Весь Альфред Ван Вогт в одном томе

Глава 1

Рука матери, сжимавшая его руку, была холодной.

Они торопливо шли по улице, и страх ровными быстрыми толчками передавался от ее мозга к нему. В его мозгу теснились тысячи чужих мыслей, шедших из толпы по обеим сторонам и из зданий, мимо которых они проходили. Но только мысли его матери были связными, четкими — и испуганными.

«Они следят за нами, Джомми, — сообщил ее мозг. — Они не до конца уверены, но они подозревают. Мы слишком часто рисковали, приезжая в столицу, хотя в этот раз я очень надеялась показать тебе древний путь слэнов в катакомбы, где спрятан секрет твоего отца. Джомми, если случится самое худшее, ты знаешь, что делать. Мы достаточно часто тренировались. И, Джомми, не бойся и не волнуйся. Хотя тебе всего девять лет, ты такой же умный, как пятнадцатилетнее человеческое существо».

«Не бойся». Легко сказать, подумал Джомми и спрятал эту мысль от нее. Ей не понравится эта скрытность, этот щит между ними. Но есть мысли, которые нужно держать про себя. Она не должна знать, что ему тоже страшно.

Все было внове и возбуждало интерес. Он очень волновался каждый раз, когда они появлялись в сердце Центрополиса из тихого пригорода, в котором жили. Огромные парки, километры небоскребов, толпы людей всегда казались еще более прекрасными, чем рисовало его воображение — но от столицы мира можно было ожидать больших размеров. Здесь находилась резиденция правительства. Где-то здесь жил Кир Грей, абсолютный диктатор всей планеты. Давным-давно — сотни лет назад — слэны владели Центрополисом в недолгий период их царствования.

«Джомми, ты чувствуешь их враждебность? Ты уже чувствуешь на расстоянии?»

Он напрягся. Непрерывная волна неопределенности, которая накатывала из толпы, вертелась и стучала в мозгу. Откуда-то появился заблудившийся обрывок мысли:

«Говорят, в городе до сих пор есть живые слэны, несмотря на все меры предосторожности. По приказу их надо расстреливать на месте».

«Но разве это не опасно? — появилась другая мысль, очевидно, вопрос, заданный вслух, хотя Джомми уловил лишь ее мысленный образ. — Я имею в виду, что по ошибке может быть убит совершенно невинный человек».

«Поэтому они редко стреляют сразу. Они пытаются их отлавливать, а потом исследуют. Их внутренние органы не такие, как у нас. Ты знаешь, а на голове у них…»

«Джомми, ты чувствуешь их, за квартал позади от нас? В большой машине! Они ждут подкрепления, чтобы зайти на нас спереди. Они торопятся. Ты можешь уловить их мысли, Джомми?»

Он не мог! Как бы сильно ни напрягал он свой мозг, даже вспотев от усилия. Здесь ее зрелая сила превосходила его не по годам развитые инстинкты. Она могла преодолевать большие расстояния и собирать отдаленные мысли в четкую картину.

Ему хотелось обернуться и посмотреть, но он не отваживался. Он почти бежал на своих маленьких, хотя достаточно длинных ногах, стараясь не отстать от широкого, возбужденного шага своей матери. Как ужасно быть маленьким и беспомощным, молодым и неопытным, в то время как жизнь требовала зрелой силы и бдительности взрослого слэна.

В его раздумья вклинилась мысль его матери: «Некоторые из них впереди нас, Джомми, а другие переходят через дорогу. Тебе нужно уходить, дорогой мой! Помни, о чем я тебе говорила. Ты живешь ради одного — дать возможность слэнам жить нормальной жизнью. Я думаю, тебе придется убить нашего величайшего врага, Кира Грея, даже если ради этого нужно будет пробраться в правительственный дворец. Помни, будут крики и неразбериха, но держи голову выше. Удачи, Джомми».

До тех самых пор, пока она не отпустила его руку, крепко пожав ее, он не осознавал, что тон ее мыслей изменился. Страх пропал. От ее мозга исходило убаюкивающее спокойствие, усмиряющее его натянутые нервы и замедляющее биение двух его сердец.

Джомми спрятался за спинами проходящих мимо мужчины и женщины и увидел человека, направлявшегося в сторону высокой фигуры его матери, которая была очень похожа на обычных людей, в брюках и красной блузке, с волосами, собранными туго повязанным платком. Мужчины, одетые в гражданское, переходили улицу, их темные лица выражали необходимость выполнить неприятный долг. Отвратительная мысль об их ненависти, которая облаком висела над их сознаниями, бросилась на Джомми. Она озадачивала его даже в тот момент, когда он подготавливал путь к бегству. Почему он должен обязательно умереть? Он и его прекрасная, отзывчивая, интеллигентная мама! Это было абсолютно неправильно.

Автомобиль, сверкающий на солнце, как продолговатый драгоценный камень, внезапно появился у тротуара. Хриплый мужской голос выкрикнул за спиной Джомми:

— Стойте! Там мальчишка. Не упустите мальчишку! Остановите его!

Люди останавливались и глазели. Он чувствовал удивительную мягкость их мыслей. Тут он забежал за угол и понесся по Кэпитал-авеню. От тротуара тронулся автомобиль. Ноги Джомми мелькали с сумасшедшей скоростью. Необычайно сильными пальцами он вцепился в задний бампер, подтянулся и повис на машине, а та повернула на оживленную улицу и начала набирать скорость. Откуда-то издалека пришла мысль: «Удачи, Джомми».

Все девять лет она готовила его к этому моменту, но ком встал у него горле, когда он ответил: «Удачи, мама».

Машина шла слишком быстро, молниеносно накручивая километры. Слишком много людей останавливались и смотрели на маленького мальчика, крепко вцепившегося в сверкающий бампер. Джомми чувствовал напряженность их взглядов, мысли, которые проносились в их мозгу и исторгали резкие крики из их глоток. Крики водителю, который ничего не слышал.

Пелена мыслей преследовала его, — мыслей людей, которые бежали в телефоны-автоматы и сообщали в полицию о беспомощном мальчике на бампере. Джомми прищурился, ожидая увидеть пристраивающуюся сзади патрульную машину, которая остановит его несущийся автомобиль. Встревоженный, он впервые сосредоточил свой мозг на пассажирах машины.

На него полились мысленные потоки двух сознаний. Как только он разобрался в них, то невольно вздрогнул и опустился ниже к дороге, приготовившись прыгать. Он посмотрел вниз, но у него закружилась голова, и Джомми подтянулся обратно. Дорога тошнотворно быстро неслась внизу, искаженная скоростью машины.

Нерешительно его мозг вновь нащупал контакт с сознанием людей в машине. Мысли водителя были сосредоточены на управлении машиной. Один раз он мельком вспомнил про пистолет висевший в наплечной кобуре. Его звали Сэм Эндерс, и он работал шофером и телохранителем у человека, сидевшего рядом с ним — Джона Петти, начальника секретной полиции всемогущего Кира Грея.

Личность шефа полиции пронзила Джомми как удар тока. Знаменитый охотник за слэнами сидел расслабившись, его мозг работал в медленном, задумчивом режиме.

Какое необычное сознание! В нем ничего невозможно прочитать, кроме неясных поверхностных пульсаций. Джомми с удивлением подумал о том, что Петти не мог осознанно прятать свои мысли. Но они были укрыты щитом, не менее эффективным, чем у любого слэна. Но он был другим. Полутона выдавали безжалостный характер, высокодисциплинированный и одаренный мозг. Внезапно он поймал хвост мысли, вынесенной на поверхность всплеском эмоций, который нарушил спокойствие этого человека: «Надо прибить эту девчонку-слэна, Кэтлин Лэйтон. Только так можно подорвать могущество Кира Грея…»

С панической быстротой Джомми попытался проследить эту мысль, но она пропала в тени, вне пределов досягаемости. Но все равно он уловил суть. Девочка-слэн по имени Кэтлин Лэйтон должна быть убита для того, чтобы подорвать могущество Кира Грея.

«Босс, — пришла мысль Сэма Эндерса, — поверните вон тот выключатель. Красный огонек — это тревога».

Мозг Джона Петти остался безразличным. «Пускай суетятся, — огрызнулся он. — Это все делишки для баранов».

— Почему бы не посмотреть, что там? — сказал Сэм Эндерс.

Машина чуть-чуть притормозила, пока он дотягивался до дальнего края панели; и Джомми, который осторожно пробрался на край бампера, в отчаянии ждал возможности спрыгнуть. Его глаза видели впереди только размытую полосу дороги, не окаймленную травяными газонами, жесткую и угрожающую. Спрыгнуть сейчас означало разбиться насмерть о бетонку. Безнадежно. Он подтянулся обратно, и его окатил шторм мыслей Эндерса, когда тот принимал сигнал тревоги:

— …Всем машинам на Кэпитал-авеню и ее окрестностях разыскивать мальчика, по подозрению слэна, по имени Джомми Кросс, сына Патриции Кросс. Миссис Кросс была убита десять минут тому назад на перекрестке Главной и Кэпитал. Мальчик запрыгнул на бампер машины, которая, по сообщениям свидетелей, быстро уехала.

— Вы слышите, босс, — сказал Сэм Эндерс. — Мы на Кэпитал-авеню. Лучше остановимся и поможем его искать. За слэнов дают награду в десять тысяч долларов.

Тормоза взвизгнули. Машина затормозила так сильно, что Джомми распластался на багажнике. Он вырвался из-под навалившейся на него силы, и до того как машина остановилась, опустился на дорогу. Ноги сразу же понесли его. Он проскочил мимо старухи, которая жадно попыталась схватить его. Потом он оказался на пустыре, с другой стороны которого высились длинные ряды закопченных кирпичных и бетонных зданий, начало района оптовой торговли и фабрик.

Вслед за ним из машины со злобой понеслась мысль: «Эндерс, ты соображаешь, что это мы выехали с перекрестка Главной и Кэпитал десять минут тому назад? Этот мальчишка — вот он! Стреляй же, придурок!»

Ощущение того, как Эндерс вытаскивал пистолет, было настолько отчетливым в сознании Джомми, что он почувствовал, как металл скребет по коже кобуры. Он почти видел, как тот прицеливался, настолько ясной в его сознании была картина, соединившая их на расстоянии в полтораста футов.

Джомми отпрыгнул в сторону, когда пистолет с глухим звуком выстрелил. Он почувствовал легкий удар, затем взбежал по ступенькам и через дверь проскочил в огромный, плохо освещенный пакгауз. Позади себя он уловил неясную мысль:

«Не волнуйтесь, босс, мы этого маленького мерзавца измотаем».

«Дурак, ни один человек не сможет измотать слэна». Казалось, в этот момент он выкрикивал приказания по радио: «Необходимо оцепить район 57-й улицы… Сосредоточить все полицейские машины, вызвать солдат на…»

Как сильно все перемешалось! Джомми пробирался по плохо освещенному складу, помня только о том, что, хотя его мускулы и не знали усталости, взрослый человек мог бежать вдвое быстрее. Мир вокруг него состоял из теней на длинных рядах ящиков, уходящих в неразличимую полутьму. Дважды его посещали спокойные мысли людей, которые грузили ящики где-то слева от него, но они не знали о его присутствии и не подозревали о суматохе снаружи. Далеко впереди себя, с правой стороны, он увидел освещенное отверстие — дверь. Он пошел в том направлении. Дойдя до нее, он удивился собственной усталости. На боку висело что-то мокрое и липкое, мускулы с этой стороны затекли. Его мозг работал медленно и неохотно. Он остановился и выглянул из дверей.

На него смотрел мир, очень отличающийся от Кэпитал-авеню. Это была грязная улочка со щербатой мостовой, на противоположной стороне стояли ряды домов, которые были построены из пластика больше сотни лет назад. Хотя этот материал был практически вечен и несмываемая расцветка домов была в основном такой же яркой и свежей, как во время строительства, все равно были видны отметины времени. Сажа и копоть, как пиявки, пристали к сверкающему материалу. Газоны были неухожены, и вокруг лежали кучи мусора.

Улица казалась пустынной. Смутный шорох мыслей доносился из закопченных домов. Он слишком устал, чтобы определить, только ли из домов исходит этот шорох.

Джомми перегнулся через перила складской эстакады и спрыгнул на твердый бетон. Его заполнила боль в боку, и тело обессилело, исчезла обычная упругость, которая позволяла ему без труда спрыгнуть с такой высоты. От удара о тротуар у него внутри все болезненно сжалось.

Когда он перебегал через улицу, ему показалось, что все вокруг потемнело. Джомми потряс головой, чтобы прояснить картину, но это не помогло — он мог только ковылять на налитых свинцом ногах мимо сверкающих, но закопченных двухэтажных коттеджей и высокого, цвета морской волны жилого дома. Он не увидел и не почувствовал женщину на веранде у себя над головой, пока она не ударила его шваброй. Она промахнулась, потому что он вовремя заметил тень и увернулся.

«Десять тысяч долларов, — закричала она ему вслед. — По радио говорили — десять тысяч. Вы слышите, они будут мои! Не трогайте его! Он мой. Я первая его увидела».

Он понял, что она кричала на других женщин, которые выскакивали из дома. Слава Богу, все мужчины были на работе!

Ужас преследовал его, и он бежал с удвоенной от страха силой по узкому тротуару перед домом. Джомми старался укрыться от их отвратительных мыслей и вздрагивал от самого ужасного в мире звука: резких, скрежещущих голосов отчаянно нищих людей, которые дюжинами устремлялись за богатством, превосходящим пределы всех их жадных мечтаний.

Он испугался, что его изобьют швабрами и тяпками, метлами и граблями, проломят голову, переломают кости, превратят в месиво. Шатаясь, мальчик обогнул дальний угол дома. Кричащая толпа бежала позади него. Он чувствовал нервозность в их заплывших мозгах. Они слышали истории о слэнах, которые внезапно перевесили их желание завладеть десятью тысячами долларов. Но стадный инстинкт придавал сил каждому в отдельности. Толпа продолжала двигаться.

Он вбежал в маленький задний дворик, по обеим сторонам которого стояли высокие ряды ящиков. Они возвышались над ним темной массой, неразличимой отчетливо даже при ярком солнечном свете. В его затуманенном мозгу мелькнула идея, и в следующее мгновение он уже карабкался на составленные ящики.

Ему показалось, что от напряжения боль еще сильнее вцепилась зубами ему в бок. Джомми осторожно прошмыгнул по верху ряда и наполовину влез, наполовину упал в пространство между двумя старыми ящиками. Пространство было свободно до самой земли. Почти в полной темноте его глаза различили еще более темное пятно пластиковой стены дома. Он протянул руку и ощупал края отверстия в гладкой стене.

В следующий момент мальчик протиснулся внутрь и обессиленно повалился на влажную землю. Под собой он почувствовал обломки камня, но в тот момент он был слишком усталым, чтобы что-то делать, поэтому просто лежал, почти не дыша, а снаружи неистовствовала в безуспешных поисках толпа.

Темнота успокаивала, как мысли матери перед тем, как она сказала, чтобы он уходил. Кто-то поднялся по лестнице прямо над его головой, и это подсказало ему, где он находился: в небольшом пространстве под черной лестницей. Джомми подумал о том, как же удалось проломить твердый пластик.

Он лежал в холодном поту от страха и думал о своей матери, которая теперь мертва, как сказали по радио. Мертва! Конечно, она не испугалась. Он слишком хорошо знал, как она ждала этого дня, когда сможет присоединиться к своему мужу в покое могилы. «Но мне нужно вырастить тебя, Джомми. Было бы так легко, так приятно расстаться с жизнью; но мне нужно сохранить тебя живым до тех пор, пока ты не вырастешь. Твой отец и я отдали все, что имели в жизни, на разработку этого великого изобретения, и это все пойдет впустую, если ты не сможешь пойти дальше».

Он отогнал от себя эту мысль. Его мозг теперь не был так затуманен. Краткий отдых пошел на пользу. Но от этого камни, на которых он лежал, казались еще более неудобными. Джомми пытался пошевелиться, но места было слишком мало.

Автоматически Джомми ощупал камни под собой и сделал открытие. Это были не камни, а куски пластика. Пластика, который провалился внутрь, когда кто-то проломил небольшой участок стены и сделал это отверстие. Странно было думать об этой дыре и понимать, что кто-то еще кроме него Думал об этой же самой дыре. Внезапность этой размытой мысли, пришедшей снаружи, пронзила Джомми как молния.

Напуганный, он попытался выделить мысль и мозг, от которого она исходила, но вокруг было слишком много мыслей, слишком много возбуждения. Аллея была запружена солдатами и полицейскими, которые обыскивали каждый коттедж, каждый квартал, каждый дом. Один раз, пробиваясь над кутерьмой мозгового шума, он поймал ясную, холодную мысль Джона Петти:

«Вы говорите, его последний раз видели здесь?»

«Он забежал за угол, — сказала женщина, — а потом пропал!»

Трясущимися пальцами Джомми начал выковыривать обломки из влажной земли. Он заставил себя успокоиться и осторожно и быстро начал закладывать дыру, используя землю как раствор. От осознания того, что его работа вблизи сразу будет заметна, у него сосало под ложечкой.

Пока Джомми работал, он все время чувствовал мысли другого человека, лукавые, все понимающие мысли, смешанные с бешеным приливом других мыслей, которые бились о его мозг. Ни на секунду этот другой не переставал думать об этой дыре. Джомми не был уверен, мужчина это или женщина.

Мысль все еще присутствовала, темная и угрожающая, когда мужчины наполовину оттащили коробки на другую сторону и заглядывали в промежутки между ними, а затем медленно она удалилась вместе с затихающими криками и кошмаром других мыслей. Охотники ушли охотиться в другое место. Долгое время Джомми еще мог их слышать, но в конце концов жизнь успокоилась, и Джомми понял, что наступает ночь.

Суматоха дня все еще висела в воздухе. Шепот мыслей доносился из коттеджей и квартир в большом доме, люди обдумывали, обсуждали то, что произошло сегодня. В конце концов он побоялся ждать дольше. Где-то неподалеку находился человек, который знал о том, что он здесь, но ничего не сказал. Это был недобрый мозг, который наполнял его нехорошими предчувствиями и желанием как можно быстрее убраться из этого места. Трясущимися, но быстрыми пальцами он убрал обломки пластика. Затем, изнемогший от долгого бодрствования, он осторожно протиснулся наружу. От движения у него опять начал болеть бок, и волна слабости затуманила мозг, но он боялся оставаться здесь. Медленно он подтянулся наверх. Его ноги почти достали до земли, когда он услышал быстрые шаги и ощутил присутствие человека, который поджидал его.

Тощая рука схватила его за щиколотку, и торжествующий женский голос произнес:

— Вот и хорошо, иди к Бабушке. Бабушка о тебе позаботится, это точно. Бабушка сообразила. Она все время знала, что ты мог залезть только в эту дыру, а эти дураки ничего не подозревали. О да, Бабушка умная. Она ушла, потом вернулась обратно и, из-за того что слэны умеют читать мысли, держала свои мысли подальше и думала только о стряпне. И она одурачила тебя, правда? Она знала, что тебя одурачит. Бабушка присмотрит за тобой. Бабушка тоже ненавидит полицейских.

С внезапным унынием Джомми узнал мозг хищной старухи, которая пыталась схватить его, когда он бежал от машины Джона Петти. Один мимолетный взгляд впечатал эту злую старуху в его мозг. И теперь от нее веяло таким ужасом, так страшны были ее намерения, что он тихо вскрикнул и пнул ее.

Тяжелая палка в ее руке опустилась на его голову. Удар был страшным. Тело Джомми свела судорога, его тело обмякло и упало на землю.

Он чувствовал, как ему связали ноги, а потом то ли несли, то ли тащили несколько десятков футов. В конце концов его втащили в скрипучий старый фургон и закрыли тряпками, которые пахли конским потом, смазкой и мусорницами.

Фургон двигался по грубой мостовой на задней улочке, и Джомми услышал, как старуха, перекрывая грохот колес, сказала:

— Какая бы была Бабушка дура, если бы позволила им тебя поймать. Награда в десять тысяч — фу! У меня никогда не было ни цента. Бабушка знает жизнь. Когда-то она была известной актрисой, а теперь так, отброс общества. Они никогда не дали бы мне, старой побирушке, и сотни долларов, не говоря о сотне сотен. Фу на всех них! Бабушка покажет им, что надо делать с молодыми слэнами. Бабушка наживет огромное состояние на этом дьяволенке…

Глава 2

Опять появился этот маленький противный мальчишка. Кэтлин Лэйтон нервно напряглась, потом расслабилась. От него невозможно спрятаться там, где она стояла, на пятисотфутовой крепостной стене, окружавшей дворец. Но, прожив долгие годы во враждебном окружении, легко противостоять чему угодно, даже Дэви Динсмору, одиннадцатилетнему мальчишке.

Она не отвернется. Она не даст ему никакого намека на то, что знает о его приближении к ней по широкому, крытому стеклом прогулочному коридору. Замерев, она продолжала поддерживать лишь легкий контакт для того, чтобы он не появился перед ней внезапно. Надо было продолжать рассматривать город так, как будто ничего не происходило.

На небольшом расстоянии от нее раскинулся город: громадный массив домов и зданий, их пестрая расцветка то вспыхивала яркими красками, то пропадала совсем в сгущающихся сумерках. Равнина за чертой города выглядела темной, и обычно голубая, струящаяся вода реки, вытекающей из города, казалась черной, матовой в этом мире, почти лишенном солнца. Даже горы на отдаленном, темнеющем горизонте приняли очертания, тяжелый характер которых соответствовал печали в ее собственной душе.

— А-а-а! Смотри хорошенько. В последний раз это видишь.

Грубый голос проскрежетал по ее нервам, как сильный бесполезный шум. На мгновение слова казались настолько неразличимыми, что смысл их не дошел до ее сознания. Потом, не желая того, она повернулась к нему лицом.

— В последний! Что ты имеешь в виду?

В ту же секунду она пожалела о сказанном. Дэви Динсмор стоял в шести футах от нее. На нем были надеты длинные шелковые брюки зеленого цвета и открытая на груди желтая рубаха. На лице мальчика было написано выражение: «Я крутой мужик», а его губы изогнулись в презрительной усмешке, что сильно напомнило ей о том, что даже ее безразличие к нему означало его победу. Но все же — почему он сказал это? Трудно было поверить, что эти слова он выдумал сам. Ее охватило желание покопаться в его мозгу. Она вздрогнула и решила не делать этого. Войти в этот мозг в его теперешнем состоянии означало на месяц потерять остроту восприятия.

В течение долгих месяцев она разрывала свой мозговой контакт с потоком человеческих мыслей, людских надежд и людской ненависти, которые превращали атмосферу дворца в ад. Лучше наказать мальчишку сейчас, так же как она это делала прежде. Она повернулась к нему спиной, и легчайший из легких контактов с его мозгом принес ей полутона гнева, который прокатился сквозь него. И вновь она услышала его прерывистый голос:

— Да-а-а, последний раз. Я это сказал, и я это сделаю. Завтра тебе исполняется одиннадцать лет, так?

Кэтлин не ответила, притворившись, что не расслышала. Но за маской равнодушия она скрыла пронзившее ее ощущение надвигающейся катастрофы. В его голосе было слишком много злорадства, слишком много уверенности. Возможно ли, что вокруг нее происходили ужасные вещи, строились ужасные планы в те месяцы, когда она изолировала свой мозг от мыслей этих людей? Совершила ли она ошибку, заперев себя в своем собственном мире? А теперь реальный мир пробил ее защитную броню.

Дэви Динсмор бросил:

— Думаешь, ты умная? Больше не будешь так думать, когда тебя завтра станут убивать. Может быть, тебе об этом неизвестно, но мамочка говорит, что по дворцу ходят слухи, что, когда тебя привезли сюда, мистеру Киру Грею пришлось пообещать кабинету, что тебя убьют на твой одиннадцатый день рождения. И даже не думай, что они этого не сделают. Позавчера на улице они убили женщину-слэна. Понятно! Что ты на это скажешь, умница?

— Ты сумасшедший? — слова сами собой слетели с ее губ. Она до конца не поняла, что это произнесла она, потому что она думала совершенно другое. Кэтлин не сомневалась, что он говорит правду, — это совпадало с огромной массой их ненависти. Это было настолько логично, что ей внезапно показалось, что она всегда об этом знала.

Странно, что именно упоминание о том, что Дэви об этом рассказала его мать, захватило сознание Кэтлин. В памяти она вернулась на три года назад, в тот день, когда этот мальчишка напал на нее под покровительствующим взглядом своей матери, надеясь попугать маленькую девочку. Сколько удивления, сколько крика и страха увидела Кэтлин, когда подняла Дэви в воздух, а его разгневанная родительница подскочила к ним, изрыгая угрозы и обещания того, что она сделает с «грязным, подлым маленьким слэном».

И вдруг появился Кир Грей, серьезный, высокий и мощный, и миссис Динсмор вся сжалась перед ним.

— Мадам, на вашем месте я бы не поднял руки на этого ребенка. Кэтлин Лэйтон принадлежит государству, и в нужное время государство избавится от нее. Что касается вашего сына, то я случайно стал свидетелем происшедшего. Он получил как раз то, чего заслуживает каждый задира, и, я надеюсь, он получил хороший урок.

Какое необыкновенное удовольствие доставило ей то, что он ее защищал. После этого она поместила Кира Грея в другую категорию людей в своем сознании, несмотря на его безжалостность, несмотря на то, что про него рассказывали ужасные истории. Но теперь она знала правду, и что он не сказал ничего лишнего тогда: «…государство избавится от нее».

Она вздрогнула, вышла из задумчивого состояния и увидела, что город внизу изменился. Вся огромная его масса величественно засверкала мириадами огней, раскинувшихся широкой панорамой. Превратившись в чудесное зрелище, он лежал перед ней, как громадный, сверкающий драгоценный камень, сказочная страна домов, которые поднимались вверх к небесам и горели, являя картину величественной мечты. Как хотелось ей войти в этот загадочный город и увидеть самой все те удовольствия, которые представлялись ей в воображении. Теперь, конечно, она никогда не увидит его. Целый мир останется неувиденным, неиспробованным, не принесшим наслаждения.

— Ага! — вновь послышался нервный голос Дэви. — Смотри хорошенько. В последний раз.

Мороз пробежал по коже Кэтлин. Она не могла вынести присутствия этого… этого испорченного мальчишки более ни секунды. Не сказав ни слова, она повернулась и спустилась во дворец, в одиночество своей комнаты.

Сон не приходил, а было уже поздно. Кэтлин точно знала, что было поздно, потому что рокот мыслей снаружи утих и все давно были в постели, кроме охранников, неврастеников и любителей поздних вечеринок.

Странно, но уснуть она не могла. На самом деле ей полегчало, когда она узнала обо всем. Будничная жизнь была ужасной, ненависть слуг и всех остальных людей почти невыносимой. В конце концов она, должно быть, задремала, потому что резкая мысль, которая пришла к ней снаружи, исковеркала сон, который ей снился.

Кэтлин встрепенулась. Усики, которые были у всех слэнов (тонкие золотистые нити, отсвечивающие в полутьме на фоне ее темных волос, окаймлявших тонкое детское лицо), поднялись из волос и мягко раскачивались, как будто легким ветерком. Мягко, но настойчиво.

Внезапно угрожающая мысль, которую чувствительные антенны выловили из укутанного темнотой дворца Кира Грея, дошла до ее сознания. Дрожа, Кэтлин проснулась окончательно.

Мысль задержалась в ее сознании на мгновение, отчетливая, жестокая, хладнокровно убийственная, стряхивая с нее остатки сна, как холодный душ. А потом она исчезла, как будто ее вовсе не существовало. Осталась только неразбериха образов, которые, как прибой, накатывали нескончаемым потоком из бесчисленных комнат огромного дворца.

Кэтлин лежала не шевелясь, и из глубин ее собственного сознания появилось понимание того, что все это значило. Кто-то не хотел ждать до завтра. Кто-то сомневался, что ее казнят. И он намеревался поставить Совет перед свершившимся фактом. Такой человек был только один, обладающий достаточной властью, чтобы не бояться никаких последствий: Джон Петти, глава тайной полиции, фанатик-антислэн Джон Петти, ненавидевший ее с такой силой, которая даже среди своих, тоже ненавидящих слэнов, была пугающей. Убийцей должен был быть один из его подручных.

Усилием воли она успокоила нервы и попыталась обозреть в своем мозгу пространство вокруг, дальше, насколько хватало сил. Секунды тянулись, а она все лежала, разыскивая мозг, мысли которого на краткий миг угрожали ее жизни. Шепот посторонних мыслей превратился в рев, который оглушал ее. Прошло несколько месяцев с тех пор, как она в последний раз исследовала этот мир неконтролируемых мыслей. Ей показалось, что воспоминания об ужасе, который они приносили, не померкли. Но реальность оказалась еще хуже воспоминаний. Решительно, с почти зрелой настойчивостью, она держалась в этом шторме мозговых вибраций, пытаясь вычленить каждую отдельную мысль по очереди. Появилось предложение:

«О Господи, надеюсь, что обман не обнаружится. Сегодняшний, с овощами».

Это, должно быть, жена шеф-повара, несчастная богобоязненная женщина, которая смертельно боялась того дня, когда мелкое воровство ее мужа обнаружится.

На краткий миг Кэтлин почувствовала симпатию к замученной маленькой женщине, которая не спала, лежа рядом со своим мужем в темноте. Но не слишком сильную симпатию, потому что однажды эта маленькая женщина ни с того ни с сего остановилась, когда Кэтлин проходила мимо нее в коридоре, и без мысленного предупреждения влепила ей сильную пощечину.

Мозг Кэтлин продолжал работать, подгоняемый растущим нетерпением. Сквозь ее сознание проносились разные картины, как в калейдоскопе, которые она отталкивала в момент их появления, как неподходящие, не имеющие отношения к угрозе, от которой она проснулась. Во дворце был целый мир, с его интригами, бесчисленными личными трагедиями, великими амбициями. Пролетали психологические сны, сны тех, кто ворочался в постели. И появлялись мысли тех, кто сидел и что-то замышлял.

Потом внезапно появился обрывок целенаправленной жестокости, твердое намерение убить ее! В мгновение ока он вновь исчез, как непоседливая бабочка, только совершенно на нее непохожий. От него дышало смертью, и это привело ее в отчаяние, потому что вторая вспышка угрожающей мысли была слишком мощная, а значит, ее источник находился не где-нибудь, а вблизи, в ужасной, опасной близи.

Странно, что его оказалось так трудно снова найти. Ее мозг болел: ее бросало то в жар, то в холод; а потом странная картина появилась в третий раз, и ей удалось поймать ее. Теперь Кэтлин поняла, почему этому мозгу так долго удавалось избегать ее. Его мысли были так намеренно расплывчаты, мельком пропуская в себе тысячи других предметов, что казались просто полутонами в общей суматохе мысленного шума вокруг.

Он учился этому, но все же это был не Джон Петти и не Кир Грей, которые могли твердо придерживаться одной мысли, ни разу не споткнувшись. Ее будущий убийца, несмотря на всю свою сообразительность, выдал себя. Как только он войдет в комнату, она…

Мысль исчезла. Ее мозг взмыл в разрушенное пространство. Шокированный правдой, которая свалилась на нее. Этот человек был в ее спальне и в этот момент пробирался на четвереньках к ее кровати.

Кэтлин лежала на кровати, а внутри ее нарастало ощущение, что время остановилось. Оно вырастало из темноты, из того, как одеяло покрывало ее с руками. Она знала, что от малейшего движения накрахмаленные простыни зашелестят. Тогда он набросится на нее, прежде чем она успеет пошевелиться, прижмет ее под одеялом, и она будет в его власти.

Двигаться было нельзя. Нельзя было смотреть. Можно было только чувствовать растущее возбуждение, которое прокатывалось в мозгу убийцы. Его мысли бежали быстрее, и он забывал маскировать их. В нем горел убийственный огонь, такой жестокий и сильный, что ей пришлось отодвинуть часть своего сознания от него: внезапно ей стало почти физически больно.

Сейчас его мысли проявились полностью, и Кэтлин смогла прочитать всю историю нападения. Этот человек был охранником, который стоял за дверью. Но он не был обычным охранником. Странно, что она не заметила перемены. Должно быть, они сменились, пока она спала. Или она была слишком расстроена собственными мыслями.

Кэтлин уловила его план действий, когда он встал и нагнулся над кроватью. Первый раз она заметила тусклый отблеск ножа, когда он занес руку для удара.

Сделать можно было только одно — быстрым сильным движением она набросила одеяло на голову и плечи растерявшегося человека. Затем Кэтлин выскользнула из кровати — тень среди теней в комнате.

Позади нее человек тихо вскрикнул, когда одеяло, брошенное ее маленькими, необычайно сильными руками, укрыло его. В этом низком крике слышалось разочарование и первый страх того, что будет, если его обнаружат.

Она ловила его мысли, слышала, как он двигался, когда он одним прыжком перескочил через кровать и стал размахивать руками, обыскивая темные углы комнаты. Странно, но в тот момент ей показалось, что не нужно было оставлять кровать. Если завтра все равно придет смерть, зачем оттягивать ее? Но Кэтлин узнала ответ на этот вопрос в страстном желании жить, которое прокатилось по ней, и в мысли о том, что этот ночной посетитель служил доказательством, что кто-то, кто хотел ее смерти, боялся, что казни не будет.

Девушка глубоко вздохнула. Ее собственное возбуждение тонуло в первой волне презрения к неуклюжим попыткам убийцы.

— Дурак ты, — сказала она, и в ее детском голосе слышалось пренебрежение, хотя в нем звучала не по-детски железная логика, — ты действительно думаешь, что сможешь поймать слэна в темноте?

Жалко было смотреть, как этот человек прыгнул в направлении, откуда пришли слова, размахивая кулаками во все стороны. Жалко и ужасно, потому что теперь его мысли изуродовал страх. В этом страхе виделось что-то нечистое, и от этого Кэтлин содрогнулась.

Еще раз она заговорила своим высоким детским голосом:

— Тебе лучше убраться, пока кто-нибудь не услышал, как ты тут возишься. Я не расскажу ничего мистеру Киру Грею, если ты уйдешь немедленно.

Она увидела, что непрошенный гость ей не поверил. В нем было слишком много страха, слишком много подозрительности и, неожиданно, хитрости! Невнятно выругавшись, он прекратил искать ее и бросился к двери, где находился выключатель. Кэтлин почувствовала, как охранник достает пистолет и одновременно ищет руками выключатель. И она поняла, что он предпочитал попробовать улизнуть от охранников, которые прибегут сюда на звук выстрела, чем встретиться со своим начальником и признаться в поражении.

— Дурак ты набитый! — сказала Кэтлин.

Она знала, что ей делать, хотя ни разу не делала этого прежде. Бесшумно девушка скользнула вдоль стены, ощупывая ее пальцами. Затем она открыла дверь за панелью, прошмыгнула в нее, заперла за собой и побежала по плохо освещенному тайному коридору к двери на другом его конце. От ее прикосновения дверь раскрылась, и она попала в большую, роскошно обставленную приемную.

Внезапно испуганная собственной дерзостью, Кэтлин замерла в дверном проеме, глядя на огромного мужчину, который сидел за столом и писал при свете настольной лампы с абажуром. Кир Грей не поднял глаза немедленно. Через секунду она поняла, что он знал о ее присутствии, а молчание было разрешением разглядывать его.

В этом властителе было что-то величественное, что вызывало у нее восхищение даже сейчас, когда страх перед ним камнем лежал у нее на сердце. Сильные черты лица придавали ему аристократическое выражение.

Пока он писал, она могла проследить его поверхностные мысли, но не более. Потому что Кир Грей, как она обнаружила давным-давно, имел — вместе с Джоном Петти, самым ненавистным ей человеком, — способность думать в ее присутствии так, что прочитать его мысли было невозможно. Поймать можно было только поверхностные мысли, слова письма, которое он писал. Ее возбуждение и нетерпение пересилили всякий интерес к его письму. Она выпалила:

— Там у меня в комнате человек. Он пытался меня убить.

Кир Грей поднял глаза. Теперь, когда он смотрел на нее, на его лице появилось более серьезное выражение. Аристократические черты пропали, затененные решительностью и властностью, появившейся на лице. Кир Грей, властитель людей, холодно смотрел на нее. Когда он заговорил, его мозг заработал с такой точностью, а голос и сознание были так четко скоординированы, что она не была уверена в том, сказал ли он какие-нибудь слова на самом деле.

— Гм, убийца? Продолжай.

Рассказ срывался с дрожащих губ Кэтлин потоком слов, в которых она рассказала обо всем, что произошло с того момента, когда Дэви Динсмор дразнил ее.

— Думаешь, за этим стоит Джон Петти? — спросил он.

— Он единственный, кто мог это сделать. Мои охранники находятся в ведении тайной полиции.

Он медленно кивнул, и она почувствовала едва заметное напряжение в его мозгу. Но мысли текли медленно, спокойно и глубоко.

— Итак, время пришло, — мягко сказал он. — Джону Петти захотелось верховной власти. Мне его почти жалко, настолько он некритичен по отношению к себе. Ни один шеф тайной полиции не вызывал доверия у народа. Меня обожают и боятся, его только боятся. И он думает, что это важно. — Карие глаза Кира Грея серьезно посмотрели в глаза Кэтлин. — Он намеревался убить тебя до срока, назначенного Советом, потому что я ничего не смог бы изменить, раз это свершилось. А моя беспомощность перед ним, он это знал, понизит мой престиж в глазах Совета. — Теперь его голос звучал очень низко, как будто он забыл о присутствии Кэтлин и высказывал мысли вслух. — И он был прав. Совету не понравилось бы, если бы я попытался кого-то подвергнуть наказанию за смерть слэна. Хотя они не предприняли бы никаких действий, чтобы доказать, что я испугался. И это бы означало начало конца. Распад, раскол на группы, которые постепенно будут становиться все враждебнее друг другу, когда так называемые реалисты ухватились бы за существующее положение дел и выбрали возможного победителя или начали бы играть в приятную игру, известную как игра обоих концов против середины. — Мгновение он молчал, потом продолжил: — Как ты видишь, Кэтлин, очень деликатная и опасная ситуация. Потому что Джон Петти, с целью дискредитировать меня перед Советом, очень усердно распространял слухи о том, что я хочу спасти тебя. — Он снова улыбнулся. — Хорошо. Что ты думаешь о нашей политической ситуации?

Ноздри Кэтлин раздулись от презрения.

— Он дурак, раз выступает против вас, вот что я думаю. И я буду помогать вам, чем смогу. Я могу помочь, читая мысли…

Кир Грей широко улыбнулся, его лицо осветилось, и с него исчезли жесткие линии. Он сказал:

— Знаешь, Кэтлин, мы, человеческие существа, должны казаться слэнам очень странными время от времени. Например, то, как мы обращаемся с вами. Ты знаешь причину этого, так?

Кэтлин покачала головой:

— Нет, мистер Грей. Я читала мысли людей об этом, и, кажется, никто не знает, почему вы нас ненавидите. Я что-то слышала о войне между слэнами и людьми много лет назад, но до этого тоже были войны, и люди не испытывали друг к другу ненависти после этого. И все эти ужасные истории, которые слишком абсурдны для того, чтобы быть хотя бы похожими на правду.

Он сказал:

— Ты слышала истории о том, что слэны делают с человеческими младенцами?

— Это глупая ложь, одна из многих, — презрительно ответила Кэтлин.

Он усмехнулся:

— Я вижу, что ты слышала о них. И это может тебя шокировать: такое действительно случается с младенцами. Что ты знаешь о мировоззрении взрослого слэна, чье умственное развитие на двести-триста процентов выше, чем у нормального человека? Ты знаешь только то, что ты бы никогда не стала делать этого, но ты ребенок. Но не будем об этом. Ты и я боремся за наши жизни. Преступник, наверное, уже убежал из твоей комнаты, но тебе стоит лишь заглянуть в его мозг, чтобы опознать его. Им не понравится, что их пробудят от их прекрасных снов, но к черту их! Оставайся здесь. Я хочу, чтобы ты читала их мысли, а потом рассказала мне, о чем они думали, пока шло расследование.

Он нажал на кнопку на своем столе и произнес в аппарат, похожий на маленькую коробочку:

— Попросите капитана моей личной охраны зайти ко мне в офис.

Глава 3

Сидеть под включенными ослепляющими огнями было нелегко. Люди слишком часто смотрели на нее, их мысли — смесь нетерпения и безжалостности и никакого сочувствия к ней. Их ненависть камнем лежала на ее душе и подавляла ее. Они ненавидели ее. Они хотели, чтобы она умерла. Испугавшись, Кэтлин закрыла глаза, «отвернула» свое сознание и попыталась распластаться на стуле, как будто просто усилием воли она могла стать невидимой.

Но на карту было поставлено слишком многое, и она не осмеливалась пропустить хотя бы одну мысль или умственный образ. Ее глаза и мозг открылись, и все вернулось снова — комната, люди, вся угрожающая ситуация.

Джон Петти резко поднялся и сказал:

— Я протестую против присутствия этого слэна на нашем собрании из-за того, что ее невинный детский вид может вызвать у кого-нибудь совсем ненужную жалость.

Кэтлин с интересом смотрела на него. Шеф тайной полиции был крепко сложенным мужчиной среднего роста, а его лицо, скорее воронье, нежели орлиное, и чуть-чуть слишком мясистое, не носило и следа доброты. Кэтлин подумала: действительно ли он верил в то, что говорил? Кто-то из этих людей проявит милосердие, с какой стати! Она попыталась прочитать то, что было скрыто за его словами, но его мысли были намеренно размыты, его темное, властное лицо ничего не выражало. Она уловила тончайший полутон иронии и осознала, что Джон Петти полностью понимал ситуацию. Настал его черед властвовать, и все его тело и мозг были настороже, в необычайном напряжении от этого неподъемного знания.

Кир Грей сухо усмехнулся, и внезапно Кэтлин ощутила сияние этой притягательной личности. Было что-то тигриное в их вожде, невыразимо очаровывающее, какая-то пламенеподобная аура, которая делала его живее всех тех, кто находился в комнате. Он сказал:

— Я не думаю, что нам стоит волноваться насчет… насчет наших добрых побуждений, затемняющих наш здравый смысл.

— Совершенно верно, — откликнулся Мардью, министр транспорта. — Судья должен заседать в присутствии обвиняемого. На этом он остановился, но его мозг продолжил предложение: «…особенно если судья заранее знает, что приговором будет смерть». Про себя он тихонько усмехнулся, но глаза его остались холодными.

— Тогда я хочу, чтобы ее здесь не было, — проворчал Джон Петти, — потому что она слэн и, клянусь небом, я не хочу, чтобы в одной комнате со мной сидел слэн!

Ответная волна всеобщей эмоциональной реакции на этот популярный призыв оглушила Кэтлин, как физический удар. В гневе возвысились голоса:

— Проклятье, он прав!

— Выкинуть ее вон!

— Грей, у тебя крепкие нервы, раз ты нас будишь посреди ночи.

— Совет решил все это одиннадцать лет тому назад. До недавнего времени я вообще об этом ничего не знал.

— Ее приговорили к смерти, разве не так?

Шум голосов вызвал тяжелую улыбку на лице Джона Петти. Он глянул на Кира Грея: взгляды мужчин скрестились, как рапиры перед смертельным уколом. Кэтлин было ясно видно, что Петти пытался внести сумятицу в обсуждение, но если вождь и чувствовал, что проигрывает, этого не было заметно по его безразличному лицу: ни малейшего намека на сомнение не закралось в его сознание.

— Джентльмены, вы неправильно информированы. Кэтлин Лэйтон, слэн, здесь не на суде. Она здесь для того, чтобы давать показания против Джона Петти, и вполне понятным становится его желание вывести ее из зала.

Удивление Джона Петти было чуть-чуть преувеличенным, проанализировала Кэтлин. Его мозг оставался слишком спокойным, слишком холодно-внимательным, когда он заревел, как бык:

— Ладно, нервы у нас крепкие! Вы разбудили нас всех посреди ночи для того, чтобы устроить неожиданный суд надо мной по показаниям слэна! Но у тебя, пожалуй, нервы будут покрепче, Грей. И раз и навсегда, мне кажется, что нам надо прямо сейчас сесть и решить юридическую проблему — могут показания слэна быть уликой или нет.

Вот и опять он взывал к глубинной ненависти. Кэтлин вздрогнула перед волной ответных эмоций находившихся перед ней людей. У нее не было шансов, не было надежды, ничего, кроме смерти.

Голос Кира Грея звучал почти флегматично, когда он сказал:

— Петти, я думаю, вам известно, что сейчас вы разговариваете не с толпой крестьян, мозги которых накалены пропагандой. Ваши слушатели — реалисты и, несмотря на ваши явные попытки запутать дело, они понимают, что их собственные политические, а возможно, и физические жизни поставлены на карту в этом кризисе, в который вы, а не я, нас загнали. — Его лицо превратилось в каменную маску с тонкими, вытянутыми чертами, в его голосе послышались резкие нотки. — Я надеюсь, что все присутствующие проснутся от различных степеней сна, эмоциональности и нетерпения в достаточной степени, чтобы понять одно: Джон Петти бросил вызов, чтобы сместить меня, и, независимо от того, кто из нас победит, некоторые из вас умрут до наступления утра.

На нее они больше не смотрели. Во внезапно притихшей комнате у Кэтлин возникло ощущение, что она присутствует, но невидима.

В комнате с дубовыми панелями стояла тишина в воздухе и тишина в умах. На мгновение мысли мужчин были затуманены, потеряли интенсивность. Как будто между ее сознанием и их поставили барьер, потому что их умы работали глубоко-глубоко внутри себя, прикидывая, оценивая возможности, анализируя ситуацию, напрягшись перед лицом внезапно осознанной смертельной опасности.

Кэтлин вдруг ощутила внезапный перерыв в неясности мыслей, ясную, резкую телепатическую команду себе: «Сядь на стул в углу, там они не смогут тебя увидеть, не поворачивая голову. Быстро!»

Кэтлин бросила быстрый взгляд на Кира Грея. Она увидела, что его глаза почти горели, столь неистов был огонь в них. Потом она беззвучно соскользнула со стула, подчиняясь ему.

Люди не хватились ее, не поняли, что она делает. А Кэтлин почудилось сияние, когда она догадалась, что Кир Грей, даже в такие напряженные моменты, играет в свою игру и ничего не упускает. Он сказал вслух:

— Конечно, нет необходимости Совершать казнь, при условии, что Джон Петти раз и навсегда выбросит из головы это сумасшедшее желание встать на мое место.

Теперь когда люди в задумчивости уставились на Кира Грея, стало невозможно прочитать их мысли. На мгновение каждый был предельно внимателен; недолго их сознание контролировалось так же сильно, как у Джона Петти и Кира Грея, все их существо сосредоточено на том, что они должны сказать и что они должны сделать.

Кир Грей продолжал говорить с едва заметной ноткой раздражения в голосе:

— Я говорю «Сумасшедшее» потому, что, хотя это может выглядеть просто как борьба за власть между двумя людьми, за этим кроется большее. Человек, который владеет верховной властью, представляет стабильность и порядок. Человек, который жаждет власти, обязан в тот момент, когда он ее получит, прочно занять это положение. Это означает казни, ссылки, конфискации, тюрьму, пытки — все, конечно, примененное против тех, кто противостоял ему, или кому он не доверяет.

Бывший лидер не может просто перейти на роль подчиненного. Его престиж никуда не исчезнет — примером тому Наполеон и Сталин, таким образом, он представляет постоянную опасность. Но будущий лидер не может быть просто убран и отправлен обратно на свою работу. И таков мой план для Джона Петти.

Кэтлин видела, что он взывает к их чувству самосохранения, их боязни того, что принесут с собой перемены. Ее мысли переключились, когда Джон Петти вскочил на ноги. На мгновение он потерял контроль над собой, но его бешенство было так велико, что совершенно невозможно было прочитать его мысли, так же как если бы он полностью контролировал свое сознание.

— Я думаю, — выпалил он, — я никогда не слышал такого необычного заявления от предположительно нормального человека. Он обвинил меня в том, что я путаю дело. Джентльмены, вы понимаете, что он еще не представил никакого доказательства, никаких улик? Все, что у нас есть, — его утверждения и этот скоропалительный суд, который нам навязали посреди ночи, когда он знал, что большинство из нас одурманено сном. Должен признаться, что я не до конца проснулся, но, мне кажется, я проснулся достаточно, для того чтобы понять, что Кира Грея поразила эта ужасная болезнь диктаторов всех эпох — мания преследования. У меня нет сомнений в том, что в течение какого-то времени он всматривался в каждое наше слово и дело как в угрозу своему положению.

Я с трудом нахожу слова, чтобы выразить свое разочарование. Положение со слэнами отчаянное, и как он мог даже предположить, что один из нас может планировать раскол? Я заверяю вас, господа, мы не можем себе позволить даже намека на раскол в настоящее время. Публика на грани широкой всемирной кампании против слэнов в защиту человеческих младенцев. Их попытка слэнизировать человеческую расу и вытекающие из этого ужасные последствия является сложнейшей проблемой из тех, с которыми сталкивалось правительство.

Он повернулся к Киру Грею, и у Кэтлин по коже пробежал холодок от совершенства его лицедейства, его великолепной актерской игры.

— Кир, мне бы очень хотелось забыть то, что ты сделал. Сначала этот суд, потом угрозы, что некоторые из нас умрут еще до рассвета. Учитывая эти обстоятельства, единственное, что я могу предложить, чтобы ты вышел в отставку. По крайней мере, у меня ты больше доверия не вызываешь.

С тонкой улыбкой Кир Грей произнес:

— Итак, джентльмены, вы видите, что мы подошли к сути проблемы. Он хочет, чтобы я подал в отставку.

Высокий, худой, моложавый человек с орлиным профилем хрипло произнес:

— Я согласен с Петти. Ваши действия, Грей, показали, что вы более не дееспособны. Подавайте в отставку!

— В отставку! — выкрикнул другой голос, и внезапно нестройным хором зазвучало: «В отставку! В отставку! В отставку!»

Для Кэтлин, которая следила за речью Джона Петти, сконцентрировав все внимание на словах и резких мыслях, которые ее сопровождали, это прозвучало как конец. Прошла долгая томительная пауза, прежде чем она поняла, что весь крик исходил только от четырех из десяти присутствовавших.

Ее мозг болезненно напрягся. Так оно и было. Многократными выкриками «В отставку!» они надеялись посеять панику в рядах сомневающихся, но в данный момент им это не удалось. Ее мозг и глаза повернулись в сторону Кира Грея, само присутствие которого удерживало остальных от паники. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы вернулось мужество. Он просто сидел, немного распрямившись в кресле, и выглядел выше, больше, сильнее; на его лице играла ироничная, уверенная улыбка.

— Разве не странно, — спокойно спросил он, — как четверо мужчин помоложе митингуют в поддержку нашего молодого мистера Петти? Я надеюсь, что для присутствующих здесь джентльменов постарше очевидно, что мы имеем дело с организованным передовым отрядом и еще до рассвета появятся те, кто будет расстреливать, потому что эти молодые смутьяны откровенно не могут терпеть нас — отсталых стариков — потому что, хоть я и нахожусь в одной с ними возрастной категории, они действительно считают меня отсталым стариком. Им не терпится сбросить путы, которыми мы будто бы их связали и, естественно, совершенно уверены в том, что, расстреляв «старичков», они лишь ускорят на несколько лет то, что в любом случае совершила бы с течением времени сама природа.

— Расстрелять их! — прорычал Мардью, самый старый из присутствующих.

— Проклятые молодые выскочки! — огрызнулся Харлихан, министр воздушных сообщений.

Среди стариков прокатился шепот, который, может быть, и стоило послушать, если бы Кэтлин не воспринимала так четко импульсы их мыслей. В них была ненависть и страх, и сомнение, и упрямство, и растерянность, и решительность — в них было все, в этой перепуганной нищете ума.

Чуть побледнев, Джон Петти обратился в сторону шепота, но Кир Грей вскочил на ноги, с горящими глазами и сжатыми кулаками:

— Сядь, дурак набитый! Как осмелился ты столкнуть нас в этом конфликте теперь, когда, возможно, придется изменить всю политику в отношении слэнов? Мы проигрываем, ты слышишь? У нас нет ученых, равных суперученым слэнам. Я бы отдал все, чтобы иметь одного из них на нашей стороне! Например, слэна, как Питер Кросс, которого прикончили три года назад, потому что полиция, схватившая его, была заражена менталитетом толпы. Да, я сказал «толпы». В наши дни все люди — толпа. Толпа — зверь, которого мы выкормили на нашей пропаганде. Они боятся, смертельно боятся за своих младенцев, а у нас нет ученого, который бы мог объективно обдумать эту проблему. На самом деле, у нас нет людей, достойных называться учеными: какой резон человеку проводить всю жизнь в исследованиях, когда про себя он хранит убийственное знание того, что все открытия, которые он надеется сделать, давным-давно доведены до совершенства слэна-⁷ ми? И что они ждут где-то в тайных пещерах или записаны на бумаге, приготовленные для того дня, когда слэны предпримут следующую попытку завоевать мир?

Наша наука — это издевка, наше образование — поток лжи. И с каждым годом разрушенные человеческие надежды и стремления громоздятся выше и выше вокруг нас. С каждым годом экономика все больше приходит в упадок, растет бедность, увеличиваются страдания. Нам ничего не остается, кроме ненависти, а этого недостаточно. Нам нужно или окончательно уничтожить слэнов, или договориться с ними и прекратить это сумасшествие.

Лицо Кира Грея потемнело от напряжения, которое он вложил в свои слова. Но Кэтлин видела, что все это время его мозг был спокоен, осторожен, наблюдателен. Мастер демагогии, правитель людей, когда он заговорил вновь, его голос звучал глуше в сравнении с его прежним великолепным баритоном, чистым и мягким.

— Джон Петти обвинил меня в том, что я хотел сохранить жизнь этому ребенку. Я хочу, чтобы вы все вспомнили, что происходило в течение нескольких последних месяцев. Не упоминал ли Петти в вашем присутствии, возможно в шутку, о том, что я хочу сохранить ей жизнь? Я знаю, что упоминал, до моих ушей доходит все. Вы видите, чем он занимался — утонченным распространением яда. Ваш политический рассудок подскажет вам, что он насильно поставил меня в это положение: убив ее, я бы подтвердил, что поддался, и таким образом потерял престиж. Поэтому я намереваюсь выступить с заявлением, в котором скажу о том, что Кэтлин Лэйтон не будет казнена. Учитывая недостаток наших знаний о слэнах, ей будет сохранена жизнь как объекту изучения. Лично я намерен извлечь максимальную выгоду из ее жизни, наблюдая за превращением ребенка в зрелого слэна. Я уже сделал огромное количество записей по этому вопросу.

Джон Петти продолжал стоять.

— Не пытайся орать на меня! — закричал он. — Ты зашел слишком далеко. Следующим номером ты передашь весь континент слэнам, и они будут разрабатывать свои суперизобретения, о которых мы все много слышали, но никогда не видели. Что же касается Кэтлин Лэйтон, она останется в живых только через мой труп. Женщины-слэны наиболее опасны. Они поддерживают род, и, черт бы их подрал, они знают, как это делать!

Слова расплылись в сознании Кэтлин. Вместо этого в него проник настойчивый вопрос Кира Грея: «Сколько из присутствующих поддерживают меня безоговорочно? Покажи на пальцах».

Она бросила на его один озадаченный взгляд, а потом ее сознание погрузилось в круговерть эмоций и мыслей, исходящих от людей. Было трудно, потому что мыслей много, они мешали друг другу. И кроме этого, ее мозг внезапно ослабел, когда она обнаружила правду. Почему-то она была уверена, что все люди постарше поддерживают лидера, но поддерживали не все. В их мыслях присутствовал страх, растущая убежденность в том, что дни Кира Грея сочтены и что им лучше играть в команде помоложе, посильнее.

В конце концов, напуганная, она показала три пальца. Трое из десяти за, четверо определенно против и поддерживают Петти, трое сомневающихся. Она не могла показать ему эти две последних цифры, потому что его мозг больше ничего не просил. Его внимание было сосредоточено на ее трех пальцах, глаза немного расширены и встревожены. На краткий миг ей показалось, что в его мыслях проскользнуло беспокойство. Потом он равнодушно закрыл свое сознание и лицо. Он сидел на стуле, как высеченная из камня скульптура, холодный, сосредоточенный и смертельно опасный.

Она не могла отвести глаз от вождя.

Внезапно появилось убеждение, что его загнали в угол и что он ломал голову, выискивая в своем прошлом опыте способ превратить надвигающееся поражение в победу. Она пыталась проникнуть в его мысли, но он поставил непроницаемый барьер между ними.

Но в его поверхностных мыслях она прочитала сомнения, странную неуверенность, в которой почему-то отсутствовал страх, колебания относительно того, что нужно сделать в следующий момент. Казалось, это говорило о том, что он не предполагал кризиса такого масштаба, организованной оппозиции, затаенной ненависти к себе, ждущей любой возможности опрокинуть и уничтожить его. Ее мысль оборвалась, когда Джон Петти сказал:

— Думаю, нам сейчас надо провести по этому вопросу голосование.

Кир Грей рассмеялся продолжительно, глубоким циничным смехом, который закончился на поразительно добродушной ноте.

— Значит, вы хотите проголосовать по вопросу, о самом существовании которого, как вы еще секунду назад говорили, я даже не представил доказательств. Естественно, я отказываюсь взывать к разуму тех, кто здесь присутствует. Время разума проходит, когда имеющий уши не слышит, но для соблюдения протокола требовать сейчас голосования — значит, косвенно допуская свою вину, продолжать открыто упорствовать. Я раскрою вам еще одну карту: уже в течение некоторого времени я знал об этом бунте и подготовился к нему.

— Ой! — сказал Петти. — Ты блефуешь. Я наблюдал за каждым твоим движением. Когда мы впервые собрали Совет, мы опасались таких ситуаций, когда один человек захочет обойтись без голосов других, и предохранительные механизмы до сих пор действуют. У каждого из нас есть личная армия. Мои собственные охранники там — патрулируют в коридоре, так же как и охранники всех остальных членов Совета, готовые схватить друг друга за горло, как только поступит приказ. Мы готовы отдать его и рискнуть быть убитыми в последующем сражении.

— Ага, — мягко сказал Кир Грей, — теперь маски сброшены.

В комнате послышалось шарканье ног, повисли студеные брызги мыслей; а потом, к испугу Кэтлин, Мардью, один из трех, о ком она подумала, что они безоговорочно поддерживают Кира Грея, прокашлялся. Она уловила ослабление его решимости буквально перед тем, как он заговорил.

— Действительно, Кир, ты совершаешь ошибку, если считаешь себя диктатором. Ты лишь избранник Совета, и у нас есть полное право избрать кого-то другого на твое место. Возможно, кого-то, кто более преуспеет в организации уничтожения слэнов.

Такова оказалась месть перебежчика. Крысы покидали тонущий корабль, и Кэтлин видела, как они отчаянно старались убедить новую власть в ценности своей поддержки.

В мозгу Харлихана ветер тоже подул в новом направлении. «Да, да. Ваши разговоры о том, чтобы договориться со слэнами, — это измена, чистая измена. Это один из неприкасаемых предметов относительно нашей тол… относительно нашего народа. Надо что-то делать, чтобы уничтожить слэнов, возможно, более агрессивная политика, проводимая более агрессивным человеком…».

Кир Грей криво усмехнулся; а в его мозгу до сих пор была неопределенность, — что делать, что делать? Присутствовал тонкий намек на что-то еще: не обострение ситуации, а усиливающаяся решимость испытать судьбу. Но ничего осязаемого, ничего ясного не доходило до Кэтлин.

— Итак, — продолжал все еще мягким голосом Кир Грей, — вы передадите место председателя в этом совете человеку, который лишь несколько дней назад позволил Джомми Кроссу, девятилетнему мальчику, возможно, самому опасному на сегодня слэну, бежать в своей машине.

— По крайней мере, — сказал Джон Петти, — есть один слэн, который не убежит. — Он зло уставился на Кэтлин, потом торжествующе повернулся к остальным. — Вот что мы можем сделать — казнить ее завтра, а на самом деле прямо сейчас, и выпустить заявление, что Кир Грей был освобожден от занимаемой должности, потому что он вступил в тайный сговор со слэнами, и его отказ казнить Кэтлин Лэйтон послужил этому доказательством.

Нет ничего более странного, чем сидеть, слушать собственный приговор о смерти и ничего не чувствовать, как будто разговор шел не о ней. Казалось, ее сознание находится где-то далеко отсюда, и общий шорох согласия, который исходил от людей, казался странно искаженным расстоянием.

Улыбка исчезла с лица Кира Грея.

— Кэтлин, — сказал он вслух, — можно прекратить играть в прятки. Сколько человек против меня?

Невидящими глазами она посмотрела на него и сквозь слезы услышала собственный ответ:

— Они все против вас. Они всегда ненавидели вас за то, что вы гораздо умнее их, и за то, что им кажется, что вы не давали им ходу, и держали в тени, и выставляли их ничего не значащими личностями.

— Значит, он использует ее, чтобы за нами шпионить, — зарычал Джон Петти, но в его голосе слышался триумф. — Хорошо, по крайней мере приятно узнать, что мы все согласились на одном, с Киром Греем покончено.

— Вовсе нет, — мягко сказал Кир Грей. — Я до такой степени с этим не согласен, что всех одиннадцать присутствующих поставят к стенке в течение десяти минут. Я не был уверен в том, стоит ли предпринимать столь решительные действия, но альтернативы нет, и назад вернуться невозможно, потому что я только что предпринял необходимые меры. Я нажал на кнопку, сообщающую одиннадцати офицерам — командирам вашей охраны, вашим наиболее преданным советникам и вашим наследникам, что час пробил.

Они глупо таращились на него, а он продолжал:

— Понимаете, джентльмены, вам не удалось учесть одно решающее свойство человеческой природы. Стремление подчиненных к власти так же велико, как ваше собственное. Решение ситуации, подобной той, в которой мы сегодня оказались, было предложено мне некоторое время назад главным помощником мистера Петти. Моя политика состояла в том, чтобы исследовать представившиеся возможности далее, и, придя к чрезвычайно удовлетворительным результатам, я позаботился о том, чтобы к одиннадцатому дню рождения Кэтлин на сцене появились новые персонажи — а, вот и новые члены совета!

Дверь распахнулась, и одиннадцать серьезного вида молодых людей с револьверами в руках вошли в комнату. Джон Петти закричал:

— Где ваши пистолеты!

Один из членов совета взвизгнул:

— Я оставил свой дома!

Комната наполнилась перекатывающимся от стены к стене грохотом револьверных выстрелов.

На полу в судорогах корчились люди, захлебываясь в собственной крови. Сквозь пелену Кэтлин увидела, что один из прежних членов совета остался на ногах, с дымящимся револьвером в руке. Она узнала Джона Петти. Он выстрелил первым. Человек, который хотел занять его место, был мертв и неподвижно лежал на полу. Шеф тайной полиции крепко держал оружие, направив его на Кира Грея со словами:

— Я пристрелю тебя прежде чем вы убьете меня, если мы не договоримся. Естественно, теперь я пойду на уступки, раз ты так здорово умеешь переворачивать столы.

Главный офицер вопросительно посмотрел на Грея.

— Нам его прикончить, сэр? — спросил он.

Это был подтянутый брюнет, с орлиным профилем и резким баритоном. Несколько раз Кэтлин уже видела его во дворце. Его звали Джем Лорри. Она никогда прежде не пробовала читать его мысли, но сейчас она осознала, что тот обладал такой силой сдерживать свое сознание, состязаться с которой она не могла. Тем не менее, на поверхности его сознания было видно достаточно черт характера, чтобы понять, кто он на самом деле: твердый, расчетливый человек с большими амбициями.

— Нет, — задумчиво ответил Кир Грей. — Джон Петти будет нам полезен. Ему придется согласиться с тем, что все остальные были казнены в результате расследования его полиции и обнаружения секретного сговора со слэнами.

— Так мы и объясним — это всегда срабатывало для нищей, растерянной массы дураков за этими стенами. Мы обязаны этой идеей самому мистеру Петти, но мне кажется, что мы бы и сами до этого додумались. Но его влияние будет полезным, чтобы положить всему этому конец. На самом деле, — цинично заявил он, — мне кажется, что наилучшим способом будет возложить на Петти ответственность за казнь. То есть он был настолько возмущен, когда раскрыл их вероломство, что действовал по собственной инициативе, а затем отдался на мою милость, которую, принимая во внимание серьезность представленных им улик, я ему, естественно, дарую немедленно. Как вам это?

Джем Лорри вышел вперед:

— Отлично сработано, сэр. А теперь мне бы хотелось выяснить один вопрос, и я говорю от лица всех новых участников совета. Вы нужны нам, ваша громадная репутация, ваш ум, и мы готовы помочь вам сделаться богом на земле — иными словами, помочь вам укрепить свое положение и сделать его непоколебимым, но вам не кажется, что у вас есть возможность договориться с нашими главными офицерами и убить нас. Это больше не пройдет.

Кир Грей ответил холодно:

— Вряд ли есть необходимость говорить столь очевидные вещи. Уберите эту падаль, а затем нам предстоит кое-что спланировать. А ты, Кэтлин, отправляйся спать. Теперь ты только помешаешь.

Она поторопилась уйти, вся дрожа от наступившей реакции, размышляя про себя: «Помешаешь? Он что, просто хотел сказать, или он имел в виду, что после свершившихся на ее глазах убийств она не могла быть уверена ни в нем и ни в ком другом». Прошло много, много времени, прежде чем она уснула.

Глава 4

Джомми Кросс долгое время находился в периодах темноты и мысленной опустошенности, сквозь которые в конце концов блеснул серо-стальной свет, в котором неясные мысли постепенно сплелись в реальность. Он открыл глаза, чувствуя безмерную слабость.

Он лежал в маленькой комнате, глядя в закопченный, грязный потолок, с которого осыпалась штукатурка. Стены были неровного серого цвета, местами пожухшего от старости. Стекло в единственном окне было грязное и треснутое; свет, который пробивался сквозь него, еле освещал железную кровать и угасал, будто устав от напряжения.

На постели в куче валялось тряпье, которое когда-то был серыми одеялами. Из старого матраса выбивалась солома, в комнате стояла затхлая, годами не проветривавшаяся вонь. Хотя слабость не покидала его, Джомми откинул вонючие одеяла и попытался слезть с кровати. Угрожающе звякнула цепь, и он ощутил боль в правой щиколотке. Он повалился назад, тяжело дыша от напряжения, плохо понимая, что с ним произошло. Джомми был прикован к этой отвратительной кровати!

Из забытья его вывели тяжелые шаги. Он открыл глаза и увидел стоявшую в двери высокую изможденную женщину в бесформенном сером платье, которая смотрела на него блестящими, как полированный камень, глазами.

— Ага, — сказала она, — у нового бабушкиного постояльца кончился жар, и теперь мы можем познакомиться. Вот и славно! Вот и славно! — Быстрым движением она потерла сухие руки: — Мы отлично поладим, правда? Но тебе надо заработать на свое содержание. Никто не привязывается к Бабушке на халяву. Нет, сэр. Нам нужно об этом поговорить по душам. Да, да, — скалилась она на него из-за сложенных рук, — поговорить по душам.

Джомми рассматривал старуху с интересом и отвращением одновременно. Когда это тощее, сутулое существо, кряхтя, уселось на краю кровати, он подтянул ноги под себя, насколько хватало цепи. Его поразило то, что он никогда прежде не видел лица, на котором был бы более ясно выражен злой умысел, скрывающийся под маской постаревшей плоти. С растущим отвращением он сравнивал ее маленькую, морщинистую, вытянутую в форме яйца голову с сознанием внутри, и все совпадало. Каждая морщина на изможденном лице соответствовала злому изгибу сознания. Целый мир, цепкий, как пиявка, покоился внутри этого проницательного ума.

Должно быть, его мысли были написаны у него на лице, потому что она с неожиданной яростью произнесла:

— Да, да, посмотрев на Бабушку, не скажешь, что когда-то она была известной красавицей. Никогда не подумаешь, что мужчины в свое время боготворили ее. Но не забывай, что эта старая попрошайка спасла тебе жизнь. Никогда не забывай об этом, а то Бабушка отдаст твою неблагодарную шкуру полицейским. А как бы им хотелось тебя заполучить! Как бы им хотелось! Но Бабушка добра к тем, кто добр к ней, и делает так, как захочет.

Бабушка! Разве кто-нибудь когда-нибудь так насмехался над этим нежным словом, как эта старуха!

Он рылся в ее мыслях, пытаясь в глубине отыскать ее настоящее имя. Но виден был лишь смутный рой картин глупой, свихнувшейся на сцене девчонки, растратившей свое очарование, затасканной, деградировавшей и выброшенной на улицу, закаленной и уничтоженной в бедствиях. Ее настоящая личность была спрятана в омуте зла, которое она замышляла и делала. Линия воровства не прекращалась. Крутился темный калейдоскоп более страшных преступлений. Было даже убийство…

Дрожа, неимоверно устав теперь, когда начальный стимул от ее появления угасал, Джомми отодвинулся — от отвращения, которое приносили ему мысли Бабушки. Старуха наклонилась к нему, ее глаза впились в него, как буравчики.

— Это правда, — спросила она, — что слэны могут читать мысли?

— Да, — ответил Джомми, — я вижу, о чем ты думаешь, но какой от этого толк?

Она мрачно усмехнулась:

— Значит, ты не можешь прочитать всего, о чем думает Бабушка. Бабушка не дура. Бабушка умная; она соображает, что нечего даже думать о том, чтобы заставить слэна остаться и работать на нее. Для того чтобы ему делать то, что ей нужно, ему необходимо быть свободным. Ему нужно просто понять, что, так как он слэн, здесь он будет в наибольшей безопасности, пока не вырастет. Что, разве Бабушка не умная?

Джомми сонно вздохнул:

— Я вижу, о чем ты думаешь, но разговаривать с тобой я сейчас не могу. Когда мы, слэны, болеем, а это нечасто, мы просто спим и спим. То, что я проснулся, означает, что мое подсознание было обеспокоено и разбудило меня, так как решило, что мне грозит опасность. У нас, слэнов, много таких защитных свойств. А теперь мне нужно опять заснуть, чтобы выздороветь.

Угольно-черные глаза широко раскрылись. Жадный мозг отпрянул, на момент осознав недостижимость своей главной цели — немедленно составить состояние при помощи своей добычи. Жадность на время уступила место жуткому любопытству.

— А правда, что слэны делают из людей чудовищ?

Гнев прокатился в сознании Джомми. Усталость спала с него. В ярости он сел на кровати.

— Это ложь! Это одна из тех ужасных сказок, которые люди рассказывают для того, чтобы показать, что мы негуманные, чтобы все нас ненавидели и убивали. Это… — Он откинулся в изнеможении, его гнев стихал. — Мои мать и отец были самыми лучшими из живущих, — мягко сказал он, — и они были ужасно несчастны. Однажды они повстречались на улице и в мыслях друг друга прочитали, что они слэны. До того они жили в совершенном одиночестве и никому не причиняли вреда. Люди — вот главные преступники. Папа не стал бороться за свою жизнь изо всех сил, когда его загнали в угол и застрелили в спину. А он бы мог сражаться. И надо было! Потому что у него было самое страшное оружие, какое когда-либо видел мир, такое ужасное, что он даже не носил его с собой из-за боязни применить его. Когда мне исполнится пятнадцать, мне надо будет…

Он остановился, испугавшись собственного неблагоразумия. На секунду почувствовал себя таким слабым, таким усталым, что его мозг не сумел сдержать груза собственных мыслей. Он знал лишь то, что выдал величайший секрет в истории слэнов, и если эта старая побирушка передаст его полиции, в его теперешнем ослабленном состоянии, все будет потеряно. Медленно он перевел дыхание. Он увидел, что до ее сознания не дошло по-настоящему значение огромных последствий его откровенности. Она на самом деле не слышала его, когда он упомянул про оружие, потому что это прожорливое сознание слишком долго находилось в стороне от своей главной цели. И теперь, как гриф, оно спикировало на жертву, которая совершенно выбилась из сил.

— Бабушка рада узнать, что Джомми такой хороший мальчик. Бедной, голодной, старой Бабушке нужен молодой слэн, чтобы зарабатывать деньги для себя и для него. Ты ведь не откажешься поработать для усталой старой Бабушки, ведь нет? — Ее голос приобрел твердую интонацию: — Знаешь, попрошайки не выбирают.

Знание того, что его секрет не был раскрыт, подействовало как наркотик. Его глаза закрылись сами собой. Он сказал:

— Я действительно не могу с тобой сейчас разговаривать; мне надо спать.

Он увидел, что она не собиралась его отпускать. В ее сознании уже оформилась мысль о том, как можно его растрясти. Она разговаривала резко, не потому, что ей было интересно, а для того, чтобы он не уснул.

— Что такое слэн? Почему вы другие? Откуда появились слэны? Их ведь сделали — так же как машины?

Странно, какая волна ответного гнева поднималась в его сознании, когда он видел, что это и было ее целью. Смутно он сознавал, что физическая усталость отняла у его мозга обычные сдерживающие механизмы. Он ответил возмущенно:

— Это еще одна ложь. Я родился как все остальные. Мои родители тоже. Кроме этого я ничего не знаю.

— Твои родители должны были знать! — подначивала его старуха.

Джомми покачал головой. Его глаза закрылись.

— Нет, мама говорила, что папа был слишком занят для того, чтобы исследовать загадку слэнов. А теперь оставь меня в покое. Я знаю, что ты пытаешься сделать, и я знаю, что ты хочешь, но это нечестно, и я этого не сделаю.

— Это глупо, — сердито огрызнулась старуха, наконец вернувшись к предмету разговора. — Разве нечестно грабить людей, которые живут грабежом и обманом? Должен ли ты и Бабушка есть корки, когда мир так богат, что каждое казначейство лопается от золота, каждый элеватор переполнен зерном, а по улицам течет мед? Фу на твою честность. Вот что тебе Бабушка скажет. Как может слэн, на которого охотятся, как на крысу, говорить о честности?

Секунду Джомми молчал, и не только потому, что ему хотелось спать. Такие мысли появлялись и у него самого. Старуха продолжала:

— Куда ты пойдешь? Что ты будешь делать? Ты что, будешь жить на улице? А когда придет зима? Куда в этом мире деться маленькому мальчику-слэну? — Ее голос понизился, пытаясь выразить симпатию: — Твоя бедная несчастная мама сказала бы тебе делать то же, что я тебе говорю. Она не любила людей. Я сохранила газету, чтобы показать тебе, что они ее пристрелили как собаку, когда она пыталась убежать. Хочешь посмотреть?

— Нет, — сказал Джомми, но в его голове все перепуталось.

Грубый голос продолжал:

— Разве тебе не хочется сделать все, что ты сможешь, с этим миром, который так жесток? Заставить их заплатить? Заставить их пожалеть о том, что они сделали? Ты ведь не боишься?

Он молчал. В голосе старухи послышалось хныкание:

— Жизнь слишком жестока к старой Бабушке, слишком тяжела. Если ты не поможешь Бабушке, ей придется дальше заниматься всякими другими делами. Ты прочитал в ее мозгах, какими. Но она обещает больше этого не делать, если ты ей поможешь. Подумай об этом. Она больше не будет делать злых дел, которые ей приходилось делать, чтобы прожить в этом холодном, жестоком мире.

Джомми почувствовал себя побежденным. Медленно он произнес:

— Ты испорченная, несчастная старая злодейка, и когда-нибудь я тебя убью!

— Значит, ты остаешься до этого когда-нибудь, — торжествующе произнесла Бабушка. Ее морщинистые пальцы потерлись друг о друга, как высохшие чешуйчатые змеи. — И ты будешь делать то, что скажет Бабушка, а то она быстренько передаст тебя полиции… Добро пожаловать в наш маленький дом, Джомми. Добро пожаловать. Бабушка надеется, что, когда ты проснешься в следующий раз, тебе будет получше.

— Да, — слабо сказал Джомми. — Мне будет получше.

Он уснул.

Через три дня Джомми прошел за старухой через кухню к задней двери.

Кухня представляла собой маленькое пустое помещение, и Джомми закрыл мозг, чтобы не видеть грязи и неаккуратности. Он подумал: старуха была права. Хотя жизнь обещала быть ужасной, эта халупа, утонувшая в океане нищеты, будет идеальным убежищем для мальчика-слэна, которому нужно прождать шесть лет, прежде чем он сможет посетить тайное место, в котором спрятан секрет его отца, и которому надо было вырасти, прежде чем надеяться выполнить великие дела, которые его ждали.

Мыслям стало тесно, когда дверь открылась, и он увидел, что лежало перед глазами. Он встал как вкопанный, пораженный видом, который открылся перед ним. Никогда в жизни он не надеялся увидеть ничего подобного.

Сначала был двор, засыпанный разнородным металлоломом. В этом дворе не было ни деревьев, ни травы, ничего прекрасного, просто несуразный, гремящий железками кусочек бесплодия, окруженный ржавым, покореженным забором из проволоки на гнилых столбах. Маленький покосившийся сарай приютился в дальнем углу двора. Изнутри пришел размытый образ лошади. Сама лошадь чуть виднелась сквозь открытую дверь.

Но взгляд Джомми перенесся за пределы двора. Мимолетным взглядом он уловил лишь неприятные детали, и все. Его мозг, его зрение стремились за забор, за покосившийся сарай. Вдали виднелись небольшие рощицы и трава: приятная зелень луга, полого спускающегося к широкой реке, которая тускло блестела в сумерках, когда лучи солнца более не касались ее своим сверкающим огнем.

Но даже луг (часть площадки для гольфа, рассеянно заметил он) задержал его взгляд лишь на мгновение. На противоположном берегу реки начиналась сказочная страна, в которой все росло, — настоящий рай для садовника. Деревья заслоняли панораму, поэтому ему было видно только узкую полоску этого Эдема, с сияющими брызгами фонтанов и квадратными милями цветов, террас и красоты. И на узкой видимой части петляла белая тропинка.

Тропинка! Мысли Джомми перепутались, невыразимое волнение охватило его. Тропинка убегала геометрически правильной линией в сторону, противоположную его взгляду. Она терялась в полумраке, как светящаяся лента, пропадала в дымке. И на самом пределе видимости, далеко за обычным горизонтом, он увидел дворец.

Лишь часть основания этого величественного, невообразимого сооружения поднималась над обратной стороной небосвода. Оно возвышалось на тысячу футов, а затем переходило в башню и взмывало еще на пятьсот футов в небеса. Изумительная башня! Полтысячи футов драгоценного кружева, которое, казалось, вот-вот сломается и которое сверкало всеми цветами радуги — полупрозрачная, сияющая конструкция, построенная в аристократическом стиле прежних времен; предназначенная не просто для украшения — по своему дизайну, по своему тонко выкованному великолепию, она была шедевром сама по себе.

Здесь во славу триумфа архитектуры создали слэны свой шедевр, который попал в руки победителей после катастрофической войны.

Он был слишком прекрасен. От одной мысли о нем у Джомми начинали болеть глаза, мозг. Только подумайте, девять лет он прожил так близко от города и ни разу не видел это великолепное достижение своей расы! Причины, по которым его мать не хотела ему это показывать, он счел несущественными теперь, когда увидел это сооружение в действительности. «Это огорчит тебя, Джомми, когда ты поймешь, что дворец слэнов теперь принадлежит Киру Грею и его отвратительной компании. Кроме того, в той части города против нас применяются особые меры предосторожности. Ты скоро это увидишь».

Но случилось это не скоро. Чувство того, что он что-то потерял, жгло его изнутри огнем. В черные дни это бы придало ему мужества, если бы он знал об этом памятнике своему народу.

Его мать говорила: «Люди никогда не узнают всех секретов этого здания. В нем много тайн, забытых комнат и переходов, скрытых чудес, о которых теперь не знают даже слэны, разве лишь смутно. Кир Грей не понимает, но все оружие и техника, которые люди так отчаянно искали, похоронены прямо в этом здании».

Резкий голос заскрежетал в его ушах. С неохотой Джомми оторвал взгляд от открывшегося за рекой величия и обратил внимание на Бабушку. Он увидел, что она запрягла свою старую лошадь в мусорную телегу.

— Прекрати грезить наяву, — скомандовала она. — И не бери себе в голову никаких глупостей. Дворец и территория вокруг не для слэнов. А теперь полезай под эти одеяла и лежи тихо. На том конце улицы озабоченный полицейский, которому бы лучше тебя пока не найти. Надо торопиться.

Последним долгим взглядом Джомми окинул дворец. Значит, этот дворец не для слэнов! Он почувствовал нервную дрожь. Когда-нибудь он отправится туда искать Кира Грея. И когда день придет… — мысль остановилась; он весь трясся от гнева и ненависти к тем людям, которые убили его отца и мать.

Глава 5

Грохочущая старая телега оказалась в центре города. Она качалась и тряслась по неровной мостовой на задних улочках, пока Джомми, полулежа-полусидя позади, не почувствовал, что его сейчас вытрясет из одежды. Дважды он пытался встать, но каждый раз старуха тыкала его палкой.

— Не высовывайся! Бабушка не хочет, чтобы кто-нибудь увидел, как ты хорошо одет. Не вылезай из-под этой дерюги!

Разодранная в клочья старая рогожа воняла Биллом, так звали лошадь. От вони у Джомми начались приступы тошноты. В конце концов мусорная телега остановилась.

— Вылезай, — резко скомандовала Бабушка, — и иди в этот универсальный магазин. Посмотри, внутри твоей куртки я пришила большие карманы. Набей их, только чтобы они не отдувались.

Джомми слез на бетонку, у него кружилась голова. Он стоял, раскачиваясь, ожидая, что быстрый огонь его силы прогонит необычную слабость. Потом он сказал:

— Я вернусь примерно через полчаса.

Ее жадное лицо склонилась к нему, глаза блестели.

— Смотри, чтобы тебя не поймали, и соображай, что берешь.

— Не волнуйся, — уверенно ответил Джомми. — Прежде чем что-нибудь брать, я прочитаю мысли и увижу, если за мной кто-то наблюдает. Все очень просто.

— Хорошо! — На ее узком лице появилась усмешка. — И не беспокойся, если Бабушки здесь не будет, когда ты вернешься. Она пойдет сходит в винный магазин за лекарством. Теперь, когда у нее есть молодой слэн, она может позволить себе немножко лекарства, а оно ей ой как нужно — согреть старые кости. Да, у Бабушки должен быть хороший запас лекарства.

Носящийся в воздухе страх охватил его, когда он протискивался сквозь толпу, вливающуюся и выливающуюся из многоэтажного универсального магазина, — ненормальный, преувеличенный страх. Он широко открыл свое сознание и держал его так несколько долгих мгновений. Волнение, напряженность, страх и неуверенность — огромный, темный фонтан страха схватил его и понес его сознание в самую стремнину.

Но пока продолжалось это погружение, он уловил основу этого массового страха. Казни во дворце! Джон Петти, глава тайной полиции, поймал десятерых участников Совета на заключении секретной сделки со слэнами и убил их. Но в это не очень верили — все боялись Джона Петти и не очень ему доверяли. Слава богу, Кир Грей был на месте, твердый как скала, готовый защитить мир от слэнов — и от угрожающего Джона Петти.

Внутри магазина было еще хуже. Там было больше людей. Их мысли стучали в его мозг, когда он проходил вдоль рядов сверкающих продовольственных витрин, под ярким светом с потолка. Роскошный мир товаров в огромных количествах громоздился вокруг него, и взять что хочешь оказалось легче, чем он предполагал.

Он прошел до конца длинного, сверкающего ювелирного отдела и взял подвеску ценой пятьдесят пять долларов. Он хотел войти в сам отдел, но поймал мысли продавщицы — это было раздражение, неприязнь оттого, что в ювелирный отдел может зайти маленький мальчик. Дети не были желанными гостями в мире великолепных драгоценных камней и благородных металлов.

Джомми повернул, чуть не зацепившись за высокого, красивого мужчину, который прошел мимо, даже не посмотрев на него. Джомми сделал еще несколько шагов и остановился. Его как будто ударило током, да так сильно, как никогда не било в жизни. Но это ощущение не было неприятным. Удивление, радость, потрясение — все это он испытал в одно мгновение, когда повернулся и посмотрел вслед удаляющемуся мужчине.

Этот красивый, хорошо сложенный незнакомец был слэном, взрослым слэном! Значение этого открытия было так велико, что после того, как прошло первое удивление, мысли Джомми завертелись. Присущая слэнам твердость ума не была поколеблена, и он более не находился во власти эмоций, как было во время болезни. Но в его мозгу поднялась дикая радость, равной которой он не знал.

Джомми быстро пошел вслед за мужчиной, его мысли вылетели наружу, пытаясь установить контакт с мозгом другого человека, — но тот отпрянул! Джомми нахмурился. Он был совершенно уверен, что это существо — слэн, но он не мог проникнуть в глубь сознания незнакомца. А на поверхности не было видно того, что он знал о присутствии Джомми, ни малейшего намека на то, что он понимал какие-нибудь внешние мысли.

Это становилось загадочным. Несколько дней назад было невозможно прочитать в глубине сознания Джона Петти. Но вопрос о том, человек Петти или не человек, никогда даже не возникал. Самому себе он объяснить эту разницу не мог. Разве что когда его мать защищала свои мысли от постороннего вторжения, он всегда мог дать о себе знать прямым импульсом.

Выводы были потрясающие. Выходит, существовали слэны, которые не умели читать мысли, но могли охранять свои собственные мысли от вторжения. Вторжения кого? Других слэнов? И что это за слэны, которые не умеют читать мысли? Теперь они вышли на улицу, и было бы легко при ослепительном свете уличных фонарей пуститься бегом и через несколько мгновений догнать слэна. Кто заметит бегущего ребенка в этой спешащей толпе?

Но вместо того, чтобы сократить расстояние, отделявшее его от слэна, он увеличил его. Все логически мыслимые корни его существования были поставлены под угрозу ситуацией с этим слэном; и все гипнопедическое образование, которое отпечатал в его мозгу отец, всплыло и воспротивилось предполагаемому действию.

За два квартала от магазина слэн свернул на широкую боковую улицу. Джомми озадаченно следовал за ним на безопасном расстоянии — озадаченно из-за того, что знал: эта улица кончается тупиком, это не жилой район. Они прошли один, два, три квартала. Потом его сомнения исчезли.

Слэн направлялся в Воздушный Центр, который со всеми своими зданиями и заводами и летным полем раскинулся в этой части города на целую квадратную милю. Это было невозможно. Ведь никто не мог попасть даже близко к самолету, без того чтобы не снять шляпу и показать, что у них на голове нет усиков, как у слэнов.

Слэн направился прямо в направлении огромной светящейся надписи «ВОЗДУШНЫЙ ЦЕНТР» — и без колебаний растворился за вращающейся дверью под вывеской.

В дверях Джомми задержался. Воздушный Центр, который доминировал во всей авиационной промышленности по всему земному шару! Возможно ли, что в нем работали слэны? Что в самом центре человеческого мира, который ненавидел их с непередаваемой свирепостью, слэны, несмотря ни на что, контролировали самую крупную транспортную систему во всем мире?

Он прошел через двери в выложенный мрамором длинный коридор, из которого вели бесчисленные двери. Некоторое время в коридоре было пусто, но он улавливал слабые ручейки мыслей, которые увеличивали его удивление и радость.

Здание кишело слэнами. Их были десятки, сотни!

Прямо перед ним открылась дверь, из нее вышли два бородатых молодых человека и пошли в его сторону. Они тихо разговаривали между собой и какое-то время не замечали его. Он успел уловить их поверхностные мысли, их спокойную уверенность в себе, отсутствие страха. Два слэна на пороге зрелости, и без головных уборов!

Без головных уборов. Это наконец дошло до Джомми. Без головных уборов — и без усиков.

На секунду ему показалось, что его подвели глаза. Взглядом он лихорадочно искал золотистые нити усиков, которые обязаны были там быть. Слэны без усиков! Вот в чем дело! Это объясняло их неспособность читать мысли. Мужчины находились лишь в десяти футах, когда увидели его.

— Мальчик, — сказал один из них, — тебе надо отсюда уходить. Детям здесь нельзя. Беги.

Джомми глубоко вздохнул. Мягкость упрека вселяла уверенность, особенно теперь, когда тайна была раскрыта. Как здорово, что, удалив свои предательские усики, они могли спокойно жить и работать в самом логове своих врагов! Широким, почти мелодраматическим жестом он протянул руку к своей фуражке и снял ее.

— Все в порядке, — начал он. — Я…

Слова застыли у него на губах, расширенными от страха глазами он смотрел на двух мужчин. За кратким неконтролируемым мигом удивления их умственные щиты вновь сомкнулись. Они дружески улыбались. Один сказал:

— Да, ну и сюрприз!

Другой откликнулся:

— Чрезвычайно приятный сюрприз. Добро пожаловать, сынок!

Но Джомми не слушал. Его мысли перепутались от удара мыслей двух этих людей, которые взорвались у них в головах в краткий миг, когда они увидели блестящие золотистые усики в его волосах: «Господи, — подумал первый, — это змея!»

Другой подумал совершенно холодно, совершенно безжалостно: «Убить проклятую тварь!»

Глава 6

С того момента, в который Джомми уловил мысли двух мужчин, вопрос состоял не в том, что ему делать, а в том, было ли у него на это время. Опустошающее удивление от их убийственной враждебности не помешало ему анализировать ситуацию.

Даже не думая об этом, он начал искать выход: бежать обратно по коридору, стараясь преодолеть сотню футов открытого мраморного пространства означало самоубийство. Ноги девятилетки никогда не сравнятся с железной выносливостью двух крепких слэнов, оставалось только одно, и он так и поступил. С мальчишеским проворством он отпрыгнул в сторону. Перед ним была дверь — одна из сотен в этом коридоре.

К счастью, она была не заперта. Под его напором она открылась с удивительной легкостью, но его самоконтроль был настолько силен, что он позволил себе открыть дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь. Он мельком увидел другой освещенный пустынный коридор и в следующий момент закрыл дверь, его смуглые, сильные и чувствительные пальцы нащупывали замок. Задвижка замка закрылась с резким, тяжелым звуком.

В следующее мгновение послышался тупой удар, когда двое взрослых навалились на дверь; она даже не шелохнулась.

Джомми понял: дверь была сделана из сплошного железа, построена в расчете на удары тарана, но так прекрасно сбалансирована, что казалась невесомой. На некоторое время он был в безопасности!

Его мозг расслабился и начал искать контакт с мыслями двух слэнов за дверью. Вначале казалось, что их щиты сомкнуты слишком плотно, но потом его мозг уловил полутона досады и тревоги — такой сильной, что она, как ножом, резала по поверхности их мыслей.

— Боже милосердный! — прошептал один. — Включай секретную тревогу, быстрее! Если змеи узнают, что мы контролируем авиалинии…

Джомми не терял ни секунды. Каждый атом любопытства в нем понуждал его остаться, разрешить непонятную загадку ненависти слэна без усиков к настоящему слэну. Но любопытство отступило перед здравым смыслом. Он побежал изо всех сил, точно зная, что надо делать.

Он знал, что никоим образом этот коридор нельзя было считать безопасным. В любой момент могла открыться дверь, обрывок мысли мог предупредить его о людях, бегущих из-за поворота. Мгновенно приняв решение, он приостановил свой безудержный бег и подергал несколько дверей. Четвертая дверь поддалась, и Джомми переступил порог с ощущением триумфа. На другой стороне комнаты было высокое широкое окно.

Он распахнул окно и вскочил на широкий подоконник. Низко пригнувшись, он выглянул из-за выступа. Из других окон здания струился слабый свет, и в его мерцании он увидел нечто похожее на узкую подъездную дорожку, вклинившуюся между двумя кирпичными стенами.

Секунду он колебался, потом, как муха, полез вверх по кирпичной стене. Лезть было достаточно легко; его необычайно сильные пальцы с легкостью находили неровности на стене. Сгущающиеся сумерки затрудняли подъем, но с каждым шагом вверх его уверенность росла. На мили вокруг простирались крыши, и, если он правильно помнил, здание аэропорта соединялось с другими зданиями на каждой стороне. У слэнов, которые не умели читать мысли, не было шансов против слэна, который это умел и мог избежать всех их ловушек.

Тридцатый, последний этаж! Со вздохом облегчения Джомми выпрямился и пошел по плоской крыше. Было почти совсем темно, но ему были видны крыши соседних зданий, которые почти касались той, по которой он шел. Расстояние максимум в два ярда, перепрыгнуть легко. С громким «бум-м-м!» часы на стоящей неподалеку башне начали отбивать время. Раз… два… пять… десять! И с последним ударом Джомми услышал низкий скрипящий звук, и внезапно, в скрытом тенью центре крыши напротив него раскрылась огромная черная дыра. Застигнутый врасплох, он упал ничком, боясь вздохнуть.

А из темного отверстия в усеянное звездами небо выскочил похожий на торпеду силуэт. Он двигался быстрее и быстрее и затем, на дальнем пределе видимости, сзади у него появился маленький сверкающий огонек. На мгновение он мелькнул и пропал, как будто упавшая звезда.

Джомми лежал очень тихо, пытаясь проследить взглядом, куда улетел этот странный корабль. Он был готов поклясться, что это был космический корабль. Значит, слэны реализовали вековую мечту — управляемые полеты к другим планетам. Если так, то как им удалось удержать это в секрете от людей? И что делали истинные слэны?

Он снова услышал скребущий звук и подполз к краю крыши посмотреть напротив. Джомми успел увидеть, как зияющая чернота уменьшилась, когда два огромных металлических листа сдвинулись и крыша вновь стала целой.

Джомми переждал несколько мгновений, затем напряг мускулы и прыгнул. Теперь у него была одна цель: побыстрее вернуться к Бабушке самым окольным путем. Задние дворы, боковые улочки — вот его дорога, потому что легкость, с которой он убежал от слэнов, вдруг стала казаться подозрительной. Если, конечно, они не отважились выставить охрану из боязни выдать свой секрет людям.

Какова бы ни была причина, стало ясно, что он отчаянно нуждался в Бабушкином маленьком безопасном домике. У него не было желания впутываться в столь сложную проблему, которой стал треугольник: человек — слэн — слэн без усиков. Нет, нет, пока он не вырастет и не сравняется по остроте ума с теми, что сражались в этой непрекращающейся смертельной схватке.

Обратно к Бабушке и по дороге заскочить в магазин. Надо было торопиться. В одиннадцать магазин закроется.

В магазине Джомми не решился идти мимо ювелирного отдела, потому что продавщица, которая не любила маленьких мальчиков, была до сих пор на работе. На других прилавках тоже был богатый ассортимент, и он быстро выбрал что получше из их мелкой розницы. Тем не менее он заметил про себя, что ему стоит приходить пораньше, до пяти часов, когда на работу выходила вечерняя смена. Иначе эта продавщица могла оказаться помехой.

Набив карманы ворованным товаром, он осторожно направился к ближайшему выходу, потом остановился, когда мужчина средних лет, с брюшком, задумчиво прошел мимо. Он был главным бухгалтером магазина, и он думал о четырехстах тысячах долларов, которые на ночь останутся в сейфе. В его мыслях был также шифр сейфа.

Джомми поспешил дальше, но ему стало противно от собственной недальновидности. Как глупо воровать вещи, которые потом надо продать с огромным риском для обеих сторон, по сравнению с простым делом — взять столько денег, сколько хочешь.

Бабушка все еще ждала там, где он ее оставил, но ее мысли так смешались, что Джомми пришлось ждать, пока она заговорит, прежде чем он понял, что от него хотят.

— Быстрее, — хрипло сказала она, — залезай под одеяла. Здесь только что был полицейский и велел Бабушке убираться.

Они отъехали по крайней мере милю, когда она остановила телегу и, рыча, сорвала с него одеяло.

— Неблагодарная скотина, где ты шлялся?

Джомми не стал тратить слов. Его презрение к ней было слишком велико, чтобы разговаривать дольше, чем нужно. Он вздрогнул, когда увидел, с какой жадностью она набросилась на сокровища, которые он вывалил ей на колени. Быстро она оценила каждый предмет и бережно сложила их в двойное дно, приделанное под телегой.

— По крайней мере двести долларов для старой Бабушки! — весело сказала она. — Столько даст Бабушке за это Старый Финн. Да, Бабушка поступила умно, когда поймала молоденького слэна. Он заработает не десять, а двадцать тысяч долларов в год для нее. Подумать только, они предлагали всего десять тысяч долларов в награду за него! Лучше бы дали миллион.

— Я могу поработать еще лучше, чем теперь, — начал разговор Джомми. Ему было все равно, когда рассказывать ей о сейфе в магазине, и что больше не нужно было заниматься кражами по магазинам. — В этом сейфе около четырехсот тысяч, — закончил он. — Я могу их взять сегодня ночью. Я заберусь с обратной стороны здания к какому-нибудь окну, вырежу отверстие в нем… у тебя есть где-нибудь стеклорез?

— Бабушка достанет стеклорез! — в экстазе выдохнула старуха. От радости она раскачивалась в разные стороны. — Ох, ох, Бабушка рада. Но теперь Бабушке понятно, почему люди стреляют слэнов. Они слишком опасны. Конечно, ведь они могут украсть весь мир. Они уже пробовали, в самом начале.

— Я об этом… мало знаю, — медленно произнес Джомми. Как ему хотелось, чтобы Бабушка знала об этом все, но он видел, что она не знает. В ее мозгу было лишь смутное представление о том времени, когда слэны (в этом их обвиняли люди) пытались завоевать мир. Она знала не больше, чем он, не больше, чем остальная масса невежественного народа.

Какова же правда? Была ли когда-нибудь война между слэнами и людьми? Или это была та же пропаганда, как эти ужасные россказни о том, что слэны делали с младенцами? Джомми увидел, что мысли Бабушки опять перескочили на деньги в магазине.

— Всего лишь четыре тысячи! — резко сказала она. — Не может быть. Они должны каждый день выручать сотни тысяч, миллионы!

— Они не хранят все деньги в магазине, — солгал Джомми, и, к счастью, старуха приняла это объяснение.

Пока телега катилась дальше, он думал о лжи. Джомми солгал почти автоматически. Теперь он видел, что сделал это из самосохранения. Если бы старуха сразу разбогатела, вскоре она начала бы думать, как бы предать его.

Было совершенно необходимо, чтобы в течение последующих шести лет он жил в безопасности в домике Бабушки. Таким образом, вставал вопрос: сколь малым она будет удовлетворена? Каким-то образом ему было необходимо найти среднее между ее ненасытной жадностью и собственными нуждами.

Страшно подумать, насколько это увеличивало опасность. В этой женщине жил невообразимый эгоизм и достаточная доля трусости, которая могла взметнуться панической волной страха и уничтожить его, прежде чем он до конца поймет грозящую опасность. Это было несомненно. Среди неизвестных факторов, висящих над шестью годами, отделяющими его от могучей науки его отца, эта мрачная мошенница выступала как наиболее опасный и наиболее непредсказуемый фактор.

Глава 7

Поступающие деньги окончательно испортили Бабушку. Она стала пропадать на несколько дней подряд, и из ее бессвязных рассказов он понимал, что она в конце концов добралась до курортных удовольствий, которые ее всегда привлекали. Когда она была дома, то почти никогда не расставалась с бутылкой. Она была нужна ему, поэтому Джомми готовил ей еду, и таким образом Бабушка оставалась жива, несмотря на все излишества. Возникала необходимость — когда у нее кончались деньги — совершать вместе с ней грабительские набеги, но все остальное время ему удавалось избегать ее.

Свое значительное свободное время он использовал для самообразования, но это было нелегко. Этот район был до крайности нищим, и большинство его обитателей были необразованными, даже неграмотными, но среди них встречались люди с острым умом. Джомми разыскивал их, узнавал, кто они, чем они занимались и что они знали, расспрашивая их и расспрашивая о них. Для этих людей он был внуком Бабушки. Как только это было принято как должное, многие трудности разрешились.

Конечно, находились люди, которые относились к родственнику старьевщицы с недоверием, считая его ненадежным человеком. Некоторые, которым когда-либо пришлось попасть на острый Бабушкин язык, были откровенно враждебны, но такие просто игнорировали его. Некоторые были слишком заняты, чтобы беспокоиться о Бабушке или о нем самом. От некоторых же он настойчиво, хотя по возможности как можно более ненавязчиво, требовал внимания к себе.

Молодой студент-инженер называл его «этот чертов хвост», но объяснял ему премудрости инженерии. В его мыслях Джомми прочел, что студенту казалось, что он проясняет собственные мысли и лучше понимает предмет, и иногда он хвастался тем, что знает инженерное дело так хорошо, что может объяснить его принципы десятилетнему мальчишке. Он даже не подозревал, какой не по годам развитый был этот мальчишка.

Женщина, которая до замужества много путешествовала, а сейчас была в стесненных обстоятельствах, жила за полквартала от них и, скармливая ему одно за другим печенье, охотно рассказывала о мире и людях так, как они ей представлялись.

Приходилось принимать взятки, иначе, если бы он отказался есть печенье, его бы неправильно поняли. Но ни у одного рассказчика не было более внимательного слушателя, чем у миссис Харди. Измученная женщина, с тонким профилем, муж которой проиграл все ее состояние, она путешествовала по Европе и Азии, и ее острый взгляд замечал массу деталей. Более смутно она представляла себе прошлое этих стран.

Одно время — так она слышала — Китай был густо населен. По рассказам, давным-давно несколько кровавых войн уничтожили жителей в наиболее населенных местах. Казалось, что эти войны были определенно начаты не слэнами. Лишь в последнее столетие слэны обратили внимание на младенцев китайского и иного восточного происхождения и таким образом навлекли на себя гнев людей, которые до этого терпели существование слэнов.

По объяснениям миссис Харди, это было еще одним бессмысленным действием слэнов. Джомми слушал и запоминал эти сведения, убежденный в том, что это имело иное, нежели существующее, объяснение, и, ломая голову над тем, что же было правдой, твердо решил, что в один прекрасный день он выведет всю эту ужасную ложь на чистую воду.

Студент-инженер, миссис Харди, бакалейщик, который некогда был пилотом ракеты, мастер по ремонту телерадиоаппаратуры и старик Дарретт — эти люди давали ему образование, сами не подозревая об этом, в первые два года, что он провел с Бабушкой. Из них всех Дарретт был просто подарком для Джомми: большой, широкий в кости, одинокий, циничный человек за семьдесят, он когда-то был профессором по истории — но это был лишь один из предметов, по которым у него был почти неистощимый запас сведений.

Было очевидно, что рано или поздно старик подымет вопрос о войнах со слэнами. Это было настолько очевидно, что Джомми пропустил несколько случайных замечаний об этом, как будто ему было неинтересно. Но однажды зимним днем этот разговор возник снова, как он и ожидал. На этот раз Джомми сказал:

— Ты все говоришь о войнах. Не могло быть никаких войн. Эти люди просто вне закона. С теми, кто стоит вне закона, не воюют; их просто уничтожают.

Дарретт напрягся.

— Вне закона, — сказал он. — Молодой человек, это были великие дни. Я тебе говорю, что сто тысяч слэнов практически завладели миром. Они все великолепно спланировали и провели эту акцию с невероятной дерзостью. Тебе нужно понять, что люди в своей массе всегда играют в чужую игру, а не в свою собственную. Они попадают в ловушки, из которых не могут выбраться. Они принадлежат группам; они члены организаций; они верны идеалам, личностям, географическому положению. Если удается захватить институты, которые они поддерживают, — вот тебе и метод.

— И слэны это сделали? — Джомми задал вопрос с горячностью, удивившую его самого; слишком уж это обнаруживало его чувства. Более спокойно он добавил: — Это похоже на сказку. Это просто пропаганда, чтобы нас напугать. Вы ведь часто говорили так о всяких других событиях.

— Пропаганда! — взорвался Дарретт. Потом он замолчал. Его большие, выразительные, черные глаза были наполовину скрыты длинными темными ресницами. В конце концов он медленно произнес:

— Я хочу, чтобы ты представил себе это, Джомми. Мир был в смятении и потрясении. Везде человеческие младенцы подвергались интенсивному влиянию слэнов, для того чтобы сделать еще больше слэнов. Цивилизация начала разваливаться. Сильно возросло количество сумасшедших. Самоубийства, убийства, преступность — кривая хаоса взметнулась на новую высоту. И в одно прекрасное утро, до конца не понимая, что произошло, человеческая раса проснулась и обнаружила, что за одну ночь враг захватил власть. Пробираясь изнутри, слэны захватили бесчисленные ключевые организации. Когда ты поймешь жесткость структуры нашего общества, тебе станет ясно, как беспомощны были люди вначале. По моему мнению, слэны могли остаться безнаказанными, если бы не одна вещь.

Джомми молча ожидал продолжения. У него было нехорошее предчувствие. Старик Дарретт снова заговорил:

— Они безжалостно продолжали попытки делать слэнов из человеческих младенцев. В ретроспективе это выглядит немного глупо.

Дарретт и другие были только началом. На улице он ходил по пятам за учеными, стараясь проникнуть в их мысли. Спрятавшись, он лежал на территории высших учебных заведений, телепатически слушая лекции. Он много читал, но просто книги не устраивали его. Их нужно было растолковать, объяснить. Математика, физика, химия, астрономия — его интересовали все науки. Его желаниям не было предела.

За шесть лет между его девятым и пятнадцатым днями рождения он приобрел то, что его мать называла основами знаний взрослого слэна.

В течение этих лет он осторожно наблюдал за слэнами без усиков. Каждый вечер в десять часов их космические корабли исчезали в небе, и этот график соблюдался с безупречной точностью. Каждую ночь в два часа тридцать минут следующий похожий на акулу монстр появлялся из космоса, темный и бесшумный, и проваливался, как призрак, сквозь крышу того же самого здания.

Только дважды в течение этих лет движение временно прекращалось, и каждый раз на месяц, и каждый раз, когда Марс, следуя своей причудливой орбите, улетал на самый дальний край Солнечной системы.

Он держался в стороне от Воздушного Центра, потому что с каждым днем его уважение к могуществу слэнов без усиков росло. Казалось, что только случай спас его, когда он открылся двум взрослым слэнам. Случай и внезапность.

Он ничего не узнал о главных загадках слэнов. Чтобы убить время, он много занимался физическими упражнениями. Прежде всего ему был нужен тайный выход, на случай, если придется бежать, — тайный от Бабушки и всего остального мира; и во-вторых, он просто не мог жить в Бабушкином доме в том виде, в котором тот был. Потребовались месяцы для того, чтобы выкопать сотни ярдов тоннеля, также месяцы, чтобы перестроить их дом внутри, сделать панели на стены, выложить потолок сверкающим пластиком и перестелить пластиковые же полы.

Ночами Бабушка заносила мебель через заваленный старьем двор в неизменившийся, даже некрашенный снаружи дом. Но для этого потребовался ровно год — из-за Бабушки с ее бутылкой.

Пришел пятнадцатый день рождения… В два часа дня Джомми отложил книгу, которую читал, снял тапочки и надел ботинки. Пробил час решительных действий. Сегодня он должен попасть в катакомбы и овладеть секретом отца. Из-за того, что ему не были известны тайные переходы слэнов, ему придется рискнуть и войти туда через общественный вход.

Об опасности он подумал лишь мельком. День настал — давным-давно это было зафиксировано в его сознании, еще когда отец занимался его гипнопедическим образованием. Но тем не менее казалось важным, выскользнуть из дома так, чтобы старуха его не услышала.

На краткий миг он вошел с ней в мысленный контакт и не без отвращения проанализировал поток ее сознания. Она не спала, но металась на кровати. Ее мысли текли свободно и яростно, широким потоком замышляемого зла.

Джомми Кросс на секунду нахмурился. В настоящий ад старушечьих воспоминаний (потому что она почти полностью жила в своем восхитительном прошлом, когда бывала пьяна) пришла стремительная, прозорливая мысль: «Надо избавляться от слэна… теперь это опасно для Бабушки, разу нее появились деньги. Не дать ему заподозрить… не думать об этом, иначе…»

Джомми Кросс безрадостно улыбнулся. Не в первый раз он уловил мысли о предательстве в ее сознании. С внезапной целеустремленностью он завязал шнурок на ботинке, встал и прошел в ее комнату.

Бабушка лежала, распластавшись под простыней, на которой виднелись коричневые пятна от вина. Провалившиеся глаза тупо смотрели из морщинистого, словно пергаментного, лица. Глядя на нее сверху вниз, Джомми почувствовал порыв жалости. Какая бы злая и ужасная ни была прежняя Бабушка, он предпочитал ее такой, какая она была, этой старой немощной алкоголичке, которая лежала, как средневековая ведьма, непонятным образом оказавшаяся на серебряно-голубой кровати из будущего.

Казалось, она впервые ясно увидела его. С ее губ сорвалась целая тирада кровожадных ругательств. Потом:

— Че те надо? Бабушка хочет побыть одна.

Его жалость улетучилась. Он холодно посмотрел на нее:

— Я просто хотел предупредить тебя. Скоро я уйду, и тебе больше не придется тратить время на обдумывание, как меня предать. Тем более что ты не сможешь это сделать без вреда для себя. За твою старую шкуру никто не даст десяти центов, если они меня поймают.

Черные глаза хитро смотрели на него.

— Думаешь, ты умный, да? — пробормотала она. Казалось, от этого слова началась новая цепь рассуждений, которую он не мог проследить мысленно. — Умный, — злорадно повторила она, — самое умное, что Бабушка когда-либо сделала, это поймала молодого слэна. Хотя сейчас уже опасно… надо от него избавиться…

— Дура ты старая, — безразлично сказал Джомми. — Не забывай о том, что тот, кто укрывает слэнов, автоматически приговаривается к смерти. Ты хорошо смазала себе шею, так что скрипеть она не будет, когда тебя вздернут, но своими тощими ногами ты вдоволь поболтаешь.

Сказав это, он резко повернулся и вышел из комнаты, а затем из дома. В автобусе он подумал: «Надо за ней проследить и как можно скорее убираться от нее. Ни один человек, рассуждающий категориями возможного, не доверит ей ничего ценного».

Даже в центре города улицы были пустынны. Джомми Кросс вылез из автобуса, остро чувствуя тишину на месте привычного бедлама. Город был слишком тих; само движение жизни как будто отсутствовало. В нерешительности он стоял на тротуаре, мысль о Бабушке совершенно испарилась. Он широко раскрыл свое сознание. Вначале не было ничего, кроме шума в полупустой голове водителя автобуса, который исчезал, удалялся по дороге, на которой не было других машин. Солнце жарило пустой тротуар. Мимо торопливо проскочило несколько человек, в их мыслях присутствовал лишь страх, такой непрерывный и неизменный, что он не смог за ним ничего прочитать.

Тишина углублялась, и тревога пробралась в сердце Джомми Кросса. Он исследовал здания вокруг себя, но не обнаружил никакого движения мысли, совершенно ничего. Внезапно на боковой улице взревел мотор. За два квартала впереди выехал тягач с огромной пушкой, угрожающе направленной в небо. Тягач прогрохотал на середину улицы, от него отцепили пушку, и он исчез в той же боковой улочке. Вокруг пушки копошились люди, подготавливая ее, а потом заняли свои места, глядя в небо, напряженно ожидая чего-то.

Джомми Кросс хотел подойти ближе, почитать их мысли, но он не решился. Ощущение того, что он находится в незащищенном и опасном положении, переросло в пугающую уверенность. В любую минуту мимо могла проехать полицейская или военная машина, а ее пассажиры спросить его, что он делает на улице. Его могли арестовать или попросить снять кепку и показать волосы и золотые нити, которые были усиками.

Готовилось что-то грандиозное, и лучшим убежищем были катакомбы, где его никто не увидит, хотя там будут подстерегать другие опасности. Он торопливо направился в сторону входа в катакомбы, куда он стремился с того самого момента, когда вышел из дома. Он поворачивал на боковую улицу, когда на углу ожил громкоговоритель. Мужской голос хрипло взревел:

— Последнее предупреждение — убирайтесь с улиц! Убирайтесь вообще. Таинственный воздушный корабль слэнов приближается к городу с ужасной скоростью. Есть мнение, что корабль направляется к дворцу. На всех волнах включено глушение для предотвращения лживого вещания слэнов. Расходитесь по домам! Вот и корабль!

Джомми замер. В небе появилась серебристая вспышка, а потом продолговатая торпеда с крыльями, сверкая металлом, пронеслась по прямой в вышине. Он услышал прерывистый грохот пушки на улице и эхо других орудий, а потом корабль превратился в сверкающую точку, направляющуюся в сторону дворца.

Странно, но солнечный свет теперь больно бил в глаза. Он чувствовал смятение. Крылатый корабль! Бесчисленными ночами в течение этих последних шести лет он наблюдал, как космические корабли взмывали из здания Воздушного Центра, принадлежавшего слэнам без усиков. Бескрылые корабли-ракеты и что-то еще. Что-то, что делало огромные металлические машины легче воздуха. Казалось, что реактивный двигатель использовался лишь для продвижения. Невесомость; их манера взмывать вверх, как будто под действием центробежной силы, должно быть, антигравитации. А это был крылатый корабль, со всем, что ему положено: реактивными двигателями, жесткой привязанностью к земной атмосфере, обыкновенностью. Если это лучшее, что могут сделать истинные слэны, тогда…

Глубоко разочарованный, он повернулся и пошел вниз по длинному лестничному пролету, который вел в общественный туалет. Там было так же пусто, как на улицах наверху. И для него, прошедшего через множество запертых дверей, было простым делом открыть замок на железной решетчатой двери, ведущей в катакомбы.

Он почувствовал напряженность в своем сознании, когда заглянул за двери. Впереди смутно виднелся бетонный пол, потом темнота, в которой угадывалось множество лестничных пролетов. У него перехватило горло, он медленно и глубоко задышал. Джомми нагнулся вперед, как бегун-спринтер на старте. Потом он открыл дверь, проскочил внутрь и со всей скоростью понесся по душным, темным ступеням.

Где-то впереди монотонно зазвенел звонок, приведенный в действие фотоэлементом, световой барьер которого Джомми пересек, когда вошел в двери, — сигнализация была установлена много лет тому назад против слэнов и других любопытствующих.

До звонка оставалось совсем немного, но все еще не чувствовалось никакого движения мысли в разверзшемся перед ним коридоре. Очевидно, никто из охранников не услышал сигнала. Он увидел звонок — высоко на стене, блестящий металлический предмет, из которого неслось оглушительное з-з-з. Стена была гладкая как стекло, на нее невозможно было взобраться, звонок висел более чем в двенадцати футах от земли. Он звенел и звенел, но шума приближающихся людей все не было слышно, ни малейшего намека на чьи-либо мысли.

«Это вовсе не значит, что они не придут, — напряженно подумал Джомми. — Эти каменные стены здорово рассеивают мысленные волны».

Он разбежался и прыгнул с отчаянной силой вверх, пытаясь достать звонок. Его рука вытянулась, пальцы скользнули по мраморной стене на добрый фут ниже звонка. Он приземлился, зная, что проиграл. Звонок продолжал звенеть, когда он завернул за угол. Он слышал, как звон становится все тише, исчезая вдали. Но даже когда он стих, его отзвук продолжал звенеть в мозгу, как настойчивое предупреждение об опасности.

Странно, но ощущение того, что звонок продолжает звенеть, усиливалось до тех пор, пока ему не стало казаться, что звонок снова оказался рядом. Ощущение усиливалось, пока до него внезапно не дошло, что это был другой звонок, звеневший так же оглушительно, как первый. Это значило (он почувствовал испуг), что существовала целая длинная линия таких звонков, звонящих по тревоге, и где-то в огромном лабиринте тоннелей должны быть уши, которые его услышат, и люди вскочат с мест и посмотрят друг на друга сузившимися глазами.

Джомми Кросс продолжал торопливо идти вперед. Он не имел четкого представления о своем маршруте и знал только то, что его отец под гипнозом внушил ему и что ему нужно было лишь следовать подсказкам своего подсознания. Немедленно он услышал резкую внутреннюю команду: «Направо!»

Он пошел по более узкому из двух разветвляющихся коридоров — и в конце концов вышел к потайному месту. Все было очень просто. Один блок в мраморной стене был не закреплен и легко выскользнул из своего гнезда, когда он с силой его потянул. Под ним открылось темное отверстие. Джомми просунул руку внутрь, нащупал металлический ящичек и подтянул его к себе. Он весь дрожал, его пальцы тряслись. Секунду Джомми постоял спокойно, вновь обретая контроль над собой; пытаясь представить своего отца, стоящего на этом месте перед этим блоком мрамора, чтобы спрятать свои секреты для сына, если с ним самим что-нибудь случится.

Джомми казалось, что в истории слэнов наступил исторический момент, когда работа погибшего отца была передана пятнадцатилетнему мальчику, который ждал столько тысяч минут, часов и дней, чтобы этот момент наступил.

Ностальгическое настроение моментально испарилось, как только в его мозгу раздался шепот посторонних мыслей. «Чертов звонок! — думал кто-то. — Наверное, кто-то заскочил, когда прилетел корабль слэнов, хотел спрятаться от возможной бомбардировки».

«Может быть, но не рассчитывай на это. Ты знаешь, какие строгости с этими катакомбами. Кто бы ни включил тревогу, он до сих пор здесь. Наверное, нужно передать сигнал тревоги в полицейское управление».

Появилась третья мысль: «Может, кто-то просто потерялся?»

«Вот и посмотрим. Пойдем к первому звонку, и держите оружие наготове. Неизвестно, что там. Раз нынче слэны уже по небу летают, то, может, кто-то из них и сюда заглянул».

Торопливо Джомми осматривал металлический ящичек, ища секретный замок. Под гипнозом ему было внушено, что нужно забрать содержимое и положить ящичек обратно в тайник. Повинуясь этому приказу, он не мог даже подумать о том, чтобы схватить ящичек и убежать.

Казалось, что замок и ключ отсутствуют вовсе. Но все равно, ведь что-то держало крышку. Быстрее, быстрее! Через несколько минут приближающиеся солдаты пройдут прямо мимо того места, где он стоял.

Полумрак длинных, облицованных бетоном и мрамором коридоров, спертый воздух, толстые кабели, которые проходили по потолку, неся миллионы вольт в раскинувшийся наверху город, весь мир катакомб, который его окружал, и даже его воспоминания — такие мысли мелькали в голове Джомми, пока он смотрел на металлический ящичек. Он думал о пьяной Бабушке и тайне слэнов, и все это перемешалось с приближающимися шагами солдат. Теперь он их отчетливо слышал, три пары сапог, приближающихся к нему.

Не издав ни звука, Джомми Кросс рванул крышку ящичка, напрягшись каждым мускулом. Он чуть не потерял равновесие, так легко поднялась незапертая крышка.

Он стоял и смотрел на толстый металлический прут, который лежал поверх кипы бумаг. Он не удивился, увидев его. Напротив, он почувствовал облегчение, что тот был на месте, и он знал, что он должен был там быть. Очевидно, это тоже был гипноз отца.

Металлический прут был довольно толстым, примерно в два дюйма толщиной в середине, но сужающийся к концам. Один конец был грубо зачищен, несомненно, для того, чтобы удобнее было держать в руке. В начале утолщения была маленькая кнопка, на которую удобно было нажимать большим пальцем. Весь этот инструмент слабо светился собственным светом. Этого свечения и рассеянного света из коридора было достаточно, чтобы прочитать на листе бумаги:

«Это оружие. Используй его только в случае абсолютной необходимости».

На мгновение Джомми был настолько поглощен, что не заметил, как солдаты оказались прямо напротив него. Его осветили фонариком.

— Что такое… — взревел один солдат. — Руки вверх!

Первый раз за шесть лет ему грозила настоящая, реальная опасность, и поэтому она казалась нереальной. Он медленно подумал о том, что человеческие существа имели не очень быструю реакцию. Потом он протянул руку за оружием в коробке перед ним. Сознательно не торопясь, он нажал на кнопку.

Если кто-то из солдат и успел выстрелить, звука не было слышно из-за рева белого пламени, которое сверкнуло с необыкновенной яростью из открытого конца этой могучей трубки. Только что они были живы, — крепко сбитые, высокие фигуры, угрожающе нависшие над ним, а в следующий момент они исчезли, сметенные стеной яростного пламени.

Джомми посмотрел на свою руку — она дрожала. Изнутри подступала тошнота оттого, что он уничтожил троих живых людей. К нему постепенно возвращалось зрение, глаза вновь привыкли к полумраку после ослепительной вспышки. Когда Джомми посмотрел вдаль, он увидел, что коридор был совершенно пуст. Ни костей, ни кусочка плоти, ни обрывка одежды не осталось, чтобы напомнить, что здесь когда-то были живые люди. На полу образовалась небольшая впадина — там, где испепеляющее пламя выжгло углубление. Но небольшое, пологое понижение пола никто никогда не заметит.

Усилием воли Джомми унял дрожь в пальцах; медленно отступала тошнота. Какой толк от переживаний. Убивать людей — непростое дело, но эти солдаты тоже убили бы его без сожаления, как уже были убиты его мать, и отец, и множество других слэнов, умерших страшной смертью из-за того, что люди продолжали потчевать друг друга ложью, которая проглатывалась без сопротивления. К черту их всех!

На мгновение гнев затмил его рассудок. Он подумал: возможно ли, что с возрастом все слэны накапливали такую горькую обиду, что переставали чувствовать сожаление, убивая людей, так же, как люди без сожаления убивали слэнов?

Его взгляд упал на лист бумаги, где его отец написал:

«…Оружие. Используй его только в случае абсолютной необходимости».

Его захлестнула волна воспоминаний о тысячах других случаев, когда его родители проявляли благородное качество понимания. Он до сих пор не забыл вечер, когда отец сказал ему: «Запомни: как бы сильны ни стали слэны, проблема того, что делать с людьми, останется препятствием для овладения миром. До тех пор, пока эта проблема не будет решена справедливо и разумно, применение силы останется черным преступлением».

Джомми почувствовал себя лучше. Доказательство было при нем. Его отец даже не носил с собой этого оружия, которое смогло бы спасти его от врагов. Он принял смерть, но не применил его.

Джомми Кросс нахмурился. Благородство — это хорошо, и возможно, он прожил слишком долго среди людей, чтобы считаться настоящим слэном, но он никуда не мог деться от убеждения, что лучше сражаться, чем умереть.

Мысль остановилась, вместо нее появилась тревога. Нельзя было терять времени. Нужно было выбираться отсюда, и побыстрее! Он засунул оружие в карман пальто, быстро схватил бумаги из ящичка, запихал их в другой карман. Потом он бросил бесполезный теперь ящичек в тайник и задвинул блок мрамора на место. Он пустился бежать по коридору в ту сторону, откуда пришел, вверх по лестнице, и остановился недалеко от выхода в общественный туалет. Незадолго перед этим он был тих и пуст. Теперь же он кишел народом. Он ждал, напряженно, но нерешительно, надеясь, что людей станет меньше.

Но люди заходили и выходили, толпа не уменьшалась, и круговерть звуков и мыслей не утихала. Возбуждение, страх, беспокойство; здесь были маленькие люди, в умах которых грохотали попытки осознать то большое, что сейчас происходило. И эхо этого понимания проникало сквозь железную решетку двери туда, где в полумраке ждал Джомми. Вдалеке продолжал звонить звонок. Его непрекращающееся тревожное з-з-з в конце концов подсказало единственный возможный путь. Стиснув оружие в кармане, Джомми решительно ступил вперед и распахнул дверь. Он мягко закрыл ее за собой, напряженно ожидая малейших признаков тревоги.

Но плотная масса людей не обратила на него никакого внимания, и он, протиснувшись сквозь толпу, вышел на улицу. Улица кишела народом. По тротуарам и проезжей части расплывались толпы людей. Отрывисто звучали полицейские свистки, рычали громкоговорители, но ничто не могло повлиять на анархию толпы. Транспорт увяз намертво. Потные, ругающиеся водители бросали свои машины посреди улицы и присоединялись к слушателям, стоящим напротив громкоговорителей, из которых доносился лишь звук пулеметной стрельбы.

— Ничего доподлинно не известно. Никто точно не знает, приземлился ли корабль слэнов во дворце или сбросил сообщение и улетел. Никто не видел, как он приземлялся, никто не видел, как он исчез. Возможно, что он сбит. Также возможно, что в данный момент слэны совещаются с Киром Греем во дворце. Об этом уже распространились слухи, несмотря на уклончивое заявление, выпущенное несколько минут назад самим Киром Греем. Для тех, кто не слышал, повторяем его еще раз. Дамы и господа, Кир Грей заявил следующее:

«Не волнуйтесь и сохраняйте спокойствие. Необычное появление корабля слэнов ни в коей мере не повлияло на относительную расстановку сил между слэнами и людьми. Ситуация полностью под нашим контролем. Они ничего не смогут сделать, кроме того, что они делали, и то в строгих пределах. Люди численно превосходят слэнов, возможно, один к миллиону, и при подобных обстоятельствах они никогда не посмеют вести открытую, организованную кампанию против нас. Да водворится покой в ваших сердцах…»

Дамы и господа, это было заявление, выпущенное Киром Греем после сегодняшнего необычайного происшествия. Я повторяю, более точной информации не поступало. Неизвестно, приземлился ли корабль слэнов. Никто в городе не видел, как он улетел. Никто, кроме властей, не знает наверняка, что же произошло, а вы только что слышали единственное заявление по этому поводу, выпущенное самим Киром Греем. Был ли корабль слэнов сбит или…

Болтовня по радио не прекращалась. Заявление Кира Грея повторялось снова и снова. У Джомми заломило затылок от бессмысленного рева громкоговорителей, извергавших монотонный шум. Но он не уходил, ожидая дополнительных сведений, сгорая от желания, которое мучило его целых пятнадцать лет, узнать о других слэнах.

Очень медленно пламя возбуждения угасло. Ничего нового сообщено не было, и в конце концов он залез в автобус и отправился домой. Теплый весенний день клонился к вечеру. Городские часы показывали семнадцать минут восьмого.

Джомми подошел к заваленному старьем дворику с обычной осторожностью. Его мысли проникли внутрь обманчивого, выглядевшего как настоящая развалина домика и прикоснулись к мозгу Бабушки. Он вздохнул. До сих пор пьяна! Как же эта искалеченная пародия на организм до сих пор существовала? Такое количество спиртного должно было иссушить ее давным-давно. Он открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой — и встал как вкопанный!

Его мозг, все еще в легком контакте с мыслями Бабушки, принял сигнал.

«Не дать ему понять, что я позвонила в полицию. Не думать об этом… не могу держать слэна в доме… слэн — это опасно… полиция перекроет улицы…»

Глава 8

Кэтлин Лэйтон сжала маленькие крепкие смуглые кулачки. Ее стройное молодое тело содрогнулось от отвращения, когда она узнала мысли, дошедшие до нее из одного из коридоров. Ее искал семнадцатилетний Дэви Динсмор, он шел в направлении мраморного парапета, на котором она стояла, осматривая город, окутанный мягкой дымкой теплого, влажного весеннего полудня.

Дымка поднималась, узор ее все время менялся. Она была похожа на кружевные облака, которые наполовину скрывали здания и плавились в мареве, в тонкой текстуре которого едва просматривались оттенки небесно-голубого цвета.

Странно, но ей было больно смотреть, хотя это не вызывало неприятных ощущений. Изо всех дверей на нее дышала прохлада дворца, отгоняя жар солнца. Но свет солнца отогнать невозможно.

Обрывки мыслей Дэви Динсмора усиливались, приближались. Кэтлин прочитала в них, что он снова собирался уговаривать ее стать своей любовницей. Вздрогнув еще раз, Кэтлин отключилась от его мыслей и ждала, когда же этот юнец появится. Она совершила ошибку, будучи вежливой с ним, хотя избежала множества неприятностей от других молодых людей при его помощи. Теперь она предпочла бы его враждебность любовным помышлениям, которые роились в его голове.

— А, — сказал Дэви Динсмор, выходя из дверей, — вот ты где.

Кэтлин смотрела на него без улыбки. В семнадцать Дэви Динсмор представлял собой долговязого юнца, лицом очень похожего на свою мамашу, у которой были лошадиные челюсти, отчего улыбка ее всегда выходила глумливой. Он подошел к ней с решительностью, в которой отражались его противоречивые чувства: с одной стороны — желание физически овладеть ею, а с другой — неподдельное стремление хоть как-то сделать ей больно.

— Да, — сухо сказала Кэтлин, — я здесь. Я надеялась хоть раз побыть одной.

Под всей внешней респектабельностью у Дэви Динсмора лежала крепкая подложка, и он не принимал подобные замечания на свой счет. Она знала об этом. Мысли, извергавшиеся из его сознания на столь коротком расстоянии, сообщили Кэтлин о том, что «эта дамочка опять играет в застенчивость. Но она еще оттает».

За этим холодным убеждением лежал леденящий душу опыт. Кэтлин закрыла свое сознание чуть плотнее, чтобы избежать деталей воспоминаний, которые всплывали из глубины подсознания юнца.

— Я не хочу, чтобы ты ко мне вообще подходил, — с холодной решимостью сказала Кэтлин. — Твои мысли как сточная канава. Я очень сожалею, что заговорила с тобой в самом начале, когда ты явился ко мне и начал строить глазки. Надо было догадаться об этом раньше, и я надеюсь, ты понимаешь: я говорю с тобой откровенно, иначе ты не поверишь, что я на самом деле хотела это сказать. Но я действительно имею это в виду — каждое слово, в особенности про сточную канаву. А теперь уходи.

Лицо Дэви было белесоватым, но на нем отразились гнев и напряжение, которые ударили по ее прикрытому щитом мозгу. Мгновенно Кэтлин закрыла свое сознание еще плотнее, отсекая брань, изливающуюся из него. Внезапно ей пришло в голову, что этому существу невозможно было досадить ничем, кроме унижения.

Она резко бросила:

— Ничего не выйдет, размазня несчастный!

— А-а-а! — закричал Дэви и бросился на нее.

На секунду она была поражена его решимостью, потому что она была гораздо сильнее его. Затем, сжав губы, она схватила его, легко увернувшись от его болтающихся рук, и подняла его в воздух. Слишком поздно она поняла, что именно на это он и рассчитывал. Его грубые пальцы вцепились в ее голову и ухватили прядь волос и все тонкие, как шелк, усики, которые блестящими золотыми нитями лежали в волосах.

— Хорошо, — выдохнул он. — Теперь ты попалась. Не опускай меня вниз! Я знаю, что ты хочешь сделать. Опустить меня, потом схватить за запястья и давить, пока я не отпущу. Если ты опустишь меня хотя бы на дюйм, я так дерну за эти твои драгоценные усики, что выдерну половину. Я знаю, что ты можешь держать меня и не устанешь — так держи!

От страха Кэтлин застыла на месте. Дэви сказал: «Драгоценные усики». Такие драгоценные, что впёрвые в жизни ей пришлось подавить крик. Такие драгоценные, что Кэтлин беспечно считала, что никто не посмеет к ним притронуться. Она от страха была в полуобморочном состоянии, словно ночью на нее налетел ужасный шторм.

— Что тебе надо? — выдохнула она.

— Вот теперь поговорим, — сказал Дэви. Но слова были ей не нужны. Его мысли вливались в ее сознание.

— Хорошо, — слабо произнесла она. — Я сделаю.

— И опускай меня помедленнее, — сказал юнец. — А когда мои губы коснутся твоих, поцелуй должен продолжаться по крайней мере минуту. Я тебе покажу, как обращаться со мной как с грязью.

Его губы висели над ее губами на расплывающейся перед ее глазами глумливой роже с жадными глазами, когда резкий, привыкший командовать голос с удивлением и гневом прозвучал позади нее:

— Что это все значит?

— Ах, — пробормотал Дэви Динсмор.

Она почувствовала, как его пальцы отпустили ее волосы, потом она резко выдохнула и бросила его на землю. Динсмор пошатнулся, потом выпрямился и забормотал:

— Я… прошу прощения, мистер Лорри. Я… я…

— Ничего не вышло, пес несчастный! — сказала Кэтлин.

— Да, иди! — сухо сказал Джем Лорри.

Кэтлин наблюдала, как Дэви Динсмор заковылял прочь, а его мозг испускал импульсы испуга из-за того, что он обидел одного из влиятельных людей в правительстве. Но когда он пропал из виду, она не повернулась к вновь пришедшему. Она почувствовала, как ее мускулы инстинктивно напряглись, и не рискнула поворачивать голову и смотреть на этого мужчину, обладавшего наибольшей властью советника в кабинете Кира Грея.

— Что это было? — послышался сзади его довольно приятный голос. — Очевидно, я подошел в удачный момент.

— Не знаю, — холодно ответила Кэтлин. Она была настроена на совершенную откровенность. — Ваши ухаживания мне так же отвратительны.

— Г-м-м! — Он подошел ближе к ней, и девушка краем глаза увидела резко очерченную линию его профиля, когда он перегнулся через ограждение.

— Никакой разницы, на самом деле, — настойчиво продолжила Кэтлин. — Вы оба хотите одного и того же.

Минуту он стоял молча, но его мысли имели такое же свойство ускользать, как мысли Кира Грея. Годы сделали его настоящим мастером в искусстве избегать ее способности читать мысли. Когда он в конце концов заговорил, его голос изменился. В нем слышались жесткие нотки.

— Без сомнения, ваше мнение на этот счет изменится после того, как вы станете моей наложницей.

— Этого никогда не будет! — огрызнулась Кэтлин. — Я не люблю людей, вы мне не нравитесь.

— Ваши возражения не имеют значения, — холодно сказал молодой человек. — Единственная проблема в том, чтобы я смог овладеть вами, не будучи обвиненным во вступлении в тайный сговор со слэнами. До тех пор, пока я не придумаю решение этого вопроса, вы можете идти своей дорогой.

От его уверенности холодок пробежал по коже Кэтлин.

— Вы совершенно заблуждаетесь, — твердо сказала она. — Причина, по которой все ваши планы рухнут, проста. Кир Грей защищает меня. Даже вы не осмелитесь пойти против него.

Джем Лорри задумался над этим. Потом произнес:

— Защищает вас, да. Но его моральные представления о женской чести весьма низки. Я не думаю, что у него возникнут возражения против того, чтобы вы стали моей наложницей, но он будет настаивать на том, чтобы я нашел этому объяснение, пригодное для пропагандистских целей. Он стал ярым антислэном за эти несколько лет. Я всегда думал, что он за слэнов. Но теперь он просто фанатик, он не желает иметь с ними ничего общего. Он и Джон Петти единодушны в этом вопросе как никогда. Забавно!

Несколько мгновений он обдумывал это, потом сказал:

— Но не беспокойтесь, я найду приемлемую формулировку. Я…

Его оборвал рев радиорепродуктора:

— Тревога! Неизвестный летательный аппарат был замечен несколько минут назад в районе Скалистых Гор. Он движется в западном направлении. Самолеты преследования быстро отстали, и корабль, похоже, направляется курсом на Центрополис. Приказ расходиться по домам, так как судно — с большой долей вероятности принадлежащее слэнам — будет здесь через час, судя по теперешним измерениям. Улицы нужны для военных целей. Расходитесь по домам.

Громкоговоритель выключился, и Джем Лорри повернулся к Кэтлин с улыбкой на красивом лице.

— Пусть это не будит в вас никакой надежды на спасение. Один корабль не может нести серьезного оружия, если за ним не стоит множество фабрик и заводов. Старомодная атомная бомба не может быть сделана в пещере, и к тому же, если быть откровенным, слэны не пользовались ею в войне с людьми. Катастрофы этого столетия были вызваны слэнами, но не таким образом. — Минуту он молчал, потом продолжил:

— Все думали, что эти первые бомбы разрешили загадку атомной энергии… — он остановился. Потом добавил: — Мне кажется, что это путешествие было затеяно для того, чтобы запугать людей попроще перед тем, как начать переговоры.

Часом позже Кэтлин Лэйтон стояла рядом с Джемом Лорри и смотрела, как серебристый корабль спикировал в сторону дворца. Он приближался, двигаясь с необычайной скоростью. Ее мысли унеслись в сторону корабля, стараясь нащупать контакт с теми, кто был внутри.

Корабль снизился, подлетел ближе, но экипаж не отвечал. Внезапно из него выпала металлическая капсула. Она упала на дорожку в саду за полмили и лежала, сверкая, как драгоценный камень, на полуденном солнце.

Кэтлин подняла голову, но корабль исчез. Нет, не исчез. Краткий миг она видела серебряное сверкание в отдалении, почти прямо над дворцом. На мгновение он блеснул как звезда. И пропал. Ее глаза перестали напрягаться, ее мысли вернулись из высот, и Кэтлин вновь почувствовала присутствие Джема Лорри. Он выдохнул:

— Что бы это ни значило, мы этого ждали — случая представить аргумент, который сделает возможным для меня привести вас в свой дом этим же вечером. Я предполагаю, что собрание Совета состоится незамедлительно.

Кэтлин глубоко вздохнула. Она видела, что это могло у него на самом деле получиться, и решила, что настало время бороться всеми имеющимися в ее распоряжении средствами. Она откинула голову, ее глаза заблестели, и она гордо произнесла:

— Я попрошу разрешения присутствовать на заседании Совета на том основании, что я вступила в мысленный контакт с капитаном корабля слэнов. — Она лгала, но закончила совершенно невозмутимо: — Я могу разъяснить некоторые моменты послания, которое будет обнаружено в капсуле.

Она отчаянно обдумывала положение. Каким-то образом ей удалось прочесть в их мыслях, о чем было это сообщение, и на этом она могла попытаться построить полуправдивую историю о том, что ей передал вожак слэнов. Если ее поймают на лжи, то со стороны этих слэноненавистников можно ждать неприятностей. Но ей нужно было добиться, чтобы они не отдали ее Джему Лорри.

Когда она вошла в зал заседаний Совета, ее охватило чувство поражения. Присутствовало всего семь человек, включая Кира Грея. Она рассматривала их одного за другим, читала, что могла, в их мыслях и нигде не находила для себя помощи.

Четверо членов Совета помоложе были друзьями Джема Лорри. Шестой, Джон Петти, один раз с ненавистью взглянул в ее сторону и равнодушно отвернулся.

В конце концов ее взгляд остановился на Кире Грее. По Кэтлин пробежала нервная дрожь, когда она увидела, что Грей смотрел на нее, многозначительно подняв брови, и чуть заметная издевательская усмешка играла на его губах. Он посмотрел ей в глаза и заговорил.

— Значит, ты вступила в мысленный контакт с вожаком слэнов? — Он хрипло рассмеялся. — Пока оставим это.

Столько недоверия было в его голосе и выражении лица, так враждебно было само его отношение, что Кэтлин вздохнула с облегчением, когда он отвел свой холодный взгляд. Он продолжал разговаривать с другими:

— К сожалению, пять членов Совета находятся в отдаленных уголках мира. Лично я не очень приветствую дальние отлучки — пусть это делают подчиненные. Но у нас нет возможности отложить обсуждение такого важного вопроса, как этот. Если мы семеро придем к решению, нам их помощь не потребуется. Если наши мнения разделятся, нам придется вести долгие переговоры по радио.

Вот коротко то, что содержалось в металлической капсуле, сброшенной с корабля слэнов. Они заявляют, что в мире насчитывается миллион организованных слэнов…

Джем Лорри сардонически прервал его:

— Мне кажется, что наш шеф тайной полиции провалил работу, несмотря на его широко рекламируемую ненависть к слэнам.

Петти выпрямился на стуле и бросил на него ненавидящий взгляд:

— Может, мы поменяемся работами на год, и тогда посмотрим, что вам удастся сделать. Я бы не стал возражать против того, чтобы годик побить баклуши на посту государственного секретаря.

Слова Кира Грея резанули в тишине, наступившей после леденящих слов Джона Петти.

— Позвольте мне закончить. Далее заявляют, что в дополнение к организованным слэнам есть еще громадное количество неорганизованных слэнов мужского и женского пола, оцениваемое примерно в десять миллионов. Что вы на это скажете, Петти?

— Несомненно, существует некоторое количество неорганизованных слэнов, — осторожно допустил шеф тайной полиции. — По всему миру мы ловим примерно по сотне в месяц таких, которые явно не участвовали ни в какой организации. В огромных неразвитых районах земли в людях невозможно вызвать антипатию к слэнам, на самом деле они воспринимают их как людей. Несомненно, существуют большие колонии слэнов в Азии, Африке, Южной Америке и Австралии. Прошло много времени с тех пор, когда такие колонии действительно обнаруживали, но можно предположить, что они до сих пор существуют и что за прошедшие годы они в высокой степени развили свою самозащиту. Хотя я бы с большой долей уверенности сбросил со счетов возможность каких-либо действий из этих отдаленных источников. Цивилизация и наука — искусственные организмы, основанные на достижениях, физических и умственных, сотен миллионов существ. В тот момент, когда слэны отступили в отдаленные регионы земли, они нанесли поражение самим себе, оказавшись отрезанными от книг и от всякого контакта с цивилизованным интеллектом, который является единственным основанием для последующего развития.

Опасность не исходит и никогда не исходила от этих отдаленных колоний слэнов, но от тех, которые живут в больших городах, где они имеют возможность вступать в контакт с величайшими умами человечества и иметь, несмотря на все наши меры предосторожности, некоторый доступ к книгам. Очевидно, что воздушный корабль, который мы видели сегодня, был построен слэнами, живущими в опасной близости от центров цивилизации.

Кир Грей кивнул.

— Многое из того, что вы говорите, возможно, справедливо. Но, вернемся к письму. В нем далее сказано, что эти несколько миллионов слэнов искренне желают положить конец периоду напряженности, существовавшему между ними и человеческой расой. Они отказываются от притязаний на мировое господство, которое двигало первыми слэнами, объясняя эти притязания ложной концепцией превосходства, опровергнутой последующим опытом, убедившим их, что они не превосходят нас, а просто отличаются. Они также обвиняют Сэмюэла Ланна, человека, ученого-биолога, который создал первых слэнов и по имени которого они называются — Сэмюэл Ланн — С. Ланн — Слэн, — что он заложил в свои детища веру в то, что они должны править миром. И что эта вера, а не какое-либо внутреннее стремление к превосходству, послужила поводом для катастрофических притязаний ранних слэнов.

Развивая эту идею, они указывают на то, что ранние изобретения слэнов были лишь небольшими усовершенствованиями уже существующих идей. Они заявляют, что слэнами не было проведено никакой истинно творческой работы в области физических наук. Они также утверждают, что их философы пришли к заключению, что у слэнов отсутствует научный образ мышления как таковой, они настолько сильно отличаются в этом смысле от современного человека, как древние греки и римляне, которые, как нам всем хорошо известно, не создали никакой науки.

Он продолжал говорить, но некоторое время Кэтлин слушала его невнимательно. Неужели это правда? У слэнов нет научного мышления? Невозможно. Наука была простым накоплением фактов и выяснением выводов, вытекающих из этих фактов. А кто мог лучше вывести божественный порядок из ложной действительности, чем мощно мыслящий, взрослый, зрелый слэн? Она увидела, как Кир Грей взял со стола лист серой бумаги, и мысленно вернулась к тому, что он говорил.

— Я прочитаю тебе последнюю страницу, — произнес он бесцветным голосом. — Невозможно преувеличить значение сказанного. Это значит, что слэны никогда не представляли серьезной угрозы для военной мощи людей. Какие бы усовершенствования ни были сделаны на существующих машинах и вооружениях, они не повлияют серьезно на исход войны, если еще раз такое произойдет.

По нашему мнению, нет ничего более бессмысленного, чем теперешнее тупиковое состояние, которое, ничего не разрешая, ведет лишь к тому, что мир продолжает находиться в положении нестабильности, порождающей экономический хаос, от которого все в большей степени страдают сами люди.

Мы предлагаем заключить честный мир, и единственной основой для переговоров должно быть право слэнов на жизнь, свободу и стремление к счастью.

Кир Грей положил лист бумаги обратно на стол, холодно пробежал взглядом по лицам и произнес низким хриплым голосом:

— Я абсолютно против какого бы то ни было компромисса. Раньше я думал, что что-то можно сделать, но больше я так не думаю! Каждый слэн там, — он значительно развел руками, охватив половину пространства вокруг, — должен быть уничтожен.

Кэтлин казалось, что мягкий свет в комнате померк, как будто на ее глаза опустилась тень. В наступившей тишине даже пульсирование мыслей этих людей вызывало в ее мозгу равномерные толчки, как будто волны бились о далекий дикий берег. Целая пропасть шокового состояния отделяла ее сознание от смысла этих раздумий — шока от того, как сильно изменился Кир Грей.

Но изменился ли он? Возможно ли, что в своих взглядах он был так же безжалостен, как Джон Петти? Причина, по которой он сохранил ей жизнь, вероятно, была столь же проста, как он ее сформулировал: в целях изучения. И конечно, было время, когда он считал, правильно или неправильно, что его политическая карьера была связана с ее существованием. Но ничего более. Никакого сочувствия или жалости, никакого интереса к беспомощному молодому существу ради самого этого существа. Ничего, кроме самого что ни на есть материалистического взгляда на жизнь. Таков был правитель людей, которым она восхищалась, которого почти боготворила в течение стольких лет. Это был ее заступник!

Правдой было, конечно, и то, что слэны лгали. Но как еще могли они общаться с людьми, привыкшими только ко лжи и ненависти? По крайней мере, они предлагали мир, а не войну; а этот человек отвергал, даже не разобравшись как следует, предложение, которое могло бы положить конец четырехсотлетнему преступному преследованию ее расы.

Внезапно она поняла, что взгляд Кира Грея устремлен на нее. Его губы скривились в саркастически-дружелюбную усмешку, когда он произнес:

— А теперь давайте послушаем так называемое сообщение, которое ты получила в своем… э… мысленном контакте с командиром слэнов.

Кэтлин в отчаянии смотрела на него. Он не поверил ни одному ее слову, и, находясь перед лицом его острейшего скептицизма, она знала, что лишь наиболее продуманное утверждение может быть предложено его безжалостной логике. Ей нужно было время.

— Я… — начала она. — Это было…

Внезапно она поняла, что поднялся Джем Лорри. Он хмурился.

— Кир, — сказал он, — это чрезвычайно выигрышная тактика: предлагать безоговорочное отрицание по такому важному поводу, даже не дав возможности Совету обсудить его. Памятуя об этом, мне не остается ничего другого, как заявить, хотя и с оговорками, что я склонен принять это предложение. Основная оговорка такова: слэны должны согласиться на ассимиляцию человеческой расой. В целях этого слэнам нельзя будет заключать браки между собой, а только с людьми.

Кир Грей беззлобно посмотрел на него.

— Отчего ты решил, что от брака человека и слэна будет потомство?

— Это я и собираюсь выяснить, — произнес Джем Лорри настолько равнодушным голосом, что только Кэтлин уловила в нем напряженность. Она нагнулась вперед, стараясь не дышать. — Я решил взять Кэтлин в наложницы, и мы увидим, что получится. Надеюсь, никто не возражает?

Члены Совета помоложе пожали плечами. Кэтлин не нужно было читать их мысли, чтобы увидеть, что у них не было ни малейших возражений. Она заметила, что Джон Петти вовсе не обращал на разговор никакого внимания, а Кир Грей, казалось, был погружен в собственные мысли, как будто он тоже не слышал.

Вздохнув, она открыла рот, чтобы заговорить. Потом закрыла. Внезапно в ее мозгу появилась мысль: что если смешанные браки были единственным решением проблемы слэнов? Вдруг Совет примет предложение Джема Лорри! Хотя она знала, что его предложение целиком основано на его страсти к ней, могла ли она защищаться от него, если существовала хоть малейшая возможность, что слэны согласятся на этот план и таким образом закончатся столетия горя и убийств?

Она откинулась назад на стуле, смутно сознавая, насколько смешным было ее положение. Она пришла в палату заседаний Совета, чтобы защищать себя, и не осмелилась произнести ни слова. Кир Грей заговорил снова:

— В решении, предложенном Джемом, нет ничего нового. Сам Сэмюэл Ланн был заинтригован возможным результатом такого союза и убедил одну из своих внучек выйти замуж за человека. Детей от этого брака не было.

— Мне нужно убедиться в этом самому! — упрямо сказал Джем Лорри. — Это слишком важно, чтобы полагаться на результаты одного брака.

— Кроме того брака, были еще и другие, — мягко произнес Кир Грей.

В разговор нетерпеливо вступил еще один член Совета: «Важно то, что путем ассимиляции действительно можно добиться результата, и нет сомнений в том, что в результате человеческая раса будет доминировать. Нас более трех с половиной миллиардов на, скажем, пять миллионов, что может быть более точной оценкой. И даже если в результате не получится детей, это послужит в нашу пользу, потому что в пределах двухсот лет — учитывая, что их нормальная продолжительность жизни сто пятьдесят, — не останется ни одного живого слэна».

Кэтлин была шокирована тем, что Джем Лорри отстоял свою точку зрения. Она смутно видела на поверхности его мыслей, что он не собирается опять поднимать этот вопрос. Вечером он отправит за ней солдат; и никто после не сможет сказать, что кто-то в Совете был против. Их молчание означало согласие.

Несколько минут она осознавала лишь нестройный шум голосов и еще более нестройные мысли. В конце концов ее внимание привлекла одна фраза. С усилием она вновь опять сосредоточила свое внимание на присутствующих. Фраза «Можно уничтожить их и так!» заставила ее сконцентрироваться на том, как же далеко ушли от первоначального плана за эти несколько минут.

— Давайте проясним положение, — деловито сказал Кир Грей. — Появление идеи использования какого-либо очевидного соглашения со слэнами для того, чтобы их уничтожить, похоже, задела ответные струны, что вновь, как представляется, изгнало из ваших помыслов всякое допущение правдивого и честного соглашения, основанного, например, на идее ассимиляции.

Планы вкратце таковы. Номер один: позволить им смешиваться с людьми до тех пор, пока их личности не будут точно установлены, затем ударить, застать их врасплох, а потом выследить тех, кому удастся уйти, в самое непродолжительное время.

План номер два: заставить всех слэнов поселиться на острове, например где-нибудь на Гавайях, и когда они все будут там, окружить его кораблями и самолетами и уничтожить.

План номер три: обращаться с ними беспощадно с самого начала, настаивать, чтобы были их фотографии и отпечатки пальцев и чтобы они время от времени отмечались в полиции, что будет сочетать в себе элементы строгости и справедливости. Эта третья идея может понравиться слэнам, потому что, если разнести ее во времени, будет казаться, что таким образом охраняются все, кроме небольшого процента, который будет являться в полицию в каждый конкретный день. Ее строгость будет иметь дальнейшие психологически ценные последствия — даст им понять, что мы строгие, но заботливые, и может впоследствии, как ни парадоксально, но изменить их отношение.

Голос продолжал звучать, но почему-то во всем этом отсутствовало ощущение реальности. Как могли они сидеть и обсуждать предательство и убийство таких масштабов — семь человек, решающих за всю человеческую расу такой вопрос — важнее вопроса жизни и смерти.

— Какие же вы дураки, — горько сказала Кэтлин. — Вы что, думаете хоть на минуту обмануть слэнов вашими глупыми махинациями? Слэны могут читать мысли, и кроме того, все это шито такими белыми нитками и так смешно, все ваши хитрости настолько прямолинейны и голы, что мне странно, как это я раньше думала, что некоторые из вас интеллигентны и умны.

Они повернулись в ее сторону и молча, холодно уставились на нее. На губах Кира Грея показалась едва заметная довольная усмешка.

— Боюсь, что ошиблась ты, а не мы. Мы предполагаем, что они умны и подозрительны, и поэтому не предлагаем сложных идей, а это еще и элемент успешной пропаганды. Что же касается чтения мыслей, то мы никогда не встретимся с вожаками слэнов. Мы передадим мнение большинства оставшимся пяти членам Совета, которые будут проводить переговоры, будучи в полной уверенности, что мы играем в честную игру. Никому из подчиненных не будет дано никаких инструкций, кроме того, что все должно быть честно. Теперь ты понимаешь…

— Подождите минуту, — сказал Джон Петти, и в его голосе звучало такое торжество, что Кэтлин резко повернулась в его сторону. — Главная опасность для нас исходит не от нас самих, а от того, что эта девчонка-слэн услышала наши планы. Она сказала, что вступила в мысленный контакт с командиром слэнов на борту корабля, который приближался к дворцу. Другими словами, они знают, что она здесь. А что если рядом пролетит еще один корабль; тогда она сможет сообщить врагу о наших планах. Естественно, ее надо немедленно убить.

Отупляющий страх накатил на Кэтлин. Логика аргумента была непоколебима. Она увидела, как осознание этого заполняло мысли членов Совета. Отчаянно пытаясь избегнуть ухаживаний Джема Лорри, она попала в смертельную ловушку.

Остановившийся взгляд Кэтлин не сходил с лица Джона Петти. А тот светился от огромного удовольствия, которого он не мог скрыть. Несомненно, он не ожидал такой победы. Ее внезапность лишь усиливала ужас Кэтлин.

С трудом она оторвала взгляд от него и сосредоточилась на остальных. Неясные мысли, исходившие от них, теперь имели более концентрированную форму у каждого в отдельности. Не было сомнений относительно того, что они думали. Их решение не доставляло особенного удовольствия молодым членам Совета, у которых, в отличие от Джема Лорри, не было к ней личного интереса. Но их мнение было неизменно. Смерть.

Кэтлин казалось, что неотвратимость приговора была написана на лице Джема Лорри. Когда он повернулся к ней, на его лице был написан страх.

— Дура проклятая! — сорвалось у него.

С этими словами он начал отчаянно кусать губу, сильно согнувшись на стуле и раздраженно глядя в пол.

Теперь она находилась в состоянии совершенного изумления. Долго она смотрела на Кира Грея, но не видела его. С ужасом Кэтлин наблюдала, как по его лицу пробежала тень, а в глазах появилось изумленное выражение, и это придало ей немного уверенности: он не хотел, чтобы она умерла, иначе он бы не был так встревожен.

Уверенность и надежда, которая появилась, исчезли, как исчезает за облаком звезда. Самый его страх показывал, что у него нет решения проблемы, которая упала в комнату, как бомба. Медленно его лицо приняло равнодушное выражение, но у нее не было надежды, пока он не сказал:

— Смерть, возможно, была бы необходимым решением, если бы то, что она вступила в контакт со слэнами на борту корабля, было правдой. К счастью для нее самой, она лгала. На корабле не было слэнов. Корабль управлялся роботом.

В разговор вступил один из членов Совета:

— Мне казалось, что корабли, управляемые роботами, могут быть захвачены путем вмешательстве в их механизм при помощи радиоволн?

— Это действительно так, — сказал Кир Грей. — Вероятно, вы помните, как быстро корабль слэнов взмыл вверх и исчез. Диспетчеры-слэны, которые управляли им, дали ему такую команду, когда поняли, что мы успешно пытаемся перехватить их корабль. — Вождь безрадостно улыбнулся. — Нам удалось посадить корабль на болота в сотне миль к югу отсюда. По сообщениям, он был сильно поврежден, и его еще не вытащили, но через некоторое время его перевезут на большой машиностроительный завод, где, несомненно, его механизм будет изучен. — Он добавил: — Причиной того, что нам так долго не удавалось посадить корабль, послужил несколько иной принцип управления, для овладения которым потребовалась новая комбинация радиоволн.

— Важно лишь то, — нетерпеливо вступил Джон Петти, — что этот слэн присутствовал в комнате, слышал наши планы уничтожения ее народа и таким образом может представлять опасность для нас, потому что будет изо всех сил стараться информировать других слэнов о том, что мы задумали. Ее надо убить.

Кир Грей медленно поднялся, и, когда он повернулся к Джону Петти, на его лице было серьезное выражение. Когда он заговорил, в его голосе слышались металлические нотки: «Я вам уже сообщал, сэр, что я провожу социологическое исследование этого слэна, и буду очень благодарен вам, если вы воздержитесь от дальнейших попыток убить ее. Вы говорили, что вы ловите и казните примерно по сотне слэнов в месяц, а слэны утверждают, что до сих пор их существует еще одиннадцать миллионов. Я надеюсь, — в его голосе проскользнул сарказм, — я надеюсь, что мне будет позволено держать одного слэна для научных целей, которого, очевидно, вы ненавидите более всех остальных, вместе взятых…»

Джон Петти резко ответил:

— Это все очень здорово, Кир. Но мне бы хотелось узнать, почему Кэтлин Лэйтон лгала насчет того, что она была в мысленном контакте со слэнами?

Кэтлин глубоко вздохнула. Холод нескольких минут смертельной опасности по каплям уходил из нее, но эмоционально она все еще была оглушена. Неровным голосом она сказала:

— Потому что я знала, что Джем Лорри собирался сделать меня своей наложницей, и я хотела, чтобы вы знали — я против этого.

Она почувствовала, как волны мыслей прокатились по комнате — сначала понимание, потом недовольство.

— Ради Бога, Джем, — воскликнул один, — почему бы тебе не заниматься любовными делишками за пределами заседаний Совета?

Другой сказал:

— При всем моем уважении к Киру Грею невозможно терпеть, когда слэн возражает против чего-то, что приготовил для него человек, облеченный властью. Мне было бы интересно посмотреть, какое потомство может появиться в результате подобного союза. Твои возражения не принимаются; а теперь, Джем, пусть твои охранники тащат ее к тебе домой. Я надеюсь, что на этом дискуссия закончена!

Впервые за семнадцать лет Кэтлин пришло на ум, что есть предел нервного напряжения, которое может выдержать слэн. Внутри она ощущала натянутость, как будто что-то очень важное должно было вот-вот сломаться. Кэтлин не осознавала ни одной собственной мысли. Она просто сидела, до боли вцепившись в пластмассовые ручки кресла. Внезапно она поняла, что в ее сознании появилась резкая, хлестнувшая наотмашь мысль Кира Грея: «Дурочка! Как же тебя занесло в такую переделку?»

Тогда она посмотрела на него, впервые заметив, что он сидел, откинувшись на стуле, полузакрыв глаза и плотно сжав губы. В конце концов он сказал:

— Все это было бы очень хорошо, если бы подобные союзы нуждались в исследовании. Но это не нужно. Подробные описания более чем сотни совместных попыток слэнов и людей произвести потомство можно прочитать в архивах под грифом «Ненормальные браки». Причины бесплодия трудноопределимы, потому что люди и слэны не различаются в значительной степени. Причиной удивительно сильной мускулатуры слэнов является не иной тип мышцы, а повышение скорости нервных импульсов, которые ими управляют. Также отмечается увеличение количества нервных окончаний во всех частях тела, которое делает его гораздо более чувствительным.

Два сердца — это на самом деле не два сердца, а сочетание двух частей, которые могут работать независимо друг от друга. Также важно то, что эти две части вместе не слишком превосходят оригинал по размеру. Они просто лучше настроены.

Далее, усики, которые принимают и отправляют мысли, являются выростами из малоизвестных ранее формирований на коре головного мозга, которые, очевидно, служили источником всех телепатических явлений, известных людям раньше, и которые до сих пор практикуются людьми.

Итак, вы видите, то, что сделал Сэмюэл Ланн при помощи мутационной установки со своей женой, которая принесла ему трех первых младенцев-слэнов — одного мальчика и двух девочек — более шестисот лет тому назад, не прибавило ничего нового в человеческом теле, но лишь изменило или подвергло мутации уже существовавшее.

Кэтлин казалось, что он говорил, чтобы выиграть время. Его быстрая мысленная вспышка содержала в себе полутона полного понимания ситуации. Он должен был отдавать себе отчет, что никакие резонные соображения не охладят пыл такого человека, как Джем Лорри. Она слышала, как его голос продолжал звучать:

— Я даю вам эту информацию потому, что совершенно очевидно, что никто из вас никогда не побеспокоился о том, чтобы исследовать действительное положение вещей и сравнить с расхожими представлениями. Возьмем, к примеру, так называемый превосходящий интеллект слэнов, о котором говорится в полученном сегодня от них письме. На этот счет давным-давно был проведен старый опыт, в котором Сэмюэл Ланн, этот необычайный человек, воспитывал детеныша обезьяны, человеческого младенца и младенца-слэна в строго научных условиях. Обезьяна оказалась наиболее способной, за несколько месяцев научившись тому, на что младенцам человека и слэна потребовалось гораздо больше времени. Затем человек и слэн научились говорить, и обезьяна безнадежно отстала. Человек и слэн продолжали развиваться примерно одинаковыми темпами до тех пор, пока в возрасте четырех лет не начала работать телепатическая способность слэна. На этом этапе ребенок-слэн вырвался вперед.

Тем не менее впоследствии Ланн обнаружил, что путем интенсификации обучения человеческого ребенка ему представилась возможность догнать слэна и оставаться примерно вровень с ним, особенно в остроте ума. Огромным преимуществом слэна является способность читать мысли, что дает ему непревзойденную возможность заглянуть в психологию и таким образом иметь более ранний доступ к знаниям, которые человеческий ребенок может получить только с помощью слуха и зрения…

Джон Петти прервал его низким хриплым голосом:

— То, что ты говоришь, мне было известно давным-давно, именно из-за этого мы не можем рассматривать предложения о мирных переговорах с этими… этими чертовыми искусственными созданиями. Для того чтобы стать равным слэну, человеку приходится напрягаться в течение долгих лет, а слэнам это дается с чрезвычайной легкостью. Другими словами, все, кроме мизерной части населения, никогда не смогут быть чем-то большим, чем просто рабами, по сравнению со слэнами. Джентльмены, нужно говорить не о мире, а об усилении методов уничтожения. Мы не можем позволить себе риск этих макиавеллевских планов, которые мы сейчас обсуждали, потому что опасность, что что-то может пойти неправильно, слишком велика.

Один из членов Совета добавил:

— Он прав!

Несколько голосов откликнулось в поддержку; и внезапно исчезли сомнения относительно того, каким будет приговор. Кэтлин заметила, как Кир Грей пробежал пристальным взглядом по лицам. Он сказал:

— Если таково будет наше решение, то я буду считать серьезной ошибкой, если кто-то из нас возьмет сейчас ее в наложницы. Можно быть неправильно понятым.

Тишина, которая за этим наступила, была тишиной согласия, и взгляд Кэтлин перескочил на лицо Джема Лорри. Он холодно встретил ее взгляд, вяло поднялся на ноги и направился к двери. Когда она проходила мимо, он пошел с ней в ногу.

Лорри открыл ей двери и низким голосом произнес: «Это ненадолго, моя дорогая. Поэтому не строй напрасных надежд», — и самоуверенно усмехнулся.

Но не об этой угрозе думала Кэтлин, когда медленно шла по коридору. Она вспоминала удивление на лице Кира Грея, когда Джон Петти потребовал ее смерти.

Концы не сходились с концами: это не сочеталось с его вкрадчивыми словами, которые он произнес минутой спустя, когда проинформировал остальных о том, что корабль слэнов управлялся роботом и был посажен в болотах. Если это было так, почему он был так испуган? А если это было не так, значит, Кир Грей пошел на ужасный риск и солгал из-за нее и, вероятно, даже сейчас волновался на этот счет.

Глава 9

Джомми Кросс быстро, но внимательно смотрел на развалину, которую представляла собой Бабушка. Он не держал зла на нее за предательство, хотя в результате он оставался бездомным и будущность его была неясна.

Сперва нужно было решить, что делать со старухой.

Она сидела на стуле, и ее богатый экстравагантный разноцветный халат висел как мешок на ее высохшем теле. Она захихикала:

— Бабушка кое-что знает… да, Бабушка знает… — Ее слова перешли в бессмыслицу, потом: — Деньги, о Господи. Да! У Бабушки много денег на старость. Смотри!

С доверчивостью старой спившейся попрошайки она вытащила туго набитый черный мешок из-за пазухи, потом, со здравым смыслом устрицы, втащила его обратно.

Джомми Кросс был потрясен. Впервые он видел деньги своими глазами, хотя всегда знал все ее потаенные места. Но то, что она их вытащила сейчас, когда надвигалась облава, — такая глупость заслуживала крайнюю степень наказания.

Он продолжал стоять в нерешительности, слегка напрягшись от первого легкого давления мыслей снаружи, которое почти невесомым грузом легло на его сознание. Десятки людей приближались, держа перед собой тупые стволы ручных пулеметов. Он нахмурился. Джомми имел полное право оставить предательницу на милость разгневанных охотников, которые представят ее пред лицом закона, гласившего, что любой человек без исключения, давший приют слэну, «должен быть повешен за шею до наступления смерти».

В его воображении разворачивалась ужасная картина того, как Бабушку волокут на виселицу, как она молит о пощаде, как вырывается и пытается сбросить веревку с шеи, пинается, царапается, ругает своих палачей.

Он протянул руку и схватил ее за голые плечи, с которых свалился халат. Он тряс ее с холодной, злой решимостью, пока у нее не застучали зубы, пока она не начала всхлипывать от ужасной боли и в ее глазах не появился осознанный огонек. Он хрипло произнес:

— Тебе смерть, если ты останешься здесь. Ты что, не знаешь закона?

— Ох! — сказала она. Старуха села, на мгновение озадаченная, потом вновь впала в бессознательное состояние.

Быстрее, быстрее, думал он, и насильно проник в путаницу ее сознания, чтобы посмотреть, внесли ли его слова какую-нибудь ясность. Он уже собирался оставить свои попытки, когда обнаружил озадаченный, напуганный, настороженный маленький участок, почти похороненный под расплывающейся мешаниной ее мыслей.

— Все в порядке, — бормотала она. — У Бабушки много денег. Богатых не вешают. И это правильно.

В нерешительности Джомми отступил от нее. Мысли солдат грузом давили на его сознание. Они приближались, стягивая сужающееся кольцо. Их количество напугало его. Даже могучее оружие в его кармане могло оказаться бесполезным, если шквал пуль ударит по тонким стенам домика. А для того, чтобы уничтожить все мечты его отца, потребовалась бы всего одна пуля.

— Ради Бога, — произнес он вслух. — Какой я дурак! Что я буду с тобой делать, даже если вытащу тебя отсюда? Все дороги в городе будут перекрыты. Есть только одна реальная надежда, но и это будет безнадежно трудно сделать даже без пьяной старухи. Я не представляю себе, как я заберусь на тридцатый этаж по стене с тобой на шее.

Логика подсказывала, что он должен оставить ее. Он наполовину повернулся; но внезапно в его воображении еще раз возникла картина Бабушкиной казни во всех ужасных подробностях. Как бы она ни была плоха, само ее существование позволило ему остаться в живых. Этот долг нужно было отплатить. Быстрым движением он выхватил черный мешок у Бабушки из-за пазухи. Она пьяно заворчала, потом начала приходить в себя, когда он издевательски протянул руку с мешком прямо перед ее глазами.

— Смотри, — насмехался он, — все твои деньги, все твое будущее. Ты умрешь от голода. Тебя заставят мыть полы в ночлежке для бездомных. Тебя высекут.

Через пятнадцать секунд она протрезвела и поняла, что произошло, с ясностью закоренелого преступника.

— Бабушку повесят! — просипела она.

— Так-то лучше, — ответил Джомми Кросс. — На, забирай свои деньги. — Он мрачно усмехнулся, когда она выхватила их у него. — У нас есть тоннель, по которому мы уйдем. Он ведет из моей спальни в частный гараж на углу 407-й улицы. У меня есть ключ от машины. Мы подъедем к Воздушному Центру и украдем один из…

Он остановился, чувствуя ненадежность этой последней части плана. Казалось невозможным, чтобы эти слэны без усиков были настолько плохо организованы, что ему на самом деле удастся завладеть одним из прекрасных космических кораблей, которые ежедневно отправляли в космос. Правда, однажды ему удалось убежать от них с необъяснимой легкостью, но…

Резко выдохнув, Джомми Кросс опустил старуху на плоскую крышу здания, в котором находились космические корабли. Он тяжело опустился рядом с ней и лежал, тяжело дыша. Впервые в жизни он почувствовал мышечную усталость, вызванную чрезвычайным напряжением.

— О Господи, — выдохнул он, — кто бы мог подумать, что старуха такая тяжелая?

Она заворчала, когда до нее наконец начал доходить страх. Его сознание уловило первые признаки взрыва брани, его усталые мускулы мгновенно напряглись. Одним быстрым движением он зажал ей рот.

— Заткнись, — сказал он, — а то я сброшу тебя с крыши, как мешок картошки. Это все из-за тебя получилось, тебе и расхлебывать.

Его слова подействовали на нее, как ушат холодной воды. Он восхитился, как быстро отошла она от терзавшего ее страха. У нее явно еще был запас сил. Она отстранила его руку ото рта и угрюмо спросила:

— Что дальше?

— Нам нужно проникнуть в здание как можно скорее и… Он взглянул на часы и в испуге вскочил на ноги. Без двенадцати десять! Через двенадцать минут ракета взлетит. Нужно овладеть кораблем за двенадцать минут!

Он резко поднял Бабушку на ноги, закинул ее на плечо и побежал к центру крыши. Не было времени искать двери, и на таких дверях обязательно будет сигнализация, а на то, чтобы изучить и отключить ее, потребуется еще больше времени. Оставался один путь. Где-то должна быть мачта, по которой взлетали корабли, направляющиеся в отдаленные уголки межпланетного пространства.

Под ногами он почувствовал легкий подъем. Он встал как вкопанный, балансируя на носках, чуть было не потеряв равновесие от внезапной остановки. Осторожно он нащупал обратный путь к началу выступающего участка. Здесь должна быть верхушка мачты. Джомми быстро вытащил атомный пистолет своего отца из кармана. Разрушительный огонь рванулся вниз.

Он заглянул через образовавшееся круглое отверстие примерно четырех футов в диаметре в тоннель, который уходил вниз под углом ровно шестьдесят градусов. Сто, двести, триста ярдов, и затем неясные очертания корабля, который Джомми увидел, когда его глаза привыкли к полумраку. Он увидел заостренный, как у торпеды, нос и сопла двигателей обратной тяги, которые нарушали впечатление от закругленных, мягких форм корабля. Корабль казался угрожающим, хотя в эту минуту был неподвижен и тих.

У него возникло впечатление, что он смотрит в ствол огромной пушки на снаряд, который вот-вот должен был выстрелить. Сравнение настолько поразило его, что долгие секунды его мозг отказывался обдумывать, что же нужно теперь делать. Появилось сомнение. Хватит ли у него смелости соскользнуть вниз по гладкой как стекло стене, когда в любую секунду ракета могла взлететь в небо, сокрушая все на своем пути?

Он почувствовал холодок. С усилием он оторвал взгляд от парализующей глубины тоннеля и уперся взглядом, сначала невидящим, а потом все более и более очарованным, в отдаленный, высоко вознесшийся великолепный дворец. Его мысли внезапно улетучились, напряжение в его теле ослабло. Несколько долгих мгновений он просто стоял, упиваясь величием огромного, сверкающего драгоценного камня, каким был ночной дворец.

Он был хорошо виден из-за двух небоскребов, и он ослепительно сверкал. Его сверкание не ослепляло, не потрясало. Он горел мягким, живым, прекрасным светом, который каждую секунду менял цвет, восхитительным лучистым светом, который играл и переливался тысячами сочетаний, и каждое сочетание было иногда тонким и незаметным, иногда поразительно отличным от предыдущего. Сочетания ни разу не повторялись.

Сверкание продолжалось, и казалось, что дворец был живой! Один раз башня, этот полупрозрачный сказочный терем, осветилась бирюзовым цветом. И в эту же секунду видимая нижняя часть двора стала глубокого рубиново-красного цвета. Один миг — и потом рассыпалась на миллион оттенков: голубой, красный, зеленый, желтый. Все цвета, все возможные оттенки присутствовали в этом бесшумном взрыве огней.

Тысячу ночей его душа насыщалась этой красотой, и сейчас он вновь почувствовал ее волшебное воздействие. Она вливала в него силу. Мужество вернулось к нему, он почувствовал, как прежде, что его не сломить, не уничтожить. Он стиснул зубы и угрюмо посмотрел в уходящий под острым углом тоннель, такой гладкий, что спуск вниз, на стальное дно, обещал быть сумасшедше быстрым.

Опасность спуска была символом всего его будущего — неопределенного будущего, предсказать которое сейчас было еще труднее, чем когда-нибудь. Было бы лишь справедливо считать, что слэны без усиков прекрасно знали о его присутствии здесь, на крыше. Должны же быть системы сигнализации — просто обязаны.

— Что ты таращишься в эту дыру? — заныла Бабушка.

— Где тут двери. Времени мало…

— Времени! — . воскликнул Джомми Кросс. Его часы показывали без четырех десять, и по его телу пробежала дрожь. Восемь минут ушло на то, чтобы завоевать крепость, осталось всего четыре. Он уловил мысль Бабушки и понял, что та догадалась о его намерениях. В ту же секунду он зажал ей рот, и ее испуганный крик заглох. В следующее мгновение они оба уже падали, и пути назад не было. Они почти не почувствовали касания о стенку тоннеля, как будто движение замедлилось. Казалось, что стенка мягко подается под его телом, и ощущение движения было очень слабым. Но его глаза и мозг не обманулись. На них стремительно надвигался тупой нос корабля. Впечатление, что корабль на полной скорости летит на них, было настолько сильно, что усилием воли ему пришлось подавить внезапное паническое чувство.

— Быстрее! — прошипел он Бабушке. — Тормози! Как можешь тормози!

Старухе не пришлось повторять дважды. Из всех инстинктов в ее изношенном теле инстинкт самосохранения был самым сильным. Кричать, чтобы спасти свою душу, она не могла, но даже сейчас ее губы тряслись от страха, когда она боролась за свою жизнь. Ее похожие на бусинки глаза блестели от страха — но она боролась! Она цеплялась за блестящий металл, вытягивая костлявые руки, упиралась ногами в металлическую поверхность; и хотя результат был мизерным, но это помогло.

Стремительно корпус корабля вознесся над головой Джомми Кросса, гораздо выше, чем он ожидал. Отчаянным усилием он подтянулся, стараясь достать первое толстое кольцо ракетных дюз. Его пальцы коснулись рубчатой, обожженной поверхности металла, соскользнули — и мгновенно отцепились.

Он оторвался и только тогда понял, что падает в полный рост. Он тяжело приземлился, почти теряя сознание, но тут же, благодаря особой силе мускулов слэна, вскочил на ноги. Его пальцы ухватились за одну из больших дюз во втором кольце мертвой хваткой, и неконтролируемая часть пути кончилась. Его поташнивало от перенапряжения, он отпустил руки и, согнувшись, сел, потряс головой, пытаясь отогнать головокружение, как вдруг увидел освещенный круг внизу, под огромным корпусом корабля.

Корабль стоял под таким острым углом к полу тоннеля, что ему пришлось согнуться пополам, чтобы иметь возможность медленно продвигаться по направлению к свету. Про себя он размышлял: открытая дверь, здесь, за несколько секунд до взлета огромного корабля? Это на самом деле дверь! Отверстие примерно два фута в диаметре в металлической стенке футовой толщины, и крышка на петлях.

Он нерешительно просунул голову в отверстие, держа наготове свой ужасный пистолет, настороженно ожидая малейшего движения. Но никого не было.

С первого взгляда он заметил, что это была рубка управления. В ней стояли стулья, и панель со множеством сложных приборов, и еще большие, изогнутые, блестящие панели по обе стороны от нее. Виднелась еще одна открытая дверь, ведущая во второй отсек корабля. За какую-то секунду он вскочил внутрь и затащил паникующую старуху за собой. Затем он легко подскочил ко второй двери.

Джомми осторожно остановился на пороге и заглянул вовнутрь. Во втором помещении стояли такие же глубокие, удобные кресла, как и в первом. Но больше половины пространства было занято привязанными цепями упаковочными ящиками. Виднелись еще две двери. Одна, очевидно, вела в третий отсек длинного корабля. Она была приоткрыта, и за ней тоже виднелись ящики и, смутно, еще одна дверь, ведущая в четвертый отсек. Но то, что он увидел в другой двери, заставило Джомми замереть на месте.

Дверь была позади стульев и вела наружу. Через нее в корабль лился свет из огромного зала снаружи и виднелись мужские фигуры. Он широко раскрыл свое сознание. Мгновенно он уловил нахлынувшие мысли многих людей, их было бесчисленное множество, они не были полностью укрыты щитом, и он воспринимал эти просочившиеся, угрожающие, настороженные обрывки мыслей, и ему казалось, что сотни слэнов без усиков снаружи чего-то ждали.

Он оборвал мысленный контакт и подбежал к приборной панели, которая занимала всю переднюю часть рубки управления. Сама панель была примерно ярд в ширину, два ярда в длину, и представляла собой множество светящихся лампочек и сверкающих рычажков на металлической подставке. Рычажков было больше десятка, до всех было легко дотянуться со стоявшего напротив стула.

По обеим сторонам приборной панели располагались большие, изогнутые, блестящие, похожие на металлические пластины, которые он уже видел. Их выпуклые поверхности светились мягким светом. Невозможно было разобраться в незнакомой системе управления за несколько секунд. Сжав губы, он сел на стул напротив панели, быстро, намеренно грубо, включил все переключатели и передвинул все рычажки в верхнее положение.

Раздался звук закрывающейся двери. Наступило чудесное ощущение легкости, потом стремительное, почти давящее чувство движения вперед и затем тихий, ритмичный, низкий рев, и тут же назначение больших выпуклых экранов стало понятным. На правом появилось изображение неба впереди. Джомми была видна земля и огни внизу, но корабль поднимался слишком круто вверх, и земля была видна лишь в искаженной нижней части экрана.

Но на левом экране было все великолепие освещенного города, такого огромного, что оставалось только удивляться, когда он проплывал внизу. Далеко в стороне он заметил ночное великолепие дворца.

Потом город исчез вдали. Осторожно он отключил механизмы, которые запустил, наблюдая за результатом каждого своего действия. В течение двух минут ему стало ясно предназначение панели и тех механизмов, которыми она управляла. Назначение четырех выключателей оставалось непонятным, но этим можно было заняться позже.

Он выровнял корабль, потому что не планировал выход в безвоздушное пространство. Это требовало близкого знакомства с каждым винтиком машины, а его целью было создать новую, безопасную базу для дальнейших действий. А потом, когда корабль понесет его, куда он захочет…

Его мысли унеслись вдаль. У него внезапно возникло странное ощущение силы. Многое нужно было сделать, но в конце концов он вырвался из клетки, достаточно взрослый и сильный, физически и умственно, чтобы жить безопасной, защищенной жизнью. Должны пройти годы, долгие годы, отделявшие его от зрелости. Нужно было овладеть наукой отца, научиться пользоваться ею. И прежде всего нужно было тщательно обдумать реальный план обнаружения истинных слэнов и сделать первые пробные шаги в этом направлении.

Мысль пропала, когда он внезапно вспомнил о Бабушке. Мысли старухи легонько стучались в его сознание все это время. Он знал, что она прошла в соседнюю комнату, и в его мозгу разворачивалась картина того, что она видела. И вдруг — так просто — картинка медленно исчезла, как будто она внезапно закрыла глаза.

Джомми Кросс выхватил пистолет и одновременно повернулся и отпрыгнул в сторону. В дверном проеме сверкнула вспышка огня, который пролетел как раз там, где только что была его голова. Пламя коснулось приборной панели и погасло. Высокая, взрослая женщина слэн без усиков, стоящая в дверном проеме, мгновенно навела ствол своего небольшого серебристого пистолета в его сторону. Все ее тело окаменело, когда она увидела, что за оружие направлено на нее. Долгое мгновение они не двигались. Глаза женщины засверкали.

— Ах ты — проклятая змея!

Несмотря на гнев, а может быть, из-за него, ее голос звенел, как золотой колокольчик, и внезапно Джомми Кросс почувствовал себя побежденным. Ее вид и ее голос внезапно пробудили мучительные воспоминания о матери, и он беспомощно понимал, что никогда не сможет убить такое прекрасное существо, так же как он не смог бы убить свою собственную мать. Несмотря на то, что он держал ее на прицеле своего могучего оружия, а она держала на прицеле его, он был полностью в ее власти. И то, что она выстрелила ему в спину, указывало на ее решимость, которая сверкала в блестящих серых глазах. Убийство! Сумасшедшая ненависть слэнов без усиков к истинным слэнам хотя Джомми Кросс и был напуган, рассматривал ее и все больше очаровывался. Она была сложена просто, изящно, но крепко. Она стояла, вскинув голову, насторожившись, наклонившись вперед и отставив ногу, как бегун, готовый к старту. Ее правая рука, в которой она держала пистолет, была тонкая, с изящными пропорциями, с красивым загаром, но в ней чувствовалась и сила. Левая рука была наполовину спрятана за спиной, как будто она быстро шла, свободно размахивая руками, а потом замерла на месте, с одной рукой, поднятой кверху, а другой — за спиной.

Она была одета в простой мундир, туго перетянутый в талии. Как гордо она наклонила голову с блестящими темно-каштановыми волосами, коротко подстриженными и завитыми. Ее лицо под каштановой короной волос несло выражение чувственной красоты, не слишком полные губы, тонкий, правильной формы нос, нежные щеки. Но в линиях ее лица неуловимо проглядывала властность, недюжинный ум. Ее кожа была мягкой и чистой, цвет лица — безукоризненным, а в глубине серых глаз сверкали искры.

Нет, он не мог стрелять; он не мог убить эту изысканно красивую женщину. Но все же — все же ему нужно было заставить ее поверить, что он сможет это сделать. Джомми стоял и изучал мысли на поверхности ее сознания, маленькие обрывки, которые мелькали в нем. Она не могла полностью скрыть их, ее защита отличалась той же неполнотой, которую он заметил у других слэнов без усиков, возникающей, возможно, из неспособности читать мысли и таким образом определить, что же на самом деле значила полная защита.

В данный момент он не мог позволить себе проследить слабые вибрации воспоминаний, которые пульсировали в ней. Имело значение лишь то, что он стоял лицом к лицу с этой чрезвычайно опасной женщиной, оружие у обоих наготове, каждый нерв и мускул натянут до предела.

Женщина заговорила первой:

— Это чрезвычайно глупо, — сказала она. — Нам нужно сесть, положить оружие на пол перед собой и обсудить. Это снимет невыносимое напряжение, но в конце концов наше положение останется таким же, как сейчас.

Джомми Кросс был озадачен. Это предложение означало слабость перед лицом опасности, которая не была заметна на этом мужественном лице. Тот факт, что она сделала такое предложение, прибавил ему уверенности в своем положении, но он испытывал подозрения и был убежден, что ее предложение надо обдумать на случай неожиданного подвоха. Джомми медленно произнес:

— За вами будет преимущество. Вы взрослый слэн, ваши мускулы лучше координированы. Вы можете схватить ваш пистолет быстрее, чем я.

Она деловито кивнула:

— Это правда. Но на самом деле у тебя есть преимущество, ты можешь читать по крайней мере часть моих мыслей.

— Напротив, — не моргнув глазом соврал он, — когда вы укрываете мысли щитом, вы защищаете их настолько, что мне никак не удастся угадать ваши намерения.

Когда Джомми произнес последние слова, он понял, насколько же неплотно были на самом деле укрыты ее мысли. Несмотря на то, что его мысли были сосредоточены на грозившей опасности и он не совался в ручеек ее мыслей, до него дошло достаточно, чтобы представить себе краткую, но связную биографию этой женщины.

Ее звали Джоанна Хиллори. Она была профессиональным пилотом Марсианского Пути, но это был ее последний рейс на многие месяцы. Причиной тому было ее недавнее бракосочетание с инженером, работающим на Марсе, и она ждала ребенка — поэтому ее переводили на другую работу, где ее организм не будет подвергаться постоянным перегрузкам, которые неизбежны в космических путешествиях.

Джомми Кросс почувствовал облегчение. Недавно вышедшая замуж женщина, ждущая ребенка, не полезет на рожон. Он сказал:

— Хорошо, давайте одновременно положим оружие на пол и сядем.

Когда оружие оказалось на полу, Джомми Кросс взглянул на женщину-слэна и удивился довольной усмешке, в которой скривились ее губы. Улыбка становилась все шире, все более отчетливо она смеялась над ним.

— А теперь, когда ты разоружился, — мягко сказала она, — приготовься к смерти!

Очень напуганный, Джомми Кросс уставился на миниатюрный пистолет, который блестел в ее левой руке. Должно быть, она прятала это игрушечное оружие все время, пока они напряженно стояли друг против друга, с издевательской уверенностью ожидая возможности воспользоваться им. Ее голос звенящий как музыка золотого колокольчика, послышался вновь:

— Значит, ты проглотил всю эту чушь про то, что я — бедная беззащитная невеста, которая ждет ребеночка, а ее саму ждет не дождется любящий муж! Взрослая змея не была бы так доверчива. Но раз так, то маленькая змея, которая стоит передо мной, сейчас умрет за свою невероятную глупость.

Глава 10

Джомми Кросс смотрел на маленький пистолет, который женщина-слэн крепко держала в руке. Сквозь пелену изумления и страха он внезапно ощутил, что фоном к его невезению служило мягкое, очень быстрое движение корабля. Ускорения не чувствовалось — лишь неустанное продвижение, миля за милей беспрерывного полета, и было совершенно непонятно, находятся они все еще в земной атмосфере или уже в космосе.

Напуганный, он стоял и не шевелился. В его сознании не было панического ужаса, но в нем не было и никакого плана. Любая мысль о действии улетучилась из его головы в тот момент, когда он с удивлением осознал, что его жестоко обманули. Женщина использовала свои недостатки, чтобы победить его.

Должно быть, она знала, что ее мысленный щит был непрочным, и поэтому, с почти животной хитростью, она позволила этой маленькой душещипательной истории просочиться наружу, а она была предназначена для того, чтобы показать Джомми, что эта женщина никогда, нет, никогда не найдет в себе мужества бороться до конца. Теперь было ясно видно, что ее мужество было прочнее закаленной стали и помериться с ней силами он смог бы только через несколько лет.

Джомми покорно отошел в сторону, куда она угрожающе указала стволом, и настороженно наблюдал за ней, пока Джоанна нагибалась, чтобы поднять с пола два пистолета — сначала свой, потом его. Но она ни на секунду не спускала с него глаз, и ни разу ствол пистолета, направленный в его сторону, не шелохнулся.

Джоанна убрала пистолет поменьше, которым она обманула его, а пистолет покрупнее взяла и, даже не взглянув, заперла его в ящике под приборной панелью.

Ее внимательность не оставляла надежд на то, что мальчику удастся отвлечь ее и заставить отвернуть оружие в сторону. То, что она не застрелила его на месте, должно было означать, что она вначале хотела с ним поговорить. Но Джомми не хотел бросать эту возможность на произвол судьбы. Он хрипло произнес:

— Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов, прежде чем вы меня убьете?

— Вопросы буду задавать я, — холодно ответила она. — Нет смысла в том, чтобы ты удовлетворял свое любопытство. Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

Она кивнула.

— Значит, ты находишься в той стадии умственного и эмоционального развития, когда будешь благодарен за отсрочку смерти даже на несколько минут; и, как взрослому человеку, тебе, возможно, будет приятно услышать, что, пока ты отвечаешь на мои вопросы, я не нажму на курок этого электрического пистолета, хотя конечный результат все равно будет тот же.

Джомми Кросс не стал тратить время даже на обдумывание ее слов, а сразу сказал:

— Как вы узнаете, что я говорю правду?

Женщина самоуверенно улыбнулась:

— Правда присутствует в самой изощренной лжи. Нам, слэнам без усиков, не имеющим возможности читать мысли, пришлось до предела развить психологические способности. Но это так, к слову. Тебя отправили, чтобы захватить корабль?

— Нет.

— Тогда кто ты?

Он спокойно и кратко поведал ей свою биографию. Когда он рассказывал, то заметил, что глаза женщины сузились, а на лице отразилось удивление.

— Значит, ты мне пытаешься доказать, — резко перебила она, — что ты и есть тот самый мальчишка, который пришел в здание Воздушного Центра шесть лет назад?

Он кивнул:

— Я был поражен, когда обнаружил там таких убийц, что они могли прикончить и ребенка…

Он замолчал, потому что в ее глазах сверкнул огонь.

— Ну вот и договорились наконец, — медленно сказала она. — Шесть долгих лет мы обсуждали и анализировали, правы ли мы были, когда дали тебе уйти.

— Вы… дали… мне… уйти?! — выдохнул Кросс.

Она не обратила на него никакого внимания и продолжала говорить как ни в чем не бывало:

— И с тех самых пор мы с нетерпением ждали реакции змей. Мы были совершенно уверены в том, что они нас не предадут, потому что не захотят, чтобы наше величайшее изобретение — космический корабль — попало в руки людей. Главный вопрос, который мы себе задавали, был такой: что стояло за этим разведывательным маневром? Теперь, когда ты попытался украсть космический корабль, у нас есть ответ.

Потеряв дар речи, Джомми Кросс слушал ее рассказ, заключавший в себе неверный анализ, и в нем рос испуг. Этот испуг не имел ничего общего с грозившей ему лично опасностью — это было невероятное сумасшествие войны слэнов против слэнов. Масштабность этой катастрофы невозможно было себе представить. Звенящий голос Джоанны Хиллори продолжал звучать в его ушах, но теперь в нем слышался триумф.

— Хорошо, когда есть возможность убедиться в том, о чем давно подозревал, а улик теперь более чем достаточно. Мы исследовали Луну, Марс и Венеру. Мы дошли до спутников Юпитера и ни разу не встретили вражеского космического корабля, ни малейшего намека на змей.

Вывод напрашивается сам собой. По какой-то причине, возможно потому, что их предательские усики вынуждают их все время перемещаться с места на место, им не удалось изобрести антигравитационные экраны, которые позволяют строить космические корабли. Но, какова бы ни была причина, логическая цепочка приводит к выводу, что они не могут совершать космических полетов.

— Вы с вашей логикой, — сказал Джомми, — просто убиваете меня. Просто невероятно, что слэн может так ошибаться.

На секунду подойдите к этому здраво и представьте, просто представьте, что мой рассказ — правда.

Она улыбнулась тонкой улыбкой, которая лишь мгновение была видна на ее губах:

— С самого начала существовало две возможности. О первой я тебе уже рассказала. Другая же — то, что у тебя действительно не было контактов со слэнами, — беспокоила нас долгие годы.

— Понимаешь, если ты был послан слэнами, то получается, что они уже знали, что мы контролируем авиалинии. Но если ты был независимым слэном, значит, у тебя оказался секрет, который рано или поздно, когда ты действительно встретишься со змеями, стал бы опасен для нас. Короче, если твой рассказ — правда, то мы должны убить тебя, чтобы предотвратить передачу им твоего секрета, так как мы придерживаемся политики не испытывать судьбу по отношению к змеям. В любом случае ты уже покойник.

Ее слова звучали грубо, тон был ледяной. Но гораздо страшнее, чем ее тон, было то, что правота или неправота, правда или ложь не имели значения для этой женщины-слэна. Он был потрясен до глубины души мыслью, что, если такая аморальность означала справедливость для слэнов, тогда слэнам будет нечего предложить миру — тому миру, где царили симпатия, доброта и все наполняющая нежность, которую он так часто встречал в сознании человеческих существ. Если все взрослые слэны были таковы, тогда надежды не было.

В его голове вертелась картина страшной, вызывающей головокружение пропасти бессмысленной вражды между слэнами, людьми и слэнами без усиков, и мысли чернее черной ночи полностью поглотили его. Возможно ли было, что великие мечтания его отца и еще более великие его труды будут уничтожены, сметены этими безумными братоубийцами? Бумаги по секретной науке его отца, которые он лишь недавно вытащил из катакомб, лежали у Джомми в кармане; ими будут пользоваться, и ими будут злоупотреблять жестокие, безжалостные слэны без усиков, если эта женщина убьет его. Вопреки логике, вопреки очевидности того, что у него не было надежды застать взрослого слэна врасплох, ему нужно было остаться в живых, чтобы ничего этого не произошло.

Джомми сосредоточенно посмотрел ей в лицо, заметив морщинки раздумья у нее на лбу, задумчивость, которая, однако, ничуть не ослабляла ее настороженности. Морщинки разгладились, когда она произнесла:

— Я обдумывала эту ситуацию. Конечно, у меня достаточно полномочий, чтобы уничтожить тебя, не консультируясь с нашим Советом. Весь вопрос в том, достойна ли твоя проблема их внимания, или будет достаточно краткого сообщения… Вопрос о помиловании не стоит, поэтому не надейся напрасно.

Но надежда появилась. Пройдет время, прежде чем его представят перед Советом, а время значило жизнь. Он произнес взволнованно, хотя прекрасно осознавал необходимость спокойствия:

— Надо сказать, что эта вражда между слэнами и слэнами без усиков просто не укладывается у меня в голове. Разве вы не понимаете, насколько бы улучшилось положение, если бы вы жили в согласии со «змеями», как вы их называете. Змеи! Само слово говорит об интеллектуальном банкротстве, предполагает наличие пропагандистской кампании, переполненной лозунгами и эмоциями.

В ее глазах опять засверкал серый огонь, а в голосе звучала ядовитая насмешка:

— Небольшой экскурс в историю позволит тебе лучше понять проблему согласия слэнов. Слэны без усиков существуют около четырехсот лет. Как и истинные слэны, они представляют собой отдельную расу, рождаются без усиков, что является их единственным отличием от змей. Из соображений безопасности они образовывали коммуны в отдаленных районах, где опасность быть обнаруженными была сведена до минимума. Они были готовы к самым дружественным отношениям с истинными слэнами в борьбе против общего врага — рода человеческого!

Каков же был их ужас, когда они подверглись нападению, когда их стали убивать, разрушать огнем и мечом их тщательно построенную цивилизацию, и кто — истинные слэны! Они отчаянно пытались установить контакт, подружиться с ними, но это оказалось невозможным. В конце концов они обнаружили, что смогут выжить, найти безопасное место только в контролируемых людьми больших городах. Истинные слэны из-за своих предательских усиков не отваживались появляться там.

— Змеи! — В ее голосе больше не было насмешки. Осталась только горечь. — Как же их по-другому назвать? У нас нет к ним ненависти, но мы испытываем чувство разочарования и недоверия. Наша решимость уничтожать их — чистая самооборона, но она превратилась в жесткий, неизменный курс.

— Но конечно же, ваши руководители могли бы переговорить с ними?

— Переговорить с кем? За последние триста лет мы не обнаружили ни одного места, где бы укрывались истинные слэны. Мы поймали нескольких, которые нападали на нас. Некоторых убили при попытке к бегству. Но ничего нового о них мы не узнали. Они существуют, но где, как и какова их цель — об этом у нас нет ни малейшего представления. Нет на земле большей загадки, чем эта.

Джомми напряженно перебил:

— Если это правда, если вы не лжете, пожалуйста, мадам, опустите на некоторое время ваш мысленный щит, чтобы я мог убедиться в том, что ваши слова правдивы. Мне эта вражда тоже стала казаться безумной с тех пор, как я обнаружил, что существуют два вида слэнов и что они воюют друг с другом. Если бы я мог абсолютно убедиться в том, что это безумие одностороннее, я бы мог…

Ее слова, когда она его прервала, хлестнули Джомми, как пощечина:

— А что ты можешь сделать? Помочь нам? По-моему, у тебя создалось неправильное впечатление, что мы можем поверить в такое намерение и отпустить тебя. Чем больше ты говоришь, тем более опасным ты мне кажешься. Мы всегда предполагали, что змеи, с их умением читать мысли, превосходят нас, и поэтому им нельзя давать времени и возможности сбежать. Твоя молодость выручила тебя в прошлый раз, но теперь, когда я знаю про тебя все, нет резона оставлять тебя в живых. Тем более что нет причины, по которой тебя бы было необходимо представить Совету. Еще один вопрос — и потом ты умрешь!

Джомми Кросс со злостью смотрел на женщину. В нем не осталось дружелюбия, никакого ощущения родства между этой женщиной и своей матерью. Если она говорила правду, то ему придется обратить свои симпатии к слэнам без усиков, а не к таинственным, ускользающим истинным слэнам, которые действовали с такой невозможной жестокостью. Но главным сейчас были не его симпатии, а то, что из каждого слова, которое она произнесла, становилось все более понятно, насколько опасно позволить самому могучему оружию в мире упасть в это адское варево ненависти. Он должен одолеть эту женщину, должен спасти себя. Обязан. Он быстро сказал:

— Прежде чем вы зададите этот последний вопрос, подумайте серьезно о том, какая беспрецедентная возможность представилась вам. Возможно ли, что вы позволите ненависти затуманить ваш рассудок? По вашим словам, вы впервые за историю слэнов без усиков поймали слэна с усиками, который абсолютно убежден, что двум типам слэнов необходимо сотрудничать, а не воевать.

— Не будь глупцом, — сказала Джоанна. — Все слэны, которых мы ловили, могли наобещать все что угодно.

Слова летели как камни, и Джомми Кросс сжался, почувствовав себя побежденным, а свои аргументы ничтожными. В своих самых сокровенных мыслях он всегда представлял себе взрослых слэнов благородными существами, достойными, презрительно относящимися к своим палачам, полным сознания собственного превосходства. Но наобещать что угодно… Он торопливо заговорил вновь, отчаянно пытаясь спасти свое положение:

— Данная конкретная ситуация от этого не меняется. Вы можете проверить все, что я рассказывал о себе. То, что мои мать и отец были убиты. То, что мне пришлось бежать из дома старухи-попрошайки, которая лежит в соседней комнате. Все совпадет, и будут доказательства того, что я тот, за кого себя выдаю: истинный слэн, который никогда не был связан ни с какой тайной организацией слэнов. Разве можете вы легко отбросить такое предложение? Первым делом вы и ваши люди должны помочь мне найти слэнов, а потом я смогу выступить в качестве посредника, установить с ними контакт впервые за всю вашу историю. Скажите, вам удалось узнать, почему истинные слэны так ненавидят ваш народ?

— Нет, — сказала она. — У нас были смехотворные утверждения от пойманных слэнов относительно того, что они просто не выносят существования других видов слэнов и что право на жизнь имеет только совершенный результат, полученный на машине Сэмюэла Ланна.

— Машине… Сэмюэла… Ланна! — Джомми Кросс внезапно почувствовал почти физическую боль, как будто его мысли были вырваны с корнем. — Вы что, на самом деле, вы действительно хотите сказать, что слэны были первоначально сделаны на машине?

Он увидел, что женщина уставилась на него, нахмурив брови. Она медленно произнесла:

— Я почти начинаю верить твоим рассказам. Мне казалось, что каждому слэну известна история того, как Сэмюэл Ланн испытывал на своей жене мутационную установку. Позднее, в течение неизвестного времени, следующего за войной слэнов, на мутационной установке был произведен новый вид слэнов — слэны без усиков. Разве твоим родителям не удалось ничего об этом выяснить?

— Это должно было достаться мне, — безрадостно произнес Джомми. — Я должен был заниматься исследованиями, искать контакты, пока мать и отец готовили…

Он замолчал, чрезвычайно рассерженный на самого себя. Время и место не подходили для того, чтобы откровенничать относительно своего отца, который посвятил науке всю свою жизнь и не хотел терять ни одного дня на поиски, которые, как он считал, будут долгими и трудными. Первое же упоминание о науке может подтолкнуть эту несомненно неглупую женщину к тому, чтобы изучить его пистолет. Сейчас она, очевидно, была уверена, что он представлял собой разновидность ее собственного электрического оружия. Он продолжил:

— Если эти машины до сих пор существуют, значит, все обвинения людей, что слэны делают из человеческих младенцев чудовищ, справедливы.

— Я видела несколько таких чудовищ, — кивнула Джоанна Хиллори. — Неудачи неизбежны. Так много неудач.

Джомми Кроссу показалось, что больше его ничем невозможно будет удивить. Все, во что он так долго верил, верил искренне и гордо, рассыпалось как карточный домик. Ужасная ложь не была ложью. Люди боролись с макиавеллевской напастью, бесчеловечность которой было трудно себе представить. Он наконец заметил, что Джоанна Хиллори продолжает говорить.

— Нужно допустить, что, несмотря на мое убеждение, что Совет тебя уничтожит, вопросы, которые ты поднял, действительно ставят нас перед очень щекотливой ситуацией. Я решила, что представлю тебя перед Советом.

Потребовалось какое-то время, чтобы до него дошло значение ее слов; потом по нему прокатилась волна дикого, безудержного облегчения. Казалось, что невыносимый груз становится легче, легче… Потом появилось странное ощущение невесомости. Наконец у него появилось то, что ему было так отчаянно нужно: время, драгоценное время! Если у него будет время, то чистая случайность может помочь ему бежать.

Он наблюдал за Джоанной, пока она осторожно настраивала приборную панель. Когда она нажала на кнопку, раздался щелчок. Ее слова улетели вдаль, туда, где покоились его надежды, а потом ввергли его в пропасть. Она сказала:

— Вызываю членов Совета… Срочно… Пожалуйста, настройтесь на волну 7431 для вынесения немедленного приговора по особому случаю.

Немедленный приговор! Он рассердился сам на себя за то, что у него еще возникла какая-то надежда. Нужно было сообразить, что не потребуется его физического присутствия перед Советом при таком уровне развития радиотехники. В случае, если выводы Совета не отличаются от тех, которые высказала Джоанна Хиллори, с ним было покончено.

Тишина ожидания, последовавшая за этим, казалась более настоящей, чем реальность. Был слышен непрекращающийся, пульсирующий высокий рев реактивных двигателей, чувствовалось сопротивление атмосферы, можно было уловить настойчивый поток мыслей от Бабушки — все это вместе было далеко не тишиной.

Картина разбилась на кусочки. Бабушка. Активный, осознанный поток Бабушкиных мыслей. Джоанна Хиллори, встретив сначала его отпор, а потом начав расспрашивать его вместо того, чтобы убить его на месте, дала Бабушке время очнуться от удара, чтобы неслышно подкрасться к нему сзади. Легкого удара хватило ненадолго. Старая перечница очухалась. Джомми широко открыл свое сознание навстречу потоку Бабушкиных мыслей:

«Джомми, она убьет нас обоих. Но у Бабушки есть план. Подай какой-нибудь знак, что ты меня слышишь. Постучи ногой, Джомми. У Бабушки есть план, как сделать так, чтобы она нас не убила».

Снова и снова он читал одно и то же настойчивое сообщение, которое никогда не повторялось в мелких деталях, всегда сопровождаемое побочными мыслями и неконтролируемыми отклонениями. Ни один человеческий мозг, особенно такой недисциплинированный, как у Бабушки, не мог держать линию рассуждений абсолютно прямо. Но главный смысл был один и тот же. Бабушка была жива. Бабушка понимала опасность. И Бабушка была готова на все, чтобы избежать этой опасности.

Как бы ненароком Джомми Кросс начал притопывать ногой по полу, сильнее, громче, до тех пор, пока…

— Бабушка слышит. — Он остановился. Ее возбужденные мысли побежали дальше: — На самом деле у Бабушки есть два плана. Первый такой: Бабушка громко зашумит. Это тоже застанет женщину врасплох и даст тебе время наброситься на нее. Потом Бабушка подбежит и поможет. Второй план такой: Бабушка поднимется с пола, на котором она сейчас лежит, подкрадется к двери, потом набросится на женщину, когда она будет проходить мимо. Это застанет ее врасплох, и в ту же секунду ты тоже сможешь наброситься на нее. Бабушка скажет: «один», потом «два». Постучи ногой после того плана, который тебе больше нравится. Обдумай их минутку.

Думать было незачем. План номер один был немедленно отброшен. Никакой громкий звук не сможет по-настоящему отвлечь невозмутимого слэна. Физическое нападение, нечто конкретное, было единственной надеждой.

«Один!» — мысленно произнесла Бабушка. Он ждал, иронично наблюдая за напряженными полутонами в ее мыслях, оставленной надеждой, что он найдет план номер один удовлетворительным и уменьшит опасность, грозящую ее драгоценной шкуре. Но старуха была практичной женщиной, и глубоко в ее мыслях сидело убеждение, что план номер один был слабоват. В конце концов ее мозг с неохотой выдал слово «Два!»

Джомми Кросс постучал ногой. Одновременно он услышал, что Джоанна Хиллори разговаривала по радио, передавая его биографию и его предложение о сотрудничестве, и в конце высказала собственное мнение о том, что его необходимо уничтожить.

Джомми Кроссу пришла отдаленная мысль, что еще несколько минут назад он сидел бы, затаив дыхание, и слушал ответы, которые один за одним слышались из скрытого громкоговорителя. Глубокие, низкие мужские голоса, трепещущие красивые голоса женщин, Но теперь он почти не следил за ходом их спора. Джомми понимал, что между ними возникли разногласия. Одна из женщин захотела узнать его имя. Долгое мгновение до него не доходило, что к нему обращались напрямую.

— Твое имя? — произнес голос по радио.

Джоанна отошла от радио к двери. Она резко сказала:

— Ты что, глухой? Она хочет узнать твое имя.

— Имя? — сказал Джомми Кросс, и часть его сознания отметила удивление от этого вопроса. Но ничто по-настоящему не могло отвлечь его в этот великий момент. Сейчас или никогда. Когда он постучал ногой, из его головы улетучились все посторонние мысли. Он знал только одно: Бабушка стояла за дверью, он читал ее мысли. Она напряглась, приготовилась действовать и в последний момент испугалась. Он беспомощно ждал, пока она стояла, как парализованная.

Но тысячи противозаконных набегов, которые она совершила за свою черную карьеру, поднялись в ней и придали сил. Она ворвалась в комнату. Со сверкающими глазами и оскаленными зубами, она бросилась на спину Джоанне Хиллори. Ее тонкие руки обхватили руки и плечи женщины слэна.

Блеснуло пламя, когда пистолет в руках Джоанны Хиллори в бессмысленном гневе разрядился в пол. Затем, как зверь, молодая женщина развернулась. Какой-то отчаянный момент Бабушка еще смогла удержать ее за плечи, но этот единственный момент и был нужен. В это мгновение Джомми Кросс прыгнул.

В это же мгновение послышался визг Бабушки. Ее руки разжались, и высохшая фигура покатилась по полу.

Джомми Кросс не стал тратить время на состязание в силе, которое, он был уверен, ему в настоящее время не удастся выиграть. Когда Джоанна Хиллори развернулась в его сторону, как тигрица, он нанес один сильный, быстрый удар ребром ладони по горлу. Это был опасный удар, для него требовалась идеальная координация мышц и нервов. Он мог легко сломать ей шею, но, напротив, оказалось, что он умело и эффектно отправил ее в нокаут. Он поймал ее на лету, и, пока опускал ее на пол, его мысли проникали в ее, мимо бездействующего теперь щита, пытаясь что-то выискать. Но пульсации ее бессознательных мыслей были слишком медленными и однообразными.

Джомми начал осторожно трясти ее, наблюдая за меняющимся ходом ее мыслей. Но времени на детали не было, и, так как мысленные очертания приобретали угрожающий характер, он быстро оставил ее и подбежал к радио. Как можно более спокойным голосом он сказал:

— Я все равно хочу мирно обсудить происходящее. Я могу помочь слэнам без усиков. — Ответа не было. Он повторил свои слова более настойчиво и добавил: — Мне бы очень хотелось прийти к соглашению с такой мощной организацией, как ваша. Я бы даже вернул вам корабль, если бы вы указали мне, как я могу вырваться на свободу, не попав в ловушку.

Тишина! Он выключил радио и, обернувшись, серьезно посмотрел на Бабушку, которая полусидела, полулежала на полу.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Все это — этот корабль, эта женщина-слэн — только часть западни, в которой нет места случайности. В этот самый момент нас преследуют семь тяжеловооруженных стотысячетонных космических крейсеров. Их системы слежения реагируют на наши антигравитационные панели, значит, нас не спасет даже темнота. С нами покончено.

Ночь тянулась час за часом, и с каждым мгновением положение становилась все более безнадежным. Из четырех живых существ в черно-синем небе только Бабушка спала тяжелым сном, растянувшись на надувном кресле. Два слэна и не знающий усталости, вибрирующий, стремительно несущийся корабль бодрствовали.

Фантастическая ночь! С одной стороны стояло знание об уничтожающей силе, которая могла ударить в любую минуту; а с другой — очарованный, Джомми сидел, уставившись в экран, и наблюдал чудесную картину, проносящуюся внизу. Это был мир огней, сияющих во всех направлениях, сколько хватало глаз, — огни и огни. Брызги, лужи, пруды, озера и океаны света, фермы, деревни, города и городишки каждые несколько минут — миля за милей — мегаполисы. В конце концов он оторвал взгляд от экрана и посмотрел туда, где сидела Джоанна Хиллори, связанная по рукам и ногам. Их взгляды встретились, и в ее серых глазах он прочел вопрос. Прежде чем он заговорил, она сказала:

— Ну, ты решил или нет?

— Что решил?

— Когда ты меня собираешься убить, конечно.

Джомми Кросс медленно, серьезно покрутил головой:

— Мне, — спокойно сказал он, — странным в ваших словах кажется то, что вы занимаете такую позицию, при которой обязательно или убивать, или быть убитым. Я не собираюсь вас убивать. Я собираюсь вас отпустить.

Минуту она молчала.

— В моем подходе нет ничего удивительного. В течение столетия истинные слэны убивали моих соплеменников на месте, а теперь мы вот уже в течение нескольких столетий мстим. Что может быть более естественным?

Джомми Кросс нетерпеливо пожал плечами. Для него оставалось слишком много неясного относительно истинных слэнов, что не позволяло ему вести дискуссию сейчас, когда весь его мозг был сосредоточен на том, как спастись. Он сказал:

— Меня интересует не эта бесполезная, жалкая трехсторонняя война между слэнами и людьми. Важно лишь то, что в эту минуту нас преследуют семь боевых кораблей.

— Очень плохо, что ты узнал об этом, — спокойно сказала женщина-слэн. — Теперь ты будешь проводить время в бесполезном беспокойстве и приготовлениях. Было бы гораздо более милосердным, если бы ты считал себя в безопасности и в тот самый момент, когда ты обнаружил, что это не так, ты бы уже умер.

— Но я пока еще жив! — сказал Джомми Кросс, и в его голосе внезапно послышалось нетерпение. — У меня нет сомнений относительно того, насколько самонадеянным было бы Слэну-подростку предполагать, что из этой западни может быть выход. Я испытываю огромное уважение к интеллекту взрослого слэна, но я не забываю о том, что ваши уже потерпели несколько поражений. Почему, например, если мое уничтожение настолько неизбежно, эти корабли медлят? Зачем ждать?

Джоанна Хиллори улыбалась, на ее красивом, сильном лице было выражение спокойствия:

— Ты ведь не думаешь, что я на самом деле буду отвечать на твои вопросы?

— Нет, думаю. — Джомми Кросс усмехнулся, но невесело. Он продолжал говорить сдавленным, отрывистым голосом: — Понимаете, я стал немного взрослее за истекшие несколько часов. До вчерашнего вечера я был слишком наивен, слишком идеалистичен. Например, в те несколько минут, когда мы стояли с наведенными друг на друга пистолетами, вы могли меня уничтожить, не встретив с моей стороны никакого сопротивления. Для меня выбыли частью расы слэнов, а все слэны должны объединиться. Я бы не смог нажать на курок, чтобы спасти свою душу. Вы медлили, потому что вам хотелось допросить меня. Такого положения вещей больше не существует.

Идеальные губы женщины скривились от внезапной, пугающей мысли:

— Кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь.

— На самом деле это очень просто, сосредоточенно кивнул Джомми Кросс. — Вы или будете отвечать на мои вопросы, или я ударю вас по голове и получу от вас информацию в бессознательном состоянии.

Женщина начала:

— Откуда ты узнаешь, что я скажу правду… — Она замолчала, ее глаза расширились, когда она поняла, и зло посмотрела на Джомми. — Ты что, думаешь…

— Да, думаю! — Он насмешливо смотрел в ее горящие ненавистью глаза. — Вы должны опустить ваш мысленный щит. Конечно, я не ожидаю, что получу абсолютно свободный доступ к вашему сознанию. У меня нет возражений против того, чтобы вы контролировали свои мысли, не относящиеся к предмету. Но вы должны опустить щит немедленно!

Она сидела, не шевелясь, напрягая каждый мускул, а в ее серых глазах горело отвращение. Джомми Кросс с любопытством рассматривал ее.

— Я чрезвычайно удивлен, — сказал он, — какие странные комплексы развиваются в умах, не имеющих прямого контакта с другими умами. Возможно ли, что слэны без усиков строят внутри себя маленький, тщательно охраняемый мирок и, как любой чувствительный человек, стыдятся того, что кто-то еще его увидит? Здесь достаточно материала для психологического исследования, которое может обнаружить первопричину войн слэнов против слэнов. Хотя это к делу и не относится, — он помолчал немного, — не забывайте, что я уже был в вашем сознании. Также помните о том, что, в соответствии с вашей же логикой, через несколько часов я исчезну навсегда в вихре огня электронных пушек.

— Конечно, — быстро сказала она, — это так, тебя ведь убьют. Хорошо, я отвечу на твои вопросы.

Сознание Джоанны Хиллори было похоже на книгу, толщину которой невозможно измерить: почти бесконечное число страниц, невероятно богатых, невероятно сложных структур, обрамленные несметным множеством впечатлений, собранных на протяжении долгих лет чрезвычайно наблюдательным существом. Джомми уловил обрывки впечатлений того, что с ней недавно произошло. На миг появилась картинка невыразимо блеклой планеты, с низкими горами, занесенной песком, где все было заморожено — Марс! Мелькали картинки роскошного, построенного под стеклянным колпаком города, мощных машин, роющих землю при ослепительном электрическом свете. Где-то шел снег — неистовый, неземной снег, — и на краткий миг сквозь толстое стекло был виден силуэт сверкающего, как самоцвет на солнце, космического корабля.

Неразбериха мыслей кончилась, когда она заговорила. Джоанна говорила медленно, но он не торопил ее, несмотря на свое убеждение, что на счету каждая секунда и в любой момент смерть могла обрушиться с небес на его беззащитный корабль. Ее слова и мысли, которые их подтверждали, были яркими, как драгоценные камни, и такими же завораживающими.

С того самого момента, когда он начал взбираться по стене, слэнам без усиков стало известно, что в Центре находится посторонний. Заинтересованные в основном его целью, они не стали останавливать его, хотя без труда могли уничтожить Джомми. Они оставили для него несколько открытых путей, чтобы попасть в корабль, и он воспользовался одним из них, хотя — и здесь присутствовал неизвестный фактор — системы сигнализации на этом конкретном пути не сработали.

Причина, по которой боевые корабли не торопились его уничтожать, состояла в том, что они колебались, использовать ли оружие над столь густонаселенным континентом. Если бы он забрался повыше или вылетел в морс, тогда корабль был бы быстро уничтожен. С другой стороны, если он будет крутить над континентом, примерно Через двенадцать часов у него кончится топливо, а еще до этого времени наступит рассвет, что позволит использовать электронные пушки лишь кратковременно, но с таким же смертельным эффектом.

— Предположим, я приземлюсь в центре крупного города. У меня будет возможность скрыться в лабиринте улиц, домов и людей.

Джоанна Хиллори покачала головой:

— Если скорость этого судна упадет до двухсот миль в час, он будет уничтожен, несмотря на риск, несмотря на то, что они пытаются спасти мою жизнь, захватив этот корабль в целости и сохранности. Видишь, я совершенно откровенна с тобой.

Джомми Кросс молчал. Она убедила его, подавила неизбежностью гибели. В их плане не было ничего сверхъестественного. Они просто и грубо рассчитывали на большое количество пушек крупного калибра.

— И все это, — удивился он, — из-за одного несчастного слэна, одного корабля. Насколько же силен страх, если он толкает на такие усилия, на такие расходы, которые почти не окупятся!

— Мы поставили змей вне закона, — холодно ответила Джоанна. Ее серые глаза горели ровным огнем, ее мозг сосредоточился только на одном. — Суд у людей не выпускает заключенных, потому что осудить их стоит больше, чем стоимость украденного ими. Кроме того, то, что украл ты, настолько бесценно, что, если тебе удастся бежать, это будет величайшей катастрофой в нашей истории.

Внезапно он почувствовал нетерпение.

— Вы напрасно так уверены, что истинные слэны не владеют секретом антигравитации. Моей задачей на ближайшие годы был анализ и обнаружение тайного убежища истинных слэнов; и я скажу вам, что практически все, что вы мне рассказали, я использую как улики. Сам факт того, что эти сведения так надежно спрятаны, указывает на то, что у них огромные возможности.

Джоанна Хиллори сказала:

— Наша логика очень проста. Мы не видели слэнов в космических кораблях — значит, у них нет космических кораблей. Даже вчера, этот смехотворный полет к дворцу. Их корабль, хоть и очень симпатичный, приводился в движение импульсными реактивными двигателями, а мы от этого типа двигателя отказались сотни лет назад. Логика, как и наука, является выводом на основе наблюдений, таким образом…

Джомми Кросс нахмурился. Все, что он думал о слэнах, было неправдой. Они оказались глупцами и убийцами. Они начали бессмысленную, безжалостную братоубийственную войну против слэнов без усиков. Они шныряли по стране, испытывая свои дьявольские мутационные машины на женщинах — и чудовища, которые рождались, уничтожались медицинскими властями. Сумасшедшее, бесцельное уничтожение! Все это просто не укладывалось у него в голове!

Это не укладывалось в благородный характер его матери и отца. Это не укладывалось в гений его отца, или в то, что он сам шесть лет прожил в обществе Бабушки, с ее понятиями и жизненными принципами, и остался нетронутым, неиспорченным. И в конце концов, это не укладывалось в то, что он, подросток, вырвался из западни, о которой даже не подозревал, что из-за одной дырки в их сети, одного неизвестного фактора ему пока еще удавалось избежать их мести.

Атомный пистолет! Единственный фактор, о котором они не подозревали. Конечно, он будет бесполезен против боевых крейсеров, которые бродили в темноте позади него. Потребуется год или больше, чтобы построить достаточно большую пушку, чтобы достать до этих кораблей и разнести их на куски. Но сейчас он мог сделать одно — то, чего он мог достать, его пожирающий огонь разложит на составляющие атомы.

И, Боже праведный, у него есть ответ, если у него будет немного времени и чуть-чуть повезет.

По экрану рванулся огонь. В тот же миг корабль подпрыгнул, как игрушка, которую пнули изо всей силы. Металл затрещал, обшивка корабля завибрировала, свет мигнул, и потом, когда звук от удара превратился в еле слышный угрожающий шепот, он выскочил из глубокого кресла, куда его вдавило, и рывком включил реактивный двигатель.

Корабль рванулся вперед, от ускорения закружилась голова. Поборов силу тяжести, он протянул руку и включил радио.

Битва началась, и, если ему не удастся убедить их воздержаться от нее, его шансы привести в действие свой единственный план никогда не станут реальностью.

Красивый, переливающийся голос Джоанны Хиллори эхом откликнулся на мысли, которые роились у него в голове.

— Что ты собираешься делать — отговорить их от того, что они спланировали? Не будь глупцом. Раз они в конце концов решили пожертвовать мной, с чего ты взял, что они хоть на минуту задумаются о твоем благополучии?

Глава 11

Снаружи ночь была темна. Россыпь звезд холодно блестела в безлунном небе. Не было никаких признаков вражеского корабля, никакой тени, никакого движения, лишь глубина темного синего-синего свода.

Внутри напряженная тишина была нарушена хриплым захлебывающимся криком из соседней комнаты. За ним последовала рассерженная брань. Бабушка очнулась.

— В чем дело? Что происходит?

Короткое молчание, потом внезапный конец гнева и начало сумасшедшего страха. Немедленно ее перепуганные мысли полились отчаянным потоком. Грязные ругательства, рожденные страхом, наполнили воздух. Бабушка не хотела умирать. Убей гс всех слэнов, только не Бабушку. У Бабушки были деньги, чтобы…

Она была пьяна. Сон дал возможность алкоголю вновь завладеть ею. Джомми Кросс экранировал ее мысли и голос напряженно он заговорил по радиосвязи:

— Вызываю командира боевых кораблей! Вызываю командира! Джоанна Хиллори жива. Я хочу опустить ее на рассвете, и мое единственное условие — чтобы мне дали снова подняться в воздух.

Наступила тишина, затем в комнату проник спокойный женский голос:

— Джоанна, ты там?

— Да, Марианна.

— Очень хорошо, — продолжил невозмутимый голос другого человека, — мы принимаем предложение при следующих условиях: вы сообщите нам за час до посадки, в каком месте она произойдет. Точка посадки должна быть по крайней мере в тридцати милях — то есть по пять минут на торможение и разгон — от ближайшего крупного города. Мы предполагаем, что ты веришь в свое спасение. Очень хорошо. У тебя будет еще два часа, чтобы попробовать. А у нас будет Джоанна Хиллори. Честный обмен!

— Условия приняты, — сказал Джомми.

— Подождите! — закричала Джоанна Хиллори.

Но его реакция была достаточно быстрой. За мгновение до того, как слово сорвалось с ее губ, его палец нажал на выключатель, и радио замолчало.

Он развернулся в ее сторону.

— Не следовало поднимать мысленный щит. Другого предупреждения мне не потребовалось. Но конечно, у вас бы так или иначе ничего не получилось. Если бы вы не подняли щит, я бы прочитал ваши мысли. — Его глаза подозрительно сузились. — Что это за странное, сумасшедшее желание пожертвовать собой просто для того, чтобы отнять у меня два часа жизни?

Она молчала. Ее серые глаза были более задумчивыми, чем до сих пор. Он незло посмеялся над ней:

— А может, вы действительно даруете мне возможность бежать?

— Я вот подумала, — сказала она, — почему сигнализация в космическом центре не сработала и не предупредила нас, в каком конкретно направлении ты подходил к этому кораблю. Этот фактор мы совершенно очевидно не приняли во внимание. А если тебе действительно удастся бежать на этом корабле…

— Я спасусь, — тихо сказал Джомми, — и я останусь жив, несмотря на людей, несмотря на Кира Грея и Джона Петти, эту мрачную команду убийц, которая поселилась во дворце. Я останусь жив, несмотря на всю мощь организации слэнов без усиков и их убийственные намерения. А однажды я найду истинных слэнов. Не сейчас, потому что ни одному подростку не преуспеть там, где неудача постигла тысячи слэнов без усиков. Но я найду их, и в этот день… — Он замолчал, потом серьезно добавил: — Мисс Хиллори, я хочу заверить вас, что ни этот, никакой другой корабль никогда не будет повернут против вашего народа.

— Ты говоришь слишком поспешно, — с внезапной горечью ответила она. — Как ты можешь заверять в чем бы то ни было от имени этих безжалостных существ, которые доминируют в Совете змей?

Джомми Кросс смотрел на женщину сверху вниз. В ее словах была правда. Но вот какая-то доля величия, которая должна была принадлежать ему, пришла к нему в тот момент, когда он сидел в отлично сконструированной рубке управления с ее сверкающей приборной панелью, блестящими экранами, глубоко утонув в удобном кресле. Он был сыном своего отца, наследником отцовского гения. Через некоторое время он мог бы стать хозяином несокрушимой силы. Осознание этого придало его голосу непривычную твердость и уверенность, когда он сказал:

— Мадам, при всей моей скромности, я могу сказать одно — из всех слэнов в мире на сегодня нет более важной персоны, чем сын Питера Кросса. Куда бы я ни пошел, мое слово и моя воля будут иметь влияние. В тот день, когда я найду истинных слэнов, война против вашего народа закончится навсегда. Вы сказали, что мое спасение было бы катастрофой для слэнов без усиков, но похоже, что это будет их величайшей победой. Настанет день, когда вы и они поймете это.

— Ну, а пока, — невесело усмехнулась женщина, — у тебя есть два часа, чтобы спастись от семи тяжелых крейсеров, которыми владеют истинные хозяева Земли. Мне кажется, что ты не понимаешь, что мы не боимся ни людей, ни змей и что наша организация гораздо обширнее, чем ты можешь себе представить. В каждом городе, в каждой деревне есть какая-то часть слэнов без усиков. Мы знаем нашу силу, и в один прекрасный день мы выйдем из подполья, захватим власть и…

— Это означает войну! — закричал Джомми.

Ее ответ был холодным:

— Мы разнесем все, что у них есть, на куски за два месяца.

— И что потом? А люди в этом новом мире? Вы что, в перспективе планируете четыре миллиарда рабов?

— Мы стоим безмерно выше их. Так что же, мы должны бесконечно прятаться, терпеть лишения на холодных планетах, в то время как мы стремимся на зеленую Землю к свободе от этой бесконечной борьбы с природой и людьми, которых ты так рьяно защищаешь? Мы им ничего не должны, кроме бедствий. Обстоятельства вынуждают нас заплатить с процентами!

Джомми Кросс сказал:

— Я предвижу всеобщую катастрофу…

Джоанна пожала плечами и продолжила:

— Фактор, который сработал в твою пользу в Воздушном Центре, когда мы не ожидали, что тебе удастся сделать задуманное, теперь тебе никак не поможет, когда наше отношение к тебе прямо противоположно и мы считаем, что тебя необходимо как можно скорее уничтожить. Одна минута огня превратит этот корабль в пепел, который тонкой пылью осядет на землю.

— Минуту! — воскликнул Джомми. Он остановился на полуслове. Он не думал о том, каким кратким окажется отпущенное ему время, и теперь ему придется зависеть от слабой надежды, что скорость его корабля усыпит их подозрения. Он хрипло произнес: — Хватит этих проклятых разговоров. Мне придется перенести вас в другую комнату. Мне нужно прикрутить зажимной патрон с внутренней стороны в носу корабля, но я могу вам позволить подсмотреть, что я туда вложу.

За секунду перед приземлением Джомми Кросс увидел огни города на западе. Легкий как перышко космический корабль коснулся земли и повис с неземной непринужденностью, когда Джомми Кросс установил антигравитационные экраны в положение равновесия. Он открыл дверь, потом развязал женщину-слэна.

С ее электрическим пистолетом в руке (его собственное оружие было укреплено в тисках), он наблюдал, как Джоанна Хиллори на мгновение замерла на пороге. Над восточными холмами вставал рассвет, и свет, все еще бледно-серый, вырисовывал странный силуэт ее сильной, статной фигуры. Не сказав ни слова, она спрыгнула на землю. Когда он подошел к порогу, ее голова виднелась в нижней части дверного проема и на нее падал свет из корабля.

Она повернулась к нему лицом, и он увидел, что на нем лежала печать глубокой задумчивости. Она сказала:

— Как ты себя чувствуешь?

Он пожал плечами.

— Немного трясет, но смерть кажется отдаленной и не имеющей никакого отношения ко мне.

— И даже более того, — честно ответила она, — нервная система слэна — почти неприступная крепость. Она не подвержена сумасшествию, или нервным срывам, или страху. Когда мы убиваем, то решение приходит в результате логических размышлений. Когда смерть приходит к нам, мы принимаем это как должное и боремся до конца в надежде, что какой-либо непредсказуемый фактор поможет нам, и в конце концов умираем, понимая, что прожили жизнь не зря.

Он с любопытством смотрел на нее, пытаясь прочесть ее мысли, чувствуя игру полутонов, странную полудружелюбную интонацию, которая была слышна в ее голосе и чувствовалась в ее мыслях. Его глаза сузились: что за цель таилась в ее настороженном, чувствительном, нисколько не сентиментальном сознании? Она продолжала:

— Джомми Кросс, это может тебя удивить, но я поверила твоему рассказу, и не только тому, что ты собой представляешь, но и тому, что ты действительно придерживаешься тех идеалов, о которых говоришь. Ты — первый истинный слэн, которого я видела собственными глазами, и впервые в жизни я почувствовала, что напряженность во мне ослабла, как будто после сотен лет беспросветная темнота начала рассеиваться. Если тебе удастся избежать наших пушек, я умоляю тебя сохранить свои идеалы, когда ты вырастешь, и, пожалуйста, не предай нас! Не стань орудием в руках существ, которые знали только уничтожение и убийство все эти долгие годы. Ты читал мои мысли, и ты знаешь, что я тебе не солгала. Какова бы ни была их философия, она неверна, потому что негуманна. Она обязательно неверна, потому что в результате получается лишь нескончаемое горе.

Если бы ему удалось спастись, они бы зависели от его доброй воли, и она сейчас играла на эту карту.

— Но запомни одно, — продолжала Джоанна Хиллори, — ты не можешь ожидать от нас никакой помощи. Мы обязаны, из соображений безопасности, считать тебя врагом. Слишком многое поставлено на карту, жизни слишком многих людей зависят от этого. Поэтому не рассчитывай на пощаду в будущем, Джомми Кросс, из-за того, что я сейчас сказала, или из-за того, что ты меня отпускаешь. Не подходи близко к нам, потому что это будет означать немедленную смерть.

Понимаешь, мы признаем, что истинные слэны интеллектуально превосходят нас, или, точнее, превосходят нас по уровню развития интеллекта благодаря их способности читать мысли. Мы никогда не поверим, что они не способны на какую-то хитрость, что они не дошли до какой-то степени жестокости. Планировать на тридцать или даже сто лет вперед вполне им по силам. Таким образом, даже несмотря на то, что я поверила в твой рассказ, неопределенность твоего будущего заставила бы меня убить тебя сию же секунду, если бы это было в моей власти. Никогда не испытывай наше великодушие. Нами правит подозрительность, а не терпимость. А теперь прощай, и, как ни парадоксально это звучит, удачи тебе!

Он смотрел ей вслед, пока она легко, быстро удалялась в темноту, которая глубокой тенью лежала на западе долины, в сторону города, — ему тоже было в ту сторону. Ее фигура расплылась в утренней дымке и она скрылась за холмом. Он быстро захлопнул дверь, пробежал в комнату, где хранились космические костюмы, и выдернул два из гнезд. Старуха слабо сопротивлялась, когда он засунул ее в один из них. Джомми надел другой костюм на себя и выскочил в рубку управления.

Он захлопнул дверь в тот момент, когда Бабушкино лицо за прозрачным стеклом шлема начало принимать осмысленное выражение, и через секунду сидел в кресле, напряженно уставившись в экран с изображением неба. Он потянулся к ручке, управляющей антигравитационными экранами; но потом начал сомневаться: возможно ли, что его простой план на самом деле сработает?

Джомми Кроссу были видны корабли — маленькие темные точки высоко в небе над головой. Сияло солнце, в россыпи лучей которого натянутые силуэты кораблей казались маленькими мухами на огромном синем потолке. Облака и туман в долине рассеивались необычно быстро, и если на экране была верная картина, то тогда даже погода была не в его пользу. Он все еще был скрыт в тени маленькой, уютной долины, но скоро его могут заметить.

Его мозг был так напряжен, что на мгновение искаженная мысль, хлынувшая в его сознание, показалась ему своей собственной:

«…Не о чем беспокоиться. Старая Бабушка избавится от слэна. Найдет грим и сделает себе другое лицо. Какой толк из того, что она была актрисой, если она не сможет изменить свою внешность. Бабушка сделает себе белое, прекрасное тело, такое, как у нее было раньше, и изменит эту старую рожу. Ха!»

Казалось, что ее просто разрывает при мысли о своем лице, и Джомми Кросс перестал концентрироваться на ее мыслях, но эти слова засели в нем. Его родители пользовались париками, но неизбежная стрижка волос доставляла массу неудобств. Но все равно истинным слэнам, должно быть, приходится заниматься этим все время, и теперь он был достаточно взрослым, чтобы самому делать все довольно умело, и, с Бабушкиной помощью и советом, это могло здорово помочь.

Странно, но теперь, когда появился план на будущее, его неуверенность исчезла. Легкий как пушинка, его корабль оторвался от Земли и полетел с огромной скоростью, когда он включил реактивный двигатель. Пять минут на разгон и торможение, сказал командир слэнов. Джомми Кросс мрачно усмехнулся. Он не собирался тормозить. С неуменьшающейся скоростью он спикировал на реку, широкой, темной лентой разлившуюся за чертой города, который он избрал именно из-за реки. В самым последний момент он включил торможение.

И в этот последний момент, когда уже было поздно, уверенность командира слэнов была поколеблена. Они забыли о своем нежелании использовать пушки и показывать корабли в такой близости от города. Корабли спикировали, как огромные хищные птицы; из всех семи крейсеров сверкнул огонь… Джомми Кросс легонько потянул за проволоку, которая была привязана к спусковому крючку его пистолета, укрепленного в тисках на носу корабля.

Страшный удар снаружи прибавил скорости его кораблю, и так пролетавшему триста миль в час, но он не обратил внимания на вражеский огонь: все внимание Джомми было сосредоточено на его собственном оружии. Когда он потянул за проволоку, вспыхнул белый огонь. В ту же секунду в носу корабля образовалась двухфутовое отверстие. Белый, страшный огонь веером прыгнул вперед, вода в реке моментально испарилась, и в этот тоннель корабль проскользнул, тормозя на максимальном режиме передних двигателей, вгрызаясь все глубже в землю под дном реки.

Остекленевшим взглядом Джомми Кросс наблюдал за стрелкой своих часов: десять, двадцать, тридцать… минута. Он начал задирать нос корабля вверх, но ужасное давление от торможения сделало это невозможным. Прошло еще тридцать секунд, прежде чем он уменьшил режим двигателя. После двух минут двадцати секунд подземного полета корабль остановился. Он должен был находиться под центром города, и позади него осталось около восьми миль тоннеля, который заливало водой из истерзанной реки. Вода закроет отверстие, но слэнам без усиков не нужно будет долго объяснять, что произошло. Кроме того, их приборы должны были указывать положение его корабля.

Джомми Кросс весело рассмеялся: пусть знают! Они не смогут с ним сейчас ничего сделать. Впереди ждала опасность, конечно, — огромная опасность, особенно тогда, когда они с Бабушкой выберутся на поверхность. Вся организация слэнов без усиков будет к этому времени предупреждена. Но это в будущем. В настоящий момент победа была за ним, после стольких отчаянных, изматывающих часов. Теперь должен вступить в действие Бабушкин план, который предполагал, что они разделятся и будут маскироваться.

Смех застрял у него в горле. Он сидел, задумавшись, потом вышел в соседний отсек. Черный мешок с деньгами, который ему был нужен, лежал у нее на коленях, и она прикрывала его рукой. Прежде чем Бабушка поняла его намерения, Джомми выхватил его. Бабушка взвизгнула и набросилась на него. Холодно он отстранил ее.

— Не переживай. Я решил принять твой план. Я хочу попробовать замаскироваться под человека, и мы разделимся. Я дам тебе пять тысяч. Остальные ты получишь примерно через год. Вот что надо сделать: мне нужно где-то жить, поэтому ты отправишься в горы и купишь ранчо или что-нибудь другое. Когда ты будешь на месте, дай объявление в местной газете. Я дам объявление в ответ, и мы встретимся. Прости, но ты меня первая поймала, поэтому тебе придется меня потерпеть еще. Теперь мне нужно вернуться, чтобы заблокировать тоннель. Когда-нибудь я оборудую этот корабль атомной установкой, поэтому не хочу, чтобы кто-нибудь из них появился за это время здесь.

Нужно было как можно скорее выбраться из этого города и начать путешествовать по континенту. Там он должен встретить других истинных слэнов. Точно так же, как случайно встретились его мать и отец, чистая случайность может помочь ему встретить хотя бы одного истинного слэна. И кроме того, нужно было провести первое исследование по пока туманному, но великому плану, который осуществлялся: Джомми планировал мысленно найти дорогу к истинным слэнам.

Глава 12

Он искал — и он работал. В спокойной лаборатории на Бабушкином горном ранчо проекты, которые его отец внушил ему, медленно претворялись в жизнь. Сотнями способов Джомми учился управлять безграничной энергией, которую он держал про запас для слэнов и для людей.

Он обнаружил, что эффективность изобретения его отца исходила из двух основных факторов: источник энергии может быть чрезвычайно мал, а выходящая энергия не обязательно должна иметь форму тела.

Она может быть превращена в движение или колебания, в радиоактивное излучение или в электричество.

Джомми начал строить свой арсенал. Он превратил гору неподалеку от ранчо в крепость, зная, что этого будет недостаточно при серьезном нападении, но лучше, чем ничего. По мере накопления им научных знаний поиски стали более определенными.

Казалось, Джомми обречен на вечные разъезды по дорогам, ведущим к далекому горизонту, или в незнакомых, далеких городах, в каждом из которых кишел бесконечный людской муравейник. Солнце вставало и садилось и снова вставало и садилось, и были пасмурные дни, когда моросил дождь, и бесчисленные ночи. Хотя Джомми всегда был один, это не трогало его, потому что его душа жила впечатлениями от этого огромного спектакля, который ежедневно разворачивался у него на глазах. Где бы он ни оказался, везде его взгляд натыкался на признаки организаций слэнов без усиков, и он все больше и больше недоумевал: где же прятались истинные слэны?

Этот вопрос был для него загадкой, которая не оставляла его. Она и сейчас мучила его, когда он медленно шел по улице сотого — или тысячного — по счету города.

Ночь окутала город, освещенный бесчисленными витринами и сотнями миллионов сверкающих огней. Джомми подошел к газетному киоску и купил все местные газеты, потом пошел обратно к машине, которая выглядела совершенно обыкновенно, а на самом деле представляла собой настоящий боевой корабль на колесах, который он никогда не выпускал из виду. Джомми встал рядом со своей вытянутой, низко сидящей машиной. Холодный ночной ветер вырывал газету из рук, когда он перелистывал страницы, быстро скользя по ним взглядом.

Пока он стоял, ветер похолодел, принеся с собой сладкий, сырой запах дождя. Порыв ветра охватил страницу, секунду бешено трепетал ее, оторвал и с победным свистом погнал по пустой улице. Он решительно сложил газеты, спрятался от усиливающихся порывов в машине. Часом позже Джомми выбросил семь местных газет в урну на тротуаре, и, глубоко погруженный в собственные мысли, он сел обратно за руль.

Та же самая история. Две газеты принадлежали слэнам без усиков. Его мозг легко замечал едва уловимые нюансы, особую окраску статей, то, как они использовали слова, обнаруживая явное различие между газетами, которыми владели люди, от газет слэнов. Две из семи. Но у этих двух были самые высокие тиражи. В среднем так было повсюду.

И, в который раз, на этом все кончалось: люди и слэны без усиков, никакой третьей прослойки, никакого намека, который безошибочно скажет, если газету выпускают истинные слэны, если его теория была справедлива. Оставалось только купить еженедельные газеты и провести вечер так же, как он провел день, колеся по улицам, обшаривая каждый дом, сознание каждого прохожего; а потом ехать к отдаленному горизонту на востоке. Позади него ночь и буря поглотили еще один город: еще одно поражение.

Прошло три года. Темная и тихая вода стояла вокруг космического корабля, когда Джомми Кросс наконец вернулся к тоннелю. Он барахтался в грязи, направляя энергию своих атомных машин на раненую железяку.

Отверстие, вырезанное в носу корабля в тот день, когда он спасся от крейсеров слэнов, было заварено легированной сталью. И потом целую неделю плотно прилегающее, вытянутое в форме пиявки металлическое чудовище дюйм за дюймом ползло по поверхности корабля, меняя структуру атомов до тех пор, пока четырехфутовой толщины стенки корабля не превратились в легированную сталь от носа до хвоста.

Несколько недель потребовалось ему для того, чтобы исследовать антигравитационные экраны и их электрические колебания и сделать их копию, которую, по горькой иронии судьбы, он оставил в тоннеле, потому что именно их засекали поисковые приборы слэнов. Пусть думают, что их судно до сих пор находится там.

Он вкалывал три месяца, и затем холодной октябрьской ночью корабль прошел обратно шесть миль тоннеля на атомном приводе без трения и взлетел, разрывая пелену холодного дождя.

Дождь внезапно превратился в дождь со снегом, потом просто в снег; и тут Джомми неожиданно оказался над облаками, за пределами мелочных земных погодных неурядиц. Над ним простирался небосвод, усеянный яркими звездами, которые весело подмигивали его единственному в своем роде кораблю. Были видны Сириус — самый яркий из этой драгоценной диадемы — и красный Марс. Но пока он не собирался на Марс. Это был лишь краткий пробный полет, осторожное путешествие на Луну, испытательный полет для приобретения опыта, который он использует как основу для долгого, опасного путешествия: оно становилось неизбежным с каждым новым месяцем поисков, которые не приносили никаких результатов. В один прекрасный день ему придется лететь на Марс.

Внизу постепенно исчезал во мраке земной шар. Он наблюдал, как с одного края сияние становилось все более ослепительным, и внезапно его ожидание рассвета было прервано резким сигналом тревоги. Беспорядочно замелькал огонек, указывающий на верхнюю часть экрана переднего обзора. Начав торможение на полной скорости, он наблюдал за меняющимся положением огонька. Внезапно огонек пропал, и далеко-далеко впереди показался космический корабль.

Боевой корабль двигался немного в стороне от корабля Джомми. Он увеличивался, становился более отчетливым, нырнул в тень и мгновенно пропал. Через полчаса сигнал тревоги перестал звенеть.

Потом, десять минут спустя, он зазвенел снова. Другой корабль пролетал дальше, под прямым углом по направлению к полету первого. Этот корабль был поменьше, размером с космического охотника, и следовал не строгим курсом, а шел зигзагом.

Когда второй корабль растаял вдали, Джомми Кросс в нерешительности полетел вперед, испытывая почти благоговейный страх. Большой боевой корабль и охотник! Зачем? Похоже, это означало патруль. Но против кого? Конечно же, не против людей. Они даже не знали о существовании слэнов без усиков и их кораблей.

Он затормозил корабль, потом остановился: Джомми пока не был готов пройти сквозь строй хорошо оборудованных боевых кораблей. Осторожно он развернул свой корабль на сто восемьдесят градусов и, пока поворачивал, заметил маленький темный предмет, похожий на метеорит, со страшной скоростью летевший в его сторону.

Мгновенно он бросил корабль в сторону. Предмет повернул за ним, как живое космическое чудовище. Его было видно на заднем экране — темный металлический шар, примерно ярд в диаметре. Джомми Кросс отчаянно попытался увести корабль с его пути, но прежде чем он успел повернуть, раздался оглушительный взрыв.

От взрыва Джомми растянулся на полу, получив легкое сотрясение мозга, и лежал, побитый, но живой, понимая, что стенки корабля выдержали почти невыносимый удар. Корабль раскачивался и летел со страшным ускорением. У Джомми кружилась голова, но он поднялся и сел в кресло перед приборной панелью. Корабль подорвался на мине, плавучей мине! Какие же меры предосторожности были предприняты — и для чего?!

Задумавшись, он направил свой разбитый, почти не поддающийся управлению корабль в тоннель под дном реки, который проходил через Бабушкино ранчо и оканчивался в самом сердце горной вершины, куда не доходила вода, ревущая за кораблем. Он даже не мог себе представить, как надолго ему придется оставить корабль там. Наружная сторона была смертельно радиоактивной, поэтому он временно не мог пользоваться кораблем хотя бы из-за этого. Более он ни в чем не был уверен. Пока он не был готов противостоять или перехитрить слэнов без усиков.

Двумя днями позже Джомми Кросс стоял в дверях покосившегося дома на ранчо и наблюдал, как их ближайшая соседка, миссис Ланахан, сжав губы, приближалась по тропинке, которая вела между двух садов. Это была полная блондинка, под чьим круглым, детским лицом скрывался въедливый, недобрый ум. Ее голубые глаза с подозрением рассматривали высокого, с карими глазами и темно-каштановыми волосами Бабушкиного внука.

Джомми Кросс с интересом наблюдал за ней, открывая ей дверь и проходя за ней в дом. В ее мыслях можно было прочитать все невежество, присущее тем, кто жил в отсталых сельских районах мира, в котором образование стало лишь блеклой, бесхарактерной тенью официального цинизма. Миссис Ланахан не знала точно, что такое слэн, но она подозревала, что он и есть слэн, и пришла об этом разузнать. Она предоставила ему интересную возможность испытать свой метод гипноза. Было очень увлекательно смотреть, как она время от времени бросала взгляд на маленький кристалл, который он положил на стол рядом со стулом, на котором она сидела, наблюдая за тем, как она говорила, совершенно связно, так и не поняв, когда она перестала быть свободной и превратилась в его раба.

В конце концов она ушла, когда полыхающее осеннее солнце клонилось к закату, внешне не изменившись. Но она забыла, зачем приходила в дом, потому что в ее сознании появилось новое отношение к слэнам. Никакой ненависти — на ближайшее будущее, которое Джомми Кросс мог предвидеть; и никакого одобрения — для ее же собственной безопасности в мире слэноненавистников.

На следующий день он встретил ее мужа, чернобородого гиганта, работающего далеко в поле. Спокойный разговор, иная настройка кристалла — и он тоже оказался под контролем.

В те месяцы, пока он отдыхал с гипнотически расслабленной старухой, какой была теперь Бабушка, он установил умственный контроль над каждым из нескольких сот сельскохозяйственных рабочих, которые жили внизу, в идеальном климате долины, под вечнозелеными холмами. Сперва ему были нужны кристаллы, но по мере того, как он узнавал человеческую психологию, Джомми обнаружил, что может совсем расстаться с этим кусочком стекла.

Он рассуждал так: даже при количестве две тысячи загипнотизированных в год, не принимая во внимание новые поколения, ему бы удалось загипнотизировать четыре миллиарда людей за два миллиона лет. Наоборот, два миллиона слэнов смогли бы сделать это за год, если бы владели секретом его кристалла.

Требовалось два миллиона, а он не мог найти даже одного-единственного слэна. Но где-то же должен быть истинный слэн. И все предстоящие годы, которые пройдут, прежде чем он сможет логически применить свой разум для решения интеллектуальной задачи поиска организации истинных слэнов, ему нужно было искать и искать этого единственного слэна.

Глава 13

Она попала в западню. На мгновение Кэтлин Лэйтон внутренне сжалась. Ее стройное, молодое тело напряглось, склонившись над ящиком стола Кира Грея, содержимое которого она изучала. Ее мысли испуганно потянулись туда, где Кир Грей и еще один человек открывали дверь, ведущую из ее комнаты через коридор, и еще одну комнату сюда, в личный кабинет диктатора.

Она почувствовала досаду. Несколько недель она ждала заседания Совета, на котором потребуется присутствие Кира Грея, и это даст ей свободный доступ в кабинет — а теперь эта дикая случайность. Впервые за все время Кир Грей прошел в ее комнату, вместо того чтобы вызвать ее к себе. Все другие выходы охранялись, и единственный путь к бегству для нее был отрезан.

Она попала в ловушку, хотя Кэтлин не жалела о том, что пришла сюда. У лишенного свободы слэна не может быть иной цели, кроме того, чтобы вырваться. С каждым мгновением серьезность ее положения осознавалась ею все больше: быть пойманной здесь с поличным, — она резко перестала складывать бумаги обратно в ящик. Нет времени. Мужчины стояли прямо за дверью.

С внезапной решительностью она закрыла ящик, отодвинула бумаги в кучу на край стола и, как молодая лань, подбежала к креслу. В этот момент открылась дверь и вошел Джон Петти, а за ним Кир Грей. Мужчины остановились, увидев ее. Красивое лицо шефа полиции потемнело, глаза сузились в щелочки, потом его вопросительный взгляд перескочил на диктатора. Брови вождя недоуменно поднялись, и в его улыбке промелькнула тонкая ирония.

— Здравствуй, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?

Кэтлин уже решила, что ей делать, но прежде чем она успела открыть рот, ее прервал Джон Петти. У него был прекрасный голос, когда ему этого хотелось, и сейчас начальник полиции им воспользовался. Он мягко произнес:

— Совершенно очевидно, что она за тобой шпионила.

Что-то было в нем, в его пронзительной логике такое, отчего у нее все внутри похолодело от беспокойства. Присутствие шефа полиции в самые ответственные моменты ее жизни было похоже на руку судьбы-злодейки, и, собрав все свое мужество, она поняла, что настанет такой момент, когда из всех людей Джон Петти со всей силой своей ненависти будет желать ее смерти.

Глава полиции спокойно продолжил:

— Посмотри, Кир, нам ведь пришлось невольно вернуться к тому, о чем мы говорили. На следующей неделе этой девчонке-слэну исполнится двадцать один год, и она по закону станет взрослой. Ей что, жить здесь до тех пор, пока она не умрет от старости через сто пятьдесят, или что-нибудь вроде этого, лет? Или что?

Лицо Кира Грея приняло более серьезное выражение.

— Кэтлин, разве ты не знала, что я на заседании Совета?

— Держу пари, что знала, — вмешался Джон Петти, — и такой финал был для нее неприятным сюрпризом.

Кэтлин холодно сказала:

— Я отказываюсь отвечать на любые вопросы этого человека. Он пытается держать ровный тон, но, несмотря на то, что он прячет свои мысли, из него льется поток ненависти. И на поверхности его сознания уже появилась мысль о том, что наконец настал тот момент, когда он сможет убедить вас в необходимости моего уничтожения.

Лицо вождя было странно враждебным, когда он задумался над ее словами. Ее мозг осторожно прикоснулся к поверхности его мыслей и обнаружил там формирующуюся идею, какое-то решение, которое было невозможно прочитать. В конце концов он сказал:

— Если вспомнить прошлое, ее обвинение против тебя справедливо, Джон. Твое желание ее смерти оказалось… э… конечно, и данью твоему антислэновому рвению, но и странным фанатизмом для такого одаренного человека.

Казалось, что Джон Петти нетерпеливым жестом просто стряхнул только что сказанные слова.

— Правда то, что я и хочу ее смерти, и не хочу ее смерти. Для меня она представляет серьезную угрозу государству, пока она сидит здесь, во дворце, владея способностью читать мысли. Я просто хочу, чтобы она убралась с дороги, и, не обольщаясь относительно слэнов, я считаю, что смерть будет наиболее эффективной в этом плане. Тем не менее, я бы не стал настаивать на таком приговоре, имея в виду мое мнение по этому вопросу. Но я серьезно считаю, что мое предложение на сегодняшнем заседании наиболее оптимальное. Ее нужно перевести в другое место заключения.

Кэтлин, к сожалению, не смогла прочитать ни одной мысли Кира Грея, он просто смотрел на нее остановившимся взглядом. Кэтлин едко произнесла:

— В момент, когда меня увезут из дворца, я буду убита. Как сказал мистер Грей десять лет назад, посте того, как твой наемник пытался меня убить: когда слэн мертв, к расследованию такого дела откосятся подозрительно.

Она увидела, как Кир Грей качнул головой в ее сторону. Он заговорил самым мягким тоном, какой она когда-либо слышала:

— Ты напрасно полагаешь, Кэтлин, что я не смогу тебя защитить. В общем, я считаю, что это наилучший план.

Она смотрела на него, замерев от страха. Он закончил свой фактически смертный приговор уже не мягким, а ровным и решительным тоном:

— Ты соберешь свои вещи и приготовишься к отъезду через двадцать четыре часа.

Шоковое состояние прошло. Ее сознание было вновь спокойно. Кэтлин отчетливо поняла, что Кир Грей прекратил свою опеку, и взрывы эмоционального отчаяния были здесь ни при чем.

Поразило Кэтлин, что пока не было улик против нее. Он даже не взглянул на бумаги, которые она так торопливо сгребла на угол стола. Значит, решение было принято на основании ее присутствия и обвинений Джона Петти.

Это было удивительно, потому что в прошлом он защищал ее от Джона Петти при гораздо более угрожающих обстоятельствах. И она безнаказанно, беспрепятственно входила в его кабинет по крайней мере полдюжины раз.

Кэтлин осознала, что решение было принято заранее и поэтому все аргументы, которые она могла предложить, были бесполезны. Она обнаружила, что в мыслях Джона Петти тоже прочитывалось удивление. Он хмурился от столь легко одержанной победы. На поверхности его сознания проскользнул ручеек неудовлетворенности, потом быстрое решение не возвращаться к этому вопросу. Его взгляд внимательно пробежал по комнате и остановился на письменном столе. «Вопрос в том, что ей удалось узнать, пока она была одна в кабинете? Что это за бумаги?» Он не испытывал ложной скромности и, даже еще недоговорив, направился к столу. Когда вождь подошел к нему сзади, Джон Петти рылся в бумагах. «Хм-м-м, список старых явок слэнов, которые мы до сих пор используем, чтобы отлавливать неорганизованных слэнов. К счастью, их так много, что она не смогла бы запомнить даже их названия, уже не говоря про описание их расположения».

Но не ложность его заявления занимала Кэтлин в этот момент; очевидно, ни один из них не подозревал, что не только расположение всех укрытий слэнов было навечно впечатано в ее память, но и то, что у нее было почти фотографическое изображение систем сигнализации, которую секретная полиция установила в каждой точке для того, чтобы заранее знать о приходе ничего не подозревающего слэна. Согласно одному из анализов, должен был существовать какой-то передатчик мыслей, который давал возможность истинным слэнам находить свои убежища. Но сейчас это было неважно.

Важен был лишь Кир Грей. Вождь с любопытством рассматривал бумаги. «Это более серьезно, чем я думал, — медленно произнес он, и душа Кэтлин ушла в пятки. — Она рылась в моем столе».

Кэтлин напряженно думала: необязательно было давать это понять Джону Петти. Прежний Кир Грей не предоставил бы ее злейшему врагу ни намека на улики, которые тот мог бы использовать против нее.

Глаза Кира Грея были холодными, когда он повернулся к ней. Странно, но сознание ее было спокойно, как всегда. Он не был, поняла она, сердит на нее, но с ледяной бесповоротностью он расставался с ней.

— Отправляйся в свою комнату, собирай вещи — и жди дальнейших указаний.

Девушка уже почти повернулась, когда Джон Петти сказал: — Сэр, по разным поводам вы говорили, что держите ее в научных целях. Если вы отдаляете ее от себя, эта цель теряет смысл. Таким образом, я предлагаю, чтобы она была помещена под охрану тайной полиции.

Кэтлин закрыла свое сознание от их мыслей, захлопнула за собой дверь и побежала по коридору в свою комнату. Она не чувствовала никакого интереса к деталям плана их лицемерного убийства, который будет выработан между вождем и его приспешником. Направление ее действий было ясно. Она открыла дверь, ведущую из ее комнаты в один из главных коридоров, кивнула охраннику, который сухо кивнул ей в ответ, и спокойно пошла к ближайшему лифту.

Теоретически ей разрешалось выходить только на этаж, находящийся на высоте пятисот футов, а никак не к самолетным ангарам, которые располагались пятьюстами футами выше, но крепко сложенный молодой солдат, работавший лифтером, не устоял против удара, который по косой попал ему в челюсть. Как у большинства других мужчин, прочитала в мыслях Кэтлин, у него никогда не появлялось даже намека, что эта высокая, стройная девушка может представлять опасность для весящего двести фунтов мужчины в самом расцвете сил. Он уже был без сознания, прежде чем обнаружил свою ошибку. Это было жестоко, но она связала его руки и ноги проволокой и той же проволокой привязала кляп, который был у него во рту.

Оказавшись на крыше, она провела быстрый и тщательный умственный обзор пространства в непосредственной близости от лифта. Потом она открыла дверь и быстро захлопнула ее за собой. Меньше чем в тридцати футах от нее стоял самолет. За ним стоял еще один, возле которого работали механики. С ними разговаривал солдат.

Десять секунд потребовалось Кэтлин, чтобы дойти до самолета и забраться в него; и она не зря читала мысли офицеров ВВС все эти долгие годы. Реактивные двигатели засвистели, самолет рванулся вперед и оказался в воздухе.

«Ага, — долетели до нее мысли механика, — опять полковник полетел».

«Наверное, за очередной бабой», — сказал солдат.

«Да, — сказал второй механик. — Уж это — то…»

Потребовалось два часа быстрого полета в юго-западном направлении, чтобы достичь убежища слэнов, которое она выбрала, потом включила автопилот и проводила взглядом улетающий на восток самолет. В последующие дни она интенсивно искала себе автомобиль. На пятнадцатый день длинный черный автомобиль неслышно появился из зарослей на старой дороге и стал приближаться к ней. Ее тело напряглось. Каким-то образом ей нужно было заставить водителя остановиться, побороть его и завладеть машиной. В любой момент здесь могла появиться тайная полиция — надо было убираться отсюда, и как можно быстрее. Впившись взглядом в автомобиль, она ждала.

Глава 14

Громада прерий в конце концов осталась позади. Джомми Кросс повернул прямо на восток, потом на юг. Далеко на юг, и попал на бесконечные ряды полицейских кордонов. Его никто не пытался остановить, и наконец он прочитал в мыслях нескольких полицейских, что они искали девушку-слэна.

Это возымело на него ужасное действие: на мгновение надежда казалась слишком большой, чтобы до конца ее осознать. Но все же это не могла быть женщина-слэн без усиков. Люди, которые распознавали слэнов только по их усикам, могли искать только истинного слэна. А это значило… что здесь сбудется его мечта.

Джомми намеренно направился в район, который им было приказано окружить, и оказался в стороне от главной дороги. Он ехал по ответвлению, которое петляло среди заросших деревьями равнин и взбиралось на высокие холмы. Утро было серое, но в полдень с лазурного неба ярко засияло солнце.

Его ясное представление, что он близок к самому сердцу опасной зоны, внезапно усилилось, когда к его сознанию прикоснулась посторонняя мысль. Это было лишь легкое касание, но оно было так важно, что у него закружилась голова.

«Внимание, слэны! Передает широковещательный передатчик мыслей в Поргрэйве. Пожалуйста, поверните на проселочную дорогу через полмили. Следующее сообщение будет передано позже».

Джомми напрягся. Мягкая и настойчивая, волна мыслей появлялась снова и снова, похожая на летний дождь: «Внимание, слэны!.. Пожалуйста, поверните…»

Он ехал все дальше, напряженный и взволнованный. Чудо произошло. Слэны где-то рядом, и их много. Такой передатчик мыслей мог быть построен и одним слэном, но подобное сообщение могло исходить только от группы, и возможно, это были истинные слэны… Или он ошибался?

Но радостное чувство надежды моментально исчезло, только он подумал о возможности ловушки. Это очень просто могло быть устройством, оставшимся от старого поселения слэнов. Реальной опасности, конечно, не было, его машина могла отразить самые опасные удары, а его оружие — парализовать силу нападающего врага. Но лучше все-таки принять во внимание возможность того, что люди оставили передатчик мыслей как ловушку и сейчас надвигались на него в надежде, что там кто-то мог спрятаться. В конце концов, именно эта возможность привела его сюда.

Под его управлением прекрасная, обтекаемой формы машина ехала вперед. Через минуту Джомми Кросс увидел проселок, он был скорее похож на тропинку. Необычно длинная машина свернула на него и поехала. Тропинка петляла через густые заросли, через несколько небольших долин. Он проехал уже три мили, когда следующее сообщение заставило его резко остановиться.

«Вы слушаете передатчик мыслей в Поргрэйве. Он направит вас, истинного слэна, на небольшую ферму впереди вас, которая является входом в подземный город с заводами, садами и жилым районом. Добро пожаловать. Вы слушаете…»

Машина резко подпрыгнула, когда наткнулась на ряд невысоких бугорков, а потом автомобиль подмял под себя толстый ковер кустарника и выехал на небольшую поляну. Джомми Кросс увидел сквозь заросший двор покосившийся от времени и почерневший дом и рядом с ним еще две столетней давности постройки — сарай и гараж.

Некрашеный, с выбитыми стеклами двухэтажный дом смотрел на него невидящими глазницами пустых окон. Сарай накренился, как корпус старого корабля, его дверь висела на одной петле, а низ глубоко ушел в заброшенную землю.

Он мельком скользнул взглядом по гаражу, посмотрел в сторону, потом, задумчиво, снова на гараж. Он давал то же ощущение чего-то давно погибшего, но что-то было иначе. Тонкое различие становилось все более заметным, и у него проснулся интерес. Казалось, что гараж покосился, но не от ветхости, а потому, что его так построили. Он был сделан из металла, который должен был противостоять разрушению.

Сломанные на первый взгляд двери тяжело упирались в землю, но легко распахнулись, когда высокая, изящно сложенная молодая женщина надавила на них пальцами и, выйдя, смотрела на него с ослепительной улыбкой.

Великолепное ощущение. Мужчина и женщина, одни в целом мире, которые встретились так же, как давным-давно встретились его мать и отец. Он улыбнулся этим воспоминаниям и широко открыл ей свое сознание. Она покачала головой.

«Нет, не сейчас. Я уловила в твоем сознании мысль о машинах в подземном городе, и мне захотелось на них посмотреть».

Он улыбнулся, чтобы подбодрить ее. «Не беспокойся об опасности. У меня есть оружие, которому людям будет нечего противопоставить, а эта машина специально сконструирована как спасатель. Она может проехать где угодно. Надеюсь, ей хватит места под землей».

«О да. Сначала надо спуститься вниз на нескольких лифтах. Потом можно ехать куда угодно. Но нельзя медлить. У нас…»

Джомми Кросс счастливо рассмеялся.

«Возражений нет!» — сказал он.

Позже Кэтлин еще раз высказала свои сомнения:

«Мне действительно кажется, что нам нельзя здесь оставаться. Я вижу твое великолепное оружие и что твоя машина сделана из, как ты говоришь, легированной стали. Но у тебя есть тенденция недооценивать людей. Этого делать нельзя! В борьбе против слэнов такие люди, как Джон Петти, необыкновенно развили свой мозг до невозможных пределов. И Джон Петти не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить меня. Даже сейчас его сети затягиваются вокруг различных убежищ слэнов, в которых я могла спрятаться».

Джомми Кросс с беспокойством посмотрел на нее. Вокруг них лежало безмолвие подземного города: когда-то белые стены, которые подымались к потрескавшемуся потолку, длинные ряды колонн, согнутых и покосившихся не столько от тяжести земли, давящей на них сверху, сколько от груза лет. Слева от себя он видел начало огромного пространства, занятого искусственным садом, и сверкающий подземный ручеек, который питал водой маленький подземный мир. Налево протянулись ряды жилых домов, пластиковые стены которых до сих пор тускло блестели.

Здесь жил целый народ, который давно был изгнан отсюда безжалостным врагом, но тягостная атмосфера бегства, казалось, еще висела над городом. Посмотрев вокруг, Джомми подумал, что это поселение, должно быть, эвакуировано не менее двадцати пяти лет назад, все выглядело чересчур живым и страшным. Его мысленный ответ Кэтлин отражал серьезность надвигающейся опасности.

«По всем законам логики нужно лишь внимательно следить за присутствием посторонних мыслей и оставаться не далее нескольких сот ярдов от машины, чтобы находится в абсолютной безопасности. Но я встревожен твоим предчувствием. Пожалуйста, попытайся найти в своем сознании основания для этого страха. Я не могу сделать этого за тебя, и ты прекрасно с этим справишься сама».

Девушка молчала. Ее глаза были закрыты. Ее щит был поднят. Она присела около машины, удивительно напоминая большого ребенка, который внезапно уснул, в конце концов ее чувственные губы зашевелились. В первый раз она заговорила вслух:

— Скажи мне, что такое легированная сталь?

— А, — удовлетворенно сказал Джомми Кросс, — я начинаю понимать психологические факторы, участвующие здесь. У телепатии много преимуществ, но с ее помощью невозможно передать, например, силу оружия так же хорошо, как рисунком на бумаге или даже высказанным вслух словом. Силу, размеры, количество и другие сходные образы точно не передать.

— Продолжай.

— Все, что я сделал, — объяснил Джомми Кросс, — было основано на великом открытии отцом первого закона атомной энергии — концентрации — в противоположность методу рассеивания. Насколько мне известно, отец никогда не подозревал о возможности легирования металлов, но, как любой исследователь, идущий за гением и его основным открытием, я сосредоточился на деталях, основанных частично на его идеях, частично на тех, которые появились в процессе работы.

Все металлы держатся силой атомного притяжения, которое составляет теоретическую прочность этого металла. Размышляя о стали, я взял этот теоретический потенциал за единицу. Для сравнения: во времена, когда впервые научились выплавлять сталь, ее прочность составляла примерно две тысячные единицы. Новые технологии быстро увеличили прочность примерно до одной тысячной, потом, в течение сотен лет, — до современного человеческого уровня в семьсот пятьдесят.

Слэны без усиков научились делать сталь прочностью пятисотая от единицы, но даже этот невообразимо прочный материал не может сравниться с моим: изменение в самой структуре атомов, в результате которого получается почти идеальная сталь прочностью одна десятая единицы. Одна восьмая дюйма этой стали может остановить самое мощное взрывчатое вещество из известных как слэнам без усиков, так и людям!

Вкратце он описал свою попытку слетать на Луну и мину, нанесшую ему большие повреждения, из-за чего он и вернулся домой.

Джомми закончил:

— Важно то, что атомная бомба, очевидно предназначенная для больших боевых кораблей, не смогла пробить фут легированной стали, хотя корпус был сильно поврежден и двигательный отсек разрушен от удара.

Кэтлин смотрела на него сияющими глазами.

— Какая же я набитая дура, — выдохнула она. — Я встретила величайшего из ныне живущих слэнов, и я пытаюсь запугать его тем, что увидела за двадцать один год, прожитый с людьми.

Улыбаясь, Джомми Кросс покрутил головой:

— Великий человек не я, а мой отец, хотя он тоже был несовершенен, и самое большое его несовершенство заключалось в его неспособности должным образом защитить себя. Но он был настоящим гением. — Улыбка исчезла. — Хотя я боюсь, что придется часто посещать эту пещеру и каждый визит будет таким же опасным, как и этот. Я мельком встречался с Джоном Петти, и то, что я прочитал в твоих мыслях, лишь прибавило штрихов к портрету этого совершенно безжалостного человека. Я знаю, что он наблюдает за этим местом, но не следует этого бояться. В этот раз мы побудем здесь только до наступления темноты — этого мне будет достаточно, чтобы исследовать машины. В машине есть еда, которую можно приготовить. Конечно, спать я буду в машине. Но сначала — здешнее оборудование!

Везде громоздились машины, похожие на мертвых, молчаливых чудовищ. Мартеновские печи, мощные прессы, токарные станки, пилы, множество других станков — ряды машин вытянулись на полмили. Примерно тридцать процентов из них было в совершенно нерабочем состоянии, процентов двадцать подлежало ремонту, остальными можно было пользоваться.

Вокруг мягко, немигающе сиял свет, превращавший прогулку по изрытому полу между нагромождениями машин в театр теней. Джомми Кросс шел в задумчивости.

— Здесь есть все, что мне когда-нибудь может понадобиться. Я могу построить большой боевой корабль из одного металлолома; а этот город, возможно, используется только как ловушка для слэнов. — Его мысли сосредоточились на ее сознании. — Скажи мне, ты уверена, что в этот город всего два входа?

— В списке на столе Кира Грея было обозначено всего два входа, а других я не обнаружила.

Он молчал, но не скрывал своих мыслей:

«Глупо вновь вспоминать о твоей интуиции, но нельзя упускать возможность нападения».

«Если и есть тайный вход, — высказалась Кэтлин, — потребуется несколько часов, чтобы найти его, но если мы и найдем его, у нас не будет уверенности, что нет других, и мы не будем чувствовать себя в большей безопасности. Я все равно считаю, что нам нужно немедленно уезжать».

Джомми Кросс решительно покачал головой.

«Я не хотел, чтобы ты так прочитала мои мысли. Главная причина, почему я не хочу отсюда уезжать, в том, что, пока мы не загримируемся и не спрячем свои усики под париком — а это трудно, — это будет для нас самым безопасным местом. На всех основных дорогах стоят патрули. Большинство полицейских знают, что ищут слэна, и у них есть твоя фотография. Я свернул с главной дороги, надеясь найти тебя раньше их».

— Твоя машина летает, правда? — спросила Кэтлин.

Джомми Кросс безрадостно усмехнулся:

— Еще семь часов до наступления темноты; а так мы в любую минуту можем натолкнуться на самолет. Представь себе, что сообщат пилоты на ближайшую авиабазу, если увидят летящий автомобиль. А если мы поднимемся выше, скажем на пятьдесят миль, нас несомненно заметит патрульный корабль слэнов без усиков.

Командир мгновенно сообразит, кто это, сообщит наше расположение и атакует. Своим оружием я смогу уничтожить один корабль, но я не справлюсь с десятком, что прилетят за ним, — по крайней мере, они успеют нанести достаточно мощный удар, чтобы машина разгерметизировалась и мы задохнулись. И кроме того, я не могу по своей воле ставить себя в положение, в котором мне придется кого-либо убивать. За свою жизнь я убил всего троих и с того дня мое отвращение к убийству росло, пока не превратилось в одну из основных черт моего характера, настолько сильную, что я построил весь свой план розыска истинных слэнов на этой основе.

К его сознанию легко прикоснулась мысль девушки, похожая на дуновение ветерка.

«У тебя есть план обнаружения истинных слэнов?» — спросила она.

Он кивнул.

— Да. На самом деле все очень просто. Все истинные слэны, которых я видел, — мой отец, моя мать, я сам и вот теперь ты — были добросердечными, мягкими людьми. И это несмотря на человеческую ненависть, желание уничтожить нас. Я не могу поверить, что мы четверо — исключение; поэтому должно существовать какое-то разумное объяснение всем этим чудовищным поступкам, которые приписывают истинным слэнам. — Он усмехнулся. — Может, слишком самонадеянно в моем возрасте и при моем уровне развития Даже думать об этом. Тем более что до сих пор мне так ничего и не удалось достичь. И мне нельзя делать главный ход в этой игре до тех пор, пока я не предпринял решительных действий против слэнов без усиков.

Кэтлин не отрывала от него взгляда. Она согласно кивнула.

— Теперь мне тоже понятно, почему мы не должны здесь задерживаться.

Странно, но ему не хотелось, чтобы она снова поднимала эту тему. На краткий миг (он скрыл от нее эту мысль) у него возникло ощущение ужасной опасности. Настолько ужасной, что сознание отказывалась ее принять. Ее едва различимый след остался — и заставил его сказать:

— Не отходи далеко от машины и держи свое сознание настороже. В конце концов, мы можем обнаруживать людей за четверть мили даже во сне.

Странно, но это прозвучало неубедительно.

Вначале Джомми Кросс просто дремал. Должно быть, несколько минут его сон был неглубоким, потому что, хотя его глаза были закрыты, он чувствовал присутствие ее сознания рядом со своим и что она читала одну из его книг. Один раз в его сознании появился вопрос: «Огни на потолке, они что, никогда не выключаются?»

Должно быть, она мягко проникла в его сознание с ответом, потому что внезапно он понял, что свет горел с тех пор, как она сюда пришла, и, должно быть, горел так уже на протяжении многих сотен лет.

Потом вопрос возник в ее сознании, и его сознание ответило: «Нет, я не буду есть, пока не высплюсь».

Или он вспомнил что-то, о чем говорили раньше?

Все равно он не спал, потому что странная, счастливая мысль поднялась из глубин его подсознания. Как здорово, что он в конце концов нашел еще одного слэна, такую изумительно красивую девушку.

И такой красивый молодой человек.

Была это его мысль или ее, сонно подумал он.

«Это была моя мысль, Джомми».

Какое наслаждение иметь возможность переплести свое сознание с другим дружеским сознанием до такой близости, что два потока мыслей казались одним, и вопрос, и ответ сливались воедино, и эти едва заметные полутона невозможно передать посредством холодных слов.

Может, они были влюблены? Как могли два человека просто встретиться и полюбить друг друга, когда они считали, что в мире существуют миллионы слэнов, среди которых должны быть сотни других мужчин и женщин, которые бы могли стать их избранниками при других условиях?

«Но это нечто большее, Джомми. Всю жизнь мы были одни во враждебном мире людей. Найти родственную душу было особенно приятно, и даже если мы позже встретим всех слэнов мира, это не будет то же самое. Мы разделим надежды и сомнения, опасности и победы. Кроме того, мы родим ребенка. Понимаешь, Джомми, я уже полностью приспособилась к этой новой жизни. Разве это не настоящая любовь?»

Он думал, что это так, и ощущал огромное счастье. Но когда он уснул, счастье пропало — осталась только темнота которая превратилась в бездну, и он смотрел в нее и не мог увидеть дна.

Внезапно Джомми проснулся. Сузившиеся, внимательные глаза посмотрели туда, где сидела Кэтлин. Кресло было пустым. Его мысли, еще опутанные снами, протянулись в пространство.

«Кэтлин!»

Кэтлин подошла к дверце машины.

— Я рассматривала этот металлолом, пробовала придумать, что тебе больше всего пригодится. — Она перестала улыбаться и добавила: — Нам пригодится.

Мгновение Джомми Кросс лежал совершенно неподвижно, протягивая свои мысли в пространство, внимательно осматриваясь, недовольный тем, что она вышла из машины. Понятно, что она была воспитана в менее напряженной атмосфере, чем он сам. У нее была свобода передвижения и, несмотря на возникающие время от времени угрозы, была определенная уверенность и стабильность. В его собственной тяжелой жизни, при всегда присутствующей опасности и угрозе смерти каждое его движение было расчетливым риском.

К такому положению Кэтлин придется привыкнуть. Дерзость перед лицом опасности при выполнении задачи — одно. Беспечность — совершенно другое.

Кэтлин весело сказала:

— Я приготовлю что-нибудь поесть, пока ты быстренько выберешь, что тебе нужно забрать с собой. Наверное, снаружи уже темно.

Джомми Кросс глянул на свой хронометр и кивнул. Через два часа будет полночь. Темнота скроет их бегство. Он медленно сказал:

— Где тут ближайшая кухня?

— Вон там, — она указала рукой на ряд дверей.

— Далеко?

— Примерно в ста футах. — Она нахмурилась. — Послушай, Джомми, я вижу, как ты взволнован. Но если мы собираемся играть одной командой, одному из нас придется делать одно, а другому — другое.

Он с тяжелым чувством наблюдал, как она уходила, размышляя о том, что приобретение напарника может сказаться на его нервах. Привыкнув к риску, Джомми тяжело было свыкнуться с мыслью, что Кэтлин в эти минуты тоже будет рядом с ним.

Но в данный момент никакой опасности не было. В убежище не раздавалось ни звука. Ни единого шороха и, кроме Кэтлин, ни одной мысли не долетало ниоткуда. Охотники, ищейки и те, что ставили кордоны, должны были быть сейчас дома, в постели, или собирались ложиться спать.

Он наблюдал, как Кэтлин вошла в дверь, и подумал, что это было ближе к ста пятидесяти футам. Он вылезал из машины, когда от нее пришла странная, напряженная и вибрирующая мысль:

«Джомми… стена открывается! Там кто-то…»

Внезапно ее мысль прервалась, и она начала передавать слова человека:

«Ну вот и Кэтлин, — с холодным удовлетворением говорил Джон Петти. — А я осмотрел только пятьдесят седьмое убежище. Я все их посетил лично, потому что немногие из людей способны держать свои мысли в узде и не дать вам знать о своем приближении. И кроме того, мало кому можно доверить такое важное задание. Что ты думаешь о психологической стороне того, что этот секретный вход встроен в кухню? Слэнам тоже нужно есть».

Подчиняясь быстрым пальцам Джомми Кросса, машина рванулась вперед. Он уловил ответ Кэтлин, холодный и неторопливый:

«Значит, вы нашли меня, мистер Петти. — И добавила издевательски: — Мне что, теперь просить у вас пощады?»

Ледяной ответ прокатился из ее сознания к Джомми:

«Мне незнакомо милосердие, и я никогда не упускаю представившейся возможности».

«Джомми, быстрее!»

Эхо выстрела пронеслось сквозь ее сознание к нему. Страшный миг невыносимого напряжения, ее сознание боролось со смертью: пуля попала ей в голову.

«О Джомми, мы могли быть так счастливы. Прощай, мой любимый…»

В страшном отчаянии он видел, как жизненные силы внезапно покинули ее. Черная стена смерти встала между ним и тем, что было сознанием Кэтлин.

Глава 15

В голове Джомми Кросса не было никаких мыслей, никакой ненависти, горя, надежды — он лишь воспринимал впечатления, и его необыкновенно тренированное тело реагировало на них, как идеальная машина. Автомобиль затормозил, и Джомми увидел фигуру Джона Петти, стоявшего над мертвым телом Кэтлин.

«О Боже! — сорвалась с поверхности его сознания мысль.

— Еще один!»

Раздался выстрел из пистолета, но пуля не смогла пробить броню автомобиля. Изумленный неудачей, шеф тайной полиции отступил назад. С губ сорвался гневный крик. На мгновение темная ненависть к надвигающемуся слэну отразилась на лице и в том, как напряглось его тело в ожидании неминуемой смерти.

Стоило раз нажать на кнопку, и он был бы превращен в ничто. Но Джомми Кросс не пошевелился, не сказал ни единого слова. Он просто сидел, а его сознание превращалось в нечто холодное и твердое. Невидящим взглядом он безразлично посмотрел сначала на полицейского, потом на мертвое тело Кэтлин. В конце концов в сознании появилось продуманное решение — как единственный обладатель секрета атомной энергии он не мог позволить себе ни любви, ни нормальной жизни. В этом мире слэнов и людей, которые так дико ненавидели друг друга, ему осталось одно лишь движение к своему высокому предназначению.

Из потайного хода начали появляться люди — солдаты с ручными пулеметами, пули из которых бестолково стучали о броню. Среди них он внезапно наткнулся на два мысленных щита, которые указывали на присутствие среди них двух слэнов без усиков. Пробежав острым взглядом по толпе, он заметил одного из них, тогда тот спрятался за угол и быстрым шепотом передал сообщение по радио, закрепленному у него на запястье. Слова отчетливо улавливались с поверхности его сознания:

«…модель 7500, основание 200 дюймов… общее телосложение 7 типа, голова 4, подбородок 4, рот 3, глаза карие, тип 13, брови 13, нос 1, щеки 6… форма!»

Он мог бы уничтожить их всех, всю эту омерзительную бригаду убийц. Но мысль об отмщении не могла проникнуть в холодное, абстрактное пространство, которым было теперь его сознание.

Джомми дал задний ход, и они уже не могли догнать его. Перед ним был грот, из которого вытекал подземный ручей, питающий водой сады. Он заехал в него, и атомные пушки на полмили расширили естественное русло. Потом повернул вниз, чтобы хлынувшая вслед вода скрыла образовавшийся тоннель, потом вверх, чтобы не пришлось заполнять водой слишком большой объем.

В конце концов он выровнял машину и продолжал путешествие сквозь темноту подземелья. Пока что он не мог направиться к поверхности, потому что наверняка крейсеры слэнов без усиков будут караулить его.

Ночной мир был укутан черными облаками, когда Джомми Кросс выехал из склона холма. Он остановился и тщательно подрезал тоннель, похоронив его под тоннами обрушившейся земли, и взмыл в небо. Во второй раз он включил свое радио, которое ловило слэнов без усиков, и на этот раз в машине раздался мужской голос:

«…Приехал Кир Грей и забрал тело. Представляется, что организация змей не воспрепятствовала уничтожению одного из своих членов, не подала ни единого признака своего существования. Пришло время сделать правильные выводы из их поражений и перестать считать сопротивление, которое они могут оказать, серьезным фактором. Тем не менее, до тех пор пока жив Кросс, существует опасность. Должно быть понятно, что наши военные операции против Земли должны быть приостановлены до тех пор, пока он не будет уничтожен».

«Его неожиданное появление сегодня дало нам неоценимые преимущества. У нас есть описание его машины и описание его физического строения, сделанное специалистом. Как бы он ни маскировался, ему не удастся изменить структуру костей своего лица; и даже если он немедленно уничтожит свой автомобиль, останутся документы на него. В продажу поступало всего несколько сотен тысяч моделей 7500. Его машина несомненно ворованная, но ее можно найти по документам.

Джоанна Хиллори, которая провела детальное изучение этой змеи, поставлена во главе операции. Под ее руководством поисковые группы обследуют все районы континента. Должно быть, существуют небольшие области Земли, в которые мы еще не проникли: небольшие долины, участки прерий, в особенности сельскохозяйственные районы. Такие места должны быть окружены и в них отправлены полицейские подразделения.

У змей нет способа связаться с ним, потому что все линии связи находятся под нашим контролем. И с этого дня наши патрули будут останавливать всякого и подвергать его физиогномическому анализу.

Это предотвратит его случайное обнаружение змеями и даст нам необходимое для поисков время. Чего бы это ни стоило, мы должны выследить этого опаснейшего слэна до самого его дома. Наш успех гарантирован. Говорит Главный штаб, конец связи».

Набегавший воздух завывал и свистел, а машина летела вперед, под сводом темных кучевых облаков. Итак, война против рода человеческого зависела теперь от его собственной судьбы, и исход был неясен и для тех, и для других. Они обязательно найдут его, эти аккуратно работающие слэны. Один раз они потерпели неудачу из-за неизвестного фактора — его оружия, — но оно стало известно, и, кроме того, данный фактор не повлияет на безжалостную облаву. Несколько минут Кросс обдумывал перспективы вторжения в долину и закончил рассуждения одним выводом: он не сможет выехать на дорогу, да, они найдут его, но сколько на это потребуется времени?

Глава 16

Потребовалось четыре года; Джомми Кроссу вот уже два месяца, как было двадцать три года, когда организация слэнов без усиков ударила с невероятной, поразительной силой. Он сошел по ступеням веранды в этот душный, давяще жаркий день и остановился на тропинке, которая разделяла сад на две половины. Он нежно вспоминал о Кэтлин и о матери и отце и при этом не ощущал горя или даже печали, но глубоко, философски осознавал трагедию своей жизни.

Но никакое самокопание не могло притупить чувства. И с необычной ясностью он воспринимал окружающее. Из всего, что произошло с ним за эти годы, именно это восприятие окружающего свидетельствовало о его зрелости. От Джомми не ускользало ничто.

Горячий воздух волнами поднимался над склонами горы, в которой был спрятан его космический корабль. Теплые струящиеся потоки не были помехой его зрению, которое за долю секунды замечало гораздо больше, чем глаз человека. Он различал детали, и возникал яркий, четкий узор там, где еще несколько лет назад даже он сам не смог бы увидеть ничего, кроме расплывчатых контуров.

Скопище комаров пролетело мимо Бабушки, которая сидела, наклонившись над цветочной клумбой. Пока он стоял, издалека до него доносились еле слышные звуки. Обрывки мыслей, затуманенные пространством, касались его сознания. И постепенно, несмотря на невероятную сложность, калейдоскоп жизни в долине оформился в его сознании: настоящая симфония впечатлений, которые образовывали одно прекрасное целое.

Мужчины и женщины работали, дети играли, смеялись; проезжали трактора, грузовики, легковушки — немногочисленное сообщество людей на ферме встречало новый день, как много, много лет назад. Он опять посмотрел на Бабушку. На краткий момент его сознание растворилось в ее беззащитных мыслях, и в эту минуту способность читать мысли проявилась настолько сильно, что Джомми ощутил Бабушку частью самого себя. Ясная картина темной земли, которую она рассматривала, вспыхнула в его сознании. Высокий цветок занимал основное место в ее сознании, и в его тоже. Пока он наблюдал, в поле зрения появилась ее рука, держащая маленького черного жука. Она торжествующе раздавила насекомое, потом удовлетворенно вытерла запачканную руку о землю.

— Бабушка! — сказал Джомми Кросс. — Ты совершенно не можешь бороться со своей страстью к убийству.

Старуха глянула на него, и на ее морщинистом, добродушном лице промелькнуло воинственное выражение, напомнившее прежнюю Бабушку.

— Чепуха! — огрызнулась она. — Я этих тварей давлю вот уже скоро девяносто лет, а до этого моя мать с ними так же расправлялась, ха-ха-ха!

Ее смех звучал маразматически. Джомми Кросс слегка нахмурился. Климат западного побережья пошел Бабушке на пользу, но Джомми был недоволен гипнотической реконструкцией ее сознания. Конечно, она была очень стара, но то, что она постоянно пользовалась определенными фразами, как, например что она, а до нее — ее мать делали, звучало слишком механически. Он внушил ей эту идею прежде всего для того, чтобы заполнить пробел, образовавшийся после того, как он выкорчевал ее собственные воспоминания, но нужно было попробовать еще раз. Он отвернулся, но в этот момент в мозгу зазвучало предупреждение, резкое биение далеких, посторонних мыслей: «Самолеты! — думали люди. — Сколько самолетов!»

Несколько лет назад Джомми сделал гипнотическое внушение, чтобы все, кто увидит что-нибудь необычное в долине, отправляли подсознательный сигнал, сами не подозревая об этом. Плоды своей предосторожности он пожинал сейчас, когда на него накатывали волны предупреждений от десятков сознаний.

Потом он увидел самолеты — точки, пикирующие над горами в его направлении. Как нападающий мангуст, его мысли бросились к ним навстречу, пытаясь дотянуться до сознания пилотов. Это быстрое движение натолкнулось на прочные мысленные щиты слэнов без усиков. На бегу он подхватил Бабушку, потом забежал в дом. Стальная дверь дома легированной стали захлопнулась, когда огромный, блестящий, турбовинтовой десантный самолет сел, как огромная птица, среди цветов в Бабушкином саду.

Джомми Кросс напряженно размышлял: «Самолет на каждой ферме. Это значит, что они не знают точно, в каком доме я нахожусь. Но скоро появятся космические корабли, чтобы закончить дело. Постарались!»

Ладно, он тоже постарался, и было совершенно очевидно, что теперь ему придется выполнить свой план до самого конца. Джомми чувствовал себя абсолютно уверенно, и никаких сомнений у него не было.

Сомнения и страх пришли минутой позже, когда он посмотрел на подземный экран. Боевые корабли и крейсеры были на месте, но было еще что-то — еще один корабль. Корабль! Это чудище заполнило пол-экрана, и его корпус в форме колеса протянулся по всему горизонту. Корабль диаметром в полмили, десять миллионов тонн металла висели, как сплюснутый воздушный шар, от которого веяло угрозой неограниченной, страшной мощи.

Джомми видел это своими глазами: белый ослепительный луч длиной в сто ярдов рванулся от стенки корабля — и вершина горы исчезла под его ужасным напором. Его гора, в которой был спрятан корабль — его жизнь, была уничтожена управляемой атомной энергией.

Кросс совершенно неподвижно сидел на ковре, покрывающем стальной пол лаборатории. В сознании мелькали бессвязные мысли людей, доносившиеся со всех сторон. Он поднял мысленный щит, и отвлекающая неразбериха посторонних мыслей пропала. Позади него Бабушка застонала от страха. Далеко над ним удары, похожие на падение молота, колотили его непробиваемый дом, но отдаленный шум не отвлекал его. Он был в своем мире тишины: мире быстрых, спокойных, непрерывных мыслей.

Если они были готовы использовать атомную энергию, почему не воспользовались бомбами? Тысяча согласованных мыслей дала простой ответ. Им был нужен совершенный тип атомной энергии. Их методом было не развитие в общем-то неплохой водородной бомбы, с ее тяжелым водным и урановым основанием и цепной реакцией. Они вернулись на еще более раннюю стадию — грубое развитие идеи циклотрона. Только так можно объяснить огромные размеры. Слэны построили циклотрон весом в десять миллионов тонн, который был способен выдавать смертельный поток необузданной энергии — и они, очевидно, хотели воспользоваться его мобильностью, чтобы заставить отдать им свой бесценный секрет.

Джомми бросился к панели управления, которая занимала целую стену в лаборатории. Щелкнул выключатель, стрелки замерли. Приборы рассказали все о космическом корабле, похороненном под расплавленной горой, но в нем кипела механическая жизнь, и он сейчас автоматически зарывался глубже в землю, в то же время безошибочно направляясь в сторону лаборатории.

Повернулся диск, и целая куча стрелок за прозрачными стеклами подпрыгнула от нуля до первого положения и напряженно задрожала. Они тоже рассказали многое — о том, как атомные пушки поднимались из земли, в которой они так долго были спрятаны, и, когда он взялся за точный прибор, которым было его устройство наведения, двадцать непобедимых пушек совершенно синхронно развернулись.

В перекрестье прицела был виден огромный корпус корабля, и просто невозможно промахнуться. Джомми остановился. Какова цель его борьбы против этих безжалостных врагов? Он не хотел сбивать этот огромный корабль, не хотел создавать положения, при котором слэны и люди начнут ожесточенную борьбу за то, чтобы овладеть остатками корабля. Несомненно, люди будут драться бесстрашно. Их огромные самоходные пушки могли стрелять снарядами, пробивающими любой металл, которым располагали слэны. А если хоть один из кораблей с их превосходным оружием попадет в руки людей, пройдет не много времени, прежде чем у них тоже появятся космические корабли и начнется дьявольская бойня. Нет, этого он не хотел.

Джомми не хотел уничтожать корабль еще и потому, что не хотел убивать слэнов без усиков, которые были внутри, — в конце концов, слэны действительно олицетворяли собой законность и порядок, которые он уважал. И потому, что они представляли великую расу и были его дальними родственниками, они заслуживали пощады.

Когда все стало ясно, колебания исчезли. Кросс направил батарею синхронизированных пушек прямо в центр огромного циклотрона. Большим пальцем он нажал на спуск. Над ним, на высоте полумили, огромный корабль подпрыгнул, как слон, которого хорошо огрели. Он сумасшедше раскачивался, как настоящее судно в шторм. И на краткое мгновение, когда корабль в очередной раз завалился набок, Джомми увидел голубое небо сквозь зияющую дыру в его корпусе и понял, что победил.

Он разрезает огромную спираль от начала до конца. В каждом ее повороте теперь происходила невосполнимая утечка. Никакой поток атомов, насколько бы сильно ускорен он ни был, не мог миновать ее без потерь. Мощь циклотрона была разрушена. Но все проблемы, к сожалению, остались. Нахмурившись, Кросс наблюдал, как корабль на мгновение завис, раскачиваясь. Медленно он начал уменьшаться, его антигравитационные экраны включены на полную мощность. Выше, выше поднимался он, постепенно исчезая вдали.

На высоте пятидесяти миль он все еще был больше, чем боевые корабли, пикировавшие на зеленую, почти не поврежденную долину. Теперь намерения слэнов были ясны. Само их нападение указывало на то, что они обнаружили результаты его деятельности в долине несколько месяцев назад.

Очевидно, они выжидали, чтобы потом навалиться на него одним мощным, организованным кулаком, заставить его покинуть свое убежище и преследовать день и ночь, следить за ним по приборам и потом, имея огромное численное преимущество и превосходя его в вооружениях, уничтожить и захватить лабораторию.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кросса, когда он повернулся к Бабушке.

— Я оставлю тебя здесь. Ты должна точно соблюдать мои указания. Через пять минут ты поднимешься наверх, туда, откуда мы пришли, и закроешь за собой все металлические двери. Потом забудешь все, что знала об этой лаборатории. Она все равно будет уничтожена, так что тебе лучше забыть. Если тебя будут допрашивать, прикидывайся маразматичкой, а в другое время можешь быть нормальной. Я оставляю тебя перед лицом этой опасности потому, что больше не уверен, несмотря на все меры предосторожности, что я выберусь из этой передряги живым.

Настало время действовать. Слэны без усиков могли задумать это нападение как часть более обширного плана, который включал в себя их долго откладывавшееся нападение на Землю. Что бы ни случилось, его планы были разработаны насколько возможно подробно, и, хотя все произошло на несколько лет раньше, чем он предполагал, теперь придется использовать свое могущество до конца. Он был в бегах, и дороги назад не было, потому что по пятам гналась неминуемая смерть!

Нос космического корабля Кросса показался из маленькой речки и взмыл вверх, в космос, по длинной наклонной траектории. Важно, чтобы слэны вовремя заметили, что его нет в долине, иначе они сотрут все с лица земли. Но сначала нужно было кое-что закончить.

Джомми повернул выключатель. Его взгляд сосредоточился на экране заднего обзора, на котором была видна быстро удаляющаяся долина. В нескольких точках на этом зеленом ковре (он молниеносно сосчитал их количество) вспыхнуло белое пламя, от которого поднялся грязный, черный дым. Там, внизу, все оружие, все атомные машины уничтожали сами себя. Выгорали генераторы, расплавленный металл растекался под всепожирающим напором энергии.

Когда через несколько секунд Кросс с мрачным удовлетворением отвернулся, белый огонь все еще горел. Теперь пускай роются в этом искореженном металлоломе. Пусть их ученые попотеют, пытаясь вернуть к жизни секрет, к которому они так страстно стремились, и, чтобы раздобыть его, им пришлось показать себя людям, которые увидели часть их мощи. В любом из обгорелых подземных укреплений они совершенно ничего не найдут!

Для того, чтобы все уничтожить, потребовалось несколько секунд, но за это время его заметили. Четыре черных, как смерть, боевых корабля одновременно развернулись в его сторону и в нерешительности зависли, когда он включил приспособление, делавшее его корабль невидимым.

Стало ясно, что они обладают детекторами атомной энергии: корабли последовали его. Сигналы тревоги показывали, что еще несколько кораблей находилось прямо перед ним и они приближались. Только великолепные атомные двигатели спасли его от огромного флота. Кораблей было так много, что он даже не мог их сосчитать, и как только кто-нибудь из них оказывался поблизости, они палили из своих смертоносных пушек туда, куда указывали их приборы. Правда, слэны промахивались, потому что в тот момент, когда его обнаруживали, корабль находился уже за пределами дальности их самых крупных пушек.

Совершенно невидимый, летящий со скоростью многих миль в секунду, его корабль направился к Марсу! Должно быть, он пролетал через минные поля, но теперь это не имело значения. Разрушающее излучение, которое исходило от стенок его корабля, съедало мины прежде, чем они успевали взорваться, и одновременно уничтожало все световые волны, которые могли выдать его корабль внимательным глазам.

Разница была только в одном. Мины уничтожались прежде, чем они достигали корабля. Свет, находясь в волновом состоянии в момент взрыва, мог быть уничтожен только в тот краткий миг, когда он касался корабля и начинал отражаться. В момент отражения, когда его скорость уменьшалась и фотоны, из которых он состоял, удлинялись согласно теории сжатия Лоренца Фицджеральда, — в этот момент состояния почти абсолютного покоя палящие лучи Солнца стирались его дезинтеграторами.

Джомми видел полную картину всего, что происходило, а сам летел вперед, незаметный, невидимый. Казалось, что его корабль неподвижно висит в пустоте, только лишь Марс постепенно увеличивался. На расстоянии в миллион миль он казался огромным светящимся шаром, размером с Луну, если смотреть на нее с Земли, и рос, как раздувающийся шар, до тех пор, пока его масса не заполнила собой полнеба и потеряла красный оттенок.

Континенты приобрели очертания, стали видны горы, моря, невероятной глубины ущелья, каменистые и бесплодные пространства суши. Картина становилась все более пугающей, все, что было на этой древней, грубо вырубленной планете, казалось мертвым. Марс, если его рассматривать в электрический телескоп с расстояния тридцати тысяч миль, был похож на пережившего свое время старика — высохшего, костлявого, отвратительного, холодного, слюнявого и чрезвычайно отталкивающего.

Темный участок, который назывался Киммерийским морем, ощерился клыками. Неподвижное, не подверженное приливам море простиралось под вечным темно-синим небом; но ни один корабль не смог бы разрезать эту гладь. Насколько хватало глаз, над поверхностью острыми зубами возвышались скалы. Не было никакого порядка, никакого прохода, просто море и скалы. В конце концов Кросс заметил город, который являл собой странную расплывчатую картину под огромным стеклянным колпаком; потом показался второй город, потом третий.

Кросс улетел далеко-далеко от Марса, с выключенными моторами, не излучая даже самого минимального количества атомной энергии. Это была мера предосторожности, ясная и простая. На таком огромном расстоянии нечего было бояться обнаруживающих устройств. Наконец гравитационное поле планеты начало влиять на его полет. Постепенно длинный корабль поддался притяжению планеты и начал снижаться на неосвещенную половину. Эта задача требовала времени.

Но наконец он включил, нет, не атомный двигатель, а антигравитационные экраны, которыми он не пользовался с тех самых пор, как установил атомные двигатели.

Долгие ночи, пока центробежная сила планеты смягчала его стремительное падение, он сидел без сна, глядя в экраны. Пять раз отвратительные шары из темного металла — мины — бросались в его сторону. Каждый раз он на несколько секунд приводил в действие свои всепожирающие дезинтеграторы на бортах корабля — и напряженно ожидал корабли, которые могли заметить это использование энергии. Несколько раз включались сигналы тревоги и на экранах сверкали блики, но ни один корабль не появился в пределах видимости. Под ним увеличивалась в размерах планета, заполняя своей темной массой пространство по всему горизонту. На темной стороне не было других ориентиров, кроме городов. То тут, то там вспышки света указывали на присутствие какого-то обитаемого жилья и деятельности, и в конце концов он нашел то, что искал, — маленькую светящуюся точку, дрожащую, как огонек свечи в темноте.

Оказалось, это была небольшая шахта, а свет исходил от маяка, на котором жили четыре слэна без усиков, обслуживающие полностью автоматизированную шахту. Почти совсем стемнело, когда Кросс вернулся к своему кораблю, довольный тем, что нашел то, что ему нужно.

На следующую ночь, когда планета была окутана темнотой, укрывшей ее как будто темным одеялом, Кросс опять приземлился в расщелине, ведущей к шахте. Стояли абсолютная тишина и покой, когда он начал осторожно продвигаться к входу в шахту. Осторожно он достал один из металлических ящичков, в котором хранились его гипнотические кристаллы, установил стекловидный, с нарушенным внутренним равновесием предмет в трещину около входа, сорвал защитный кожух и побежал прочь, прежде чем эта штука подействует на него самого. Спрятавшись в расщелине, он ждал.

Через двадцать минут дверь в доме открылась. В потоке света, лившегося из входной двери, вырисовывалась фигура высокого молодого мужчины. Потом дверь закрылась, в руке плохо различимой теперь фигуры зажегся фонарик, осветил тропинку, по которой тот шел, и внезапно блеснуло отражение гипнотического кристалла. Мужчина с любопытством подошел к нему и нагнулся, чтобы получше рассмотреть. По поверхности его сознания бежали почти не охраняемые мысли.

«Забавно! Этого кристалла здесь не было сегодня утром. — Он пожал плечами. — Наверное, какой-то камень отвалился в сторону, а кристалл лежал за ним».

Мужчина внимательно смотрел на него, привлеченный его красотой. Неожиданно к нему закралось подозрение, но в это мгновение сверкнул из расщелины парализующий луч Кросса. И человек потерял сознание.

Кросс выскочил вперед и через несколько минут перетащил мужчину в дальний угол расщелины, где никто с шахты не мог его услышать. Но даже в эти минуты он старался мысленно проникнуть под разрушенный мысленный щит пленника. Дело продвигалось медленно, потому что чтение мыслей в бессознательном состоянии было похоже на прогулку под водой, так сильно было сопротивление. Но внезапно он нашел то, что искал. — коридор, проделанный кристаллом.

Быстро Кросс последовал по этому мысленному пути до самого дальнего предела, в сложные корневые участки мозга. Перед ним в беспорядке раскинулись сотни путей, расходящихся во всех направлениях. Решительно, осторожно, но насколько возможно быстро он пробежал по ним, отбрасывая очевидно бесполезные. А затем, еще раз, как перед взломщиком, открывающим сейф и прислушивающимся к еле слышному щелчку, по которому понимает, что дошел до следующей стадии в расшифровке кода, перед ним протянулся главный коридор.

Восемь ключевых путей, пятнадцать минут — и шифр был его, сознание было его. С его помощью мужчина, которого звали Миллер, со вздохом пришел в себя. Мгновенно он плотно прикрыл щитом свои мысли.

Кросс сказал:

— Не будем нелогичными. Опустите щит.

Щит опустился; и в темноте озадаченный слэн без усиков смотрел на него, не понимая, что произошло.

— О Боже, меня загипнотизировали! — недоуменно произнес он. — Что за дьявольщина, как вам это удается?

— Этим методом могут пользоваться только истинные слэны, — холодно ответил Кросс, — поэтому объяснять бесполезно.

— Истинный слэн! — медленно произнес тот. — Значит, ты — Кросс!

— Да, я Кросс.

— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — продолжал Миллер, — но я не могу понять, чего ты хочешь добиться, контролируя меня.

Немедленно Миллер осознал неуместность разговора здесь, в темной расщелине, под черным, укутанным небом. Из двух лун Марса была видна только одна — размытый белый силуэт, который блестел вдали под огромным сводом. Он быстро произнес:

— Как получилось, что я могу разговаривать с тобой, рассуждать? Я думал, что гипноз отупляет.

— Гипноз, — вступил в разговор Кросс, не прерывая поисков в сознании пленника, — это наука, включающая множество факторов. Полный контроль оставляет субъекту абсолютную свободу, кроме того, что его воля находится полностью под внешним контролем. Но нельзя терять времени. — Тон его голоса повысился, и его мысли покинули сознание Миллера. — Завтра у тебя выходной. Ты поедешь в Статистическое бюро и узнаешь имя и местонахождение всех мужчин с моей физической структурой.

Он остановился, потому что Миллер еле слышно засмеялся. Его мысли и голос говорили:

— Боже мой, приятель, я тебе могу это сказать прямо сейчас. Их всех выследили, после того как несколько лет тому назад мы получили твое описание. За ними установлена постоянная слежка; они все семейные люди и…

Он затих.

Сардонически Кросс сказал:

— Продолжай!

С неохотой Миллер продолжил:

— Их всего двадцать семь человек, которые очень похожи на тебя, очень высокий процент.

— Продолжай!

— Один из них, — продолжал Миллер, — женат на женщине, которая на прошлой неделе получила сильную травму головы при крушении космического корабля. Сейчас они заново перестраивают ее мозг и кости, но…

— Но на это потребуется несколько недель, — закончил за него Кросс. — Этого мужчину зовут Бартон Коллинз. Он работает на заводе в Киммерии, где строят космические корабли и, так же как и ты, раз в четыре дня ездит в город Киммериум.

— Надо, чтобы приняли закон, — угрюмо произнес Миллер, — против тех, кто может читать мысли. К счастью, приемники в Поргрэйвс засекут тебя, — более весело закончил он.

— Что? — резко спросил Кросс. Он уже заметил что-то насчет чтения мыслей в сознании Миллера, но это не показалось ему важным. Нужно было проследить за другими, более важными вещами.

Миллер продолжал говорить, и его мысли подтверждали каждое слово:

— Широковещательный передатчик в Поргрэйве передает мысли, а приемник в Поргрэйве принимает их. В Киммериуме они расположены в нескольких футах друг от друга; они в любом здании, в домах, везде. Это наши меры предосторожности против шпионов-змей. Одна вырвавшаяся наружу мысль — и конец!

Кросс молчал. Наконец он произнес:

— Еще один вопрос, и я хочу, чтобы ты ответил на него подробно. Подумай хорошенько.

— Да?

— Когда начнется вторжение на Землю?

— В связи с тем, — точно ответил Миллер, — что не нам удалось уничтожить тебя и овладеть твоим секретом, контроль за Землей стал совершенно необходим, и его целью является предотвращение любой опасности. Для этого сосредоточены огромные соединения космических кораблей; в ключевых точках мобилизуется флот, но точный день вторжения, хотя его, возможно, и определили, не был официально объявлен.

— Что они собираются делать с людьми?

— К черту людей! — холодно произнес Миллер. — Когда речь идет о нашем собственном существовании, мы не можем заботиться еще и о них.

Казалось, что темнота вокруг стала гуще, а холодок начал пробираться даже сквозь обогреваемый костюм. Постепенно на душе у Кросса становилось все тяжелее, когда он начал лучше понимать смысл слов Миллера. Война! Бесцветным голосом он произнес:

— Это нападение может быть остановлено только при помощи истинных слэнов. Я должен их найти — где угодно, — хотя я уже исчерпал почти все возможности. Теперь я буду искать в наиболее подходящих из оставшихся мест.

Утро тянулось необыкновенно долго. Солнце висело, как мокрая язва в огромном черно-синем небе. И резкие, длинные тени, которые оно отбрасывало на землю, укоротились, потом опять начали удлиняться, когда Марс повернулся своим недружелюбным полуденным лицом к свету.

Оттуда, где, прислонившись к меловой скале, стоял корабль Кросса, были видны неясные очертания гор на далеком горизонте. Сумерки сгущались, и наконец его терпеливое ожидание было вознаграждено. Небольшой, с красными полосами, вытянутый в форме торпеды предмет выплыл из-за горизонта, извергая огонь из хвостовой части. Лучи заходящего солнца отсвечивали от его тусклой металлической оболочки. Он пролетел далеко влево от того места, где в своем корабле ожидал Кросс: он, как какой-нибудь хищный зверь, лежал в туннеле на могучей груди белого утеса.

Примерно три мили, осторожно оценил Кросс. На самом деле расстояние не играло роли для двигателя, который лежал в моторном отсеке в хвосте корабля и был готов показать свою бесшумную страшную силу.

Три сотни миль, и этот великолепный мотор будет работать без напряжения, не сбиваясь, — такую титаническую силу нельзя использовать там, где его мощь могла задеть землю и вырвать кусок из этой и так достаточно истерзанной земли.

Три мили, четыре, пять — он вносил быстрые коррективы. Затем издалека полыхнула мощь магнеторов, и идея, которую он разрабатывал в течение своего долгого полета с Земли, ожила в особом двигателе: радиоволны, настолько похожие на волны энергии, которой он пользовался, что только чрезвычайно чувствительный прибор может их различить, как брызги разлетелись во все стороны от беспилотного снаряда, который он установил за пятьсот миль отсюда. В эти краткие минуты вся планета стонала от прилива волн энергии.

Где-то там слэны без усиков, должно быть, засекают магнеторы этих волн. В это время то, что на краткое время он сам воспользуется энергией, пройдет незамеченным. Быстро, но осторожно магнеторы выполнили свою работу. Далекий, уходящий корабль замедлил свой полет, как будто натолкнулся на невидимую преграду. Он остановился, а потом неотвратимо начал притягиваться к меловому утесу.

Без напряжения, используя радиоволны как прикрытие для дальнейшего использования энергии, корабль ушел еще глубже в утес, расширив естественный туннель напором разрушительной энергии. Потом, как паук муху, он втянул в этот туннель корабль поменьше.

Через мгновение открылась дверь, и появился мужчина. Он легко спрыгнул на пол туннеля и несколько мгновений стоял, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг, в свете прожектора с другого корабля. Самоуверенно он подошел ближе. Его взгляд наткнулся на сверкающий кристалл в изрытой стене пещеры.

Мужчина мельком взглянул на него, потом вся необычность этой вещи, которая могла отвлечь его внимание в такой момент, дошла до его сознания. Когда он выковыривал его из стены, парализующий луч Кросса свалил его на землю.

Мгновенно Кросс включил полную мощность. Переключатель встал в нужное положение, и далекий автоматический транслятор атомных волн растворился в огне собственной энергии.

Что же касается мужчины, то от него Кроссу в этот раз требовалась только фотография в полный рост, запись его голоса и гипнотический контроль. Потребовалось лишь двадцать минут на то, чтобы отправить Корлисса лететь дальше в Киммериум.

Прежде чем Кросс отважится посетить Киммериум, нужно было предусмотреть все и практически все варианты должны быть проработаны. Каждый четвертый день — в свой выходной — Корлисс прилетал в его пещеру, проходили недели, за которые из его сознания были выкачаны воспоминания, детали. В конце концов Кросс был готов, и на следующий, седьмой по счету выходной, его планы начали претворяться в жизнь. Один Бартон Корлисс остался в пещере, погруженный в глубокий гипнотический сон, другой взобрался в небольшой, выкрашенный красными полосами корабль и полетел в сторону Киммериума.

Через двадцать минут с неба спустился боевой корабль и пристроился рядом с ним — огромная масса металла.

— Корлисс, — послышался прерывистый голос по радио, — по ходу обычных наблюдений за всеми слэнами, похожими на змею, Джомми Кросс, мы ожидали тебя в этой точке и обнаружили, что ты примерно на пять минут опоздал. Соответственно, ты проследуешь в Киммериум под конвоем, где предстанешь перед медицинской комиссией для освидетельствования. Это все.

Глава 17

Катастрофа произошла самым тривиальным образом. До этого Бартон Корлисс шесть раз просрочивал время не менее чем на 20 минут, и это оставалось незамеченным. В этот раз 5 минут вынужденной задержки — и длинная рука случая ударила по надежде мира.

Кросс мрачно уставился в иллюминатор. Под ним были скалы. Изрытые бороздами, искривленные и бесконечно пустынные. Расщелин в виде маленьких стрелок больше не было. Сады напоминали загнанного зверя. Безбрежные долины были полны жизни; узкие ущелья обрывались в бездонную глубину, а затем свирепо вздымались страшными обломками гор. Эта пустыня была единственным путем, если вообще могла быть надежда на спасение, так как ни один захваченный корабль, даже большой и грозный, не мог надеяться, что он пройдет через препятствия, которые слэны без усиков могли установить между ним и его собственной неразрушимой машиной.

Немного надежды все-таки оставалось. У него был атомный револьвер, который был создан по аналогии с пистолетом Корлисса и который, в принципе, стрелял электрическими зарядами, пока секретный механизм для атомной стрельбы не был включен. И обручальное кольцо на его пальце максимально, насколько это удалось, напоминало кольцо Корлисса. Большая разница была в том, что оно содержало самый маленький атомный генератор, который когда-либо был изобретен и который, как и пистолет, растворялся, если кто-либо пытался его вскрыть.

Два вида оружия и дюжина кристаллов — для того, чтобы остановить самую ужасную войну.

Территория под кораблем стала более дикой. Черная спокойная вода стала появляться масляными, грязными полосками на дне этих первобытных пропастей — начало некрасивого и грязного моря — Киммерийского моря.

Неожиданно появились признаки жизни искусственного происхождения. На плоскогорье справа от него расположился крейсер, похожий на большую черную акулу на охоте. Стая стофутовых канонерок лежала без движения на скалах вокруг, как зловещая группа глубоководных рыб. Перед его проницательным взглядом глаз стояла, как стальная и каменная крепость. Черная сталь, переплетенная с черной скалой, гигантские пушки торчали в небо.

Слева было другое плато из стали и камня. Другой крейсер с комплектом пилотируемых кораблей, грузно лежащих в своих почти невидимых нишах. Здесь пушки были больше, и все они были направлены в небо, как будто напряженно, с минуты минуту ожидая страшного врага. Так много защиты, так невероятно много оружия. Против чего? Неужели слэны без усиков так боятся истинных слэнов, что даже все это мощное оружие не помогает заглушить страх перед этими неуловимыми существами?

Тысяча миль крепостей, орудий и кораблей. Тысяча миль непроходимых пропастей, воды и пугающих утесов. Затем корабль и большое бронированное судно, сопровождавшее его, парили над разбегающимися вершинами, и где-то неподалеку мерцал стеклянный город Киммериум. Наступил час испытаний. Город лежал высоко на равнине, отступающей от изрезанных берегов массивного черного моря. Стекло сверкало на солнце. Стрелы белого огня взлетали над поверхностью, играя, как пламя. Он был настолько велик, насколько это было возможно в такой неприступной местности.

Город безрассудно соседствовал с пропастями, которые окружали его стеклянную крышу. Он был шириной три мили в самой широкой части и две мили в узкой. В этом заточении пребывали двести тысяч слэнов — так говорили цифры, которые он получил от Миллера и Корлисса.

Посадочная площадка была там, где он и ожидал, — это было плоское металлическое пространство на краю города, достаточно большое для боевого корабля. Оно было расчерчено светящимися нитями железной дороги. Его маленькая машина легко опустилась к полосе 9977. Одновременно огромный корпус боевого корабля проплыл над ним по направлению к морю и пропал из виду, когда пересек скалистый край города, где заканчивалась стеклянная крыша.

Под ним техника на стоянке подъехала к огромной стальной двери по рельсам. Дверь автоматически открылась и закрылась позади него. То, что он увидел в первый момент, не было неожиданным. Но реальность превзошла то, что он видел в мыслях Миллера и Корлисса. В той секции ангара, которую он мог видеть, было около тысячи кораблей. Они были набиты в здании как сельди в бочке — от пола до по каждый в своем гнезде, и каждый, как он знал, мог стартовать, если нажать нужные цифры на пульте секции.

Машина остановилась. Кросс спустился вниз и сдержанно кивнул троим слэнам, которые ждали его. Старший из трех вышел вперед, вяло улыбаясь.

— Итак, Бартон, тебе придется пройти еще один осмотр. Можешь не сомневаться — он будет быстрым и тщательным, как обычно: отпечатки пальцев, рентген, анализ крови, химическая реакция кожи, микроскопическое измерение волос и так далее…

По полутонам мыслей в их головах он почувствовал, что они чего-то ждут. Но Кроссу не нужны были их мысли. Он никогда не был так осторожен, мысль никогда не работала яснее, он никогда так хорошо не анализировал мельчайшие детали. Он мягко сказал:

— С каких пор химическая реакция кожи стала частью осмотра? Слэны не извинились за маленькую ловушку, их мысли также не выражали разочарования. Кросс не чувствовал волнения от этой маленькой победы, потому что независимо от того, что случилось на этой первой стадии, он вряд ли выдержал бы тщательный осмотр. Он должен максимально использовать заготовки, которые придумал за последние несколько недель, после того как проанализировал информацию мыслей Миллера и Корлисса. Самый молодой сказал:

— Отведите его в лабораторию, и мы проведем физическую часть осмотра. Возьми его оружие, Прентис.

Кросс молча протянул пистолет. Самый старший, Инграхам, выжидательно улыбался. Брэдшоу, самый молодой, смотрел на него немигающими серыми глазами. Один Прентис выглядел равнодушным, когда засовывал пистолет Кросса в карман. Но не их действия, а тишина привлекла внимание Кросса. Не было никаких звуков, даже шепота. Ангар напоминал могилу, и не верилось, что за этими стенами гудел город, готовясь к войне.

Он привел в действие механизм и наблюдал, как гнездо с кораблем беззвучно скользило в сторону от него. Сначала горизонтально, затем вверх, к далекому потолку. Был слышен отрывистый вялый скрип металла, затем гнездо остановилось. И снова воцарилась тишина.

Внутренне посмеиваясь над тем, как они наблюдали за ним, Кросс пошел к выходу и оказался в сверкающем коридоре, с гладкими стенами и множеством закрытых дверей. Когда показался вход в лабораторию, Кросс сказал:

— Я надеюсь, что вы вовремя позвонили в больницу и сказали, что я задержусь.

Инграхам внезапно остановился, другие последовали его примеру. Они уставились на него. Инграхам сказал:

— Господи, вашей жене лучше сегодня?

Кросс кивнул:

— Доктора должны были держать ее в сознании двадцать минут после того, как я был на земле. В это время они, должно быть, работают уже около часа. Ваше обследование и военная комиссия должны быть отложены.

Ответа не последовало. Инграхам сказал:

— Военные сопроводят вас.

Брэдшоу тихо говорил в свой передатчик. Короткий, ясный ответ долетел до Кросса: «В обычных обстоятельствах военный патруль должен был сопроводить его в больницу. Но мы поставлены в тупик из-за опасности, какой еще не знал мир. Кроссу только двадцать три года, но это доказанный факт, что опасность и несчастья закаляют и людей, и слэнов в раннем возрасте. Мы можем предположить, что мы имеем дело со взрослым истинным слэном, владеющим оружием и силой неизвестного потенциала».

— Если Корлисс действительно Кросс, то совпадение, что миссис Корлисс пришла в сознание в этот важный час, означает подготовку к возможным неожиданностям.

— Тем не менее сам факт, что отсрочка была необходима в начале нашего обследования человека, похожего на Кросса, справки, которые эксперты выдали по предварительному обследованию, будут с ним все время. Вы можете продолжать до дальнейших приказаний. Машина ждет у подъемника.

Как только они вышли на улицу, Брэдшоу сказал:

— Если он не Корлисс, то будет совершенно бесполезен в больнице, и состояние миссис Корлисс может ухудшиться.

Инграхам кивнул:

— Вы ошибаетесь. Истинные слэны могут читать мысли. Он может так же хорошо сделать это в больнице, как и Корлисс при помощи приемника Поргрейва.

Кросс заметил слабую улыбку на лице Брэдшоу, слэн тихо сказал:

— По-моему, он уловил вашу мысль, Инграхам. Вам не приходило в голову, что присутствие Поргрейва может вынудить Кросса отказаться от использования своих мыслей, разве что наиболее простым способом.

— С другой стороны, — заговорил Прентис, — причина, по которой Корлисс идет в больницу, это то, что он может узнать, случилось ли что-нибудь в отношениях между мужем и женой. Но это также означает, что мистера Корлисса она узнает, даже если он и не ее муж.

Инграхам хмуро улыбался:

— У нас есть окончательное заключение: если Корлисс — это Кросс, то оживление миссис Корлисс в его присутствии может быть трагичным для нее. Но именно эти результаты должны помочь опознать его, даже если все другие проделанные нами тесты не дадут результата.

Кросс ничего не ответил. Он хорошо знал приемники Поргрейва и опасность, которую они представляли. Но они были всего лишь машинами. Его самоконтроль должен уменьшить эту угрозу.

Опознание миссис Корлисс было другой опасностью. Близость между мужем и женой была понятна, и было невообразимо, что он может причинить вред сознанию этой женщины-слэна. Тем не менее он должен спасти ее рассудок, но также спасти и себя.

Машина мягко ехала по бульвару, который был украшен цветами. Дорога была темная, извилистая и казалась стеклянной. Она петляла между высокими, раскидистыми деревьями, за которыми скрывались тенистые аллейки и цепочки зданий. Дома были невысокими, и их красота и артистичность удивили его. Он имел представление, полученное из мыслей Миллера и Корлисса, но этот триумф архитектурного гения превзошел все ожидания. От крепости не ожидают красоты; орудийные башни строят не для того, чтобы им быть стихами архитектуры.

На самом деле они восхитительно подходили для этой цели. Они были частью города, а не бронированным кольцом вокруг него. Широта оборонительных линий еще раз показала, как серьезно относились к истинным слэнам. Слэны без усиков собирались напасть на род людской из-за собственного страха — вот такая доведенная до абсурда трагикомедия. «Если я прав, — думал Кросс, — и истинные слэны общаются со слэнами без усиков, а те в свою очередь — с людьми, тогда все эти приготовления против врага, который уже проник за укрепления».

Машина остановилась у ниши, которая вела к лифту. Лифт так же быстро опустился в глубину, как и тот, на котором они поднимались из ангара. Кросс небрежно достал из кармана один из металлических кристаллических кубиков и бросил его в корзину в углу кабины. Он увидел, что слэны следили за его действиями. Джомми объяснил:

— У меня их двенадцать, но мне удобно нести только одиннадцать. Под весом остальных этот давит мне в бок.

Инграхам остановился, поднял кубик:

— Что это?

— Причина моей задержки. Я объясню комиссии позже. Все двенадцать совершенно одинаковы, так что один не играет роли.

Инграхам задумчиво посмотрел на кубик и уже было хотел вскрыть его, но лифт остановился. Он решительно положил его себе в карман.

— Кубик останется у меня. Выходите первым, Корлисс.

Без колебаний Кросс вышел в широкий мраморный коридор.

Женщина в белом халате вышла вперед.

— Вас позовут через несколько минут, Бартон, подождите здесь.

Она исчезла в дверях, и заговорил Инграхам:

— Это дело, мистер Корлисс, тревожит меня настолько, что перед тем, как вас впустят, мы должны провести простой тест, который не проводился много лет, так как он унизителен, к тому же есть другие эффективные тесты.

— Что за тест? — коротко спросил Кросс.

— Понимаете, если вы — Кросс, то у вас будут искусственные волосы, чтобы скрыть усики. Если вы — Корлисс, то сила ваших волос позволит приподнять вас над землей, и вы едва почувствуете это. Искусственные волосы не выдержат веса тела. Поэтому, ради вашей жены, я прошу вас наклонить голову. Мы будем наращивать усилие осторожно и постепенно.

Кросс улыбнулся.

— Давайте. Я думаю, вы убедитесь, что это настоящие волосы.

Конечно, они были настоящие. С того момента, как он нашел решение этой проблемы — густая жидкость, которой он обрабатывал корни своих волос, постепенно превращалась в тонкий слой похожего на кожу вещества, достаточно плотного, чтобы скрыть его предательские усики. Путем тщательного расчесывания волос, до того как процесс затвердевания был завершен, были созданы мельчайшие отверстия для доступа воздуха к корням волос. Частые замены материала и долгие периоды, когда его волосы и голова оставались в нормальном состоянии, делали процедуру безвредной. Ему казалось, что истинные слэны делали что-то похожее уже много лет. Опасность всегда их подстерегала, даже в период «отдыха».

В конце концов Инграхам недоброжелательно сказал:

— В принципе, это ничего не подтверждает. Если Кросс придет сюда когда-нибудь, его не поймаешь на такой простой вещи. Вот и доктор. Я думаю, все в порядке.

Палата был большая, серая и полна неслышно пульсирующих машин. Пациента не было видно, но он видел длинный металлический ящик, словно заостренный гроб, один конец которого указывал на дверь. Другого конца Кросс не видел, но знал, что там должна находиться голова женщины.

Над ящиком находилось устройство, откуда в «гроб» спускалось множество прозрачных трубочек, внутри которых двигался постоянный кровяной поток. За возвышающейся из «гроба» женской головой было видно большое количество различных инструментов. Лампы горели слабо и прерывисто, как будто то одна, то другая поддавалась какому-то скрытому давлению и упрямо боролась за то, чтобы вернуть свою яркость.

С того места, где его остановил доктор, Кросс мог видеть голову женщины на фоне этих неслышно работающих машин. Нет, даже не голову. Была видна лишь бесформенная белая масса бинтов, в которой пропадало множество проводков, идущих от стола с приборами.

Ее мозг был не защищен, и Кросс принялся изучать подсознание, где вяло текли мысли.

Он знал теорию хирургов-слэнов: связь мозга с телом была перекрыта, сам мозг разделен на двадцать семь отделов и продолжал жить под воздействием быстрых лучей, при помощи которых возникали новые ткани. Была проведена большая восстановительная работа.

Он обратил внимание на большое количество швов, было множество небольших погрешностей, но в целом хирургическая работа была сделана прекрасно. Каждая частичка мозга приводилась в движение оздоравливающей силой быстрых лучей. Без сомнения, миссис Корлисс очнется разумной, способной молодой женщиной и узнает его, самозванца.

Кросс думал: «Я был способен загипнотизировать людей с помощью кристалла, несмотря на то что это требовало больших усилий. Почему бы не испробовать это на слэне?»

Она была без сознания, и ее защита опустилась. Сначала он боялся приемников Поргрейва и опасности, исходящей от них. Его мысль затрепетала от волнения, которое было бы нормальным для Корлисса, независимо от обстоятельств. Весь страх улетучился. Он устремился вперед с фантастической скоростью.

Сам метод операции спас его. Нормальный мозг слэна потребовал бы несколько часов для исследования, так много дорог на пути к истине. Но сейчас в этой голове, разделенной мастерством хирургов на двадцать семь естественных компонентов, множество клеток памяти были легко распознаваемы. Через минуту он был в основном секторе, и сила его мысли была поставлена под контроль. Он надел наушники приемника Поргрейва на голову и отметил, что в сознании молодого слэна, Брэдшоу, не было заметно подозрения. Разумеется, мысль, появившаяся в связи с физическим страхом, достаточно неопределенным, не может быть переведена с помощью Поргрейва, что подтвердило его собственные исследования.

Женщина пробудилась умственно и физически, и несвязные мысли зазвучали в его наушниках: «Борьба… оккупация…» Слова подходили, потому что она была военным командиром, но этого было недостаточно, чтобы что-то понять. Тишина, затем: «Июнь… точно… июнь… выяснить до зимы и не иметь бессмысленных жертв из-за холода… это решено… итак… десятого июня». Он мог исправить дефекты в мозгу за десять минут при помощи гипноза, но это заняло час пятнадцать минут осторожного сотрудничества с хирургами и их машинами вибрационного давления. И каждую минуту он думал о ее словах.

Итак, десятого июня — день вторжения на Землю. Сейчас десятое апреля земного исчисления. Два месяца. Месяц на дорогу до Земли, а месяц на что?

Как только миссис Корлисс тихо заснула, Кросс нашел ответ. Он решил не терять еще день на поиски истинных слэнов. Позже эти поиски могут быть возобновлены, но сейчас, если он сможет выйти…

Джомми нахмурился. Через несколько минут его будут обследовать члены самой безжалостной, самой добросовестной расы в Солнечной системе. Несмотря на его успешные попытки оттянуть это испытание, несмотря на его предыдущий успех в передаче кристалла одному из сопровождающих, удача была против него. Инграхам оказался недостаточно любопытен, и не вытащил кристалл из кожуха. Он должен был, конечно, сделать еще одну попытку, но это был бы отчаянный шаг. Любой слэн заподозрил бы что-нибудь со второго раза, что бы он ни сделал. Его мысли застыли. Мозг Джомми был в положении «прием» на голос Инграхама, говорившего неразборчиво по радио, и слова, которые плыли по поверхности его мозга. «Физическое обследование, полное или нет… Вы должны привести Бартона Корлисса немедленно ко мне, это отменяет все предыдущие приказы».

— Хорошо, Джоанна, — Инграхам ответил достаточно громко и повернулся:

— Вы должны быть доставлены сейчас же к Джоанне Хиллори, члену Военной комиссии.

Прентис сказал:

— Джоанна — единственная из нас, кто общался какое-то время с Кроссом. Она назначена членом комиссии, так как она очень опытна и мысленно изучала его. Она курировала успешную кампанию его поисков и предсказала неудачу атаки, которая была проведена циклотроном. Кроме того, она написала длинный отчет с мельчайшими деталями о времени, проведенном в его компании. Если вы — Кросс, она вас сразу же опознает.

Кросс молчал. Он не мог оценить заявление главного слэна, но подозревал, что это может быть правдой. Когда Кросс вышел из комнаты, он впервые увидел Киммериум, настоящий земной город. Из дверей ему были видны два коридора. Один вел обратно к лифту, на котором они опустились, другой — к многочисленным высоким прозрачным дверям. За дверями находился город-мечта.

На Земле говорили, что секрет материалов, из которых были сделаны стены великого дворца, утеряны. Но здесь, в этом спрятанном городе слэнов без усиков, он предстал во всей красе. Джомми увидел улицу — великолепное воплощение вечной мечты архитекторов. Совершенные формы зданий казались живыми. Только музыка могла сравниться с этой божественной архитектурой.

На улице он перестал думать о красоте и сосредоточился на жителях. Их были тысячи: в зданиях, идущих по улице и едущих в автомобилях. Тысячи сознаний находились в пределах досягаемости. Он не пропускал ничего в поисках одного, всего лишь одного истинного слэна. И не мог найти. Ни малейшего намека. Его убеждение, что они должны быть здесь, разрушено. И скоро то же может случиться с его жизнью. Где бы ни находились истинные слэны, их защита делала их недосягаемыми для других слэнов. Но логика подсказывала, что дети-чудовища создавались непорядочными людьми, и были факты, что это случалось. Какие факты? Слухи? Какое еще может быть объяснение?

— А вот и мы, — тихо сказал Инграхам.

Брэдшоу предложил:

— Пойдем, Корлисс, мисс Хиллори хочет поговорить с вами наедине.

Пол казался ему странно твердым, когда он шел по направлению к открытой двери. Внутренние покои оказались просторными и уютными и выглядели скорее как теплое гнездышко, нежели контора. На полках книги, у стены стоял диван, шкаф с электрической картотекой, были несколько надувных стульев и толстый ковер. Был также блестящий стол, за которым сидела гордая, улыбающаяся, полная сил женщина.

Кросс и не ожидал, что Джоанна Хиллори будет выглядеть старше. И пятьдесят лет не оставили бы заметного следа на этих бархатистых щеках. Перемена была в нем самом. Несколько лет назад мальчик-слэн смотрел на эту женщину с обожанием; теперь трезво оценивал ее. Он отметил, что взгляд Джоанны был ярким и не соответствовал ситуации. Он сконцентрировался. Неожиданно ее лицо торжествующе засветилось. Встревоженный, Джомми направил свою мысль на ее мысленный щит, пытаясь найти в нем изъяны, уловить малейшую утечку мыслей, и с каждой секундой его удивление росло.

Ее улыбка перешла в мягкий смех, и защита опустилась. Ее мысли были перед ним: «Смотри, Джон Томас Кросс, и знай, что все приемники Поргрейва в этой комнате отключены. Знай также, что я твой единственный живой друг и я приказала привести тебя сюда, чтобы ты избежал медицинского осмотра, которого тебе никогда не пройти. Я наблюдала за тобой через Поргрейвы и наконец поняла, что это ты. Не спеши, просмотри мои мысли, убедись в моей доброй воле. Мы должны действовать быстро, чтобы спасти тебе жизнь».

Джомми не доверился ей сразу, как, может, сделал бы раньше. Время шло, а он все изучал темные коридоры ее сознания, ища причину столь удивительного поворота.

В конце концов он тихо произнес:

— Так ты веришь в идеалы пятнадцатилетней давности, заразилась от молодого эгоцентриста, который предлагал только…

— Надежду, — закончила она. — Ты принес надежду до того, как я достигла той точки, когда большинство слэнов становятся настолько черствыми и безжалостными, насколько их заставляет жизнь. «Люди, — ты говорил, — как насчет людей?» — и шок от этого и от многого другого изменил меня навсегда. Я намеренно дала твое неправильное описание. Наверное, ты удивлен. У меня не было знаний человеческой физиологии. Но это считалось естественным, что я стала изучать твое дело и была назначена членом комиссии. Я считаю также естественным, что…

Она выжидающе остановилась, и Кросс смущенно сказал:

— Мне очень жаль.

Ее серые глаза встретились с его пристальными карими глазами.

— На ком вы еще собирались жениться? — спросила она.

— Нормальная жизнь подразумевает брак. Я ничего не знаю о ваших отношениях с девушкой-слэном, история с Кэтлин Лэйтон исключает то, что вы были с ней во время ее смерти. Но брак с несколькими женщинами, зачастую в одно и то же время, не является чем-то необычным в истории слэнов. Ну и, конечно же, мой возраст…

— Я согласен, — просто сказал Кросс, — что пятнадцать-двадцать лет — не такое большое препятствие для вступления в брак у слэнов, которые живут дольше людей. Но так случилось, что у меня иное предназначение.

— Не знаю, как насчет супружества, — сказала Джоанна Хиллори, — но с этого часа у вас появился соратник, который поможет вам исполнить вашу миссию и поможет вам пройти медицинский осмотр.

— Да что там, — махнул рукой Кросс. — Все, что мне было нужно — это время и способ передать кристаллы в руки Инграхаму или кому-нибудь другому. Вы обеспечили и то, и другое. Нам также потребуется парализующий пистолет, который лежит в ящике вашего стола. И затем позовите их всех одновременно.

Решительным движением она достала пистолет из ящика:

— Я буду стрелять.

Кросс мягко рассмеялся над неистовством Джоанны Хиллори и почувствовал странное удивление от развернувшихся событий; уверенность теперь не покидала его. Он давно был готов ко всему, но внезапно ее душевный огонь коснулся и его. Его глаза засияли.

— И вы не пожалеете о содеянном, хотя ваша вера пройдет тяжелые испытания, прежде чем мы достигнем цели. Вторжения на Землю не должно произойти. Ни сейчас, ни потом, до тех пор, пока мы не узнаем, что нам делать с этими несчастными, и кроме того, чтобы удерживать их силой. Скажи, можно ли мне каким-нибудь образом попасть на Землю? В сознании Корлисса я прочитал, что все слэны, похожие на меня, будут отправлены на Землю? Можно это сделать?

— Конечно. Решение полностью зависит от меня.

— Тогда, — серьезно сказал Кросс, — пришло время действовать без промедления. Я обязан попасть на Землю. Я должен попасть во дворец. Мне нужно увидеться с Киром Греем.

Ее красиво очерченные губы раскрылись в улыбке, но глаза оставались невеселыми.

— А как ты, — мягко спросила она, — собираешься подойти к дворцу, ведь он очень сильно укреплен?

— Моя мать рассказывала о потайном ходе под дворцом, — ответил Кросс. — Возможно, в вашей статистической машине есть точное расположение разных входов.

— Машина, — сказала Джоанна Хиллори и на мгновение замолчала. Наконец она продолжила: — Да, машина знает. Она многое знает. Идем.

Он последовал за Джоанной среди рядов огромных, толстых, блестящих металлических пластин. Кросс знал, что это было Статистическое бюро, и эти пластины были электрическими картотеками, которые выдавали информацию, едва нажмешь на кнопку. Но нужно было еще вписать свое имя, номер и пароль. Никто не знал (как сообщило ему сознание Корлисса), сколько информации хранилось в этой картотеке.

Машины привезли с Земли, и их история началась вместе с историей ранних слэнов. У них можно было получить ответы на бесконечное количество вопросов. Несомненно, включая и вопрос семилетних поисков некоего Джона Томаса Кросса, — поисков, которыми Джоанна Хиллори руководила из этого самого здания.

Джоанна сказала:

— Я хочу тебе кое-что показать.

Он стоял и наблюдал, как она нажимала на кнопки с надписями «Сэмюэл Ланн» и потом «Естественные мутации». Потом ее пальцы быстро нажали на пуск, и на светящемся экране он прочитал:

«Выдержки из дневника Сэмюэла Ланна: „1 июня 2071. Сегодня я еще раз посмотрел на трех младенцев, и нет сомнения в том, что произошли необычные мутации. Я видел людей с хвостами. Я исследовал кретинов, и идиотов, и чудовищ, которые последнее время появляются в огромных количествах. Я наблюдал интересные, хотя и ужасные органические изменения, которым подвержены человеческие существа. Но это противостоит всему этому ужасу. Это совершенство.

Две девочки и один мальчик. Какое великое и значительное совпадение. Если бы я не был хладнокровен и рационален, точность того, что произошло, превратила бы меня в восторженного богомольца в храме метафизики. Две девочки, чтобы продолжить род, и один мальчик, чтобы скрещиваться с ними. Придется приучить их к этой мысли.

2 июня 2071, зарядил машину…“» Но Джоанна нажала на сброс, поиграла с переключателем чисел, и получилось 7 июня 2073.

«Набитый дурак журналист сегодня написал про детей статью. Невежда утверждал, что я испытывал машину на их матери, хотя я даже не видел ее до тех пор, пока не родились ее дети. Надо убедить родителей уехать в какую-нибудь отдаленную часть мира. Там, где люди, может случиться всякое, — поверхностные, эмоциональные ослы».

Джоанна Хиллори выбрала другое.

«31 мая 2088 года. Их семнадцатый день рождения. Девушки приняли идею скрещивания со своим братом. Мораль, в конце концов, — дело тренировки. Я хочу, чтобы это произошло, хотя я нашел других молодых кандидатов в прошлом году. Думаю, что глупо ждать, пока они вырастут. Мы сможем начать скрещивание позже».

«18 августа 2090 года. Стало известно: каждая из девушек родила тройню. Великолепно. С таким уровнем воспроизводства шанс, что случай может уничтожить их, скоро будет сведен к минимуму. Несмотря на то, что другие особи их типа появляются то здесь, то там, я постоянно говорю детям, что их потомки будут править миром…»

Когда они вернулись в офис, Джоанна сказала:

— Теперь ты видишь, что нет и никогда не было машины, которая производит слэнов. Все слэны — это естественные мутанты. Единственный вход во дворец для твоей цели расположен в секции скульптуры: две мили в глубь территории, которая постоянно ярко освещена и простреливается тяжелыми орудиями первой линии укреплений. Также она контролируется танками и пулеметами.

— Как насчет моего оружия? Можно ли мне иметь его на Земле?

— Нет. План переправки людей, похожих на тебя, включает в себя отсутствие оружия.

Он нахмурился и спросил:

— Что за человек Кир Грей, по твоим сведениям?

— Он очень развит для человека. Наш секретный рентген определенно показывает, что он человек, если это то, о чем ты думаешь.

— Я думал об этом, но твои слова подтверждают вывод Кэтлин Лэйтон.

— Мы отклонились от темы, — сказала Джоанна Хиллори. — Как насчет укреплений?

Он покачал головой и безрадостно рассмеялся:

— Когда ставки велики, риск и должен соответствовать им. Я пойду один. Ты, — он посмотрел на нее, — найдешь пещеру с моим кораблем и доставишь его на землю до 10 июня. Корлисса тоже надо выпустить. А теперь, пожалуйста, вызови Инграхама.

Глава 18

Река казалась шире, с тех пор как Кросс видел ее в последний раз. Он с трудом различал противоположную сторону бурлящего потока. В быстром течении мелькали пятна темноты и света, — отражение от вечно меняющихся, чудесных огней дворца. В кустарнике, где лежал поздний весенний снег, скинул свою одежду и сразу почувствовал покалывание в босых ступнях, когда стоял, готовый к выполнению задания. Он ни о чем не думал. Затем иронично отмстил про себя, что один голый человек против целого мира был печальным символом той атомной энергии, которую он контролировал. У него было так много оружия, которое он не использовал тогда, когда мог, а теперь это кольцо на пальце с крошечным атомным генератором и с радиусом эффективного действия всего каких-то жалких два фута — это единственный продукт многолетних усилий, который он осмелился взять с собой в крепость.

Тени деревьев на другом берегу реки достигали ее середины. Темнота располосовала безобразную зыбь стремительно бегущей воды, которая уносила его вниз по течению на полмили и наконец вынесла за мелководье.

Джомми спрятался и начал исследовать мысли, которые исходили от двух стрелков, спрятавшихся в деревьях. Он осторожно протиснулся в кустарник и оделся. Затем лег, как терпеливый тигр, поджидающий добычу. Перед ним было открытое пространство, которое нужно было пересечь. Для гипнотического контроля расстояние было слишком велико. Улучив момент, Кросс пробежал эти пятьдесят ярдов за три секунды. Первый так и не понял, что его ударило. Другой резко обернулся, его длинное худое лицо еще больше вытянулось и стало ужасным в мерцающем свете, пробивающемся сквозь листву. Он не смог увернуться и распластался на земле. Через пятнадцать минут гипноза без помощи кристалла они были под контролем. Пятнадцать минут. Восемь в час. Джомми иронически усмехнулся. Во дворце десять тысяч человек. Придется выбирать ключевые фигуры. Он привел обоих пленников в чувство и отдал распоряжение. Солдаты молча взяли свои пулеметы и пошли за ним. Этим ребятам была знакома каждая пядь земли, и они знали, когда танковый патруль будет делать ночной обход. Не было лучших солдат в армии людей, чем эти дворцовые войска. Через два часа у Кросса уже была дюжина тренированных воинов, следующих за ним, как тени, работающих быстро и бесшумно, нуждающихся лишь в тихо произнесенной команде.

Еще через три часа было уже семнадцать солдат, полковник, капитан и три лейтенанта. Скоро вся группа подошла к великолепной скульптурной композиции, украшенной освещенными фонтанами.

Уже появились признаки приближающегося рассвета, а Кросс со своей армией затаился в кустах. Перед ними лежала четверть мили ярко освещенного пространства. Они видели темную линию леса на противоположной стороне — там были спрятаны укрепления.

— К сожалению, — прошептал полковник, — нет шансов обмануть их. Юрисдикция нашего соединения кончается здесь. Пересекать любую линию обороны без разрешения запрещено, и, даже имея разрешение, его можно использовать только в дневное время.

Кросс нахмурился. Он не ожидал таких осложнений. Вероятно, это был новый приказ. И то нападение, которое слэны совершили на его долину, хотя в то время он не верил в крестьянские сказки о размерах их кораблей… Теперь эти воспоминания встревожили его.

— Капитан.

— Да?

Перед ним появился высокий офицер.

— Капитан, вы больше всех похожи на меня. Вы поменяетесь со мной формой, а затем вы и все остальные вернетесь на свои места.

Он смотрел, как они уходят, исчезают в темноте, затем поднялся и, подтянувшись, как офицер вышел на свет. Десять шагов, двадцать, тридцать… Он видел фонтан, который был ему нужен… но было слишком много искусственного света, было так много мыслей вокруг, неразберихи и толчков, и это мешало ему ловить ту единственную мысль, которую он искал. Ох, если бы после сотен лет эта вещь все еще была на месте. Господи, помоги мне.

Сорок футов, пятьдесят, шестьдесят… И вдруг его напряженное сознание уловило шепот, слабое движение мысли: «Для каждого слэна, который проникает так далеко, имеется секретный проход во дворец. Украшение из пяти цветов на белом фонтане — это секретный замок, который открывает дверь при помощи радиосигнала. Комбинация такова…»

Он помнил — Статистическая машина знала, что секрет был в фонтане, но не более того. Сейчас же…

Резкий, громкий голос раздался из-за деревьев:

— Какого черта ты здесь делаешь? Что тебе надо? Иди к своему командиру, получи пропуск и приходи утром. Быстро.

Но Кросс был уже у фонтана, пальцы быстро нащупали украшение из цветов. Его тело и движения были полускрыты от подозрительно наблюдающих глаз. Он не мог понапрасну тратить свою энергию. Замок поддался, и из второго транслятора Поргрейва прозвучала следующая мысль: «Дверь уже открыта. Это очень узкий, темный туннель, ведущий вниз в полной темноте. Вход в центре групповой конной скульптуры, сто футов на север. Смелее…»

Ему не хватало не смелости, а времени. Сто футов на север, к дворцу, к этой угрожающей силе. Кросс коротко усмехнулся. Древний создатель секретного входа выбрал самое неподходящее место. Он пошел, несмотря на то что резкий голос загромыхал снова.

— Вон отсюда… Стоять, или мы будем стрелять. Иди в свою зону и считай, что ты арестован. Немедленно.

— У меня очень важное послание, — ответил Кросс, пытаясь подражать голосу капитана: — Чрезвычайная ситуация.

Они все еще не считали одного человека опасным, и Джомми пока продолжал идти. Голос зазвучал снова:

— Никакая чрезвычайная ситуация не позволяет нарушать предписания. Возвращайся сейчас же в свою зону. Предупреждаю в последний раз.

Он посмотрел в маленькое черное отверстие, и внезапно замешательство охватило его, пронизывающая клаустрофобия, — впервые в его жизни, — черная и ужасная, как сам тоннель. Довериться этой кроличьей норе или быть заживо похороненным в этой ловушке? Не было уверенности, что они не обнаружили этот вход, как уже случалось. Нужно было принимать решение. Из-за деревьев раздался свистящий шепот:

— Сержант, попробуй-ка из своего ружья.

— Как насчет скульптуры лошади, сэр? Жалко портить.

— Целься в ноги, потом в голову.

Но не тут-то было. Сжав зубы, распрямившись, подняв руки над головой, как ныряльщик, он идеально вошел в туннель.

Коридор был гладкий, как стекло, и, когда Кросс уже пролетел огромное расстояние, он стал не вертикальным, появился небольшой угол. Давление от трения увеличилось, и скоро он уже скользил под углом, который становился все более пологим. Постепенно скорость снизилась. Впереди Джомми увидел мерцающий свет. Неожиданно он оказался в плохо освещенном коридоре с низким потолком. Путешествие окончилось. Кросс лежал на спине, взгляд его блуждал, и кружилась голова.

Десятки крутящихся огней над ним постепенно превратились в одну лампу. Свет долго таял в темноте, прежде чем достигал пола. Кросс встал на ноги и увидел знак, который висел достаточно высоко на стене, чтобы свет с потолка освещал его. Он прочитал: «Вы сейчас на глубине двух миль от поверхности земли. Тоннель за вами перекрыт стальными и бетонными блоками, которые пришли в движение при вашем прохождении. Через час вы сможете добраться до дворца. Слэнам под страхом жестокого наказания запрещено входить в сам дворец. Берегитесь». У Джомми запершило в горле, и он попытался откашляться, но это не помогло. Неожиданно для себя Джомми заплакал. В коридоре стало темнее. Огни на потолке, которые были видны вдали, теперь скрылись в клубах пыли.

Кросс наклонился в полутьме и пошарил пальцами по полу: везде был толстый, мягкий ковер пыли, и он двинулся вперед, ища следы, которые могли бы показать, что этим коридором недавно пользовались. Но кроме накопившейся за столетия пыли, ничего не было. Много лет прошло с тех пор, когда приказ с неясной угрозой был помещен здесь. Тем не менее существовала реальная опасность. Люди теперь будут знать, где искать секретный вход.

До того как его найдут, он должен нарушить закон слэнов, проникнуть во дворец и найти Кира Грея.

Это был мир теней и молчания. Пыль душила его и забивала горло. Он шел через многочисленные двери, коридоры и залы.

Неожиданно Кросс услышал металлический звук, стены вдруг заскрипели и начали медленно, но неумолимо двигаться к нему и друг к другу.

Автоматически, понял он, потому что никаких мыслей вокруг не было. Хладнокровно изучил ловушку: в каждой стене он заметил по углублению, шесть футов и четыре дюйма высотой.

Кросс усмехнулся. Через несколько минут стены сойдутся, и единственное пространство для него останется в этих нишах. Вот так ловушка. Атомная энергия кольца на его пальце могла, вероятно, раздвинуть проход для него. Но ему нужно было выглядеть пойманным. Скоро стены сошлись. Стало тихо. Затем механизм тихо загудел, и он почувствовал движение вверх, а затем вращение. Перед его лицом появилась трещина, которая расширилась, и образовалось отверстие, через которое он увидел комнату.

Вой механизма прекратился. Снова воцарилась тишина, а Кросс в это время осматривал комнату. Посреди отполированного пола стоял письменный стол, стены были выложены панелями из орехового дерева. Чуть дальше он мог разглядеть несколько стульев и шкаф для бумаг. Комната была обставлена скромно и по-деловому.

Послышались шаги. Человек, который вошел в комнату и закрыл за собой дверь, был великолепно сложен, с седыми висками, а на лице виднелись морщины. Но никто во всем мире не смог бы не узнать худощавое лицо, пронзительные глаза, безжалостность, которая была написана в тонких линиях носа и линии челюсти. Такое лицо слишком решительно, слишком жестко для того, чтобы казаться приятным. Но в нем чувствовалось благородство. Он был прирожденным лидером. Кросс почувствовал, что его как будто рассекают на части, так внимательно эти проницательные глаза изучали его лицо. Наконец гордые губы скривились в тонкую издевательскую усмешку.

Кир Грей сказал:

— Значит, ты попался. Не очень-то умно ты себя ведешь.

Именно из-за слов Джомми понял. Потому что с ними появились поверхностные мысли, а эти мысли были не чем иным, как экраном, преднамеренно висящим над мысленным щитом, таким же, как у него самого. Не непрочный, протекающий щит слэнов без усиков, а настоящая мощная защита. Кир Грей, вождь людей, оказался человеком, который считал себя… истинным слэном.

Кросс смог выговорить только эту единственную фразу, после чего быстротечность его мысли остыла, и потек ледяной поток холодного сознания. Кэтлин Лэйтон прожила с Киром Греем и не подозревала истину. Конечно, у нее не было опыта с мысленными щитами, и был Джон Петти, щит которого был очень похож, и это тоже сбило ее с толку, потому что Джон Петти на самом деле был человеком. Как здорово удавалось диктатору имитировать человеческий тип защиты. Джомми Кросс мысленно встряхнулся и, намереваясь на этот раз добиться реакции, повторил:

— Значит, вы на самом деле слэн.

Лицо Кира Грея передернулось.

— Вряд ли такое описание справедливо для личности без усиков, которая не умеет читать мысли, но да, я слэн.

Он замолк, потом продолжил более откровенно:

— Сотни лет мы, которые знали правду, существовали с единственной целью предотвратить завоевание мира людей слэнами без усиков. Наиболее естественным для достижения этой цели представляется проникновение на ключевые посты в правительстве людей. Разве мы не самые разумные существа на Земле?

Кросс кивнул. Конечно, все совпадало. Его собственные рассуждения привели его к этому. Когда он убедился в том, что истинные слэны не являлись скрытыми правителями слэнов без усиков, стало несомненным, что они правят миром людей, несмотря на всю уверенность Кэтлин и рентгеновские снимки слэнов без усиков, показывающие, что у Кира Грея было человеческое сердце и другие, не присущие слэнам органы. Где-то до сих пор таилась великая тайна. В конце концов он покачал головой.

— Все равно я не понимаю этого до конца. Я ожидал, что истинные слэны правят слэнами без усиков… тайно. Конечно, все сходится с небольшой натяжкой. Но тогда зачем вести пропаганду против слэнов? Как насчет того корабля слэнов, который прилетал во дворец много лет тому назад? Почему на истинных слэнов охотятся и убивают, как крыс? Почему никто не договорился со слэнами без усиков?

Вождь задумчиво посмотрел на него.

— Время от времени мы старались обуздать пропаганду против слэнов, и одной из таких попыток был корабль, о котором ты упомянул. По особым причинам мне пришлось приказать, чтобы его посадили в болотах. Но несмотря на очевидное поражение, был достигнут главный успех, который состоял в том, чтобы убедить слэнов без усиков, которые определенно обдумывали планы нападения, что с нами нужно считаться как с военной силой.

Это заключалось в ощутимой слабости того серебристого корабля, которая и убедила слэнов без усиков. Они знали, что мы не можем быть настолько бессильны, поэтому у них возникли колебания, и они растерялись. В разных частях света. Они были потомками слэнов, которые, рассеявшись после Трагической Войны, не вступили в контакт с организацией слэнов. После того как на сцену вышли слэны без усиков, было поздно что-либо предпринимать. Наши враги находились в таком положении, в котором могли контролировать все наши средства связи.

Естественно, мы предпринимали массу усилий, чтобы вступить в контакт с такими бродягами. Но единственные, кто попадал к нам, были те, кто приходил во дворец, чтобы убить меня. Им мы предоставили несколько легких путей, чтобы попасть сюда. Мои приборы рассказали мне, что ты пришел сюда трудным путем, через один из древних входов. Очень смело. Для нашей маленькой организации пригодится еще один отважный молодой человек.

Кросс холодно уставился на своего собеседника. Кир Грей, очевидно, не подозревал, кто он такой, и не имел представления о том, как близок час вторжения слэнов без усиков. Поэтому момент, когда он произнес это, был великим:

— Я чрезвычайно удивлен, что вы позволили мне застать себя врасплох таким образом.

Улыбка быстро сошла с лица Кира Грея. Он напряженно произнес:

— Твое замечание чрезвычайно точное. Ты предполагаешь, что застал врасплох меня. Значит, ты либо дурак, но таковая возможность отбрасывается по причине твоего очевидного интеллекта, либо, несмотря на очевидность твоего заключения, оно для тебя не имеет значения. А в мире существует только один человек, который бы смог уничтожить прочную сталь наручников в камере.

Удивительно, как обмякло это сильное лицо, исчезли жесткие линии, но вся сила сосредоточилась в глазах. В них была видна радость, безудержная, бурная радость. Он прошептал:

— Значит, значит, у тебя получилось, даже несмотря на то, что я никак не смог тебе помочь… Атомная энергия в своей окончательной форме. Потом его голос зазвучал ясно и торжествующе: — Джон Томас Кросс, я приветствую тебя и открытие твоего отца. Входи и присаживайся. Подожди минуту, я сейчас высвобожу тебя из этой чертовой штуковины. Здесь, в моем личном кабинете, мы можем поговорить. Сюда не разрешается входить ни одному человеку.

Смысл чуда, открывшегося перед Джомми с каждой минутой становился все значительнее, огромное его значение, этого равновесия сил во всем мире. Истинные слэны и люди, которые не подозревали о своих хозяевах, против слэнов без усиков, которые, несмотря на великолепную, с далеко идущими планами организацию никогда не догадывались о том, какая тайна скрыта за этой загадкой.

— Естественно, — сказал Кир Грей, — твое открытие, что слэны — существа естественные, а не сделанные на машине, для нас не ново. Мы — постчеловеческие мутанты. Силы этого мутационного процесса действовали задолго до того дня, когда Сэмюэл Ланн узнал признаки совершенства в некоторых из них. Теперь, оглядываясь назад, совершенно ясно, что природа затевала громадный эксперимент. Неимоверно возросло количество людей с дефектами. Оно мгновенно достигло огромного процента. Самое удивительное — это скорость, с которой совокупность биологических сил пришла в движение по всей Земле.

— Мы всегда слишком поспешно предполагали, что между отдельными людьми не существует связи, что человеческая раса не является единым целым, подобно одному громадному организму, в котором ток крови и нервных импульсов не передается от человека к человеку. Конечно, можно и иначе объяснить, почему миллиарды людей можно заставить одинаково действовать, одинаково думать, одинаково чувствовать, если дать им один доминирующий стимул, но философы-слэны, исследовавшие проблему сотни лет, допускают возможность, что такая мысленная восприимчивость является продуктом необычного единства, как физического, так и умственного.

Сотни, возможно, тысячи лет, напряжение росло. А потом, за четверть тысячелетия произошло более миллиарда случаев ненормального деторождения. Эта катастрофа парализовала волю людей. Истина была потеряна, сметена волной страха, который вверг мир в войну. Все попытки восстановить истину были утоплены в невообразимом массовом психозе… который продолжается и сейчас, через тысячу лет. Да, я сказал — тысячу лет. Только нам, истинным слэнам, известно, что период безвременья на самом деле продолжался пятьсот дьявольских лет. И что дети-слэны, обнаруженные Сэмюэлем Данном, были рождены полторы тысячи лет тому назад.

Насколько нам известно, лишь небольшая часть людей из тех сверхнормальных рождений были похожи друг на друга. Большая часть из них была ужасной неудачей, а случаи совершенства были крайне редки. Но даже они были бы потеряны, если бы Сэмюэл Ланн не узнал их истинную суть. Природа полагается на закон средних величин. Не существует заранее разработанного плана. То, что случилось, было, как нам представляется, реакцией на невыносимые нагрузки, которые сводили людей с ума, потому что ни их организм, ни их сознание не были способны выдержать современную цивилизацию. Эти нагрузки были в основном одинаковыми, и поэтому понятно, почему продукты экспериментов природы так похожи друг на друга, не совпадая в деталях.

Пример огромной силы этого биологического прилива, а также изначальной общности людей, — продолжал Кир Грей, — виден в том, что у всех слэнов, рожденных в первые несколько сотен лет, были тройни или как минимум двойни. Сейчас таких почти нет. Как правило, рождается один ребенок. Волна сошла. Закончилась часть работы, которая принадлежала природе, настал час интеллекта. Тогда-то и начали возникать трудности.

В течение периода безвременья на слэнов охотились, как на зверей. Невозможно провести аналогию с современными событиями, чтобы показать, как ненавидели люди слэнов, считая их причиной всех несчастий. Невозможно было создать эффективную организацию. Наши праотцы испробовали все: подземные убежища, хирургическое удаление усиков, замену наших собственных двух сердец человеческими, покрытие усиков составом, похожим на кожу. Но все это оказалось бесполезным.

Подозрительность не давала возможности сопротивления. Люди доносили на своих соседей, и тех подвергали медосмотру. Полиция делала облавы по малейшему поводу. Но самая большая трудность заключалась в рождении детей. Даже там, где родителям удавалось эффективно замаскироваться, рождение ребенка было периодом огромной опасности и часто оканчивалось смертью матери, отца и ребенка. Постепенно пришло понимание, что раса не выживет. Рассеянные остатки слэнов в конце концов сосредоточили свои усилия на том, чтобы контролировать мутационный процесс. Наконец они обнаружили, каким образом можно изменить форму больших молекул, на которых были построены гены. Оказалось, что это сама жизненная сила, которая контролировала гены, а те в свою очередь контролировали формы органов и всего тела.

Потом оставалось только экспериментировать. На это потребовалось двести чрезвычайно трудных лет. Расой нельзя было рисковать, хотя отдельные люди рисковали своей жизнью и здоровьем. В конце концов они обнаружили, как сложные группы молекул могут контролировать форму каждого органа в течение одного или нескольких поколений. Измените рисунок в этой группе, и орган, за который она отвечает, также изменится, но проявится в последующих поколениях. Поэтому они изменили основу организма слэнов, оставив все нужное, что имело ценность для выживания, и уничтожили все, что оказалось опасным. Гены, контролирующие усики, были изменены, перенеся способность читать мысли внутрь мозга и гарантировав то, что эта способность не проявится в течение многих поколений…

С резким вздохом Кросс перебил его:

— Подождите минуту. Когда я впервые начал поиски истинных слэнов, логика подсказала, что они проникли в организацию слэнов без усиков. А вы что, пытаетесь мне доказать, что слэны без усиков когда-нибудь превратятся в истинных слэнов?

Кир Грей деловито кивнул.

— Менее чем через пятьдесят лет у них появится способность читать мысли, хотя эта способность будет какое-то время находиться внутри их мозга. Но со временем у них появятся и усики. Мы пока не обнаружили, что можем делать постоянные изменения.

Кросс сказал:

— Но почему они вообще отказались от способности читать мысли, особенно в эти решающие годы?

Ответ был предельно откровенным:

— Я вижу, что ты до сих пор не понимаешь неизбежных реальностей жизни наших предков. Способность читать мысли была задержана, потому что имелась необходимость наблюдать психологические реакции… потому что люди как действовали, не зная, что они истинные слэны, так же бы действовали, если бы знали. Что случилось?

— Мы — вожди слэнов — изменили все их отличительные органы, чтобы защитить их от хищных человеческих существ, и они вели себя, как будто у них не было иного интереса в жизни, кроме как спокойно провести свои дни в каком-нибудь далеком уголке мира. Возможно, знай они правду, это бы повлияло на них, но тогда этого не произошло. Мы обнаружили, что слэны по своей природе против войн, против убийства, против насилия. Мы использовали все аргументы, но никакая логика не могла дать большего, чем смутное ощущение, что через сто лет или около того они начнут думать об активных действиях.

— Невозможно было оставлять их в таком положении. Существование человека оказалось как запал в бомбе. Жизнь вяло тлела миллионы лет, потом огонь дошел до бомбы, и она взорвалась. От этого взрыва загорелся другой запал, но, хотя мы об этом тогда лишь догадывались, со старой бомбой и прежним запалом было покончено. Теперь очевидно, что человеческие существа вымрут, исчезнут с лица Земли в результате бесплодия, которое уже началось в огромных масштабах, хотя его еще не заметили. Человек уйдет в историю, как ушли яванская человекообразная обезьяна, неандерталец, кроманьонец. Несомненно, бесплодие, которое послужит этому причиной, будет свалено на слэнов, и, когда люди это обнаружат, поднимется новая волна ненависти и террора. Никто, кроме наиболее могучей организации, раскрученной на полные обороты, испытывающей постоянное давление и риск, не сможет противопоставить этому нечто достойное.

— Поэтому, — мягко сказал Кросс, — вы изгнали слэнов без усиков, которых… защищали с жестокостью, приведшей их в замешательство, и вызвали столь же безжалостную реакцию. С тех пор вы пришпоривали их экспансию и контролировали их искусственный боевой дух. Почему вы не сказали им правду?

Вождь серьезно усмехнулся:

— Мы пытались, но те, кого мы избрали, чтобы поведать этот секрет, подумали, что это хитрость, и логика немедленно привела их в одно из наших убежищ. Пришлось всех убить.

Нужно подождать до тех пор, пока к ним не вернется способность читать мысли.

А теперь из того, что ты мне сказал, стало ясно, что нам необходимо немедленно действовать. Твои гипнотические кристаллы могут оказаться единственным разрешением проблемы антагонизма людей. Когда у нас будет достаточно слэнов, владеющих этим методом, эта трудность будет преодолена. Что же касается надвигающегося нападения…

Он протянул руку к звонку на своем столе и нажал кнопку. Грэй продолжал:

— Я вызвал некоторых моих коллег. Нам нужно срочно посовещаться.

Кросс медленно сказал:

— Слэны могут безбоязненно совещаться в великом дворце?

Кир Грей улыбнулся:

— Мой друг, наши операции основаны на ограниченности отдельных людей.

— Мне кажется, я не понял.

— Это очень просто. В прежние времена людям было известно многое о тайных ходах во дворце. Одним из моих первых актов, как только мне представилась такая возможность, было засекречивание этих сведений. Затем, одного за другим, я перевел в другие районы мира людей, у которых были эти сведения. Там, изолированные в различных малозначительных правительственных учреждениях, они все были мастерски убиты. — Он серьезно покачал головой: — На это не надо много времени. А когда секрет появился, — сама величина дворца, — и строгая военная охрана предотвращает повторное открытие. Редко когда более сотни слэнов находятся во дворце. Большинство из них с усиками, хотя несколько особей без усиков — потомки, как и я сам, самых первых выживших добровольцев в экспериментах с генными трансформациями — всегда знали правду и были частью нашей организации. Конечно, мы могли бы прооперировать слэнов с усиками, чтобы они могли безопасно появляться на улице, но мы дошли до такой стадии, когда нам нужны слэны с усиками, чтобы другие видели, на что будут похожи их потомки через несколько поколений. В конце концов, нам вовсе не хочется, чтобы они внезапно запаниковали.

— А что же Кэтлин? — медленно спросил Кросс.

Старший измерил его долгим, оценивающим взглядом и наконец сказал:

— На Кэтлин проводили эксперимент. Мне хотелось посмотреть, смогут ли люди, выросшие со слэном, понять, что возможно родство. Когда стало ясно, что это невозможно, я решил перевести ее в эти тайные палаты, где она бы получила пользу от общения с другими слэнами, и помочь претворять в жизнь то, что требовалось. Она оказалась отважнее, чем я предполагал… но ты знаешь о ее выходке.

Слово «выходка» было наиболее неподходящим словом для описания происшедшей трагедии, какое Кросс когда-либо слышал. Очевидно, этот человек был еще более привычен к смерти, чем он сам. Прежде чем он успел что-либо сказать, Кир Грей продолжил:

— Моя собственная жена, которая была истинным слэном, пала жертвой тайной полиции при несколько иных, хотя не менее печальных обстоятельствах, за исключением того, что, когда она умерла, меня долго не было… — Он замолк. Долгое мгновение он сидел, глаза его сузились, и в его манере не было ничего легковесного. Внезапно он произнес: — Теперь, когда я тебе столько рассказал — открой мне секрет твоего отца.

Кросс ответил просто:

— Я могу его рассказать в мельчайших подробностях. Вкратце, мой отец отбросил понятие критической массы, на котором были основаны первые бомбы. Атомную энергию можно получить и таким путем — неуправляемым потоком, в форме взрыва, в форме тепла для некоторых медицинских и промышленных целей. Но почти невозможно контролировать прямое использование. Мой отец отбросил это понятие частично из-за того, что в этой форме она была бесполезна для слэнов, частично из-за того, что у него была своя теория.

— Он также отказался от принципа массивного циклотрона, но именно циклотрон частично подсказал ему эту великую идею. Он развернул центральную оболочку позитивного электрона, как тонкую проволоку. На этой оболочке, но не прямо на ней — для сравнения можно представить, как по эллипсоидной орбите к Солнцу подлетает комета, — около этого «Солнца» он выпускал свои отрицательные электроны-«кометы» со скоростью света.

«Солнце» прокручивало кометы вокруг себя и выбрасывало их в «космос», где — это вполне реальное сравнение — вторая позитивная оболочка, которую можно назвать «Юпитер», притягивает кометы, уже летящие со скоростью света, и выбрасывает их за пределы своих орбит со скоростью выше скорости света. При такой скорости каждый электрон превращается в материю с отрицательным знаком, а его разрушительная сила гораздо, несравнимо больше его «размера». Нормальное вещество теряет свои силы внутреннего сцепления в присутствии этого антивещества и мгновенно превращается в свое первобытное состояние. Оно…

Он прервался и поднял голову, когда открылась дверь. Вошли трое мужчин, в волосах которых виднелись золотистые усики. Когда они увидели его, их мысленные щиты опустились; через секунду Кросс опустил свой. Между ними произошел молниеносный обмен: имена, биографии, цели — сведения различного рода, необходимые для лучшего понимания при встрече. Этот процесс ошеломил Кросса, который, если не считать краткого общения с неопытной Кэтлин и своих неразвитых отношений с родителями в детстве, до того мог только представлять, насколько эффективным может быть такой обмен.

Он был настолько поглощен, что сильно удивился, когда дверь открылась еще раз.

Вошла высокая молодая женщина. Глаза ее блестели, а ее лицо было сильным, зрелым, с тонкими чертами и нежным оттенком. Когда он посмотрел на нее, его мускулы напряглись, нервы натянулись, и холодок пробежал по телу. Нисколько не умаляя своего изумления, он подумал с железной логикой, что нужно было сообразить еще тогда, когда он увидел, как «чинили» разбитую голову миссис Корлисс на далеком Марсе. Он должен был об этом догадаться в тот момент, когда узнал, что Кир Грей — истинный слэн. Должен был, зная всю ненависть и зависть, царящую во дворце, что только смерть и тайное возвращение из мертвых могли навсегда обезопасить Кэтлин от Джона Петти.

В этот момент голос Кира Грея разорвал тишину. В нем слышались нотки человека, который предвкушал этот момент долгие годы:

— Джомми Кросс, я хочу представить тебе Кэтлин Лэйтон Грей… мою дочь.

Перевод: Бобылев Г.