Вескер. Альберт Вескер. Колесо Фортуны

Глава 34 Личный нуарный фильм

Эх… Можно было и догадаться, что причастен кто-то из федералов. Они больше мешали работе полиции чем помогали. Только вот и привлечь их не получится, ведь ой как удобно, они уже все извлекли. Пытаться получить доказательства через Кальдерона тоже бесполезно. У картелей с молчанием часто все в порядке. То, что я получил имя предателя, уже удача, ведь он явно не ожидал, что я могу быть настолько отморозком. Зачем мне эта информация, если я не могу ей распорядится грамотно с точки зрения закона? Все очень просто. Я расскажу про эту самую Мендосу Амбрелле, и намекну, что не против получить коврик из ее шкурки. Ну или как минимум, чтобы корпорация намекнула, чтобы ее ближайшая братия держалась подальше от Ракун сити, иначе в арклейских горах прибавится захоронений. А за то, что эти охреневшие любители наркоты устроили в ИХ городе, Амбрелла не только из Мендосы коврик сделает. К огромному сожалению, такой крупный теракт привлечет к городу очень много излишнего внимания, и придется на время корпорации затаится в своей незаконной деятельности. Не сказал бы что это действительно плохо… У нас с Уилом будет чуть больше времени. Во всяком случае я искренне надеюсь, что его будет больше. Но после всего что происходило, я не уверен. Как бы Спенсер не подумал, что я хреново справляюсь с работой. Нельзя, чтобы у него были поводы усомнится в моей компетентности. Потому я молча беру Кальдерона за ногу, и тащу к выходу. Лично его выведу, и его поимку припишу как свою заслугу. Так будет проще составить отчет, и выставить себя с наилучшей стороны.

Да… Картина как одинокий капитан, уже снявший шлем тащит за собой за ногу искомую цель, явно произвел впечатление на всех. Пострадавшим заложникам уже начали оказывать медицинскую помощь, а Джилл и вовсе использовали как некое успокоительное для пары девушек, которых боевики картеля успели попользовать за это время. Щитовики в итоге еще минут 15 бегали по зданию, пока с ними наконец не додумались связаться по рации. Сам же я чувствовал легкую усталость. Не физическую, а скорее моральную. Сама ситуация порядочно угнетала. Вот вроде лично я или мой отряд не могли ничего сделать ни с картельными фокусами в городе, ни с предотвращением самого террористического акта, но осадок все равно есть. Пока довольные федералы потирали лапки и думали, как они все «качественно провернули», мне хотелось прям тут взять и свернуть шею одному, и цинично разложить вторую. Для них все жизни, которые забрал сначала газ, а затем испортили сами члены картеля ничего не стоили. Казалось бы, не мне уж точно говорить о морали или как-то выставлять себя правым, но я чувствовал вину за всех невинных, кого губил за время работы на Амбреллу, а для этих… Для них люди были просто сухими строчками в отчетах. Чуть иронично усмехаюсь. Я тот еще лицемер похоже. Скоро, наверное, начну себя оправдывать, что все мерзости, которые я делаю, я делаю ради благой цели, или и вовсе в один момент буду думать, что через смерть миллионов спасаю мир. Достаю сигарету. Сегодня мне это нужно… Может борьба с Амбреллой и хорошая цель, но методы, которыми я действую и буду действовать в будущем едва ли можно назвать благими. Может все эти мои душевные метания и не имеют смысла, но я остервенело цепляюсь хоть за это омерзительное самобичевание. Пока моя совесть испытывает боль, она не мертва, и я все еще человек. Несмотря на все их усилия, я блядь не сломался и все еще человек. Делаю еще затяжку, но внутри все равно медленно нарастает злость. И тут я вижу, как ко мне сбоку подходит агент Мендоса.

— А вот и наш герой. Капитан Вескер полагаю? — И упирает руки в бока, смотря на меня с легким энтузиазмом. Я же по сути ее игнорирую. Работу выполнил, что ей от меня надо? Я на нее смотрю с легким отчужденным любопытством, как на подопытных ублюдков, которых предпочитаю класть на свой стол во время исследований. — Ох как холодно. — Натянуто улыбается, и, судя по всему, чувствует некий посыл от меня.

— Что вам нужно агент Мендоса? — Тон холодный. Куда больше меня сейчас интересует чертова сигарета, и ее мерзкий дым, травящий легкие.

— Хотела спросить у вас по поводу вашей работы. На лице у Кальдерона рана от ножа. Ее нанесли вы? — Глаза цепко за мной следят, а от глупой дурашливости не осталось и следа. Сама Мендоса выглядит очень необычно как для агента. Настолько, что ее куда легче воспринять уличной девкой или шлюхой, нежели серьезной женщиной. Но повадки, пластика движений и чуть торчащий из-под белой облегающей футболки чуть заметный пресс, не оставляют сомнений, что передо мной подобие бойцовой собаки, полностью лишенное эмпатии и хоть какой-то совести.

— Да. Я нанес ему эту рану. — Чуть улыбается, но видно, что улыбка натянутая.

— И с какой же целью вы ее нанесли? — Хочется пройти по грани… Все равно как я ничего не могу сделать ей, так и она ничего не может сделать со мной.

— Допрашивал разумеется. — После чего любой намек на улыбку пропадает с ее довольно красивого лица.

— И что же вы от него узнали? — О как напряглась.

— Узнал, что некоторые агенты недобросовестно выполняют свою работу. — И смотрю ей прямо в глаза. У нее рыжие вьющиеся волосы, и черные глаза. Сейчас, зрачки чуть расширены, а сами глаза приобрели легкий лихорадочный блеск. И что куда для меня приятнее, я замечаю тревогу в ее глазах. Она явно поняла мой намек.

— Какой ужас. Но мне сильно кажется, что эти агенты искренне верят, что делают благое дело. — Убрала руки назад и чуть вытянулась, чуть выпячивая грудь. Даже лифчик не носит…

— Может быть. Но мне если честно плевать во что они там верят. — Несколько секунд смотрим друг другу в глаза, и она прекрасно понимает, что мне полностью плевать на ее чары, после чего сразу преображается. Взгляд становится полностью холодным, а общая поза немного веет хищником готовым к броску.

— Понятно. Но думаю, доказательств у вас никаких нет? — О, а теперь в голосе сквозит превосходство.

— Доказательств, разумеется, нет. — Чуть усмехаюсь. Сигареты осталось на пару тяжек.

— Ну так может и то, что вы узнали неправда? — Пытается на меня давить. О да 165 сантиметров чуть подкачанной, но явно не особо сильной девушки против меня, почти двухметровой доведенной почти до идеала зверюги. Прям блин боюсь до ужаса. Но как же бесит ее высокомерное выражение. Делаю еще затяжку.

— А это вообще имеет значение? Правда это или нет, результат не изменится. Без доказательств, обвинения пустой звук. Даже если они правдивы. — Аж вся расцветает. Интересно продолжит пытаться потоптаться по мне или просто уйдет.

— Знаете Капитан. — А голоском то, как выделила. — Мне вот кажется, что лучше просто не лезть туда, куда не просят. Мир так устроен, что есть люди, на которых не следует наговаривать, или в целом как-то задевать. Может это и кажется несправедливым, но такова жизнь. Есть сильные, те у кого власть, и слабые, те кто этой власти подчиняются. — И говорит это все с таким одухотворенным видом. Господи девочка, знала бы ты кто я на самом деле и какие у меня возможности, вела бы себя сейчас сильно скромнее. Видимо она что-то почувствовала. Ведь я на ее спич никак не отреагировал. Сразу вон как губы искривила. Задело, что ее игнорируют. Какая же она предсказуемая и простая… Даже скучно. — Но куда уж вам это понять. Вы видно простой рубаха парень. Не понимаете, что мир серый, а не чёрно-белый. На своем месте вы подходите, и лучше вам на нем и оставаться. — Заткнись уже а. Делаю последнюю затяжку. — Не стоит прыгать выше головы, ведь очень легко могут опустить на землю. Успехи порой кружат голову, но…

— Хочешь изнасилую? — Я терпел достаточно. А она резко замерла от моих слов, видимо пытаясь понять, что именно я ей сказал. И только у нее на лице пытается появится высокомерное выражение, я ей спокойно дополняю. — Мне вот интересно. Сейчас ты тут одна стоишь, хамишь мне и кичишься своим «положением» и безнаказанностью, хотя, глядя на тебя я прекрасно понимаю, что точно также есть более высоко стоящий человек, который уже тебе рассказывает о твоем месте. Но ты не потрудилась даже подумать, не задеваешь ли ты не того человека. — Я спокойно достаю следующую сигарету. Да-да, ту самую черную швейцарскую с элитным табаком, да еще и из серебряного и инкрустированного портсигара, а затем, чтобы шлифануть поджигаю ее золотой зажигалкой с гравированным черепом. Она явно имеет мексиканские корни, и легко узнает в нем некий образ Санта Муэрте, хоть это и не он. Тем более работает с картелями. Я может и не из их братии, но тоже имею много влияния. Один из исполнительных директоров транснациональной мегакорпорации, у которой закупают оружие даже боевики картеля, хоть и через левые руки… И некоторое осознание, что она пыталась понтануться не перед тем человеком, в ее глазах появляется. Осталось немного добить ее знанием некоторых старых «обычаев». Спокойно встаю со стула, на котором сидел, и ощутимо подавляю ее своей монументальностью и взглядом, равнодушного вивисектора. Пепел демонстративно отряхиваю рядом с ней.

— О, я думаю вы меня неправильно поняли… — И тон резко поубавился, и поза сразу стала более заискивающей и покорной.

— Я все правильно и прекрасно понял Мендоса. Абсолютно уверен, что могу пересказать твой никчемный путь в жизни и то, как именно ты поднялась и стала агентом ФБР. Начинала на улице, как простая беспризорница. Родители если и были, то дерьмовые. Шагнула на скользкую дорожку, но о чудо в твоей жизни появился более старший агент, твой наставник. Он показал тебе много хорошего, и помог подняться и устроится в жизни. Только вот со временем, оказалось, что он не такой уж и сияющий рыцарь и ведет дела с картелями. Наверняка наговорил тебе разного бреда, на тему того, что так устроен мир, а затем… Он ведь тебя распечатал да? — Не моргаю и просто смотрю на нее. Очки чуть спустились на переносицу, и она смотрит в мои глаза как загипнотизированная. А по мере моих слов, она медленно бледнела. — Не мог не распечатать. Так долго взращивать и ни разу не попользовать, не по понятиям. А потом наверняка втянул тебя в эти дела, и начал куда жестче «воспитывать» не так ли? — Чуть усмехаюсь, а она мне даже ответить не может. Спокойно иду к выходу, но останавливаюсь рядом с ней, и легонько кладу руку ей на плечо. — Впредь следи за своим языком внимательнее девочка. Далеко не все будут такие терпеливые и понимающие как я. Будь мы в картельной среде, за такое оскорбление я должен был бы тебя отодрать, а потом выбросить на ближайшей мусорке, чтобы доказать братве, что я мужчина, и поверь, то, что я коп, не значит, что меня бы наказали за это. И добрый совет тебе, оглядывайся почаще и получше следи за собой. — Она так и не двинулась, а я спокойно похлопал ее по плечу, обманчиво нежно и спокойно, после чего просто вышел из крытого от дождя подобия палатки.

Даже пропустил, как успел начаться дождь. Что-то меня меланхолия одолевает. Несколько минут, я просто бесцельно бродил по постепенно сворачиваемому кордону, курил и спокойно смотрел как люди суетятся, пока меня не нашел Крис.

— Капитан! — И шагнул ко мне. — Вот и вы. — И тут резко останавливается. — Вы как-то странно выглядите… У вас все в порядке? — Надо же… Вот и самый дубовый член отряда, а инстинкты то хорошо развиты. Хотя я и правда позволил себе слишком поддаться меланхолии.

— Порядок Крис. Для чего искал? — Привычная маска, постепенно смазывает образ взведенного отморозка, на очень уставшего человека. А сам Крис будто очнулся.

— А, точно. Мы собираемся в палатке, поставленной для СТАРС. В ней мы снаряжались, пока не стемнело и пережидали. Ее еще не убрали, и мы решили собраться немного отметить, довольно чистое и успешное задание. Ни один заложник не был убит в результате операции, и мы отлично справились. Не хватает только вас Капитан. — И Крис улыбнулся. Да уж… Хорошие вы ребята. Могли бы и сами отметить все, но в итоге решили сначала найти шляющегося где-то капитана. Такой вот бытовой позитив и чувство товарищества неплохо так поднимают настроение, и немного даже помогают против меланхолии. Делаю последнюю затяжку и выбрасываю сигарету.

— Пошли Крис. Посидим немного… Но вам не стоило меня ждать. Могли бы отметить и сами.

— Не говорите так капитан. Вы теперь часть нашего отряда. Почти часть семьи. — Приятно… Но он хоть в итоге привел меня к палатке. Далеко не весь кордон-лагерь свернули. Оказать помощь больше, чем 100 человек, а также разобраться со всеми трупами дело не быстрое, потому далеко не все палатки и места, где люди могут посидеть убрали, хотя уже много полицейских и уехало. Но вот мы заходим, а я чуть поправляю волосы. Из-за дождя, они намокли и слегка растрепались, и пришлось одним движением зачесать их назад. Причем, когда я зашел, Джилл предложила мне полотенце и снять лишнюю разгрузку. Что я и сделал. Сам не люблю сидеть сильно мокрым, а кто-то из ребят и вовсе умудрился притащить обогреватель, вокруг которого они и расселись, вытянув ноги. Рядом же стоял ящик пива, от чего я уже хмыкнул.

— Только закончилось дело, и вы уже где-то добыли пиво? — Чуть усмехаюсь. На что сразу в позу смирно встал Виккерс, прекрасно выдавая кто именно это сделал. Ладно уж… Пусть отдыхают. — Вольно Виккерс. Не буду я вас за пиво ругать. — Спокойно прохожу на свой стул, и также вытягиваю ноги к обогревателю. Я не особо замечаю такие мелочи как легкое обморожение. Моя физиология позволяет игнорировать такие маленькие неудобства, но это не значит, что мне нравится быть мокрым и холодным. Потому позволю себе лениво растянуться и погреться. Устало откидываюсь на спинку, и прикрываю глаза.

— Сегодня вы выглядите еще более уставшим чем обычно капитан. — Джилл пытается, как и всегда проявить беспокойство.

— Все в порядке Джилл. Просто день тяжелый, и ничего более, нам ведь всем еще отчеты писать о проделанной работе. — И позволяю себе усмешку, глядя на резко поникшего Виккерса. — Ну-ну, не грустите, у вас еще есть время отдохнуть, пока мы не отправимся обратно в участок. — Усмешка становится чуть менее ехидной.

— И все же думаю мы хорошо справились. Тренировки дают свои плоды. Да и в целом наша боевая слаженность, достигла великолепного уровня. Хоть сейчас иди на соревнования какие. — От чего я слегка качаю головой.

— Да тренировки дали неплохой результат, но далеко не идеальный. Можно было и лучше. Всегда можно лучше… — Смотрю на обогреватель. Думаю, прибавить ли еще жару, или оставить как есть.

— Может быть и можно лучше… Но мы сегодня спасли очень много жизней, а значит день прожит не зря, и все эти тренировки тоже. — На что я просто улыбаюсь и молчу.

Ребята же начинают делится впечатлениями как оно было. Виккерс рассказывает, как по началу ему было страшно, и как он чуть ли не силой брал себя в руки и выполнял задачу, и как ему понравилось наконец не быть балластом, а почувствовать себя реальной частью отряда. Крис говорил, что ему излишняя бицуха может в будущем помешать, и высказал желание пройти немного сушку, под моим присмотром. Пришлось пообещать, что в один из дней займусь этим и напишу ему диету и режим тренировок. Фрост был привычно задумчив, и, как и я больше слушал, как ребята переговариваются. Вспоминали случай, как внезапно перед нашей цепочкой из туалета выскочил боевик, и мы его быстро упокоили, но, наверное, все члены отряда кроме меня в тот момент прилично так напряглись. Он ведь мог и успеть закричать, а значит и подать сигнал своим. Фрост выражал нечто среднее между одобрением и обеспокоенностью, от того, как именно я с ним разобрался. Эффективно и немного жестоко, а по его тону нельзя было понять, он больше восхищается или осуждает. Единственное, на меня периодически бросала странные взгляды Джилл, и Крис эти взгляды замечал… Замечал и молчал. Я вообще в последнее время стал и сам замечать, что у них чуть более глубокая связь чем с остальными членами отряда. Некоторые бы подумали, что у них есть что-то романтическое, но с учетом того, что Джилл уже выражала свою симпатию мне, их отношения больше похожи на брато-сестринские, хотя сама их связь меня слегка… Даже не знаю, беспокоит? Нет. Интересует? Тоже не совсем. Скорее уж легкое любопытство. Зато они очень хорошо друг друга понимают.

У меня вот такого понимания ни с кем нету… Потому и чувствую одиночество в последнее время. С Уилом явные сложности, а наша дружба, пора бы уже признать потихоньку идет трещинами. Хотя я все равно глупо пытаюсь за нее цепляться. Виккерс с легкой опаской протянул мне пиво, явно не думает, что я возьму. Но сегодня, пожалуй, действительно не хочется душнить с правилами. Киваю ему и беру бутылку себе, после чего к удивлению окружающих, спокойно открываю пиво одним движением без открывашки и делаю глоток. Хех… Привыкли вечно иметь открывашку при себе. Посмотрел бы я, как они откроют консерву без ключа голыми руками, ведь нож свой я тогда запачкал в какой-то ядовитой жабе, и не решился использовать его для открытия консерв. Делаю еще глоток.

— А вы сегодня загадочный капитан. — Джилл сидит рядом со мной, и снова кидает на меня взгляды думая, что я не чувствую. — Что-то для нас задумали? — Позволяю себе легкую полуулыбку.

— Может да, а может нет. — Окидываю всех пристальным взглядом, после чего заметив, как все напряглись, усмехаюсь и успокаиваю их. — Да шучу я. Сегодня отдыхайте, вы и правда хорошо справились, и заслужили отдых. — И когда все вроде как расслабились, решил чуть напрячь обратно. — Но после завтра мы переходим на следующий уровень тренировок. Так что слишком уж сильно не возгордитесь. Я еще доведу вас до идеала… — Позволяю себе зловеще инфернальную улыбку, и ловлю очками блеск лампы. — Вы у меня возьмете золото на соревнованиях страны, обещаю вам… — Но звучит это, разумеется, больше, как угроза, нежели напутствие. Нефиг расслабляться мне тут так сильно. На что Виккерс нервно хихикает.

— Да уж капитан… С вами мы, наверное, скоро будем готовы ко всему. — О Виккерс ты даже не подозреваешь насколько прав. Но я просто делаю еще один глоток пива.

— Скажите капитан, а вы по-настоящему когда-нибудь испытывали бессилие? — Это спросил Крис, причем он явно напряжен. — Вы всегда кажитесь непоколебимым и способным на решение любой проблемы и вопроса. Являетесь образцом для подражания для всего нашего отряда, и учите нас… Испытываете ли вы и страх? Бывало ли так, что и вы чувствовали, что не справитесь? — Неожиданный вопрос. Внимательно смотрю на Криса, но из-за очков, мои глаза он не видит. А ведь я должен их учить и в этом.

— Да Крис. Я тоже чувствовал бессилие и слабость. Чувствовал, что не справлюсь. Это нормальное чувство. И во время этого задания, я тоже чувствовал страх. Страх провала, страх за вас, страх за заложников… Это нормально Крис. Страх, это то, что нужно преодолевать, то, что надо перековывать в решимость. Звучит клишировано, но поверь Крис, страх не делает тебя хуже. Пока ты продолжаешь стараться, пока веришь в то, что делаешь, пока сражаешься несмотря на страх и неудачи, ты по-настоящему силен. Если кто-то тебе говорит, что не испытывает страха, можешь смело сказать, что этот человек пиздит. — Усмехаюсь. — Все боятся. Но настоящий человек никогда не даст своим страхам управлять собой. Я верил в вас, верил в себя, и никакой страх не сделал мою работу хуже. Страх — это такой же инструмент, как и храбрость. Но ни один, ни другой при этом не должен тобой управлять. Может это и звучит слишком в общем, но поверь, понятнее это очень тяжело объяснить, а мне слишком лень. — Позволяю себе чуть грустную улыбку. — Это то, что вы должны освоить сами… Около минуты, все тихо пили пиво, и просто задумывались.

— Странный вы человек Капитан. — Крис снова подал голос. — В армии мне пытались вбить слепое повиновение приказам, и верность стране. Может это и было правильно, но офицеры и инструктора никогда не пытались ответить на сложные вопросы. Правильно ли то, что мы бомбим почти беззащитные города, правильно ли нести наш жизненный уклад туда, где его и видеть не особо и хотят. Вроде и вы не задаетесь такими вопросами, но… Что-то мне подсказывает, что у вас есть какой-то кодекс, который вы не хотите нарушать даже под страхом смерти. — Крис был необычно серьезен и даже хмур. — Мой отец воевал во Вьетнаме… И мама рассказывала, что вернулся он оттуда сломленным. Что-то там случилось, что сломало его. Он так и не смог покинуть его полностью до самого конца жизни. Не раз он говорил, что есть приказы, и их надо выполнять, чего бы это не стоило. Но почему каждый раз говоря об этом, он начинал пить? Почему каждый раз вспоминая, что нужно выполнять приказы он смотрел на фотографию своего полностью уничтоженного отряда? — Ох Крис… не те вопросы ты поднимаешь. Я не могу сдержаться и морщусь.

— Война — это не благородное дело Крис. Может ты уже и слышал подобное, но вряд ли кто-то пытался тебе это раскрыть… Да грязь, да смерти, да ужасные вещи. Это то, что лежит на поверхности, и что скажет тебе каждый, хоть немного знающий. Только вот, как и всегда есть нюансы. Это все, лишь верхушка айсберга. Убивает людей не смерть, не пули, не приказы. Людей убивает эмпатия или наоборот ее отсутствие. Ты когда-нибудь слышал про дегуманизацию? — Испытующе смотрю на него.

— Сам термин слышал, но при чем здесь война? — На что я зло усмехаюсь.

— Не сама война. Ее производные… — Несколько секунд собраться с мыслями. — Пропаганда страны для солдат, всегда не зависимо от страны, в которой ведется, направлена на несколько главных и общих принципов. «Наше дело правое. То, что мы делаем оправдано. Наш враг не заслуживает права жить.» Последнее используют довольно редко, но первые два встречаются почти повсеместно. Из-за чего, простой Джон с винтовкой, попадает на театр военных действий довольно веселым и мотивированным, искренне уверенным, в том, что делает правое дело. А потом начинается то, что называют столкновением с реальностью. Сначала по инерции такой вот боец искренне старается оправдать происходящее, ведь умным дядям наверху все виднее, правда? — Крис напряжен, чуть бледноват, но слушает внимательно. — А потом случайная мина или снаряд убивает друга Джона, и вот он уже и сам пылает яростью к врагу. Но этого мало, ярость нужно выпустить, но война состоит не только из сражений с регулярной армией врага. Уверен, что хочешь чтобы я продолжал? — Честно говоря, даже не хочется ему все это говорить.

— Да капитан. Я… Хочу знать. — Эх… Твой выбор Крис.

— По началу, начинают говорить, что конкретно это поселение помогает врагу и ставит разные ловушки. Вчерашние крестьяне или рабочие угу. И тут из категории неблагонадежный мирняк, потихоньку переходят в категорию замаскированный враг. От чего в глазах солдат, вчерашние обычные люди медленно становятся врагами, а затем… Ты же знаешь, что делают с врагами? Врагов убивают. Армия и политики делают все, чтобы в глазах солдата враг не был человеком. А если это не человек, то с ним можно делать все что угодно не так ли? — Тон у меня довольно спокоен, а вместе с Крисом мрачнеют и остальные члены отряда. — Вокруг постоянно кто-то умирает, недавно у тебя умирает друг на глазах, а злобный враг ставит все больше ловушек и все сильнее давит. И вот, ты уже не против бомбить поселение замаскированного врага, не против использовать напалм, белый фосфор, утраивать по ближайшим селениям рейды террора, грабить, убивать, насиловать… Мне продолжать? — Голос все суше, а лицо уже стало каменной маской.

— Да… — Крис весь бледный, а вот Фрост… Злится. Как интересно.

— Но даже это не конец. Дальше начинается самое интересное. Лишив врага лица, лишив его человечности, постепенно человек лишает человечности и себя. Справедливая месть, постепенно превращается просто в хладнокровное уничтожение и сиюминутные желания, только вот подсознание ничего не забывает. Оно видит, что у врага тоже течет кровь. Что у мирняка течет кровь. Такая же, как и у тебя. Они тоже кричат, тоже боятся, тоже ненавидят и мстят. Солдат игнорирует голос подсознания, который шепчет ему что то, но игнорирование реальности не тот инструмент, которым сознание может пользоваться вечно. На долгой перспективе, он работает все хуже, а затем и вовсе приходит слом. Некоторые не выдерживают, окидывая себя относительно трезвым взглядом и кончают с собой. Некоторые, отрицают, ведь желания причинить именно зло не было? Это все война. Мы же хорошие парни правда? — Иронично усмехаюсь. — А некоторые расчеловечивают самих себя. Просто перестают пытаться оправдаться и начинают наслаждаться происходящим. Они уже не видят себя без этой войны. Привыкли убивать, привыкли насиловать. Такие на гражданке страдают. Их преследует чувство неправильности, и их постепенно лечат. С войны адекватными и нормальными людьми с твердой и стойкой психикой возвращаются единицы. Представь ситуацию, что тот самый Джон, как-то был в таком вот рейде террора на одном поселке, у него было очень плохое настроение, и понравилась селянка. Он ее взял, не спрашивая разрешения, и не считая нужным хоть как-то проявить доброту и сострадание. Она же враг. А потом не выдержав позора, девушка убивает себя, а ее малолетний сын, идет в повстанцы, где ему дают винтовку, и спустя жалкие полгода, мальчик уже умеет стрелять, и делает Джона инвалидом. Кто в этой ситуации прав Крис? — И прежде, чем он пытается хоть что-то сказать, я его резко останавливаю. — Не пытайся ответить. Я не просто так рассказал тебе именно этот случай. Ведь отец мальчика действительно был партизаном, и ставил ловушки. Он бросил семью и ушел на войну, ненавидя Джона и его друзей ничуть не меньше, и именно его мина убила друга Джона, а мальчик, не смог успокоится даже после войны. Он продолжал ненавидеть, и продолжал убивать американцев в лесу, даже когда все кончилось. Он не смог остановится и продолжал мстить за мать. Попал бы он в США и не сомневайся, он бы и убивал, и грабил, и насиловал бы тоже. Ведь для него они такие же враги, как и для Джона. Скажу тебе по секрету. Мне одинаково противны и Джон, и тот мальчик. Только в отличии от Джона, у мальчика есть причина. И если бы мне пришлось убить их обоих, убивая мальчика я бы испытывал сострадание. Но я бы не пощадил его. Он бы не пощадил никого. Солдаты выполняют приказы, чтобы переложить свою ответственность и последствия ужасных действий на хоть кого то, а не жить с этим самому. Твой отец, же, судя по всему, не до конца растерял совесть, и всеми силами пытался скинуть вину на командиров, но все равно страдал. — Делаю небольшую паузу.

— Не все приказы стоит выполнять Крис. Может ты и сможешь перекинуть свою ответственность на командира, но именно ты исполнитель, и кровь именно на твоих руках. Но вопрос не в том, что ты плохой человек, раз все это сделал. Вопрос в том, лично ты сможешь с этим жить или нет? И как будешь бороться с чувством вины или его отсутствием, ведь отсутствие чувства вины за что-то плохое, ничуть не менее опасно чем наличие этого чувства. Может поэтому ты и сопротивлялся приказам Крис. Может поэтому ты продолжал задавать вопросы. Потому что не можешь заставить свою совесть молчать. Пока не можешь Крис. Рано или поздно ломаются все. — Несколько секунд он молчал, и я видел, насколько тяжело ему даются мысли. Остальные члены отряда тоже молчали, а руки Фроста и вовсе немного подрагивали. Ему видимо взгляд со стороны тоже вдарил по мозгам. Залпом допиваю пиво, и встаю. Я уже высох, а дождь прекратился. Во всяком случае не слышится ударов капель о верх палатки. Молча отправляюсь на выход, но в спину доносится тихий вопрос Фроста.

— И как вы справились с этим чувством вины капитан? — От чего я лишь чуть усмехаюсь.

— А я не справился Джозеф. — После чего спокойно вышел из палатки. Хех… Что-то реально тяжеловат сегодня денек. Надо будет после сдачи смены выспаться.