Верный пламени

5. О беде, пришедшей ниоткуда

Люси засиделась с бумажками допоздна, благо у герольда этого добра было в достатке. Семья улеглась спать, и только Люси у горящей лампадки всё черкала и черкала карандашом непослушные строчки. Накануне они опять поссорились с матерью. Той до трясучки хотелось выдать Люси замуж за Зальтена, а отец ушёл в кабинет и не стал вмешиваться. Порой казалось, что он стесняется неотёсанной супруги, а насчёт Люси — то ли сожалеет, то ли скрывает неприязнь. Грамотность могла бы стать отличным заработком для дочери, будь она способна говорить, планы на сына рухнули, и от герольда Валентайна вот уже лет десять ни одна душа не видела улыбки. Его считали самым закрытым человеком в королевстве. И, увы, не просто так…

Люси дописала последнюю строчку как раз к тому времени, как башенные часы пробили Овна. Пора было тоже идти на боковую, и Люси как раз собиралась, но тут в королевском дворе затопотали ноги и копыта бестий. Поднялся переполох. Слышалась ругань и возгласы: «Пожар! Горит Нотегуд!»

Нотегуд? Что?

Люси распахнула узкое слюдяное оконце и перепугалась: двор кипел жизнью. Люди носились туда сюда, бестиарии седлали животных, придворные маги спешили усесться в повозки. Люси выскочила во двор в чём была — с разметанными по плечам ржаными волосами да в сером шерстяном платье — и сразу натолкнулась на Зальтена.

— Убирайся-ка домой, Клетчатый Передник! В Нотегуде пламя выше колокольни!

— Что? Как? Чт-то случ-чилось? — От волнения слова давались лучше.

— Поджигатель! — Зальтен бросил яростный взор в сторону дворцовых ворот и сам натягивал при этом наруч.

— Ах! — Люси обернулась и углядела в тёмном небе висящий над соседним селением столп дыма — колышущейся злодейской бородой. Яркое пятно — словно звезда или шаровая молния — хотя Люси в жизни не видела шаровых молний — носилось над пожаром. Одна вспышка — и небо разлиновали золотисто-алые крылья.

— Это он! — второй наруч на место.

— За… Зак! В-возьм-ми м-м-м… — Люси, почти на спрашиваясь, залезала в седло Деметриуса вторым ездоком.

— Мандрагоры объелась? Пигалица! Сидеть дома! — Зальтен снял её без труда и оттолкал подальше. — Бестиарии и маги разберутся! И, — он лихо крутнул львиный ус, — помни про твоё обещание! Я изловлю его!

— Зак, живее! — Это был Зальков, треснувший сына по латам и умчавшийся вперёд через ворота.

Люси всплеснула руками. Ей, слабой девушке, оставалось лишь ждать и молиться ангелам.

Битва с Поджигателем длилась часа три, и всё это время Люси провела как на иголках. Одно дело, писать стишки про то, как не любишь парня, другое дело — переживать за его жизнь и жизни других воинов! Но вот зарево над Нотегудом померкло, и королевские силы мало-помалу начали подтягиваться назад. Бестиарии и маги въезжали во двор уставшие, многие со следами ожогов и копоти. Люси считала знакомые лица. Хансен, Дир, Альвин… Белоснежный боннакон Зальтена стал серым, как мышь — Люси не сразу узнала Деметриуса. Рога его спереди были обожжены. У Зальтена оплавлен шлем. Люси подбежала, силясь помочь спешиться, но Зальтен отстранил её жестом и сам спрыгнул на кладку.

Добрый знак! Люси сжала руки у подбородка в мольбе о новостях. Зальтен стащил шлем и явил — о, счастье! — невредимое лицо. Даже борода не пострадала. Глянул виновато.

— Что ты смотришь? Он улетел.

— Т-ты жив!

— И что с того? Пятая часть населения мертва. Треть — пострадала. Скажи матери — нужно готовить места во дворцовом лазарете под раненых.

— З-з-зальт-тен! — Люси прыгнула к нему, завела руки под мышки и крепко обняла. Вжалась в горячий ещё доспех. — К-к-какой уж-жас!

— Ты не видела всего ужаса. Он… это не бестия. Это чистый бес, Люси! Король Бесов. Он сыпал огнем сверху и хлестал крыльями с боков, его глаза сияли красным, и достать его было невозможно! Невозможно, понимаешь! Он убил их всех, а селение — сжёг дотла. Нет больше ни одного дома в Нотегуде. Нет больше Нотегуда.

Зальтен растёр сажу по лицу. На светлой коже век она пошла полосами. Только голубые глаза бестиария горели жаждой праведной мести. И Люси его понимала.

К утру королевский лазарет значительно расширился. Раненых было некуда девать, и бедняги с сильнейшими ожогами умирали в коридорах. Крики боли сливались в один непрерывный, от которого сжималось сердце. Люси плакала, когда вместе с другими женщинами растирала травы для компрессов. Королевский весенний бал был отменён. Все проклинали Поджигателя. С запасных ворот выносили тела. Во дворце наступил траур, а король издал указ наградить миллионом лунариев того смельчака, который одолеет Поджигателя.

Под вечер к смертельно усталой и опечаленной Люси зашёл Зальтен. Та сматывала просохшие бинты, снятые с верёвок. Зальтен, непривычно мрачный и строгий, сел подле Люси у пивного бочонка и молчаливо глядел на пламя в жаровне — долго, задумчиво, неприязненно. Как на врага. Потом внезапно шарахнул кулаком по бочонку, аж тот зашатался, и бросил ей упрямо:

— Не ради денег, понимаешь? Я должен его одолеть. Ради тебя и… моей чести!