Великосветское убийство

Глава 8 КАРЕТА С ПАЛЬМОВОЙ ВЕТВЬЮ

Переулок, с одной стороны затенённый домами, а с другой — садовыми заборами, вывел к Торговому кварталу. Вил и Рика пошли по лавкам справа и слева. Как и ожидалось, никто не обратил внимания на молодую (а, может, и не совсем молодую) женщину в широком плаще и шляпке с полями, прошедшую по улице утром. Коррехидор отчаявшись повстречать наблюдательного человека, купил себе и чародейке по лепёшке с сыром и предложил оставить эту пустую затею.

— Давайте для очистки совести спросим вон у той скучающей девушки, — чародейка указала на торговку глайсом, — те, кто не особо занят, нередко склонны занимать свой ум разглядыванием прохожих.

Словно в подтверждение её слов, продавщица глайса не упустила случая проводить глазами модно одетого молодого человека с длинными волосами.

— Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, — представился Вил, небрежно блеснув кленовым листом амулета.

— А чего я-то? — взволнованно проговорила девушка, — у нас лицензия на торговлю в полном порядке, правда не с собой, а в лавке у папеньки. Дело-то в чём? Нечто нажаловался кто?

— Успокойтесь, госпожа…? — Вил сделал паузу.

— Мато́ка я. Матока Ти́ру.

— Госпожа Тиру, — улыбнулся коррехидор своей неотразимой улыбкой, — мне нужна помощь наблюдательного и неравнодушного человека.

— Да, конечно, — приободрилась девушка от неожиданной похвалы. Она испытала облегчение, что властей не интересует её торговля, — я тут с восьми часов утра. Всегда пораньше прихожу, чтобы место со своим раскладным столиком получше занять. Старая карга с пирожками меня прежде гоняла, но я не уступаю: кто первым пришёл — того и место. Тут ей не театр — номерованных местов не наблюдается!

Вил благосклонно выслушал тираду и спросил:

— Вам на глаза не попадалась женщина в бежевом плаще и шляпке с полями? Где-то часа два назад, или около того.

— Попадалась, ещё как попадалась, — заявила Матока Тиру, с видом человека, оказавшегося в родной стихии, — внимание на неё я сразу обратила: такая теплынь, а эта в плащ вырядилась, да ещё и шляпку нацепила. Добро б ещё старушка, у пожилых людей с головой разные странности приключаются. На нашей улице одна и зимой, и летом пальто не снимала, простынуть боялась, а эта — молодая.

— Можете описать женщину в плаще?

— Описать еёшнюю внешность я не могу, — чуть насупилась торговка, — потому как, уже сказывала, на голове у дамочки шляпка была. У шляпки поля вот-такенные, — она руками показала величину полей, — личность её разглядеть сложненько было, да ещё она в мостовую глаза упулила, словно потеряла, чего.

— Почему тогда вы решили, будто женщина в плаще была молода? Ведь её лица вы не видели, — вступила чародейка в разговор.

— Вы думаете, возраст человека по одному лицу увидать можно? — повернулась к ней торговка, — а вот и нет! Много чего за молодость дамочки говорило: во-первых, туфли моднющие на каблуках, во-вторых, походка лёгкая и скорая, а в-третьих, — она победно поглядела на собеседников, — то, как она в карету запрыгнула. Старая женщина за поручень уцепилась бы, поднялась и уселась. А эта легонечко так шагнула, чуть ли не взлетела, и велела трогаться ещё до того, как дверца захлопнулась.

— В каком месте карета стояла? — спросил Вил.

— Вон там на углу, — Матока показала на ближайший перекрёсток, — там у кафе карета и стояла.

— Это был наёмный экипаж? — уточнила чародейка.

— Я ж сказала, ка-ре-та, — словно для тугоухой разъяснила торговка, — коли бы был наёмный экипаж, я бы так и сказала. Женщину в плаще дожидалась именно карета: большая, добротная, даже герб золочённый имелся, — сообщила она с особым значением.

— Что на гербе изображено было вы не запомнили?

— Кто ж их разберёт, — она пожала плечами, — круг, а внутри не то ветка с листьями, не то трава какая. Я в гербах не сильна. После этого карета скоренько так уехала.

— Спасибо, — кивнул Вил, — и ещё: женщина, отбывшая в карете, ничего в руках не несла?

— Несла, — словно само собой разумеющееся подтвердила свидетельница, — только вот что конкретно это было, я сказать вам не могу. Она это самое «ничего» под плащом прятала. Довольно большое, на коробку с туфлями похоже. Только вот ума не приложу, зачем коробку с обувью от чужих взглядов скрывать?

Вил оставил без внимание вопрос о резонах сокрытия обувной коробки, похвалил словоохотливую торговку за внимательность, купил два бокала самого дорогого напитка и распрощался.

— Что скажете? — спросила Рика, когда они дошли до кафе на углу и посмотрели в обе стороны, — что за трава была на гербе? Я, конечно, далеко не специалист по геральдике, но как-то не припомню, чтобы у нас в Артании нашлись древесно-рождённые роды с травой на родовом мо́не.

— То, что невежественной девице, торгующей прохладительными напитками, могло показаться похожим на траву, на самом деле является пальмовой ветвью. Сюро принадлежал к клану Пальмы.

— Неужели убийца госпожи Фань — Томоко Харада? — с сомнением проговорила чародейка, — вы представляете, какой разразится скандал, если жена недавно назначенного министра финансов окажется замешана в криминале?

Вил осмысливал сказанное спутницей. И как на зло вспомнился вчерашний разговор с дядей Джейком и подозрения госпожи Харады в неверности супруга. Но чтобы сдержанная, спокойная и хорошо воспитанная женщина, происходящая из влиятельного древесного клана, просто так пошла и убила предполагаемую любовницу мужа? Нет, не похоже. Возможно, Фань убили раньше. Томоко заходит в дом со стороны переулка и обнаруживает убитую соперницу. Опасаясь, что её муж мог написать страстные послания делийке, которые при попадании на страницы газет погубят его репутацию, она забирает шкатулку и ключ. Нет, — сам себе возразил Вил, — слишком много совпадений для одного утра: неизвестный убийца, а потом ревнивая жена. Похоже, всё-таки мы имеем одну персону. И, к великому сожалению, персона сия — Томоко Харада.

— Вам что-то пришло в голову? — заглянула ему в лицо чародейка, — мне как-то не особо верится, что госпожа Харада пойдёт убивать Фань Суён и утаскивать её бумаги. К тому же карета тянет лишь на косвенную улику. Кто знает, в Пальмовом клане не одни Сюро. Карету могли продать, или некто попросил свозить по делам.

— Маловероятно. Если бы карету продали, то герб непременно бы убрали. Насчёт посторонних вообще не звучит. Фань Суён убила именно Сюро Санди. При этом он происходит из старшей ветви клана Пальмы, а его сестра замужем за мужчиной, два раза замеченным в обществе убитой делийки. Как бы это ни было печально, — Вил вздохнул, — но все факты указывают на Томоко Хараду. У неё имелись и мотив, и возможность. Она избавилась от убийцы брата и любовницы мужа в одном лице.

— А оружие? — не сдавалась чародейка.

— Джейк как-то обмолвился, что его друг расхаживал с пистолетом. Для разведчика, пускай и бывшего, оружие — обычное дело. Полагаю, именно из пистолета Сюро была застрелена Фань Суён. Я понимаю, в нашем случае подозреваемая у вас вызывает гораздо больше симпатий, нежели жертва, но именно госпожа Харада более всех подходит на роль убийцы.

— Мои личные пристрастия совершенно не при чём! — воскликнула Рика, — я просто предлагаю сначала довести до конца первое расследование, тогда мы получим некую отправную точку для второго. Пока мы не можем с уверенностью судить об идентичности браслета и артефакта, превратившего ежевичное вино в орудие убийства. Давайте съездим в Академию и покажем браслет профессору Вакатоши. Вдруг мы ошибались, и браслет попортился по какой-то иной причине. Ну, например, его владелица искупалась в горячих источниках, и от этого камни отклеились, а эмаль потускнела?

Вилохэд согласился, ехать к госпоже Хараде, имея на руках заключение от специалиста по артефактам, более чем разумно.

Профессор оказался на месте. Он с огромным энтузиазмом отнёсся к просьбе исследовать браслет.

— Ну те-с, давайте поглядим, что за браслет, — бормотал он, вооружаясь ювелирной лупой, — несомненное золото, причём не самой низкой пробы. Имеются вкрапления серебра, и чего-то похожего на платину; неплохая эмаль, — он даже рот приоткрыл, внимательно вертя браслет в пальцах, — на фигурах лошадей, вероятнее всего, крепились драгоценные или полудрагоценные камни. Следы клея указывают на поделочный материал. Алмазы или изумруды никто вклеивать не будет.

— Да, — тоном отличницы вступила Рика, — тот конь, что справа, был из красной яшмы, а слева — из молочно-белого агата.

— Похвальная наблюдательность, — заметил профессор Вакатоши тоном, словно это являлось его собственной заслугой, — а теперь, господа, мне не терпится приступить к исследованию. Вы можете посидеть, — это относилось к коррехидору, — а вы, — хитрый взгляд из-под очков был брошен на чародейку, — очень надеюсь, не откажете мне в любезности побыть снова моим ассистентом. Совсем как в старые добрые времена!

Рику не нужно было упрашивать дважды, она вскочила с места и горящими глазами замерла возле стола, на котором профессор успел расчистить площадку. Стол этот показался Вилохэду на первый взгляд чем-то средним между верстаком ремесленника-неряхи и рабочим местом алхимика, внезапно свалившегося в запой и оставившего остатки пиршества рядом с реактивами.

— Всё это, — профессор указал на царящий вокруг беспорядок, — только на взгляд несведущего человека покажется кучей случайный предметов, собранных и по произволу набросанных на моём столе. На самом же деле перед вами то, что жизненно необходимо для моего каждодневного труда. Обывателю работа чародея видится как бесконечные чудеса, окрашивающие серые будни, но, моя бывшая студентка не даст соврать, на самом деле приходится корпеть над заклятиями, затрачивая столько усилий, что едва способен добраться вечером до кровати. Итак, — он повернулся к Рике, — защитная плёнка или банальные перчатки?

Вакатоши вытащил откуда-то лайковые перчатки, изрядно запятнанные, но всё ещё крепкие.

Рика отказалась и наколдовала на руках защитную плёнку с такой быстротой и лёгкостью, что заслужила одобрительное кряканье своего бывшего преподавателя. Затем он поставил на свободный участок стола полированную гадательную доску, ту самую, которую так часто используют в светских салонах, чтобы пощекотать нервы общением с духами. Поймав на себе удивлённый взгляд коррехидора, Вакатоши объяснил:

— Это чародеи высокого полёта пользуются зеркалами Пикелоу, а нам — простым трудягам, приходится не брезговать и более приземлёнными способами. Гадательная доска, например, прекрасно подходит для концентрации и исследований остаточной магии. Удивлены?

Рика отрицательно замотала головой, а коррехидор лишь пожал плечами. Данный вопрос находился вообще вне его интересов. Тем не менее профессор не преминул разъяснить:

— Артефакт — суть продукт человеческой деятельности, в процессе которой в его структуру заключается некая магическая составляющая. Вид, стихийная принадлежность её и направленность зависят от цели чародея, — поведал он тоном лектора, — так как гадательная доска создана руками человека и, пускай опосредовано, но связана с магией. Это может быть поставлено в соответствие с исследуемым артефактом, что, в свою очередь, облегчит наши с госпожой Таками усилия.

Вил бросил взгляд на полированную доску из дорогого, сандалового дерева и обратил внимание на несколько углублений, каковых на стандартных, салонных досках не наблюдалось. Углублений насчитывалось ровно шесть. Профессор в два из них налил воды из графина на столе, в третье — насыпал блеснувшего кристалликами слюды белого песка, затем о чём-то негромко попросил чародейку. Та кивнула, и заморозила воду в крайней правой лунке.

— Недурственно, очень даже недурственно, — похвалил Вакатоши, — что далее?

— Огонь, шинхо́ и ци́лан, — тоном первой ученицы поспешила ответить Рика.

— И что наша отличница предложит использовать в качестве якорей для этих стихий?

Рика осмотрелась и предложила огонь привязать к угольку из камина.

— Можно ещё бумагу поджечь.

— Отлично, вперёд!

Девушка выбрала подходящий уголёк и разместила его напротив льда.

— А вот что вы предложите в качестве двух последних стихий? — с хитрым видом поинтересовался профессор, — сразу предупреждаю, никаких жертвоприношений, даже мухи, не будет. Проявите смекалку, удивите своего начальника.

Рика, уже присмотревшая большого зелёного жука, медленно ползшего по краю цветочного горшка на окне вздохнула. Вакатоши словно бы прочитал её мысли. Ладно. Бабушка как-то задала ей вопрос: чем хороший чародей отличается от посредственного? Рика попыталась выстроить целую теорию, в которой сплетались талант, усердие, постоянное самосовершенствование и готовность многим пожертвовать ради любимого дела. Бабуля улыбнулась и только головой покачала:

— Главная сила и отличие хорошего чародея от посредственности в том, что он видит возможности и умеет использовать для чар не только редкие и сложно добываемые ингредиенты, по типу парного молока тигрицы, разродившейся первенцем мужского пола, а умеют вычленить главное. Молоко. И не суть, тигрицы, козы или женщины. При этом ни пол ребёнка, ни право первородства не играю никакой роли. Молоко, сохранившее тепло материнского тела, — вот что важно.

Если профессор запретил использовать насекомых, то какой объект можно связать со смертью? Она огляделась по сторонам. На подоконнике отцветала аспидистра. У неё ещё оставались несколько стебельков с белоснежными, смахивающими на изящные лилии головками, но большая часть цветов уже успела опасть, пожухнуть и съёжиться. То, что надо.

— Если мы возьмём два цветка с вашего комнатного растения, — сказала она вслух, — то получим не только жизнь и смерть, но и жизнь и смерть, связанную природой, что должно усилить фигуру вашего заклятия. Но, — она остановилась у подоконника, — оба цветка я брать руками не буду, чтобы на них не оставить следа своей духовной силы, способной исказить вашу волшбу. Я — ведь некромнтка. У вас найдутся палочки для еды?

— В целях упрощения и экономии времени, — произнёс подошедший Вакатоши, — я сделаю это сам.

Он театральным жестом он сорвал цветок и забрал с подоконника его увядшего собрата. Цветы заняли свои места на доске. В самом центре разместилась маленькая серебряная чашечка с ароматным маслом, а в самую середину чашки профессор осторожно опустил высушенный в виде лодочки листик какого-то растения, проткнутый насквозь большой иголкой. Издалека коррехидору показалось, что иголка была позолоченной или даже, вообще, золотой. Шесть разноцветных свечей, подозрительно похожих на свечки для торта, были зажжены, и от них потянулось шесть разноцветных дымков. Профессор лёгким движением руки захватил их все вместе так, словно это были шёлковые нити, закрыл глаза, и бормоча себе под нос заклинание, принялся быстро переплетать их между собой, с поразительной ловкостью завязывая узлы в нужных местах. Через некоторое время в его руках оказался призрачный коврик, в воздушном узоре которого переплетались поблёскивающие нити разных цветов. Профессор открыл глаза, полюбовался своим творением и не без лихости уронил его на стол. К удивлению коррехидора, странная пентаграмма легла роно поверх доски, прошла сквозь неё и запечатлелась на столе.

— Теперь подайте мне объект исследований, — потребовал профессор Вакатоши.

Рика подала браслет, и он был помещён в центр доски.

— Наши фамильяры не столь впечатляющие, как у теоретиков, — с некоторой грустью проговорил он, но за то они настоящие трудяжки, берущие на себя немалую часть работы.

Он сделал странную фигуру из пальцев, подул и тихонечко свистнул. На столе прямо из воздуха материализовался крошечный хомячок: рыженький и щекастый. Его красные бусинки-глазки с обожанием воззрились на профессора.

— За дело, дружок, — подмигнул Вакатоши своему помощнику, ласково проведя пальцем по спинке, — давай покажем нашим гостям на что способны специалисты по прикладной магии.

Хомячок обнюхал браслет, потом сунул нос в миску с ароматическим маслом, сморщился, чихнул и принялся передними лапками раскручивать мисочку на доске, словно это была детская карусель. Но самым удивительным оказалось не это, а то, вопреки законам природы листок с золотой иглой оставался абсолютно неподвижным в середине миски вопреки законам природы. Более того, в какой-то момент начал поворачиваться противоположную вращению сторону. По сигналу хомячок отскочил подальше, а серебряный сосуд заскользил по поверхности гадательной доски. Сначала он продрейфовал к воде, иголка ожила, задёргалась, Вилу даже показалось, что она извивается на манер червяка, насаженного на крючок рыболова.

— Есть, — констатировал Вакатоши, — магия воды или любой иной жидкости, включая кровь.

Он написал что-то на припасённом клочке бумаги. Мисочка продолжала своё движение. Она поколебалась на середине, после чего уверенно, словно кто-то потянул за невидимую нить, заскользила к уже начавшему подтаивать кусочку льда. С иглой повторилось всё то же самое: она дёргалась, извивалась, в тщетном старании высвободиться из высушенного листика.

— Как вы и предполагали, коллега, — обратился Вакатоши к чародейке, успевшей подняться в его глазах от бывшей студентки до коллеги, — лёд. Трансгрессия одного вида зачарованного вещества в другой. Далее предсказываю маршрут нашей ладьи: она остановится у стихии, которую мы по традиции наших континентальных соседей называем цилан или смерть. Сие явится подтверждением смертоносной направленности заклятия, заключённого в артефакте в виде браслета кочевников. Ну что? Не хотите сделать ставки?

— Пожалуй, воздержусь, — ответил Вил, — не стоит смешивать работу и развлечения. К всему прочему, нимало не сомневаюсь в вашей компетентности.

— И правильно делаете, очень правильно делаете, — Вакатоши жестом предложил удостовериться в своих словах.

Из импровизированной лодочки куда-то испарилось всё масло, и иголке удалось, наконец покинуть свой плен. Она пригвоздила к доске цветок аспидистры, окрасившийся в оттенки крови.

— Как вы можете убедиться, я оказался прав: итогом заклятия, прятавшегося в невинной на вид безделушке, оказалась трансгрессия льда в иную форму с высвобождением энергии полудрагоценных камней. Об этом свидетельствует полное испарение лаврового масла, вылетевшая игла и смена цвета у символа смерти. Кстати, я не стал бы исключать жертвоприношение при наложении заклятия. Слишком уж быстро и кардинально покраснел цветок. Он поглотил всю энергию жизни. Взгляните, только что сорванный мною цветок завял, истлел и рассыпался прахом.

— Это старинная вещица или новодел? — спросил Вилохэд.

— Старинная, с гарантией. Несколько эпох пережила точно. Я бы датировал её, — профессор вооружился лупой, так и сяк поворачивая браслет, — эпохой Расцветания и Увядания, а то и раньше. Настаиваю на континентальном происхождении браслета, — заявил он, хотя никто и не думал ему возражать, — именно кочевники Великой степи обожествляли лошадей, в частности — кобылиц, приписывая им силы созидания и разрушения.

— А по какой причине убийца продолжала носить на руке артефакт, когда он уже полностью потерял свои свойства? — спросил коррехидор, которого волновали куда более прозаические вопросы, нежели созидание и разрушение.

— Сперва скажите мне, — прищурился Вакатоши, — данный артефакт использовал человек, лишённый магической одарённости?

— Мы не знаем о магических способностях женщины, убийство которой мы в данный момент расследуем, — ответил коррехидор, — но, полагаю, что чародейкой она не являлась, ведь так? — он вопросительно глянул на Рику.

— Конечно, при вскрытии я смогу провести проверку на следы магический цепей, но судить об их уровне развития будет сложновато. То, что она пользовалась артефактом, наводит скорее на мысль об отсутствии способностей к магии.

— Тогда предположу следующее, — Вакатоши отозвал хомячка и смахнул остатки ритуала в мусорное ведро, — ваш убийца знал, что в его руках имеется смертоносное оружие, но при этом он не имел представления о его истинной природе, то бишь: амулет это или артефакт. Посему после использования продолжал носить браслет в надежде, что он перезарядится. Возможно, опыт использования амулетов сослужил дурную службу.

Они поблагодарили профессора Вакатоши за помощь, пообещали непременно воспользоваться приглашением обращаться за помощью безо всякого стеснения и впредь, после чего вышли в знаменитый парк отделения Прикладной маги.

— Прежде чем идти и предъявлять обвинения жене министра финансов, — невесело проговорил Вилохэд уже в магомобиле, — следует хорошенько всё обдумать. Давайте-ка ещё раз проверим наши выкладки.

И они проверили. Выходило, что сначала госпожа Фань Суён встретилась на приёме в доме Харады с Сюро Санди, бывшим сотрудником артанской разведки, и этот самый сотрудник в иносказательной форме предостерегал делийку от неких опрометчивых действий.

— Постойте, — Рика наморщила лоб, — вы помните, что было перед этим?

— Общение с дядей Джейком слегка расцветило скучный приём.

— Я вспомнила, что прежде господина Сюро делийская красавица беседовала с хозяином дома.

— С Харадой?

— Да, — подтвердила чародейка, — а ещё в конце разговора с Сюро она многозначительно процитировала ему несколько строчек о воспоминаниях, возврат к которым возможен лишь в сердце.

— Как часто былое тайную прелесть в себе скрывает.

Но сколь ни старайся, возврат к нему

Лишь в нашем сердце возможен, — прочитал по памяти Вилохэд.

— Да, очень похоже.

— Стих двадцать седьмой из сборника «Искорки поэзии». Мицу́ра Та́ндо, эпоха Расцветания и Увядания.

— Если Фань Суён процитировала это стихотворение-сожаление, — продолжила рассуждать чародейка, — напрашивается предположение, что в прошлом их с господином Сюро связывали нежные чувства.

— Даже, если у них в прошлом была любовная связь, что — не факт, но и обратное я утверждать не берсь, — покачал головой коррехидор, — само наличие такой связи ещё не является основанием для убийства. Вот интерес госпожи Фань к министру вполне очевиден. Мы сами дважды встретили их, при том, что смущение Харады и его мгновенное исчезновение из кафе было более, чем очевидным. Может, Сюро пытался предостеречь женщину от попыток завести шашни с мужем своей сестры? Это возможно, особенно, если об обращении с мужчинами госпожи Фань ему было известно из собственного печального опыта?

— Почему непременно печального?

— Потому, как Суён носила фамилию Фань, а не Сюро.

— И она убила своего бывшего любовника, чтобы не мешал новому роману? — недоверчиво усмехнулась Рика, — нет. То есть я не возражаю ни против возможной связи, ни против предупреждения. Мне кажется сомнительным повод. Харада — взрослый мужчина, ему под сорок. С чего бы родичу столь ревностно печься о его нравственности? Хотя, за неимением мотива, сойдёт и этот. И как госпожа Фань смогла связать ежевичное вино со своим артефактом?

— На приёме такого размаха, как давали Харады, всегда в изобилии заказывают спиртное, — по своему обыкновению издалека начал Вил, — при этом стараются охватить все предпочтения госей. Я в субботу не обратил внимания на ежевичное вино. Сам его не люблю из-за терпкой сладости, но из этого не следует, что это вино не было заказано. Кстати, мы не спросили у профессора, как устанавливается связь между заклятием и жидкостью, на которое ему предстоит подействовать.

— Чтобы ответить на ваш вопрос довольно и моих скромных познаний, — чародейка победно взглянула на собеседника, — обойдёмся без профессора Вакатоши. Связь чаще всего устанавливается контактным способом, — заявила она и, встретив непонимающий взгляд собеседника, уточнила, — ну, например, всего-то и нужно, как обмакнуть палец в вино жертвы и незаметно провести им по браслету. Просто, доступно, легко выполнимо.

— Фань Суён берёт два бокала своего любимого ежевичного вина (я не исключаю, что вино также является капелькой воспоминаний, к которым возможно возвращение только в сердце), незаметно проделывает все необходимые манипуляции с бокалом, предназначенным жертве, и предлагает Сюро выпить за возобновление знакомства или же за прекрасные воспоминания, я не знаю, — он усмехнулся, — умная женщина всегда придумает повод, от которого сложно отказаться. Да и зачем Сюро отказываться от выпивки на приёме? Они вместе пьют ежевичное вино. После приёма друг дяди Джейка едет в клуб, затем возвращается домой. Убийце остаётся лишь проследить за ним и активировать заклятие в нужный момент.

— Да, — согласилась чародейка, — только, если бы они пили вино прямо на приёме, желудок Сюро успел бы переварить напиток. Большой бокал переваривается за два с половиной — три часа. Убитый был весьма крупным мужчиной, ко времени смерти от вина почти ничего не осталось бы. Поэтому полагаю, что вино было им выпито минут за двадцать до смерти, и одним бокалом дело не ограничилось.

— Предложите свою версию произошедшего, — потребовал четвёртый сын Дубового клана, — я уже по блеску в ваших глазах вижу, что она у вас наготове, и вы ждёте подходящего момента, дабы явить её свету. Так явите!

Чародейка смутилась, потому что, действительно, придумала иной ход событий злосчастной ночи. Она кашлянула и начала:

— Служанка Фань Суён говорила, что госпожа могла уходить и приходить, когда ей вздумается. Уверена, дом с террасой и выходом в переулок тоже был выбран не случайно. После приёма ей оставалось лишь вооружиться бутылкой вина и бокалами, дождаться свою жертву у дома и предложить выпить в знак примирения или вспомнить те прекрасные моменты, что лишь в памяти нашей остались. Полагаю, она заранее установила связь артефакта с ежевичным вином, а далее всё просто: Сюро выпивает вино, уходит домой, ложится спать, а госпожа Фань активирует артефакт. При этом ей вовсе не нужно болтаться под окнами жертвы. Я читала об амулетах и артефактах, срабатывающих на больших расстояниях.

— Всё замечательно, но я вижу один нюанс: если они оба пили вино из одной бутылки, почему оно превратилось в лезвия лишь в желудке Сюро? Разве убийцу не должна была постичь та же участь?

Чародейка задумалась, и предположила, что Фань Суён не пила, а лишь делала вид.

— Или же, — пожала она плечами, — с артефактом был связан бокал жертвы, а не вино.

— Боюсь, — покачал головой коррехидор, — как происходило на самом деле, мы никогда не узнаем, ибо уже мертвы и жертва, и убийца.

Для очистки совести была рассмотрена версия вмешательства делийской или артанской разведок, попытавшихся замаскировать убийство проштрафившегося агента под ограбление, но она безжалостно разбивалась о карету родовым пальмовым знаком-монсё. Пробежавшись по остальным возможным вариантам, им ничего не оставалось делать, как признать, что всё сходится на одном человеке — Томоко Хараде.

— Едем, — со вздохом проговорил коррехидор, — если уж предстоит сделать что-то особо неприятное, лучше не тянуть с этим.