Цепляясь за протянутую руку и отталкиваясь ногами от каменной стены, Тца преодолела последние футы. Перекатившись через гребень скалы, она услышала, как что-то просвистело мимо уха. Девушка отпустила Эмилио и легла ничком, так что только голова свешивалась за край.
Бородатый всадник был всего в нескольких шагах от основания скалы. Он отдавал приказания трем другим пиратам, те как раз приготовились швырять камни. Все четверо смеялись.
Снизу донесся плач висящего на стене парня.
— Помогите, — взмолился он. — Я больше не могу.
Тца повернулась к Эмилио и крикнула:
— Подержи мне ноги!
Он наклонился и сделал, как ему велели, в то время как девушка сдернула с шеи пращу.
— Спусти меня, — крикнула Тца.
Эмилио опустил ее, и Тиццана протянула Филиппы петлю. Разматывать веревку целиком не имело смысла: она не выдержала бы его веса.
— Хватайся, — велела девушка. — Быстро.
Непохоже было, чтобы Филиппи решился разжать пальцы, намертво вцепившиеся в скалу, но тут камень угодил ему в спину. Парень взвизгнул, потянулся вверх и ухватился за пращу.
— Тяни! — заорала девушка.
Они с Эмилио старались изо всех сил. Филиппи отчаянно карабкался по стене и в конце концов оказался в безопасности наверху. Но едва это произошло, веревка выскользнула из окровавленных пальцев девушки. Филиппи также не смог удержать ее, и праща полетела вниз.
Довольно долго все трое лежали, судорожно хватая ртами воздух. Наконец-то под ногами твердая опора, массивная скала. Дыхание начало успокаиваться, и вдруг Тца услышала знакомый звук.
Ж-ж-ж!
Девушка осторожно подползла к краю.
— Нет!
Она услышала окрик Филиппи, но не остановилась и посмотрела вниз.
Пират раскручивал над головой ее пращу. В тот момент, когда девушка выглянула за край, он выпустил камень — конечно же, неподходящего размера и формы, да и орудовал он пращой неумело, — и тот врезался в каменную стену прямо перед метателем. Мужчина рассмеялся и шагнул назад. В этот момент сидящий на лошади вожак что-то ему сказал. Тот поклонился, запрокинул голову и обратился к Тиццане:
— Хасан-паша говорит, что видел тебя там, внизу, с этим. — Он поднял пращу. — Ты убил многих его людей. Он говорит: ты прекрасный юный воин.
Странно было слышать от араба корсиканскую речь, но Тца знала: многие из захваченных в рабство обращались в магометанство, после чего их отпускали и поручали возглавлять налеты народные земли. И конечно, каждый слышал о Хасан-паше, алжирском дее — самом страшном среди работорговцев, самом жестоком и жадном.
Так вот, значит, кто таков этот бородач! Он снова заговорил. Выступавший переводчиком корсиканец выслушал его, кивая, затем посмотрел вверх.
— Хасан-паша говорит: ты можешь спуститься вниз, юный господин. Присоединиться к нему. Ему нравятся хорошие воины. Когда обратишься в ислам, сможешь сражаться вместе с ним, разбогатеть вместе с ним. Твои друзья станут твоими первыми рабами.
Снизу снова раздался смех. Тца услышала, как Эмилио что-то проворчал. А затем ярость, которая до сих пор тлела внутри, охватила девушку с такой силой, что на какое-то время стало трудно дышать.
— Ну? — обратился к ней мужчина. — И какой ответ ты дашь ему?
— Вот какой, — сказала Тца, поднимаясь на ноги.
Пусть праща ее в чужих руках, а подобранный с земли обломок скалы непригоден для метания, но рука никогда прежде ее не подводила, и девушка, вложив в движение всю силу и зоркость, метнула камень прямо в голову Хасан-паше.
«Фортуна», — произнесла она в момент броска, но удача — отчасти, по крайней мере, — сопутствовала дею: в последний миг он отклонился, и снаряд угодил в шлем, а не в лицо. Тем не менее резкий звук и неожиданный рывок всадника напугали породистого жеребца; он развернулся на месте и понесся к городу. Хасан-паше пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться в седле. Предатель-корсиканец в изумлении наблюдал за разыгравшейся сценой, затем, не говоря ни слова, в сопровождении спутников бросился вслед за предводителем.
Эмилио, подобравшись к краю, видел все, что произошло.
— Ты ненормальная, — изумленно прошептал он.
Тца повернулась к парню и прорычала:
— Возможно.
Она чувствовала внутри какое-то волнение. Девушка посмотрела на небо. Не было еще и полудня, но… Ночью будет полная луна.
Хныкающий Филиппи сосал окровавленные руки.
— Пожалуйста! Может, пойдем?
— Куда?
— Спрячемся в маки.
Эмилио медленно поднялся на ноги.
— Зачем? Они не станут нас ловить, несмотря даже на ее безумную выходку. Внизу они найдут легкую добычу. Смысл им гоняться за нами?
Тца окинула взглядом город. Клубы дыма быстро поднимались к небу. Большинство домов в Сартене сделано из местного гранита, но и деревянных строений достаточно, чтобы дать обильную пищу огню.
— Ладно, можете идти, куда желаете. Я должна вернуться к своему стаду.
Солнце еще стояло высоко, но до восхода луны ей нужно проделать длинный путь.
— Что? — Эмилио схватил девушку за руку, но она тут же вырвалась.
Парень уставился на Тиццану.
— Дождись, когда работорговцы отчалят.
— Зачем?
— Зачем? — переспросил он недоуменно. — Затем, что они не смогут забрать всех. У них просто не хватит места на кораблях. Да и кроме того, работорговцев прежде всего интересуют достаточно сильные люди. Остальные спасутся, кто-то скроется в горах. Мы должны остаться, чтобы помочь им вернуться к нормальной жизни.
— Вы должны. А у меня козы не доены. — Она собралась уходить, но остановилась и обернулась к Филиппи. — Найди моего пса, он будет где-то возле дома. Пригляди за ним. Я вернусь забрать его примерно через месяц.
В глазах парня читалось колебание.
— Ты мой должник. Если бы не я, быть бы тебе рабом.
Филиппи посмотрел на девушку, утер нос и кивнул. Эмилио переводил изумленный взгляд с одного на другую.
— Твой пес? — воскликнул он. — А что с твоей семьей?
Тца отступила на шаг.
— Мертвы.
— Отец?
Она остановилась. Только этим утром папа рассказал, что сестра, которую Тца едва помнила, скончалась. Тогда у нее не нашлось слез, чтобы оплакать Миранду. Сейчас не было слез оплакивать отца.
— Мертв, — ответила она и отвернулась.
Тца прошла полсотни шагов и снова замерла, услышав голос Эмилио. На этот раз в нем не звучало изумление. Скорее, интонация напоминала ту, с какой Фарсезе разговаривал с ней утром возле церкви.
— Что ж, — насмешливо протянул он, — тогда невесте лучше поискать дядюшку, чтобы тот стал посаженым отцом.
Девушка медленно обернулась.
— Ты не слышал, что я сказала? Мой отец мертв. Договор между нашими семьями потерял силу.
— Может, он и мертв, — протянул Эмилио, подходя к ней: улыбка озаряла его пригожее лицо. — Но помолвка наша по-прежнему действительна.
Тца наблюдала, как он медленно приближается, слишком ошеломленная, чтобы произнести хоть слово.
— Но с чего бы, — наконец вымолвила она, — ты захотел взять меня в жены?
Эмилио рассмеялся. Жестокий это был смех.
— Не тебя. Вашу землю. И если цена за нее — ты… — Он пожал плечами. — Ну что ж.
Девушка покачала головой.
— Неужели она столь ценна?
— Да, — кивнул парень. — Она соединит два наших участка, примыкающих к дороге в порт Бонифачо. Это оживленный торговый путь. Особенно теперь, когда предстоит восстанавливать город. Можно будет заработать кучу золота.
В груди девушки закипал гнев.
— Да как ты смеешь говорить об этом сейчас? Когда твои родные, соседи или убиты, или их с минуты на минуту угонят в рабство на всю оставшуюся жизнь!
Парень пожал плечами.
Она сплюнула.
— Меня от тебя тошнит.
— Надеюсь, в нашу брачную ночь ты так не скажешь.
Ярость и отвращение грозили захлестнуть ее. Будь у нее сейчас праща, Тца бы недолго думая метнула камень в голову мерзавца. Она почувствовала, как внутри нарастает рычание, и подумала: может, уже значительно позже, чем ей кажется? Затем взяла себя в руки, сделала один глубокий вдох, другой. Гнев сейчас не поможет. Надо придумать что-то другое.
Девушка посмотрела мимо Эмилио на город. Ветер переменился и теперь разрывал столбы дыма на клочки, донося до Горы Дьявола запах разрушения. Тца глубоко вдохнула, и у нее закружилась голова, затем выдохнула и заговорила:
— Я не могу пока ответить тебе…
— Ответ может быть только один. Нарушишь договор, и Маркагги потеряют все, чем владеют.
Она набрала в легкие побольше воздуха, успокаивая себя.
— Что ж, наверное, так и будет. Мне надо обдумать это, все обдумать. Тогда я дам тебе ответ.
Лицо Эмилио озарилось триумфом.
— Так что ты при любом раскладе окажешься в выигрыше. Каким именно будет расклад, я скажу тебе через месяц.
— А зачем мне ждать, — усмехнулся парень, — если я все равно останусь в выигрыше?
«Дыши глубже. Вдохни дым».
Снова закружилась голова. И опять это чувство, которое она уже испытала, проснувшись сегодня рано утром в погребе: странное чувство… Будто внутри нее есть кто-то еще. Оно отличалось от обычного рычания, но было схоже с ним.
Тца поднесла руку ко лбу.
— Мы не сможем… Не сможем пожениться еще полгода. Пока я буду носить траур по отцу.
— Но мне все же нужно твое согласие. Чтобы подготовиться.
Девушка пошатнулась. Эмилио сейчас стоял прямо перед ней, он протянул руку, чтобы поддержать ее.
— Ты в порядке? — спросил он.
«Дыши глубже. Вдохни дым. Что это? Кто?..»
Тца открыла глаза, взглянула на парня. На лицо, которое могло бы быть красивым, если бы не жестокость в глазах и изгибе рта. Она выдавила из себя улыбку и произнесла:
— Я в порядке. И мне пора вернуться к козам. Приходи, чтобы услышать мой ответ через… — Она снова покачнулась, затем выпрямилась. — Через месяц. У меня в убежище нет ни календарей, ни часов, поэтому приходи ровно через месяц. В ночь полнолуния, за час до восхода луны. Я встречу тебя у камней Каурии.
Он хотел сказать девчонке еще кое-что, удержать ее, но та легко высвободила правую руку — руку, которой раскручивала пращу, — из его хватки. Странно, но движение отдалось в мышцах болью. Наверное, слишком много работала с оружием, решила Тца, развернулась и, потирая больное место, зашагала к холмам.
Она спустилась в распадок и исчезла из поля зрения молодых людей. Здесь девушка остановилась и, жадно глотая ртом воздух, припала к стволу каштана, чтобы удержаться на ногах. Город отсюда уже не был виден, но Тца по-прежнему ощущала запах пожара.
«Дыши глубже. Вдохни…»