Вершина Красной Звезды

Глава 1

Суслов и Бобков медленно шли по дорожке на территории Кремля. Вдалеке, рядом с Царь-пушкой молодой экскурсовод радостно размахивал руками перед группой иностранцев. Слышалась отрывистая английская речь.

— Прямо прохода от туристов не стало — Суслов недовольно поморщился.

— На Западе в исторических центрах столиц вообще толпы туристов — пожал плечами Бобков.

— Низкопоклонничество перед Западом — покачал пальцем идеолог — еще никогда не доводило до добра. Ладно, что там у тебя? Отчего такая срочность?

— Вы знаете, Михаил Андреевич, что этот выскочка Селезнев стал третировать наших заслуженных артистов? — начальник 5-го управления пнул носком ботинка мелкий камушек с дорожки — Веверс, дал команду прижать творческую интеллигенцию, в первую очередь популярных эстрадных исполнителей.

— Это ты сейчас про кого? — отстранено спросил Суслов.

— Про Вахтанга и Аллу. Апелляция по делу Кикабидзе отклонена, суд утвердил приговор первой инстанции. Актера уже этапировали в Мордовию. А на Пугачеву завели уголовное дело по факту мошенничества. И все это продолжает идти в обход моего управления.

— А что там за уголовщина у Аллочки? — удивился идеолог — что-то серьезное?

— Вы не слышали? — Бобков устало потер глаза — Она выдавала себя за выдуманного композитора Горбоноса и подписала от его имени договор с Мосфильмом. Получила деньги на студии по подложным документам. Закон, конечно, нарушен, но в принципе ничего страшного, можно было бы обойтись и профилактической беседой, не раздувая скандала.

— Да… Как не аккуратно!

— А теперь уголовное дело, и все потому, что этот Селезнев поссорился с ней и сводит личные счеты. Как и с Кикабидзе.

— Набрал певун сил — покивал Суслов — Полянский, наш японский посол, звонил на днях. Тоже жаловался на «сынка» Романова.

— Да глупость это про сына — поморщился Бобков — Дурацкий слух, пущенный непонятно кем.

— Слух, не слух, а ведет он себя за рубежом как настоящий принц — идеолог покачал головой — везде ездит на лимузинах с охраной и бравирует этим. А полет Селезнева на МиГе в Японию? Я, конечно пожурил Дмитрия Федоровича за то, что он потакает наглому мальчишке, но сделанного не воротишь!

— С охраной тоже ничего не попишешь, тут распоряжение генерального — пожал плечами Бобков. — А вот то, что он постоянно контрабанду из зарубежных поездок таскает… Был уже один скандал на таможне с его так называемыми «звездочками» после Вены — их лично Веверс вытаскивал звонком с Лубянки.

— И что ты предлагаешь? — заинтересованно покосился идеолог.

— Селезнев во вторник возвращается в Москву. Романова не будет, он в Ленинграде до конца следующей недели. Щёлоков сейчас в Крыму отдыхает, Веверс тоже в командировку собирается… Тряхнуть бы как следует его багаж — глядишь, что-то интересное и всплывет. Наши таможенники на его группу в прошлый раз сильно обиделись за хамское поведение. Так что…

— Да, это может сработать, Филипп Денисович — покивал Суслов — Просто в этот раз проконтролируй все лично. И если найдете контрабанду, везите этого авантюриста Селезнева и его директора в следственный изолятор до выяснения обстоятельств.

— А если не найдем? — Бобков достал из кармана солнцезащитные очки, повертел их в руках.

— Должны найти! — с нажимом произнес идеолог — Не мне вас учить, как свою работу делать. А мы сразу подстрахуемся с другой, идеологической стороны. Слышал, какой шабаш Красные звезды устроили в Владивостоке? Да и из Японии пришли сигналы на их недостойное поведение на сцене. Пора нашей советской прессе разоблачить этих дутых «звезд».

— Давно пора, согласен — Бобков выдержал паузу и аккуратно сменил тему — С Селезневым все еще хуже. Помните, два года назад на Политбюро Юрий Владимирович зачитывал Секретную записку «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан»? В записке говорилось, что американская разведка осуществляет вербовку агентов влияния из числа наших граждан, чтобы в дальнейшем продвигать их в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза. И там особо подчеркивалось, что основное внимание ЦРУ обращено на советских граждан, способных в перспективе занять важные административные должности в партийном и советском аппаратах.

— Ты это к чему вспомнил? — насторожился Суслов.

— Уж больно Селезнев под эту категорию граждан подходит. Молодой, ранний, и уже помощник Генсека по культуре. Поступил в МГУ этим летом.

— Так, наверное, по звонку Веверса или Романова?

— Нет, как не удивительно, Селезнев сам экзамены сдавал, я проверил информацию. Вот он пока поет, а дальше что? Уже сейчас вокруг него постоянно крутятся американцы — Бобков помолчал и добавил неуверенно — Или он вокруг них.

— Да, Полянский тоже упомянул об этом — Суслов достал платок, вытер пот со лба. Летнее солнце в Москве припекало — Селезнева даже на Саммит недавний пригласили. Вопиющее нарушение протокола, и все ради какого-то мальчишки! — голос идеолога дрогнул от негодования. Но чиновник быстро взял себя в руки и продолжил — А еще Дмитрий Степанович высказал одну интересную мысль. Он считает, что генерал Веверс использует Селезнева в качестве своего агента.

— Мальчишку? В качестве агента? Да, нет…!

— Тем не менее, тот постоянно звонит из Токио в Москву по закрытой линии, согласовывая каждый свой шаг в Японии. И Примаков отправил туда своего доверенного человека, чтобы тот оказывал Селезневу всестороннюю помощь.

— Кого же это?

— Соловьева. Дипломат он, конечно опытный, но из бывших сотрудников Трояновского, а это, согласись, не может не настораживать. У меня вообще складывается впечатление, что Примаков при молчаливом согласии Романова исподволь готовит замену наших послов в некоторых ключевых странах. И первыми под этот удар попадут такие проверенные кадры, как Полянский.

— Я понял вас, Михаил Андреевич. Начну готовить теплую встречу Селезневу в Москве. О результатах доложу немедленно.

Вместо экскурсии по Киото мы утром спешно уезжаем на вокзал и возвращаемся в Токио. Нам даже не дали сфотографироваться на фоне местных красот и древностей. Я только и успел попросить Наито, примчавшегося проводить нашу группу, чтобы он извинился перед Мазуки и ее «сестрами» за то, что мы не заехали попрощаться. Все радужные планы мои порушены, настроение ниже плинтуса. Такой жесткой «пятницы 13-го» в моей жизни еще не было. Хотя вру, было. Савой ведь тоже 13-го случился, и тоже в пятницу, только в апреле месяце. Что ж за непруха-то такая…?! Теперь мне что — по тринадцатым числам из дома вообще не выходить?! Так ведь враги и дома меня достанут.

Травмированное веревкой горло до сих пор саднит, на шее самая настоящая странгуляционная борозда, как у висельника — пусть прерывистая, неглубокая, но она есть. Замотал горло большим черным платком на манер арафатки, чтобы людей не пугать. Кстати стильно получилось, будто так специально и задумано. Официальная версия — у меня проблемы со связками после концерта. Даже не приходится никому ничего объяснять, просто, молча, показываю на свое горло и развожу руками. А у Альдоны рука на перевязи, страшные синяки и ссадины на теле скрыты свободной белой блузой с длинными рукавами. Время от времени она морщится, пытаясь усесться в кресле Синкансена поудобнее. Для остальной группы звездочка неловко поскользнулась в темноте на камнях в горячем источнике.

И мы с Альдоной до сих пор не знаем, чем вчера ночью все закончилось. Корейца, которого я стащил в воду, прибежавшая на мой крик охрана еще при нас быстро выловила. Он видимо не ожидал, что вода такой горячей окажется — от неожиданности начал хватать ртом воздух и ослабил хватку. Ну, я и вывернулся, а потом еще и слегка притопил его, собрав силы. Громко заорать у меня не получилось, но в ночной тишине даже и слабого крика хватило, чтобы ребята меня услышали. Альдоне в это время совсем тяжко пришлось. И для нее плохо бы все закончилось, если бы ее противник не попытался скрыться, услышав топот ног нашей охраны. Он просто не успел ее добить, потому что она дралась как раненная бешеная кошка — до последнего. Но, судя по всему, наши парни его потом догнали и скрутили — босиком и без штанов, в одних плавках, далеко не убежишь.

По дороге к дому Вячеслав попробовал нам проповеди читать, что если бы мы его послушали, то… Но разозлившаяся Алька рявкнула на него так, что он мигом свой язык прикусил:

— Слава! Если бы мы тебя послушали и легли спать, нас бы, как щенят во сне прирезали! И твоих ребят внизу, под террасой тоже. Это же профи высшей категории. Северокорейский спецназ! А потом подкинули бы какие-нибудь улики, чтобы свалить всю эту кровавую резню на японских националистов. Месть, мол, такая за Северные территории, понимаешь?! Так что перекрестись, что нас на источнике подкараулили, а не в доме. Иначе утром был бы международный скандал такого масштаба, что и до разрыва дипотношений могло дойти.

Вячеслав как-то мигом резко сбледнул с лица, видимо представил себе в красках катастрофу, которой удалось избежать благодаря нашей с Альдоной самоволке. Вот то-то же…!

Пока я в своем номере обрабатывал Снежной королеве ссадины и ушибы чудодейственной мазью, оставшейся еще с Токио, она мне успела кое-что рассказать.

— Не переживай, эти корейцы метили в меня, а не в тебя. Тот, которого ты в бассейн стащил потом бросил мне: «Ты хуже предателя — позоришь свою страну, кривляешься перед врагом за деньги, как шлюха! Предала все, чему тебя учили наши учителя!».

— Похоже, у этих чучхе настоящий мусор в голове! — я тихонько откашливаюсь, тру горло.

— Все они там отморозки идейные — Альдона тяжело вздыхает — Но отец с ними разберется, можешь даже не сомневаться.

Я только хмыкнул. Вот уж в чем я точно не сомневаюсь! Имант, мать его Янович, никого за дочь не пощадит. Если уж за Савой англичанам такая ответка прилетела, то Северной Корее теперь, наверное, к смене правящей династии пора готовиться. Надо быть полными кретинами, чтобы связываться с Веверсом при его нынешнем высоком положении. Хотя… подозрительна мне что-то такая активность корейцев.

— Любовь моя!

Альдона подозрительно на меня посмотрела.

— А может, это провокация Сеула? С них тоже станется. Поссорить СССР с КНДР — давняя мечта южан.

— Нет… — качает головой Альдона — я узнала того, кто тебя душил. Мы с ним вместе когда-то учились. Вот если только в Пхеньяне у них тоже борьба за власть началась, и кто-то ушлый решил Ким Ир Сена подставить? Такое вполне возможно. Но с этим теперь пусть отец разбирается…

И вот сегодня эта зараза Вячеслав мстительно помалкивает, ни слова от него не добьешься. Хотя я точно знаю — полицию ночью никто не вызывал, и утром в отеле все было тихо. Наши все до утра дрыхли, как сурки, устав и перенервничав на концерте, а хозяйка отеля, разбуженная непонятным шумом в парке, лишь немного поохала над неловкостью Альдоны и на том быстро успокоилась. Из чего я сделал важный вывод: зачистку корейцев наши парни во главе с Владимиром Петровичем провели тихо и грамотно — следов не оставили. Как именно? Нам с Алькой об этом не докладывали. Сказали: меньше знаете, крепче спите. Но я подозреваю, что корейцев вывезли с территории отеля в багажнике машины с дипномерами, никому ведь и в голову не придет ее останавливать. Наверное, допросили их где-нибудь с пристрастием, а потом или прикопали, или притопили.

Сам Владимир Петрович сегодня остался в Киото, видимо продолжает разруливать возникше проблемы, согласуя свои действия с Веверсом. Майкл тоже задержался — следит за отправкой концертной аппаратуры в США. Гор вообще вчера был очень подавленным, чувствовал свою вину за инцидент с микрофоном. А точнее с персоналом.

И у нашего народа настроение минорное, в разговоре парни то и дело возвращаются к вчерашней диверсии. Хорошо еще о ночном нападении никто ничего не знает, иначе бы вообще паника началась. И так Верина мама продолжает истерить — Клаймичу еле-еле удается ее успокаивать и отвлекать разговорами.

— …Ладно, мы хоть город немного посмотрели, в самом известном торговом районе побывали, — сочувствуют нам девчонки — А вы вообще ничего в Киото толком не увидели, кроме стадиона и отеля.

— Почему это?! — возражает Глеб — Мы в Киото самое главное увидели — гейш. И в чайном доме побывали!

— Гейши…! — фыркают девчонки — танцовщицы — подумаешь, куклы размалеванные!

Ага… сразу понятно, кто среди женской половины подрывную работу проводил — Альдона.

Светка всю дорогу не отходит от бледного Лехи, которому явно хреново, и совсем не до разговоров. Зато он был сразу прощен безо всяких подарков и покаяний.

— Вить прости, я снова подвел тебя — начинает он тихо нудеть, стоит мне подойти к ним.

— Лех, ты вообще-то жизнь мне вчера спас. И наши гастроли от провала тоже.

— Тогда может, я останусь с вами до вторника?

— Опасно, да и не стоит геройствовать. Все равно гастроли заканчились, а тебе сейчас нужен врач и больничный режим. Мы бы и сами улетели сегодня, но в Токио еще куча дел осталась.

…В отеле нас радостно встречают Хатико и Ичиро. Может, мне кажется, но щенок еще немножко подрос за эти дни. На мой вопрос: «Как он себя вел?» Ичиро смущенно отводит глаза и говорит, что прекрасно. Понятно. Значит, или хулиганил здесь или чего-нибудь испортил.

Вечером мне даже не разрешают проводить Леху в аэропорт — удалось лишь обнять Мамонта, лежащего на носилках, да пожелать ему хорошей дороги.

Мы с Альдоной под негласным домашним арестом — Вячеслав перестраховывается и, обжегшись на молоке, дует теперь на воду. Зато в самый прайм тайм, по ТВ показывают в записи наш токийский концерт. Устраиваем в холле коллективный просмотр после ужина. Наши все с воодушевлением смотрят на экран, смеются, наблюдая себя со стороны, а я так морально и физически вымотался, что, даже не досмотрев окончания первого отделения, тихо уползаю к себе в номер, прихватив сонного Хатико.

Достаю из сумки подаренный Мизуки веер, и в который раз с грустью рассматриваю его. На сердце такая тоска, что выть хочется. Приходит Альдона. Застав меня за разглядыванием веера, с упреком выдает.

— Кот ты мартовский, Селезнев!

— Аленький мой цветочек, ну какой я мартовский, у нас же сейчас июль? — пытаюсь я свести все к шутке.

— Для такого блудливого кота и в июле март! Ты думаешь, я не в курсе, когда гейша дарит клиенту свой веер?!

Упс… вот я и прокололся. Но сознаваться никак нельзя, тогда мне вообще кранты. Со вздохом убираю веер в футляр, отношу его в шкаф. Зарываю поглубже в вещи. Надо запретить себе прикасаться к нему, иначе точно сойду с ума.

— Малыш, давай не будем ссориться из-за пустяков…

— Даже и не собиралась! Много чести — недовольно фыркает Альдона, но через несколько секунд все равно добавляет, не сдержавшись — смотрела она на тебя на банкете слишком долго и пристально для приличной гейши.

— Кто «она», и что значит «слишком»? — включаю я дурака и ухожу в глухую оборону.

— Ну, эта… Мизуки.

— Аля — начинаю закипать — Мизуки-сан старшая гейша этого дома. Они все там были обязаны ловить глазами каждое мое движение и предугадывать каждое мое желание. Это их работа, им за это Майкл дохрена денег заплатил, понимаешь?! А ты сейчас выносишь мне мозг из-за всякой ерунды, хотя мы уже давно в Токио, и я этих киотских гейш никогда в жизни больше не увижу!

Сонный Хатико приподнимает голову, недовольно смотрит на Альдону и вдруг тихо, предупреждающе ворчит в ее сторону. Защитник мой мохнатый…! Ну, хоть кто-то здесь на моей стороне.

— Смотри, ты даже Хатико достала своими придирками! Все, я в душ и спать. Сил моих нет бодаться с тобой, прости.

…Когда я выхожу из душа, в номере уже никого нет. Только песик, оккупировавший мою кровать, нахально подбирается все ближе к подушкам. А морда при этом такая невинная, невинная… «Кто на подушку? Я на подушку?! Клевета и наговор!». Ложусь рядом, и, вздохнув, почесываю нахаленка за ухом.

— Вот подожди, Хатико… Познакомишься скоро с Имантом Яновичем, он тебя быстро научит Родину любить! Дядя Веверс будку тебе во дворе поставит и на цепь посадит, с него станется — пес приоткрывает глаза и окидывает меня недоверчивым взглядом — Да-да! А то еще будешь спать в сугробе у дома, а рядом будут бродить злые медведи. Это ты из меня и мамы Люды веревки вить можешь, а с этим строгим товарищем не забалуешь, я и сам его иногда побаиваюсь.

С Альдоной, конечно, нехорошо получилось, выглядит так, будто я прогнал девушку. Но эта ее ревность… А если бы она моей женой была? Можно тогда сразу вешаться. Ладно, завтра утром помирюсь с ней. Пробежка у нас из-за травм отменяется, а вот после завтрака, когда все наши на экскурсию по Токио уедут, в самый раз будет… Только прикрываю глаза, и тут же проваливаюсь в сон.

Утром вся группа после завтрака уезжает на экскурсию, смотреть парки — дворцы — храмы столицы. Народ выглядит отдохнувшим и бодрым. В обширной программе, рассчитанной почти до вечера посещение императорской резиденции с ее замком Эдо, токийских парков Минато и Бункё. Из токийских храмов поедут смотреть Мэйдзи и Сэнсо — дзи. Меня и Альдону с собой естественно не берут — наш домашний арест продолжается. Но мы с ней вроде, как и не в обиде. Снежной Королеве сейчас вообще не до поездок — несмотря на все мази и компрессы, тело у нее болит от ушибов, поврежденная рука дико ноет. Хорошо еще, что ни трещин, не перелома нет. Откуда знаю? Оказывается вечером, когда я так некрасиво выставил ее из своего номера, Альдону по распоряжению отца возили в одну из частных клиник Токио и сделали ей там рентген.

А ко мне самому фониатр приехал сразу после завтрака. Обследовал мое горло, сокрушенно покачал головой, но спросить, что за повреждения такие интересные на моей шее, не решился. А жаль. Я-то я уже приготовил для него эффектную версию, что это меня киотские фанаты так душили в своих объятьях — не хотели расставаться со мной. К счастью, никаких повреждений гортани или связок врач не обнаружил, пострадала в основном кожа на шее, но и на ней по заверениям японца шрамов не останется. Мне просто рекомендовано придерживаться обычного послеконцертного рациона питания, и щадящего режима для связок — т. е. побольше молчать. Да, я же и сам мечтаю об этом — побыть в тишине и одиночестве хотя бы несколько часов!

Ага… фиг-то. Следующие полдня я буквально не отхожу от телефона, и кто мне только не позвонил за это время, и с кем я только не пообщался.

Первым был посол США Майк Мэнсфилд, узнавший от Гора об «инциденте».

Ситуация для него крайне неприятная — понятно на какого падают подозрения. Удостоверившись, что я далек от обвинений в его адрес, Мэнсфилд пообещал мне разобраться в ситуации и даже поставить в известность об инциденте президента Картера. Угу… так прямо и вижу, как Джимми лично выпорет црушников и поставит их в угол. Коленками на горох. Ничего он с этими ублюдками из Ленгли не сделает, те ото всего отопрутся. А в случае чего свалят все на личную инициативу очередного «Саттера». Хотя почему очередного? Возможно, эта тварь и организовала диверсию в Киото. Прошу Мэнсфилда извиниться за меня перед американскими летчиками и объяснить, почему с визитом мы к ним не приедем.

Потом мне звонит личный помощник главы SONY — Сэдэо Тагути, чтобы согласовать время моей прощальной встречи с господином Акио Моритой. SONY — это святое, здесь даже Вячеслав бессилен со своей паранойей. Договариваемся на утро вторника, спешить нам уже некуда.

Приходит Ичиро, говорит, что со мной хочет побеседовать господин Ёсикава. Художник-мангака. Видимо загорелся моей интересной идеей не на шутку. Так рвется работать, что не смог дождаться, когда я сам ему позвоню.

— Соединяй — вздыхаю я. Надо узнать, что ж ему так неймется.

Выясняется, что Ёсикава уже успел подготовить несколько набросков к будущему клипу, использовав мои фотографии. Выражает надежду, что они помогут мне в переговорах с главным инженером Хонды — господином Соичиро Иримажири. Искренне благодарю мангаку за проявленную предусмотрительность, вежливо интересуюсь, когда он сможет прислать все эскизы мне в отель? Ёсикава заверяет, что в течение часа они у меня будут.

Отдохнул, называется… Сразу прошу Ичиро соединить меня с главным инженером Хонды, благо визитка в целости и сохранности. После традиционных приветствий прошу господина Иримажири оказать честь и поужинать сегодня со мной в одном из ресторанов «Нью Отани». Понятно ведь, что за пределы отеля Вячеслав меня ни за что не выпустит. Заинтригованный Иримажири с готовностью соглашается. Теперь нужно поставить в известность Майкла Гора, которому придется финансово поучаствовать в создании нового клипа. А еще Соловьева. Соичиро Иримажири сам прекрасно говорит на английском, но Николая Николаевича наверняка заинтересует знакомство с высокопоставленным представителем Хонды. Такими связями не пренебрегают.

К обеду примчался взмыленный Майкл с последними новостями. Запись сингла «Я иду в армию» теперь естественно отменена по причине моих пострадавших связок, зато работа над японским альбомом идет уже полным ходом. И съемка клипа, где Лада и Александра в образе школьниц-анимешек споют дуэтом «Каникулы любви» завтра состоится. Репетиция начнется прямо с утра, петь они будут на русском, но в сопровождении японского оркестра. Это станет нашим прощальным подарком для японской публики.

Из неожиданных новостей — Japan Airlines заинтересовались формой стюардесс в исполнении Львовой, и японцы вышли на Гора с предложением о покупке прав на ее производство. Как смеется Майкл — они не по своей доброй воле вдруг засуетились. Оказывается, наш новый клип «Japanese Girls» всего за две недели приобрел просто небывалую популярность по обе стороны океана — не только здесь, в Японии, но и в Штатах, благодаря частому показу его по MTV. Вот только побочный результат у этой популярности оказался совершенно непредсказуемым — авиапассажиры просто замучали сотрудников японской авиакомпании одним и тем же вопросом — почему на стюардессах Japan Airlines до сих пор старая некрасивая форма? Если у них уже есть новая, и ее постоянно показывают по телевидению? Дошло и до смешного — в одном из американских аэропортов несколько пассажиров даже отказались пройти на посадку за японской бортпроводницей. Просто она никак не ассоциировалась у них с Japan Airlines — по их словам: «У стюардесс японских авиалиний форма совершенно другого цвета!»

— Вот она — волшебная сила искусства! — хмыкаю я — И что вы ответили японцам, Майкл?

— Что все права на данную форму принадлежат исключительно русским, а конкретно — МВД СССР. И по этому вопросу им нужно обращаться в Москву.

— Отлично. Пусть Николай Анисимович лишний раз порадуется. А мы с вами, Майкл, сегодня ужинаем с Соичиро Иримажири. Готовьтесь содрать с него денег за рекламу мотоцикла. Но модель их «Золотого крыла» нам нужна совершенно новая — GL1100, которую запускают со следующего года. Рекламировать их старье не имеет никакого смысла.

Довольный Майкл уходит, а я тут же прошу Вячеслава связаться со Соловьевым и пригласить и его сегодня на ужин. И передать ему, что у меня для него есть хорошие новости. А что? Наверняка у нашего Аэрофлота есть какие-нибудь терки с японцами или даже с самими Japan Airlines. Надо выяснить это и заранее подготовить Щелокова к звонку японцев. Пусть пообщается с ними, в любом случае мы что-то поимеем с них, хотя бы и просто деньги. Но если честно, я даже и представить не могу, сколько могут стоить права на пошив формы для стюардесс, пусть Николай Николаевич этим занимается. А уж я потом в Москве постараюсь выцарапать у Щелокова какие-нибудь плюшки для Львовой. Надо же поощрить такого талантливого модельера.

К вечеру, вместо файф-о-клока, для нас организуют традиционную церемонию в чайном домике — тясицу, расположенном в дальнем уголке парка нашего отеля. Сам ритуал представляет собой встречу с настоящим чайным мастером, и им, как ни странно, оказался пожилой японец. Что совершенно не помешало нашему дружному коллективу прекрасно провести время за умиротворяющими разговорами с мастером во время церемонии. Кстати, оказалось, что японцы в таких домиках пьют вовсе не черный чай, и даже не так полюбившийся нашим женщинам китайский зеленый, который мы привезли в мае из Лондона. Здесь пьют «золотой эликсир» из зеленого порошкового чая маття. Не сказать, что я от него в восторге, все-таки вкус у этого чая довольно специфичный. Но от созерцания самого процесса его приготовления и от беседы с мастером чая удовольствие однозначно получил. Все-таки есть в этом старинном ритуале своя прелесть. Вот если бы еще на месте мастера была Мизуки…

В общем, у коллектива получился сегодня насыщенный интересный день, полностью посвященный японской архитектуре и японским традициям. Все остались довольны, вчерашние тревоги понемногу улеглись. Даже Татьяна Геннадьевна успокоилась и перестала за каждым кустом искать диверсантов. А совместный ужин в ресторане отеля стал для всей группы приятным завершением приятно проведенного дня.

Только нас с Николаем Николаевичем ждала за ужином очередная работа…

— Славочка! — возмущается за завтраком Львова — Ну, как же вы не понимаете: Виктор не может уехать, не посетив магазины Гинзы. Артист его уровня должен постоянно пополнять свой гардероб самой модной одеждой и не может ехать на гастроли в США в тех же вещах, что он носил в Англии или Японии. Это не прихоть, а суровая необходимость! Нас просто засмеют, что СССР экономит даже на Красных Звездах. Ну, нельзя же так позориться!

— Татьяна Леонидовна — вяло возражает модельеру начальник нашей охраны — вы же знаете: это не моя инициатива, а распоряжение из Москвы. Не могу я нарушить приказ начальства.

— Григорий Давыдович! А ты, почему молчишь?!

— Татьян, да я полностью с тобой согласен! Но у Вячеслава приказ, он тоже человек подневольный. Думаешь, он сам не понимает, что для Виктора пополнение сценического гардероба — профессиональная необходимость? А давай, ты купишь по меркам? Что не подойдет — потом перешьешь… Фонды я тебе выделю.

Наш мудрый директор, как всегда, показывает чудеса словесной эквилибристики. И судя по тому, как вяло Вячеслав отбивается, спор со Львовой начался давно, и возмущается она не в первый раз. В принципе модельер права. Если я хочу стать иконой стиля мирового или хотя бы европейского уровня, то следить за модой нам со Львовой просто необходимо, и регулярно менять мой гардероб тоже. Иначе можно стать посмешищем, даже владея айфоном и зная все мировые тенденции «от кутюр» наперед. Мудрый человек сказал о важности «полшага» в мире моды. Отстанешь от моды на полшага — тебя сочтут разумным, элегантным и… скучным. Будешь на полшага впереди моды — станешь ее законодателем. А вот если зарвешься и шагнешь на пару-тройку шагов вперед — превратишься для людей в посмешище. И ничего, что через год-другой все щеголи это тоже наденут на себя. Главное — ты слишком поспешил.

Сам Вячеслав, похоже считает меня завзятым тряпишником, поскольку на гастролях я одеваюсь ярко, в соответствии с последними веяниями. Но дома-то и в студии я же не выпендриваюсь, не сверкаю там стразами? Обычные джинсы, футболка, толстовка — вот моя самая любимая одежда. Все остальное — лишь имидж. А имидж для артиста — это все. Вот такой вот странный и противоречивый каламбур…

Львова хочет свозить меня в Гинзу, чтобы показать какую-то необыкновенно модную и стильную одежду. Имя японского модельера она произнести не может, но адрес его бутика запомнила. Мне даже самому становится интересно, куда же она так рвется. И ехать, конечно, нам надо. Альдона по любому останется в отеле, ей сейчас точно не до шопинга и не до примерок. Вот пусть Вячеслав здесь и сторожит ее. Зато Вера очень заинтересованно следит за разговором. Вот кто в последнее время превратился у нас в настоящую тряпичницу! Я только диву даюсь, глядя на ее ненасытный аппетит. Как с цепи сорвалась, словно всех вокруг переплюнуть хочет. Ну, да и бог с ней, чем бы дитя не тешилось, лишь бы истерик не закатывало. А ее траты пусть Татьяна Геннадьевна контролирует.

— Я поеду, Слав — принимаю решение и сразу примиряющее поднимаю руки, видя, как Вячеслав недовольно поджимает губы — Клянусь, мы только туда и обратно. Никаких экспромтов по дороге. С количеством охраны реши сам, я даже возражать не стану.

— Я с вами! — тут же примазывается к нам Вера — мне тоже нужно кое-что купить. Не в отеле же мне с Альдоной сидеть. А на запись я ехать не хочу, мне там делать нечего.

Это она дуется, что «Каникулы любви» Лада с Сашей петь будет, а не с ней. А чего беситься, если она даже по типажу совсем не подходит?

— Вер, с тебя за перегруз в аэропорту могут взять столько, что твои вещи золотыми получатся — предостерегаю я ее — сама потом будешь с таможней за свои шмотки сражаться.

— И буду!

— Снова Ладе половину подсунешь?! — ехидно фыркает Альдона. И тут же незаметно прикусывает губу, потому что любое ее резкое движение тут же отзывается болью.

— Не твое дело! — вспыхивает Вера — За собой лучше следи! Сама-то в Италию в кимоно поедешь или в спортивном костюме?

Вот же …поганка! Такая дерзкая и заносчивая стала в последнее время, даже не стесняется устраивать разборки за общим столом. Клаймич укоризненно качает головой в ответ на ее выходку. Я хмуро предупреждаю:

— Вера, еще одно слово, и я велю запереть тебя в номере до самого вылета.

— Да, ладно, Вить, чего ты ругаешься? — тут же меняет тактику Вера, ее тон становится заискивающим, до приторности сладким — Все же нормально, мы просто шутим.

Ладно. Оставим все разговоры до Москвы. Но Верка точно звезду словила — совсем уже берегов не видит. Не хочу в Японии ругаться, тем более при народе, но по возвращении в Москву она у меня чертей получит!

В Гинзе мы останавливаемся перед довольно скромным магазинчиком. Но на вывеске над входом я вижу логотип в виде размашистого автографа, который в 21 веке знаком любому моднику мира — Ёдзи Ямамото. Да, у меня и самого когда-то парочка его вещей была. Произношу это имя вслух, и как будто привет из прошлого.

— Так ты его знаешь? — удивляется Львова — Откуда?!

— Грейс Мирабелла про него рассказывала, очень хвалила. Говорит, гений.

Мрачноватые монохромные наряды Еджи хорошо ложатся сегодня на мое минорное настроение. Снова у меня тревога какая-то на душе. Может, из-за Лехи, может, из-за тоски по Мизуки, которую я никак не могу выбросить из головы. Одежда от Ямамото пока еще не стоит запредельно, но сам стиль уже хорошо узнаваем — он отличается ото всех современных течений моды. Модели его как правило закрытые, свободного покроя, зачастую в них есть и асимметрия, и многослойность. Ямамото легко соединяет японские и западные формы, хотя у японцев вообще очень специфическое представление о моде. Здесь много вещей в стиле унисекс — сразу не поймешь, женская это одежда или мужская. И да — она не для рядового покупателя, а сильно на любителя.

— Фигня какая-то! — возмущается Вера, недовольно перебирая вешалки.

— А чего тогда увязалась с нами? — грубо обрываю ее я.

— Думала, Львова что-то путное нашла, а в этом мрачном тряпье только на похороны ходить. Ладно, если что — я в соседнем магазине, там одежда гораздо наряднее.

На самом деле, Вера абсолютно не права, просто она, как сорока реагирует только на яркое и блестящее. А у Ёдзи уже есть и новомодные бананы, и удлиненные пиджаки свободного покроя, и стильные плащи длиной чуть ли не до щиколотки — то, что я давно хотел. Но вся одежда действительно, в основном монохромная — черная, серая, белая. И зачастую унисекс — хочешь на Альдону надевай, хочешь на меня. Хотя есть здесь и чисто женские комбинезоны и элегантные блузы с обманчивой простотой кроя и с широченной проймой рукавов. Уже вижу в этом мою Ледышку.

— Нет, Грейс права — восхищенно качает головой Львова, рассматривая очередной шедевр Ёдзи — этот японец однозначно гений! Вить, тебе помочь с выбором?

— Помогите — соглашаюсь я — и для Альдоны тоже берите, потом определимся.

Начинаю методично перебирать вешалки с вещами, многие из которых потом станут прославленной классикой. Львова внимательно следит за выбором, стараясь угадать мои предпочтения. А вскоре я замечаю, что за мной пристально наблюдает и невысокий японец лет сорока, с усами, испанской бородкой и длинными, слегка вьющимися волосами. Его свободная одежда явно тоже из этого бутика. Творческой такой наружности чел. Продавец что ли? Или баер…?

Отправляюсь в примерочную с целым ворохом вещей, Львова садится в кресло, приготовившись оценивать мой выбор. Японец не выдерживает и подходит к ней. Слышу, как он обращается ко Львовой на ломаном английском.

— Откуда вы, мадам, из Европы? Ваши лица кажутся мне немного знакомыми…

— «Red Stars» — скромно уточняет Татьяна.

— Точно, июньский номер Вога! — радуется японец — Со статьей Грейс про русскую группу. Вы же их модельер? А в примерочной солист группы?

— Да, я Татьяна Львова — протягивает она ему руку — а солиста зовут Виктор.

— Ёдзи Ямамото.

Немая сцена. Львова, похоже, теряет дар речи! Выхожу на выручку из примерочной, придется мне выступить в роли их переводчика, они явно плохо друг друга понимают. Ёдзи тем временем очень одобрительно отзывается о нашем стиле. Особенно хвалит наши смокинги. Ну, да. Я же их у Ив Сен Лорана срисовал, а они с ним вроде как друзья, и даже в чем-то единомышленники. По крайней мере увлечение стилем унисекс у них точно общее.

…Ух, давно я не получал такого удовольствия от шопинга, даже паршивое настроение вверх поползло! У Ямамото нереальное чувство стиля. Вещи свои он чувствует так, что с ним и примерка не нужна. Что-то ненавязчиво принес нам, что-то сразу забрал, даже не дав мне примерить. Все с тихой улыбкой, доброжелательно, никаких понтов. В результате уходим от него, обвешанные фирменными пакетами. И себе купил, и про Альдону не забыл, ей точно стиль Ямамото понравится.

— Ох, Витя, вот бы с кем контракт на рекламу заключить…! — мечтательно вздыхает Львова. Ей явно нравится странная одежда Ёдзи, хотя сама она такое ни за что не наденет.

— Нет… Ёдзи хорош, но работать нужно с итальянцами — за ними будут все 80-е и даже 90-е. А Ямамото — это одежда для эстетов. Иметь в гардеробе его вещи нужно обязательно, но злоупотреблять ими нельзя. Если я выйду в этом на сцену, зритель меня просто не поймет, решит, что я с приветом.

— Итальянцы? Тогда может с Армани попробовать?

— Он скорее для 30-летних. И свою звезду уже нашел — американского актера Ричарда Гира. Скоро с ним в США выйдет фильм «Американский жиголо» — там герой Гира с головы до ног одет от Армани. Красиво, шикарно, но… с нашим музыкальным стилем это тоже не пересекается. Правда Грейс мне говорила, что он собирается выпускать молодежную линию и отдельно джинсовую, но когда это еще будет? Так что нам для долгосрочного контракта нужно поискать другого итальянца, ориентированного уже сейчас на молодежь.

Закинув пакеты в багажник лимузина, я подмигиваю Львовой.

— Ну, что, пробежимся по магазинам, пока Слава не видит? Не в машине же нам Веру ждать.

— Давай, тогда вон с того начнем, где в витрине ткани и пряжа? — загорается модельер.

— А давайте. Трикотаж входит в моду кстати, пора найти вам сотрудницу, умеющую обращаться с вязальной машиной. Есть кто на примете?

— Найдем. Была бы пряжа красивая и машина хорошей марки.

— Японская подойдет? — подмигиваю я своей сообщнице.

— Сейчас разберемся…!

По приезду в отель сразу направляюсь в номер к Альдоне. Вячеслав снова пытается поучить меня жизни, но я гордо стучу пальцем по часам, показывая ему, что вернулся практически вовремя, и обрываю на полуслове все его претензии.

— Слав, отправь, пожалуйста, кого-нибудь из ребят вниз. Пусть помогут Татьяне Леонидовне покупки до номера донести.

В люксе Альдоны тихо бубнит телевизор, моя Ледышка дремлет на диване в обнимку с Хатико. Лицо уставшее, похоже, ночью спала плохо. Услышав звук открывающейся двери, оба одновременно приподнимают головы с подушки. Маленький предатель тут же срывается мне на встречу, а Алька тихо охает, видимо пес задел ее лапой, когда соскакивал с дивана.

— Любимая, я решил лично пополнить твой гардеробчик! — радостно сообщаю ей, потрясая над головой фирменными черными пакетами.

— Всю Гинзу скупил? — вымученно улыбается мне Альдона, потирая бок.

— Нет, только то, что осталось там после Верки.

Аля пытается рассмеяться и тут же снова морщится от боли. Это она при других хорохорится, а со мной чего притворяться? Я, наверное, единственный человек на всем белом свете, с кем она может быть самой собой. Тут даже и папаша Веверс не в счет. И мне сейчас так жалко ее, так непривычно видеть эту бесстрашную валькирию беспомощной и страдающей от боли. Вздохнув, начинаю, как фокусник, доставать из пакетов вещи, купленные для нее. В глазах девушки сначала вижу недоумение, потом в них появляется интерес и наконец, искреннее восхищение. Вот! А я знал, знал, что Снежная Королева не останется равнодушной к творениям Ёдзи! Они с его вещами просто созданы друг для друга.

— Здорово! — с энтузиазмом хвалит мой выбор подруга — мне уже хочется все примерить.

— Потерпи хотя бы до завтра. Могу в качестве утешения устроить тебе дефиле в своих вещах от Ямамото.

— Ты и себе там одежды накупил?

— А как же! Будем вместе в них рассекать, пусть нас объявят сумасшедшей парочкой из России — и затягиваю дурашливым голосом:.

Вместе весело шагать по просторам, По просторам, по просторам. И, конечно, припевать лучше хором, Лучше хором, лучше хором.

Вместе… а ведь я мог потерять Альдону в Киото. Еще пара-тройка минут, и кореец точно достал бы ее. Уроды! Убил бы всех этих кимовских выродков собственными руками, только за то, что они посмели дышать в ее сторону! Представляю, как рассвирепеет Имант, увидев дочь в кровоподтеках и ссадинах.

Сажусь рядом на диван, стараясь ее случайно не задеть, целую подругу в висок.

— Вот чтобы я делал без тебя, любовь моя?

— Тебя они тоже в живых не оставили бы — шепчет Алдона, нежно гладя меня по щеке здоровой рукой — просто мы вместе погибли бы там.

— Умеешь ты успокоить…! — фыркаю я. И чтобы скрыть свое смущение, снова валяю дурака — Девушка, а девушка! Вы чем лучше владеете: айки-до или айки-после?

— Иди уже, клоун…! Тебя, наверное, опять какие-нибудь японцы ждут.

— Точно — вспоминаю я, сразу становясь серьезным — у меня же через пятнадцать минут назначена встреча с мангакой. Порадую его перспективой рекламного контракта с Хондой. Этот вопрос уже практически решен.

По-быстрому достаю вешалки из шкафа и развешиваю на них обновки. Альдона смотрит на меня с дивана, в синющих глазах плещется нежность, совершенно не свойственная Снежной Королеве.

— Ви-ить… Я знаешь, что здесь вспомнила? Цифра «4» — это созвучно смерти в китайской нумерологии. Убери, пожалуйста, ее из нашего райдера, иначе мы и дальше будем этим притягивать к себе несчастья и смерть.

Несчастья…? Смерть…? Милая, да я и так уже давно умер. Но ради твоего спокойствия хоть весь райдер заново перепишу, лишь ты была счастлива…

До самого вечера я опять кручусь как белка в колесе. Провожу плодотворную встречу с Ёсикавой, сдаю ему координаты инженера Иримажири. Подумав, предлагаю мангаке рисовать меня для клипа исключительно в одежде от Ямамото, это добавит персонажу стильности и загадочности. И стиль Ямамото обязательно должен быть хорошо узнаваем на рисунках. Свои фотографии в его одежде обещаю передать Ёсикаве завтра перед отъездом.

Потом возвращается из студии Клаймич в компании Лады и Саши. Запись клипа прошла отлично, японский оркестр выше всяких похвал, девчонки тоже не налажали. Гор остался в студии, наблюдать за монтажом клипа и уже завтра обещает показать нам предварительный вариант. А для меня Гор передал график гастролей АББА в США. Уж не знаю, где он его раздобыл. Наша задача с Клаймичем продумать собственный гастрольный график так, чтобы не дай бог не пересечься со шведами на просторах Америки. Гор ждет от нас соображений на этот счет — организаторам пора уже печатать афиши, отдавать в производство разный мерч группы.

Но я, если честно, в легком ах@е, потому что не знаю, как мы будем делить Америку с АББА. Они начинают свое турне 17 сентября, заканчивают 4 октября. И это тот период, в который я и сам бы хотел гастролировать. После АББА появляться в любом городе кроме Нью-Йорка чревато — с продажей билетов могут возникнуть проблемы, и нам придется выше головы прыгнуть, чтобы затмить впечатления о шведах. Если же мы начнем на пару недель раньше них, тогда нам придется переносить Италию на октябрь, а это уже нежелательно из-за погоды — она может преподнести неприятные сюрпризы. Вот что хочешь, то и делай, а решать нужно быстро — на раздумья у нас дня три.

Майкл вообще старается сейчас всячески загладить вину и готов пойти на любые уступки. Еще бы! Теоретически мы можем вчинить ему огромный иск за моральный ущерб и физический урон, нанесенный одному из членов коллектива. Японцы сразу провели негласное расследование, чтобы окончательно снять с себя подозрения. И хотя результаты его не афишируются и публично не комментируются, нам они вчера уже прислали свое экспертное заключение. Мы, разумеется, никаких исков выставлять не будем — но еще есть советские чиновники.

На ужин мы идем в тот самый ресторан отеля, что с выходом в парк. Весь коллектив в сборе, даже Альдона спустилась из номера. Это ведь наш последний ужин в Японии, завтра мы в это время будем уже в самолете. Увидим ли мы когда-нибудь еще эту удивительную страну, кто знает? На парк спустились сумерки, включилась подсветка дорожек и пагод — завораживающее зрелище, никогда не устану любоваться им. Завести, что ли у себя дома японский сад…? Посажу похожие растения, наставлю пагод по всему участку, сделаю такую же красивую подсветку — и буду по вечерам медитировать там, снимая напряжение, скопившееся за день. Только что такой сад будет делать полгода под снегом?

— О, боже… — раздается рядом убитый голос Клаймича, выводя меня из задумчивости. Он взглядом показывает мне на вход в ресторан.

Поднимаю голову и еле сдерживаюсь, чтобы не повторить за ним: о, боже, опять повторяется Лондон! По проходу между столами идет Вера. Сегодня наша звездочка превзошла даже себя. На ней белые брючки и тончайший ярко-бирюзовый джемпер с таким глубоким декольте, что простора для мужского воображения там уже не осталось. Как и места для бюстгальтера. Шикарная грудь третьего размера колыхается и подскакивает при каждом шаге хозяйки. Я зажмуриваюсь от стыда за нее, молясь только о том, чтобы Веру в таком виде не сфотографировал кто-нибудь из репортеров, вечно осаждающих холл нашего отеля. Позорище… Это ведь не Европа, в Японии так одни только низкосортные проститутки оголяются.

В зале ресторана воцаряется тишина. За соседним столом у кого-то из европейцев со звоном падает вилка на тарелку. Видно тоже узрел нашу Веру. Львова устало прикрывает глаза рукой, Татьяна Геннадьевна вспыхивает стыдливым румянцем. Бедный Григорий Давыдович что-то тихо бормочет себе под нос — то ли матерится, то ли молится своему еврейскому богу, чтобы тот вразумил идиотку, то ли посылает проклятья на ее глупую голову. Я незаметно сжимаю его руку, призывая к спокойствию.

Тихонько стучу палочкой для еды по фужеру, чтобы поймать заполошный взгляд Вериной мамаши, и качаю головой. Нет. Не нужно сейчас устраивать скандалов. Просто посадить непокорную дочь спиной к залу, и сделать вид, что все в порядке. Татьяна Геннадьевна вроде бы поняла мой посыл и поджав губы, освобождает для дочери кресло.

— Что здесь сегодня вкусненького на ужин? — весело щебечет Вера, подходя к столу и словно не замечая напряжения, царящего в зале.

— На первое сегодня вульгарность — цедит Альдона.

— Тогда на второе зависть? — парирует Вера. И, усаживаясь в кресло, наклоняется над столом так, что еще чуть-чуть и в ее декольте можно будет увидеть трусики.

Парни дружно сглатывают и подбирают челюсти с пола. Потом так же дружно опускают взгляды в тарелки. Все испытывают чувство неловкости и стараются не смотреть на Веру. А она продолжает делать вид, что ничего особенного не случилось. Но настроение за столом испорчено безвозвратно, разговоры смолкли. Дальше все ужинают в тишине.

— Ну, что вы сегодня такие все кислые?! — продолжает хорохориться Вера.

Если бы не знал ее, решил бы, что она сейчас под кайфом. Иначе с чего бы такое боевое настроение? Она не то чтобы провоцирует нас… нет, скорее что-то хочет доказать всем своим вызывающим нарядом и дерзким поведением. Но что именно?

Мне, например, ее посыл совершенно не понятен. Кого она хочет задеть? Меня? Так мне давно уже по фигу ее прелести. Первый, неуправляемый шквал гормонов в моем молодом теле давно уже улегся, а с ним и прошла вспыхнувшая к Вере страсть. Включились мозги взрослого мужика. И хотя меня еще продолжает периодически заносить при виде некоторых особ, на фантик я больше не ведусь. Оказалось, за конкретно этим фантиком нет никакого содержания — одни только тараканы в красивой голове. Сначала необъяснимое бегство из Ленинграда, потом скандалы и «психи» в Сочи. Венский позор на ТВ. Наконец, вот это. От борьбы с ее тараканами, я изрядно устал и понял, наконец, что победить их совершенно невозможно.

Выход? Надо расставаться с Верой. Я не могу позволить ей загубить репутацию группы, в которую вложено столько сил. И моих, и многих других людей. Была бы она не такой зажатой на сцене и более артистичной — я бы просто устроил ей сольную карьеру. Написал бы пару десятков песен, нашел сопровождающую группу и отправил бы ее в свободный полет — гастролируй по миру, зарабатывай Союзу валюту. Но вся беда в том, что по большому счету Вере это вообще не интересно, нет в ней творческой жилки, как в Ладе или Альдоне. Да, Снежной Королеве тоже не светит сольная карьера, и она слишком сдержанна, а временами зажимается на сцене. Но то, как подруга преодолевает себя, как впахивает на репетициях — на это же любо дорого посмотреть! То, чего не дано ей от природы, она добивается упорным трудом. А Вера теперь все делает из-под палки.

Я бы и это может стерпел. Но ведь она чудить начала. Все. Решено окончательно. Приезжаем в Москву, и я расставляю все точки над i. Терпеть такое больше невозможно. Устал я сидеть на пороховой бочке и ждать, когда рванет…

Пристально смотрю в глаза Веры, можно сказать прощаюсь с ней взглядом.

Сразу после завтрака я еду в офис корпорации SONY попрощаться с Акио Мацурой. А в нашем коллективе сегодня у каждого свои заботы. Экскурсиями по Токио все уже сыты по горло, да и не до них в день отлета. У большинства в планах последний забег по магазинам, чтобы потратить остатки валюты. Кто-то, как Вера, собирается посетить Салон красоты в главном корпусе отеля. Львова со Светой должны проследить за упаковкой нашего имущества в контейнер. Да, мы с Клаймичем приняли решение действовать по лондонской схеме — все кроме личных вещей пакуем в контейнер, разбираться в Москве будем. В самолет берем ручную кладь и максимум один чемодан. Не трясти же барахлом в аэропорту на глазах у изумленной публики! А в этот раз, благодаря щедрой премии Гора, у всех наверняка есть, чем потрясти. Григорий Давыдович останется в отеле и займется наведением порядка в своих отчетах. В этот раз он заранее запасся всеми необходимыми бумагами и разрешениями от ХозУ МВД, теперь в его отчетности комар носа не подточит!

— Вить, а ты успеешь свои вещи собрать? — спрашивает за завтраком Вера, заглядывая мне в глаза.

— Успею. Я же в основном сценическую одежду здесь покупал, так что ею Татьяна Леонидовна заведует.

— Смотри, не задерживайся долго в Сони!

— Не переживай, к обеду буду. Но не раньше точно.

Нет, ну, надо же какая трогательная заботливость, просто очуметь можно! И с чего бы вдруг? Лучше бы вчера мои бедные нервы поберегла, чем идиотские провокации в ресторане устраивать. Как же меня эти ее перепады настроения достали…! Да, и чувствуется в ее наигранном беспокойстве за меня неприкрытая фальшь.

Прощальная встреча с главой SONY проходит очень продуктивно. Решение спонсировать гастроли АББА в СССР, и потом в Японии, Моритой принято. Шведы, услышав о таком шикарном спонсоре, дрогнули, уже начались активные переговоры. Очень надеюсь, что японцы их дожмут. Сам Морита в декабре собирается в Москву.

Спрашиваю, как поживает сибирский котенок, освоился ли он уже в новом доме? Нашлось ли для него подходящее японское имя? Взгляд сурового японца теплеет, мне рассказывают, что котенок оказался очень умным, со спокойным уравновешенным характером. Поэтому и имя ему подобрали соответствующе — Тоши, что в переводе с японского означает «мудрый» или «мыслитель». Я усмехаюсь про себя: ну, хоть кому-то повезло со спокойным питомцем, а вот моего Хатико точно уравновешенным не назовешь. Мне достался упрямый и очень хитрый дьяволенок.

Потом мы обсуждаем мои идеи по улучшению Вокмена. Инженеры Сони с высказанными замечаниями согласились, но руководство решило сейчас ничего не менять. Им за год массового выпуска надо отбить все расходы и получить максимальную прибыль. А вот уже к Олимпиаде цены на первую модель будут снижены, и начнется выпуск новой, усовершенствованной версии Вокмана, в которой и будут учтены все мои предложения. Что ж… такая маркетинговая схема извлечения максимальной прибыли, наверное, разумна. Конкурентов-то у Вокмана пока нет. Все рванут повторять новинку за SONY, а здесь вдруг упс! — и совершенно другой дизайн в новой модели, совсем другие технические решения. А денюжки-то конкуренты уже вложили в копирование устаревшей версии. Потому что никто, включая самих инженеров SONY, даже не представляет сейчас, в какую сторону дальше двигаться. А Витя Селезнев их быстро этому научит …за определенное вознаграждение.

С внесудебным урегулированием вопроса об авторстве изобретения аудиоплеера Морита еще не решил. Хотя вижу, что он понемногу склоняется к моему варианту решения спора, просто его самурайская гордость сильно задета. Но гордость гордостью, а бизнес бизнесом — делиться потом с ушлым европейцем огромными прибылями ему совсем не хочется. Проще сейчас откупиться по минимуму, пока тот сам еще не понял всю грандиозность затеи по имени Вокман.

И здесь я осторожно перехожу к очень щекотливому вопросу. Скромно потупив глаза, вздыхая то и дело, рассказываю Акио Мацуре о своем знакомстве с самой красивой гейшей Киото Мизуки Ёсимура. И даже, разыгрывая смущение, достаю из кармана футляр и показываю ему веер, подаренный мне на прощанье.

Потом встаю с кресла, делаю японский поклон, с уместной данному случаю степенью уважительности, и прошу японца принять участие в судьбе гейши.

— Но что же ты хочешь от меня? — удивляется он.

— Господин Мацура, я хотел, чтобы у Мизуки появился выбор — оставаться ли ей и дальше в «мире ив». Но она отказалась принять от меня деньги на покупку чайного домика, я ведь иностранец. Врожденная скромность и гордость японки не позволили ей это сделать. Но поскольку положение у нее сложное, я все равно хотел бы ей помочь. Не могли бы вы от своего имени или кого-то другого выступить в качестве покровителя и мецената для Мизуки? Приобрести для нее домик, который она сама выберет? А всю необходимую сумму я немедленно перечислю со своего счета в итальянском банке «Амброзиано».

Мацура долго смотрит на меня нечитаемым взглядом и молчит. Я уже думаю, что сейчас он отчитает меня как зарвавшегося мальчишку и пошлет в дальние дали за такую наглость. Но упрямо продолжаю стоять навытяжку, ожидая его вердикта. А он всего лишь спрашивает после затянувшейся паузы.

— Все так серьезно…? Не пожалеешь ли ты потом о своем решении? Это все-таки немалые деньги.

— Нет, не пожалею. Деньги и нужны для того, чтобы иметь возможность помочь дорогим для тебя людям.

— Но ты ведь можешь больше никогда ее не увидеть…

— Да. Такое вполне возможно. Поэтому я и хочу помочь ей именно сейчас, пока у меня есть возможность воспользоваться вашим участием. Больше ведь мне в Японии обратиться не к кому, не посольских же просить…!

Японец молчит еще немного, потом кивает мне.

— Хорошо. Но никаких денег переводить не нужно. Пусть это будет моей ответной любезностью за твое искреннее участие в дальнейшей судьбе Вокмана. Замечания и предложения, которые ты высказал нашим инженерам, очень важны. Они высоко оценили твой вклад.

Я склоняю голову в знак благодарности. Что ж… это тоже неплохой вариант. Пусть такой будет цена за счастливую, спокойную жизнь Мизуки. Ну, а то, что она так и не узнает о том, что это мой подарок, неважно. Совсем неважно. Просто меня будет греть мысль, что я помог потрясающей женщине, о которой у меня на память остался старинный веер…

В отель я возвращаюсь в отличном расположении духа. Но стоит мне выйти из лифта и переступить порог нашего холла, как начинается кромешный ад…

Навстречу по коридору несется Григорий Давыдович, молча хватает меня за руку и затаскивает в номер …Веры! Там я вижу заплаканную Татьяну Геннадьевну, сидящую на диване в окружении чемоданов и сумок. Клаймич, как подкошенный, падает в кресло и жадно хватается за открытую бутылку минералки.

— Вера…

— Что с ней опять? — закатываю я в досаде глаза — испортила лицо японской косметикой? Сожгла волосы и стала лысой? Или бегала в нижнем белье по всему отелю?

На большее моей фантазии не хватает, и я замолкаю, вопросительно подняв бровь.

— Хуже… Она пропала.

— В смысле «пропала»? — оторопев, переспрашиваю я.

— Пошла в Салон красоты в главный корпус отеля и пропала. Ее нигде нет.

— А кто ее одну туда отпустил? — перевожу я взгляд на несостоявшуюся тещу — Татьяна Геннадьевна…?

Та вытирает платком заплаканные глаза и, виновато опустив голову, шепчет.

— Я в это время вещи в чемоданы складывала.

Ну да… барахло — оно, конечно гораздо важнее присмотра за дочерью! Я делаю глубокий вдох, пытаясь сосредоточится. Спокойно, Витя Селезнев, спокойно… Где эта мерзавка может быть? Неужели Трамп снова вернулся, и они с ним в его номере кувыркаются? Такую вероятность нельзя исключать.

— В Салон ходили?

— Да. Она там даже не появлялась — бледный, как полотно, Клаймич потирает грудь ладонью и морщится — Вить, все еще хуже. Татьяна обнаружила, что Вера забрала с собой спортивную сумку с вещами и документы.

— Что?!!!!!

У меня резко перехватывает дыхание, и темнеет в глазах. Я хватаюсь за горло, старшая Кондрашова, видя это, начинает тихо подвывать. А Григорий Давыдович лезет во внутренний карман пиджака за таблетками. Дрожащей рукой высыпает пару драже на ладонь, запивает их минералкой. Видно, что мужик уже сам на грани. Нам сейчас только нового сердечного приступа не хватает. Бл@дь, найду эту заразу Верку — убью собственными руками!

— Так всем успокоиться! Дайте мне пару минут подумать… — я прислоняюсь лбом к стене и пытаюсь выбросить из головы все лишние мысли, настроившись только на главное.

А главное сейчас — время. Через три часа нам выезжать в аэропорт, и действовать теперь придется в условиях острой нехватки времени. Вот же… зараза! Теперь понятно, почему она за завтраком интересовалась, во сколько я вернусь от Мориты. Делала вид, что переживает, успею ли я собрать вещи, а сама… Эта мерзавка все заранее просчитала! Или все же Трамп? У самой этой овцы мозгов на такую многоходовку вряд ли хватит. Так. Вот первым долгом и нужно проверить версию с рыжим. Кто мне в этом поможет…? Ичиро!

— Кто-то еще знает о Вере?

— Нет, мы тебя ждали.

— Молодцы, никому ни слова!

Хоть в этом не налажали, нам только паники в коллективе не хватает. Я привожу дыхание в порядок, натягиваю на лицо маску спокойствия и отправляюсь искать Ичиро. Иду по коридору расслабленно, но только один бог знает, чего мне сейчас стоит не сорваться на бег. Японца нахожу в холле, на ресепшене.

— Ичиро, будь добр, узнай, пожалуйста, не остановился ли в Нью Отани наш хороший друг из США Дональд Трамп. И если да, то в каком номере?

Уже через пару минут нам сообщают, что мистер Трамп вчера утром заселился в главный корпус отеля. Да…Но три часа назад он расплатился и съехал. Сука…!

— А такси Трамп заказывал? И если да, то куда именно?

— Мистер Трамп заказал такси в аэропорт Ханеда.

Все. Дальше сам я уже ничего сделать не смогу. Теперь нужно вызывать Владимира Петровича и во все ему признаваться. Похоже, эта мерзавка все же улетела с Трампом. Вот неспроста она с нами в город вчера рвалась — ей видимо, с американцем переговорить нужно было. А Трамп благоразумно решил не попадаться мне на глаза. И куда он ее увез? В Америку?

Благодарю Ичиро, возвращаюсь назад в веркин номер. В голове роятся мысли, постепенно выстраиваясь в нужном порядке. Со мной всегда так — первая паника быстро проходит, и голова начинает работать как компьютер. Отходняк тоже будет, но это уже потом.

По дороге затаскиваю в номер Вячеслава и все ему рассказываю. У парня настоящий шок. Абсолютно понятно, что его карьере пришел конец. Сначала диверсия с микрофоном и нападение корейцев, а теперь вообще прозевали невозвращенца — это наихудший сценарий изо всех возможных. И нам с Клаймичем тоже, конечно, не поздоровится. Но это все потом, а сейчас нужно действовать быстро. Позвонив и удостоверившись, что резидент на месте, мы со Славой срываемся в посольство. Приказав перед этим Клаймичу и Татьяне Геннадьевне молчать, как рыбам. Никто не должен узнать о происходящем. Никто!

Посольство встречает нас тишиной. Полянского вызвали в Москву, все замерли в ожидании скорых перемен — затаились, как мыши под веником. Владимир Петрович, услышав от нас о побеге Веры, прикрывает глаза и тихо вычурно матерится. Но это единственная слабость, которую он себе при нас позволил. Через секунду комитетчик уже деловито пододвигает к себе телефон, набирает чей-то номер. Начинается разговор на японском. Из всех слов я узнаю только три: Ханеда, Трамп и Кондрашова. У меня самого еще теплится слабая надежда, что эта идиотка просто поехала проводить американца в аэропорт.

— Ждем. Сейчас придет информация, и мы узнаем, когда и куда они вылетели. Потом будем звонить в Москву.

Нервозность Владимира Петровича выдает только постукивание пальцев по столешнице. На лице ни грамма эмоций. А Вячеслав, похоже, до сих пор пребывает в ступоре. Сидит на стуле, уставившись в одну точку. Сочувствую. Но никто ему легкой жизни не обещал. У нас в «Red Stars» вечно все через …«жо-бемоль».

— Нет, но ты мне скажи, Вячеслав — как такое могло случиться?! — не выдерживает резидент.

— А мне что — разорваться? — оправдывается бедный начальник охраны — Вы же сами велели после Киото приставить двух ребят к Альдоне, я и приставил. Еще один отправился с группой, в город, по магазинам. А у Виктора сегодня была встреча с главой SONY — я что один его туда сопровождать должен был?

— Слава за завтраком строго предупредил всех, чтобы из отеля не высовывались, а по отелю в одиночку не ходили — подтверждаю я — а Вера все равно нашла бы способ сбежать.

Наконец, раздается долгожданный звонок. Владимир Петрович выслушивает собеседника, благодарит его, кладет трубку. Поднимает на нас глаза.

— Ну, что …новости так себе. Кондрашова действительно улетела с Трампом одним рейсом. Но не в США.

— А куда же…? — охреневает Вячеслав. Видимо в его голове других вариантов даже не было — явно готовился к худшему — Вера «выбрала свободу» и уже делает заявления на Голосе Америки.

— Дайте угадаю… — понятливо усмехаюсь я — Канары? Париж? Рим?

— Париж. Самолет взлетел час назад.

— Вот сука! — взрывается Славка. Но тут же тушуется — простите, Владимир Петрович!

— Да я сам покрепче бы слово подобрал — машет рукой резидент — так подло подставить родной коллектив! Вы же теперь невыездными станете, и все из-за какой-то одной паршивой овцы. Международный скандал будет.

— Насчет невыездных — это мы еще посмотрим… — неуверенно возражаю я — и насчет скандала тоже не уверен. Раз они не в США сразу помчались, то можно будет и побороться за девчонку. Сколько им лететь?

— Часов тринадцать.

— Вот! У нас в запасе еще целых двенадцать часов, идем звонить Веверсу.

Реакция Веверса была вполне предсказуемой. Я выслушиваю много чего неприятного о себе и своих сомнительных методах руководства коллективом. Уж лучше бы Имант матерился, ей богу, чем так культурно мордой меня об стол приложил, а потом еще повозил по нему, как щенка шкодливого. И мне пришлось в этот раз смолчать, в чем-то ведь генерал прав — Веру уже после Вены нужно было сразу отстранять от работы. А я ее пожалел. За былые заслуги. Вот теперь Веверс мне все это и припомнил.

— Ладно, Виктор… возвращайтесь домой. Кондрашова теперь не ваша забота. Но чтобы ты знал, вы мне сегодня сорвали очень важную командировку. Очень. Важную!

— Извините… кто ж знал. Имант Янович, а что вы с Верой собираетесь делать?

— Не твоего ума дело — отрезает генерал.

Тут уже вспыхиваю я.

— Как это не моего?! Она же солистка моей группы!

— С этой минуты уже не солистка.

— Ну, постойте… не порите горячку. Выслушайте хотя бы! — кричу я ему в трубку и, добившись заинтересованной тишины, выдыхаю. Снова перехожу на спокойный тон.

— Вера сейчас вся на нервах, ждет, что ее перехватят в аэропорту и сразу же отправят в Москву. Но мне почему-то кажется, что лететь вместе в Париж все же было для них спонтанным решением. Вот, не вижу я там руки ЦРУ, хоть режьте меня! Дональд после Вены цэрэушников вообще на дух не переносит. Просто он действовал в своей излюбленной манере — взять крепость с наскока, а только потом думать, что с ней делать. По большому счету, Вера ему не нужна — поматросит и бросит, у него таких «вер» в Штатах вагон и маленькая тележка.

— А если не бросит? Если он в США ее потом за собой потащит?

— Не потащит. К разводу и разделу имущества он сейчас явно не готов. У него начинается строительство небоскреба на 5-й Авеню, а инвесторы от него дружно отвернутся, если разразится громкий скандал с супружеской изменой, да еще и с участием русской певички. Деньги любят тишину. Так что в его интересах, чтобы все обошлось тихо, без скандалов. Их пламенный «амор» с Верой Парижем и закончится — попомните мои слова! Просто дурочка еще не догадывается, что она для Трампа лишь очередная галочка в донжуанском списке.

— И что ты предлагаешь делать?

— А ничего. Зачем нам международный скандал на ровном месте? Отправьте лучше в Париж человека, которого Вера знает лично, например Сергея Сергеевича — тут я удачно вспоминаю про нашего «прошлого» куратора — Пусть он ее по-отечески пожурит и сообщит, что руководством МВД ей предоставлен отпуск на пару недель. Потом вручит ей билет до Москвы на конкретную дату и пожелает приятного отдыха в Париже. Все. А там скоро она и сама поймет, что большего ей от Трампа не дождаться.

Воцаряется тишина, Веверс обдумывает мое предложение. Я молчу. И жду. Если решать без эмоций — то мое предложение самое разумное, он не может этого не признать.

— Проще на пару недель спустить с поводка эту глупую блудливую кошку, чем силком тащить ее домой. Нагуляется и сама вернется — осторожно подталкиваю я генерала к нужному решению — А вот там уже она у нас и получит по первое число.

— Получит — это не то слово… — задумчиво цедит Веверс, и от его многообещающего тона я ежусь.

— Но и глаз с них в Париже, конечно, спускать нельзя — осторожно добавляю я — это тоже понятно. А через недельку я могу ей сам позвонить, поинтересоваться, как отдыхается. Посмотрим, что она расскажет.

Еще несколько секунд тишины, наконец, Имант выдает:

— Хорошо, Виктор, я тебя услышал.

Вот же нахватался фразочек из будущего…

— Можно сказать коллективу, что это я Веру в Париж отпустил?

— Можно. И чтобы ни одна живая душа больше о нашем разговоре не узнала, ясно?

— Ясно! — радостно киваю я, и только потом соображаю, что мой собеседник меня не видит. Но зато мои аргументы услышал — Аллилуйя!

— Как там Альдона?

— Вроде бы сносно. Но вы же знаете ее — она никогда и никому не жалуется. А как мама, дед?

— Дома все хорошо. Проследи за Альдоной.

В трубке раздаются частые гудки — аудиенция, так надо понимать, закончена. Я вытираю со лба выступивший пот. После такого тяжелого разговора мне нужно срочно что-то выпить, причем немедленно, иначе я взорвусь или поеду крышей! На выходе из переговорной комнаты Владимир Петрович окидывает меня зорким взглядом, понимающе усмехается.

— Пойдем-ка, герой, накапаю тебе коньячку…