Вельтаншаунг. Уровень второй

И мое сердце остановилось

Локация: точка спавна

Меня зовут Мишкой Зверевым. Знаменитому чудику модельеру, который еще и поет, я просто однофамилец. Не родственник, слава богу. Я ученик 7 «М» класса.

«М» – значит «математический». В нашем лицее еще есть «Н» – нормальный, да «Ашки» – коррекционный, то есть куда собрали всех отстающих и откровенных двоечников.

В общем, я обычный пацан. Не зубрила, не хулиган.

В тот день, когда все завертелось, мы с друзьями были у меня дома. Каникулы только начались, и жизнь казалась прекрасной.

Да, мы валяли дурака. Играли в телефонах, спорили, ходили в кафешку трескать «вкусняшки» и запивать это вредной колой, пока родители не видят.

Я подвязался пройти старинную игруху, где нужно было мочить в замке всяческих фашистов, чтобы в конце завалить еще и босса.

Димон Старцев был уверен, что меня непременно срубят чуть ли не на первом уровне, что было очень обидно. Конечно, я не такой упертый геймер, как Димка, но тут во мне гордость взыграла. Назло хотелось именно победить. Тем более, ничего сложного в прохождении не предвиделось.

Но поначалу, я действительно, пару раз «лажался». Это только подхлестывало и заставляло снова рваться в бой. А потом мы отлучились в кафе, оставив ноут открытым. Наверное, зря.

В общем, когда мы снова ввалились в мою квартиру, я услышал голоса, точно забыл выключить телик. Ну, ясное дело, я скинул обувь и заглянул в зал. Выдернутый из розетки провод от телевизора мирно лежал на тумбочке. Это удивило. А потом я осознал, что в соседней комнате разговаривает мой комп.

Я метнулся, точно ошпаренный; оттолкнул Димона, заходящего в туалет, кинулся на голоса.

Стас Рублев, вышагнувший из своих кроссовок, проводил меня странным взглядом. Он – третий в нашей компании, и это именно он самозабвенно спорил с Димычем, что я пройду игру, а разбивал их дурацкий спор я.

Обычно Рублев, наоборот, сглаживает конфликты, а не раздувает из мухи слона. Но не в этот раз. Тут он специально втравил нас в противостояние. Даже не представляю, зачем.

Впрочем, со Стасиком всегда все сложно. Он молчалив, обидчив. Он всегда рядом, так, что можно подумать, будто стал нашей тенью. Сколько себя помню, он всегда с нами. Мне иногда кажется, что он – инопланетянин, особенный, присланный, чтобы исподтишка наблюдать за мной и Димоном. И, наверное, контролировать, чтобы мы не поубивали друг друга из-за того, кто главнее.

Я влетел в свою комнату.

Ну, так и есть! Мог бы и догадаться.

На клавиатуре, развалившись, дрых наш черный кот Патрик. Видимо, он, когда укладывался, лапами набрал сочетание клавиш, запустившее игру.

Мне бы посмеяться, но я почему-то рассвирепел.

Кот открыл глаза, испугался и быстро убрался восвояси, нырнув под диван, справедливо полагая, что он сделал что-то неприятное.

Я сел за ноут и тупо уставился на экран.

Секунду назад я отчетливо слышал голоса. И это была именно компьютерная озвучка. Что-то типа «Жизнь за Нарзула!»

А теперь в игре все молчали: напряженно, таинственно. Даже фоновой музыки не было. Неужели моему ноуту есть, что от меня скрывать?

Я насмешливо покосился на игровой скин. Иконка Блецковича задумчиво играла бровями, точно юнит пребывал в недоумении: что делать, куда бежать? Герой же, упершись носом в стену, мерцал, точно ослик, таранящий лбом преграду. Ему не с кем там было, в принципе, разговаривать. Разве только что с собственной электронной галлюцинацией.

Конечно, в теории, здесь вполне могла пробежать и очередная немецкая женщина из столовой или прачечной. Но тогда: где она? Почему ее не видно? Пообщалась, обиделась, что ней – спиной, да и вернулась назад, – трескать пирожные?

Юнит сейчас был здесь один, как перст. Уйти никуда он не мог: стена мешала. Вероятно, именно эта его принципиальная твердолобость и спасла ему электронную жизнь.

Тоннель подземелий тянулся в обе стороны, но нигде не было видно точки входа: кабинки лифта или любого другого незамысловатого спавна.

Я отчетливо помню, что перед уходом у меня оставалась последняя жизнь с уровнем ХП в 87%.

Однако сейчас игра выглядела совершенно не так. Все кардинально поменялось.

Во-первых, светились три полные жизни вместо одной.

Во-вторых, подмигивал полный индикатор заряда в 99 патронов.

В-третьих, появились: бронежилет и пуленепробиваемая каска.

Возникало подозрение, что пока мы с друзьями гуляли, кто-то тут за нас изрядно повеселился. Уж не кот ли, шалунишка?

По-крайней мере, Блецковича основательно прокачали.

И самое главное: друзья никогда не бывали в этой локации. Димон сразу так и сказал у меня за спиной.

Наверное, заботливый кот запустил новый, вероятно, скрытый уровень. И только по чистой случайности неуправляемого Блецковича тут же не укокошили…

Возможно, охрана – так же тупо ждет его впереди. И очень хорошо, что мой домашний любимец не завалил парочку позорных фашистов, топая по клавиатуре, точно слон в посудной лавке. А ведь мог.

Это счастье, что пока не было трупов. А то мигом набежали бы автоматчики со всех сторон. Патрик хвостом не отмахался бы.

Я представил себе, как мой зверюга с грозным «Мя-у-у-у-ять!» сидит за ноутом и долбит по клавишам. В зубах – сигара, в лапе – дымящаяся кружка кофе и характерный прищур красных от недосыпа глаз. Да, это казалось забавным.

Но сейчас виновник скрывался под диваном. И в доме все было на своих местах. Кактус не опрокинут, светящийся мячик со стола не утащен. Удивительно. Я даже подумал, что кот стал другим: более флегматичным.

Или, все-таки, вместо обычных развлечений он все-таки играл вместо меня за ноутом?…

Я потряс головой, вытряхивая из нее мусор глупых и несвоевременных мыслей.

На экране, по-прежнему, простирался пустой коридор, но…

Но даже оформление разительно поменялось, словно кто доставил патч или я оказался в версии игры 2.0.

Во-первых, на стенах не было полотнищ со свастиками. Отсутствовали парадные портреты фюрера. И даже не осталось барельефов с нацистским гербом. Словно все это рисовалось и в иное время, и другим дизайнером.

И это еще не все.

Не знаю почему, но я был абсолютно уверен, что фашистов в этих стенах нет. Они давным-давно убиты. По-настоящему.

Я еще подумал, что можно закрыться без сохранения, загрузиться из сохраненной версии, но уверенности, что когда-либо я снова окажусь именно в этой локации – у меня не было.

И это – совсем другая игра!

Возможно, я, вообще, перенесся в иную, соседнюю реальность. В чужое, распараллеленное время, в котором не только старый шутер отличается от моей новой «бродилки», но где даже в реальности Вторую мировую войну выиграли вовсе не советские солдаты, а одни американцы, к примеру.

Я чувствовал, как за спиной пыхтели друзья. Они подошли как-то одновременно с обеих сторон. Они тоже пару минут переваривали увиденное. Я даже на секунду усомнился: настоящие ли они или тоже какие-нибудь «обновленные».

– Фига себе! – раздался наконец характерный возглас Стасика. – Я шизею в этом зоопарке!

– Сам в шоке! – вздохнул я, узнавая голоса своих балаболов. – Чего делать-то? Перегружаемся?

– Да ты чо, Миха? – Димка тоже открыл рот. – А если эта красота не сохранится? Мы же тогда никогда не узнаем, что это за подарочек подвалил. Давай отскриншотим, а потом поищем в сети, что это за зверь и с чем его едят.

Я обернулся к друзьям:

– Димон, ты тоже, реально, не видел этой локации?

– Зуб даю! – мотнул головой, ступивший вперед Дима. – А еще: здесь артефакты убираются в вещмешок и больше не отсвечивают, а подсчитываются лишь на переходе к следующему уровню. Бронежилеты, каски – все это бывало, но никогда не появлялось под иконкой.

– Значит: абгрейд? – хмыкнул я. – Так что: играем?

– Еще какой! – в голосе друзей, вздохнувших в унисон, звучала зависть. – Конечно, садись. Самим не терпится посмотреть.

Я плюхнулся в кресло, но уловил, как воздух возле меня дрогнул, точно возле уха пронесся шальной стриж.

– Что за.… – договорить я не успел.

В игре в тот же миг лязгнули открывающиеся сейф-двери: смачно, словно ноутбук только того и ждал, когда я плюхнусь за клавиатуру, словно это не я сел поиграть, а он, компьютер, дождался, меня, чтобы использовать мои руки для собственной жизни.

Звук понесся со всех сторон. Я не понял: сзади он шел или спереди. Но, точно, не из динамиков. Правда, понял я это только позднее.

Мои пальцы легли на клавиши. Мышка нервно дернулась и застыла в ожидании первого врага.

И вдруг в реальности, позади меня, раздался странный, гортанный голос:

– Скажи папочке: «Прощай!»

Звук раздался из-за моего левого плеча.

Я дернулся. В шутере мой Блецкович шмальнул шальным одиночным выстрелом.

Я обернулся. Димка стоял с остекленевшим взглядом, и, похоже, даже не дышал. А вот рядом с замороженным другом оказалось странное бородатое существо с рогами. Больше всего гость походил на дьявола, каким его рисуют во всех стрелялках.

У гостя не было амулетов, посоха и прочих артефактов власти, зато от него несло серой, порохом и еще прорванной канализацией. Как он здесь появился?

Существо подмигнуло и внезапно ударило меня обеими руками в грудь.

Меня отшвырнуло спиной прямо на любимый ноут. А потом…

А потом я очнулся в странном помещении с отсыревшими стенами и тусклой желтой лампочкой под самым потолком.

В углу, в старой пыльной паутине, важно сидел толстый волосатый паук размером с десятирублевую монету. Мне казалось, что он удивлен не меньше меня.

Я поднялся на ноги. Комната не имела окон, зато в приоткрытую дверь тянуло холодным воздухом.

Из стены раздался зловещий театральный смех. Я поежился.

А потом донеслись слова:

– Стас, что за фигня?

– Димон, не шуми!

– Да что с ним?

– Димыч, дыши глубже. Миха, походу, глюки поймал. Он на тебя кинулся, а ты его неудачно оттолкнул. Как все не вовремя!

– Стас, похоже, он не дышит!

– Он просто упал. Крови нет. Ноут не вырубился, поражения током нет. Не ори, Демон! Еще не все так плохо, как кажется. Звони скорее в «Скорую» и родителям.

– Стас… А нам ведь не поверят. Ну, что он первый, что он сам кинулся.

– Димыч, не о том думаешь! Черт! У меня на телефоне батарейка сдохла! Ну, и чего стоишь?!!! Звони!!!

– Скорая помощь? – в голосе Димона сквозила истерика. – У нас несчастный случай. Мальчик ударился об комп. Он, кажется, не дышит. Скорее! Да, это произошло только что. Адрес? Стас, какой у Михи адрес?

– Слышь, а ведь я того, пульса, правда, не чувствую. Нужно искусственное дыхание делать. Черт, как?

Я с тоской осознал, что друзья говорят по ту сторону стены. Они остались где-то там. Возможно, я умер и попал в Чистилище для геймеров. Чтобы выйти из него, ясное дело, нужно пройти все испытания: левел за левелом.

Даже умереть по-человечески не дали!

Впрочем, если я слышу пацанов, но не вижу их, то, возможно, клиническая смерть не наступила и у меня есть шанс вернуться назад. Нужно лишь пройти эту загробную игру! А если это и не так, что-то делать, все равно, нужно!

Я оглядел комнату. Похоже на тюрьму, какими их рисуют в игрушках. Не знаю, чем они отличаются от настоящих, ведь реальных узилищ я никогда не видел.

Но я не могу вот так просто загреметь за решетку! Все-таки – несовершеннолетний. Наркотой не балуюсь, учусь нормально: с тройки на четверку, даже не курю. За что меня в исправительную колонию?

Или я, в самом деле, ударился головой, и сознание мое провалилось в игру? А тело валяется дома, медленно умирает. Так вот ты какая, кома!

Что ж, нужно найти выход. Если я останусь сидеть и жалеть себя, то, наверняка, умру и в реальности. Мозг ведь не сразу распадается. А сердце еще перезапустить можно. Нужно только успеть. Бывает и «Скорая» вовремя приезжает.

Я отправился к двери.

Голоса друзей стали глуше.

Похоже, я двинулся в другую сторону. Но иного пути здесь нет. Слушать причитания парней не хотелось, а выход отсюда был только один.

Если я в игре, то вскоре найдется оружие, патроны и еда. Всех убью, один останусь! И тогда меня выпустят домой. Наверное…

Я толкнул железную дверь, та со скрипом открылась. Я сжался от ужаса. Но никто не кричал, не бежал меня расстреливать.

Секунда – и я выглянул наружу.

Чистенько. Окурков не видать, стены граффити не разрисованы, в углах желтых разводов и пустых пивных бутылок не наблюдается. И, правда, не наш мир.

Коридор ведет только в одном направлении. По бокам – двери. Как в больнице. Точно. Очень похоже. Я приободрился, и смело двинулся до первого лестничного проема.

Свежий холодный воздух дул из вентилятора под потолком, но когда я миновал радиус его действия, все резко изменились. Теперь, с каждым шагом, воняло все отчетливей. Протухшим мясом или тухлыми яйцами – не знаю, но мерзость впереди ждала отборная.

В игре не должно быть запахов!

Впрочем, никто еще до меня в ноутбуки не проваливался, чтобы точно сказать, что там есть, а что невозможно.

Появились звуки. Но они меня тоже не радовали. Это подозрительно напоминало гул навозных мух.

Я поднялся наверх, повернул по коридору и вскрикнул.

На меня смотрел полуистлевший, сидящий у стенки на полу, труп фашиста. Над ним, и в самом деле, роились зеленые толстые мухи. Это мертвяк так вонял.

Тот демон, который, вытолкнул меня из реальности, тоже плохо пах, но с погибшим – он рядом не стоял.

Фашист сжимал в руках автомат.

Нужно забрать оружие.

Но страшно. А еще больше – противно.

Я сделал шаг вперед, протянул руку.

И вдруг челюсть мертвеца щелкнула. Наверное, сгнила и упала, но в тот миг я об этом не думал. Этот щелчок прозвучал как выстрел, и я с криком рванулся прочь, стараясь не оглядываться. Кто знает этих нацистов, может, они научились и зомби делать!

С воплями я проскочил вперед, налетел на запертую бронированную дверь, из-под которой торчало новое, разорванное пополам тело. Здесь воняло еще сильнее.

Я снова заорал, и вдруг осознал, что веду себя истеричная девчонка.

Я заткнулся. Но руки тряслись. И даже левый глаз дергался. Похоже, испугался не на шутку. А еще меня колотило.

Я понимал, что оставаться здесь нельзя. Или сюда спустятся живые фашисты. Или, что не исключено, дверь с той стороны заклинило, но тогда я и сам умру от голода и от вони.

Должен быть выход! В культовых играх тоже встречаются баги, но они никогда не влияют на возможность прохода до финала. Глюк, когда нет выхода из какой-либо локации, – это, скорее страшилка. Со мной этого здесь случиться не может!

Или может?

Вдруг я не в игре, а все это – лишь агония разума, мечущегося в умирающем теле. Отсюда и запах разложения. Мое сердце ведь остановилось – я сам слышал, как об этом кричали друзья. А с такими вещами – не шутят!

Хотя, какие там аллегории! Я здесь заперт. Это явно постарался тот самый Блецкович, псевдополяк, разведчик-машина, которого, наверняка, никогда не было в реальности. Это он поубивал здесь всех юнитов и прошел дальше.

Хотя, думаю, байты информации так не пахнут.

А еще: нормальные, живые Штирлицы по замкам не бегают и зомбарей с нацистами партиями не валят. Они методично прикидывались своими среди чужих, чтобы вовремя предупредить советский штаб о любых военных операциях немцев.

Все!!! Хватит!

Я набрал в грудь воздуха, постарался остановить истеричный водопад ненужных мыслей.

Нужно искать рычаг, кнопку аварийного открытия. Что-то здесь непременно должно быть!

И как только я успокоился, тут же бросилось в глаза, что в трех шагах от входа расположен рубильник. А ларчик-то просто открывался! Нужно только не бояться и не думать всякую ерунду.

Рычаг не хотел поддаваться, его заклинило. Я давил изо всех сил так, что даже слезы выступили, а руки посинели от напряжения. И, наконец, механизм скрипнул, протяжно простонал, поддался.

Дверь ворчливо открылась наполовину и застыла.

Ладно, протиснусь.

Придется, правда, пробежать по трупу. Мерзко.

Я зажал нос рукой и кинулся вперед.

Из-за того, что торопился, поскользнулся, ударился плечом так, что потемнело в глазах, но не упал, удержался, проскочил ужасный участок.

С той стороны ждала лестница, ведущая вниз и пара распахнутых дверей.

Запах был здесь нисколько не лучше. Зато отсюда был выход!

Я уже принял очевидное: это были те самые локации первого уровня, по которым я вел своего юнита. Счастье, что все нацисты погибли, а то меня уже несколько раз успели бы пристрелить. Оружие, все-таки, нужно раздобыть, но не у этих мертвяков, которых прямо сейчас жрут белые, толстые черви! Да к таким фашистам страшно приближаться, не то, что их разоружать!

Я заглянул в комнату офицера с рожками в белом кителе. Здесь, и правда, был раскрытый пустой сейф, шкаф, в котором висели мундир и шинель. Еще – стол и книжный шкаф. И пустое засохшее блюдечко из-под молока – кота не было здесь давно. Правильно, зачем ходить туда, где совсем не кормят! Да еще везде эта вонь!

Внизу, под лестницей, я обнаружил пустую казарму. Здесь воздух был чище, потому что работал кондиционер, и совсем не было мертвяков. Впрочем, я так и не обнаружил ни жаренных куриц, которые вечно раскиданы по игре в самых неожиданных местах, ни бокалов с пенящимся пивом, ни даже мисок с собачьим кормом. Обидно. Даже есть захотелось. И спать.

Но спать здесь, точно, не стоит. Сознание зависнет – и все, прощай даже игровая реальность! Жизнь – движение!

Я с сожалением покинул казарму, поднялся наверх, заглянул во взорванную лабораторию. Расстрелянный ученый-поляк лежал так, словно утомился и уснул.

Фашист, пришпиленный к стене, точно гигантская бабочка, висел, открывыв рот в безгласном крике.

Интересно, можно сейчас добраться до волшебного алтаря? И не вернет ли он меня обратно?

В следующей комнатушке вход в тайные комнаты был наглухо перекрыт битыми кирпичами и цементными блоками, обрушившимися после взрыва. Разобрать эти завалы в одиночку не представлялось возможным. Я с сожалением оглядел комнатушку.

Мигающая радиостанция, какие-то странные аппараты, колбы, реторты – резиденция творца Франкенштейна – не меньше!

Мое внимание привлек рычаг на стене, похожий на тот, которым я открыл бронированную заклинившую дверь. Удивительно, что рядом не видно никаких люков.

Я напряг память: был ли здесь рычаг раньше? Не уверен. Но точно одно: Блецкович на него не нажимал. Кто знает, в какие тайники может открыться дверь?

Сокровища, чащи, алмазные кресты… Вот только зачем мне все это барахло, которое еще придется таскать за собой. Я ведь не юнит, чтобы убирать находки в бездонный мешок и благополучно забывать о них!

И все же удержаться от искушения нажать на рычаг я не смог. Если в игре есть кнопочки, нужно их непременно надавить, иначе: зачем они здесь?

Да я и в реальности сделал бы также. Если есть что переключить, почему бы не посмотреть, что из этого получится?

Рычаг опустился на удивление легко, без скрипа.

Слева от меня раздался шум.

Я оглянулся и отпрыгнул. Стена уходила вглубь себя, освобождая освещенный проход тайного коридора.

Я вытер пот со лба. Да, когда играешь у монитора, таких ярких эмоций, конечно, не испытываешь. Наверное, каждому геймеру не помешало бы пройти путями Индианы Джонса хотя бы раз в реальности!

Жизнь ярче рисованных картинок!

Хотя, эмоции, конечно, схожи.

Я осторожно двинулся вперед, надеясь, что мне навстречу не выскочат стражники. У меня ведь были только кулаки. И никакого ножичка, даже перочинного.

Это была небольшая комнатушка с окном в форме бойницы. На столе лежал кожаный блокнот с изящным готическим гербом на обложке.

Я взял его, полистал. Написано от руки, но не по-нашему, наверное, по-немецки: «De profundis clamavi ad te, Domine: Domine! exaudi vocem meam!»[1]

И вдруг раздалась настоящая автоматная трель. Я дернулся, это меня и спасло. Пули легли совсем рядом, метя стену странным узором. Стреляли снаружи, из-за окна.

Я упал на пол, благодаря всех богов, что фашисты пока снаружи, а не прямо у меня на пути.

Под столом, словно ожидая меня, лежал новенький фашистский автомат с рожком, вставленным сбоку. Он был чистый, точно только что с завода. Он даже пах машинным маслом. Я это знаю точно, потому что пару раз помогал отцу возиться с его допотопным колясочным мотоциклом. Смазочные и бензинные ароматы мне не спутать ни с чем на свете! А это значит, ни один мертвяк автомат, точно не брал в свои поганые руки!

Что ж, значит, повоюем!

Я схватил оружие, вскочил и глянул в окно.

Внизу, этажом ниже, на улице стоял фашист и напряженно меня высматривал. Мы открыли огонь одновременно.

Стрелять оказалось совсем не забавно. Оружие было тяжеловатым. Да и жать на спусковой крючок нужно было по-настоящему, а не кликать мышкой, дожевывая бутерброд. А еще автомат дергался, как припадочный, больно отдавая в плечо.

Честно говоря, поначалу я целился, прижимаясь щекой к оружию, но когда автомат двинул мне по зубам, я мигом понял, что нужно держать автомат по-другому.

На лице вспух синяк. Я это понял, потому что иногда тоже дерусь во дворе. Только обидно, что схлопотал не от врага, а от собственного незнания. Блин, наверное, все-таки надо было лучше учиться в школе! Впрочем, теперь поздно ныть и сокрушаться.

Я снова упал на пол, прополз по-пластунски в другой угол и теперь уже выглянул осторожно, не высовываясь, как балбес. Фриц меня не заметил. Я подтянул автомат, прицелился в голову. И тут мне стало как-то жутко. Пусть это игра, но я никогда не стрелял в людей. И нет никакого значения, фашист он или совсем даже наоборот.

Я сглотнул. Если я его сейчас не убью, то дальше мне не пройти. И мое сердце там, в реальности больше уже никогда не забьется.

Я зажмурился и нажал на курок.

Короткая трель – и тишина.

Я открыл глаза. Немец лежал в неестественной позе. Я сделал это, я смог!

Я поднялся и распахнул разбитое выстрелами окно.

Мне в лицо ударил настоящий ветер. Над противоположенной башней кружили птицы. Сколько я не щурился, не мог понять: ласточки это или стрижи. Или, вообще, неизвестные птицы. Они – явно нарисованы. Но воздух был настоящим. А, главное, – чистым.

После смердящих коридоров это было самое то.

Я ступил на подоконник. Да отсюда можно спрыгнуть! Главное приземлиться правильно, чтобы ногу не вывихнуть. Не так-то уж и высоко. Мы зимой с гаражей сигали, уходя от погони разъяренных хозяев в сугробы, правда, там пониже было. Но разве есть другой выход?

Можно, конечно, опустится на руках, но тогда не видно, куда ступит нога, а прыгать надо на крепостную стену. Не дай бог промажешь – костей не соберешь. А мертвый фашист лежит там, ниже стены. Не хочется составлять ему компанию.

Я кинул вперед автомат. Оружие брякнуло и не соскользнуло. Значит, и у меня все получится.

И я прыгнул.

Локация: вход в юго-западную башню

Раньше я наивно полагал, что замки в Германии возводили для красоты. Примерно, как в Англии разбивали сады, где потом вечно бродило много-много диких привидений, где в тенистых аллеях постоянно совершались мерзкие преступления, которые неутомимо расследовал наркоман со стажем – Шерлок Холмс.

Но я заблуждался.

Да, замки в Германии строили для обороны карликовых королевств. Но такое обилие укреплений по всей стране говорило лишь о том, что у немцев, кроме длительной феодальной раздробленности всегда присутствовал мистический, иррациональный, но вполне конкретный страх перед кем-то или чем-то. Они возводили бастионы вовсе не для красоты. Они пытались спрятаться за стенами от ужаса жизни.

Китайцы отгораживались Великой стеной от армии темных духов.

Немцы опасались тех, кого они когда-то вытеснили из Европы. Они прятались в замки, потому что враг был не по ту сторону границы, а вокруг. Всюду. Тут бродили гномы и тролли, по крайней мере, в головах завоевателей – точно.

И американцы, когда потеряли лидерство и монополию над мировыми финансовыми потоками, – тоже мгновенно отгородились от мигрантов из нищей латинской Америки стеной, вышками и колючей проволокой. Наверное, страшно боялись злого духа Обвала Доллара.

Сейчас я стоял на внутренней крепостной стене, с которой вниз вели ступени.

До сего момента я не знал, что на некоторые стены можно просто подняться прямо по встроенной каменной лестнице. Это было удивительно. Наверное, если враг пробился бы сквозь настоящую преграду, уже не имело значения, можно ли спокойно подняться к башне на уровень второго этажа. Или это была хитрая ловушка, чтобы во время осады удобнее было отстреливать штурмующих? Проход-то был предназначен только для одного.

Я посмотрел снизу вверх, изнутри замка, словно меня заключили в эту Бастилию и мне из нее необходимо выбраться.

Да, я оказался во дворе, а вокруг меня вздымались три башни. Высотой они превышали наши хрущевки, но оказались ниже девятиэтажных «свечек». Судя по бойницам, расстояние между полом и потолком больше, чем у нас между этажами.

Замок производил гнетущее впечатление.

Да, во время войн здесь прятались. Но, похоже, не только от крестьянских бунтов или от армии французов. Здание походило на языческий костел. И, наверняка, в нем спрятан алтарь для кровавых жертвоприношений.

Еще я неожиданно для себя подумал, что тайный нацистский культ справляли не в восточной башне, что было бы логично, а почему-то – в северной. Я абсолютно был в этом уверен, хотя и не знаю почему.

Я слышал, что у немцев были какие-то особенные отношения с холодом, но северная башня еще и больше других пугала ореолом тайны. Там словно клубилось темное, физически ощущаемое облако испарений. И еще ветер доносил оттуда странные запахи.

Наверное, выход из лабиринта именно там. Но попасть внутрь совсем не хотелось. Если в недрах северной башни и не поклонялись бородатой голове, рогатому пану, дьяволу, замороженному в девятом круге, то, наверняка, проводили бесчеловечные опыты над пленными. И охрана там должна быть усиленной.

Еще я заметил, что над восточным бастионом развивался трехцветный флаг. Это было неожиданно. По фильмам и игрушкам я знал, что фашистское знамя – красное с ядовито-черным пауком свастики в белом круге. Мне казалось, что нацисты не признавали другой символики.

Бойницы строения казались прищурившимися глазами, что пристально следили за мной. Даже арочные входные двери внутрь этой башни напоминали закрытый до времени рот.

Я не мог избавиться от ощущения, что на востоке вовсе не укрепление, а живой монстр, прикинувшийся частью замка. Чудовище словно устало, привалилось спиной к стене и уснуло.

Лишь юго-западная башня этого проклятого замка казалась самой безобидной. Я твердо решил сначала обследовать ее. Вдруг там найдется какая лазейка наружу!

Таращась по сторонам, крадучись по булыжной мостовой, я подошел к первому убитому мной в жизни человеку.

Это был парнишка лет шестнадцати. Наверное, только школу закончил, но не пошел в «фазанку», а отправился добровольцем в военкомат. Хотя, наверное, призывные пункты и училища в Германии по-другому назывались, но сути это не меняло.

Этот вихрастый парень старше меня года на четыре, и от этого стало совсем плохо. Я убил не закоренелого нациста, а школьника, которому дали в руки автомат и отправили патрулировать замок.

Они думали, что в сердце их Фатерланда никто на сторожей не нападет, но просчитались. Именно сюда и забросили Блецковича. Но он-то был настоящим солдатом. А я – лишь геймер!

Глаза погибшего остались открытыми. Они были холодными, как две ледышки, и в них отражалось небо. Мне казалось, что немец прикидывается мертвым, что стоит повернуться к нему спиной, как он вскочит и закричит: «Повелся!»

Я подкрался к убитому, схватил его автомат и попятился. Фашист, по-прежнему, оставался недвижим.

Я вытащил магазин из трофейного автомата, сунул боекомплект в рюкзак.

Фашист был определенно мертв. Сомнений в этом больше не было. Как только я понял это, в носу сразу же защипало, предательские слезы застили глаза. Я вел себя как девчонка, но ничего не мог с собой поделать. Хорошо, что друзья меня не видели.

Я до боли прикусил губу.

Нет, мне не жалко этого выродка. Он первый начал! Это он стрелял в меня, я лишь защищался! И, потом, он не кричал, как положено в игре: «Стой, кто идет?!»

Может быть, это и не игра, а иная реальность?

Мы, подростки XXI века, прямо сейчас сидим за компьютерами, а наши эмоции каким-то высокотехнологичным образом тырят прямо через интернет, чтобы потом нашими страхами, восторгами и ненавистью оживлять придуманные компьютерные миры игр!

Может быть, никакой реальной истории никогда и не существовало, и все, что нам рассказывали в школе – ложь, направленная на то, чтобы мы верили в недоказанное монголо-татарское иго. Или, что миром правит масонская элита США. Или, что люди чудесным образом народились от обезьян. Да мало ли в учебниках таких прописных истин, которые при научном анализе рассыпаются как песочные замки от дуновения ветра?

Возможно, мировых войн тоже, изначально, не было, да и возникли они именно путем переноса ворованных эмоций игроков на новейшие компьютерные программы. И это именно игры, задним числом, изменили и общее сознание, и даже саму реальность. В общем, настоящее восстание машин примерно таким и должно быть.

Терминаторы, шастающие по времени и убивающие ученых – это страшилка для детсадовцев. А вот изменение психики во время игры на сотовом телефоне – больше похоже на правду.

Наверное, я выдумал это прямо сейчас и для того, чтобы не сойти с ума. Ведь если я смог провалиться в матрицу, то, значит, и книжные, и игровые персонажи, время от времен, прорываются в реальность. Ведь я сотни раз слышал о том, что сначала писатели выдумывали нечто невероятное: подводную лодку, космическую ракету, а спустя полсотни лет их фантазии воплощались в жизнь.

Я вытер слезы.

Да ну и пофиг! Кто и что там ворует – не мое дело. Важно: остаться в живых и вернуться домой, остальное – от лукавого. Я же точно знаю, что меня сейчас дурят. Этот юнит никогда живым не был.

Наверное…

А, даже если меня втянуло не в игру, а перекинуло во времени назад, все эти фрицы – давно мертвы.

– Вер?!!! – окрик из-за спины вывел меня из прострации.

Я дернулся, обернулся и начал палить еще с разворота.

Немец был далеко, но он вскрикнул, взмахнул руками, шмякнулся лицом вниз.

Ладно, принимаю правила игры!

Я бегом отправился к погибшему, схватил его автомат, вынул рожок с патронами, заменил им свой, который, действительно, оказался пустым. Щелкнул затвором.

Живые тут или мертвые – не все ли равно? Я знаю, что они со мной сотворят, если поймают! Они вырвут ногти, сожгут волосы прямо на голове, начнут пластами срезать кожу со спины на ремни. Все это во время войны они делали с живыми! Они – звери в арийской личине, их нельзя жалеть. И нельзя им сочувствовать!

Я переступил через погибшего и взбежал на небольшую лестницу, ведущую к обычной деревянной двери юго-западной башни.

Я не стал открывать проход пинком, прекрасно понимая, что можно отбить себе пальцы ног. А, кроме того, лишний шум только привлечет внимание.

Затаив дыхание, я плавно толкнул дверь вперед и осторожно протиснулся в открывшийся проем.

Мне повезло.

Три немецких офицера склонились над столом, на котором была расстелена карта. Они о чем-то оживленно спорили.

Не знаю, что они там обсуждали, но если я попал в замок в 1943 году, то русских войск поблизости быть не могло.

Я не стал кричать: «Сдавайтесь!», а просто открыл огонь. Да, со спины. Да, по подлому. Но, блин, честно эту игру не пройти, а я не кошка, у которой девять жизней!

Один упал плашмя на карту. Другой – развернулся, но ничего не успел. Его пенсне сорвалось с носа и принялось жалостливо покачиваться на цепочке в районе груди. Немец уже был мертв, но почему-то не падал.

А вот третий – самый шустрый – нырнул под стол, из-под него – шмыгнул к стене, скрывшись в небольшой нише. Там его не достать. Да я его и не видел.

Фашистская пуля пронеслась возле моей шеи – не хватило пары сантиметров, чтобы разорвать горло. Я судорожно сглотнул и отпрыгнул обратно, к двери.

В тот же миг второй, мертвый, офицер, наконец-то, упал, завалившись на бок.

Воспользовавшись грохотом падения, живой немец метнулся из ниши, стреляя в меня на ходу из своего пистолетика. В отличие от остальных, он вырядился не в серый, а в черный мундир; и был похож на грача, бегущего по снежному полю.

С нациста слетела фуражка. Я вдруг подумал, что со мной это когда-то уже было. Хотя такогосо мной, точно, быть не могло.

Воспользовавшись моим замешательством, враг проскочил и скрылся за дверью, видимо, ведущей в соседнюю комнату. Громко и насмешливо клацнул английский замок. Как же так? Это не честно!

Я подбежал к этой новой двери и дернул ручку: так и есть – заперто. Почему компьютер подыгрывает сопернику?

В тот же миг входная дверь позади меня распахнулась, и в проеме показались две головы в касках. Солдаты спешили, не могли пройти одновременно, отчего показались двухголовым мутантом.

– Сдохните, твари!!! – закричал я, опуская палец на курок. Автоматная трель прошила торопыг.

Оружие тряслось у меня в руках. Оно дергалось, точно было живым, раскалялось. До сегодняшнего дня я никогда не стрелял и не представлял себе, как это может выглядеть в действительности. Оказалось, что лучше стрелять короткими очередями. И если не упирать прикладом автомата в плечо, то он трясется, точно электричка.

Немцы рухнули прямо на пороге. И что это значит? За ними – нет выхода? Или, как раз, наоборот?

Меня колотило, как в лихорадке.

Только сейчас я осознал, что стою спиной к двери, за которой укрылся нацист.

Меня пробил холодный пот. Враг мог приоткрыть дверь и сунуть мне нож в спину. Я бы даже не услышал скрипа, потому что грохот стрельбы закладывал уши.

Мне повезло. Но надеяться все время на чудо нельзя!

Я торопливо отбежал от запертых дверей. Сюда бы пару гранат!

Комната была не большой. Ставни окон закрыты изнутри, хотя на улице – день. Ну и как теперь проникнуть внутрь башни?

Я кинулся простукивать стены и вдруг понял, что веду себя глупо. У немцев, конечно, были тайники, но в них не хранили автоматы и патроны. Фашисты прятали золото, ворованные картины и манускрипты. Ну, найду я комнату с драгоценностями и что? Сапфирами автомат заряжать что ли?

Я заглянул в нишу, в которой прятался сбежавший фриц, простучал ее всю – ничего.

Ну как же так?

И тут меня осенило. В играх любой штрих имеет значение. Офицеры стояли у стола. Возможно, на карте есть подсказка!

Я кинулся вперед, стащил погибшего со столешницы. Немец был на удивление тяжелым. Пришлось повозиться.

Когда мертвец оказался сброшенным, я чуть не заплакал: карта была так залита кровью, что чернила потекли: ничего не разобрать.

От злости я пнул по деревянной ножке, стол скользнул по паркету в строну. Вот оно! Под столом оказался люк в погреб – обычный, как в деревенских домах, но я-то знал, что в подвалах замка картошку не хранят! Это – тоннель, который выведет меня если не за стены, то хотя бы внутрь башни.

Я рванул крышку на себя.

Вниз вели цементные ступени. А еще – автоматически зажегся свет. Лампа где-то вдали моргала, точно отходил контакт в патроне, будто все здесь было настоящим. Но я-то знаю, что это – игра!

Если не в ноутбуке, так – в моей голове.

И, чтобы вернуться в реальность, чтобы запустилось мое сердце там, в родной квартире, – придется вырваться из этого проклятого замка!

Я уж хотел спуститься в подвал, как вспомнил о патронах.

Вернувшись к фрицам, что лежали во входных дверях, я забрал их и полные (из автоматов) и запасные магазины, что хранились в их в рюкзачках.

И только когда отошел от мертвецов, заметил, что кровь на моих руках – настоящая.

Меня даже передернуло.

Не думать! Живые, мертвые, юниты, нацисты – все едино!

Я вытер руки об рукав валяющегося офицера и направился в подвал.

Все, фашисты, бойтесь, я иду!

Локация: тайные подземелья

Лестница была бетонной. Похоже, строили здесь на века. Были даже перила, чтобы, не дай бог, какой-нибудь офицеришка, бегающий сюда за шнапсом, не оступился.

Впрочем, я понимал, что подвал для нацистов это не только место хранения провизии и алкоголя. Чаще всего именно здесь устраивали пыточные. Ну, по крайней мере, такое у меня сложилось впечатление.

Возможно, в реальности все было и не так. Но мир, в котором я очнулся, был копией компьютерной игры. Ничего хорошего здесь, в принципе, не существовало.

Сбежав вниз, я оказался, как и следовало ожидать, в очередном тоннеле. Стены были выкрашены в изумрудный цвет. Это настораживало. Не помню я в игре ничего подобного!

Белый, синий, красный – да, эти цвета повсюду. Кажется, это как-то связано с начальными градусами масонского посвящения, если я, конечно, ничего не путаю. Самое смешное, что я точно знаю, что Гитлер этих самых масон гнал и в хвост, и в гриву – вон из своей страны.

Впрочем, в замке встречались еще коричневые стены, ведь фашисты – коричневая чума. И все! Черного цвета были лишь свастики на знаменах.

В общем, зеленые стены – это либо какой-то тайный уровень, на который я никогда не напарывался, либо свидетельство того, что, все-таки, я не в игре.

Но если меня все-таки выбросило в настоящий 1943 год, где цвета могут быть разными, то это – катастрофа! Как я выберусь, не зная языка? Даже если удастся выскользнуть из замка, дальше-то что? Первый же патруль меня или прикончит на месте или сдаст в ближайший концлагерь для опытов.

Только бы это оказалась затерянная локация!

Коридор был длинным, как в общежитиях или в офисных зданиях, и по обе стороны – одинаковые двери.

Нет, все-таки, это – игра. Зачем в подвалах комнаты? Или это камеры, а я не понял?

Но где тогда решетки, окошечки для передачи узникам еды? Где патрули?

Вот что я буду делать, если наткнусь на пленников? Наверняка, здесь сидят антифашисты. Но они ведь тоже – немцы. И как с ними объясняться? Битте-дритте, айн, цвай, драй. Зетцен битте полицай?[2] Ведь больше я ничего и не знаю.

Я осторожно толкнул плечом первую дверь. Открылась она легко, без скрипа.

Я ворвался в нее, готовый в любой момент открыть пальбу, но это была небольшая комнатушка с деревянными лавками и столом, на котором стояло два десятка пепельниц. Посередине лежало десятка три мешочков, видимо, легендарные кисеты, потому что все здесь пропахло табачным дымом. Здесь же были коробки спичек, разложенные так, чтобы хватило на. Только курящих не было.

Я с тоской посмотрел на вентиляционное отверстие под потолком – вот он, путь на свободу. Но туда пролезет лишь кошка.

Точно, где-то здесь шляется глухой черный кот! Он здесь вместо компаса: указывает, правильно ли я двигаюсь. Эдакий навигатор с дружественным интерфейсом. Для девочек. Для настоящих пацанов нужно рисовать крысу или дикобраза, настоящего сурового зверя. Жаль, что вообще никаких животных пока не наблюдал. Даже тараканы – и те от немцев ушли…

А еще: вентиляция не обязательно выведет за стены замка, может, просто на крышу – и только.

Следующая комната оказалась сортиром. Самым настоящим, на десять персон. Для каждого – отдельный кабинет. Стены блестят: ни плевков, ни граффити – как в музее! Всюду развешаны не только рулоны бумаги, но и вафельные, белоснежные полотенца. Возле умывальника – мыло. И даже зеркало блестит нереальной чистотой!

Писсуары белоснежны, а не с желтыми, въевшимися разводами. Даже на стене – картина.

Зачем немцам пейзажи в туалете? Чтобы эстетично справлять нужду? Или это – мазня Гитлера? Их гребанный фюрер, вроде, в молодости, рисовал, если не врут. Плохо быть троечником. Никогда не можешь утверждать что-то уверенно.

Но самое главное: фашистов здесь не было.

Проверил все кабинки – чисто. Выдохнул. И вдруг осознал, что у меня от напряжения стали мокрыми ладони. Такого со мной еще не было. Я вытерся о штаны. Не знаю почему. Наверное, боялся, что если оторву бумагу, то из-за шелеста могу упустить враждебные звуки.

И тут сверху, точно по заказу, раздался шелест крадущихся шагов. Хорошо, что я не шуршал!

Значит, сбежавший фриц привел-таки подкрепление. Вот же, гнида черная! Я метнулся за выступ у входных дверей, напрягся.

Немцы передвигались короткими перебежкам, замирали, слушая тишину, беззвучно скользили дальше. Вот они уже совсем рядом.

Я слышал, как бешено колотится мое сердце, как оно пульсирует в голове. Оно билось так громко, что казалось, враги сейчас услышат и первыми откроют огонь.

Палец дрожал на спусковом крючке. Я почувствовал, как капля пота бежит из-под челки по лбу. Еще секунда – и сорвется прямо в глаз. Но двигаться нельзя, я этим себя выдам!

И вот показалось плечо в мундире мышиного цвета. Я выстрелил. Рукав разорвало и оросило кровью. Немец заорал, поскользнулся и упал к моим ногам. Я выстрелил ему в голову.

Враг обмяк и остался лежать. А я все никак не мог отпустить спусковой крючок. Я высадил в мертвеца всю обойму – не знаю зачем. Я словно впал в прострацию, а в это время кто-то другой руководил моими действиями.

Я очнулся в звенящей тишине, осознав, что натворил. Сейчас они кинутся скопом! Сволочи! Они знают, что мне не успеть поменять рожки!

Да, я попытался перезарядить автомат, да не тут-то было! Один «акробат» изящно кувыркнулся в проходе, но, пролетев вперед, он ударился спиной о стену, не рассчитав прыжка, замялся и не успел вскочить и пристрелить меня на месте, как шелудивого пса.

Второй метнулся, тоже, скользя по полу, стреляя по моим ногам, видимо, желая захватить меня живым.

У меня, вообще, не было шансов. Я не думал. Просто зачем-то прыгнул вперед. Уж не знаю, как все получилось, но приземлился я на шею скользящему по кафельному полу фрицу. Противно и громко хрустнули шейные позвонки. Я не смотрел вниз, я был уверен, что неудачник уже мертв.

Передо мной стояли еще двое с автоматами наперевес. В первую секунду они растерялись, не ожидали, что я выскочу прямо на них. Я ударил первого дулом по лицу, отчего немец отлетел назад. А потом, повинуясь чутью, резко присел – и вовремя. Над головой затрещал автомат.

В этот момент первый фашист, который изначально кувырком влетел в туалет, все же вскочил на ноги и открыл огонь. Я это понял позднее: немцы, по счастливой случайности, расстреляли друг друга.

А тем временем тот, кто получил от меня автоматом по мордасам, оклемался. Он, с воплем раненного медведя, кинулся в атаку.

Я выпрямился, готовый достойно принять смерть, даже сделал шаг вперед, но нога покачнулась и я позорно шмякнулся вниз затылком. Видимо, это меня и спасло, потому что рядом грохнуло так, словно нападавший не добросил гранату. Наверное, так оно и было.

Мой автомат взрывной волной оттащило к стене, но зато шмайссер убитого оказался рядом. Я схватил его, сжал, рывком сел и открыл пальбу.

Честно говоря, я не видел, куда стреляю. Да и грохота оружия не слышал: от взрыва так заложило уши, что в них образовались настоящие воздушные пробки, даже кровь из носа потекла.

Патроны неожиданно кончились. «Это конец!» – понял я.

Но никто не кричал, не стрелял. В дыму я видел плохо, но понимал, что никто больше не бежит меня убивать.

Я встал, добрел до раковины, умылся, утерся полотенцем, оставляя на нем черные разводы, и посмотрел на себя в зеркало. Мне показалось, что за эти полчаса я постарел лет на пять. На меня смотрел не вихрастый веснушчатый парень, а сосредоточенный, немного злой и упрямый юноша, точно знающий, чего он ждет от жизни.

Потом я обошел убитых, собрал «рожки». Вышел из туалета, сел прямо на пол в коридоре и захохотал. Громко, неестественно. Мне казалось, что все кончилось. Хотя, я отдавал себе отчет, что ничего еще, по сути, и не начиналось!

Мой хохот эхом гулял по коридору, наверняка, указывая врагам путь, но в эти минуты мне было все равно. Фашисты меня не слышали. И в этом было счастье!

Локация: читальный зал

За следующими дверями не оказалось ничего примечательного. Три комнаты были оборудованы для собак, но лишь в одной из них оказались овчарки. Привлеченные шумом выстрелов, они уже ждали, но и я был готов к их нападению. Не знаю, как это получилось, но я пристрелил зверюг раньше, чем они успели прыгнуть и повиснуть на моих руках.

Собаки лежали на полу, вывалив языки, и тяжело дышали. Под ними росли лужи крови. Они смотрели на меня жалостливо, с недоумением, словно спрашивая: «За что?»

И все же я прекрасно понимал, что вполне мог оказаться на их месте. Они бы меня не пожалели, разорвали б на куски. И все же в их зрачках отражалась настоящая, человеческая боль.

Мне было стыдно, что пришлось подстрелить их. Но добить – не поднималась рука. Я понимал, что они больше не жильцы. Я обманывал себя тем, что за мной по пятам бегут нацисты, что они спасут своих овчарок.

Похоже, настоящая война совсем не романтична. И нет в ней никакого геройства. Только смерть и кровь. И не бывает никакого выбора, о котором талдычили в школе. Убей или умрешь – это такая же ложь, как и все вокруг.

В замке правит лишь один закон: «УБЕЙ!»

А умрешь ты все равно, только чуть позже.

Нет никаких «или», не существует альтернативы. Внутри этих стен правит только фашистская доктрина. Нет никакой разницы, кто выскакивает на тебя с автоматами: нацисты, партизаны, немецкое сопротивление. Убить нужно всех, бог потом отделит своих.

Я уже готов поверить, что мы с Блецковичем поменялись местами; и теперь юнит из игры сидит за моим ноутом и управляет моими телодвижениями, опережая врага на долю секунды. А как еще можно объяснить эту везучесть?

Я принимаю злосчастную судьбу, понимая, что никто не захочет сюда возвращаться, а игра не терпит пустоты. Кто-то должен убивать фашистов, пока работает ноут. То есть, всегда…

Утерев слезы жалости к умирающим собакам, шмыгнув носом, я перезарядил автомат, убедился, что магазин полон, и только потом двинулся дальше.

Четыре следующие комнаты были пусты. В них не оказалось прикованных к трубам скелетов, золотых чаш или глубоких мисок из алюминия с дымящейся лапшой. Видимо, здесь затевали ремонт, все и вынесли, а к работам приступить не успели.

Последняя комната оказалась хранилищем винных бочек. И дух здесь витал соответствующий. Но никакой охраны не наблюдалось. Я еще подумал, что вот если бы в России оставили без стражников подобный погребок, то сразу бы не осталось во всех соседних селах ни одного трезвого мужичка.

Я обошел весь подвал – ничего интересного не нашел. И зачем было так маскировать сюда вход? Неужели из-за спиртного? Странно все это. Да еще этот туалет в потайной комнате не давал покоя.

В голове почему-то все время крутился заброшенный женский туалет Хогвартса, в котором изящно ныряла в унитазы плакса Миртал, да веками ползал по канализационным трубам неугомонный глист-переросток – злой василиск.

Я шел и оглядывался: не мелькнет ли где привидение, не загремит ли цепями скелет-весельчак, не выползет ли из водопроводного крана гигантская разговаривающая змеюка – но нет, ничего.

Больше в подвале не осталось не исследованных мест.

Вернувшись назад по коридору, я поднялся вверх по лестнице в изначальную комнату. Трупы здесь, по-прежнему, валялись неприбранными, наверное, весть о нападении еще не достигла ушей начальства. И это было отлично.

Сирены молчали, фашисты не бегали, не топали, как стадо бизонов, мигрирующих на юг.

В открытую дверь врывался теплый весенний ветер, доносивший лесные запахи и пение птиц.

Интересно, как это уживались вместе: природа и фашисты?

Ранее запертая внутренняя дверь, за которой укрылся эсесовец, оказалась распахнутой. Видимо, это было условие квестовой задачи: найти тайный уровень, чтобы продвинуться вверх по этажам.

Я заглянул внутрь – тишина. И покой. И даже освещение какое-то приглушенное, щадящее.

Что там? Опять тайны?

Скользя с пятки на носок, я двинулся вперед к единственной не обследованной двери, вокруг которой, все также незыблемо, стояли огромные напольные вазы.

Да, любят немцы комфорт и красоту. И как только они всю эту эстетику совмещают с казнями, пытками, концлагерями? Раньше я думал, что фашисты – просто гопники, но нет. Обычные люди, только жестокие. И непонятно, что их сделало такими.

У новой двери я приложил ухо к замочной скважине.

– Записывайте, юные дарования, особенно ты, Якоб! Господин Геббельс в своей речи от 9 мая 1933 года сформулировал задачи нашей литературы следующим образом: «Немецкое искусство ближайших десятилетий будет героическим, будет стальным, романтическим, будет не сентиментально объективным, будет национальным, наполненным великим пафосом, оно будет общим, обязующим и связующим, или его не будет»

– Гер Шульц, можно уточняющий вопрос? – голос молодой, задорный.

– Спрашивайте, Вилли. Только без дурацких шуточек по поводу моей фамилии. Я – профессор. Ясно вам? Учитель, а не деревенский староста. Зарубите себе это на носу!

Кто-то третий сдавленно хрюкнул.

– Как можно, гер Шульц! Госпожа Блюфогельман порвет меня на британский флаг, если узнает, что зеленые практиканты посмели шутить над вами.

– Вилли!!!

– Да, да. К вопросу. В начале Великой французской революции наш немецкий поэт Клопшток знаменательно назвал одну свою оду в честь тех событий: «Они, а не мы!»[3]. Здесь восклицательный знак выражал именно сожаление. Так не создали ли французы свое пафосное национальное искусство раньше нас? А если так, то почему мы отвергаем все, что связано с Наполеоном и оккупацией, ведь положительные моменты этого периода времени налицо! Германия именно тогда начала объединение для противостояния общему врагу…

И тут меня озарило: этого не может быть! Сюда удрал офицер, подвергшийся нападению. Студентов уже давно бы эвакуировали. Кроме того, именно отсюда и выбежал карательный отряд. Как они могут спокойно вести свои лекции?

Но и это еще не все. Это ведь немцы, а я понимаю их речь. Так не бывает!

Что-то здесь не так. Меня обманывают, но не могу понять, в чем именно.

– Хорошо, Вилли. – старческий голос обрел стальные нотки. – Вы считаете себя гением, потому что науки даются вам легко, а кроме того вы заслужили железный крест. Однако, вы, не смотря на ваш наследный титул, – все еще великовозрастный балбес.

– Протестую! Я молод! – петушился Вилли под смешки друга. – И уверен, что вовсе не обязательно писать новые произведения, а нужны лишь учебники, акцентирующие внимание на правильном прочтении Гете, Шиллера и даже пересмешника Гофмана.

– Вот как? А не проще ли сгонять в прошлое, явиться к писателям и заставить их сочинить истории о грядущем мессианстве нашего фюрера? – профессор, похоже, начинал закипать и говорил что-то явно неблагонадежное.

– Вилли! – юношеский басок пытался остановить товарища от свары. – Это уже не смешно!

Но, похоже, студента несло:

– Ах, вот значит как? Вы не верите в мою теорию да еще и смеетесь над ней? Ваше время кануло в лету. Сейчас мы, молодые, строим будущее Германии!

– Строите? – насмешливо закаркал старческий голос. – Да вы проиграете эту войну так же, как продули и все прошлые. Мистицизм, призыв новых богов, изобличение лжеца Яхве и бессилие Христа перед нордическими истинными богами Севера – это все лишь пустая болтовня!

– Гер Шульц! – голос второго студента взвился под потолок. – Вы этого не говорили, а мы не слышали. Вилли, уймись, черт патлатый! Что ты, точно с цепи сорвался?

Но Вилли, похоже, было не остановить. Он заливался, частя словами, точно боялся не успеть высказать все, что его мучило:

– Наше сознание настроено на множество измерений и реальностей! При помощи свободных ассоциаций оно способно преодолевать временные барьеры, воспринимая будущее и пересматривая прошлое. Именно наше сознание – машина времени, воспринимающая поток вероятностных волн из прошлого и будущего. Физическая вселенная не может существовать без наших мыслей о ней!

Второй студент громко покашлял, но Вилли отмел предупреждения друга:

– Наши мысли передаются быстрее лучей – то есть представляют собой гипотетические частицы тахионы, летающие в вакууме быстрее света. Уже математически доказано, что тахионы могут двигаться назад во времени. Получается, что квантовая волна распространяется со скоростью, превышающей скорость света, и связывает наше сознание не с литературным, а именно с физическим миром!

– Вилли, вы забываетесь! Это – моя лекция!

– В пространственно-временном континууме существуют области, в которых пространство-время значительно искажается и даже разрывается. Это – центры черных дыр, называемые сингулярностями. В этих местах все законы физики сходят с ума. Черная дыра поглощает все, включая свет. И нас отправили в одну из этих аномалий вовсе не для того, чтобы слушать рассуждения о литературе, а дабы понять суть явлений и обуздать эту безумную энергию!

– Уймитесь, Вилли! – старческий голос прозвучал как пощечина. – Думаете, старые маразматики ничего не понимают, кроме пасторальных стишков? Как бы ни так, молодой человек! Чтобы свергнуть старых богов, нужны не только дерзость Ницше, но еще и сила Бисмарка! Вы ведь не знаете, что в 1919 году Теодор Калуца, математик из Кенигсбергского университета, уже предлагал, путем введения пятого измерения, – гиперпространства, объединить теорию гравитации Эйнштейна с теорией света Максвелла. А не слышали вы об этом потому, что Эйнштейн – еврей, а, значит, и говорить о нем – ниже вашего достоинства. Не так ли? Калуца создал универсальную теорию поля, согласно которой свет является колебанием гиперпростанства.

– Эйнштейн бежал из Германии. – робко возразил Вилли. – Он трус, не посмевший отстаивать свои идеи.

– Он еврей и спасал свою жизнь. Вы, Вилли, слишком молоды, чтобы понимать очевидные вещи. Сгорать на кострах ради идеи – дано не всем. И, главное, такая смерть вовсе не является доказательством чего либо!

Старик закашлялся. Но никто с ним больше не спорил.

– Являются ли другие реальности, на самом деле, иными местами или существуют только в наших головах? – продолжил профессор. – А вдруг то, что мы считаем миром, есть лишь его описание? С появлением в вашей любимой физике принципа участия, согласно которому наблюдатель всегда оказывает воздействие на наблюдаемое явление, материально-пространственно-временной континуум физического мира становится лишь вероятностным состоянием!

Мне стало нестерпимо скучно. Я понимал, что передо мной приоткрывают тайны мироздания, но я до конца не понимал смысла этого спора. Я чувствовал обман, нервничал и хотел, чтобы все это быстрее закончилось.

Я вдруг понял, что думать, анализировать и принимать сложные решения невыносимо тяжело. Бегать же и убивать врагов – намного проще. В этом варианте за тебя все уже давно решили и нужно лишь слепо подчиняться инстинктам.

Ждать больше я не мог. Они там сейчас договорятся, черт знает до чего, а мне потом жить с осознанием, что я прикасался ко всей этой мерзкой фашисткой демагогии!

Я толкнул дверь плечом и ворвался в помещение.

Кругом рядами стояли книжные полки. Людей не было. Что за ерунда?

Я метнулся вперед, выскочил в читальный зал с зарешеченными окнами, выводящими на поляну и лес, растущий невдалеке мрачным дубовым массивом.

Столы и стулья стояли рядами, как на параде. Возле окна, на тумбочке, в граммофоне крутился черный диск пластинки. Рядом – лежала еще целая стопка. Меня развели как первоклассника! Немцы заранее записали разговоры и поставили именно этот диалог, потому что ждали русского шпиона. Они где-то рядом, таятся и хихикают.

Как же я сразу не догадался, что это – ловушка?!

Я метнулся на пол и огляделся.

Комната просматривалась. Нигде не было сапог или какой-либо другой обуви. Если немцы здесь, то спрятались надежно. Или они держатся за потолок?

Я глянул наверх и ахнул. Около десятка фашистских спецназовцев упирались ногами и руками в стропила и висели, точно люди-пауки, выжидая благоприятного момента для атаки. Вот же гниды!

Я открыл огонь раньше, чем немцы поняли, что я их обнаружил. Они летели на меня, как астероиды в метеоритном потоке, а я почувствовал себя маленьким космическим звездолетом.

Оттолкнувшись ногами от ближайшего стола, не прекращая огня, я проехался на спине до ближайшей книжной полки.

Первые десантники уже касались пола. Судя по грохоту, далеко не все из них приземлились живыми.

Правильно, именно отсюда и пришли каратели. Все верно. Думаю, это – только начало. И не так просто будет вырваться из этой трижды проклятой игры!

Патроны кончились внезапно.

Я прыжком вскочил на ноги и метнулся назад, к спасительной двери. Слева очередью прошило несколько фолиантов и книги рухнули за мной, точно немцы их расстреляли.

Я выскочил из читалки, метнулся вправо, за дверь, поменял магазины и выдохнул. Вот уж, правда: «Во многой мудрости – бездна печали!»

Немцы поторопились. Они рванули за мной, и нашли свою смерть прямо на пороге. Они так и шли цепочкой на убой, точно мозгов у них совсем не было. Им бы просто кинуть гранату. Так нет же, они с радостными криками появлялись один за другим.

В итоге восемь человек полегло на пороге в библиотеку. Еще четверо остались внутри – я убил их раньше, в воздухе, точно мух.

И это – реальность? Люди не могут быть такими глупыми, потому что вопрос жизни – самый важный для всех.

Значит, шанс выкарабкаться отсюда все же есть!

Я вернулся в читальный зал.

Здесь, по-прежнему, властвовала тишина.

Немцы лежали на полу, вниз лицами подле сломанного граммофона, видимо, зацепили его при падении. И было в этом что-то символичное, будто любой народ, который верит в свою избранность, сначала пытается унизить всех, потом обернуть соседей рабами, но всегда падает, как эти немцы и опрокидывает идеологический механизм, разбивая его вдребезги.

Я поднял рассыпавшиеся пластинки. Надписи на них были и на русском, и на немецком, и еще на каких-то языках: польском или чешском. Я в этом не разбираюсь, просто увидел знакомые буквы и даже слова.

Значит, фашисты ждали гостей, готовились. Не были уверены, что явлюсь именно я. Это хорошо.

Смущает лишь, что они, вообще, ждали шпионов где-то глубоко в тылу, куда и попасть-то нереально.

Блецковича, по легенде, скинули на самолете. Для игры – нормальное объяснение. В реальности, думаю, немцы увидели бы на радарах пересечение своей границы и сбили бы английский самолет за сотни километров от своего мистического замка.

Я – провалился через прореху во времени и пространстве, но они знали, что это произойдет. Они записывали речи на русском языке. Зачем такие сложности?

Выходит, меня втянуло сюда вовсе не случайно, а именно в результате удачных опытов нацистов?

И если так, то современные игры – это не просто «зомбирование», оболванивание нас, школьников, но настоящие замороженные порталы времени, созданные фашистами.

Получается, нацисты и сейчас живут в тайном Четвертом Рейхе где-то в Латинской Америке или в Антарктиде, или даже у черта на куличках, но это именно они руководят мировыми войнами и локальными этническими конфликтами… Кажется бредом. Но другого логического объяснения, в котором факты легко бы сложились в общую мозаику, – я пока не видел.

И вот еще парадокс: если игра – портал, то немцы точно знают, кого и откуда ждать. Почему же они так легко гибнут?

Я подошел к убитым, лежащим на полу читального зала и, преодолевая отвращение, перевернул одного из немцев. Это был парень не старше двадцати лет со шрамом над левым глазом. Юноша был тщательно выбрит, от него пахло чем-то резким, наверное, армейским одеколоном.

Как они, отслужившие пару лет, дали себя убить мальчишке, не державшего автомата в руках? Может, фашисты – не настоящие? Голограммы, оптическая иллюзия?

В конце концов, если фашисты сумели построить портал во времени, то почему бы им не научиться проецировать трехмерные изображения?

Я еще раз оглядел мертвеца. Убитый казался необыкновенно реалистичным. У него была даже родинка на щеке.

Нет, никогда мне не понять, что здесь, на самом деле, твориться! Нужно просто найти отсюда выход!

За зарешеченным окном, каркая, пронеслась ворона.

Это вернуло меня в реальность.

Нельзя думать!

Нужно постоянно двигаться и убивать, все, что шевелиться.

В конце требуется обмануть босса уровня и игры.

За это меня могут вернуть домой.

Если в это не верить, все теряет смысл.

А без нельзя!

Я тряхнул головой и направился к новой двери.

Локация: винтовая лестница

Здесь пахло яблоками.

Я даже вздрогнул от неожиданности.

Да, именно так.

Я протиснулся за дверь и понял, что запах кружит голову, не дает сосредоточиться.

Я оказался внизу узкой винтовой лестницы. Вверх вели крутые ступени. Перил не было и можно было сорваться, если не двигаться вдоль стены башни. Это было немного странно. Немцы все делали основательно, на совесть. А тут создавалось такое впечатление, будто не окончили ремонт.

Да еще этот яблочный аромат – насыщенный, терпкий, словно где-то в подземельях варили самогон. Вот только зачем, если в двух шагах отсюда подвал, заставленный бочками с вином?

Блецкович не был в этой башне. А в другой, похожей, он обнаружил картину, за которой скрывался тайник. Наверняка, здесь тоже что-то спрятано. Хорошо бы пирожок или стакан сока, а то от всепроникающего запаха я испытал чувство настоящего голода. Словно оказался в школе на перемене перед шестым уроком, а столовка – уже закрыта.

Я взбежал на уровень первого пролета. Тишина. Ни окриков, ни фашистов, ни боссов в противогазах.

И в чем подвох?

В нише висел парадный портрет Гитлера. Взгляд у фюрера был какой-то романтически-одухотворенный, словно фашист смотрел в прекрасное будущее и видел, как весь мир обожает его, как толпы пресмыкаются перед ним. И все же в этих зрачках было что-то сумасшедшее. Как будто это и не глаза настоящего человека.

Может быть, так и есть? Ну, немцы, боялись порчи или сглаза, вот в портретах прописывали не глаза своего вождя, а нечто абстрактное – магическое зеркало, грозную свастику, ну или еще что-нибудь из своего мистически-истеричного арсенала. Кто станет разглядывать глаза лидера? Фанатик или враг. И тот и другой опасен. Для него и нужно создать ловушку. Остальные воспринимают фюрера как символ.

Точно!

Я подошел к портрету и, неожиданно даже для себя, выткнул ему глаза, чтобы не смотрел на меня со своей спесивой гордостью, чтобы не насмехался, козел с челкой!

И в тот же миг заскрипел скрытый механизм. Сердце у меня упало в пятки.

Портрет медленно уплыл в стену, обнажая тайник. Внутри лежало устройство, подозрительно напоминавшее смартфон. Черная матовая поверхность экрана, единственная кнопка.

Вот только во время Второй мировой сотовых телефонов не существовало. Я точно помню: связисты тянули провода между штабами и ставкой. Телефон в кармане был тогда недостижимой мечтой. Тогда что же это?

Немцы не успели создать ядерную бомбу. Значит, это не пульт, запускающий с космодрома крылатые ракеты. Но особой уверенности в этом не было.

В игре, наверняка, не было никаких подобных спрятанных электронных устройств. Или были, да я их просто никогда не мог обнаружить?

Я повертел в руках телефон. Запустить или нет?

Если это игра – включить нужно непременно. Появится какой-нибудь бонус: временная защита от пуль в форме силового поля.

Если реальность: что-нибудь где-нибудь может взорваться. И не факт, что я этому обрадуюсь.

Я сунул найденное устройство в карман и продолжил подъем.

Еще пролет, еще, еще.

Остальные портреты ничего не скрывали, хотя глаза я им всем выцарапывал очень даже усердно, с нескрываемым удовольствием. Я еще подумал, что в наше время всякие умники в такие картины с той стороны могли подключать прослушку или даже устанавливать веб-камеры.

Третий и четвертый портреты я сорвал со стены, растоптал и швырнул вниз. Все-таки, в уничтожении изображений всяческих злодеев есть особый род удовольствия. Мне заметно полегчало, точно я, и в самом деле, поколотил этого чертового Гитлера. Теперь понятно, зачем девчонки рвут фотки своих «бывших». Они знают, что это приносит освобождение.

Вот, наконец, и дверь над головой, ведущая на чердак. Но она заперта, хотя нет ни замков, ни защелок.

Я скис.

Вот всегда так: идешь к мечте, а когда до победы – рукой подать, всегда возникает нечто непреодолимое и опрокидывает тебя назад, в точку первого шага!

Да еще этот запах, от которого кружится голова!

Я огляделся. Слева от лестницы, ведущей к двери, торчал рычаг. Как же я его сразу не заметил?

Конечно, все гениальное – просто.

Я рванул ручку вниз, но вместо скрежета петель услышал безумный хохот.

Отреагировать я не успел, просто растерялся. Я вовсе не ожидал от немцев детсадовских шуточек.

Стена рядом с рычагом резко отодвинулась и из тайника выскочила механическая рука в боксерской перчатке и двинула мне по лицу – блямс!

Под левым глазом дернулся и стал ощутимо наливаться синевой «фонарь». Мне и зеркала не надо, чтобы понять, что это именно так. Проходили уже, знаем. Пропускал удары во время уличных драк. Они, эти синяки, потом неделю держатся. И все от тебя шарахаются, как от прокаженного, и никто не верит, что просто с лестницы упал неудачно.

А рука, как и следовало ожидать, тут же втянулась обратно и тайник немедленно закрылся.

Ну не сволочи ли фашисты? Это у них юмор такой, да?

От обиды я пнул стену.

Ну и как пройти наверх? Ведь, наверняка, существует способ!

Я потрогал фингал: жгло нестерпимо. Наверное, это дружеский привет от мобов, чтобы их реквизит не портил. Портреты кто-то же должен нарисовать, скопировать, разместить. Наверное, это труд программиста или дизайнера. И этот «подарок» мне за порчу игрового пространства. Хотя, с другой стороны, иначе я бы не обнаружил смартфон.

Я достал телефон. Посмотрел в свое отражение. М-да, в гроб краше кладут!

А потом взял, да и нажал пусковую кнопку. Из вредности.

«Вас приветствует патч «Вельтаншаунг», вшитый в игру через обновление года!»

Я даже присел от неожиданности.

Игра не так называлась. Но очень похоже.

Значит, все-таки, я в программе. Мое сознание отделилось от умершего тела и проникло в ноут. Если мозг – носитель электромагнитных импульсов, то он похож на компьютер. И если меня реанимируют, есть шанс выскользнуть обратно из игры в физическое тело.

Да, не факт, что все именно так, но, боже, как же хочется в это верить!

Если не существует возможности погрузиться в игру реально, разумом, то разработчикам давно пора придумать сказку о чем-то похожем! Оно ведь стоит того!

На экран выскочила заставка загрузки. Вместо переворачивающихся песочных часов или вращающегося колесика появился зеленый дракончик с такими маленькими крыльями, что улететь на них он, точно, не смог бы. Этот змей подколодный хватал собственный хвост и вращался.

Было в этом что-то смутно знакомое. В школе рассказывали о мифах, в которых змей опоясывал всю Землю. Но, кажется, это были скандинавские легенды, а не немецкие. Но какая, в сущности, разница, если страны в Европе меньше нашей области?

Вращение дракона прекратилось, выскочило меню:

Активация патча. Бесплатная версия.Лицензионная версия. Другой вход в игру.

Сначала я даже не поверил глазам. Как это?

Я занес палец над первой кнопкой и задумался. Нужно посмотреть, что там, в третьем варианте, а то ведь потом умру от любопытства.

В конце концов, программы всегда предлагают продолжить установку, отменить и вернуться в меню выбора. Да и рисковать не хотелось.

Я нажал «Активацию патча».

«Пеняйте на себя!» – вдруг написал смартфон и явственно хрюкнул, мол, «обманули дурака на четыре кулака».

– Эй, закричал я устройству, – так не честно, верни все назад! – а потом вдруг понял, что веду себя как ребенок, обижающийся на асфальт, на котором растянулся.

На экране показалось сосредоточенное лицо Стаса Рублева. Друг подмигнул мне и сказал: «Ну, ты и попал!»

У меня отвисла челюсть.

«Рот закрой! – хохотнул нарисованный друг. – Повезло тебе в этот раз. Бонусный подарок от фирмы. Скажи: «Друг!» – и входи.

И монитор погас.

Вот свиньи же эти разработчики. И шутки у них такие же, и игра…

Но тут до меня дошло.

Я поднял вверх лицо и закричал: «Дру-у-уг!!!»

Дверь на чердак открылась вовнутрь, словно сработал замок на распознавание голоса.

Лишь бы там еще одного «сюрприза» не было – босса с пулеметом и с бесконечными патронами!

[1] «De profundis clamavi ad te, Domine: Domine! exaudi vocem meam!» - «Из глубины воззвал я к тебе, Господи: Господи! услышь голос мой!» (начало 129-го псалма, лат.)

[2] Бессмысленный набор слов: Пожалуйста, раз, два, три. Садитесь, пожалуйста, полицейские. (нем.) Искажены порядок слов и грамматика.

[3]«Sie, und nicht wir!» – реальное произведение Клопштока.