчонки взвизгнули. Шампанское рванулось из плена, норовя залить все вокруг. Наполнив бокалы, Андрей поднялся.

– Хочу выпить за вас, девочки. Не вешайте нос, не думайте о плохом, пусть все у вас сбудется и… – он смешался на секунду, – ей-богу, мне вас будет очень не хватать. В Париже.

После тоста подруги почему-то совсем приуныли. Юлька медленно ковыряла ложкой торт, Анюта сидела неподвижно. Все молчали.

– В чем дело? – спросил Андрей. – Что вы такие грустные?

Анюта вдруг уронила голову на руки и расплакалась. Андрей опешил.

– Ты что, Анют? Ну, не надо… пожалуйста… я приеду совсем скоро…

Не говоря ни слова, Юлька вскочила на ноги, с силой бросила об пол ложку и, всхлипывая, убежала в комнату.

Андрей метнулся было за ней, но его остановили слова Анюты:

– Не ходи, Андрей. Пусть поплачет. Она тоже все понимает.

– Что?

Анюта подняла на него глаза, и он поразился, каким неожиданно взрослым и печальным стал ее взгляд.

– Ты же не вернешься, да? Ты это сам понимаешь, хоть и не говоришь. Но тех, кто тебя любит, не обманешь!

После тяжелой сцены прощания Андрей возвратился в Звездный в подавленном настроении. Психологи забили тревогу: в таком состоянии они отказывались допускать свежеиспеченного космонавта к старту. Ведь загруженный проблемами, сидящий по горло в депрессии человек склонен к необдуманным поступкам, срывам, психозам… На земле это еще куда ни шло, хотя, например, дежурного по атомной станции забракует в таком состоянии даже неопытный психолог. В космосе депрессия недопустима вдвойне, даже в совсем легкой форме. Она порождает невнимательность, снижает порог критических оценок собственных поступков.

А на космическом корабле принцип «ой, я не заметил» или «извините, перепутал, можно попробовать еще раз?» приводит к одному: катастрофе.

Группа психологической разгрузки тут же задействовала усиленную программу: релаксация, гипноз, беседы с опытными психотерапевтами. Андрей не сопротивлялся. Механически отвечая на вопросы, он думал о другом.

Только сейчас, за три с половиной недели до полета, он с ужасом убедился в собственной инфантильности.

Почти ничего в своей жизни он не сделал по собственному желанию. В Британию поехал, потому что отобрала директорша, поступил в институт по совету отцовского знакомого, в Японию – взял с собой академик, практически не спрашивая согласия. Во все остальные точки Андрей ездил либо по указанию руководства фирмы, либо поддавшись настойчивым просьбам полковника. Даже Удача, пресловутый его дар, навязан Андрею свыше, и никто не поинтересовался: а нужно ли это ему? Готов ли он?

Один из немногих поступков в жизни, который он совершил сам, не по чужому указу, – приютил девчонок – и тот обернулся в итоге против него. Слов нет, Юля и Анюта дороги ему, навсегда запали в душу, вряд ли он сможет что-то решать без оглядки на них… если вернется, конечно. Но он же не какой-то там романтический дурачок, он прекрасно понимал, что все это время, с момента первой встречи на остановке, девчонки подыгрывали ему, по мере сил помогая чувствовать себя благородным защитником, спасителем и настоящим героем-любовником. Особенно последнее… гм… И теперь, ощущая себя, точно по Экзюпери, ответственным за безбашенную Юльку, за скромную Анюту, так нуждающуюся в защите, он вынужден был думать о них, заботиться, переживать, все ли у девчонок в порядке…

Апофеоз его инфантилизма – вот этот лунный полет. Андрей, подчинившись зову неведомой силы, рассказал о Девятой точке полковнику, хотя, по-хорошему, лучше было бы промолчать. Петр Дмитриевич передал идею выше (ну, не сам же он инициировал лунный проект – не того полета птица, при всем уважении), ФСБ, или кто-то там еще стоит за спиной Радченко, развернул масштабную программу подготовки, тысячи людей, воодушевленные идеей, работают на русскую Луну днями и ночами, и отказаться уже невозможно…

Всю свою жизнь Андрей плыл по течению, делал то, что от него хотели другие. И даже сейчас, стоя одной ногой в кабине лунного корабля, все еще продолжает слепо выполнять чужие желания и просьбы.

Сначала полковник задурил ему голову президентством, потом Седой наговорил кучу умных слов, а через несколько дней уже девчонки своей демонстративной беззащитностью и неприспособленностью к жизни (достаточно только вспомнить, сколько разных происшествий произошло с ними за эти месяцы!) заставили его изменить приоритеты. Он решил истратить всю мощь своего дара на них…

Благородно, слов нет.

Но, может быть, стоит хотя бы раз попробовать сделать что-то самому?

Ведь это его право – распоряжаться собственной силой?

Или нет?

Стоит подумать.

За две недели до старта дали добро и психологи – пациент неожиданно ощутил себя бодрым, полным сил и эмоций. Старожилы Звездного только руками разводили. Бывает, космонавт готовится годами и все равно боится первого полета, шутит, балагурит, но все равно боится. И страх этот естественен – все мы люди.

Но здесь…

Может, и правда – Везунчик?

Следующим утром спецрейс транспорного «Ил-76», положив набок солончаки Бетпак-Дала, заходил на посадку в небе Байконура. Оба экипажа – основной и дублирующий, прибыли, как выражаются сами космонавты, «на отсидку».

В ночь перед стартом Андрей почти не спал, несмотря на все рекомендации врачей. Так что на последнем предполетном медосмотре он выглядел – хуже некуда и чуть не попал под карающий меч неумолимых медиков.

Ситуацию разрядил Хрусталев:

– Хватит парня тиранить, эскулапы! Даже я, помнится, когда летел в первый раз, места себе не находил, сколько б меня психи ни накачивали. А ведь я до этого полгода уже в Отряде сидел, очереди ждал. А вы человека два месяца по ускоренной программе прогнали, все соки выпили и теперь еще хотите, чтоб он ко всему этому нормально относился?

За несколько коротеньких совместных тренировок Андрей понял, что космонавты относятся к нему по-разному. Командир основного экипажа Хрусталев и оба бортинженера где-то даже жалели его, считая чем-то вроде подопытной свинки, жертвой очередного правительственного эксперимента. Ильдаров вспомнил одного из первых космических туристов – немца Йоргена Глаубаха, который точно так же не понимал, зачем он здесь, кому от этого будет польза, но храбрился и даже пытался шутить с «коллегами».

А вот командир резервного экипажа Колыванов вел себя с Андреем подчеркнуто холодно. Словно проводя некую разграничительную черту, отделяя себя, профессионального космонавта, от какого-то там комитетского ставленника.

К счастью, резервный экипаж так и остался резервным – последний медосмотр выдал «добро» всем троим. И после получаса обязательной барокамеры (для насыщения крови кислородом, что, в свою очередь, поднимает общий тонус, выносливость, ускоряет реакцию) экипаж уже сидел в креслах «костюмерной».

«Господи, – думал Андрей, пока трое техников облачали его в полетный комбинезон, – пять человек мучаются, чтобы одеть одного меня! И еще два раза по столько смотрят на экраны, старательно фиксируя каждый удар моего сердца…»

Часом позже, сверкая свежей краской, такой знакомый и одновременно разительно отличающийся от своих городских собратьев чистотой и небольшим количеством пассажирских мест «МАЗ» вез экипаж «России» к стартовому столу. Даже отсюда разлапистая сигара «Энергии» казалась огромной.

Полковник воспринимал царивший в ЦУПе предстартовый бедлам с восхищением. Несколько сотен людей, каждый за своим пультом, творили все вместе малопонятную непосвященному грандиозную симфонию космического старта. Контрольные замеры, показания датчиков, доклады наземных служб сливались где-то за столом руководителя полета в ясную и понятную картину.

Каждый час проводилась общая перекличка, и только в этот момент становилось понятно, какой невероятно сложный механизм стоит сейчас в десятках километрах отсюда, на стартовом столе.

В отделении для прессы шумно, эта братия не может вести себя спокойно. У дальней стены и перед главным табло возятся с настройкой своей оптики телеоператоры. Разрешение на съемку получили немногие, хотя присутствует в зале не меньше трехсот журналистов.

Весь мир оповещен о запуске русских космонавтов на Луну. Полковника уже мутило от той невообразимой шумихи, которую подняли СМИ в эфире и на страницах газет. Российские, захлебываясь восторгом, рассказывали о новом прорыве в космос, о достойном наследии советских конструкторов, запустивших первый спутник, первого космонавта, первую межпланетную станцию…

– Успешно завершив борьбу со вседозволенностью и сверхдоходами олигархов, обогатившихся в период так называемой приватизации, президент приступил к возрождению былого величия России, завоеванию передовых позиций в мировой науке и, в первую очередь, – в исследовании космического пространства…

Корреспонденты иностранных газет и телеканалов высказывались несколько более осторожно. Красной нитью в их репортажах сквозило недоверие: сумеют ли? Откуда у нищей и коррумпированной России средства и технологии на развитие лунной программы?

– …история уже была однажды свидетелем поразительных успехов Советского Союза, но, как оказалось, достигнуты они за счет повального обнищания населения и рабского труда сотен тысяч политических заключенных. Многих сейчас волнует один и тот же вопрос: не наблюдаем ли мы возрождение старых методов? После ряда громких дел по фактической национализации сырьевой отрасли – единственного источника валютных поступлений – российское правительство, вместо того чтобы пустить изъятые в бюджет доходы нефтяных гигантов на социальные программы, тратит так необходимые народу ресурсы на амбициозный лунный проект. Ученые США ясно высказались о бесперспективности пилотируемых полетов в ближайшие пять-семь лет, пока не будет достигнут необходимый уровень безопасности. Впрочем, русских никогда не заботил уровень риска собственных космонавтов. Вспомним хотя бы станцию «Мир», которая продолжала летать через 15 лет после запуска!

Бог с ними! Главное, удалось избежать интервью с космонавтами, сославшись на плотный график. Пресс-служба РКА скормила журналюгам несколько записей – лунные космонавты на тренировке, они же в бассейне, они же на медосмотре… Пока никто не догадался, почему в кадре их всегда только пятеро, хотя говорится про два экипажа – основной и дублирующий. Но Везунчик не должен быть в кадре ни в коем случае – на этом настоял генерал лично, да и еще кое-кто сверху. Газетчики народ ушлый, быстро сообразят, где пахнет сенсацией. Да и коллегам не стоит облегчать работу.

На большом обзорном экране в центре рабочего табло титанической башней возвышался голубовато-белый корпус «Энергии» с колоннами разгонных блоков по бокам. Камера стояла в километре от стартового комплекса, но даже с такого расстояния было видно, как струятся вдоль корпуса перламутровые в мощном свете прожекторов облака испаряющегося азота. Шестидесятиметровую ракету поддерживали направляющие фермы, но все равно казалось, что космодромные плиты вот-вот не выдержат ее тяжести, и вместо рывка в космос двухтысячетонный носитель провалится под землю. По сравнению с «Энергией» скрытый за атмосферными обтекателями лунный корабль казался миниатюрной игрушкой, хотя вес одного только посадочного модуля зашкаливал за шесть тонн.

Как Петр Дмитриевич ни ждал его, все равно предстартовый отчет начался неожиданно.

– Внимание! Пятиминутная готовность! Всем службам доложить о готовности!

– Топливо – в норме!

– Кислород – в норме!

– Внимание! Четыре минуты до старта!

– Двигатели первой ступени – в норме!

– Двигатели второй ступени… в норме!

– Телеметрия – в норме!

– Метеоконтроль – в норме!

– Медицина – в норме!

Едва смолк последний доклад, как отчет пошел уже непрерывно.

– Сто двадцать секунд до старта… сто семнадцать… сто шестнадцать…

– …девяносто девять …девяносто восемь …девяносто семь…

– …полста восемь …полста семь …полста шесть…

– …десять секунд до старта …восемь …семь …шесть …пять …четыре …три …два …один …НОЛЬ!

– Ключ на старт!

– Есть ключ на старт!

– Протяжка!

Даже здесь, за тридцать километров до стартового стола, дрогнул пол. С экрана донесся глухой гул, клубы густого дыма заволокли площадку.

– Есть протяжка!

– Продувка!

– Есть продувка!

– Зажигание!

– Предварительная!

– Пошла предварительная!

– Промежуточная!

– Пошла промежуточная!

– Главная, подъем!

– Есть подъем! Отрыв от стола!

Нарастающий где-то за спиной гул вдруг неожиданно для Андрея перешел в рев, казалось, невиданной силы зверь попался в ловушку и напрягает все силы, чтобы выбраться на свободу. Кабина задрожала. В адском грохоте уже ничего нельзя было понять, мысли путались, даже сквозь звукоизоляцию шлема шум давил на него всей своей мощью.

Потом был могучий рывок, и корабль, ощутимо раскачиваясь, медленно пошел вверх, в маленьком иллюминаторе промелькнули опаленные выхлопом решетчатые фермы.

Внезапно словно тяжелая стальная плита пресса навалилась на Андрея сверху и начала методично и неуклонно вдавливать его в кресло, в пол кабины, в землю. Она очень хотела сплющить его, размазать подобно куску масла на бутерброде.

Было плохо. Было тяжело. Невообразимо тяжело, как будто трое или четверо Андреев уселись на плечи, живот и ноги. Не просто уселись, а то и дело принимались скакать, да так активно, что трещали ребра.

А в наушниках спокойный голос с земли продолжал отчитывать:

– …десять секунд – полет нормальный… двадцать секунд – полет нормальный… тангаж – в норме… тридцать секунд – полет нормальный… траектория стабильна…

Спустя какое-то время (ему показалось – вечность) корабль дернулся, на мгновение мышцы внизу живота сцепились в узел, как это бывает при спуске на скоростных лифтах. Голос в наушниках произнес:

– Отстрел первой разгонной ступени. Полет нормальный.

– Держись, Везунчик, – прохрипел Хрусталев, – сейчас вторая пойдет.

В этот раз рывок был не таким сильным, но измученному позвоночнику Андрея его хватило с лихвой. Некто могучий и неласковый со всей силы пнул его в спину. На секунду Андрей даже вроде бы потерял сознание.

Очнулся от шипения статики в наушниках. Голос земли молчал.

Казалось, хуже быть уже не может.

Паническая мысль «падаем?» появилась и тут же пропала. Вторая ступень отработала свое, электрическая искра воспламенила заряды отстрела, цилиндр разгонных «пакетов» ухнул вниз, и наступила невесомость.

Первые секунды после того, как страшная тяжесть ушла, Андрей как будто снова ощутил себя младенцем в утробе. Говорят, эмбрион не чувствует собственного веса и именно потому кричит, появляясь на свет, – протестует против неожиданно навалившейся на него тяжести.

Но когда первая эйфория абсолютной легкости прошла, у него вдруг все поплыло перед глазами. Андрей еще лежал в стартовом кресле, но на мгновение ему показалось, будто он падает в бесконечный колодец, летит в бездну…

Андрея стошнило. Хрусталев едва успел протянуть ему пакет. Потом стошнило еще раз, всухую. В животе было пусто – за сутки перед отлетом медики кормили Андрея только глюкозой, внутривенно. Еще давали немного меда, он безопасен – усваивается целиком.

По просьбе Андрея Хрусталев расстегнул страховочные ремни на поясе и груди. Стало чуть-чуть полегче.

– Хреновый из меня космонавт? – спросил он глухо, все еще прижимая ко рту гигиенический пакет.

– Нормальный. Вот если бы ты не блевал, я бы удивился. Через это все проходят – кто сразу, кто на второй день, на «Альфе» со мной в экипаже американец был, так он почти неделю продержался. А потом – всю кают-компанию уделал… – Хрусталев рассмеялся. – Сколько нас на центрифуге ни крути, организм все равно свое возьмет. Ему привыкнуть надо. Через пару часов все образуется, терпи, парень.

– Почему замолчала связь?

– Э-э, брат, я бы и сам хотел это знать. Алексей, что у тебя?

– Пока проверяю. Несущая есть. Машина сносится с землей без проблем, сейчас как раз принимает поправки. Телеметрия идет. Только голосовая связь отказала.

Петр Дмитриевич с замиранием сердца смотрел за разгорающейся внизу суматохой. В отрывистых командах, нервной скороговорке техников и суете двигателистов у своих пультов чувствовалась какая-то нервозность.

Что-то было не так.

Полковник обернулся к своему провожатому – бойкому пареньку из пресс-службы ЦУПа:

– В чем дело?

Тот быстро повторил вопрос в болтающийся у губ микрофон внутренней связи, вздрогнул, быстро стрельнул глазами по сторонам. Лицо его окаменело.

– Проблемы?

Парень кивнул, разом растеряв весь свой лоск и гордость, промямлил:

– Вас ждут у пульта руководителя полетов. Это… во-он там.

Он вытянул руку буквально на мгновение, указывая куда-то в сторону, но полковнику хватило этого времени, чтобы разглядеть: рука заметно дрожала.

Руководителя полетов на своем месте не оказалось. Вокруг пульта столпились несколько человек с растерянными лицами, они практически не шевелились, и издалека их можно было принять за каменные изваяния. Монотонный голос считывал данные телеметрии, за соседним пультом кто-то лихорадочно стучал по клавишам.

Мрачный помощник объяснил полковнику:

– Разгонная ступень сработала нештатно. Телеметрия показывает аварийный отстрел за восемь секунд до конца работы двигателей.

– Чем это может грозить? – спросил полковник. – Катастрофой?

– Катастрофы не будет. Программа после отработки второй разгонной ступени скорректирует курс, и корабль на основном двигателе пойдет к Луне.

Петр Дмитриевич нахмурился. Откуда тогда эта нервозность, растерянные лица, чуть ли не паника…

– Значит, все в порядке?

– В порядке?! Все очень не в порядке, уважаемый! В полной ж… гм… Это не просто неполадки, это конец программы. Им не хватит топлива вернуться!

– Все, – сказал вдруг кто-то за спиной обреченным голосом. Петр Дмитриевич узнал его – высокий тенорок руководителя полета вряд ли можно с кем-то перепутать.

И только теперь полковник понял, что монотонный голос отнюдь не считывает данные телеметрии, он пытается связаться с кораблем:

– «Россия», это ЦУП, ответьте… «Россия» – ответьте, это ЦУП… «Россия»…

– Я приказал отменить программу полета и перейти на аварийную схему, но… сами видите…

– Что значит – «аварийная схема»?

– Как у «Аполлона-13» – коррекция курса, облет Луны, возвращение к Земле, последняя коррекция на остатках топлива уже у самой атмосферы и посадка… но теперь… без связи… бесполезно…

– Они живы?

– Да, несомненно. Телеметрия проходит прекрасно, их бортовая ЭВМ принимает наши поправки, а голосовой связи нет. Наверное, что-то случилось с антенной во время разгона. «Россия» нас не слышит.

– А вы можете послать на бортовую ЭВМ данные по этой «аварийной» схеме?

– Нет, уже нет. Первый сеанс заканчивается, машины общаются сами, без нашего участия. А пока мы пересчитаем, к следующему сеансу связи они уже сделают виток и уйдут с орбиты…

– Как вы думаете, Петр Дмитриевич, эта авария, исчезновение связи с кораблем – случайность?

– В смысле? Что вы имеете в виду?

– Если судить по прежним случаям с Катукиным, все это больше похоже на целенаправленное действие Удачи.

– Вы хотите сказать?..

– Да. Ей не так и важно, вернется Везунчик или нет. Для нее это не имеет никакого значения…

– Командир, что будем делать?

– Связи все нет?

– Пробую каждые пять минут. Даже если Центр нас и слышит, то мы их – нет. Наверное, что-то с приемной антенной. Может, при отстреле обтекателей задело…

– Поправки снизу идут?

– Да, все отлично. Через восемь минут будет коррекция курса.

– По рабочей программе? Они не пытаются вывести нас на орбиту для облета Луны… ну, и дальше – по аварийной схеме?

– Нет, поправки только для удержания курса.

– Что ж… – Хрусталев устало потер подбородок, – значит, внизу считают, что ничего экстраординарного не происходит. Тогда и мы… В общем, летим. Как думаешь, Алексей?

– Согласен. Может, надеются на восстановление связи? Тогда и мы подождем.

Командир обернулся к Андрею:

– Ну, Везунчик, а ты что думаешь?

С трудом разлепив пересохшие губы, сглотнув омерзительный кислый комок, Андрей просипел:

– А я – что? Я в этом ничего не понимаю. Если с кораблем все в порядке, надо лететь.

Хрусталев улыбнулся:

– Постановили единогласно. Матушка-«Россия» нас не подведет, – он похлопал по изолирующему покрытию кабины. Инерция толкнула его в сторону, но командир был не новичок в невесомости – тут же остановил полет, схватившись за страховочную петлю.

Он предпочел умолчать, что если с кораблем все-таки что-то не в порядке, экипаж вряд ли сможет это заметить (ну, разве что кроме разгерметизации) без подсказки с Земли, где за телеметрией ежесекундно следят несколько сотен пар внимательных глаз.

К концу первых суток полета Андрей впал в апатию.

Наверное, он должен был облазить весь корабль, пощупать все, что разрешили бы Хрусталев с Ильдаровым. А чисто мужская тяга к технике должна по идее заставить его восторгаться умелыми придумками инженеров – космическим душем, похожим на пыточную парокамеру современных тиранов, едой в тюбиках и вакуумных упаковках (особенно впечатляли мини-буханочки хлеба на один укус, специально изготовленные, чтобы не засорять крошками воздух), велоэнергометром, беговой дорожкой – из-за экономии места в «России» тренажер смонтировали на стене, ведь в невесомости все равно, где бегать…

Но он просто не мог себя пересилить. Сначала невесомость чуть не заставила его вывернуть наружу желудок, а когда он немного привык к отсутствию веса, пошла серия коррекций курса, на коротенькие секунды снова появлялась тяжесть, потом опять приходилось беспомощно болтаться над креслом. Сложная наука передвижения в невесомости Андрею так и не далась. Вроде бы объяснения Хрусталева казались ясными, как день, но, когда дело доходило до практики, Андрей обязательно путал правую руку с левой, вытягивался не в ту сторону.

В итоге, заработав несколько чувствительных ушибов от столкновения со стенами, как всегда не вовремя оказывающимися на пути, креслами, кожухами аппаратуры и комингсами люков, он резко передумал изображать из себя матерого космического волка.

Связь так и не восстановилась. Точно следуя плану полета, через пять дней «Россия» совершила удачную посадку в районе Моря Дождей, чуть отклонившись к западу от расчетной точки. Корабль сел на автоматике, полностью отработав заложенную в бортовую ЭВМ программу, хотя перед самой посадкой Хрусталев то и дело поглядывал на пульт ручного управления.

– Ну, поздравляю, космонавты! Мы на Луне! Эй, Везунчик, как самочувствие?

– Здорово, командир. Я, наконец, что-то вешу. Только почему-то…

– Что?

– Почему мне кажется, что я вешу столько же, как дома, на Земле. А говорили на Луне – притяжение вшестеро меньше.

– Ничего, – ответил Ильдаров, – это с непривычки. После невесомости вестибулярка шалит. Когда с орбиты на Землю спускаешься, вообще рукой-ногой пошевелить не можешь, кажется, будто весишь тонны полторы.

Андрей пошевелился в кресле, с удовольствием привыкая к ощущению собственного веса. После пяти дней в невесомости движения были немного резкими и дергаными. Моторика мышц тоже заново привыкала к силе тяжести.

– Надо, наверное, чего-то сказать… Ведь наши переговоры записываются? Вот и ляпнем что-нибудь для истории. Ну, типа, как Армстронг. Это маленький шаг для человека, но…

– Ага, – рассмеялся Ильдаров. – Только Армстронг сказал еще кое-что. После своей знаменитой фразы он добавил вполголоса: «Удачи, мистер Горский!» Когда «Аполлон» вернулся на Землю, настырные журналисты долго пытались добиться от Армстронга объяснения этой фразы, на что он, чисто по-американски, отвечал: «Без комментариев». И вдруг лет через десять после полета, получив на пресс-конференции стандартный вопрос: «А кто же такой мистер Горский?», Армстронг неожиданно ответил, что, поскольку господин Горский на днях умер, он считает для себя возможным объясниться…

– Да знаю я эту историю! Алексей, проверь лучше программу возвращения, у нас времени не так много, а еще пробы брать…

– Подождите, командир! – Андрей слушал бортинженера с заметным интересом. – Пусть доскажет, чем там все кончилось!

– Когда мне было семь лет, рассказал Армстронг, мы с братом играли в бейсбол. Брат слишком сильно ударил по мячу, и он упал под окнами наших соседей, Горских. Я побежал поднимать мяч и услышал, как миссис Горская говорит мужу: «Оральный секс?! Ты хочешь орального секса? Запомни, Горский, ты получишь его, когда соседский мальчишка прогуляется по Луне!!!»

Космонавты рассмеялись. Хрусталев с Ильдаровым отстегнулись, освободили Андрея.

– Все это байки, Андрей, не слушай. Не было ничего такого, а если и было – все равно треп… Алексей, что там у тебя?

Бортинженер не отвечал, лишь молча указал командиру на экранчик бортовой ЭВМ. Андрей не заметил, как за его спиной космонавты обменялись тревожными взглядами.

В переходном тамбуре было тесно. Как учили, Андрей в три движения освободил лунный скафандр, расстегнул его. В таком виде «Кречет» напоминал тело человека героических пропорций с распоротым животом.

«Черт! Ну и ассоциации…»

Андрея передернуло.

Все равно надо идти. По программе полета «Россия» должна находиться на поверхности всего семь часов, за это время нужно успеть сходить туда и обратно. И нечего рефлексировать.

Да, это страшно. Это почти невозможно. Это выше человеческих сил. Лучше все это время просидеть в тесной, но такой уютной кабине, пристегнуться к креслу и никуда не выходить. НИКУДА!!

Только зачем тогда он прилетел сюда? За триста восемьдесят тысяч километров от Земли?

Нет, мил-друг Андрей, если взялся – надо делать.

Тем более, как теперь точно решено, – для себя…

– Командир, я просчитал на компе маршрут возвращения… У нас на старте был перерасход топлива.

– Много?

– Вторая ступень отвалилась за восемь секунд до истечения работы двигателей. Я прикинул – взлететь нам хватит. И на пару коррекций на обратном пути хватит. А вот тормозиться нечем.

– А если, как «Аполло-13», – затормозим атмосферой? Попробуй. Тем более что на Земле не могли не заметить перерасхода. Даже без связи сообразят, как подкинуть поправки на коррекцию. Но ты все-таки попробуй связаться с ЦУПом. Нам теперь без них совсем никуда…

– Андрею скажем?

– Нет. Он же у нас Везунчик. Лучше ему пока ничего не знать. Ладно, ты считай, а я пойду, помогу Везунчику скафандр надеть… Пусть прогуляется.

В многочисленных фантастических романах о Луне нет-нет да и встречается ситуация, когда герой, спасая товарищей от очередной неотвратимой опасности, «помчался вперед гигантскими прыжками». Почему-то принято считать, что так передвигаться значительно быстрее. Не в шесть раз, конечно, – момент инерции тоже надо учитывать, ведь на Луне во время прыжка приходится толкать вперед еще и тяжеленный скафандр, но все равно – быстрее.

Однако не получается: шаги-то действительно выходят не маленькие, метров по пятнадцать, но зато скорость передвижения замедляется. Притяжение меньше, прыжок вместо стремительного броска превращается в неспешный заплыв над лунной поверхностью.

Передвижение по Луне Андрей более или менее отработал в Звездном, закаленные в условиях земного притяжения ноги, еще не совсем, правда, отошедшие от невесомости, резкими толчками несли его к цели. Если бы еще не ослепительный диск солнца над головой! Конечно, четыре килограмма воды в охладительной системе «Кречета», постепенно испаряясь через плечевые дюзы, делают свое дело, затемненный фильтр прикрывает глаза, но все равно легче не становится.

Андрей сверился с картой – вот она, нужная точка, рукой подать. У подножья вот этой иссеченной метеоритами скалы. Да, впрочем, мог бы и не смотреть на карту. Его тянуло в Девятую точку с неодолимой силой, неизвестно, смог бы он противиться этому зову, если б захотел.

Тяжелый ботинок ступил на каменный горб микрократера, растер его в пыль. Андрей на секунду потерял равновесие, взмахнул руками и…

Зов иссяк. Как будто путник, страдавший от жажды в пустыне, рухнул без сил в полноводное пресное озеро, как будто ученый, годами бившийся над разгадкой очередной тайны, отложил ручку и увидел перед собой четкие строчки формул.

Везунчик пришел на зов Удачи.

По лицу Андрея струился пот – даже водяное охлаждение не спасало полностью от палящего солнца, но он не замечал этого, стоял неподвижно. Усталость от изматывающего полета, лунной жары, долгой прогулки в тяжелом скафандре отступила.

Он как будто снова ощутил себя на Земле, в зеленеющем весеннем лесу ранним утром после дождя. На распустившихся листьях блестят росинки, буйная подушка трав пружинит под ногами…

Чувствуя непреодолимое желание вздохнуть всей грудью, Андрей недоуменно оглядывается: кругом – сияющие ослепительной белизной лунные цирки, изрезанные миллионолетней метеоритной эрозией скалы, черные провалы трещин…

Он поднял руки к шее, потянул вбок крепления шлема. В ушах зашумело, кожу на лице словно бы обдул легкий ветерок. Андрей провернул тяжеленную, совершенно ненужную и бесполезную сферу и, обхватив руками, стянул шлем с головы. Кто-то маленький внутри него закричал: «А-А!! Что ты делаешь!», но сам Андрей ничего не почувствовал, разве что при следующем вдохе ощутил вокруг себя пьяняще чистый воздух с запахами влажной травы, свежести и мокрой коры, как это бывает в лесу после дождя.

Первым его увидел Ильдаров. Бортинженер мельком глянул в иллюминатор и застыл.

– Что ты там увидел? – спросил Хрусталев.

Вместо ответа тот показал рукой: смотри сам, мол.

Капитан несколько раздраженно приник к исчерченному перекрестьями системы наведения окошку – его должны были использовать для ориентации при посадке на ручном управлении – и не смог сдержать удивленного возгласа:

– Твою мать!

Со стороны висящего над горизонтом голубым фонариком диска Земли к «России» медленно приближался скафандр с непокрытой головой. Везунчик словно резвился – делал широкие шаги то в одну, то в другую сторону, подбрасывал вверх шлем, ловил его, а однажды даже наподдал по нему ногой, как по футбольному мячу.

Везунчик что-то сказал, космонавты увидели, как двигаются его губы.

– Щипать друг друга будем? – спросил Хрусталев.

Бортинженер ошалело посмотрел на командира, помотал головой.

– Везунчик, значит… – проговорил командир вполголоса. – Ну-ну…

Андрей хотел было попросить открыть люк, но потом передумал. Зачем ему теперь люк, корабль…

– Улетайте! – крикнул он, махнул рукой. – Улетайте без меня!

Если космонавты его и слышали, то никто не отозвался. И только через минуту Андрей сообразил почему и чуть не хлопнул себя по лбу: «Ну, конечно – вакуум!»

Он надел шлем, включил радио и, не обращая внимания на ворвавшиеся под шлем удивленные возгласы, произнес, наслаждаясь новой силой:

– Взлетайте без меня. Немедленно!

Неизвестно, что подействовало на экипаж больше – мощь его голоса или фантасмагорическое зрелище, которое они и думать не могли увидеть на Луне: тяжелый скафандр «Кречет», увенчанный непокрытой головой Везунчика. Андрей улыбался, а волосы на голове немного колыхались, как если бы их касался легкий ветерок.

Как лунатики, командир и бортинженер подчинились приказу. Минут через пять сработали пиропатроны, отстрелив посадочную платформу с опорами. Двигатели неуверенно плюнули огнем – опытный командир решил прогреть дюзы, чтобы не подвергать их слишком сильным температурным нагрузкам. Потом корабль дернулся, приподнялся на мгновение и быстро пошел вверх, распушив, как павлин, пышный огненный хвост.

Проводив взглядом «Россию», Андрей, не включая связи, тихо, почти про себя сказал:

– Счастливого пути. Вы долетите, я ЗНАЮ.

После чего, ощущая в себе силу, равной которой не было никогда и ни у кого, он повернулся лицом к Земле, долго смотрел на бело-голубой диск. Потом протянул руку, прикрыл Землю перчаткой. Рассмеялся, открыл снова и произнес:

– Это МОЯ планета!

В книге использованы тексты песен В.Высоцкого, групп «Кино», «Ария», «Черный Кофе».