Верхняя земля для дроу

Глава 4

Глава 4.

«Утро после бутылочки, или как не сгореть от собственного жара»

Проснулась я от того, что дом… мурлыкал. Не шучу: Даг, наш живой коттедж, тихонько потрескивал тёплой древесиной, будто растягивал мышцы после сна, а в стенах едва слышно переливался свет встроенного кристалла. За окнами два солнца делили небо поровну: сиреневое разливало по траве мягкий медовый блеск, голубое чертило на воде тонкие лучи, от которых озеро казалось жидким стеклом.

Я лежала и вспоминала ночной поцелуй Риана — осторожный, как прикосновение клинка к кромке бумаги, и при этом слишком честный для «игры». Сердце ответило постукиванием: да, Света, ты живая, и, похоже, твой мир официально перестал помещаться в одну голову.

Из кухни пришёл запах хлеба и трав — да-да, мужчины готовили. Когда я спустилась по лестнице, картина маслом: Ардан у очага — широкие плечи, рука с деревянной лопатой, на подносе хрустящие лепёшки; Каэль у стола — режет зелень, двигается быстро, ловко, цепь ошейника поблёскивает, но на лице — сосредоточенное спокойствие; Риан у двери, полубоком, в тени — наливает настой из кувшина и следит за окном. Привычка стража: видеть всё, ничего не показывать.

— Доброе утро, — сказала я, и голос прозвучал чуть ниже, чем обычно.

— Утро, — ответили почти хором. Ардан улыбнулся краешком губ:

— Мы тренируемся в вашей… демократии. Сегодня — завтрак мужчины.

— А сегодня — похвала от женщины, — парировала я. — Пахнет так, что я прямо сейчас готова подписать декрет о всеобщем равенстве на кухне.

Смеются. Привычка смеяться — лучшая магия и без магии.

Едим на веранде. В воздухе — сладкий дух цветов, над водой — пар от холодной ночи, на перила опирается феликус (пернатый кот с характером музейного смотрителя), лениво трёт клюв о мою ладонь.

— Вчера ночью кто-то шёл вдоль кромки леса, — тихо произнёс Риан, когда смех улёгся. — Лёгкий шаг. Двоих. Остановились у воды, постояли, ушли.

— Люди? — спросила я.

— Женщины, — ответил он. — Запах благовоний, дорогая кожа. Из Подземья.

Из Подземья… Я вспомнила шёпот, похожий на металлический отзвук, и лёгкий холод побежал по спине.

— Мы никого не приглашали, — сказал Каэль, поднимая на меня ясные зелёные глаза. Там — тревога, но и упрямство. — Но если придут, встретим. Вместе.

— Вместе, — повторила я. И наш дом мурлыкнул громче.

После завтрака Риан утащил меня во двор — «пять минут основы самозащиты», сказал он тоном, не подразумевающим отказа. Пять минут растянулись в полчаса: земля пружинит, воздух обжигает лёгкие, ладонь Риана держит мой запястный сустав, направляет, подсказывает весом. Я падаю в траву — сиреневые блики на лице, смех выбивает дыхание.

— Я не собираюсь жить в мире, где меня охраняют и молчат, — говорю, лежа на спине и глядя в два солнца. — Я хочу жить в мире, где меня уважают и спорят.

Риан наклоняется, его тень перекрывает голубой свет, пальцы касаются моей щёки — лёгкое, почти невесомое касание.

— Тогда спорьте со мной, — отвечает он тихо. — Но не о том, защищать ли вас.

В этот момент из леса выходит серебряный вивернолань, кланяется нам своей короной рогов и пьёт из нашего колодца. Сфинкс у ограды лениво зевает — мол, продолжайте, дети, мне интересно. Феникс дрожит крылом и сыплет золотой пылью, подмигивая мне огненным глазом.

— Кажется, у нас появились зрители, — шепчу. — Перенесём дебаты в дом?

Он отступает на шаг — чётко, ровно. Дисциплина. Но в глазах — огонь, который не спрячешь.

«Когда дом дышит, а гости — не званые»

Днём мы устроили хозяйственный шабаш. Даг уже дал нам комнаты и лестницу; настала очередь «умных» мелочей. Я вставляла бытовой кристалл в нишу над раковиной — прозрачный, с золотистой жилкой, — и слушала, как дом отвечает лёгким гулом. Вода пошла мягкая, как шёлк; фильтр-артефакт булькнул одобрительно. Садовые кристаллы мы разложили вдоль будущих грядок — зелёные, прожилками напоминая листья; земля под ними становилась тёплой, податливой, и воздух наполнялся ароматом сырого хлеба.

— Здесь — теплица, — решаем с Каэлем, чертя на земле план. — Здесь — сарай, запас воды. Хлев потом. Сначала — ограда.

— Я возьму северный сектор, — бросает Ардан. Говорит мало, делает быстро: камень к камню, узор в узор, и вдруг из ровной кучи возникает рустованный угол, как будто стоял здесь всегда.

Вивернолань помогает — да-да, помогает: косит траву широкими зубами, аккуратно прогрызая дорожки под будущие тропки; сфинкс комментирует, что «периметр должен иметь не менее трёх линий защиты» и мордой сдвигает валуны, которые мы втроём едва шевелили.

— А ты у нас кто по образованию, уважаемый? — не выдерживаю.

— Любопытствующий, — важно отвечает он. — И хранитель источников.

Феникс сушит свежие балки горячей волной, феликус инспектирует подпол («Всё в порядке, никаких мышей, но я на посту»).

К полудню в воздухе уже пахнет доской, щебнем, нагретой травой и… чужими благовониями. Я поднимаю взгляд: на дальнем краю поляны, у кромки леса, стоят двое. Дроу. Женщины. В мягких плащах песочного цвета, с обнажёнными лицами, гладкими, как камень в храмовом бассейне. На шее одной — тонкий жгут чёрных жемчужин, известный всем, кто хоть раз бывал на аукционах. Приз — и кнут. Леди.

— Гости, — произносит Риан так спокойно, что у меня внутри что-то становится на место.

Я не бегу и не приглашаю — просто иду. Два солнца паят моей коже золотой блеск, трава шуршит под ногами, дом за спиной дышит. Подхожу на расстояние голоса.

— Верхняя земля большая, — говорю ровно. — Обычно те, кто не приглашён, выбирают другую поляну.

— Лана, — тянет жемчужная, и голос у неё мёд на холодной ложке. — Я — леди Сарайн. Слышала, ты взяла… интересного юношу. С родословной. Я пришла посмотреть, как ты обустраиваешься.

Вот и имя. Не «Иллена», не наша союзница-мать — чужая. Та самая, что метила на сына. На моего невозмутимого Каэля, который сейчас стоит у меня за плечом и держит спину прямо, как на смотрах.

— Смотреть — бесплатно, — улыбаюсь. — Давать советы — за плату. А указывать — запрещено.

— Остро, — оценивающе тянет Сарайн. Её напарница молчит, но отмечает всё глазами: кристаллы, ограду, зверей. — У тебя хорошее место. Жаль будет, если оно сгорит.

— У нас феникс на крыше, — вежливо киваю я в сторону нашей огненной птицы. — С пожарами он на «ты».

Феникс тянет крыло и сыплет искрой — ровно одну, игриво. Сфинкс лениво поднимается и делает шаг вперёд, становясь между леди и нашим домом. Вивернолань, не меняя лица, двигается так, чтобы прикрыть источник.

Сарайн улыбается и, как ни в чём не бывало, достаёт из рукава маленький свёрток. Риан делает полшага — я поднимаю ладонь: «Не надо». Беру. Разворачиваю. Внутри — тонкая полоска кожи с тиснёной руной «послушание».

— Подарок, — говорит она. — На память о традициях. Не забывай, кто ты. И что мужчины — вещь, а не совет.

Я смотрю ей в глаза. Сиреневое солнце бросает на её лицо отцвет — она очень красива, прекрасна, как статуя, и такая же холодная.

— Спасибо, — говорю я сладко. — В нашем доме кожаные полоски идут на переплёты книг. В библиотеке.

Её улыбка трескается на долю секунды. Достаточно. Они уходят. Вместе с ними уходит запах чужих благовоний — вязкий, навязчивый. На траве остаётся лёгкий след. Дом за моей спиной вздыхает. Я завязываю полоску узлом, бросаю в ведро с водой. Кожа шипит, руна плавает, будто живое насекомое, и медленно растворяется.

— Она вернётся, — спокойно произносит Каэль. Ни злости, ни страха — чистый факт.

— А мы будем готовы, — отвечаю. И слышу, как Риан выдыхает, будто принимает моё «мы» как клятву.

«Шёпот дерева, жар кожи и звон кристалла»

Под вечер Даг попросил меня в сад. Нет, он не говорит, но если ты живёшь в живом доме, быстро понимаешь язык скрипа ступеней, едва слышного гула в стенах, мимолётного тепла под ладонью. Я прижала пальцы к перилам — древесина пульсировала, как артерия.

— Тебе больно? — шепнула.

Ответ — лёгкий толчок. На северной стене, где Ардан ставил опоры ограды, в коре проступила тонкая, как волос, трещина, тянулась под обшивкой. Я провела ногтем — на подушечке пальца осталась тёмная пыль.

— Метка, — сказал Риан, оказавшись рядом неслышно. — Слабая. Чужой кристалл. Они проверяли, насколько дом… жив.

— Дом жив, — шепнула я и положила обе ладони на стену. — И дом — наш.

Феникс в это мгновение взлетел, распластал крылья, и мягкая волна тепла прошла по фасаду. Садовые кристаллы отозвались зелёным мерцанием. Трещина стянулась, как запаянная рана.

— Спасибо, — сказала я — дому, фениксу, мужчинам. Себе.

Ночью мы сидим на веранде без костра — в небе и так светло. Я в лёгком халате, волосы распущены; кожа остывает после дня, но руки всё ещё помнят горячее дерево, шершавые камни, упругие мышцы Риана на тренировке. Я не делаю вид, что не замечаю, как они на меня смотрят: Каэль — с тихим восхищением, будто я редкая книга, которой боишься повредить; Ардан — с прямотой огня, готового стать очагом; Риан — сдержанно, но каждый его взгляд — как стальной крюк: зацепит, потянет, выведет на свет.

— Света, — первым нарушает тишину Каэль. — Зачем тебе это всё? Верхняя земля, дом, мы. Ты ведь могла… вернуться вниз. Жить легко.

— Легко — не значит правильно, — отвечаю, поднося к губам кубок. Вино густое, терпкое, на языке пряный след. — Я слишком долго жила там, где все делали вид. Я хочу жить там, где никто не притворяется.

— И любить так же? — спокойно спрашивает Риан.

Я смотрю на него. Отступать — привычка, подходящая для прежней жизни. Для этой — нет.

— И любить так же, — говорю и чувствую, как в груди становится одновременно страшно и очень светло. — Но без принуждения. Без чужих ошейников. С моего разрешения — и моего желания.

Молчание. Потом Ардан, не поднимаясь, сдвигается ближе и кладёт ладонь на мою — не удерживая, а касаясь. Тёплое, большое, чуть шершавое от работы. Каэль делает выдох — тихий, как крыло феникса. Риан откидывается на спинку кресла, но в его лице — не отстранённость, а решение: охранять это.

И тут на стене вспыхивает кристалл связи. Дом отзывает светом — мягким, предупредительным. Я касаюсь ладонью — воздух над кристаллом дрожит, и проявляется лицо Иллены.

— Лана, — говорит она без прелюдий, — будь осторожна. В городе ходят разговоры: леди Сарайн поднимает старые связи. Она уговаривает Совет ограничить выходы на Верхнюю землю. Формально — «ради безопасности». Фактически — против тебя. И ещё: кто-то оплатил услуги «Сетей» — тихих ищей. Они оставляют метки.

— Мы уже нашли одну, — отвечаю. — Дом залечил рану.

— Хорошо, — кивает Иллена. На долю секунды её взгляд смягчается, когда она видит Каэля у меня за плечом. — Я пришлю человека, который умеет гасить следящие руны. Не геройствуй. И… — пауза, — не оставайся одна на ночь.

— Тут с этим… перебор, — фыркаю. Иллена едва заметно улыбается и связь гаснет.

Я смотрю на мужчин. На дом. На два солнца, что медленно скользят к краям неба.

— Значит, так, — говорю уже деловым голосом. — Завтра заканчиваем ограду. Перекладинки сделать густо, с «карманами» для защитных кристаллов. Сфинкса — на периметр, он любит задачи. Феникс — сверху, патруль по кругу. Мы — по двое, сменами. И… никаких героинств. Мы не «жертвы», мы — хозяева.

— Хозяева, — повторяет Риан. И впервые — без «госпожа», без условностей. Просто слово, в которое дом отзывается тёплым, уверенным звуком.

Ветер приносит запах ночных цветов. Где-то вдалеке вспыхивает пара огненных точек — не наши. Я делаю глоток вина и ловлю себя на мысли, что жизнь, которую я хотела «настоящей», именно так и выглядит: смех — и сталь, поцелуй — и план, дерево — и огонь. И трое мужчин, рядом с которыми хочется просыпаться, спорить, строить, жить.

— Света, — тихо зовёт Каэль.

— М?

— Спасибо, что выбрала нас, а не «привычно».

Я кладу его руку себе на плечи. Дом мурлычет. Два солнца опускают на нас свой мягкий, двойной свет.

И где-то на краю леса шевелится тень с запахом чёрного жемчуга.

Пусть. Мы готовы.

«Дом для тех, кто умеет дышать»

Утро пришло без облаков. Сиреневое солнце уже успело согреть траву, голубое — тонкой кистью прорисовывало по воде светлые дорожки. Дом Даг тёпло отозвался, когда я провела ладонью по перилам, — как будто сказал: «Доброе утро, хозяйка. Я помню твоё „мы“».

К полудню кристалл связи на стене вспыхнул янтарём — и в воздухе проявилась Иллена. На ней — дорожный плащ цвета зелёного мха, взгляд открытый и настороженный разом.

— Лана, — сказала она, — ты приглашала. Я принесу пользу, если останусь у вас на пару лун. В городе слишком много слухов, и некоторые из них я хочу слушать своими ушами — здесь.

— Оставайся, — ответила я без пафоса. — Нам как раз не хватает человека, который знает все тропы между «можно» и «надо».

Через час она уже поднималась на крыльцо. Дом, кажется, принял её сразу: тёплый ток прошёл по перилам, кристаллы в коридоре мягче засветились. Феликус выкатился навстречу, поднял хохолок и с достоинством позволил себя погладить.

— Свет в доме живой, — отметила Иллена, проходя в гостиную. — И тишина не давящая. Тут можно думать.

— Тут можно дышать, — поправила я. — Это у нас правило № 1.

Мы показали ей комнаты. Одна — с окном на водопад и стеллажом под книги. Вторая — маленькая, но с нишей под артефакты. Иллена остановилась в первой, провела ладонью по подоконнику, задержалась взглядом на полке.

— Я привезла несколько трактатов о Верхней земле, — сказала она и сняла с плеч кожаную сумку. — И… списки. Женщины, с которыми можно говорить о переменах. Мужчины, которых надо вытаскивать первыми, пока не сломались.

— Не «вытаскивать», — поправил тихо Каэль. — Звать домой.

Она посмотрела на сына долго, но мягко, и только кивнула. Слова «домой» в этих стенах звучали верно.

На кухне уже шумели: Ардан резал корни «свет-слоя» (местный аналог картофеля, только с серебристой кожицей), Риан настраивал водный кристалл на ровную подачу, а феликус, как заведённый завхоз, инспектировал полки, комментируя: «Этому — вниз, это — наверх, это — мне». Сфинкс у порога зевнул и вежливо попросил «хоть одну задачу на послеобеденное размышление», за что получил от меня список хозяйственных пунктов — и был безмерно счастлив.

— Сначала — правовые тропы, — перешла к делу Иллена, когда мы остались на веранде вдвоём. — Юридически Верхняя земля — вне прямой юрисдикции Совета. Ошейники наверху не работают — магии нет. Это делает твою территорию серой зоной. Здесь можно оформлять мужчин не как «собственность», а как «контрактников». Контракты можно связать с долгосрочным жильём и оплатой… в кристаллах и доле урожая. Согласие — ключевое слово.

— То есть я превращаю рабов в людей с договором? — уточнила я, и где-то в груди что-то щёлкнуло: пазл встал.

— В людей, — спокойно подтвердила она. — Технически Совет не любит такие тропы, но формально придраться сложно. Особенно если у тебя будут свидетели, что у контрактников есть выбор.

— Свидетели у меня есть, — я обернулась к дому. — Вот они, ходят, спорят и ворчат.

— Тогда начнём с малого, — сказала Иллена. — Четверо-пятеро надёжных. Бывшие стражи, ремесленники, лечцы. Твои «первые камни». На них слой за слоем ляжет остальная кладка.

Слово «кладка» согрело ладони. Иногда в миру достаточно правильного глагола, чтобы план стал реальностью.

Вечером мы втроём — я, Иллена и Риан — расправили на столе карту. Каэль принёс с чердака пучок тонких угольков, Ардан подал блюдо с тёплым хлебом. Дом шумел низко и ровно, как большая ладья в тихой бухте.

— Вот здесь, — Иллена отметила маленький овал, — квартал Лазурных мостов. Там живёт Мирэлла из Лабиринта Ключей — одна из лучших гасительниц следящих рун. Я просила её приехать, но она осторожна. Согласилась на встречу… на границе. Утром, у Верхних ворот.

— Отлично, — сказала я. — Вдвоём не ходим. Пойдём четверками. И никакого «геройства», как советовала ты сама.

— Говорила, — усмехнулась она. — И теперь повторяю до хрипоты.

Дом мягко хмыкнул в стенах, феникс за окном встряхнул крылья. У нас тоже было чувство юмора.

«Граница, гасительница и письма, которые пахнут дымом»

У Верхних ворот воздух иной: из прохода тянет каменной прохладой, а снаружи пахнет солнцем, водорослями у водопада и полевыми травами. Мы пришли ранним светом: я, Риан, Каэль, Иллена. Ардан остался дома — стройка без него грустит.

Мирэлла пришла вовремя. Невысокая, сухая, волосы светлее обычного для дроу, тщательно убранные. На шее — плоский диск с впаянной янтарной жилой; на запястьях — тонкие браслеты из «немолчащего» серебра. Смотрела прямо, говорила коротко — любимый тип людей, с которыми просто.

— Иллена, — кивнула она, затем перевела взгляд на меня. — Ты — Лана. Дом из Дага, контракты, верхний периметр. Много шума для одной луны.

— Лучше много шума, чем много ошейников, — ответила я, и Мирэлла впервые чуть заметно улыбнулась.

Она достала из сумки коробочку с решётчатой крышкой — внутри лежали крошечные зеркальные пластины размером с ноготь.

— Зеркала обратного хода, — пояснила. — Клеите на внутреннюю сторону двери и на основания кристаллов. Любая метка, что повесили на вас или стены, будет «перекинута» отправителю. Тихо. Без вспышек. Через три дня получат свой собственный след на своих же руках.

— Стильно, — присвистнул Каэль.

— И практично, — заметил Риан, уже просчитывая радиус.

Мы обменялись платой — не золотом: Мирэлла попросила садовые кристаллы в «зелёной фазе» и пару листов наших планов на ограду («для одного ученика»). Мне понравилось: честная сделка за честную работу.

— Ещё совет, — добавила она, убирая коробку. — Не носите кулон на простой цепочке. Протяните его через гнездо портального рюкзака и обратно, замкните. Так сложнее выдернуть, а рюкзак с ключом будет реагировать только на ваш отпечаток. Чужие руки «ослепит».

— Спасибо, — я запомнила.

— Не геройствуйте, — кивнула она в сторону Иллены, словно подтверждая её мантру, — и заходите в храм. Жрицы любят быть в курсе, но иногда это — страховка.

— Знаю, — ответила я. — Скоро пойдём освятить ограду. И… задать пару вопросов.

— Вопросы — это хорошо, — на прощание сказала Мирэлла. — Главное — отвечать себе честно.

Возвращались молча, но не потому, что тревожно, — просто каждый шёл рядом со своими мыслями. На пороге Даг тепло вздохнул, феликус взвился нам навстречу, как пернатая запятая, и объявил: «Доставлены письма! Пахнут дымом и высокомерием!»

На столе лежали три конверта с чёрной окантовкой. Печати — из жемчужной массы: знак Сарайн, герб Куполов, и третий — безгербовый, но резкий, как удар.

— «Лана из Клана Семи Арок, — прочла Иллена, — уведомляем, что Совет рассматривает ограничение выходов на Верхнюю землю для женщин моложе трёх лун после совершеннолетия…» — она подняла взгляд. — Это удар по тебе персонально, но формально — «для всех».

— И чтоб никто не подумал, — добавил Риан. — Если пройдёт, сюда придут патрули.

— Не придут, — возразил Каэль негромко. — Если мы будем не одни.

— Значит, пора звать «наших», — сказала я. — Порядочных. Тех, кто умеет дышать. Здесь — легко и правильно.

Мы с Илленой открыли третий конверт. Внутри — узкий полосатый лист и тонкая полоса змеиной кожи с крошечным знаком «Сетей».

Мы ближе, чем вам кажется.

— Отлично, — сказала я и улыбнулась краешком губ. — Пусть подходят. Дом любит гостей, особенно тех, кто приходит без приглашения.

Мы с Рианом закрепили зеркальные пластины под балками, Каэль — на внутренних стойках ограды, Иллена — на дверцах кладовой. Дом мягко перешептался в стенах: зеркала «спели» в унисон и затихли. Феникс кружил высоко, вивернолань выстриг травой аккуратные дуги под будущие дорожки, сфинкс официально сообщил: «Периметр готов к первой задаче. Головоломки разложены».

— Ты блестяще справишься, — пообещала я ему. И он, кажется, покраснел под шерстью.

«Кухня, клятвы и первая ночь без страха»

Иногда перемены начинаются на кухне. Я закатала рукава, включила «умную» печь — кристалл отозвался золотым бликом — и поставила вариться суп из свет-слоя с зелёным корнем. Запах был тягучий, домашний, такой, от которого начинают смеяться без причины. Ардан размешивал, пробовал, добавлял щепоть сушёной травы. Риан резал хлеб ровно так, как любят педанты и хирурги. Каэль подал миски и… шаркнул носком сапога, словно собираясь сказать что-то важное и смущающее.

— Говори, — подтолкнула я. — Мы же «спорим и уважаем».

— Можно попросить… — он вдохнул, — убрать с нас ваши формальные знаки собственности наверху? Здесь ошейники не работают. Они просто… напоминают.

Тишина упала мягко. Мы с Илленой переглянулись. И я почувствовала, как внутри всё сводится в одну точку. Ответ был простым — и единственно верным.

— Снимем, — сказала я. — Но не ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Ради вас. И ради нас.

Иллена кивнула.

— У меня есть ключи. Надёжные. Вечером.

Мы ужинали, и это был лучший ужин за много дней: не потому, что сытно, а потому, что свободно. В веранду просачивался ветер, феликус мурчал, перелистывая хвостом страницы книги, сфинкс важно носил караул вдоль перил, делая вид, что ничем не занят, хотя ухо у него было развернуто в нашу сторону.

Когда небо потемнело, мы вынесли на стол инструменты: тонкие иглы, ключи, гасители рун — Мирэлла учила Иллену ещё в те годы, когда слово «иначе» было опаснее костра. Дом зажёг мягкий свет, феникс сел на балку и прикрыл нас крылом — как окно от чужого взгляда. Два солнца опустились, и голубой отсвет лёг на наши руки.

— Готов? — спросила я у Риана.

— Готов, — тихо ответил он, и в голосе его была та уверенность, на которую кладут фундамент.

Ключ повернулся в замке ошейника ровно один раз — щёлкнуло, и металл сошёл, как шелуха. На коже осталась тонкая белая линия, и она, казалось, бледнела на глазах. Ардан вздохнул коротко, сдержанно; Каэль закрыл глаза на миг, как будто вдохнул глубже, чем когда-либо.

— Это не снимает клятв, — сказал Риан, глядя прямо. — Моих. Я обещал защищать тебя не потому, что должен, а потому, что хочу.

— И спорить, — напомнила я, и он улыбнулся, впервые — открыто и без тени.

Снятие ошейников не было ритуалом — без клятв и песнопений, без громких слов. Но дом Даг тихо загудел, огни в кристаллах качнулись, и я почти услышала: так верно. Сфинкс торжественно кивнул, феликус сказал «фух» и уткнулся мне в плечо.

Мы вышли на веранду. Ночь была густая, звёзды — как горячие иголки. Я стояла между ними тремя — и не выбирала «сейчас»: это было бы неправильно. Но позволила себе почувствовать — их тепло, их дыхание рядом, свою улыбку, которую никто не отнял и не купил. Мы касались друг друга просто — ладонь к ладони, плечо к плечу. Иногда так и начинается любовь — не с грома и молний, а с честного «я здесь».

Снизу, у воды, послышался мягкий плеск. Вивернолань пришёл попить, поднял голову к нам и, кажется, кивнул. Феникс вспыхнул на мгновение, в воздухе поплыл тёплый золотой лепесток — и сел мне на ладонь. Я засмеялась, и смех шевельнул ветви Дага.

— Завтра начнём «операцию Переселение приличных», — сказала я уже деловым тоном. — Иллена, твои списки. Риан — маршрут и охрана. Ардан — «тихие» тропы и отвлекающие костры, если понадобятся. Каэль… ты со мной. Мы объясняем, что такое контракт и дружба.

— Дружба, — повторил он, и это слово легло между нами уверенно, как доска в крепком настиле.

Дом тёпло вздохнул. Мы впервые легли спать без ощущения, что нас смотрят. И впервые за долгое время я уснула без «если что» на кончике языка.

«Дорога для своих, или как строят тропы свободные»

Ещё до рассвета мы были в пути. Сиреневое солнце только касалось горизонта, голубое ещё пряталось — воздух хрустел, как яблоко. Шли «двойками», как договаривались: Риан со мной — впереди, Иллена с Арданом — на полкорпуса позади, Каэль — «маяк» на гребне, чтобы вовремя подать знак. Феникс делал круги, сфинкс шёл своим ходом — «я просто гуляю», — но держался в линии.

Первым был Эрин — бывший лечец из квартала Мокрых ступеней. Внизу он чинит чужие кости, а его собственная жизнь трещит, как тонкий лёд. Серая прядь в волосах, спокойные руки. Он не спросил «почему», спросил «когда и где работать».

— Здесь, — ответила я. — С нами. Условия — вслух: договор на год, жильё, доля урожая, право голоса в спорах, право сказать «нет».

Он улыбнулся — редко и очень тепло.

— «Право сказать „нет“», — повторил. — Я давно такого не слышал.

Потом были двое стражей с Верхней линии — близнецы Нэр и Норан: молчаливые, плечистые, с одинаковыми шрамами на скулах. «Мы не красивые речи, мы — руки», — представились они, и я только кивнула: иногда именно таких рук не хватает дому, чтобы стоять.

К полудню мы привели их на поляну. Дом Даг медленно расправлял плечи, ограда сияла зелёными глазками кристаллов, вода в источнике была холодна, как благословение. Сняли ошейники — без барабанов, без речи, но с тем же светлым щелчком свободы. Я видела, как спины становятся прямее, как взгляд меняется — уходит ждать и приходит делать.

— У меня есть кое-что ещё, — сказала Иллена, когда мы вернулись на веранду. Она достала из дорожной сумки узкую резную шкатулку. — Кулон-маяк. Редкая вещь. Его можно «привязывать» к именам. Если кто-то из наших потеряется, кулон даст свет в нужном направлении — даже здесь, наверху, где магии нет. Это свет привязки, не сила.

— Мы не теряем своих, — ответила я, надела кулон и почувствовала лёгкий, чистый холодок у ключиц.

С закатом пришло короткое письмо. Не чёрная жемчужина — полупрозрачная тонкая пластина, пахнущая мокрым камнем. Строчки тянулись ровно, как резцы по стеклу:

Вы быстро. Посмотрим, сможете ли — долго.

Подписи не было. Запах — чужих благовоний — угасал на ветру.

— Она злится, — сухо заметил Риан. — Значит, живёт.

— Значит, мы — тоже, — ответила я.

Мы разлили по маленьким чашкам настой из лунной мяты; феникс дремал на коньке крыши, сфинкс носил «патруль», вивернолань, как огромная кошка на длинных ногах, улёгся у ворот и время от времени косил траву.

— Завтра — храм, — сказала я наконец. — Не за советами. За освящением дороги. Мы строим тропу для тех, кто умеет дышать. Пусть это слышит и Мать.

И — да, — пусть слышит ещё кто-то, там, в глубине храмового кристалла, кто однажды сказал: «Когда душа иная засветится…»

Я ещё не знала, к чему поведёт нас эта фраза. Но знала точно: мы больше не стоим на месте.

Дом мурлыкнул. Два солнца накрыли нас своим двойным светом. А ветер — принёс запах грядущего дождя. Хорошего, тёплого, первого дождя на нашей земле.