Ветер с востока

12

Три недели спустя, когда лед у побережья раскололся на небольшие льдины, а лето почти прошло, случилось нечто невероятное.

Шхуна для ловли тюленей из Архангельска пробилась по Карскому морю до самого Ямала и зашла в бухту, где было стойбище юраков. Это была первая в истории, но, надо думать, не последняя шхуна.

Переполох был колоссальным. Юраки вились вокруг судна, как прилежные пчелы.

Вендель был, может быть, самым взволнованным из всех. Он и Синсив были в гостях у ее родителей, и событие горячо там обсуждалось.

— Но мы можем добраться с ними до Архангельска, — воскликнул Вендель. — Они принимают меня за русского и не имеют никаких подозрений. Но Синсив не хочет.

— Да, я не хочу отсюда уезжать. Я не верю в тот мир, о котором рассказывает Вендель. Я хочу быть здесь!

Вендель был в отчаянии.

— Синсив, мы никогда больше не будем иметь такую возможность.

Но она плотно сжала рот и энергично затрясла головой. С отчаянием в сердце Вендель покинул чум, ему не хватало воздуха. Но он твердо решил взять ее с собой. Когда он вышел, Тун-ши узнала, что Синсив ждет ребенка.

Шаманка повалилась на постель и закрыла глаза.

— Так вот, мои дорогие, теперь я больше не хочу… Ировар, выйди и поговори с нашим зятем! Я желаю поговорить с моим сыном. Синсив, побудь с отцом! И обмани Венделя, что ты поедешь с ним!

Ировар послушно вышел. Его простое верное сердце было опечалено. Синсив неохотно вышла вслед за ним.

Тун-ши напряженно смотрела на юношу:

— Нгут, ты должен это сделать, потому что ты, мой сын. А затем… Большое судно уходит через три дня. Сделай так, чтобы Вендель был на нем! Нам он больше не нужен, отныне он становится для нас только обузой. Но твоя сестра Синсив останется здесь. Ее задача еще не выполнена. Она не станет печалиться о нем. Многие чужие мужчины бросали на нее взгляды во время праздника, и ее дух смущен. Вендель — не муж для нее, он должен был только выполнить задачу, и он с ней теперь справился. Ты устроишь все это?

— Да, мать, — сказал Нгут. Лицо его с раскосыми горящими глазами было непроницаемо.

— А теперь, мой сын, дай мне мой бубен. Отныне он твой!

Внезапная перемена в Синсив озадачила и обрадовала Венделя.

— Мы должны сразу же готовить все к отъезду. Не огорчайся, Синсив, когда-нибудь мы приедем сюда, так что ты встретишь своих родителей. И тогда мы, возможно, привезем с собой много нужных вещей. И внуков, которыми они смогут восхищаться.

Он смеялся от счастья. Но Синсив, надувшись, молчала. И она отвернулась, когда он хотел приблизиться к ней в постели. Вендель так радовался ребенку, которого она ждала. Он торжественно обещал ей, что в дороге ничего опасного с ней не случится. Он был так счастлив, что не обратил внимания на ее сдержанное поведение.

На следующее утро Тун-ши исчезла. Тихо и без церемоний. Вендель, понимая, что она умерла, сразу пошел к площадке для жертвоприношений. Тут на алтаре лежало ее ожерелье с медвежьими зубами, но не было новой груды камней, которая бы указывала на ее могилу.

Тун-ши не была великим охотником. Видимо, она была похоронена «обычным способом». Что это означало, оставалось для Венделя загадкой. Он искренне горевал о ней, не мог сдержать слез.

Ировар встретил его у ворот на площадку, как когда-то в начале лета. Тогда с ними была Тун-ши. Лицо Ировара было сейчас серым от горя.

— Ты — добрый человек, Вендель, — произнес он. Он сам был вынужден говорить слова утешения своему зятю. Он объявил, что душа Тун-ши будет ходатайствовать за него в мире духов. Вот это было утешение!

Очень скоро Вендель заметил другую вещь: со смертью Тун-ши прекратилась связь между ним и Синсив. Это воля шаманки вызвала его вожделение. Теперь же он видел свою жену именно такой, какой она и была: совершенно чужой, со взглядами, которые он решительно не мог разделять. Она ему даже не нравилась!

Но она ждала от него ребенка, и ему бы никогда не пришло в голову оставить ее сейчас. Они продолжали готовиться к отъезду, Синсив явно небрежно и безразлично.

В последний вечер накануне отплытия шхуны Синсив взяла с собой на прогулку своего отца. Потому что она хотела увидеть свои любимые места в последний раз, так она сказала. Нгут пригласил Венделя в свой чум на прощальную трапезу. Им нужно ведь было поболтать друг с другом, они же свояки!

Вендель ничего не помнил из этой беседы. Ему было подано что-то вроде супа, дымящееся и чем-то сильно приправленное. Совсем не плохой суп, его сварили вместе Синсив и Нгут специально для Венделя…

Единственное, о чем у него сохранилось смутное воспоминание, были горящие глаза Нгута прямо перед его лицом. О том, как они испытующе смотрели в его глаза… И тут он впал в полусон. Казалось, будто душа Тун-ши парила вокруг и искала самое себя. Все было удивительным, а когда он очнулся, все вокруг него двигалось. Он взглянул наверх на деревянный потолок — из толстых досок. Такого не было в стойбище у ненцев!

Синсив! Он ощупал постель рядом и обнаружил только твердый край нар. Его пожитки лежали рядом. Вендель рывком сел.

Он был на борту шхуны. Сбитый с толку, он поднялся и нашел дверь. Поднялся на палубу.

Море. Море, полное льда, куда бы он ни посмотрел. Члены команды смотрели на него непонимающими глазами.

— Моя жена? — спросил он по-русски. Капитан, которого он узнал после неоднократных бесед в стойбище, отрицательно замотал головой.

— Ваша супруга не хотела поехать с вами. Она и ее брат пришли с Вами ночью. Сожалею, мы ничего не могли сделать.

— Но я…

Вендель бросился к борту. «Но у меня там ребенок, — думал он в безграничном отчаянии. — Мой ребенок, который должен родиться к следующему лету. Я же не могу оставить моего ребенка!»

Вендель поставил крест на самой Синсив, он чувствовал известное облегчение от возможности расквитаться. Но ребенок! Его ребенок… И, о ужас, ребенок из рода Людей Льда! Отмеченный проклятием? Нет, Тун-ши сказала, что у них в Таран-гае был маленький мальчик, который был отмечен проклятием. Так что дитя Венделя должно было быть свободным. Но ему хотелось иметь маленькое существо, хотелось видеть его, заботиться о нем.

Таран-гай? Нигде не видно было ни скал, ни даже земли. Солнце… Нет, это вечно светившее солнце ничего ему не говорило.

— Долго ли мы плывем?

— Мы подняли якорь рано утром, — ответил шкипер. — А сейчас уже скоро ночь.

Он проспал почти сутки! О Боже, что ему делать? Он не мог просить их повернуть корабль, это было бы невозможно. И теперь у него был шанс добраться домой. Он должен вернуться домой. Но дитя, дитя!

Сердце Венделя ныло от горя. Теперь он понимал, что с самого начала это был план Синсив. И Тун-ши, и Нгута. Но вряд ли Ировара.

Посадить его на борт шхуны. Спровадить. Но сначала — спарить его и Синсив. Этот план принадлежал только Тун-ши.

Вендель стиснул зубы от ярости и горя. Им манипулировали, другого слова здесь не сыщешь.

Он стоял у поручней, охваченный мрачными и беспорядочными мыслями. Насколько хватало глаз, море было покрыто льдинами, маленькими и большими, пористыми и голубоватыми. И это сейчас, в конце лета. Шхуна казалась здесь такой пугающе крошечной. Под рваными парусами она прокладывала путь вперед. Поскольку в этих водах всегда дуло, ветра им хватало, но льдины постоянно создавали проблемы. Вендель заметил, что шкипер немного трусил. Осень наступала быстро, пояснил он Венделю, а обледенение — это то, чего боялись больше всего.

Да, Вендель обратил внимание на то, что солнце теперь заходило на какое-то время по ночам, оно светило не так ярко, как в начале лета. Вдруг вахтенный крикнул.

— Смотрите туда! Прямо вперед!

Все повернулись в указанном направлении. На небольшой шхуне было всего семь человек команды да Вендель. Он прищурил глаза, чтобы лучше видеть. Далеко впереди они заметили что-то на довольно большой льдине, никто из них не мог определить на этом расстоянии, что это было.

— Это не зверь, — сказал шкипер. Не зверь, с этим все были согласны. Шхуна продвигалась вперед.

— Мы, наверное, далеко от берега? — спросил Вендель.

— Да, но эти льдины постоянно дрейфуют. Ветер и мощные течения могут унести их далеко в море за несколько часов.

Они поймали благоприятный ветер и быстро проплыли большой отрезок пути.

Вдруг капитан крикнул:

— Рули в сторону!

Все увидели, что это. Человек. Человек, сидевший и крепко привязанный к нартам. Вендель видел много таких нарт в стойбище юраков.

— Но разве мы не спасем?.. — начал он, и слова застряли у него в горле. Человек у штурвала не сумел свернуть так быстро, как хотел капитан, так что шхуна прошла на расстоянии в несколько сот метров от льдины. Вендель видел, как матросы крестились и скороговоркой бормотали молитвы, обращенные к своему православному Богу. Он почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он успел разглядеть, кто сидел в нартах, устремив застывший взгляд на полярное солнце. Тун-ши.

Его руки судорожно вцепились в поручни.

— Они так делают, эти язычники, — угрюмо сказал капитан. — Когда хотят отделаться от старых и ненужных, то просто сажают их на лед умирать.

— Она сама этого хотела, — пробормотал Вендель. — Я знал ее. Она была их шаманом.

И моей тещей, чуть не прибавил он, но вовремя осекся.

— Шаманом? — прошептали другие, бледные от суеверного страха. — Господи, спаси нас!

— Ну, вам не нужно ее бояться, — сказал Вендель. — Она была моим другом, она не причинит нам никакого зла. Пока я с вами.

Не мог же он сказать, что умершая и он были одного рода, в это никто бы не поверил.

— Она умерла несколько дней тому назад, — сказал он и бросил последний взгляд на неподвижную фигуру, которая затем исчезла далеко за шхуной. — Ее желанием было умереть, она все выполнила в жизни.

Он произнес эти слова не без горечи, и команда посмотрела на него с удивлением.

Прошло много времени, прежде чем Вендель смог забыть зрелище сидевшей на льду женщины-шамана. А вообще возможность снова говорить по-русски казалась ему просто замечательной. Это был язык, которым он владел. Он чувствовал себя неуверенно, когда должен был объясняться на языке юраков. Он хорошо ладил с командой и помогал там, где мог. К его облегчению, они больше не охотились на тюленей. Они не должны были терять ни дня, чтобы попасть в Архангельск до наступления зимы.

В конце августа — но Вендель об этом не знал — они миновали пролив к югу от Новой Земли. Собственно, после этого они должны были бы зайти в Нарьян-Map, торговый пункт юраков на побережье Ледовитого океана, но они не решились использовать этот шанс. Если бы Вендель встретил сейчас многих юраков, то он мог бы совершить необдуманные поступки. Он тосковал по дому и чувствовал бы, что навеки застрял в стране юраков. Но его грызло чувство вины за то, что он не вернулся к С иней в. То, что он не нес ответственности за свои действия, пока находился на борту шхуны, как раз сыграло ему на руку. «Это — ветер с Востока, — думал он. — Он несет меня домой!»

В сентябре наступили холода. Шкипер все больше нервничал. Он курил свою махорку и орал на команду так, будто хотел, чтобы матросы прыгали в море и толкали шхуну вперед. Они сумели пройти мимо мыса Канина и были на пути в Белое море, когда ударили жестокие морозы. Со страхом они смотрели, как покрывались льдом оснастка и корпус шхуны. Теперь все свое время команда занималась скалыванием льда, чтобы судно не пошло ко дну. Только штурвальный не делал эту работу. Вендель, естественно, помогал, испуганный белым призраком, который, казалось, дышал на судно и одевал его в новый наряд. Вендель был тепло одет с головы до ног, но кисти рук он должен был держать открытыми, и они все больше коченели.

Они работали днем и ночью, чтобы освободить судно ото льда. Они были на пути прямо в Архангельск. Приставать теперь к суше было бы бессмысленным, тут не было ничего, кроме промерзшей пустыни.

Вендель не думал больше ни о чем другом, кроме как о том, чтобы благополучно добраться до Архангельска. Планы возвращения домой, в Швецию, он отложил на потом. Ведь пока он не проделал и половины пути.

Началась снежная метель, затруднявшая их работу. А однажды ночью случилось то, чего они особенно боялись:

— Мы тонем! — заорал один из членов команды, обезумев со страху.

— Пока еще нет, — крикнул в ответ Вендель.

Погода теперь изменилась. Вместо вечно светившего солнца царил глубокий мрак, сменявшийся днем голубовато-серыми сумерками. По-настоящему светло не становилось никогда, и они должны были напрягать зрение, чтобы видеть, где скалывать лед. Вендель взял большой молоток и стал разбивать лед на кренившейся стороне судна. Другие люди, объятые лихорадочным страхом, помогали ему. Шкипер выкрикивал слова команды, которые никто не слышал из-за стука. Казалось, им удалось немного выровнять судно так, что оно не имело больше того опасного угла крена. Один из членов команды переусердствовал и наклонился слишком далеко, чтобы сбить ледяные комья. Он упал головой в воду, но сумел уцепиться одной рукой за поручень. Другие бросились к нему, чтобы вытащить.

— Я застрял! — вопил он. — Я застрял во льду.

Вокруг корпуса шхуны все время торосился лед, и в такой паковый лед попала его нога. Вендель обвязался канатом и выпрыгнул. Он не ожидал, что вода так смертельно холодна. У него перехватило дыхание, он отчаянно хватал ртом воздух. Затем ему удалось снова овладеть собою. Он точно рассчитал, где должен был упасть, чтобы его ноги были свободны. Сначала он освободил из ледового плена ноги товарища при помощи взятого с собой молотка, и потерпевшего подняли другие. Поскольку Вендель был в воде, то у него была превосходная возможность очистить шхуну ото льда. Он крикнул это своим товарищам и приступил к делу на стороне судна, обычно трудно доступной. Долго он оставаться там не мог, но торопился сделать все возможное. Речь шла всего о нескольких минутах, прежде чем он заметил сразу две вещи: шхуна выровнялась из опасного положения, а его ноги потеряли чувствительность.

— Поднимайте меня, — крикнул он, потому что теперь он обнаружил еще одну вещь: лед начал сковывать его.

Пока они освободили его из ледовых объятий, прошло какое-то время. Но в конце концов это удалось. Его втащили через перила шхуны в полуобморочном состоянии.

— Ты спас шхуну, — пробормотал капитан. — Но ты сумасшедший, ты не знаешь здешнюю ледяную воду! Живо, парни, кладите его на койку!

Его ноги опустили в теплую воду. Ему и его товарищу, пробывшему в воде меньше, чем Вендель, терли и растирали их. Его уложили в койку, завернув во все теплое, что только могли найти. Но ничего этого Вендель не чувствовал. К своему ужасному отчаянию. Его ноги были словно мертвые.

Через два дня они прибыли в Архангельск. Вендель все еще лежал на койке. Он не мог пошевелиться. Члены команды стояли вокруг него и слушали его горячечный бред. Они переглядывались и удивлялись…

На суше он был доставлен в небольшой трактир в порту, где принимали гостей. Здесь было убого, но туда привели лекаря, который осмотрел Венделя. Покончив с обследованием, лекарь долго смотрел на Венделя. Но он ничего не сказал, он просто ушел. Вместо этого через некоторое время пришли двое других мужчин. У них была типично русская внешность — круглые головы и крупные черты лица. Они хотели знать, откуда он родом. Вендель объяснил, что он долго жил у юраков-самоедов.

Нет, нет, они хотели знать, где его родина.

— Санкт-Петербург, — ответил он, потому что это было самое близкое место, откуда он мог попасть в Швецию через русскую территорию. Ему очень хотелось, чтобы его туда послали. Один из мужчин присвистнул.

— Это не тот язык, на котором ты разговаривал в бреду на судне.

После испуга Вендель быстро пришел в себя.

— Да, это был, видимо, юракский язык.

— Мда, — скептически произнес мужчина. — Капитан говорил нечто другое. Он знает юраков из Нарьян Мара. Ты говорил не по-юракски. И каким образом такой светловолосый человек очутился в этом аду у Ледовитого океана?

— Это — длинная история, — пробормотал Вендель, не готовый сейчас к такому вопросу.

— Могу себе представить, — сказал другой человек. — А теперь я скажу тебе кое-что, мой мальчик! У нас здесь в Архангельске очень много военнопленных, работающих на нас. Шкипер со шхуны узнал твой язык. Он слышал, как говорят военнопленные. В бреду ты говорил по-шведски, молодой человек. Сейчас придут солдаты и заберут тебя. Тебе ведь есть что сказать, не так ли?

Вендель не мог вымолвить ни слова. Немного погодя пришли солдаты. Довольно грубо они швырнули шведа на носилки. Его отнесли в город в дом, напоминавший казарму. Его принесли в маленькую пустую комнату. Солдаты взяли большой ключ, закрыли за собой дверь, когда уходили, и Вендель слышал, как они повернули ключ снаружи.

Он был снова пленником. Пленником. Не то, чтобы он знал, как пробираться дальше. Но Архангельск был большим портовым городом, с международными связями. Возможно, он смог бы прокрасться на шхуну, отправлявшуюся на Запад. Возможно, он мог бы переправиться в Финляндию, находившуюся не так уж далеко. А Финляндия была, если еще не все изменилось в мире, шведской территорией. Но сейчас все это было недосягаемо. Его отчаяние было так велико, что он не мог даже плакать. Кто же это — он сам или судьба — напутал так с его жизнью? Позади у него было нерожденное дитя, о котором он так искренне желал узнать и позаботиться. В недосягаемой Швеции напрасно ждали его родители. А он сам лежал тут запертый, не имея возможности когда-либо отсюда уехать. Потому что его ноги были бессильны, мертвы, отморожены, так что он даже не решался на них посмотреть. Ему вновь припомнилась русская народная песня:

Не то, чтобы в Архангельске не было соловьев… А, может быть, их можно было заменить воробьями? Вендель тихо засмеялся смехом приговоренного к смерти. Скоро смех перешел в рыдание, приносящее облегчение.