Вернуться - 3

Глава 19

— О, а вот и наш доблестный «грабитель» ночных магазинов, — злобный взгляд Кузнецова упёрся в Германа и Костромина, зашедших в его кабинет по его же вызову. — Ну заходи, заходи, «драгоценный» ты наш, — язвительности в его голосе было столько, что и на пятерых бы хватило.

Костромин был с жуткого «бодуна», что было прекрасно видно по его опухшей морде и бледно-зеленому цвету кожи. На работу он явился около 12:00, а начальнику отдела сразу доложили об этом «добрые» люди. Вот он и дернул его и Германа в придачу.

— Ну что, кретин, уже готов пойти в народное хозяйство работать? — не успокаивался Сергеич. — Хотя о чём это я? — он демонстративно хлопнул себя по лбу. — Если хозяева магазина напишут заявление, то ты у нас на «красную» зону поедешь в Нижний Тагил.

И так не самого здорового цвета лицо Костромина просто побелело…

— Сергеич, кончай! — недовольно сказал Герман. — Толку его сейчас спрашивать и «строить». Пусть идёт в кабинет и отпивается кофе или чаем. Всё равно ни черта не соображает.

— А ты, ты куда смотрел? — наехал Кузнецов на него.

— А я ему мамка, что ли? — отбрил его Герман. — Я вчера первый ушел, а ты с ним остался.

Вчера решили отметить Старый Новый год. И после окончания рабочего дня, засели за накрытый стол в обычном месте. Неплохо посидев и злоупотребив горячительным вроде бы в разумных пределах. Через час Герман покинул общество, уехав домой, оставив в неплохом подпитии Кузнецова, Урюпина и Костромина.

— Хм, ладно, — крякнул Кузнецов, признавая правоту Германа. — Иди, глаза бы мои тебя не видели! — рявкнул он, а Костромин по стеночке просочился через дверь. — Чё делать-то будем? Это же… — он с остервенением потёр шею. — Просто издец!

— А когда он ушел? — спросил Герман у начальника.

— Вместе ушли, он сел в такси, а потом уехал, — тёр лицо руками Кузнецов. — Я сам это видел.

Герман успел перехватить Костромина, до того, как тот их вызвал к себе и попытался выяснить и того, что произошло вчера. Только вот тот объяснить зачем он взломал дверь в магазин и улёгся спать на полу — не смог. Просто и тупо не помнил. Хорошо ещё, что ничего из товара не сломал или «тиснул». Но и так — огрёб себе проблем на шею огромное количество.

Минимум — сдача удостоверения и увольнение. Максимум — это вплоть до возбуждения уголовного дела, особенно, если хозяева магазина напишут заявление и будут настойчивыми.

— Нормально всё будет, — почесал подбородок Герман. — Я уже всё решил.

— Поясни! — заинтересованно посмотрел Кузнецов.

Ну чего долго пояснять… Ещё вчера Герман доехал до базы «вневедомственников», переговорил с дежурным. Поговорил по телефону с руководителем ВОХР-а, клятвенно и под честное слово пообещав, что переговорит с хозяевами. И у тех не будет претензий. Взял телефон собственника, какого-то Ильи Владимировича, созвонился с ним, договорившись встретиться утром в магазине, что сегодня и сделал.

— Хозяин писать заявление не будет!

— Точно не будет? — с надеждой спросил Сергеич.

У него могли из-за Костромина возникнуть большие проблемы!

Разговор у Феоктистова и Малова был бы короткий и простой: «Бухал с ним вчера? Бухал. Ты начальник? Ты его начальник! Твой подчинённый?.. Ну и всё. Держи ответ!»

Минимум для Кузнецова — занесение в личное дело неприятных записей, из-за которых он мог лишиться на ближайший год премий, которые составляли до 40% от оклада. Да ещё это могло послужить серьезным препятствием для его дальнейшего продвижения по службе.

Максимум — постановка вопроса о целесообразности его нахождения на должности начальника отдела, хотя вряд ли, но как-то проверять это не хотелось.

— Точно, я договорился. Мужик с юмором оказался, посмеялся над этим происшествием. И ущерб там относительно небольшой, так что деньги за сломанную дверь и беспокойство я ему возместил, — заверил начальство Герман.

Не стал он Кузнецову говорить, что за небольшой в сущности ущерб, он отдал хозяину 1 000 долларов, больше не за нанесённый ущерб, а, чтобы хозяин магазина до городского прокурора не добрался.

— Анатолий, а что вчера произошло? — огорошил этим вопросом заместитель прокурора Кузнецова, когда тот уже собирался уходить из его кабинета.

Тот пришел к Малову после обеда, сделать доклад по нескольким уголовным делам, и уже спокойно собирался уйти, как тут этот вопрос…

— Да ничего такого, — невозмутимо ответил Кузнецов заместителю прокурора.

— Да… А у меня есть информация, что вроде бы вчера один из следователей из твоего отдела взломал дверь и проник в магазин в центре города, — прищуренные глаза внимательно смотрели на начальника отдела.

— Вранье и поклёп! — уверенно заявил Кузнецов, внутренне холодея. Суки, кто-то уже «слил» информация, но точно не всю, иначе вопросы были бы совершенно другие.

— Смотри, если это дойдёт до Феоктистова, то я тебя и твоих «разбойников» покрывать не буду, — с угрозой сказал Малов.

Как у настоящего руководителя, у него были свои «стукачи» из состава работников городской прокуратуры, которые рассказывали о любом чихе, в том числе о непонятном происшествии вчера. Только конкретики в этих слухах было мало — по типу ОБС (одна бабка сказала).

Он мог «закрыть» глаза на подобное только в том случае, если эта информация не дойдёт до прокурора и потерпевший не будет «поднимать волну».

— Конечно! — истово заверил руководителя Кузнецов.

Руководитель ВОХР-а составил протокол о ложном срабатывание сигнализации, выписав протокол и штраф собственнику магазина, на какую-то небольшую сумму.

Собственник магазина его спокойно оплатил, а из полученной суммы за ущерб установил новую более дорогую дверь, и ещё деньги остались.

Соответственно никакой официальной информации о происшедшем нигде не было, поэтому прокурор города об инциденте не узнал.

Только Костромину было сделано большое внушение и объявлен запрет на пьянки с коллегами и в здании прокуратуры, минимум на полгода. А в течение долгого время за ним закрепилось прозвище: «Алкаш», на что тот обижался, но ничего не мог с этим поделать.

Февраль 2000 года

Про место нахождение Петрова и его судьбе никаких обнадеживающих сведений так и не поступило. Несмотря на заплаченные огромные деньги различным лицам.

Идущие в Грозном боевые действия, начатые со штурма города ещё 17 января активно продолжались. С определённым успехом для федеральных сил, прогрызающих оборону упорно сопротивляющихся незаконных вооруженных формирований.

6 февраля — исполняющий обязанности Президента РФ Путин В. В. объявил о завершении операции по освобождению Грозного.

Но сопротивление со стороны боевиков достаточно активно продолжалось по всей территории Чеченской Республики, с разными успехами для противоборствующих сторон.

Обычная жизнь Германа и его друзей текла своим чередом, без особых потрясений, можно было подумать, что наконец всё вошло в обычный режим.

Женщины получили хороший стимул в жизни — наконец были заняты делом, которое идеально подходило для их амбиций и было абсолютно им по душе.

До 23 февраля и международного женского дня 8 марта было достаточно времени, но дамы решили провести подготовку к нему сильно заранее. Активно объезжая оптовые базы на территории города, закупая заранее подарки для мальчиков и девочек школы-интерната. Пусть обездоленные дети проведут самые запоминающиеся в их жизни праздники.

Катерина с Алексом наконец определились с датой их свадьбы — 20 апреля. Что-то там связанное с верой Катерины в какие-то приметы и её семейными традициями. Немного подумали, а потом решили объединить свадьбы с Архипом и Валерией, хотя те изначально хотели чуть раньше, но потом Валерия решила, что двойная свадьба запомнится на всю жизнь…

— Герман, надо поговорить, — только он вошел в здание, где были спортзалы, как к нему обратился подошедший к нему Глотов, какой-то весь возбужденный.

— Эх, ну пошли, — Герман пошел в кабинет к Петрову, до сих пор пустующий, т. к. Глотов не захотел переезжать из своего, мотивирую тем, что Виктор обязательно вернётся.

— Есть информация по Виктору! — выдал неожиданную новость Глотов.

— Давай, что там? — обрадовался Герман, присаживаясь в кресло.

— Представители Комитета солдатских матерей вышли на одного чеченского полевого командира, тот за деньги в 20 000 долларов согласился дать информацию по Петрову, — Глотов заходил нервно по кабинету.

— И? Ты дал согласие, надеюсь?

— Да, и не только согласие, но и деньги у посредника из комитета имелись! В общем, представитель полевого командира сказал, что Петров находится в одном из сельских районов, где-то под Грозным.

— Странно, там же бои идут во всю! — не очень поверил в услышанное Герман.

— Сам понимаешь, проверить правдивость затруднительно, но хоть что-то, — заметно нервничающий Глотов ходил по кабинету. — Виктор якобы содержится у одного из старейшин аула, который хочет обменять его на своего сына. Тот задержан и находится в ведении федеральных сил.

— Это точно известно?

— Слова, слова… — Глотов ясно дал понять, что всё это на воде вилами писано.

— Плохо! Ну ладно, тогда продолжай работать. Пусть попытаются выйти на этого старейшину или кто он там. По сыну его пусть узнают. Я по своим каналам попробую узнать.

— Хорошо!

— Может не поедешь? — Настя лежала рядом с Германом, вжавшись в него так сильно, будто пытаясь врасти в его тело.

Они находились в их квартире в спальне на кровати, приходя в себя после бурного секса. А вот теперь она пыталась достучаться до разума своего мужа. Тот, по её мнению, совершал серьезную ошибку. Так что она пыталась остановить его, хотя понимала, что это бесполезно.

— Настя, во-первых, ты же помнишь, где я работаю, во-вторых, может появиться возможность вытащить Петрова из плена. Как я потом в глаза Елизавете будут смотреть, если хотя бы не попытаюсь.

— Я понимаю — разумом, но моё сердце трепещется и обливается кровью, — она подняла голову и нежно поцеловала его в губы. — А если тебя убьют? Я не перенесу этого… Зачем тогда жить?..

— Ох, милая, я люблю тебя, — он жарко ответил на её поцелуй. — Но по-другому, я просто не могу, — добавил он, после того, как оторвался от её страстных и желанных губ.

10 февраля весь их отдел, а также заместителей районных прокуроров, что надзирали за следователями в своих прокуратурах вызвал Малов и огорошил тем, что сейчас идёт срочный набор следователей для командировки в Чеченскую Республику.

Вся система и структура правоохранительной системы в Чечне была разрушена ещё до Первой Чеченской, а сейчас требовалось её восстановить в полном объеме. Во всяком случае, таковы были глобальные планы у больших дядей из Москвы.

С самого верха — из Генеральной Прокуратуры России во все прокуратуры РФ разослали «разнарядку»: минимум по одному следователю от прокуратуры: кандидаты — не имеющих детей и неженатых, но это не точно…

Срок поездки был от двух месяцев до полугода. Можно было отправить одного следователя от прокуратуры на короткий срок — два месяца, но тогда его должен был заменить следующий следователь. Если же следователь ехал на шесть месяцев, тогда можно было ограничиться одной кандидатурой.

И как обычно бывает, заместитель прокурора дал понять, что у выбранных кандидатов право выбора будет в виде добровольно-принудительного способа.

Или «счастливчики» едут в Чечню, написав об этом заявление о добровольности такого выбора, или пишут другое заявление — об увольнении по собственному желанию. Вот такой, блин, выбор.

Огорошив всех не самой приятной информацией, Малов отправил всех по рабочим местам, обязав заместителей прокурора переговорить со следователями и найти «добровольцев». И на всё про всё — не более трёх дней!

— Тэ-кс! «Неженатики» у нас — Урюпин, Заславский и… — перечислял Кузнецов, собрав всех следователей у себя в кабинете. — Костромин, а ты? — обратился он к названному.

— Я женат, — ответил тот, и даже обручальное кольцо на пальце показал.

— Так, Паша, Пётр! Либо кто-то один едет, либо выбирайте, кто из вас первый, а кто — второй. Или я выберу! — его сочувствующий взгляд переводился с одного на другого. Ему самому всё это не нравилось, но что тут поделаешь…

По взгляду Паши Урюпина было видно, что он не хочет, но уже смирился, просто не хочет сам вызваться первым.

— Я не хочу, — заявил Пётр Заславский. — Я лучше…

—… Сергеич, а давай я первым поеду, — неожиданно для всех перебил Герман.

— Что? Ты же женат! — Кузнецов, лицо которого стало наливаться краснотой, после высказывания Заславского, перевёл взгляд на Германа.

— Ну ведь запрета для женатых нет? — немного сбил его с толку Герман.

— Прямого — нет, но… — Кузнецов помолчал, а потом продолжил: — Ты уверен, Герман?

— Да, почему бы и нет, — кивнул Герман.

Конечно, может и глупо, но почему-то он был уверен, что в Чечне у него будет больше шансов найти Петрова или информацию по его месту нахождения. Может и наивно, но всё же больше шансов узнать о нахождении Виктора там в Чечне, чем сидеть и ждать неизвестно чего уже чёрте сколько времени…

— Как-то безрадостно тут, — недовольно сказал Роман, перекрикивая шум работающих вокруг них двигателей самолётов и вертолётов.

— Ну а ты чего хотел? Цирка и клоунов? Сам виноват! Чего тебе дома не сиделось? — недовольно глянул на него Герман.

— Да иди, ты. Я вот вообще не понимаю… — начал чего-то бурчать недовольный Роман.

Помимо органов прокуратуры, набор сотрудников других правоохранительных органов шел по всей стране, с привлечением «добровольцев» для отправки в командировку в Чеченскую республику для организации порядка на освобождённой от бандформирований территории.

Недавно назначенный заместителем начальника МВД по Пермской области — начальник городского отдела уголовного розыска Титов Роман совершенно неожиданно для всех подал рапорт для отправки его в Чеченскую Республику.

Его руководство было ну очень недовольным, намереваясь отправить несколько сотрудников из его отдела, но никак не только назначенного руководителя. Но рапорт написан, просто так от него не отмахнешься, так что руководству пришлось, скрипя зубами, подписать рапорт о направлении Титова добровольцем в Чечню.

— Роман, ты дебил? Детей нет, жены — нет! Народи детей и делай что тебе хочется, — ругался с ним Герман. — А вдруг убьют?

— Ха, на себя посмотри! — не остался в долгу Роман. — У тебя тоже детей нет… Хотя жена — есть. Вот, кстати, а ты на фига поехал? — не отставал от Германа «опер».

О его поездке Роман узнал совершенно случайно. Узнав об этом в городской прокуратуре, подслушав разговор между сотрудниками отдела кадров, обсуждающих приказ о командировке Германа и следователей из районных прокуратур.

И принял для себя решение, что без него Герман никуда не поедет, сразу написав рапорт о направлении в Чеченскую республику. Этот поступок, по мнению Германа, был совершенно дурацким. И они ругались практически до самого отъезда в Чечню.

На сбор и подготовку к отправке была выделена всего неделя, так что собирались в ускоренном порядке, с закрытием всех вопросов, которые могли возникнуть, пока они два месяца пробудут в Чеченской республике.

Узнавший об отъезде Алекс был просто пришиблен такой гадской новостью от своего партнера. Первое время даже не знающий, что ему высказать Герману. Потом махнул рукой и не поднимал больше эту тему, поняв, что выговаривать что-то Герману просто бесполезно.

— А по мне, нормально, — раздался голос Глотова сбоку от обоих спорщиков, прорываясь сквозь гул начавшего взлетать самолёта.

— Мать, ещё один, — махнул на него рукой Герман. — Навязался на нашу голову, — а потом посмотрел на одного и другого. Оба — навязались на мою голову!

Роман не утерпели и рассказал Глотову о том, что они оба уезжают в Чечню. Тот отнесся к этой новости вроде бы спокойно, но всю неделю что-то долго обсуждал инструкторами, особенно часто встречался с Олегом, бывшим капитаном разведроты ВДВ, которого сам и привёл в «Титан». При этом постоянно о чём-то шушукался по углам с Титовым за спиной Германа.

За день до их отъезда в Москву убыла сборная «солянка» из следователей прокуратуры, следователей милиции и оперативных сотрудников, отравившихся в столицу на поезде.

«Щедрое» начальство купило самый «лучшие» билеты — в плацкартный вагон на всю честную компанию в количестве чуть более сорока человек.

Герману совсем «не улыбалось» тащиться почти сутки в плацкартном вагоне, толкаясь в проходах с пьяными мужиками и нюхать потные носки. А то что начнут «бухать», как только поезд отъедет от перрона, так это и ясновидящим быть не надо. Так что он решил, а Роман с радостью согласился, лететь до столицы на самолёте.

Вечером, перед отлётом, его мать и жена провожали его, обнявшись и вместе всплакнув, не хотя отпускать его на войну. Еле успокоил их, хотя это было сложно. При этом запретил им провожать его, чтобы они не портили ему настроение и не устроили истерику в аэропорту.

Последняя ночь перед отъездом была особенно жаркой для Германа, когда Настя, удручённая отъездом мужа, устроила ему целое Ледовое побоище в кровати.

Утром, не выспавшийся Герман с удивлением встретил в аэропорту не только Романа, но и Глотова, улыбающегося до ушей, одетого также, как и они, а также с рюкзаком и большим баулом в руках.

Оказалось, что эти два жука провернули «финт ушами». В других условиях и других временах их затея была однозначно обречена на провал. Но не в это время и не при таких обстоятельствах.

Глотов взял и написал заявление о приёме в отдел Титова на должность оперативного сотрудника, приложив заявление, что готов и желает поехать в Чечню.

Руководство Титова, недовольное его отъездом, только обрадовалось, что появился доброволец, который готов заменить одного из «оперов», направляемых в командировку.

Глотов, хоть и бывший военный, но в оперативной работе лопух-лопухом. И об его приёме в отдел Титова даже бы разговаривать не стали. Но тут всё у этих двух отморозков сложилось. Ведь от городского отдела потребовали отправить двоих оперативных сотрудников. А тут один доброволец есть, и тут же организовался второй — доброволец. И можно профессионального сотрудника оставить в отделе, а не отправлять чёрте куда. И рапорта Глотова были мгновенно завизированы.

Правда не смогли провести его как штатного сотрудника по спискам в отделе кадров, из-за того, что требовалось пройти стажировку три месяца. Но с учётом того, что при нахождении на территории Чечни один день службы шел за три, то его стажировка должна была быстро закончиться.

И такие случаи были повсеместно, к сожалению…

В прокуратуру, милицию, ФСБ и другие правоохранительные органы на пустующие штатные места, из-за разных обстоятельств, набирали людей, кому ранее отказали или сами не обращались, зная, что откажут.

Не из-за совершённых ими каких-то преступлений — этих бы никогда не взяли, а чем-то проштрафившихся при учёбе в вузах или имеющих различные нелицеприятные истории за спиной. Которых ранее руководители и на пушечный выстрел бы к своим структурам не подпустили.

Теперь им открыли двери, только одновременно они писали два заявление: о приёме их на работу и об отправке их в Чечню.

Не очень приятный отбор, но таким образом руководители «закрывали» пустующие места; а получившие шанс люди попадали туда, куда ранее им вход был закрыт.

Конечно, часть этих отправившихся в Чечню «счастливцев» потом вернулась домой в гробах, но тут кому как повезло, увы…

Прилетев в Москву в аэропорт «Домодедово» троица «пермяков» порадовались погоде: было около двенадцати градусов и неплохо пригревало солнышко. В отличие от Перми, где было минус десять.

Быстро договорились с одним «бомбилой», забросили свои баулы и рюкзаки в багажник, и через два часа были в Генеральной прокуратуре на Большой Дмитровки.

Встретили их там не очень ласково, остановив на милицейском посту на входе в здание и отказавшись пустить внутрь, несмотря на предъявленное удостоверение Германа.

Капитан милиции, сидевший за столом на входе рядом с турникетом, пренебрежительно заявил им, что внутрь по удостоверениям прокуратуры могут пройти только сотрудники ГП РФ или по заказанному ими же пропуску.

— Вон, там на стене, — показал капитан рукой на стену рядом с окошком «бюро пропусков», — висит телефон. Звоните по телефону нужному вам сотруднику. Он либо спустится за вами, либо закажет вам пропуск.

— Козлы! — ругнулся Герман, а потом пошел звонить по телефону, припоминая внутренний номер заместителя начальника одного из отделов по фамилии Харитонов. С ним Кузнецов приказал связаться, т. к. тот ответственный за отправку прибывающих из Перми в Чечню.

Через пять минут, спустившийся Харитонов заявил им, что им надо проехать на улицу Хользунова в Главную Военную прокуратура(ГВП) и обратиться в следственное управление по такому-то телефону, отдав бумажку с написанным номером Герману.

Всё это время у всех было ощущение, что им делают огромное одолжение, что просто разговаривают с ними. Потом Харитонов достаточно сухо попрощался с ними и быстро ушел.

— Зараза! — пристально посмотрел ему вслед Роман. — Они тут все такие?..

— Козлы? — закончил за него Герман. — Почти все! — добавил утвердительно. — Ладно, поехали, чего время зря терять.

Через час они приехали на ул. Хользунова и начался тот же цирк с конями: внутрь пускают только сотрудников ГВП РФ или по пропуску.

Десять минут попыток дозвониться с телефона — один в один похожего на телефон в ГП РФ и наконец им выписали пропуски и пригласили внутрь здания на второй этаж в 217 кабинет, где их встретил полковник в форме:

— А ваши уже улетели! — огорошил их полковник тем, что чуть ранее приехавшие в Москву на поезде «пермяки» уже отправлены в Чечню на самолёте.

Хотя их заверяли, что в лучшем случае они вылетят в Чечню не раньше позднего вечера, а худшем — на следующий день. Оказалось, что их встретили на Казанском вокзале и отвезли на Ходынский аэродром. Откуда ещё час назад вылетел самолёт в Моздок.

— Зашибись! И что нам делать? — опешил Герман.

— Вот вам предписание, — протянул полковник официальный бланк с текстом, печатью и подписью начальника какого-то там управления МО РФ. — Отправляйтесь на аэродром. Самолёты на Моздок вылетают почти каждый час. Покажете это предписание ответственному на аэродроме и вас отправят ближайшим самолётом в Чечню.

Герман спросил у полковника по поводу оставления их троих в одной команде, если будет какое-то распределение по районам Чечни, на что получил ответ, что группы формируются на месте.

Предоставить им транспорт, чтобы они смогли добраться до аэродрома — отказались. Пояснив, что они прекрасно доберутся и на общественном транспорте. Хорошо коленом под зад не дали…

Почесали затылки, плюнули и поймав очередную машину, уехали в сторону Ходынского аэродрома.

Пока ехали, Герман поймал себя на мысли, что ему интересно посмотреть на Ходынский аэродром, который будет закрыт в 2003 году. Именно тогда с него взлетел последний военно-транспортный самолёт. Затем аэродром почти полностью застроили жилыми домами, торговыми центрами, офисами и разбили большой парк.

Высадившись из машины у КПП на входе на аэродром, они дождались, пока караульный — старший сержант вызовет ответственного. И через пять минут подошёл капитан, тщательно изучивший их предписание, после чего пропустил их внутрь закрытой зоны. Потом довел их по улице до диспетчерской, где на первой этаже в небольшом помещении поставил свою подпись и печать на их предписании. И пригласил всех на взлётное поле.

— Вон, видите «Ильюшин»? — спросил капитан, ткнув рукой в сторону одного из нескольких самолётов, что стояли на стоянках, неподалеку от взлетной полосы.

— Видим! — ответил за всех Герман, сразу узнавший характерный силуэт самолёта ИЛ — 76, который трудно было спутать с каким-то другим.

— Идите туда, покажите предписание командиру экипажа, — сказал капитан, отдал честь и быстро куда-то ушел.

Пришлось тащиться с рюкзаками и баулами до самолёта, стоявшего метрах в ста от диспетчерской. Под конец пути зайдя сзади самолёта, где была открыта большая грузовая рампа.

С удивлением обнаружили, что почти на самом краю пола самолёта и наклонной поверхности рампы стоит обычный деревянный стол.

— О! А вы кто такие? — задал вопрос один из сидевших за столом трех мужчин. Погоны на лётной куртке которого показали, что перед ними аж целый полковник. У двух других были погоны майора и капитана.

— Прокуратура, — Герман вытащил удостоверение и предписание, и поднявшись по грузовой рампе передал документы полковнику, который быстро «пробежался» глазами по документам и вернул их:

— Из органов значит! — и указал рукой на стол. — Сейчас Жора стулья организует, — и глянул на капитана, который тут же встал и ушел вглубь грузового отсека самолёта, внутренняя часть которого была плотно заставлена какими-то разнокалиберными ящиками, покрытых брезентом.

Вернулся капитан буквально через минуту, притащив три обычных овощных ящика, которые поставил рядом со столом.

— А чего отмечаем, мужики? — Герман в это время оглядывал небогатый стол, заставленный жестяными плоскими тарелками с небогатой закуской: сало, зеленый лук, обычный репчатый лук, огурцы и помидоры.

Ну и самыми «главными» предметами на столе были два так называемых «утюжка» — две бутылки по 1.25 литра водки «Смирнов». Сейчас активно продающейся в каждом магазине страны. Имеющие определённый успех среди мужского населения из-за достаточно низкой цены. И два раза в магазин бегать не надо, м-да…

— Солнышко, — полковник показал головой на залитое солнечными лучами асфальтированное покрытие, — погода хорошая, — и мотнул головой майору, который стал быстро разливать по трём пластиковым стаканам горячительную жидкость, а потом в три новых стакана, которые жестом фокусника достал откуда-то из-под стола капитан.

— Логично! — хмыкнул Герман. — Только я…

— Что? — хмуро и подозрительно взглянул на него полковник.

— Да ничего! — махнул Герман рукой, решив не портить отношения с полковником на пустом месте. — Ну, за что пьем? — он взял в руки стаканчик, а за ним все остальные.

— За скорую весну! — веско сказал командир.

Титов и Глотов переглянулись, глянули на Германа, который разрешающе кивнул, радостно чокнулись стаканчиками со всеми и выпили.

— Не, мужики, что-то бедновато сидим, — Герман кивнул Роману, когда народ стал закусывать выпитую водку.

Тот тут же закопался в свой баул, которые они положили неподалеку от стола, когда их пригласили присесть за стол.

— О! Це дило! — полковник просто расцвёл, когда из баула на стол стали быстро выкладываться различные деликатесы, которые мало кто из военных последнее время мог себе позволить.

Вчера Герман пригласил Алекса, Манара, Романа и Глотова в ресторан «Амина», чтобы «проставиться» за их отъезд с Титовым в Чечню.

Хозяин ресторана услышав от своей официантки, подслушавшей разговор друзей о том, что двое завтра уезжают в Чечню, быстро убежал в подсобные помещения.

И когда через час мужики решили покинуть столь славное место, то работники ресторана стали тащить картонные коробки с буквально наваленными в них различными мясными и рыбными деликатесами долгого хранения.

Все попытки отказаться или заплатить за всё это великолепие были возмущенно отвергнуты хозяином, с видом оскорблённого достоинства.

Пришлось тащить всё это с собой, правда часть еды Герман оставил Насте и матери, которые утром устроили ему целый Ниагарский водопад, со слезами и обещаниями обязательно дождаться его.

Сейчас вся привезённая ими еда оказалась очень кстати…

— Кучеряво живёте, мужики, — не мог нарадоваться полковник, пока его подчинённые, вытащенными откуда-то здоровенными ножами кромсали ветчину, карбонад, финскую колбасу. Не забывая нарезать копченую рыбу в собственном соку.

— Хочешь жить — умей вертеться, — немного обозначил улыбку Герман.

Полковник не стал задавать никаких вопросов по поводу имеющегося у гостей богатства, начав рассказывать различные байки и смешные истории из жизни лётчиков.

Под неспешные рассказы хозяев, выпили одну бутылку, принялись за вторую, распив её почти наполовину.

— Слушайте, а когда мы вылетаем? — наконец решил спросить Герман. — И где экипаж?

— Ща, бортинженер с радистом вернуться из штаба округа и полетим! — спокойно сказал полковник, только что выпивший очередную дозу водки.

— Э-э-э, а вы, собственно?.. — не выдержал Роман, терзаемый смутными подозрениями.

— Я, командир этого судна, — полковник обвел рукой вокруг. — Это Жорик — штурман, — ткнул рукой в капитана, — а это Фёдор, — ткнул пальцем в майора. — Мой второй пилот.

Роман икнул, помня о том, что эти трое — экипаж судна, «уговорили» не меньше чем по пол-литра на брата, а ведь им за штурвал садиться, чтобы переправить их в Моздок…

Герман хмыкнул про себя, помня, что о подобном ему рассказывали коллеги, летавшие в Моздок, столкнувшиеся с тем, что некоторые летчики военно-транспортных самолётов позволяли себе употреблять алкоголь и летали при этом.

Через полчаса прибыл оставшийся экипаж — бортмеханик и радист, после чего полковник приказал экипажу готовить самолёт к вылету.

— Бля, а мы долетим? Они же пьяные! — сам пьяненький Роман приставал к Герману, пока экипаж бегал вокруг самолёта, осматривая и готовя его к полёту.

— Долетим! — хлопнул тот по плечу друга. — Не сцы!

Глотов, выпив двести грамм водки, завалился на каком-то грузе, принайтованном к полу самолета и смотрел третий сон в отличие от своих попутчиков. Посмотрев с завистью на него, Герман и Роман нашли более-менее мягкие места среди какого-то груза, скрытого под брезентом. И сами не заметили, как уснули, проспав с момента взлета самолёта и до самого Моздока.