Весна отверженных

Глава 3

Мадам Мадели̇н Де Фебр, которая в определенных кругах за пристрастие к фиолетовому цвету была известна просто как «мадам Де Мов», а для молодых шпионов, которые на нее работали, как «Бабушка», стояла у внушительного зеркала в резной раме. Маделин собиралась выйти к ожидающему ее в приемной высокому гостю и слегка волновалась. В общем-то, слишком беспокоиться было не о чем: на своем веку мадам Де Фебр повидала великое множество высокопоставленных особ, среди которых попадались и персоны королевской крови.

В прошлом одна из самых знаменитых куртизанок Трезеньеля, удачно вышедшая замуж за мелкого дворянина, а ныне — продавщица секретов, державшая огромный штат шпионов и аферистов, которые были способны добыть любые тайны, мадам Де Фебр по-прежнему оставалась одной из самых влиятельных фигур трезеньельской политики. Сейчас ей было едва за шестьдесят, но тот, кто позволил бы себе хотя бы намек на ее возраст, сильно рисковал. Про нее говорили: «дама с опытом».

Тем не менее мадам Маделин все еще была красива. Она тщательно закрашивала седину в густых темных волосах. Поговаривали, что мадам Де Фебр с пятнадцати лет каждый день наносит на кожу лица слизь шеолланских виноградных улиток, которых ей поставляют каждое утро. Знатные дамы, услышав это, брезгливо морщились, но как бы там ни было лицо мадам Маделин даже в солидном возрасте оставалось по-детски гладким. Большие темно-карие глаза этой женщины смотрели на мир весело и с любопытством, в них часто пряталась улыбка. Низкий бархатный голос тоже звучал молодо и притягательно, в нем еще не появилось неприятного старческого дребезжания. Преклонный возраст дамы выдавала только шея, которая, как скажет вам любая трезеньельская красавица, к сожалению, очень плохо поддается уходу.

Но самое главное, эта женщина сохраняла живой ум и непринужденность общения, которые, помимо красоты, влекли к ней толпы поклонников. Да, она и сейчас еще нравилась мужчинам.

Прежде чем выйти к настойчивому гостю, который, насколько ей было известно, не отличался терпением, мадам Де Фебр придирчиво осмотрела на себя в большое зеркало. Сложная прическа, поддерживаемая сиреневой бархатной лентой с жемчугом, подчеркивала достоинства ее лица. Темно-фиолетовое атласное платье, сшитое по последней моде и отделанное золотистым кружевом, сидело безупречно. Наряд дополняли лиловые атласные туфли, расшитые бисером. Аферистка осталась вполне довольна тем, что видит, слегка улыбнулась и покинула свой будуар.

Ее гость в приемной уже начал нервничать, но изо всех сил стремился овладеть собой. Он не услышал шагов мадам Маделин, и аферистка застала его врасплох. Посетитель стоял к ней вполоборота, скрестив руки на груди, и, хмурясь, смотрел в окно — высокий, широкоплечий и властный. Мадам Де Фебр невольно залюбовалась им: будь она лет на тридцать моложе, у них могло бы что-нибудь получиться.

Гость, наконец, услышал шелест ее платья и повернулся. Маделин радушно улыбнулась и присела в глубоком придворном реверансе:

— Мой лорд герцог. Нечасто такие гости посещают это скромное жилище.

— Ты заставляешь себя ждать, мадам, — сухо ответил Гильом, жестом разрешая женщине подняться.

— У женщин все для мужчин, мой лорд, — чарующе улыбнулась Маделин. — И если я где-то замешкалась, то только для того, чтобы предстать перед тобой в безупречном виде.

— Будем считать, что так и есть, — отмахнулся Великий герцог. Мадам Маделин была незнатного рода, и поведение простолюдинки, корчащей из себя светскую даму, его раздражало. — Я здесь по делу.

Похоже, герцог не собирался соблюдать негласные правила, которые обязан был учитывать всякий, кто ищет помощи аферистов. Надо было напомнить этому высокомерному типу, кто, в конце концов, и у кого пришел просить помощи. Маделин улыбнулась, скромно опустив голову:

— Право же, мой лорд герцог, ты переоцениваешь мои возможности. Уж если ты, с твоим знатным происхождением и связями, не можешь сам решить своего дела, что что могу я?

Герцог Гильом сжал кулаки, но заставил себя любезно улыбнуться:

— Я принес скромный подарок, мадам, — выдавил он. — Надеюсь, с его помощью я смогу завоевать твою благосклонность.

Маделин сдержала улыбку: несмотря на любезные речи, на лице графа было написано неподдельное презрение. Все-таки, грубым военным никогда не понять тонкостей придворной игры.

Великий герцог между тем извлек откуда-то плоскую коробку квадратной формы, обтянутую фиолетовым бархатом, и галантно протянул аферистке. Мадам Де Мов взяла коробку и открыла ее. Любопытство на лице женщины сменилось удивлением, а затем восхищением. На дне шкатулки лежало колье из белого золота, изображающее цветы вишни, лепестки которых были усыпаны мельчайшими, но чистейшей воды бриллиантами безупречной огранки, а листья — такими же изумрудами. На некоторых цветах сидели насекомые — пчелы, шмели и бабочки, расцветку которых тоже передавали крохотные драгоценные камни, украшавшие их тельца и крылышки.

— Это восхитительно, мой лорд! — воскликнула аферистка.

Великий герцог самодовольно улыбнулся:

— Я счел, что эта красота достойна только такой во всех отношениях утонченной женщины, как ты, мадам.

— Я согласна тебе помочь, — кивнула мадам Маделин. — Как насчет скрепить наш союз бокалом хорошего вина?

Гильом молча наклонил голову в знак согласия.

Маделин отослала слугу, собственноручно разлила изысканный напиток рубинового цвета по бокалам и уселась напротив Великого герцога.

— Говори же, мой лорд.

Гильом Де Тайер отсалютовал ей бокалом и сделал глоток:

— Моим делам при дворе очень мешает некая особа. И только такая опытная аферистка, как ты, сможет мне помочь.

— О ком речь? — Маделин вопросительно приподняла бровь.

— О леди Одиль Де Верлей. Она вмешивается в мои дела, больше того, сует нос в мои отношения с кузеном, ссорит нас и постоянно препятствует моим планам.

Мадам Де Фебр задумчиво кивнула:

— Ты хочешь нейтрализовать ее?

— О нет! — рассмеялся Великий герцог и покачал головой. — Я должен заполучить ее на свою сторону. Леди Одиль имеет при дворе огромное влияние. И я желаю, чтобы она обернула все свои связи и весь свой авторитет мне на пользу.

— Тонко, — улыбнулась Маделин. — Что ж, мой лорд герцог, дайте мне пару-тройку недель, и эта женщина будет вашей. Больше того, она будет вам благодарна за то, что вы ей это предложили.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — Великий герцог Гильом Де Тайер поднялся с кресла и направился к выходу.

Маделин позвонила в колокольчик, и в комнату заглянул слуга.

— Жак, проводи лорда герцога до его кареты. А я немедленно займусь делами.

Лакей поклонился и вышел вслед за герцогом. Выждав некоторое время, Маделин бесшумно выскользнула за ними и, спрятавшись за шторой, из окна второго этажа наблюдала, как герцог Гильом Де Тайер садится в карету. Женщине показалось, что внутри она видит кто-то еще, чьего лица было невозможно рассмотреть под низко надвинутым капюшоном. У герцога был советник. Надо будет потом выяснить, кто это такой.

Маделин не спеша поднялась в гостиную, смеясь про себя. Ох уж эти солдаты. Подарок герцога выглядел настолько кричащим и ярким воплощением безвкусицы, что аферистка могла без труда представить себе те гигантские мыслительные усилия, с которыми Великий герцог выбирал это украшение. Ну как тут было не выполнить просьбу дарителя! Тем более сама Мадам Де Мов давно хотела низвергнуть с пьедестала эту чванливую особу, баронессу Де Верлей. Когда Маделин вдоволь нахохочется, разглядывая безделушку, она подарит колье своей горничной на рождение первого ребенка.

Мадам Маделин вошла в гостиную, где ее уже ждала миловидная девушка лет восемнадцати, присевшая в почтительном реверансе при ее появлении. Маделин уселась в кресло и подозвала девушку поближе.

— Ты видела, кто нанес мне визит, Леона? — спросила аферистка.

— Да, Бабушка, — вошедшая опустила ресницы. — Это был Великий герцог Гильом.

— Ты хорошо слышала наш разговор, детка? — улыбнулась Маделин.

— Да, Бабушка, — кивнула та, кого назвали Леоной. — Весь, до последнего слова.

— Так вот, милая, — со значением произнесла мадам Де Мов. — Так как на сегодняшний момент ты лучшая из моих учениц, это задание я поручаю тебе. Это значит, что ты целиком и полностью планируешь и выполняешь его сама. Через две-три недели у меня должен быть результат. В каком виде, решать тебе.

— Могу ли я задействовать твои ресурсы, Бабушка? Агентов, финансы? — кротко спросила Леона.

— Агентов минимально. Во-первых, это не настолько сложная задача. А во-вторых, ты должна справиться сама, иначе какое же это испытание! Разрешаю тебе пользоваться библиотекой и возьми в помощь кого-то одного из слуг. А с деньгами не скупись, но помни, как они нам даются.

— Я все поняла, Бабушка, — поклонилась Леона. — Я могу приступить?

— Немедленно, дитя мое! Времени не так много!

Девушка присела в реверансе и исчезла. Маделин с улыбкой посмотрела ей вслед. И вновь идея приучить эту девочку, которую она подобрала на улицах Орбийяра, называть ее «Бабушкой» показалась пожилой аферистке просто отличной. В устах Леоны это звучало очень мило.

Рыжеволосая девушка вышла из гостиной и поднялась в библиотеку. Так в доме было принято называть это обширное помещение с высокими потолками и массивными дубовыми шкафами, которые тянулись вдоль стен до самого верха. Да, какая-то часть этих шкафов действительно хранила книги. Но остальные были забиты подробнейшими сведениями обо всех знатных домах королевства Трезеньель.

Леона не без труда вытащила из шкафа толстую папку с витиеватой надписью «Де Верлей» и отнесла к большому дубовому столу, на котором для удобства работы стояли подсвечник и чернильница, лежала пачка отточенных перьев и несколько листов самого лучшего пергамента. Девушка уселась в кресло и позвонила в колокольчик. Через некоторое время в библиотеку вошел оливково-смуглый статный юноша в одежде слуги, на вид ровесник Леоны — Альзо, одно из недавних приобретений мадам. Оттенок кожи выдавал в нем офрейни, уроженца самого южного государства на Каэроне.

Привилегии держать слуг простолюдины в Трезеньеле не имели, мадам Де Фебр получила ее вместе с титулом мужа. Клавье Де Фебр тоже не был дворянином по роду, он получил рыцарское звание, приставку «Де» к фамилии и возможность владеть слугами за военные подвиги. Теперь всеми этими благами пользовалась его вдова.

Мадам Де Мов любила окружать себя красивой молодежью и всегда щедро платила за такую роскошь, и всевозможные торговцы живым товаром прекрасно об этом знали и потакали ее слабости. Мадам Маделин была одной из самых строгих хозяек, но, надо отдать ей должное, тех своих слуг, кто повзрослел и уже не радовал ее глаз, она просто отпускала на свободу с хорошей суммой денег. За исключением самых талантливых, которым предлагала постоянную работу. Леону же отличало от всех слуг мадам только то, что она была свободной и по документам числилась как воспитанница.

Юноша низко поклонился:

— Госпожа Леона, что угодно?

— Альзо, мадам дала мне задание и разрешила взять кого-нибудь в помощь. Я хотела бы попросить тебя помочь мне. Если ты, конечно, не против.

Альзо смутился:

— Конечно, госпожа! Я буду рад тебе помочь!

— Вот что мне нужно для начала: собери все подробности о тех, кто служит в доме баронессы Де Верлей. Меня интересуют те, кто не связан с ее интригами: кучер, повар, конюх, истопник. Ну, ты понимаешь. Я хочу знать, во-первых, все об их семьях и родственниках. Во-вторых, меня интересуют их увлечения и слабости, как настоящие, так и прошлые. Приступай.

— Слушаюсь, госпожа.

Альзо поклонился и бесшумно исчез, а Леона открыла папку и начала изучать документы. Все, что приказала мадам Маделин, будет сделано в лучшем виде. Леона не может ее подвести.

***

Жермон, старший лакей баронессы Де Верлей, осторожно пробирался по улицам нищих кварталов, постоянно оглядываясь и нервно прислушиваясь к каждому звуку у себя за спиной. Он направлялся в подпольный игорный притон.

Как любой взрослый мужчина, зарабатывающий на хлеб собственным трудом, Жермон позволял себе иметь маленькие слабости. Одной из его слабостей были женщины. Второй — азартные игры.

Женщин в жизни старшего лакея баронессы хватало с избытком: еще совсем не старый, хотя и вдовец, Жермон постоянно чувствовал интерес противоположного пола. Азартных игр до сих пор хватало тоже: три дня в месяц, в свой официальный выходной Жермон проводил вечер за игрой либо в карты, либо в кости.

В ставках лакей баронессы Де Верлей был очень осторожен. Он выделял на игру определенную сумму из жалованья и никогда не тратил сверх того. Поэтому выигрывал и проигрывал он всегда по мелочи.

Но в последние несколько месяцев все изменилось. Жермон почувствовал, что ему хочется задержаться за игорным столом все дольше и дольше. Вскоре он стал тратить на игры больше половины жалованья. Ставки стали выше, проигрыши — больше.

Да и играть по вечерам Жермона тянуло все чаще и чаще. Он отказался от привычки посидеть вечером с остальными за кружечкой пива и стал постоянно изобретать предлоги, чтобы улизнуть из дворца. Так он стал посещать злачное место два раза за декаду, потом три.

Чтобы не возбуждать подозрений, Жермон сначала потратил все, что откладывал на старость. Потом потихоньку отнес к старьевщику все платья покойной жены, которые до сих пор хранил, как память. Дальше настала очередь ее немногочисленных драгоценностей, подаренных баронессой на свадьбу.

В день, когда Жермон решил заложить свое обручальное кольцо, случилось непоправимое.

Мастер Жермон пришел в трактир «Говорливый гусь» и как обычно заказал выпивку. Хозяин заведения, папаша Луазен, заговорщически подмигнул ему и доверительно сообщил, что сегодня за столом собрались очень состоятельные люди, и грядет, как он многозначительно пояснил, большая игра. Больше того, трактирщик намекнул, что он, мастер Жермон, будет за столом весьма желанным гостем.

Жермон обрадовался. До сих пор он не решался сильно рисковать, да его, вообще-то, и не слишком настойчиво звали. А тут сам хозяин! Поэтому, когда настало время большой игры и его пригласили за стол в святая святых — маленькую каморку рядом с кладовой, мастер Жермон был настолько горд, что не заметил, как проиграл все, что было у него с собой.

Соперники показались старшему лакею ощутимо слабее его самого. Каждый раз Жермону казалось, что удача близка и он вот-вот выиграет. Каждый раз у него были неплохие карты, но соперники всегда оказывались на полшага впереди. Но что значит полшага для такого опытного игрока, как Жермон!

Он и сам не заметил, как начал играть в долг. И организатор игры, мастер Брюно, и трактирщик с удовольствием записывали деньги на его счет.

В тот вечер старшему лакею не повезло. Но когда он пришел играть в следующий раз, папаша Луазен встретил его уже совсем не так радушно и хмуро поинтересовался, когда тот намерен вернуть ему одолженные деньги. В расписках, которые хозяин трактира ему продемонстрировал, значилась солидная сумма.

Жермон пришел в ужас. Некоторое время он вообще не покидал поместья баронессы Де Верлей. Несколько раз слуги приносили ему письма от папаши Луазена и от мастера Брюно. И если трактирщик был достаточно деликатен, то картежник как-то раз даже прислал к Жермону двух своих телохранителей, которые поймали несчастного лакея в подворотне и доходчиво объяснили, что на письма принято отвечать, а прятаться от долгов приличному человеку вот уж совсем не подобает.

Сегодня мастеру Жермону пришло письмо, в котором говорилось, что если к вечеру денег не будет, просители с расписками отправятся прямо к баронессе и сами попросят ее выручить запутавшегося лакея.

Этого допустить было невозможно. Леди Одиль запрещала азартные игры всем, кто на нее работал. С теми же, кто нарушал ее запреты, баронесса обходилась очень жестко. Слугам она вообще не давала пощады, свободный же человек мог за свои грехи отправиться из ее дворца прямиком в тюрьму, как это было на памяти Жермона с проворовавшимся поваром. За азартные игры же грозило немедленное увольнение. Устроиться куда-то еще после леди Одиль было невозможно. Она была так влиятельна, что одно ее предупреждение было достаточным поводом отказать в работе. А это означало нищенство, попрошайничество и жалкое полуголодное существование. Никаких накоплений, чтобы продержаться какое-то время, у Жермона теперь не было.

Именно из-за этого письма мастер Жермон и спешил сейчас в «Говорливого гуся». Он хотел просить мастера Брюно и папашу Луазена о серьезной отсрочке. Они должны понять, что если Жермон окажется без работы, то о выплате долга не может быть и речи.

В «Говорливом гусе» мастера Жермона ждали. Трактирщик хмуро кивнул ему и сделал жест, приглашая пройти за собой.

В каморке, где устраивались «большие игры», их уже ждал мастер Брюно. По обеим сторонам от него возвышались двое телохранителей. В темноте за креслом угадывался еще какой-то силуэт, который старший лакей не мог рассмотреть.

При виде Жермона Брюно усмехнулся:

— Мастер Жермон! Наконец-то. А то я уже начал забывать, как ты выглядишь. И ты, конечно, принес нам то, что должен! Давай скорее сюда и забудем уже о нашем маленьком недоразумении!

Лакей покачал головой:

— Благодарю, мастер Брюно, я постою. Я пришел сказать, что у меня сейчас нет требуемой суммы, и попросить отсрочку.

Картежник от души расхохотался, запрокинув голову назад:

— Отсрочку, Жермон? А ты знаешь, что за те пару месяцев, что ты бегаешь от нас, на сумму твоего долга набежали порядочные проценты?

Жермон побледнел:

— Проценты? Какие еще проценты?..

— Ты взял у нас долг под проценты, дружище. Просто ты в угаре не заметил, что писал в расписке. А там про это есть. Ну, что скажешь?

Старший лакей опустил голову:

— Тогда у меня тем более нет этих денег. Я заклинаю тебя именем Единого, мастер Брюно, позволь мне выплатить мой долг частями! Если госпожа узнает, она меня просто вышвырнет на улицу, а много ли денег ты соберешь с нищего?

Картёжник прищурился и оценивающие посмотрел на лакея:

— С нищего-то, пожалуй, и немного… Но когда тебя выгонят, твой долг никуда не денется, и ты все равно будешь нашим. Знаешь, на какую сумму потянет вышколенный лакей, служивший у знатной дамы, да еще и такого представительного вида, как ты, на невольничьем рынке в Аравиле или даже в Ланкаре? Как раз на ту, чтобы покрыть твой долг…

Заметив ужас в глазах Жермона, Брюно расхохотался:

— Испугался! Смотри-ка, Луазен, он испугался!

— Да перестань ты издеваться над человеком! — добродушно пробурчал трактирщик. — Успокойся, мастер Жермон, никто тебя продавать не станет. У нас есть для тебя предложение.

— Весьма выгодное, — подмигнул лакею Брюно. — Одна девушка, бедная бездомная сирота, очень мечтает устроиться горничной к какой-нибудь знатной даме, но несчастную не берут без протекции. Леони, иди сюда!

Из-за кресла, в котором сидел картежник, бесшумно появилась тоненькая рыжеволосая девушка лет восемнадцати и присела перед Жермоном в самом изысканном реверансе.

Брюно продолжил:

— Я прощу тебе весь твой долг целиком, если леди Одиль Де Верлей возьмет эту девицу себе в горничные.

Мастер Жермон растерялся:

— Но… я даже не знаю, нуждается ли она в еще одной горничной… У нее много служанок.

— Ты же старший лакей! Должен следить за наймом лакеев и горничных. Убеди баронессу. Представь девчонку своей родственницей, — усмехнулся картежник. — Внебрачной дочерью, например. Ты же в молодости таким ходоком был, наверняка десяток детишек наплодил, о которых сам не знаешь. Леди Одиль, конечно, пожурит тебя, но оценит, что ты решил позаботиться хоть о ком-то из своих детей, или я ее совсем не знаю. Ну, что? Согласен или ждем, пока тебя выгонят, и отправляем в увлекательнейшее путешествие в цепях на офрейнской торговой галере?

— Согласен, — выдавил из себя Жермон. Что-то во всей этой ситуации ему очень не нравилось. Утешало только то, что он всего лишь дает стол и кров несчастной нищей девчонке.

— Значит, по рукам, — кивнул Брюно. — Вот тебе часть расписок. Вторую часть получишь, когда девица поработает неделю.

Жермон и Леони вышли из трактира. Невысокая девушка едва поспевала за широко шагающим старшим лакеем. Пройдя пару домов, Жермон, наконец, заговорил с ней:

— Я буду за тобой следить, «доченька». Если будешь отлынивать от работы или не станешь выполнять свои обязанности на совесть, буду вешать оплеухи. Рука у меня тяжелая.

— Вы с леди баронессой оба будете довольны мною, «папочка», — кротко улыбнулась Леони. — Я прекрасно обучена, вот увидишь. Ты, главное, уговори дамочку меня взять и держи язык за зубами, что я тебе не дочь, вранья нам не простят.

— Согласен, — угрюмо кивнул Жермон.

Кажется, все шло, как задумано. Леона украдкой обернулась. У дверей «Говорливого гуся» стоял Альзо. Юноша помахал ей рукой, желая удачи.

Выкупить долг Жермона было прекрасной идеей. Сейчас Альзо расплатится за молчание и пойдет докладывать обо всем мадам Маделин. Бабушка будет довольна.

***

Колокола на маленькой церквушке в соседнем переулке пробили полночь. Андри тяжело вздохнул, набросил на плечи плащ и вышел в сырую весеннюю ночь. Чародей погасил зеленые фонари, которые всю ночь горели над входом в его пристанище и тщательно запер дверь.

Идти никуда не хотелось. Тем более, не хотелось снова встречаться с теми, кто называл себя Секретным Ковеном магов. Эти люди, которым ценой невероятных ухищрений удавалось выживать и сохранять свободу в условиях постоянной охоты на магов в Трезеньеле, были при этом абсолютно недальновидными и безрассудными. Каждый из них прекрасно умел прятаться, выживать и заметать следы. При этом у них не было ни целей, ни планов, ни какого-нибудь четкого руководства. Члены Ковена собирались вместе только для того, чтобы каждый из его представителей мог почувствовать поддержку со стороны себе подобных и убедиться, что он не одинок.

Во время их первого знакомства, когда Андри был молод и наивен, Секретный Ковен магов представлялся ему мощной организацией, способной организовать сопротивление Вечному Ордену. Юный чародей мечтал, что Секретный Ковен сможет объединить всех оставшихся в живых магов Каэрона и открыто выступить против поголовного истребления людей с магическими способностями, которым вот уже тысячу с лишним лет занимался Вечный Орден с благословения Церкви Единого.

Все оказалось совсем не так. Секретный Ковен собирался только для того, чтобы помечтать, как прекрасно было бы, если бы ситуация вдруг изменилась, магов перестали бояться и ненавидеть, Великий Магистр Вечного Ордена внезапно понял бы, что, убивая детей и закрывая взрослых магов в тюрьме, его рыцари поступают жестоко и несправедливо, и все нашли бы компромисс и зажили мирно и счастливо.

Дальше слов Ковен не шел. При малейшей опасности для жизни его представители предпочитали разбегаться по своим углам, прятаться и молиться, чтобы с их драгоценными жизнями ничего не случилось. Тех же, кому не повезло, провожали вздохом сожаления и тут же забывали о них. О том, чтобы спасти попавших в беду товарищей, речи не шло. Тут каждый был сам за себя.

Вначале Андри пытался как-то расшевелить товарищей по несчастью. Он предлагал организовать спасение коллег, находившихся в опасности, создать убежище, куда можно было бы спрятаться от возможного ареста, найти кого-то, кто смог бы тайно увозить магов за пределы столица или даже королевства, наладить связи с такими же магами, которые прятались в других городах.

К величайшему сожалению молодого мага, представители Ковена были запуганы так, что боялись собственной тени. Нашлись те, кто обвинил Андри в шпионаже в пользу Ордена и в попытке устроить провокацию. Большинство этому поверило. В результате Андри пришлось прятаться и от Ордена, и от своих же товарищей, желающих избавиться от провокатора и шпиона. Чародей был в какой-то степени даже благодарен ищейкам Ордена, которым тогда удалось выследить его и поймать. По крайней мере, рыцари не собирались его убивать.

Потом был очередной побег, потом — страшная тюрьма в Калагуррисе, в главной ставке Вечного Ордена, из которой Андри бежал четырежды. После последнего побега и неудачной попытки навестить семью, Андри вернулся в Трезеньель, но почти не поддерживал связи с Секретным Ковеном. Молодой маг изредка виделся с парой своих друзей, состоявших в нем, но общих собраний сторонился, отговариваясь количеством пациентов. На предстоящее собрание Андри согласился прийти, поддавшись на уговоры этой парочки, но до сих пор сомневался, не зря ли он это сделал.

Теперь, по прошествии нескольких лет, маг, хоть и до сих пор не одобрял своих товарищей из Ковена, но отлично их понимал и даже сочувствовал. На протяжении очень многих веков людей, обладающих магическими способностями, окружающие ненавидели и боялись. Очень часто родители сами отдавали своих детей, у которых проявлялись склонности к магии, рыцарям Ордена, которые методично и жестоко убивали их.

Был еще один путь: разыскать бродячего магистра — учителя магии — и отдать ребенка ему на обучение. Каждому своему ученику бродячий магистр по окончании обучения находил какого-нибудь влиятельного покровителя, таких знакомств у них было великое множество. Оказаться на службе при дворе знатного лорда означало стать его игрушкой и всю жизнь провести в золотой клетке, но многие приспосабливались. Это было лучшее, на что можно было надеяться, если ты, по несчастью, родился магом.

Но искать магистров решались далеко не все родители: таких учителей было мало, да и связаться с ними было очень сложно. Самому Андри повезло: обнаружив в нем магию, его родители не сдались, пока не нашли ему учителя — пожилого мэтра Руфуса. Чародей тяжело вздохнул. Магистр Руфус Веллий вот уже два с лишним года мучился в застенках трезеньельского приората Вечного Ордена, и у Андри не было никакой возможности даже дать своему наставнику понять, что он, его ученик, тут, рядом, не говоря уже о возможности вытащить его из тюрьмы.

Таким образом, выживали очень и очень немногие, да и тем приходилось постоянно прятаться, чтобы остаться на свободе: выживших взрослых магов старше шестнадцати лет Орден захватывал и пожизненно держал в тюрьмах, чтобы обезопасить от них окружающих. Совершенно неудивительно, что те, кому удалось уцелеть и остаться на свободе, боялись собственной тени.

В другой ситуации Андри не стал бы даже рассматривать идею встретиться с уцелевшими представителями Секретного Ковена, но ему прислал записку сам глава Ковена, Верховный чародей Орсэль. Этот пожилой маг, авторитет которого признавали почти все члены Ковена, всегда пытался взывать к голосу разума и удержать своих товарищей от необдуманных поступков, которые могли бы стоить им жизни. Кроме того, Орсэль мог знать новости о его учителе.

Андри торопливо шагал в сторону заброшенных доков. Он должен был успеть вернуться к двум часам ночи — именно в это время к нему чаще всего обращались за лечением. Доки в это время суток были очень опасным местом, где совершались самые чудовищные преступления, но чародей абсолютно не боялся. С тех пор как он познакомился с Раулем Дегремо̇ном, которого прозвали Королем нищих, негласным правителем всего Серого двора, его жизнь была в безопасности если не от Ордена, то, по крайней мере, от ночных бандитов.

Целитель прошел по паре кривых неосвещенных улочек и свернул в совсем незаметный совершенно темный проулок с заброшенными складами. На улицу выходило несколько дверей, на которых когда-то висели большие амбарные замки. Все они были давно сбиты, а сами склады использовались самыми разными людьми в самых разных целях, от тайных свиданий непритязательных влюбленных до хранения краденого.

Андри потер ладони друг о друга и, прошептав заклинание, провел руками перед первой же попавшейся дверью. Ему сразу повезло: на мокрой полусгнившей древесине высветилась желтым руна «э̇долас», означающая свободу. Целитель удовлетворенно кивнул и постучал условным стуком.

Дверь ему открыла тоненькая, девушка в скромном сером платье, совсем юная, с ярко-рыжими волосами, заплетенными в две толстые короткие косички, открытым веснушчатым лицом и голубыми глазами. Ее звали Ска̇йлар, она была ученицей мэтра Орсэля. Андри улыбнулся:

— Здравствуй, Скайлар.

Девушка радостно вскрикнула и повисла у чародея на шее:

— Андри! Мы думали, что ты не придешь! Пойдем, пойдем скорее к остальным.

Юная чародейка порывисто схватила мага за руку и потащила в глубь склада, где в тусклом свете взгляд Андри различил несколько фигур. Присмотревшись, он понял, что, кроме Скайлар, близко знает только двоих.

Верховный чародей Орсэль приветствовал молодого собрата кивком и слабой улыбкой. Предводитель Секретного Ковена сидел на импровизированном кресле, сложенном из деревянных ящиков — пожилого мужчину постарались устроить как можно удобнее. Узкие руки чародея с длинными пальцами были безвольно сложены на коленях.

Мэтр Орсэль был из тех стариков, которые в весьма преклонном возрасте готовы дать фору молодым. Годы не согнули чародея, и он сохранял прямую осанку, несмотря на то, что магу приходилось слегка опираться на длинный посох. Этот посох делал его похожим на магов прошлого, какими их изображали в детских книжках.

В отличие от многих людей своего возраста, маг тщательно следил за собой. На темно-зеленой робе, которая придавала Орсэлю еще большее сходство с чародеями древности, не было ни пятнышка, ни пылинки, а башмаки начищены до блеска. От возраста и лишений черты лица Верховного чародея заострились, а внимательные темно-серые глаза запали, но смотрели на мир с проницательностью и даже некоторым любопытством, совсем не свойственным таким глубоким старикам. Этот спокойный взгляд создавал странный контраст с изломанными бровями, придававшими лицу мага выражение скорби и безнадежного отчаяния.

Мэтр Орсэль был почти совершенно седым, на его голове были настолько внушительные залысины, что казалось, от груза ума и знаний его лоб стал просто огромным.

Скайлар указала Андри на деревянный ящик, чтобы маг мог сесть, и встала за спиной учителя. Прежде чем занять свое место, целитель пожал руку второму магу, который был ему знаком. Этого человека звали Арман Де Грелль. Если бы не магические способности, он мог бы сейчас быть официальным наследником графа Де Грелля, третьей по политической значимости персоны в королевстве после самого монарха и Великого герцога, его двоюродного брата.

В десять лет у Армана проявилась Скверна, как называли магические способности. Отец отправил сына в приорат Ордена в Шато-Де-Солиммар, где мальчик должен был стать вечным узником. Когда в Ордене сменился Великий магистр, он ужесточил условия содержания пленника. Последние пятнадцать лет своего заточения Арман провел закованным в одрикс, металл, который вызывал у магов помутнение рассудка и сильнейшую головную боль, в камере на самом верхнем этаже башни со свинцовой крышей. Несмотря на все мучения, Арман сумел остаться в здравом уме, не сломаться и не ожесточиться. Андри безгранично уважал его за это.

Андри прекрасно помнил, каким был Арман Де Грелль, когда они только познакомились: бледный, худой, с серыми пятнами на коже. Он быстро уставал и рассеянно смотрел вокруг, как будто не понимал, что с ним происходит. Чародей потратил немало времени и сил, чтобы помочь несчастному коллеге.

За то время, пока они не виделись, Арман стал выглядеть значительно лучше. Свинцовая серость почти исчезла с его лица, гнойники и язвы, покрывающие его, исчезли, губы порозовели, кожа приобрела нормальный оттенок, а сейчас, на весеннем солнце, даже легкий загар. Болезненная худоба прошла, и сейчас Арман выглядел стройным и подтянутым. Взгляд чародея тоже изменился: вместо затравленного, измученного постоянной головной болью и недомоганием страдальца перед Андри сидел спокойный здоровый человек.

Маг кинул быстрый взгляд других присутствующих. Всего на заброшенном складе собралось не более двух десятков человек. Некоторые старательно прятали лица под капюшонами, а тех, кто все-таки осмелился открыться, целитель не знал.

Чародей Орсэль прокашлялся, привлекая к себе внимание. Все шепотки, которыми до этого обменивались члены Ковена, мигом затихли. Все взгляды обратились к старому магу.

— Дорогие братья и сестры! — начал Верховный чародей тихим, но твердым голосом. — Я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам хорошую новость. У нас наконец-то появилась настоящая надежда. Нашелся тот, кто совершенно искренне считает, что на протяжении многих веков с магами поступают несправедливо!

— И как это нам поможет? — усмехнулся Андри. Он уже начал жалеть, что потратил свое время на это сборище. Ничего не изменилось.

— Подожди, дай мэтру договорить! — одернул его кто-то из соседей.

Орсэль продолжал:

— На этот раз на нашей стороне высокопоставленное лицо! Со мной связался его представитель. Он просил дать ему сегодня слово. Прошу, говори, мэтр Оллорнас.

Из задних рядов вышел высокий темноглазый мужчина с очень смуглой кожей и жесткими иссиня-черными волосами. На вид Андри мог бы предположить, что этот парень — его ровесник. Он был одет как обычный, не слишком богатый горожанин — скромно и неброско, но удобно и практично.

При виде него среди чародеев послышался шепот: необычная для Трезенльеля внешность заинтересовала не только Андри. Парень спокойно улыбнулся и поднял вверх обе руки ладонями вперед, призывая к тишине.

— Меня зовут Оллорнас, — слегка поклонился незнакомый маг. — И я действительно представляю здесь одно очень высокопоставленное лицо, имя которого пока рано называть. Если я заручусь сегодня вашей поддержкой, я устрою глубокоуважаемому мэтру Орсэлю встречу с этим человеком, и уже после их разговора сам мэтр сможет открыть вам имя. Скажу только, что это высокопоставленное лицо жаждет восстановления справедливости по отношению к себе, и для этого ему нужна наша помощь. В свою очередь, получив с нашей помощью справедливость для себя, он даст справедливость и нам. Мы перестанем быть вне закона, получим свободу и возможность практиковать и изучать магию уже на законных основаниях.

Послышался восхищенный вздох. Но целитель не мог успокоиться:

— А какая помощь требуется от нас, он не сказал?

Оллорнас вздохнул:

— Мы должны решиться и выступить вместе с ним против королевской власти. Я понимаю, что вы сейчас скажете! Но послушайте… Мы же должны когда-то решиться! Перестать бояться и прятаться, и решительно поддержать того, кто действительно достоин. Разумеется, кто-то из нас погибнет. Возможно, многие. Но остальные, кто доживет до победы, получат то, к чему мы все так долго стремимся! Я ради этого готов пожертвовать собой, а вы?

Раздался одобрительный гул. Орсэль посмотрел на Оллорнаса и согласно кивнул:

— Значит, единогласно. На днях я встречусь с этим лицом и передам ему наше согласие.

Андри вскочил с места и развернулся к сидящим:

— Да что же это с вами происходит?! — горячо воскликнул он. — Почему вы не понимаете, что это ловушка? Нас пытаются вовлечь в заговор. Если заговор провалится, то всю вину свалят на магов, это же очевидно! А если все-таки переворот будет успешным, то где у нас гарантии, что тот, в чью пользу мы выступим, не казнит нас как организаторов? Ведь ему нужно будет представить народу хоть каких-то виновных и заодно избавиться от лишних свидетелей!

Но противник Андри не желал сдаваться. Оллорнас скрестил руки на груди:

— Во-первых, я не голословен, — он показал на горку свитков в тубусах, лежащих рядом с ним на столе. — Вы не будете отрицать, что знаменитые Глеронские воры очень разборчивы в заказах и будут работать не со всеми. Но тот, кому нужна ваша помощь, смог уговорить одного из них, и тот выкрал в Шато-Де-Солиммар все досье на вас, какие были у Вечного Ордена. Хотите — ознакомьтесь сами. Вряд ли мой наниматель стал бы так утруждать себя ради пешек в своей игре?

— Копии, — презрительно фыркнул Андри.

— Вряд ли, — покачал головой Орсэль. — Личные дела магов — это внутреннее дело Ордена, вряд ли он стал бы предоставлять копии вообще кому-то.

— Допустим, — согласился целитель. — Мы поверим тебе и пойдем за этим парнем. Возможно, нам даже все удастся. А как насчет Церкви и Вечного Ордена? Этот ваш новый покровитель настолько влиятелен, что сможет и им запретить нас уничтожать? Не ввязывайтесь в эту авантюру, вы все погибнете!

— Никто не говорит, что все произойдет сразу! — возмутился Оллорнас. — Ты разве сам не понимаешь, что это дело не одного года, может быть, даже десятилетия. Сначала надо будет запретить убивать детей. Вместо этого мы поручим Ордену изымать их из семей и забирать в закрытые школы, где, вполне возможно, согласится преподавать даже кто-нибудь из вас… Потом, когда люди привыкнут, такая школа появится в каждом городе.

— Так значит, все-таки не все сразу? — рассмеялся целитель. — Смотрите, как он юлит! Только что он обещал нам справедливость и мгновенное равноправие, а теперь оказывается, что все не так просто. Уверен, как только вы согласитесь его поддержать, сразу же возникнут еще какие-нибудь подводные камни.

— Кто его сюда пригласил?! — воскликнул смуглый чародей, почти с ненавистью глядя на целителя. — Кто позвал сюда этого ренегата? Вот из-за таких трусов, как он, до сих пор гибнут дети, а мы все вынуждены прятаться, как крысы! Лучше уж смерть в борьбе, чем так!

— В чьей борьбе и за что?! — воскликнул целитель. — Ты и твой покровитель собираетесь воспользоваться нами, а они, — он показал на собравшихся. — находятся в таком отчаянии, что совершенно этого не понимают. Чтобы добиться свободы, надо искать другой путь!

— Андри, убирайся отсюда! — крикнули в ответ.

В чародея полетел огрызок яблока.

Орсэль смутился:

— Я сам позвал его… Я думал, что нашел, наконец, путь к свободе, который приемлем для всех!

— Пусть уходит! Мы с тобой, Орсэль!

— Веди нас, Орсэль! Свобода и равенство!

— Прекрасно, — Андри решительно направился к двери. — Я буду молить Единого, чтобы я оказался неправ.

Перед тем как закрыть за собой дверь, целитель обернулся и увидел растерянные лица Скайлар и Армана, смотрящих ему вслед.

Андри возвращался домой в смятении. Сама мысль о том, что его собратья настолько отчаялись, что готовы погибнуть, став безвольными фигурками в чужой партии в «осаду», приводила мага в ужас. Он просто обязан спасти их, хотят они этого или нет. И он их обязательно спасет.