Верни мне тело

Глава 3

Максвелл сидел за раскинутым на столе алтарем — крошечными пакетами, ампулами и закрученными краями металлических стержней, наполненных ядовитой радостью. Это была его святая зона.

Место, где он искал побег от мрачной реальности.

— Тебе две ложки, как всегда? — прозвучал старческий голос из другого конца квартиры. Максвеллу не хотелось даже поднимать взгляд, его настроение уже было на грани взрыва, и он стукнул кулаком по столу.

— Мне сейчас не до сраного чая!

— Всегда есть время для сраного чая! — донеслось в ответ.

Максвелл в это мудрствование не верил.

Он вдруг вспомнил, как этот чай они пили вместе с бывшей, садясь вечером на балконе, смотря на заходящее солнце, и разговаривая о будущем. Но сейчас, в этот момент, всякое будущее казалось потерянным.

— Черт, карга, я ненавижу твой чай! — вырвалось у Максвелла.

Старушка, оскорбленная этой дерзкой невежливостью в адрес своего любимого, фирменного напитка, не стала молчать. Быстрее, чем Максвелл мог бы себе представить, она метнула нож.

Свист, звон — и металл вонзился в стену, пара сантиметров от его уха.

— Хорошая доставка, старая! — воскликнул Максвелл с сарказмом и выдернул нож из стены, — Оставлю тебе на чай!

Время, замедлившись, внимательно следило за каждым его движением.

Он вернулся к своему столу, где на его хаотичном «алтаре» все еще лежала куча ампул, капсул и, конечно, два десятка разноцветных таблеток. Эти маленькие чудовища представляли собой всё цветовое разнообразие радуги и имели разные формы — от треугольных до шестигранных. Каждая таблетка как бы кричала: «Выбери меня, и я превращу твою унылую жизнь в фейерверк».

— Ну что, значит пришло ваше время! — шепнул Максвелл.

Он разложил таблетки отдельно от остального хлама. С лёгкостью, почти с живописной грацией, его нож как хирургический инструмент отделил их от прочего мусора.

Этот момент был для него как ритуал — когда мир суживается до размеров стола, и весь космос кажется не более чем фоном для его личной драмы. С уважением, с почти религиозной тщательностью, Максвелл принялся дробить таблетки тыльной стороной ножа. Пудра разлеталась в разные стороны, как если бы каждая частичка была миниатюрным фейерверком.

За окном мелькнула молния, как будто само небо решило поддержать его.

Максвелл делает разноцветные дорожки. По мере того как мелкая пудра падает на стол, его руки двигаются ритмично и уверенно, словно мастера, создающие своё произведение искусства. Взгляд его прикован к множеству мелких, красочных линий, он видит в них нечто большее, чем просто порошок.

Максвелл уже почти предвкушает, как будет кайфовать. Его сердце начинает биться быстрее, а мир вокруг кажется более ярким и насыщенным. Эти таблетки были его маленькими спасителями, позволяющими сбежать от серости бытия.

Входит старушка, говорящая его имя, но он едва слышит. Голова его находится на краю волны галлюцинаций, и он едва улавливает её присутствие.

— Сделала нам чай. — говорит она с надеждой в голосе.

Максвелл отмахивается от нее и просит её пойти в задницу.

Старушка злится.

Максвелл ныряет лицом в стол, и внюхивает самую мощную и длинную дорожку порошка. За секунды до этого момента его мысли были размытыми, но сейчас они стали ясными и острыми.

Руки что держат чай дрогнули, и чашки с горячим напитком полетели на пол.

— Дурень, ты что… — доносится до него шепот.

Максвелл поднимает голову и улыбается. Его глаза осматриваются, и он чувствует, как тепло разбегается по его телу. Это было нечто совершенно новое, словно он стоял на пороге невероятного открытия.

Минута тишины.

— Ты что наделал? — вновь шепчет старушка.

— Замолчи, старая!

Вторая минута тишины, и Максвелл зажмуривается, чувствуя, как силы возвращаются к нему. Блеск в его глазах становится ярче. Он ждет еще немного, открывает глаза и понимает, что ничего не произошло.

Максвелл смотрит на старушку, и в его глазах отражается неверие и отчаяние.

Даже тяжелая артиллерия больше не берет его.

Максвелл со зла втыкает нож в стол. Нож вонзается в дерево, создавая характерный скрежет, который разрывает тишину комнаты. Ему не хватает слов, чтобы выразить свою ярость и разочарование. Он ожидал, что эти таблетки снова откроют перед ним дверь в иной мир, но вместо этого — ничего.

Стол с грохотом ломается пополам. Деревянные осколки разлетаются в разные стороны. Старушка, наблюдающая за ним с мирными намерениями, взвизгивает от неожиданности и укрывается подносом от летящих осколков.

Максвелл теряется и не знает, что ему делать. Все его планы рушатся на глазах, как разлетающиеся осколки стола. Он чувствует, как горькая ярость кипит внутри него, а отчаяние сводит флягу в сторону наклонной.

Старушка всё таки свно предлагает чай, несмотря на все его выходки.

Максвелл смотрит на нее исподлобья, полным ненависти взглядом. Он считал её лишним балластом, бесполезной идиоткой, которая лишь мешает ему в его погоне за утонченными наслаждениями.

Но теперь он был безоружен, обречен на этот мир с его горестями и бедами. Все, чем он был уверен, оборвалось. Он не мог позволить себе даже маленькой слабости, и в этот момент его разум начал блуждать по темным уголкам.

Максвелл внезапно вспоминает про самую бодрую штуку, которую он мог лицезреть в жизни — «Голубой Гоблин». Одно из давних названий для новой партии, которую он получил еще работая на Клан. Они обещала, что это что-то особенное, новый вид блаженства, который никто никогда не испытывал.

Судорожно, словно утопающий, Максвелл смотрит на старушку.

— Где Голубой Гоблин?

— Голуб… Голубой Гоблин? — спрашивает она, словно бы не понимая, — Ты что, снова собрался связаться с этой дрянью?

Старушка резко отказывает.

Максвелл судорожно начинает умолять её, сменив ненависть на мольбы. Его страх преобразился в уязвимость. Он пытается собрать воедино последние осколки своего достоинства, чтобы уговорить старушку.

— Пожалуйста, это единственное, что у меня осталось! — произносит он эти слова, словно от них зависит его жизнь.

Старушка остается непреклонной, её давний опыт с такими случаями делает её стойкой. Она видела, как сгорали люди на этом пути, и она решила, что Максвелл не пойдет тем же путем.

Парень хватает её за руки, как последнюю спасительную соломинку, и ищет в её глазах хоть каплю сочувствия. Но в этот момент её глаза лишены всякой любви, они холодны и равнодушны. Её лицо остаётся бесстрастным.

Безнадежно обреченный, Максвелл делает шаг назад.

Старушка наблюдает. Её лицо не выражает сострадания, только жестокую решимость. Она знает, что тут нечего обсуждать.

Это был его последний шанс, и он знал, что он иссяк.

Взгляд Максвелла наполняется презрением. Ему кажется, что она просто не может понять его муки, что она слишком далека от его мира. Он чувствует себя преданным, раздавленным и отвергнутым. Он ненавидит ее, себя и всё в этом мире.

— Голубой Гоблин, это дрянь.

Но слова старушки не доходят до адресата.

Максвелл внезапно вспоминает, где она хранит его. Эта вспышка осознания окутывает его, как внезапный ветер в горячий день. Он поворачивается и мчится в её ванну, где, возможно, спрятан его спаситель.

Максвелл суетливо рыщет по полкам ванной комнаты. Его руки дрожат, а сердце бешено колотится, как будто всё его будущее зависит от того, найдёт он то, что ищет, или нет.

У него не получается найти Голубой Гоблин сразу, и он нервничает. Пустые упаковки и флаконы роняются на пол, создавая хаос ванной комнаты. Страх заставляет его терять контроль.

И вот, когда он кажется утратившим надежду, врывается старушка, держа в руке нож. Её глаза сверкают ненавистью и решимостью. Она крайне серьезно воспринимает попытки Максвелла.

Максвелл с ухмылкой поднимает на неё взгляд. Он не боится эту старуху, и это видно по его дерзкому выражению лица. Её угрозы кажутся ему всего лишь шумом, который включают чтобы получше спалось.

— Или ты прекращаешь этот цирк, или я тебя пырну! — кричит она, дрожа от ярости и страха перед тем, что стало с её мальчиком.

Максвелл смеется, как будто ему сказали лучший анекдот. Затем, как будто ничего не произошло, он открывает нижний шкафчик в ванной.

Старушка дергается вперед, но парень, успев схватить бутылку с голубым содержимым, резко отпрыгивает назад и отмахивается умной шваброй, которую случайно нашел у себя под рукой.

— Осторожней, старая! — высмеивает он её угрозы, — Еще порежешься!

Максвелл откупоривает бутылку, и из нее льется красивый голубой свет небесного оттенка, будто внутри нее спрятаны облака. Паруень вновь с ухмылкой смотрит на старуху, которая безнадежно опускает нож.

— Если ты правда хочешь выпить это… — голос ее дрожит, а глаза наполняются горькими слёзами, — То, покинь мой дом… и больше никогда! Слышишь меня? Никогда не возвращайся!

Максвелл с ухмылкой смотрит на старуху, после чего закрывает бутылку.

Золотая дверь отворилась и парень переступил порог.

Я не могу остаться таким!

ЭТО НЕ Я!

Колокольчик звенит над его головой, и дверь закрывается позади, немного напугав Максвелла. Он слышит, как щелчок замка запирается, и это создает странное ощущение внутри. Сердце бьется быстрее, а адреналин пронизывает каждую клетку его тела.

Зачем мне вообще такая жизнь?

Он вспоминает, что произошло в больнице. Там, он пообещал себе, что изменит свою жизнь. Он пообещал душу в обмен на ту странную мощь, и тело ожило. Но потом всё перепуталось, как страшный кошмар.

Если бы у меня появилась возможность снова двигаться, я бы отдал душу.

Максвелл осматривается и видит вокруг себя зеленые клумбы, выложенные мрамором дорожки, и величественное старинное здание перед собой с золотыми куполами. Он чувствует себя как в сказке, и здесь он, возможно, найдет ответы.

Секунды тянутся медленно, предвкушая непредсказуемое будущее.

Он оглядывается, и мимо него продолжают проходить монашки. Их улыбки и доброжелательные поздравления становятся для Максвелла источником уверенности. В глубине его души возникает надежда, что, возможно, это место может предложить ему нечто большее, чем он ожидал.

Внутри старинного золотого здания, где каждый шаг звучит, как шепот, во всю идет ремонт. Вокруг Максвелла поднимаются строительные леса, а разнорабочие слоняются в поисках работы.

Любопытство Максвелла было непомерным, и он не мог устоять перед возможностью исследовать таинственное здание. Проходя мимо витражных окон и красочных полов, он услышал громкие крики откуда-то издалека.

Подойдя ближе к источнику криков, Максвелл увидел странное зрелище.

Около строительных лесов, окруженный разнорабочими, стоял бородатый батюшка. Его ряса, украшенная золотыми вышивками, создавала впечатление роскоши посреди стройплощадки. Он оживленно руководил двумя мелкими рабочими на самом верху лесов.

— Нет, нет, ну аккуратнее! — кричал батюшка, — Аккуратнее, Равшан, во имя господа!

Максвелл подошел поближе, наблюдая за этой необычной сценой. Батюшка был занят настолько, что даже не заметил постороннего. Наконец, Максвелл решил привлечь его внимание.

— Святой отец? — спросил он.

Батюшка резко дернулся от неожиданности. Его глаза, уставшие от нагрузки и стройки, встретились с взглядом Максвелла. Он выглядел устало и мрачно, но больше пораженным неожиданной встречей.

— Прости, сын мой, я не ожидал кого-то здесь увидеть.

Максвелл начал рассказывать, но вдруг раздался грохот.

Батюшка обернулся и увидел, как прямо на полу перед ним лежит разбитая рамка для иконы, после чего поднял взгляд на рабочих наверху. Кулаки батюшки сжались от злости, но он не сказав ни слова, схватил Максвелла под руку и повел его в сторону.

— Лучше отойдем подальше, иначе я пойду на грех…

Максвелл напряженно приземлился на скамью в конфессионале. Рядом с ним присел батюшка, сложа руки друг на друга и готовясь выслушать молодого грешника.

— Святой отец, я проснулся в больнице, парализованный с макушки до пяток.

Батюшка слушал, пытаясь не улыбаться.

— И что же ты сделал? — спросил он, не скрывая интереса.

— Я наобещал себе всё: начать новую жизнь, стать лучше… продолжил Максвелл, — Поклялся на куче святых и чуть ли не предложил себя в жены медсестре.

Батюшка всё таки не сдержался и улыбнулся.

— Ах, замечательно, сын мой, и, как я вижу, всё получилось?

— Нулевой эффект, отец. Я даже шеей пошевелить не смог, не то что встать… и тогда мне пришла тупая мысль. Я пообещал в обмен на способность двигаться свою душу. Любому, кто даст мне эту возможность.

Батюшка нахмурился и неодобрительно покивал.

— Нельзя с этим шутить.

— Шутки шутками, святой отец! — рассмеялся Максвелл, — Но после того как я это сделал, я услышал голоса. Пообещал, и вуаля! Я начал двигаться. Как будто моё тело взяло и подписало сделку!

— И как ты себя чувствуешь теперь? Жизнь стала ярче, острее, радостнее?

— Наоборот… — прошептал Максвелл, — Всё, как-то… иначе, скучнее, более серое, что ли, я так больше не хочу!

Батюшка внимательно подсел ближе и осмотрел глаза Максвелла.

— Вроде не под наркотой…

Святой отец отворачивается от Максвелла и чешет свою седую бороду, его глаза на мгновение залипают на свече, пылающей на алтаре. А вдруг она — скрижаль с ответами на все вопросы? Его брови сжимаются в раздумье, словно он пытается распутать загадку, которая только что предстала перед ним.

— Что это могло быть? — шепчет он себе под нос. В его голове прокручиваются кадры ужасных фильмов и страницы святых текстов, как в ленте обреченного кинопроектора. Он открывает рот, неуверенно готовясь к вопросу.

— Сын мой, какие именно голоса ты слышал, и какими они были? — он решает уточнить детали, и с беспокойством в глазах поворачивается, — Расскажи мне все, что ты помнишь.

Максвелл честно пытается расковырять забытые воспоминания. Что же произошло после его чудесного исцеления? Но в его мутной памяти голоса всплывают как призраки — размытые, далекие и недосягаемые.

— Они были как… как крики в темноте. Бескомпромиссные. — смущенно начинает парень, — Они кричали, требовали… но что именно, я не могу понять.

Батюшка хмурится так грозно, что его выражение лица могло бы испугать даже самого отпетого атеиста. Он начинает считать догадки своего собеседника чем-то вроде бреда настоящего фанатика фэнтези, человека, который видит зловещие силы там, где их может и не быть. Это просто невозможно. Не в этом мире. Не с ним и не в этой церкви.

— Ты уверен, что это были голоса? — едко спрашивает священник, — Может, просто галлюцинации, побочка от лекарств?

Максвелл медленно опускает взгляд на мраморный пол, и его глаза, полные сомнения, закрываются. Темнота, которую он увидел после того как встал с той больничкой койки… и он услышал один из них снова.

— Признайся… — прошептали губы сами собой.

— Так значит, ты был парализован? — серьезно говорит святой отец, его мощные брови сдвигаются в недоумении, — Это значит, что был поврежден позвоночник. Сымай свою рубаху и поворачивайся ко мне своей спиной.

Максвелл медленно расстегивает рубашку, каждая пугающая секунда наполняется ожиданием и тревогой. Он не знает, что ожидать от этой необычной ситуации, но решает довериться вершителю духовных дел.

— Быстрее! — нервно произносит Батюшка, его пальцы, украшенные красивыми кольцами, стучат в нетерпении.

Максвелл немного дергается от неожиданности, и не успев до конца расстегнуть рубашку, стягивает ее через голову. Он поворачивается к священнику своей спиной, обнаженный до пояса, и чувствует себя немного неловко,

Батюшка внимательно осматривает спину Максвелла, и не видит на ней ни одной, даже самой маленькой, захудалой царапинки или шрама. Это как будто чудо. Его брови складываются в изумление.

— Ну как там? — нервно спрашивает парень.

Батюшка велит ему замолчать, и еще более тщательно начинает осматривать позвоночник с самой шеи и до копчика.

Он весь целый! Парень просто врет!

На лице батюшки просматривается разочарование, а затем и раздражение. Он медленно поднимает взгляд и смотрит на Максвелла, словно узнал в нем коварного обманщика.

— Ты считаешь, что это забавно? — его голос наполняется негодованием, — Приходишь сюда, в святое место, и врешь церковному служителю?

Максвелл лишь сидел перед святым отцом, его лицо выразило недоумение и нерешительность. Он не мог понять, в чем именно он соврал, но чувствовал, что что-то не так.

Батюшка, вошедший в транс негодования, на эмоциях каснулся рукой спины Максвелла, и тут же парень ощутил жгучую боль, будто об его кожу потушили сигарету. Его сознание начало разваливать на атомы, заставляя мозг работать на пределе выживания.

Батюшка взглянул на место, где его пальцы коснулись спины Максвелла, и увидел, как от кожи парня начал подниматься вонючий красный дым. Это была реакция на одно из его святых колец, которое он носил на пальце. Кольцо, которое…

От агонии тело Максвелл подскочило со скамьи и судорожно задергалось, он попытался понять, что происходит. В ужасе он посмотрел на священника, чье лицо было охвачено страхом и неверием.

Батюшка тоже отскочил, понимая, что только что он пробудил что-то гораздо более могущественное, чем только мог себе представить. Его рука, касавшаяся спины Максвелла, дрожала в судороге.

Максвелл почувствовал, что теряет равновесие, его взгляд застилал туман. Мир вокруг начал размываться, пол, пространство всё слились в одно целое, а звуки начали замирать. Последнее, что он услышал, это как сквозь пелену до него донесся крик, словно шепот…

— ДЕМОН, СУКА, ААААААААААААА, ИЗЫДИ!

Темная тьма постепенно отступила, и я медленно открыл глаза.

Передо мной развернулся облик, высветленный через искажающий призму. Все вокруг было видно, но контуры объектов исказились, покрытые мутной пеленой, которая жадно грызла края моего зрения

Мой слух, неудивительно, остался на высоте. Я услышал громкие топающие шаги, но они звучали со всех сторон одновременно. Их владельцы, кажется, двигались сразу со всех сторон, настойчиво приближаясь ко мне.

— Бесы… — прошептал я, чувствую вокруг себя некую невидимую ауру.

Из любопытства или, возможно, из идиотской смелости, я поднял руку и провёл пальцами через эту энергетическую массу. Она охватила меня мгновенным холодом, как будто мои конечности погрузились во льды бездны. То была темная энергия, чуждая моей демонической сущности, и она излучала угрозу.

Та мгла, что окружала мой взор, наконец-то начала рассеиваться, и мир вокруг стал более четким. Возникший контраст позволил мне разглядеть фигуру в темной одежде, стоящую предо мной. Его сущность мерцала, как отражение в раскаленном металле. От него несло не просто угрозой — само пространство вокруг него вибрировало темной энергией.

Мгновенно, без лишних раздумий, я сделал шаг в его сторону.

Зрение моё, с каждой секундой становящееся всё более ясным, наконец позволило рассмотреть его в деталях. Бородатый человек проворачивал свои пальцы под своей мрачной черной мантией.

Ха-ха! Его пальцы дрожат!

Я улыбнулся и развел руки в стороны, приветствуя оппонента.

Бородатый резко отступил, едва удерживая равновесие, и я чуть было не рассмеялся. Мне так редко доводится иметь дело с такими неловкими врагами. Это так весело!

— Такой жалкий… — даже не попытался я скрыть насмешку.

В этот момент моя жертва, видимо осознавая, что пространство для отступления заканчивается, резко что-то выхватил из-под своей мантии. От неожиданной вспышки я ослеп. Весь мир вокруг меня превратился в яркое, белое пятно, и я мгновенно отвернулся, проклиная свою собственную самоуверенность.

Внезапная светлая вспышка ослабила меня лишь на мгновение. Слепящие искры блеснули перед глазами, однако, моя адаптация была быстрой. Мир вокруг стал вновь обретать ясные очертания. Но тут что-то произошло…

Что-то не так…

Что⁈

Мои руки начинали медленно покрываться пламенем!

Чувствуя, как пламя охватывает мои руки, я попытался потушить его силой демонической мысли… но ничего не произошло. Пламя продолжило обжигать его плоть, и боль становилась слишком сильной.

— Держите его, держите демона! — раздался крик жалкого человека.

Остальные людишки в оранжевом, что стояли вокруг полукругом, испугались, кажется, даже сильнее того, что был в черном. Огонь, что окутал меня, разгорался всё сильнее и сильнее. Никто не смог бы приблизиться ко мне. Я попытался сбить пламя руками, но пальцы лишь прижглись, и спустя секунду пламя вспыхнуло с новой силой.

Зарычав, я вновь поднял взгляд.

Бородатый мужчина поднял руку и указал на меня дрожащим пальцем.

— Во имя Господа! — закричал он, — ЭкзорцизАмус тэ, Омнис иммУндус, спИритус, Омнис, сатанИка потЭстас, Омнис, инкУрсио, инфернАлис…

Слова произносились таким отчаянным страхом, что пламя вокруг меня начало пульсировать, подвергаясь его воздействию. Что-то пыталось вырваться из меня, как будто всё мое нутро пыталось сбежать отсюда.

— Ну же, давайте! — развел я покрытыми огнем руками, после чего издал рык, громкий и агрессивный. Столь же ужасающий, как и мой облик. Я был полностью готов к схватке с тупыми людишками.

Но они просто стояли, парализованные своим страхом.

Внезапно человек в черном, будто вдохновленный самим собой, схватил из рук одного из своих помощников ведро с яркой жидкостью. Оно блеснуло вспышкой света, такого же яркого и опасного, как от предмета в его руке.

Я почувствовал опасность.

Эта жидкость была чем-то темным, чем-то очень опасным, гораздо сильнее охватившего меня пламени. Я сделал шаг вперед, но в этот момент человек взмахнул ведром и яркая жидкость хлынула в мою сторону.

Столкновение было неизбежным, и я телепортировался вперед.

Вода вспыхнула и разлилась на пол позади меня. Даже издалека, даже спиной, я почувствовал её холодные, обжигающие капли. Мои глаза встретились с глазами… священника?

И в этот момент он осознал, что проиграл.

Священник замирает от страха, его глаза расширяются, и он теряется в этом беспределе. В этом бескрайнем страхе, однако, один из тех людей в оранжевых мантиях, возможно, оказался либо слишком хладнокровным, либо настолько тупым, чтобы начать действовать. С удивительной решимостью, он ударил меня в плечо, пытаясь перехватить инициативу.

Оскалившись, я с презрением и ухмылкой посмотрел на него. Человек падает на землю, а его вопль разрывает воздух. Он отчаянно пытается потушить пламя на своей руке, но, откровенно говоря — получается у него так себе.

Мой смех эхом разносится по комнате.

Едва вновь посмотрев на священника, я успел заметить как в руках его снова появляется тот самый ЯРКИЙ предмет. Удар. Вспышка. И меня отбрасывает назад. Мои глаза искрятся от гнева, так как я понимаю, что этот старый недоносок с… крестом в руках, самоуверенно пытается меня победить.

ЭТА БОЛЬ начинает меня АДСКИ раздражать!

— Изыди, сраный ты БЕС! — яростно кричит священник.

В этот момент между людьми в оранжевом я замечаю спасение. Всего несколько телепортаций отделяют меня от выхода из этого абсурда. И я делаю это! Если победа мне не светит, конечно, я разделаюсь с ними — но в другой раз!

На выходе меня встречает свет, но уже приятный, не тот, что пытался меня ослепить пару минут назад. Я выхожу и удивленно оглядываюсь по сторонам. Нет ни камней, ни лавы… всё зеленое, а сверху горит желтый шар.

Бесы, где я?