Вера змеи

Глава 5

Кора

Лучшая. Вещь. Когда-либо.

Я не знаю, как долго мы были в движении. Сначала было несколько минут страха, но как только я привыкла к движению на поворотах и ощущению, что нахожусь на ветру, время перестало существовать.

Лерой велел мне обхватить его руками и держаться, что я и сделала. Сначала я боялась, что упаду с мотоцикла. Причина, по которой я продолжала обнимать его, не имела ничего общего со страхом.

Мне нравилось ощущать его сильное тепло, когда я крепко прижималась к его широкой спине. Однажды он снял одну руку с руля и накрыл ею мою, когда я сцепила их перед ним. Я думала, что это проявление нежности, пока он не поднял мои руки выше. Я и не подозревала, что они у него ниже пояса. Я подумала, что эта твердая выпуклость под моими руками — это закатанный край его пиджака. Хм, нет. Очевидно, я держала его за член. Неловко? Боже мой, да. Но еще… вау. Это была чертовски большая выпуклость.

Может быть, езда на зеленом монстре возбуждает зеленого монстра. Я бы не стала осуждать его за это. Сочетание урчания двигателя «Дукати» подо мной и того, что я раздвинула ноги и мои, крайне редко используемые, женские части тела были плотно прижаты к заднице Лероя, заставляло мое тело гудеть.

Неужели я подсознательно ласкала его промежность, потому что была возбуждена? Возможно. Придется ли мне сдерживать свое вновь пробудившееся желание, когда мы вернемся в мотель? Определенно. Я никогда не была большим любителем самоудовлетворения, но я также никогда не испытывала такой сильной потребности в разрядке.

Мотель появляется в поле зрения раньше, чем я успеваю подумать об окончании поездки. Я ослабляю хватку, когда он заезжает на стоянку, и кладу руки на его куртку, когда он паркуется у двери офиса.

— Пассажир заканчивает первым, — заглушая двигатель и поднимая забрало, говорит он.

— Как только я окажусь в своей комнате, — шепчу я, прикрываясь шлемом.

— Нужна какая-нибудь помощь? — спрашивает он, как только мы оба оказываемся на твердой земле.

О боже, он услышал меня. Я моргаю, широко раскрыв глаза и разинув рот.

— Ремень.

Он указывает на мои пальцы, которые неподвижно лежат у меня под подбородком.

— Нужна помощь?

— О! — воскликнула я.

Черт, мое лицо горит, как в бушующем аду. Он, должно быть, думает, что я сумасшедшая. Или идиотка. Вероятно, и то, и другое.

— Я, эм… Кажется, у меня получится.

Еще немного возни, и ремешок соскальзывает.

— Я разберусь с этим, — говорит он, осторожно снимая шлем с моей головы. — Давай я возьму главный ключ, чтобы ты могла попасть в свою комнату.

— Спасибо. И спасибо тебе за ветротерапию. Мне действительно понравилось. Я уже много лет не получала такого удовольствия от активного отдыха.

Когда Лерой смеется, мои щеки вспыхивают еще сильнее.

— Я же говорила, что редко выхожу из дома.

— Это не осуждение. Просто огромное желание участвовать в большем количестве мероприятий, которые тебе понравятся.

Он… флиртует? Мог ли это быть сексуальный подтекст? Нет, он просто дружелюбен. Таким же дружелюбным парнем он был до того, как мой клитор проснулся после многолетнего сна и решил наполнить мой мозг мыслями о сексе. Секс с ним.

— Теперь, когда ты чувствуешь себя более расслабленной, могу я убедить тебя попробовать мою другую идею?

Ту, что с монстрами, во множественном числе. Я уже чувствую, как напряжение возвращается, просто при мысли о другой встрече, например, в кафе. После всего, что он для меня сделал, я должна, по крайней мере, выслушать его.

— Что у тебя на уме?

— По вторникам вечером мы собираемся в парке на товарищескую игру в мини-футбол.

— Ты хочешь, чтобы я поиграла в футбол с монстрами?

— Нет, не играть, — говорит он, даже не пытаясь скрыть своего веселья.

Да и не стоит… смех ему идет.

— Я хочу, чтобы ты была самой красивой зрительницей, на глазах у которой мы когда-либо имели удовольствие обниматься.

— Ох.

Это был флирт, верно? Боже, я так отвыкла от общения с мужчинами, что даже не могу сказать наверняка.

— Мы просто компания приятелей, которые перебрасываются мячом, а иногда и друг с другом. Такие же, как в любом другом городе страны, только с мехом, крыльями, клыками и чешуей. Приходии посмотри. Видя, как мы занимаемся обычными, повседневными делами, ты, возможно, почувствуешь себя более комфортно во время интервью.

Если он прав, я могла бы вернуться к работе над завтрашней статьей для журнала, а не поджимать свой фигуральный хвост и убегать от такой возможности.

— Хорошо, я пойду. Только скажи мне, когда, куда и как мне нужно одеться.

— Что бы ты ни надела, все будет идеально, Кора. Я постучу в твою дверь без четверти семь.

— Ты думаешь, я не появлюсь, если ты меня не заберешь.

— Дело совсем не в этом. Я хочу, чтобы каждый одинокий монстр в городе завидовал мне, когда ты выйдешь из моей машины, — говорит он и открывает дверь офиса мотеля. — Я сейчас принесу ключ от твоего номера.

Это определенно был флирт, верно? Я надеюсь.

Кора

Я не спортивная девушка. Я, наверное, знаю о спорте меньше, чем о монстрах. Но после того, как я увидела, как Лерой бегает взад-вперед по полю в черных спортивных шортах и светло-серой футболке, которая теперь пропиталась потом и прилипла к его стройной, мускулистой верхней части тела, я стала новым поклонником футбола. Не просите меня объяснять правила игры, потому что я до сих пор не понимаю, какие они. Я знаю только, почему мне вдруг это понравилось, и в данный момент он пожимает руки и дружески хлопает других монстров на поле.

— Хорошая игра.

— Отличная игра.

— Я думал, ты отправишь меня в больницу из-за этого подката в концовке.

Все, с кем Лерой общается по пути с поля, получают разные комментарии. Мой мужчина-змея чертовски любит общаться с людьми.

«Мой мужчина-змея». Есть мысль, которая никогда в жизни не приходила мне в голову. И все же она не покидает меня, согревая меня изнутри, пока я наслаждаюсь последними секундами, которые у меня остаются для того, чтобы поглазеть.

— Ну что, — говорит он, подходя к небольшой деревянной трибуне, на которой я сижу. — Как ты теперь относишься к нам, монстрам? Стало немного спокойнее?

Честно говоря, если бы он задал мне популярную викторину, в которой требовалось перечислить разных монстров, населявших поле боя, я была бы счастлива получить минимальный проходной балл. Не потому, что их слишком много, чтобы их запомнить. Просто они не запечатлелись в моем мозгу. Я была слишком занята, наблюдая за Лероем.

— Я совсем не чувствую страха, — говорю я, опуская тот факт, что имею в виду исключительно его.

— Отлично. Это значит, что ты будешь распаковывать чемодан, когда вернешься в свою комнату.

Я киваю, потому что это меньше похоже на ложь, чем на использование слов. Ему не обязательно знать, что я распаковала вещи после поездки на мотоцикле. Хорошо, технически, я распаковала вещи после поездки на мотоцикле, что заняло больше времени, чем я думала. Видимо, мне нужно было выплеснуть из себя много накопившегося. Судя по тому, как гудит сейчас мое тело, кажется, что осталось еще больше.

— Готова идти? — спрашивает он, беря свою небольшую спортивную сумку со скамейки рядом со мной.

Я еще раз киваю и спрыгиваю на землю.

— Мне действительно понравилось наблюдать за твоей игрой.

— И мне понравилось наблюдать за тобой.

— Ты и двух секунд не мог устоять на месте. Я удивлена, что у тебя хватило времени заметить это.

Он встречается со мной взглядом, когда мы синхронно ступаем по гравию на парковке.

— Я заметил. Я не мог перестать замечать это с тех пор, как ты вчера вошла в мотель.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда мы подходим к его машине, где он открывает и придерживает для меня пассажирскую дверцу.

— Ты видел записку, которую я оставила тебе вчера вечером, верно?

— Да.

— Наверное, сейчас уже слишком поздно для ужина, но, может быть, мы могли бы поужинать завтра вечером, раз уж я остаюсь в городе писать статью?

— Я бы с удовольствием сводил тебя куда-нибудь, — говорит он, высовывая язык.

При виде этого меня бросает в жар. Я уверена, что его язык не показывался во время футбольного матча.

— Твой язык работает так же, как язык обычной змеи? Чувствуешь ли ты им запах?

— Да, — говорит он, удерживая мой взгляд.

— Это непроизвольно или ты контролируешь это?

— И то, и другое.

Его язык снова высовывается наружу, задерживаясь снаружи дольше, прежде чем вернуться в рот.

— И в обоих случаях, чем больше я наслаждаюсь ароматом, тем больше мне хочется его запечатлеть.

Желание возникает прямо у меня между ног.

— Насколько это тонко настроено? Например, когда ты улавливаешь мой запах. Он всегда один и тот же?

— Запах каждого человека уникален, поэтому в этом отношении он всегда одинаков. Но другие факторы могут влиять на твой запах и варьировать его.

— Например, что кто-то ел? — спрашиваю я, затаив дыхание в ожидании его ответа.

— Да. Я всегда могу определить, когда человек ел лук, чеснок, гвоздику или корицу.

— Это хорошо или плохо?

— Мне не нравятся эти ароматы.

На заметку себе: пока я в городе, избегать употребления лука, чеснока, гвоздики и корицы, особенно завтра за ужином.

— Какие ароматы тебе нравятся?

— Волнение — один из моих любимых.

О, черт. Он имеет в виду возбуждение, возбуждение?

— А я-то думала, что это больше будет похоже на клубнику или лимон.

Моя попытка перевести разговор в юмористическое русло вызывает у меня смешок.

— Змеи — плотоядные животные.

— Но ты не настоящая змея. У тебя есть руки и ноги, и…

Я прикусываю язык, прежде чем названия других частей тела, на которые я пялилась, слетают с моих губ. Может, его шорты темные и свободного покроя, но я не забыла, как классно смотрелась его задница в джинсах раньше, или размер его выпуклости под молнией. У змей нет таких частей тела.

К счастью, он не обращает внимания на мое смущение.

— Кто-то может подумать, что мне не повезло стать наполовину змеей в ту ночь, когда мы стали монстрами. Я бы не выбрал такой образ жизни, это правда. Но во мне есть лучшее от обоих видов. Я принимаю свои змеиные качества так же, как и человеческие.

— Если бы завтра кто-нибудь пришел к тебе с лекарством, ты бы принял его?

— Ты спрашиваешь ради своей истории или по личным причинам?

— Я не думала о задании, когда спрашивала.

Я ни на секунду не задумалась о статье с тех пор, как открыла дверь и обнаружила за ней сексуальную, как грех, змею.

После долгой паузы он кивает.

— Я уверен, что ты получишь разные ответы на этот вопрос, но мой — нет. Я был змеей всю свою сознательную жизнь, дольше, чем человеком. Вот кто я такой.

Кивнув, я сажусь на пассажирское сиденье. Но Лерой не закрывает дверцу. Вместо этого он наклоняется ко мне, его спортивное, покрытое зеленой чешуей тело заполняет весь кадр, когда он встречается со мной взглядом.

— Завтра у тебя будут интервью с Финном, йети, который живет на вершине горы, а затем с Райеттом, виверном, чья хижина находится в лесу. Ни в одно из этих мест не так просто добраться, а GPS не всегда надежен в районе Кричащего Леса. Как бы ты отнеслась к тому, если бы я поехал с тобой в качестве шофера?

— Это было бы замечательно, но ты и так уже взял отгул на весь день, чтобы подержать меня за руку.

— Я буду брать отгулы каждый день, если это позволит мне держать тебя за руку, Кора.

— Мне бы этого хотелось.

Мне бы понравилось еще больше, если бы он говорил буквально. Может быть, завтра.

— Твой друг-гном снова сможет тебя заменить?

— Нет, Джерри завтра занят, но я уже договорился, чтобы за столом сидел кто-нибудь другой.

— Сначала твой друг-гном, теперь кое-кто еще. В дополнение к тому, что ты заботился о мотеле, ты также перенес оба собеседования, которые я пропустила, и ни один из тех, кого я сегодня поддержала, похоже, не возражал. У тебя, конечно, нет проблем с тем, чтобы заставить людей что-то делать.

— Обратное змеиное очарование, — говорит он, высовывая язык и посмеиваясь.

Бабочки порхают у меня в животе и груди, когда я улыбаюсь ему.

— Я знаю, на меня это тоже действует.

Лерой

Сегодня утром я постучал в дверь Коры, одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом, обтягивающую бицепсы, на которые она не переставала смотреть до и после вчерашнего футбольного матча. Я был спортсменом до того, как стал монстром, и поскольку мне посчастливилось сохранить этот аспект моего прежнего телосложения, я приложил все усилия, чтобы сохранить его.

Наша продолжительность жизни в качестве трансформированных монстров неизвестна. Доктор Карлофф утверждает, что двадцать с лишним лет назад он пытался создать «средство для улучшения настроения»» для местной вечеринки в честь Хэллоуина, но слишком поздно понял, что использовал неправильный ингредиент. Некоторые люди считают, что это было сделано намеренно. В любом случае, это сделано, и, как я уже сказал Коре, я смирился с тем, кто я есть. Независимо от того, есть ли у меня еще один день или сто лет, я планирую использовать свое время по максимуму.

Сегодня я был рад, что уделял время Коре. Ей не нужна была моя помощь. Она могла бы найти хижины обоих монстров по карте, которую предоставила мэр. Я не беспокоился о ее реакции на Финна или Райетта. Ни один из них не похож на змею, и они оба приличные парни, хотя и не самые общительные. Вот почему меня удивило, что ее интервью с Райеттом затянулось дольше, чем ожидалось. После того, как он ответил на все чудовищные вопросы, они заговорили о скульптурах, вырезанных бензопилой, которые он продает онлайн. Оказывается, Кора — поклонница изделий ручной работы. Информацию я приберегаю для дальнейшего использования.

Из-за их продолжительной беседы пришлось пропустить обед, что меня вполне устроило, поскольку я боюсь объяснять ей, почему не ем. До сегодняшнего ужина еще достаточно времени, чтобы сделать это неизбежно неприятное открытие.

Из хижины Райетта мы с Корой направились прямиком на ее третью встречу, которая первоначально была назначена на вчерашний день. Для Коры это интервью должно было пройти легко. В Дженни Харпер нет ничего угрожающего. Если не считать нескольких перьев, сирена выглядит как обычная женщина. Голос Дженни не действует на монстров так, как на людей, но ей это и не нужно. Ее красота и раскованность — это песня сама по себе. Когда Дженни хочет мужского внимания, она его получает, с песней или без нее. Ее история о монстрах должна стать интересным контентом.

Мое сиденье откинуто назад, а ноги задраны вверх, и я высовываюсь из переднего окна со стороны водителя, когда Кора выходит из дома Дженни вместе с ясноглазой сиреной. Я поспешно привел себя в порядок, затем вышел из машины, обошел ее и открыл Коре дверцу со стороны пассажира. Я слышал, что рыцарство умерло в мире за пределами Кричащего Леса. Пока я жив, я всегда буду ставить дам на первое место. Особенно одну даму, если все пойдет по-моему.

— Дамы, — говорю я, кивая, когда пара подходит ко мне. — Всегда рад тебя видеть, Дженни. Ты занята со студентами-музыкантами?

— Я не настолько занята, чтобы отказаться прокатиться на зеленом монстре.

Ее песня сирены, может, и не трогает меня, но это не значит, что я не слышу ее в ее голосе. Этот звук я хорошо знал год или около того назад.

Кора переводит взгляд с меня на Дженни.

— Ты каталась на мотоцикле Лероя?

— Нет, милая. Это другой его зеленый монстр, — говорит Дженни, даже не удостоив Кору вежливым взглядом. — Или ты бы сказал, монстры? Что из этого верно, Лерой? Как мы теперь называем одноглазых змей?

«Дерьмо».

— Дженни просто дразнится, — говорю я, жестом приглашая Кору садиться в машину.

— О, любимый, — напевает Дженни. — Ты же знаешь, я никогда не дразню тебя.

Двойное дерьмо.

— Нам лучше идти, чтобы Кора не опоздала на следующую встречу.

— Да, — говорит Кора, улыбаясь Дженни и следуя моему примеру. — Спасибо, что нашла время поговорить со мной. Я пришлю тебе копию статьи, прежде чем она будет опубликована.

— Не могу дождаться.

Эти слова идеально сочетаются с комментарием Коры, но когда Дженни шлепает меня по заднице, когда я прохожу мимо, становится очевидно, что она имела в виду меня.

— Я думаю, вы с Дженни близки, — говорит Кора, когда я отъезжаю от тротуара.

Ее внимание по-прежнему сосредоточено не на мне, и она даже краем глаза не смотрит в мою сторону.

— Больше нет. Уже больше года нет.

— Ну, я думаю, она хотела бы снова быть с тобой.

Кора сжимает пальцы на коленях, пока они не превращаются в маленький комочек. Она ревнует? Она ревнует, это видно по ее виду и по голосу.

Я был бы чертовски счастлив, если бы не беспокоился, что длинный язык Дженни все испортил.

— Мы с Дженни никогда не были вместе как пара.

Я оглядываюсь, но Кора не поворачивает головы и не отводит взгляда от лобового стекла.

— И даже если она и заинтересована в возобновлении отношений, я — нет.

Пока я совершаю короткую обратную поездку в мотель, в машине царит тишина. На сегодня интервью больше не будет. Я солгал, чтобы убраться к чертовой матери, пока Дженни не сказала что-нибудь, что могло бы усугубить ситуацию, что она могла бы сделать, если бы добровольно рассказала больше о наших прежних связях.

Приближаясь к мотелю, я протягиваю руку и накрываю сжатые в кулак ладони Коры своими.

— Прости, что поставил тебя в такое неловкое положение.

Теперь она смотрит на меня.

— Ты не обязан передо мной извиняться или что-то объяснять, но…

— Но что? — спрашиваю я, разжимая ее сжатые пальцы, чтобы переплести свои с ее.

— Но было бы приятно узнать, что я брала интервью у одной из твоих бывших — кем бы она ни была. Жаль, что я не знала этого до того, как начала говорить.

— Это изменило бы ответы на вопросы, которые ты задавала?

— Нет, но это изменило бы то, что я сказала.

На ее щеках вспыхивает румянец.

— Я не знаю, почему я рассказала так много информации.

— Какой информации?

— Просто… разные вещи. О тебе. Обо мне. В основном о тебе.

С ее губ срывается легкое ворчание, которое, вероятно, является разочарованием, но звучит очаровательно, как у котенка.

— Только что я задавала ей вопросы из своего списка, а в следующую минуту я…

Она качает головой и вырывает свои руки из-под моих.

— А в следующую минуту ты что? — спрашиваю я, сворачивая на стоянку мотеля.

Припарковавшись на своем обычном месте рядом с офисом, я заглушаю двигатель, затем нежно беру ее за подбородок и поворачиваю ее лицо к себе.

— Дженни пела для тебя?

Я могу представить себе это так, как если бы я был там… Дженни использовала свой голос, чтобы Кора могла описать его для статьи.

— Она сирена, Кора. Именно так они заставляют людей выполнять их приказы.

— И ты думаешь, она сделала это, чтобы я поговорила о тебе?

— Вполне возможно. Я, вероятно, обратил на это ее внимание, когда позвонил, чтобы перенести твое собеседование. Потом, вчера вечером я повел тебя на футбол, а я никогда раньше не водил туда женщину. Монстры сплетничают так же часто, как и люди, так что, возможно, она уже слышала об этом понаслышке. Сегодня я поведу тебя в город… Если она думает, что между нами что-то происходит, я вижу, что она пытается этому помешать.

— Потому что она хочет, чтобы ты вернулся.

Я качаю головой.

— Раньше она не хотела быть со мной, во всяком случае, в смысле настоящих отношений. Но она также не хотела, чтобы я расставался с ней.

— Ты порвал с ней, потому что хотел серьезных отношений с ней?

— Не обязательно с ней. Я просто хотел отношений. Я устал от женщин, которые приходили ко мне, чтобы хорошо провести время. Я был готов к тому, что кто-то захочет меня и в другие моменты.

— Ты когда-нибудь находил этого кого-то? — тихо спрашивает Кора.

— С тех пор у меня никого не было.

Черт возьми, я собираюсь это сделать. Я провожу большим пальцем по ее нижней губе и наклоняюсь ближе.

— Только ты привлекла мое внимание.

— Ты собираешься поцеловать меня? — шепчет она, и ее зрачки расширяются, когда я высовываю язык. — Ты можешь поцеловать меня?

— Это будет отличаться от того, к чему ты привыкла, потому что форма моих губ не такая, как у тебя.

— Я ни к чему не привыкла. Я пишу колонки о знакомствах и сексе, но с тех пор, как я устроилась на работу, у меня не было ни парня, ни свидания.

Это три года. Она сказала мне, что уже три года ведет колонки. Я не знаю, почему мужская часть населения земли так сильно упустила эту возможность, но я не собираюсь делать то же самое.

— Ты…

Она прикусывает нижнюю губу, покусывая ее до тех пор, пока та не становится влажной и рубиново-красной.

— Спроси меня о чем угодно, Кора, и я дам тебе честный ответ. Может, я и змея, но я не прячусь. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.

— Ты кусаешься?

— Только если ты сама этого захочешь, милая, — говорю я, растягивая губы в самом близком к улыбке выражении, которое у меня есть.

— Это нормально? У тебя были женщины, которые хотели, чтобы ты их укусил?

Рассказывать ей о прошлых встречах — это последнее, о чем я хотел бы говорить, но я сказал ей, что отвечу на все вопросы.

— Да. Некоторым людям нравится этот кусочек. Если это не для тебя, я не буду этого делать, и никогда не буду скучать по этому.

— Но тебе это нравится. Кусаться. Тебе нравится это делать.

— Мне нравится доставлять удовольствие. Что это включает в себя, зависит от каждого человека.

— Откуда ты знаешь, чего кто хочет? Откуда мне знать, хочу ли я чего-то, если у меня этого никогда не было?

— Открытия и эксперименты — это часть удовольствия, — говорю я, обхватывая пальцами ее запястье и поднося его ко рту, чтобы запечатлеть поцелуй на точке, где бьется пульс.

— Твои губы более сухие, чем я ожидала. И упругие. Не такие, как у меня.

— Моя анатомия во многом отличается от анатомии человека.

Ее брови приподнимаются, а губы складываются в круглую букву «О», которая так красиво смотрелась бы вокруг моего члена.

— Ты говоришь о своем…

Ее взгляд падает на мои колени.

— Это Дженни имела в виду, говоря о твоем другом зеленом монстре? Что он другой?

Если есть шанс, что все пойдет так, как я надеюсь, лучше всего выложить карты на стол сейчас.

— Кроме того, что ты боишься змей, ты что-нибудь о них знаешь?

— Не так уж много. Я знаю, что некоторые из них опасны, а некоторые — нет, и не всегда очевидно, какие именно. Я выросла в сельской местности, и змеи были обычным явлением во дворе и в лесу за его пределами. Мои старшие братья ловили кукурузных змей и ужей-подвязочников и мучили меня ими. Я знаю, что это были шутки с безобидными змеями, но я все равно их боялась. И вот однажды, когда мне было девять, я была в поле, и мои братья начали кричать на меня, чтобы я убиралась подальше от змеи. Я подумала, что они смеются надо мной, и решила положить этому конец, показав им, что не боюсь прикоснуться к этой дурацкой змее. Это оказалась гремучая змея, и она не оценила мою храбрость. Худший момент в моей жизни.

И вот оно. Травма, из-за которой она упала в обморок, когда встретила меня. Переживания, которые оставались с ней на протяжении двадцати гребаных лет, не прошли за пару дней, как бы мне этого ни хотелось. Мне не следовало даже шутить о том, чтобы укусить ее. Легкомысленный идиот. Удивительно, что она все еще со мной в этой чертовой машине.

Ее брови сходятся на переносице, когда я убираю руки и отступаю назад, давая ей пространство.

— Я рассказала тебе все это, потому что хочу, чтобы ты знал, чтобы лучше понимал мое сумасшествие.

— Ты не сумасшедшая, Кора.

— Это вопрос мнения, и многие из тех, кто меня знает, не согласились бы с тобой, но это хорошо, что ты так ко мне относишься.

— Я по-разному отношусь к тебе. После того, что ты пережила, у меня нет к тебе деловых чувств. После того, как я узнал тебя всего за несколько дней.

— Тогда, должно быть, я тоже не имею права испытывать такие чувства, — говорит она, поворачиваясь на сиденье лицом ко мне. — Но я не собираюсь извиняться за то, что чувствую, или притворяться, что этого нет.

Она вздыхает, когда я не отвечаю.

— Все в этом для меня ново. И это пугает, но не потому, что я боюсь тебя. Не боюсь. Я не вижу змею, когда смотрю на тебя. Я вижу мужчину.

— Но я змея.

Я открываю рот достаточно широко, чтобы показать свои клыки. Они расположены рядом с небольшим рядом человеческих зубов, оставшихся после трансформации. Мои клыки маленькие по сравнению с клыками настоящей змеи, но они достаточно длинные и острые, чтобы прокалывать кожу.

— Если я поцелую тебя, ты почувствуешь мои клыки, даже без укуса.

— Возможно, к этому придется привыкнуть, но, если ты будешь терпелив со мной, я привыкну.

— Тебе не нужно «привыкать» к поцелуям, Кора.

— Разве это не мне решать?

Игнорируя ее вопрос, я перехожу к следующему блюду, которое, я знаю, покажется ей отвратительным.

— Когда мы пойдем куда-нибудь ужинать, я не буду заказывать что-то из меню, потому что не ем то, что едят люди.

— Хорошо, тогда мы никуда не пойдем. Мы останемся дома и приготовим все, что ты захочешь.

— Я ничего не готовлю. Мои блюда всегда сырые.

— Любишь суши? — спрашивает она тихим голосом.

Я качаю головой. На этом мое общение с ней заканчивается. Как я и предполагал, так и будет, хотя и пытался обмануть себя, заставив поверить, что мы в начале чего-то великого.

— Я плотоядный, который заглатывает пищу целиком, как это делают змеи, потому что я такой и есть. Я ем мышей, лягушек, слизней, червей, жуков… и других хищных существ. Иногда они мертвые, а иногда и нет. Но их никогда не готовят, а я не жевал пищу больше двадцати лет.

— Это…

Я вижу, как крутятся шестеренки в ее прекрасной голове, и я знаю, куда они заведут ее… как можно дальше от меня. Я знал, что она покинет Кричащий Лес и никогда не вернется. Ожидать чего-то другого… черт возьми, надеяться на другой исход… было бессмысленно с самого начала. Раз уж я довез ее так далеко, то могу и довезти до конца пути.

— Я пью только воду, и то в небольшом количестве. У меня в квартире тоже есть огромная ванна, и мне приходится отмокать в ней каждый вечер. Именно так я получаю большую часть воды… через кожу. Что касается комментариев Дженни о моем зеленом монстре… или монстрах… я похож на моих родственников-змей, их у меня два.

— Два… чего?

— Два члена. У змей два пениса. Это одна из физиологических особенностей, которые я унаследовал, когда стал монстром. Только змеиные пенисы остаются в теле до тех пор, пока в них не возникнет необходимость, а у меня — нет. Они расположены снаружи, такого же положения и размера, как и человеческие пенисы, но теперь у меня их два.

— И они оба… функционируют?

— Полностью.

На самом деле, они работают так хорошо, что сейчас они оба стоят просто потому, что я знаю, что Кора думает о них. Целеустремленному телу, черт возьми, наплевать, что я не в ее вкусе, потому что она в моем вкусе. Я никогда никого не хотел так, как хочу ее.

Краем глаза я замечаю какое-то движение внутри офиса и, повернувшись, встречаюсь взглядом с братом через стекло. Он указывает на телефон в своей руке, затем на меня, поднимая вверх большой палец, когда я киваю.

Я поворачиваюсь к Коре, указывая большим пальцем в сторону кабинета.

— Мой брат сигнализирует мне, что мне нужно ответить на звонок.

— Это твой брат?

Ее глаза широко раскрываются, когда она заглядывает в кабинет.

— Он человек.

— Джимми был слишком мал, чтобы пойти на вечеринку в честь Хэллоуина. Ему тогда было всего десять.

Между ее бровями пролегают морщинки, а губы шевелятся, когда она мысленно подсчитывает.

— Ему тридцать один? — спрашивает она, и я киваю. — Мне двадцать девять. Я никогда не думала спросить, сколько тебе лет.

— Сорок.

— Ну, ты выглядишь ни на йоту не старше снейктина (прим.: змея-подросток), — говорит она, улыбаясь.

Милая. Это так чертовски восхитительно, что мне приходится сознательно сдерживаться, чтобы не ответить на поцелуй, который у нас почти состоялся.

— Твой брат красивый, — говорит она, и ее щеки заливает легкий румянец, а ресницы трепещут, пока она смотрит мне в глаза. — На мой взгляд, он немного бледноват, но красив.

— Хочешь, я тебя представлю?

— Нет, но иди и ответь на звонок. Я отняла у тебя достаточно времени.

Кора отстегивает ремень безопасности и открывает дверцу, замирая, одной ногой в машине, а другой — снаружи.

— Спасибо, Лерой. Твое терпение, доброта и честность изменили, ну… все.

— Пожалуйста, — говорю я и, дождавшись, пока она закроет за собой дверь, добавляю: — мисс Бентон.

Я снова один, одинокая змея. Несмотря на постоянный поток гостей, друзей, родственников и доступных любовников, я одинок. Из всех змеиных качеств, которыми я обладаю, это единственное, что я хотел бы изменить. Наблюдая, как Кора пересекает парковку и входит в свою комнату, ни разу не оглянувшись, я понимаю, что мое будущее — это узкая тропинка, по которой я пойду в одиночестве.

Кора

Он собирался поцеловать меня. Поцеловал бы, если бы я могла контролировать поток убивающих настроение комментариев, которые слетали с моих губ. Даже когда я хочу быть кокетливой или соблазнительной, моя неловкость все портит.

Громко застонав, я переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Вместо того, чтобы спрашивать, собирается ли он поцеловать меня, я должна была сказать ему об этом. А еще лучше, я должна была сделать шаг и поцеловать его. Мы могли бы прямо сейчас быть в его комнате, целоваться и прикасаться друг к другу, а то и больше…

Страстное желание и осознание охватывают меня между ног, и я просовываю руку под свое распростертое тело, прижимая два пальца к клитору. Я мастурбировала в этом номере мотеля больше раз, чем в своей квартире, где прожила три года. Даже те несколько раз, когда я это делала, это было вынужденным и тусклым. Это было похоже на обязанность, которую я должна была выполнять, чтобы иметь хоть какое-то подобие легитимности в качестве автора колонок о том, как заниматься сексом. Я была обманщицей. Пугливый, самодовольный автомат, скользящий по поверхности жизни.

Жить и быть живой — две разные вещи. Теперь я это знаю. Я ожила, когда встретила Лероя. Даже в тот первый момент страха я была более живой, чем когда-либо… Я не знаю, как долго, но это ощущение незащищенности было ужасающим.

Мне снова было девять лет, и я хотела спрятаться от монстров. Убежать и отгородиться от всего, что не гарантировало безопасность. Осознанно или нет, но именно так я прожила всю свою жизнь. Я не хочу так прожить остаток своей жизни.

Я лучше испугаюсь, чем оцепенею. Я скорее рискну почувствовать боль, чем упущу шанс почувствовать все остальное.

Даже после всего, что он мне рассказал, я еще многого не знаю о Лерое. И то, что я только что узнала… важно. Различия между нами, наверное, должны пугать меня, но, когда я представляю, какие ощущения были бы от прикосновения его зубов, языка и кожи комне, во мне нет и тени страха, только трепетное желание почувствовать все это. Всего его.

Я могла бы сказать ему это еще в машине. Когда он пытался отпугнуть меня своими змеиными фактами, а у меня не было ни малейшего желания убегать… Я могла бы прямо тогда сказать ему, что это не сработает. Что все это не имеет значения, потому что я влюбляюсь в него.

Я все еще не собираюсь ему говорить. Сегодня вечером я собираюсь показать ему.