Примулы на лугу уже отцвели. Лишь на опушке леса, у дубовых корней, да вдоль старой изгороди, у заросшей канавы, желтели слегка поблекшие цветы. Луг был окружен холмами, склоны которых густо пестрели ходами кроличьих нор. У подножия холмов журчал узкий ручеек. Берега его сплошь заросли желтой болотной калужницей и голубой вероникой.
Невдалеке, на сухом откосе, паслись дикие кролики. Одни щипали траву возле самых нор, другие спускались по склону в поисках одуванчиков и калужниц. Кролики-сторожа сидели на высоких муравейниках, почему-то покинутых обитателями, осматривая окрестности и тщательно принюхиваясь к ветру. Беззаботная песенка дрозда на опушке леса всех успокаивала. Она говорила о том, что поднимать тревогу нет никаких оснований.
На вершине одного из холмов, под дикой вишней, находилась нора, полускрытая зарослями ежевики. Над входом царил зеленоватый сумрак. В норе сидели два кролика. Вдруг кролик побольше вылез из хода, проскакал под покровом ежевики вниз и по канаве пробрался на поле. Он присел на траву и почесал у себя за ухом. Хотя ему сравнялся только год и он не набрал еще полного кроличьего веса, растерянным и робким он не был в отличие от большинства обитателей задворок кроличьей колонии, или «аутскертеров», не обладающих особой силой. Кролик зорко поглядывал по сторонам и с веселым видом потирал лапкой нос. Убедившись, что все спокойно, он опустил уши и принялся за траву. Второй кролик был далеко не так беззаботен. Маленький, с широко расставленными глазами, постоянно настороженным взглядом, он часто-часто вертел головой. По-видимому, малыш был чем-то очень встревожен. Он все время беспокойно нюхал воздух, а когда полосатый шмель с жужжанием пролетел мимо, кролик со страху высоко подпрыгнул. Он был так напуган, что два других кролика, пасшихся неподалеку, опрометью бросились в свои норки и сидели там до тех пор, пока еще какой-то кролик, с черными кончиками ушей, не узнал поднявшего тревогу и не принялся спокойно за траву.
— Это Хрейр-ру![1] Скорее всего опять мухи испугался, — сказал он. — Так о чем мы с тобой говорили, Крушина?
— Почему его назвали Хрейр-ру? — спросил Крушина.
— Он последний в выводке, самый слабый. Чудо, что ему удалось уцелеть. Он ужасно маленький! Как говорится, человек не заметит, лиса не польстится, — значит, дела его не так плохи!
Маленький кролик подскакал к своему товарищу.
— Пойдем подальше, Лесной Орех, — сказал он, — не могу понять, в чем дело, но у нас в колонии сегодня творится что-то неладное. Пойдем к ручью!
— Хорошо, — согласился Орех. — Найди мне там калужницу пожирнее. Ты на это мастак!
Они поскакали вниз по склону и, добравшись до ручья, начали пощипывать траву у тележной колеи. Вскоре Пятый отыскал калужницу, которую кролики считают изысканным лакомством.
В конце мая вблизи от кроличьей колонии калужницу не сыскать. Найденная Пятым калужница еще не выбросила бутонов, и ее розетка из плоских листьев была едва видна в траве.
Не успели друзья приняться за еду, как на другом берегу ручья появились два крупных кролика.
— Ага, калужница! Давай-ка ее сюда, да поторапливайся! — сказал один из них, заметив, что Пятый замер в нерешительности.
— Но ведь это наша калужница, Жабрей! Ее нашел Пятый! — вмешался Лесной Орех.
— А съедим ее мы! — возразил Жабрей. — Если ты не знаешь, что все калужницы — достояние офицеров Ауслы, так мы тебя быстро научим![2]
Пятый отвернулся и поскакал прочь. У перехода через ручей его нагнал Орех.
— Я сыт этим по горло! — вырвалось у него. — Вечно одно и то же: «У меня длинные когти, — значит, это моя калужница! У меня острые зубы, — значит, это моя нора!» По правде говоря, мне очень хочется бросить все и удрать из колонии, — вздохнул Орех. — Давай перейдем через ручей. Как ты думаешь: за ручьем безопасно?
Тон, которым был задан этот вопрос, показывал, что Пятый пользовался у Ореха авторитетом.
— Там вполне безопасно, — уверенно отвечал Пятый. — Я скажу, если замечу что-нибудь подозрительное.
Кролики перепрыгнули через насыпь над кирпичной трубой с водостоком. Солнце медленно садилось. Подыскивая место посуше, Орех скакал впереди. Вскоре они оказались возле зеленой живой изгороди. Вдруг Орех как вкопанный замер на месте и вытаращил глаза.
— Пятый, смотри-ка! Что это за штука?
Издавая резкий запах смолы и краски, два больших деревянных столба стояли посреди кустов изгороди, а прибитая к ним доска отбрасывала глубокую тень на поле. Оба кролика поспешили забраться в заросли жгучей крапивы, морща носы от запаха лежащего в траве окурка сигареты. Вдруг, весь задрожав, Пятый прижался к земле.
— Ой, Орешек! Что-то страшное и злое надвигается на нас!
— Объясни же: в чем дело? Ведь ты говорил, что здесь безопасно? — спросил Орех.
— Не знаю, — беспомощно отвечал Пятый. — Пока здесь безопасно, но опасность откуда-то приближается. Ой, Орешек! Смотри, все поле залито кровью!
— Не дури, это просто отблеск заката!
Пятый долго сидел посреди крапивы, дрожа и плача, не слушая увещаний Ореха. Полный тревоги, он не мог ничего объяснить. Наконец Орех заявил:
— Хватит плакать! Уже темно! Пора домой!
— В нору? — захныкал Пятый. — Да ведь этот ужас и туда придет! Не спрячешься!
— Замолчи! — твердо сказал Орех. — Сейчас слушайся меня. Что бы там ни было, нам пора домой!
Они перебежали поле и вброд перешли ручей. Вдруг Пятый оцепенел от ужаса и стал беспомощно топтаться на месте, хотя кругом было совершенно спокойно. Наконец Орех уговорил его дойти до колонии, но и здесь Пятый упорно сопротивлялся и отказывался спуститься в ход. Ореху пришлось силком затолкать его в нору. Солнце наконец закатилось. Подул холодный ветер, начал накрапывать дождь, и через час стемнело, а большая доска посреди живой изгороди заскрипела под порывами ночного ветра, как будто напоминая о том, что она здесь и никуда не исчезла. Вокруг не было прохожих, и никто не мог прочесть того, о чем вещали четкие черные буквы, словно врезавшиеся в дерево. Надпись на объявлении гласила: «Сэтч и К° (г. Ньюбери) начинает в Сэндльфорде застройку участков отличными современными домами».
В норе было тепло и сухо, но Орех проснулся от тяжелых сновидений. Ему почудилось, будто что-то им грозит. Правда, он не слышал шагов лисы или хорька, и инстинкт не приказывал ему спасаться бегством. Постепенно в голове у него прояснилось. Окончательно проснувшись, он увидел, что рядом с ним лежит Пятый и во сне пытается на него взобраться. Пятый вытянул лапы и выпустил когти, словно перелезал через проволочную изгородь.
— Проснись, Пятый! Дурачок! Ты меня чуть не поцарапал!
Орех прижал Пятого к земле. Тот забился и открыл глаза.
— Ой, какой страшный сон я видел! Мы сидели на какой-то доске посреди большой реки. С нами было множество кроликов. Вдруг мне почудилось, что это не доска, а решетка из костей и проволоки. Тут ты отдал приказ: «Плыть, всем плыть!» — и пропал из виду. Я стал тебя искать. Помню, как я вытаскивал тебя из какой-то дыры, а ты мне вдруг заявляешь: «Главный Кролик пойдет на опасное дело в одиночку» — и уплываешь от меня по какому-то темному туннелю!
— И ты от избытка чувств чуть не поломал мне ребра! Еще чего выдумал! Туннели ему снятся! Что за ерунда! Ну как, будем еще спать?
— Орешек, я думаю, нам в самом деле грозит беда! Нужно бежать, пока не поздно.
— Бежать отсюда, из колонии?
— Куда угодно, и поскорее!
— Всем стадом? Не дури! Никто с тобой не пойдет. Все скажут, что ты сошел с ума.
— Значит, их; настигнет беда. Выслушай меня, умоляю! Что-то очень страшное грозит всей колонии!
— В таком случае лучше всего поговорить с Главным Кроликом. Хотя, конечно, он не придет в восторг от такого известия!
Ореху не хотелось верить Пятому, и в то же время он опасался ему не верить. Тем временем полдень, а по-кроличьи «ни-Фрис», уже наступил. Большинство кроликов дремало в норах, а Орех и Пятый вылезли наружу, прошли немного по полю, а затем путаными подземными ходами направились в сторону леса. Пройдя туннель длиной около десяти метров, они очутились в глубокой норе, среди переплетенных дубовых корней.
Тут их окликнул крупный кролик-тяжеловес, один из солдат Ауслы. На голове у него росла густая шерсть, образуя лохматую шапку, придававшую ему несколько странный вид. Из-за этой шапки его прозвали Тлейли, то есть Лохмач.
— Уж не Орех ли это? — спросил Лохмач, обнюхивая его: под землей среди корней дуба было темно. — Что ты делаешь здесь в такое время?
На Пятого, стоявшего поодаль, Лохмач не обратил внимания.
— Нам надо поговорить с Главным Кроликом, и притом по очень важному делу, дорогой Лохмач, — сказал Орех. — Не можешь ли ты нам помочь?
— Вам? — переспросил Лохмач. — А что, этот малыш тоже собирается беседовать с Главным?
— Уверяю тебя, это необходимо, Лохмач! Я нечасто обращаюсь к тебе с просьбами. А аудиенции у Главного прошу впервые.
— Ладно, Орех, для тебя я готов на все, хотя не сомневаюсь, что мне за это оторвут голову. Скажу Главному, что ты толковый кролик! Он и сам, наверное, тебя помнит, хоть по временам у него память и сдает. Он порядком постарел! Подождите пока здесь!
С этими словами Лохмач спустился по туннелю и остановился у отверстия, ведущего в большую нору. Последовал короткий разговор, и Лохмача впустили. Орех и дрожавший от волнения Пятый остались дожидаться приглашения.
Главный Кролик носил имя Треарах — Рябиновое Дерево. В дни своего расцвета Треарах добился выдающегося положения не столько из-за физического превосходства, сколько благодаря спокойному и рассудительному нраву.
Хотя Лохмач не ошибался, говоря, что он постарел, но голова у него еще была ясная. Он вежливо встретил Ореха и Пятого. Офицеры отряда Ауслы любили запугивать кроликов послабее, но у Треараха не было в этом необходимости.
— А, Грецкий Орех, здравствуй! Ведь тебя зовут Грецким Орехом?
— Нет, Лесным Орехом, сэр!
— Ах, да, ты — Лесной Орех! Очень мило, что ты пришел меня навестить! Я отлично помню твою мать! А как зовут твоего приятеля?
— Это мой брат, сэр.
— Итак, это твой брат, — сказал Треарах со слабым оттенком раздражения в голосе, говорившим о том, что его более не следовало поправлять. — Устраивайтесь поудобнее. Не угодно ли салата?
Солдаты Ауслы воровали салат к столу Главного Кролика в ближайшем огороде, но жителям окраины почти никогда не доводилось его попробовать. Орех из вежливости взял один листочек и принялся жевать. Пятый отказался от угощения и сидел, помаргивая и трясясь мелкой дрожью, с самым несчастным видом.
— Ну, как идут дела? — осведомился Главный Кролик. — Скажите: чем я могу быть вам полезен?
— Сэр, мы пришли из-за Пятого, вот из-за него, — неуверенно начал Орех. — Пятый умеет предвидеть будущее[3] и пока ни разу не ошибался. Осенью он предсказал, что начнется наводнение. Сейчас он говорит, что на нашу колонию надвигается большая опасность.
— Большая опасность? Вот как! Весьма огорчительно! — сказал Главный Кролик, хотя по нему не видно было, чтобы он был так уж огорчен. — В чем же кроется эта опасность? — Он взглянул на Пятого.
— Н-не знаю, — отвечал тот, заикаясь, — н-но это что-то очень страшное!
Треарах из вежливости минуту помолчал, а затем осторожно спросил:
— Ну и как мы, по-вашему, должны поступить?
— Бежать, — выпалил Пятый. — Всем, всем, и немедля!
Треарах снова минуту переждал. Затем он сказал сочувственным тоном:
— Скажите! Но ведь это очень трудная задача, не правда ли?
— Сэр, — вмешался Орех. — Ваше дело — решать, что нам всем делать!
— Очень мило, что ты так считаешь. Надеюсь, что пока это так! Однако, дорогие друзья, давайте немного подумаем. Сейчас май, не правда ли? Люди заняты своей работой, так что кролики могут беспрепятственно наслаждаться жизнью. Никаких наших врагов — хищников-элилей — поблизости нет. Болезней также нет, погода стоит отличная. А ты, Орех, хочешь, чтобы я объявил обитателям колонии, что юный… гм… гм… ну, что твой брат чувствует неясное беспокойство и посему все мы должны немедля сняться с места и кубарем мчаться невесть куда. Как вы думаете, друзья, что на это скажут другие кролики? Вы полагаете, что все будут в восторге, не так ли?
— Вас они послушаются! — опять выпалил Пятый.
— Очень мило, — снова сказал Треарах. — Ну, пожалуй, пожалуй! Однако это очень серьезный шаг.
— Но у нас нет времени, сэр! — снова вскричал Пятый. — Опасность близко! Она совсем рядом, она, словно силки, сдавила мне горло! Орех, помоги же, ну!
Крича от ужаса, Пятый забился, крутясь и колотя лапами по песку, как будто бы он уже попал в западню. Орех навалился на него и прижал его к земле, и Пятый вскоре затих.
— Прошу нас извинить, Главный Кролик! — сказал Орех. — Такое с ним случается!
— Какой ужас, какой ужас! — воскликнул Главный. — Бедняжка! Ему нужно немедленно идти домой и хорошенько отдохнуть. Но я очень рад, что ты меня навестил, Грецкий Орех! Ценю твое внимание! А ты, Лохмач, изволь оставаться на месте!
Когда Орех и Пятый в глубоком унынии проходили по туннелю, ведущему от норы Треараха в лес, они снова услышали голос Главного, только тон его на этот раз был гораздо более суровым. По временам раздавались ответы Лохмача: «Да, сэр!», «Нет, сэр!». По-видимому, Лохмачу, как он это и предвидел, «отрывали голову».
Наступил вечер, и Орех с Пятым в компании двух друзей вышли поужинать травой на окраину леса. Черная Смородина, кролик с черными кончиками ушей, внимательно прослушав описание появившейся доски, заметил, что люди имеют обыкновение оставлять такие доски как сигналы друг другу, так же как кролики оставляют погадки или следы на тропинках.
— Так вас Треарах и послушался! Зачем вы ему все это наболтали? — сказал в свою очередь Одуванчик, другой сосед.
— Не знаю, на что я рассчитывал, — ответил Орех. — Мне просто показалось, что мы обязаны всех предупредить об опасности!
— А ты в самом деле считаешь, что есть опасность?
— Я в этом убежден! Пятый никогда не ошибается!
Одуванчик собирался что-то сказать, но тут какой-то кролик, с шумом приминая заросли ветрениц, как слепой, толкнулся в чащу лесной куманики и зашлепал по канаве. Это был Лохмач.
— Эй, Лохмач! — окликнул его Орех. — Ты свободен от дежурства?
— Да, меня освободили, и, по всей вероятности, навсегда!
— Как это?
— Да вот так! Я ушел из Ауслы!
— Неужели из-за нас?
— Вот именно! Треарах умеет любого допечь, если из-за каких-то дурацких пустяков его разбудят в полдень, в самый ни-Фрис! Смею думать, что всякий другой кролик смолчал бы, желая сохранить себе местечко при Главном, но я для этого, видно, не гожусь! Я ему прямо сказал, что не слишком ценю эту самую Ауслу и что сильный кролик не пропадет и без его колонии! На кой мне воровать для него салат? И на часах стоять не хочу больше! Я ужасно разозлился!
— Скоро некому будет воровать салат, — пробормотал Пятый.
— А вот и Пятый! — сказал Лохмач. — Тебя-то я и ищу! У меня из головы не выходят твои речи. Скажи-ка: не пустил ли ты попросту утку, чтобы придать себе веса, а? Уж не наврал ли ты?
— Я не врал, — грустно сказал Пятый. — Очень жаль, но я не врал!
— Так ты бежишь из колонии?
Все были озадачены той прямотой, с которой Лохмач разом решил тревоживший всех вопрос. Одуванчик пробормотал:
— Бежать из колонии? Клянусь Солнцем — нашим господином Фрисом!
— Мы с Пятым бежим сегодня ночью, — сказал Орех, немного подумав. — Идемте с нами!
— Тогда берите и меня! — выпалил Лохмач.
Орех подумал, что, хотя присутствие Лохмача может оказаться очень кстати, с ним, наверное, будет трудно ладить. Вряд ли он пожелает подчиняться обитателю задворок! «Не для того мы бежим из колонии, чтобы нами помыкал Лохмач», — подумал Орех. Однако вслух он произнес:
— Хорошо! Мы тебе рады!
Он по очереди посмотрел на остальных кроликов. Смородина первым подал голос:
— Я тоже бегу с вами! Не то чтобы Пятый меня надоумил. Дело в том, что у нас тем, кто не в Аусле, радости мало. Конечно, очень страшно решиться бежать! Путь будет опасным! Но что же делать? Лисы тут, ласки там, Пятый поднял тарарам!
Он вырвал сочный лист бедренца и начал его жевать, скрывая тревогу.
— Если принимать слова Пятого всерьез, то надо уговорить и других кроликов идти с нами! — сказал Орех.
— Я знаю парочку солдат из патруля, которых стоило бы прощупать на этот счет, — заявил Лохмач. — Если я сумею их уговорить, то приведу с собой. Только они пойдут не из-за Пятого! Просто они недовольны своим положением. А чтобы поверить Пятому, надо самому его услышать. Меня-то он полностью убедил!
— Значит, встречаемся здесь снова в полночь, то есть «фу-Инле». И пустимся мы в путь тоже за полночь. Время дорого! Опасность, хоть и не знаю какая, все приближается. Притом, если Треарах узнает, что ты покушаешься на его патруль, это вряд ли будет ему по вкусу. Капитан Остролист тоже не будет в восторге. На твоем месте, Лохмач, я бы с большой осторожностью выбирал тех, с кем собираешься говорить, — закончил совещание Орех.
После восхода луны прошел уже час, и вскоре Орех и Пятый вылезли из своей норы и тихо соскользнули на дно канавы. С ними был еще один кролик, друг Пятого, носивший имя Хлао-ру, то есть Маленький Горшочек. Он был не крупнее Пятого и очень робок, так что большую часть вечера Орех и Пятый потратили на то, чтобы убедить его присоединиться к ним. Горшочек дал согласие только после долгих колебаний. Он боялся того, что их ждет за пределами колонии, но в конце концов решил, что лучший способ избежать беды — это держаться поближе к Ореху и делать все, что прикажут.
Все трое медленно двигались по канаве, как вдруг Орех услышал какой-то шорох. Он поднял глаза:
— Кто это? Не Одуванчик ли?
— Нет, это я, Хокбит, — сказал вновь пришедший, глядя на них сверху. Он тяжело спрыгнул в канаву.
— Неужели ты меня не помнишь, Орех? — спросил он. — В прошлом году во время снеговых заносов мы с тобой долго сидели в одной норе. Одуванчик говорит, что сегодня ночью вы хотите бежать. Я иду с вами!
Орех наконец вспомнил Хокбита — глупого и медлительного кролика, в чьей докучливой компании ему довелось провести пять зимних дней во время снегопада. «Однако, — подумал Орех, — сейчас не время выбирать и капризничать! Хотя Лохмач обещал уговорить кое-кого из стражи, все же основная масса желающих бежать будет, несомненно, не из Ауслы». Орех прикидывал, кто еще мог бы к ним присоединиться, когда появился Одуванчик.
— Надо торопиться! — встревоженно сказал он. — Мне не слишком нравится, как обстоят дела! Мы разговаривали с Хокбитом, как вдруг этот наглый детина Жабрей вырос у меня за спиной. «Что вы затеваете?» — спросил он. Потом сказал, будто носом чует, что зреет заговор против Треараха, и злобно на меня уставился. Сказать по правде, я порядком струхнул!
— Удивительно, что Жабрей принялся за расспросы, а не сбил тебя сразу с ног, — заметил Орех.
Время шло. Кролики сидели, прижавшись к земле. Орех уже собирался пойти искать Смородину, но вдруг увидел, как тот в сопровождении трех кроликов появился на поле. Заметив среди них своего приятеля Крушину, Орех обрадовался, так как знал, что это честный и смелый кролик. Крушину собирались зачислить в солдаты Ауслы, как только он наберет полный вес.
«Наверное, Крушину тоже обижают, — подумал Орех. — Крушина и Лохмач будут серьезной силой, если нам придется ввязаться в какую-нибудь драку». Других двух приятелей Смородины — Веронику и Желудя Орех не знал, и их имена ему ничего не говорили. Это было неудивительно, потому что оба они были ничем не примечательны, типичные аутскертеры — тощие кролики по шестому месяцу от роду, с беспокойным и робким взглядом, говорившим о том, что обоих часто наказывала стража. Они с любопытством смотрели на Пятого. Зная его только со слов Смородины, они, видимо, ожидали, что Пятый сразу начнет предсказывать грядущее, но он выглядел хладнокровнее всех прочих. По-видимому, уверенность в том, что бегство состоится, успокоила его.
Время шло. Смородина вылез из канавы и забрался в заросли папоротников, но вскоре вернулся назад, непрерывно вздрагивая, готовый при малейшей тревоге броситься бежать. Орех и Пятый без всякого удовольствия пощипывали темную траву по краям канавы. Наконец со стороны леса послышался шум прыжков. Через минуту рядом с ними вырос Лохмач. За ним в канаву спрыгнул мускулистый кролик месяцев двенадцати от роду, вечно веселый и неунывающий. Его серебристую шкурку хорошо знали все кролики колонии. Это был племянник Треараха по имени Серебристый. Он только первый месяц служил в патруле Ауслы.
Орех обрадовался, увидев, что Лохмач привел Серебристого, известного своей прямотой и спокойным характером.
— Дозорные донимали Серебристого за особенный цвет меха, а также за то, что он якобы получил место в Аусле только из-за своего дядюшки, — сказал Лохмач. — Я хотел позвать еще парочку друзей, но, видно, остальные солдаты вполне довольны своим положением. — Лохмач осмотрелся. — А ведь нас немного! Не отказаться ли нам от этой затеи?
Серебристый собрался было открыть рот, как вдруг в кустах раздался шум и из зарослей выскочили три кролика. Они двигались четко и уверенно в отличие от кроликов, собравшихся в канаве, чей шаг был робок и несмел. Самый крупный кролик шел впереди, как командир, а два других следовали за ним в некотором отдалении. Чувствуя, что эти кролики — враги, Орех вздрогнул и замер. Пятый прошептал:
— Ой, Орешек, они за нами… — и затих, а Лохмач, повернувшись к вновь пришедшим, усиленно зафыркал и заработал носом. Вновь прибывшие, не колеблясь, направились к нему.
— Ты Тлейли? — спросил Лохмача начальник патруля.
— Ты меня отлично знаешь, Остролист. Чего тебе надо? — спросил Лохмач.
— Ты арестован! — грозно объявил Остролист.
— За что?
— За распространение недовольства и подстрекательство к бунту. Ты тоже арестован, Серебристый, за то, что своевременно не отдал рапорта Жабрею и пропустил свое дежурство!
Не раздумывая, Лохмач одним прыжком бросился на Остролиста. Тот начал отбиваться. Его подчиненные приблизились, поджидая момента, чтобы включиться в схватку и прижать царапающегося и боксирующего задними лапами Лохмача к земле. Внезапно Лохмачу на помощь бросился Крушина. Он сбил с ног одного патрульного и напал на второго. Через минуту к нему присоединился Одуванчик, прыгнув прямо на голову раненного Крушиной солдата. Оба патрульных с трудом отбились от наших смельчаков и поскакали к зарослям. Наконец Остролист вырвался из объятий Лохмача и присел на задние лапы, сердито сжимая передние, как это обычно делают кролики, если их раздразнить.
Он собирался было заговорить, но перед ним внезапно вырос Орех.
— Беги, или мы тебя убьем, — сказал он твердо, но без злобы.
— Молчать, безумный! Ты разговариваешь с капитаном Ауслы! Это тебя мы убьем! — завопил Остролист.
Он повернулся, выскочил из канавы и скоро исчез в зарослях.
Оказалось, что у Одуванчика поранено плечо. Он немного полизал ранку, а затем повернулся к Ореху.
— Они скоро вернутся и натравят на нас всю Ауслу! Тогда нам несдобровать! — нервно вздрагивая, пробормотал он.
— Идемте к ручью, там мы не потеряем друг друга, — сказал Орех.
Плечом к плечу с Пятым Орех вывел свой маленький отряд из канавы и пошел вниз по склону. Через минуту кролики исчезли в тумане, пронизанном лунным светом.
То отставая, то перегоняя друг друга, но стараясь по возможности держаться вместе, кролики прошли около полукилометра по полю, двигаясь все время вдоль берега ручья. Луна уже заходила.
Однако Орех все еще не был уверен, что они отошли от дома на безопасное расстояние. Прислушиваясь чуть ли не в сотый раз, нет ли за ними погони, он вдруг прямо перед собой увидел темные стволы деревьев и заметил, что ручей убегает в глубину леса. Кролики не любят лесной чащобы, и Ореху не понравились выросшие перед ним деревья, но, решив, что Остролист тоже не один раз подумает, прежде чем пуститься за ними в такие гиблые места, он повел свой отряд прямо по лесу, не советуясь с Лохмачом и надеясь, что товарищи за ним последуют.
Как только они вошли в лес, тот как будто вдруг ожил. Как-то жутко шумела вода, и кругом стоял запах листьев и сырого мха. В гуще леса таился водопад, рождавший гулкое эхо. Над головами кроликов шуршали листвой ночные птицы, а в вершинах гудел ветер. Издалека доносились еще более страшные звуки, происхождения которых они не могли точно определить, но похоже было, что по лесу кто-то пробирается.
Не понимая, что означают все эти странные звуки и куда бежать в неприютном лесу, кролики сбились в тесную кучку. Усевшись на высокую гору палых листьев под кустом остролиста, Орех попытался получше рассмотреть узкую тропинку, по обе стороны которой стеной стояли густые папоротники. Тропинка показалась ему совершенно свободной. Однако не ясно было: что таится за папоротниковой чащей и что ждет их за поворотом? Какая судьба постигнет его, если он осмелится покинуть уютную тень остролиста? Орех обернулся к присевшему невдалеке Одуванчику.
— Как только я поверну за поворот, подам сигнал. Если со мной что-нибудь случится, уводи остальных в безопасное место, — сказал он и, не дожидаясь ответа, поскакал по тропинке.
Через мгновение он был уже у поворота и внимательно осмотрелся. Тропинка и здесь была пустынной. Она полого спускалась вниз, в долину, где в глубокой тени стояла роща падубов. Орех подал сигнал, постучав о землю лапой, и через несколько секунд в папоротниках рядом с ним оказался Одуванчик. Орех отметил, что, несмотря на только что пережитый страх и мучительную усталость, Одуванчик — великолепный бегун, он за считанные секунды покрыл разделявшее их расстояние.
— Браво! Здорово! — прошептал на ухо Ореху Одуванчик. — Ты сейчас совсем как Эль-Эхрейра[4], рисковал ради нас своей жизнью!
Орех ласково посмотрел на Одуванчика. Слова эти были сказаны искренне и от души, и похвала друга согрела его.
— Нам необходимо сделать привал, — заявил Лохмач, пробиваясь к Ореху между тяжело дышавшими кроликами, валившимися от усталости. — Место здесь не лучшее для отдыха, но Пятый и этот второй недомерок очень устали! Они совсем выдохлись! Без передышки они не сделают ни шагу!
В самом деле, все путешественники выбились из сил[5]. Орех и его друзья впервые в жизни провели эту ночь совершенно необычным для кроликов образом. Они путешествовали единым отрядом, а не в одиночку, и пытались идти ровно, размеренно. Большинство из них чуть было не впало в «тсарн» — так называется у них оцепенение, когда испуганный кролик сидит неподвижно, безучастно следя остекленевшими глазами за приближением опасного врага.
Орех заметил, что Горшочек притаился за папоротником, опустив уши и дрожа всем телом. С совершенно убитым видом он вытянул перед собой лапу и непрерывно лизал ее. Пятый выглядел не лучше. Оба очень устали.
Орех понял, что, пока его отряд не отдохнет, им безопаснее всего сидеть на месте. Однако если дать кроликам горестно размышлять о их злоключениях, то, пожалуй, страх может овладеть ими настолько, что кому-нибудь, возможно, придет в голову возвратиться в колонию, а кое-кто уйдет в сторону и заблудится. Внезапно Ореха озарило.
— Сделаем здесь привал! Забирайтесь поглубже в папоротник! А ты, Одуванчик, расскажи какую-нибудь сказку! Смотри, наш Горшочек горит желанием тебя послушать, — сказал Орех.
Взглянув на Горшочка, Одуванчик сразу понял Ореха. Стараясь подавить собственную тревогу, которую вызывал у него густой черный лес, и забыть свой ужас перед отвратительным зловонием, которое издавали какие-то лесные животные, находившиеся, по-видимому, неподалеку. Одуванчик начал свой рассказ:
— В незапамятные времена Солнце-Фрис сотворил нашу Землю. Фрис создал также всех животных. Вначале они очень походили друг на друга. Ласточка с ястребом были друзьями и вместе питались семенами и мухами, и кролик с лисой тоже были друзьями, и оба питались травой. А травы и мух было предостаточно, потому что мир тогда был еще молодым и новым, а Фрис целыми днями стоял в небе, так что все время было тепло.
В те времена вождь кроликов Эль-Эхрейра жил в дружбе со всеми животными. У него было столько детей, что их не сумел бы сосчитать сам Фрис. И все они питались травой и одуванчиками, салатом и клевером, а Эль-Эхрейра был им всем отцом.
Тут Лохмач одобрительно хмыкнул.
— Через некоторое время, — продолжал Одуванчик, — трава поредела, а кролики разбрелись по свету, размножаясь и поедая всю растительность на своем пути. Тогда Фрис сказал Эль-Эхрейре: «Князь Кролик, если ты не умеешь управлять своим народом, мне придется принять меры самому!» Но Эль-Эхрейра возразил Фрису: «Мой народ сильнее всех на свете! Мы быстрее всех размножаемся и больше всех едим. Мы же это делаем из любви к господину нашему Солнцу! Мы быстро откликаемся на его тепло и ласку! Мне думается, господин должен оценить нас по достоинству и не мешать нашей прекрасной жизни!»
Фрис мог бы одним щелчком покончить с Эль-Эхрейрой, но он решил пощадить его, так как кролики необходимы на свете: они нужны для веселья, шуток и всяческих проделок. И вот Фрис решил победить Эль-Эхрейру хитростью. Он объявил, что устраивает пир на весь мир, на котором все птицы и животные получат подарки. Дары эти внесут различия между животными. Когда пришел дрозд, он получил чудесную песню, а когда пришел бык, он получил неустрашимость. В свою очередь пришли горностай, лиса и ласка. Каждому из них Фрис подарил страстное желание пожирать детей Эль-Эхрейры. Все это время Эль-Эхрейра провел веселясь, танцуя и похваляясь, что вскоре он придет к Фрису и получит от него великий дар. Наконец и он отправился на встречу с Фрисом. По пути он остановился передохнуть на мягком песчаном бугорке. Тут над ним пролетел черный стриж с отчаянным воплем: «Весть! Весть!» (Между прочим, с того самого дня он твердит одно это слово.) Эль-Эхрейра спросил, что это за весть, и стриж ответил: «Не хотел бы я быть на твоем месте! Фрис подарил лисе и ласке злое сердце и острые зубы, а кошке — бесшумный прыжок. Теперь они будут пожирать всех твоих подданных».
Стриж полетел дальше, а Эль-Эхрейра услышал голос Фриса: «Где же Эль-Эхрейра? Все, кроме него, получили дары. Остался один он!»
Тогда Эль-Эхрейру охватил страх. Он повернулся к своему бугорку и начал рыть нору. Когда Фрис появился над холмом, яма была уже порядочных размеров. Из норы торчали только хвост и задние лапы Эль-Эхрейры, а песок и земля фонтаном летели из ямы, потому что Эль-Эхрейра боялся хотя бы на минуту прекратить свое занятие. И тут Фрис спросил, как будто не узнавая вождя кроликов: «Друг мой, не видел ли ты Эль-Эхрейру? Я хочу передать ему мой дар и благословение». — «Нет, — ответил Эль-Эхрейра, — он не смог прийти, и сейчас он далеко!» Тогда Фрис сказал: «Выйди же из ямы и получи мое благословение вместо него!» — «Никак не могу! — отвечал Эль-Эхрейра. — Время не ждет! Скоро прибегут лиса и кошка! Если ты так уж хочешь меня благословить, то благослови мой хвост — он перед самым твоим носом торчит из норы. Не забудь также мои задние лапы!»
Все кролики не раз слышали эту историю либо зимними ночами, когда по норам носится ледяной сквозняк, либо теплыми летними вечерами, когда все племя сидит в траве под бузиной, издающей легкий запах прели. Однако Одуванчик рассказывал так хорошо, что даже Горшочек забыл про усталость и про все опасности. Каждый из наших кроликов воображал себя в этот момент Эль-Эхрейрой, который был так отважен, что мог надерзить господину Фрису и при этом остаться безнаказанным.
— Тут, — продолжал Одуванчик, — Фрису пришлась по душе смелость и находчивость вождя кроликов, и он оценил готовность Эль-Эхрейры бороться с врагами до конца.
«Да будет так! — сказал Фрис. — Благословляю твой хвост, а также твои задние лапы, торчащие из норы! Лапы! Станьте сильными и быстрыми во веки веков! Быть по сему!»
При этих словах задние лапы Эль-Эхрейры вытянулись и обросли мощными мышцами. Он так ими замолотил по склону, что все букашки попадали со своих травинок. И тут он выскочил из ямы и помчался прочь быстрее всех на свете, а Фрис-Солнце хохотал, улюлюкал и кричал ему вслед: «Все равно кролики никогда не будут править миром! Не бывать такому! Люди, лисы, волки, коты — словом, все хищники станут преследовать твоих подданных! Но мало кто сумеет вас догнать и схватить, о Князь Чуткое Ухо, о Великий Бегун, о Роющий и Ловкий! Помни мой завет: не зевай, будь мастером на всякие хитрые проделки — и твой народ никогда не погибнет!»
И тут Эль-Эхрейра понял, что Фрис по-прежнему остался ему другом. С той поры каждый вечер, когда Фрис кончает дневную работу и ложится отдыхать на красное покрывало неба, Эль-Эхрейра и его дети, и дети его детей выходят из своих нор и веселятся под его ласковым взором.
При последних словах Одуванчика сидевший с подветренной стороны Желудь внезапно замер, насторожив уши и принюхиваясь. Отвратительный незнакомый запах заметно усилился, рядом послышались тяжелые шаги. На дальнем конце тропинки перистые листья папоротника раздвинулись, и из-за них выглянула длинная морда с белыми и черными полосами, слегка напоминающая собачью. Морда смотрела вниз, челюсти раскрылись, как будто ухмыляясь, а кончик носа вынюхивал что-то у самой земли. В сумерках можно было различить огромные длинные лапы и волосатую черную тушу. Голова медленно поворачивалась, видимо, животное осматривало туманные глубины лесных прогалин. Затем оно остановило на кроликах свой свирепый, леденящий душу взгляд. Челюсти слегка приоткрылись, за ними сверкнули зубы, такие же белые, как полосы на голове. Чудовище долго смотрело на кроликов в упор, и они замерли под его взглядом. Затем Лохмач пересел поближе к своим товарищам.
— Это — лэндри — барсук! — прошептал он так тихо, что никто не расслышал его. — Они редко бывают опасными, но нам лучше не рисковать! Надо уходить!
И Лохмач помчался рысью через заросли папоротника. Одуванчик последовал за ним, и вскоре они оба скрылись в роще падубов. Орех построил оставшихся ослабевших кроликов и повел их через папоротниковые заросли. Горшочек, подгоняемый страхом, спотыкался и хромал позади. Пройдя рощу падубов, Орех остановился, в недоумении присел, да так и застыл на месте. Прямо перед ним высился крутой берег реки. При тусклом свете заходящей луны легко было различить блестящую гладь воды, за которой расстилались заросли орешника и ольхи. Все путешественники один за другим поднялись на берег и молча уставились на возникшую перед ними преграду.
— Вот это сюрприз! — сказал наконец Лохмач. — Признайся, Орех! Ты такого не ожидал? Верно?
Хотя от усталости мысли Ореха путались, он понял, что с Лохмачом не оберешься хлопот. Конечно, он не трус, но ведет себя спокойно только в том случае, если точно знает, что надо делать. Для него растерянность хуже опасности. Растерянный, он начинает злиться. Надо поддержать уверенность Лохмача в себе. Если Ореху не удастся ее восстановить, предстоят большие неприятности. Орех вспомнил коварную любезность Треараха.
— Не знаю, что бы мы без тебя делали, Лохмач! Скажи: что это был за страшный зверь? Наверное, он хотел нас сожрать? — спросил он.
— Это лэндри! У нас в Аусле часто о них рассказывали, — небрежно отвечал Лохмач. — По-моему, лучше избегать с ними встречи. Они, конечно, тоже принадлежат к Злобной Тысяче наших врагов. Мне бы давно догадаться о том, что лэндри поблизости, но я сам вижу его впервые!
— До встречи с нами он охотился и убивал! — сказал, содрогаясь, Смородина. — У него морда в крови!
— Может быть, он поймал крысу или фазаньего птенца. Нам повезло, что его охота была удачной, а то, пожалуй, он был бы с нами поповоротливее, — заключил Лохмач.
Тем временем на тропинку наконец выбрались, ковыляя, Пятый и Горшочек. Они тоже остановились, глядя на реку.
— Как ты думаешь, Пятый, что нам теперь делать? — спросил Орех.
Пятый еще раз взглянул на реку и пошевелил ушами.
— Нужно перебраться через реку. Только я едва ли смогу плыть: я очень устал. И Горшочку не легче, чем мне, — отвечал Пятый.
— Кто это собирается плыть? — вскричал Лохмач. — В первый раз в жизни слышу такую ересь![6]
Вероника в свою очередь заявил, что просто не хочет входить в воду, а Хокбит сказал, что он лучше пойдет по берегу. В глубине души Орех считал, что если Пятый советует переплыть реку, то неблагоразумно пренебречь его советом, но нужно было убедить в этом остальных! Внезапно Орех почувствовал себя уверенно. Что же переменилось? Звук ли какой-нибудь до него донесся, или это был запах? Вскоре он понял, что произошло. За рекой, поднимаясь в небеса, завел свою песню жаворонок.
Затем прозвучали две-три низкие и протяжные ноты из песенки черного дрозда. Заклохтала лесная горлица. Это занималось утро! Вскоре сквозь серый туман утренних сумерек кролики увидели, что за рекой лежат открытые солнцу луга.
Песчаный берег реки был не слишком крут. Внизу, под носами сидящих кроликов, расстилался широкий плес с неподвижной водой. Орех взглянул на пологий бережок.
— А на берегу есть трава! Пойдем, попасемся, — сказал он.
Кролики устало сползли по склону и принялись щипать траву у самого ручья.
Пережевывая траву, Орех приблизился к Пятому и незаметно оттеснил его от всех остальных. Когда они скрылись за высокими камышами, он спросил:
— Скажи, Пятый, нужно ли нам непременно переплывать реку? Не лучше ли пойти вдоль берега?
— Нет! Через реку перебраться необходимо! Нам нужно найти высокое сухое место, откуда все далеко видно и слышно, и где не бывает людей.
— А есть ли на свете такое место?
— На этом берегу места нет, но мы переплывем реку!
— Боюсь, что наши друзья откажутся идти дальше. И потом, разве ты можешь сейчас плыть?
— Я-то поплыву, но вот Горшочку совсем плохо. Уж не поранился ли он? Нам, наверное, придется задержаться здесь, отдохнуть!
Тут навстречу им из камышей выскочил Лохмач.
— Я уже стал беспокоиться, куда вы запропастились. Ну как, идем дальше?
— Нет, не сейчас, — твердо сказал Орех. — Пусть все хорошо отдохнут! Мы остановимся здесь до ни-Фриса, а потом всем отрядом переплывем реку.
Лохмач хотел было что-то возразить, но его перебил Смородина:
— А почему бы самому Лохмачу не переплыть реку и не посмотреть, что за ней в полях?
— Ладно, в этом есть известный смысл, — довольно неохотно согласился Лохмач. — Я переплыву эту вонючую речку хоть сто раз! — Лохмач назвал реку «эмблеер». Так кролики называют запах лисы. — Всегда рад служить!
Без малейших колебаний Лохмач в два прыжка подскакал к реке и поплыл по глубокой и тихой воде. Кролики увидели, как он вылез из воды у цветущих кустов коричной травки, ухватившись зубами за ее жесткие стволы, отряхнулся и исчез в ольшанике. Минуту спустя он устремился в поле, видневшееся за прозрачными кустами орешника.
— Хорошо, что Лохмач пошел с нами, — сказал Орех Серебристому, с дрожью отвращения вспомнив Треараха. — Уж он-то сумеет все разведать. Смотри-ка, он уже бежит назад!
Все увидели, как Лохмач огромными прыжками несется по полю. Такого встревоженного вида у него не было даже после драки с Остролистом. Он вниз головой бросился в воду и быстро замолотил лапами, так что за ним сразу же побежал по темно-коричневой воде светлый бурунчик пены. Рывком выбросившись на берег, Лохмач быстро заговорил:
— На твоем месте, Орех, я не стал бы дожидаться ни-Фриса. Сзади в лесу — сорвавшаяся с привязи собака!
Орех вздрогнул.
— Откуда ты взял?
— С холма на том берегу просматривается весь лес, через который мы прошли. Я видел, как собака перебегала лужайку, и за ней тянулась цепь. Значит, она сорвалась с привязи. Может быть, она идет по следу лэндри, но лэндри, наверное, уже сидит в своей норе. Что будет с нами, если собака возьмет след? Не тяни, Орех! Поскорее переплывем реку!
Орех растерялся. Прямо перед ним стоял Лохмач, насквозь промокший, но бесстрашный и твердо знающий, что нужно делать, — само воплощение решимости, — а к плечу Ореха молчаливо жался дрожащий Пятый. Сидевший напротив Смородина не отрывал от Ореха глаз, явно ожидая его приказаний и не обращая внимания на Лохмача. В это время в лесу раздался далекий пока лай, на который сойка ответила раскатами сварливой брани. В каком-то приступе самоотверженности Орех ответил:
— Хорошо! Плывите! Я останусь здесь и подожду, пока Горшочек и Пятый не придут в себя.
— Ты упрямый псих! — вскричал Лохмач. — Мы же все погибнем!
— Не топочи, собака услышит. Что ты предлагаешь? — спросил Орех.
— Тут не до предложений! Кто может — пусть плывет! Кто не может — остается и надеется на лучшее.
— Нет, так не пойдет! Я заманил сюда Горшочка и должен помочь ему выбраться.
— Но ведь ты не заманивал сюда Пятого! Он сам нас всех заманил!
Орех с одобрением отметил, что Лохмач отнюдь не торопится спасать свою шкуру и ничуть не испугался, хотя страшно зол. Поискав глазами Смородину, Орех увидел, что тот отбежал к краю плеса, туда, где узкая лента песчаного берега сливается с рекой. Зарыв лапы в мокрую гальку, Смородина принюхивался к какому-то плоскому предмету, лежащему у самой кромки воды. Орех позвал его. С трудом вытянув увязнувшие в песке лапы, Смородина послушно повернул назад.
— Там лежит доска, то есть такой плоский кусок дерева! Он похож на тот, который запрудил однажды ручей возле нашей колонии, — быстро заговорил Смородина. — Вода принесла эту доску, — значит, она может плавать. Мы посадим на нее Горшочка и Пятого и спустим их на воду. Доска, наверное, переплывет через реку.
Орех всерьез испугался. Все несчастья вместе свалились на его голову! Неужели мало того, что Лохмача трясет от злобы и нетерпения, Горшочек в панике, а собака приближается! В дополнение ко всему умнейший кролик их отряда сошел с ума! Орех почувствовал, что он близок к отчаянию.
— Клянусь господином Солнцем! Я все понял! — раздался восторженный голос у его плеча. Это говорил Пятый. — Скорей, Орех, не медли! Веди Горшочка!
Доска, лежащая на поверхности воды и лишь одним концом причалившая к берегу, была не больше крупного листа ревеня. Смородина толчком заставил отупевшего от усталости Горшочка проковылять до берега и затем, угрожая ему когтями, загнал на доску. Согнувшись и дрожа, Горшочек уцепился лапами за этот плотик. За ним последовал Пятый.
— Ну-ка, кто у нас самый сильный? Лохмач, Серебристый, оттолкните-ка их от берега! — сказал Смородина.
На призыв Смородины никто не откликнулся. Все кролики сидели на задних лапах, недоумевая и колеблясь. Тогда, не дожидаясь чужой помощи, Смородина опустил в воду собственный нос и изо всех сил толкнул доску. Плотик поднялся и закачался, Горшочек завизжал, а Пятый опустил голову и так яростно вонзил в дерево когти, что чуть не вывихнул их. Плот покачался и поплыл по плесу, неся на себе обоих съежившихся кроликов.
— Солнце и тьма! Фрис и Инле! — воскликнул Одуванчик. — Они сидят на воде! Почему же они не тонут?
— Они сидят на доске, а доска плывет, — сказал Смородина. — Можно и нам теперь плыть, Орех?
Орех догадался: Смородина хочет, чтоб он проявил свою власть и отдал приказ. Голова Ореха прояснилась.
— Плыть! Всем плыть! — сказал он.
Сам он остался на берегу наблюдать за переправой. Одуванчик плыл так же легко и быстро, как бегал, Серебристый был полон сил. Остальные гребли и барахтались, кто как умел, но постепенно продвигались вперед. Наконец, когда кролики достигли противоположного берега, Орех в свою очередь прыгнул в речку. Холодная вода сразу же промочила его шубку. Он задохнулся и ушел под воду, но вскоре, высоко держа голову, неумело поплыл, направляясь к кусту коричной травки. Через минуту он выбрался на берег. Его кролики сидели в ольшанике, с них ручьями текла вода.
— Где Лохмач? — сразу же спросил Орех.
— Он гонит плот, — стуча зубами, ответил Смородина.
Лохмач был еще в воде, на той стороне плеса. Он подплыл к плоту и, прижавшись головой к борту, погнал его к берегу. Орех слышал, как, отплевываясь, он сказал Пятому и Горшочку: «Сидеть смирно!» — и ушел под воду. Через минуту Лохмач выплыл и снова погнал плот. На глазах ошеломленных кроликов доска, покачиваясь, пересекла плес и причалила к берегу. Пятый подтолкнул Горшочка к лежавшим у берега камням, а Лохмач пошел вброд рядом, отфыркиваясь и дрожа.
— Как только Смородина оттолкнул плот от берега, я сразу понял, что надо делать дальше, — гордо сказал Лохмач. — Только это трудно, когда самому нужно плыть.
Лая собаки не было слышно. Кролики легко одолели ольховую рощу и, поднявшись на поле, остановились у первой попавшейся им зеленой изгороди. Почти никто из них не сумел оценить важность открытия Смородины, и все сразу же о нем забыли. Только Пятый подошел к лежащему у куста боярышника Смородине и сказал:
— Ты сегодня спас нас с Горшочком! Я этого не забуду.
— Признаюсь, это была недурная идея, — сказал Смородина. — Она может нам впоследствии пригодиться!
Когда взошло солнце, путешественники все еще лежали возле изгороди из боярышника. Некоторые, неловко съежившись, спали тревожным сном. Все настолько выбились из сил, что решили положиться на судьбу. Окинув взглядом спящих кроликов, Орех понял, что они находятся сейчас не в меньшей опасности, чем ранее на берегу ручья. Им ни в коем случае не следовало оставаться среди открытого поля! Но в какую сторону идти? Необходимо было разведать окрестности. Чувствуя, что ветер дует с юга, Орех запрыгал вдоль изгороди, пытаясь отыскать укромное место, где можно было бы, сидя спокойно, по запаху определить, что находится поблизости. Он добрался до широкого прохода посреди кустов. Земля здесь была разбита копытами пасущихся на холмистом поле коров и превратилась в густое месиво. Орех осторожно пробрался на поле, присел за кустом репейника и поднял нос. Теперь, когда он был за пределами боярышниковой изгороди, с ее густым ароматом, он мог лучше разобраться в том, какой запах щекотал ему ноздри. Свежий, сильный, сладкий аромат наполнял воздух, и это был скорее всего благоприятный и целебный запах. Но откуда он идет и почему так настойчиво? «Наверное, источник запаха находится где-то поблизости», — подумал Орех. Сначала он решил послать кого-нибудь на разведку. Одуванчик мог бы в мгновение ока взлететь на поле и прискакать назад с быстротой зайца. Однако природное озорство и любовь к приключениям одержали верх над разумом нашего кролика. Нет, он пойдет на разведку и принесет все необходимые сведения сам! Пусть-ка Лохмач попробует это переварить!
Орех помчался по лугу прямо на стадо коров. Невдалеке от стада, подскакивая и невысоко взлетая, какая-то большая черная птица неловко махала крыльями. Орех заметил, что своим мощным зеленоватым клювом птица долбит землю. До этого случая Орех не видал ворон, поэтому он не догадался, что ворона идет по ходу крота, надеясь вытянуть его из мелкой норки и прикончить клювом. Если бы Орех об этом знал, он бы легкомысленно не поместил эту птицу в разряд «неястребов», куда кролики вносят всех кротких птиц от крапивника до фазана. Из-за холма по-прежнему неслись волны странного аромата, становившегося все отчетливей. Увлекшись, Орех помчался на вершину холма. Отсюда он увидел еще одну изгородь. За ней, мягко колыхаясь под порывами ветерка, лежало поле цветущей фасоли. Усевшись на задние лапы, Орех сидел как зачарованный, заглядевшись на аккуратную делянку растений с маленькими, покрытыми сероватым пушком стволами. Судя по запаху, он подумал, что кролики вряд ли могут питаться этой диковинкой, но здесь можно было спрятаться и переждать опасность, не привлекая ничьего внимания.
Орех решил немедленно привести кроликов на поле, чтоб они могли отдохнуть до вечера под прикрытием душистых зарослей. Он нашел свой отряд на прежнем месте. Лохмач и Серебристый бодрствовали, а остальные дремали вполглаза.
— Знаете, я, кажется, отыскал место, где все мы можем отоспаться! — объявил им Орех.
— Это нора? — спросил Лохмач.
— Нет, норы здесь нет, но я нашел большое поле высоких душистых цветов! Они нас укроют, и мы сможем отдохнуть.
— А ты уже видел эти растения? — спросил Лохмач.
— Видел, они сразу же за холмом! Идемте, пока не приехал человек на своем хрудудиле. — Так кролики называли трактор и автомобиль.
Серебристый разбудил кроликов и силой заставил их подняться. Спотыкаясь, кролики двигались с большой неохотой и ворчали в ответ на его уверения, что поле в двух шагах. Карабкаясь по склону, они разбрелись во все стороны. То останавливались пощипать траву, то садились на теплую, залитую солнцем землю отдохнуть и почесать за ушами.
Серебристый уже почти взобрался на вершину холма, когда откуда-то снизу послышался пронзительный визг, — так кричит смертельно испуганный кролик. Оказалось, что на Пятого и Горшочка напала ворона! Она заметила, что они устали и очень малы ростом, кроме того, отстав, хромают далеко позади отряда. Ворона спустилась на землю и, сделав огромный прыжок, нацелилась своим могучим клювом в голову Пятого, но тот сумел вовремя увернуться. Тогда, кружа вокруг высоких пучков травы и отчаянно вертя головой, она попыталась клювом достать Горшочка. Почувствовав, что ворона целится ему в глаз, Горшочек зарылся головой в куст травы в надежде вырыть себе ямку поглубже. Это он издал отчаянный вопль.
Орех в несколько секунд покрыл расстояние, отделявшее его от Горшочка. У него не было никакого ясного плана действий, и, наверное, он остановился бы в растерянности, если бы ворона не обернулась и не пошла на него в атаку. Орех покрутился на месте и замер. Он увидел, что с вершины холма на помощь к ним огромными прыжками мчится Лохмач. Ворона повернулась, бросилась на Лохмача и промахнулась. Когда ее клюв ударился о камень, раздался резкий скребущий звук. Тем временем Серебристый тоже прискакал на помощь. Ворона восстановила утерянное равновесие и, не теряя времени, набросилась теперь на него. Увидев, что ворона приближается, приплясывая и хлопая с невероятной быстротой крыльями, Серебристый в испуге попятился, и его чуть было не пронзил вороний клюв, но Лохмач налетел на ворону сзади, сбил ее с ног и заставил отступить. Неловко пятясь и спотыкаясь, ворона издала хриплый, полный ярости вопль.
— Держите ее! — закричал Лохмач. — Заходи сзади! Она трусит! Все вороны — жалкие трусихи! Они нападают только на слабых!
Но ворона уже летела прочь, медленно взмахивая крыльями. Кролики увидели, как она поднялась над лесом и исчезла за рекой. В полной тишине слышно было только, как неторопливо двигается по полю пасущееся стадо коров.
Подойдя к Горшочку, Лохмач, чтоб отвлечь и рассмешить, пробормотал ему на ухо шуточную песенку, которую часто распевала Аусла:
Хой, хой и эмблеер хрейр!
М’сайон уле храка вейр! —
что означало:
Лишь присядешь подкормиться,
Листик клевера схватить —
Злая Тысяча примчится,
Норовя тебя схватить!
— Давай, давай, Хлао-ру, — подбодрил Лохмач Горшочка, — поднимайся-ка! Ну и денек!
Горшочек поднялся и поплелся за ним. Наблюдая, как Горшочек пробирается по склону, Орех подумал, что тот и в самом деле как-то странно ставит на землю переднюю лапу, прыгая только на трех.
«Как только будем в безопасности, посмотрю, что у него с лапой, — решил Орех. — Не то он далеко не прошагает».
Вскоре все кролики собрались в тенистых зарослях фасоли. Со всех сторон их окружали бегущие вдаль бобовые стволы с листьями, скрывающими от врагов. В случае нужды здесь можно было даже прокормиться, так как бледные побеги травы и один-другой одуванчик там и сям торчали из земли.
— Здесь мы можем хоть целый день проспать! — сказал Орех. — Только кто-нибудь должен все время стоять на страже. Я буду первым! А сейчас дай мне твою лапу, Хлао-ру. Кажется, в ней что-то торчит.
Лежащий на боку Горшочек, с трудом переводя дыхание, протянул свою лапу Ореху. Тот осторожно раздвинул грубую шерсть на тыльной стороне лапы. Из шерсти торчал тупой конец обломившегося шипа. Лапа кровоточила.
— У тебя в лапе большущий шип, Хлао, — сказал Орех. — Потерпи немного, мы его вытащим.
Вытянуть шип было нелегко: распухшая лапа так сильно болела, что Горшочек дергался каждый раз, когда Орех пытался вылизать ранку. После немалых усилий Орех выдавил стержень шипа и ухватился за него зубами. Шип легко вышел, и из ранки потекла кровь. Стержень был такой длинный, что сидевший рядом Хокбит разбудил Веронику, чтобы тот тоже мог на него полюбоваться.
— Клянусь Фрисом на небе! — сказал Вероника, обнюхав шип. — Такой штукой мы сумели бы даже выколоть нашему лэндри глаза, кабы вовремя спохватиться!
— Полижи ранку, Хлао, — сказал Орех, — а когда перестанет болеть, ложись и засыпай.
Солнце уже клонилось к закату, когда Орех проснулся. Он заметил, что Желудь, сидя между двумя блестящими осколками кремня, к чему-то прислушивается и принюхивается. Тени стали резче, ветер почти затих, и бобовые стебли стояли почти неподвижно. Неподалеку лежал Горшочек. Черно-желтый жук-могильщик, ползущий у него по брюху, остановился, покачал своими изогнутыми щупальцами и снова двинулся вперед. Орех вздрогнул, как от внезапного толчка. Он вспомнил, что эти жуки забираются на тушки погибших животных и откладывают в них яички.
Неужели Горшочек погиб? Орех резко вскочил. Желудь, вздрогнув, обернулся. Горшочек перевернулся и открыл глаза, а испуганный жучок заторопился по гальке прочь.
— Как твоя лапа? — спросил Орех Горшочка.
Горшочек попробовал на нее опереться.
— Лапе гораздо лучше, — ответил он. — Я думаю, что смогу идти наравне со всеми. Ведь вы меня не бросите?
— Никто тебя не бросит, — ответил Орех. — Если надо остаться, я останусь с тобой!
Выстрел, раздавшийся совсем неподалеку, внезапно разорвал тишину. Чибис с криком поднялся ввысь. Вслед за выстрелом волнами разнеслось эхо, а из леса за рекой послышалось хлопанье крыльев лесного голубка. Кролики врассыпную бросились по полю в поисках нор, которых там не было и в помине.
На краю поля Орех остановился. Он с трепетом поджидал следующего выстрела, но вокруг царило безмолвие. Вскоре он почувствовал, как задрожала земля и тяжелыми шагами по склону прошел, удаляясь, человек. Через минуту посреди зарослей показалась голова Серебристого — он продирался через ближайшую грядку бобов.
— Надеюсь, что человек стрелял в ворону! — сказал он.
— Надеюсь, что ни один болван не пытался выбежать! — сердито сказал Орех. — Наши разбежались во все стороны! Как их теперь собрать?
— Это трудно, — сказал Серебристый. — Лучше вернемся на прежнее место. Со временем все придут туда.
Ожидая кроликов, Орех понял опасность их положения. У них не было нор, и они блуждали по незнакомой местности, где бродили лэндри, собаки, вороны и стрелки. Хорошо, что пока кроликам удавалось от них спастись. Долго ли им еще будет улыбаться счастье? Сумеют ли они добраться до такого холма, о котором говорил Пятый?
«Меня-то устроил бы любой приличный сухой бережок, — подумал Орех, — если на нем достаточно травы и не ходят люди с ружьями».
Как только кролики собрались, Орех отдал приказ отправляться в путь. Он осторожно выглянул из бобовых зарослей, принюхался и успокоился: вечерний ветер нес лишь запах росы, лекарственной ромашки и коровьего навоза.
Орех повел кроликов на соседнее поле. На их счастье, оно оказалось хорошим пастбищем. Все кролики тотчас стали щипать траву с такой беззаботностью, будто неподалеку находились их норы. Когда они прошли поле до середины, Орех услышал нарастающий шум: приближался какой-то хрудудиль. В старой колонии Ореху часто доводилось видеть трактор из сэндльфордской усадьбы, но этот новый хрудудиль был легче и производил гораздо меньше шума. Сверкая несуществующими в природе, придуманными человеком красками и блестя больше, чем осыпанное снегом деревце остролиста, хрудудиль в одно мгновение пролетел мимо и скрылся из виду. Через минуту ветер донес до кроликов запах отработанного газа и бензина. Орех покрутил носом. Непонятно, как хрудудилю удается так быстро пронестись по земле. Вернется ли он? Пронесется ли по полю быстрее кроликов и не схватит ли их, как свою добычу? Пока Орех над этим раздумывал, к нему подошел Лохмач.
— Поблизости дорога! — объявил он.
— Откуда ты знаешь? — спросил Орех.
— Разве хрудудиль мог бы так быстро бегать без дороги? И неужели ты не чувствуешь этого запаха?
В вечернем воздухе отчетливо разносился запах горячего асфальта.
— Я в жизни такого не нюхал! — с раздражением ответил Орех.
— Я и забыл, что тебя не посылали воровать для Треараха салат. А то бы тебе многое пришлось узнать о дорогах, — сказал Лохмач. — В них, собственно, нет ничего плохого, только не надо на них соваться в ночное время: тогда они, действительно, становятся элиль!
Орех в удивлении уставился на дорогу. Сначала ему показалось, что между травяными берегами течет гладкая черная река. Затем он заметил гальку, запекшуюся в асфальте, и паука, перебегавшего дорогу.
— Это противно природе, — сказал он, ощущая сильный запах вара и асфальта. — Как это сюда попало?
— Это одна из вещей человека, — сказал Лохмач. — Люди стелют на землю такую вещь, а затем по ней бегают хрудудили. И бегают, заметь себе, быстрее нас!
— Значит, это опасно? Эта дорога может нас схватить? — осведомился Орех.
— Нет, эти дороги нас не трогают! Хочешь в этом убедиться? — сказал Лохмач.
Лохмач спрыгнул с откоса и присел на краю дороги. Тем временем из-за поворота послышался шум еще одной приближающейся машины. Кролики с напряженным вниманием следили за тем, как, сверкая белой и зеленой краской, машина стремительно понеслась на Лохмача. На мгновение она заполнила весь мир шумом и ужасом, но через минуту ее уже не было, и только мех Лохмача ерошился от порыва ветра. Лохмач вернулся на откос и гордо уселся посреди изумленных товарищей.
— Видишь, дороги нам не страшны, — сказал он Ореху. — По сути дела, они неживые.
Любознательный Смородина отошел в сторонку и, принюхиваясь, слез на край дороги. Орех увидел, как он резко вздрогнул и отскочил назад.
— Что там такое? — спросил Орех.
Смородина не отвечал. Орех и Лохмач поскакали к нему. Смородина открывал и закрывал пасть, облизывая губы, как кошка, наткнувшаяся на что-то противное.
— Ты говоришь, что эта вещь безобидна, Лохмач, — сказал он тихо. — А я все-таки думаю, что она опасна.
Посреди дороги лежала кучка светлого меха и коричневых колючек, торчали черные лапки и раздавленный хоботок.
— Ведь это йона — еж! — сказал Смородина. — А разве йоны вредные? Йоны питаются улитками и жуками, и их никто не ест.
— Наверное, йона ночью переходил дорогу, — пояснил Лохмач, — а ночью хрудудили зажигают яркие огни, поярче лучей Фриса! Если попадешь в их свет, то уже ничего не видишь и забываешь, в какую сторону бежать. Тогда-то хрудудили нас и давят!
— А ведь скоро наступит темнота! Скорее перейдем эту штуку. Эти дороги нам ни к чему! Теперь я тоже о них кое-что знаю, и мне хочется бежать от них подальше, — сказал Орех.
Когда взошла луна, кролики перебрались через кладбище, где маленький ручеек бежал под мостиком. Они перелезли какой-то холм и оказались на пустоши — в царстве торфа, дрока и серебристой березы. После уютных полей, которые они только что оставили, этот край показался им жутким и неприветливым. Ничего не разбирая в темноте, путешественники забрались в заросли вереска. От росы их теплые шубки насквозь промокли. В густой чаще царило безмолвие. Кролики шли все тише и тише.
Издали ветер доносил до них разнообразные ночные звуки. То вдруг пропел петух, то пробежала собака, которую окликнул хозяин, то сова проухала: «и-уить! и-уить!» — и вслед за тем раздался писк землеройки. Все звуки, казалось, говорили о том, что здесь небезопасно находиться. Они сделали привал в какой-то торфяной яме. Поздней ночью Орех вылез на нависший над ними откос, чтобы получше разведать местность. Внезапно он услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел Хокбита. У него был такой смущенный вид, что Орех еще раз внимательно посмотрел, опасаясь, не заболел ли Хокбит.
— Гм, гм, послушай-ка, Орех! Гм, гм! — сказал тот, уставившись в землю, где ничего, кроме торфа, не было. — Я, гм, то есть все мы, гм, считаем, что дальше идти не стоит… Нам это надоело!
Наступило молчание. Орех заметил, что за спиной Хокбита стоят Вероника и Желудь и выжидательно прислушиваются.
— Мне тоже, — сказал Орех. — Я надеюсь, что скоро конец пути.
— Говори же, Хокбит, — вмешался Вероника, — или я ему все выложу!
— Нам это все более чем надоело, — сказал Хокбит с глупым и значительным видом.
— Мы хотим отдохнуть сейчас же! — снова вмешался Вероника.
— Чем дальше мы идем, тем места все хуже, — прибавил Желудь. — Долго ли продлится наш путь? Боюсь, что мы навсегда перестанем скакать и умрем.
— Я понимаю, что вас пугает этот край, — сказал Орех. — Но не вечно же перед нами будет пустыня!
Хокбит смотрел коварно и злобно.
— Нам не верится, что ты знаешь, куда нас ведешь, — сказал он. — Ты ничего не знал про реку и не знаешь, что находится впереди.
— Мы хотим повернуть домой! — сказал Желудь. — Мы думаем, что Пятый ошибся!
— Если вы доберетесь домой, вас убьют за нанесение побоев офицеру Ауслы, так что, ради Фриса, не говорите глупостей! — возразил Орех.
— Это не мы покусали Остролиста, — начал Вероника.
— Нет, но вы при этом присутствовали. — Орех замолчал, увидев, что к ним приближаются Лохмач и Пятый.
— Заберемся со мной на ближний бугор, Орех! — сказал Пятый.
— А я тем временем перекинусь словечком-другим с этими ребятами, — оскалившись, сказал Лохмач тоном, не обещающим ничего доброго смутьянам, и окинул их грозным взглядом из-под своей меховой шапки. — Что ты за неряха, Хокбит! Сейчас ты как две капли воды похож на оторванный мышиный хвост! А ты, Вероника, ты…
Орех уже не слышал, с чем сравнили Веронику. Вслед за Пятым по камням и торфу он вскарабкался на откос. Слышно было, как снизу доносится голос Лохмача: «А ты, Желудь, ты — кролик с собачьими ушами и грязным носом! Теперь-то я проберу тебя как следует!»
Луна выплыла из-за облаков, ярко осветив вересковую пустошь. Пятый, не отрываясь, смотрел вдаль, где лежала холмистая равнина.
— Смотри, Орех, — сказал наконец Пятый. — Вот там, вдали, место для нас… Высокие пустынные холмы, где ходит один ветер и звук слышен издалека; там земля суше соломы в амбаре. Вот куда нужно идти!
Орех посмотрел на далекие, едва видные холмы. О том, чтобы забраться в такую даль, не могло быть и речи! Хорошо еще, если они сумеют пробиться сквозь вереск и дойти до какого-нибудь тихого поля! Большая удача, что Пятый не вылез со своим дурацким предложением перед другими кроликами.
— Мне кажется, что это слишком далеко, Пятый, — сказал Орех вслух. — Сейчас нам нужно поскорее найти первое попавшееся убежище.
Погруженный в думы Пятый не слышал соображений Ореха. Он забормотал каким-то странным голосом, как будто про себя:
— Между нами и холмом — полоса тумана!
— Туман? — переспросил Орех. — Погода ясная! Чего ты?
— Нас ждет какая-то таинственная опасность, — прошептал Пятый. — Это не элили! Похоже, что нас хотят заманить в туман…
Вокруг не было никакого тумана. Майская ночь была свежей и ясной. Орех в растерянности молчал, а Пятый добавил каким-то неживым голосом:
— Мы должны идти вперед, пока не достигнем холмов. — Он говорил, как во сне. — Кролик, который побежит через ход, рискует головой. Бегать — небезопасно! Бегать — не… — Он сильно вздрогнул, затем еще раз дернулся и затих.
В расщелине, внизу под ними, урок Лохмача, по-видимому, подходил к концу: «А теперь все вы, шайка овечьих клещей с сердцами кроликов, родившихся в неволе, прочь с моих глаз!»
Орех еще раз взглянул на едва различимую гряду холмов. Пятый что-то бормотал, копошась у его бока. Орех легонько толкнул его лапой и потерся ухом о его плечо. Пятый вздрогнул и очнулся.
Когда Пятый и Орех вернулись на дно торфяной ямы, их встретил Смородина, сидевший скорчившись на торфе. Он жевал болотную осоку.
— Здесь только что разразился бурный скандал, — поведал Смородина. — Лохмач грозился, что он на кусочки разорвет Хокбита и Веронику, если они не будут слушаться. А когда Хокбит поинтересовался, кто у нас Главный Кролик, Лохмач его укусил. А в самом деле, кто у нас Главный Кролик, ты или Лохмач?
— Не знаю. Лохмач, конечно, всех сильнее, но ему все-таки не следовало кусать Хокбита. Теперь Лохмач обидел его, и Хокбит будет считать, что идет вперед, потому что его заставляют. Я бы хотел, чтоб все поняли, что это для нас единственный возможный путь. У нас никто не должен раздавать приказаний и кусаться! Фрис в тумане! Неужели нам не хватает забот и опасностей? — сказал Орех.
Под низко нависшими ветвями ракитника Лохмач и Серебристый беседовали о чем-то с Крушиной. Невдалеке Горшочек и Одуванчик делали вид, что грызут ветку какого-то кустарника. Поодаль Желудь вылизывал Хокбиту шею, стараясь привлечь к нему всеобщее внимание.
— Сиди смирно, бедняга! — воскликнул Желудь, явно желая, чтоб все его услышали. — Дай мне вылизать кровь!
Хокбит скорчил ужасную гримасу и притворился, что ему очень больно. Остальные кролики выжидательно уставились на Ореха.
— Я знаю, что в мое отсутствие произошли кое-какие неприятности, — сказал Орех. — Сейчас самое лучшее — все это позабыть. Обещаю к восходу солнца вывести вас с этой пустоши! — добавил он. При этом Орех подумал, что если это сделать не удастся, его разорвут на части, хотя от этого никому не будет никакого проку.
Утомительное и страшное путешествие возобновилось.
Орех брел, как в тяжелом кошмаре, и все время чувствовал, что Горшочек не отстает от него ни на шаг. Другие кролики то появлялись рядом, то исчезали, но Горшочек был все время рядом, так что в конце концов необходимость подбадривать его стала для Ореха единственным способом одолеть собственную усталость.
— Сейчас уже недалеко, Хлао-ру, сейчас уже недалеко! — бормотал он в полусне.
Наконец начался рассвет, такой бледный, что его можно было принять за свет, который видишь, если смотреть из дальнего конца незнакомой норы.
Чувства Ореха мы могли бы сравнить с ощущениями генерала, чья армия только что потерпела поражение. Где его солдаты? Он надеялся, что они поблизости, но так ли это? Все ли здесь? Куда он их завел? Что ему делать?
Вдруг Горшочек всхлипнул и затрясся мелкой дрожью, и Орех повернулся, чтобы прижаться к нему носом.
Вскоре совсем рассвело, и Орех различил у себя перед самыми усами дорогу, покрытую щебнем. Ковыляя, он выбрался из вереска, уселся на камни и встряхнул шубку.
Впереди были отчетливо видны серовато-зеленые холмы, о которых говорил Пятый. В насыщенном туманом воздухе они, казалось, стояли совсем близко, так что на их склонах можно было различить заросли дрока и исковерканные ветром яблони. Орех глядел вдаль и внезапно услышал за собой взволнованный голос:
— Видите, Орех нас вывел с пустоши! Я же вам говорил!
Орех повернул голову и увидел Смородину. Ему-то, измученному и грязному, и принадлежали эти слова. Желудь, Вероника и Крушина вслед за ним выбрались из вереска. Они почему-то во все глаза смотрели на Ореха, что его немало удивило. Когда они подошли поближе, он понял, что они смотрят не на него, а на что-то за его спиной. Он обернулся.
Дорога, усыпанная гравием, вела вниз, к небольшой рощице из серебристых берез и рябин. За ней шел редкий плетень, а дальше, между двумя полосками леса, лежало зеленое поле! Он все-таки вывел свой отряд с пустоши!
— Ах, Орех! Я так устал и запутался, что стал сомневаться, знаешь ли ты, куда нас ведешь! — Смородина обошел лужу и приблизился к Ореху. — Я слышал, что ты бормочешь: «Недалеко теперь, уже недалеко» — и только злился! Я думал, что ты притворяешься. Клянусь Фрисом, ты — молодец! Я считаю тебя нашим Главным Кроликом!
— Браво, наш вождь Орех, браво! — присоединился к нему Крушина.
Орех безмолвно смотрел на них и не знал, что сказать.
Тут заговорил Желудь:
— Побежим наперегонки до поля! Я еще могу бегать!
Он поскакал вниз по склону, но замер на месте, едва Орех топнул лапой.
— А где все остальные? — спросил Орех. — Где Одуванчик? Где Лохмач?
Крушина показал лапой вниз:
— Смотри, Орех-ра![7] Серебристый и Лохмач уже внизу! Они нас дожидаются!
На фоне сероватых кустов дрока отчетливо блестела шкурка Серебристого, а Лохмач уже несся к ним навстречу.
— Все ли тут, Орех? — осведомился он.
— Все налицо! — ответил ему Смородина. — Говорил же я тебе, что Орех — настоящий Главный Кролик! Скажи-ка, Милорд Орех!
— Главный Кролик? Милорд Орех? — с возмущением перебил его Лохмач. — Клянусь самим Фрисом в осином гнезде! День, в который я назову Ореха Главным, вам запомнится! Это будет замечательный день! В этот день я перестану драться!
Тот день впоследствии в самом деле окажется для всех памятным, но он пока таился в будущем, которое нельзя было предугадать, так что в ответ на слова Лохмача бедный Орех только отвернулся, чувствуя, что, может быть, и действительно его роль в переходе через вересковую пустошь была не слишком велика. Через минуту кролики уже шли под серебристыми березами, а когда солнце, встав, выбило красные и зеленые искры на каплях росы, покрывавших папоротник, они перебрались через плетень и вошли в густую луговую траву.
Купаясь в лучах солнца, усталые кролики беспечно паслись на лугу, как будто у них за плечами не лежал долгий путь, а просто они пришли с соседнего лесистого берега реки. Ночь, жуткий переход через вереск и трудная дорога были забыты, как будто все растопило солнце. Лохмач с Хокбитом гонялись друг за другом по высокой траве. Вероника прыгал туда и обратно через ручеек, пробегавший через поле, а когда Желудь попробовал собезьянничать и упал в воду, Серебристый стал над ним беззлобно подшучивать и повалил его на кучу сухих дубовых листьев, чтобы он немного подсох.
Орех, Пятый и Одуванчик уселись под цветущей вишней. Вокруг них все падали и падали белоснежные лепестки, покрывая траву и пестря их шубки, а невдалеке от них дрозд сладко пел свою песню.
— Разве здесь не чудесно? — лениво спросил Одуванчик. — Кстати, не нужно ли нам заранее поискать местечко для нор? Мне кажется, скоро пойдет дождь.
Пятый собрался было открыть рот, но вместо этого только потряс ушами и стал жевать лист одуванчика.
— А что ты скажешь, Пятый? — спросил Орех.
Немного поколебавшись, Пятый ответил:
— Делай, что находишь нужным, Орех!
— Надеюсь, нет необходимости всерьез заняться рытьем нор? — осведомился Лохмач. — Ведь это не мужское дело![8]
— Но нам нужно иметь какое-то убежище, — сказал Орех. — Поищем в роще подходящее место!
— Ладно! Ройте норы! — поддержал его Лохмач. — А я заберу Серебристого и Крушину и пойду в разведку на дальние поля, посмотрю, нет ли там чего-нибудь подозрительного.
Три разведчика пустились в путь вдоль ручья. С поля было видно, как разведчики то появлялись из-за кустов красного горицвета, то снова исчезали. Оставшиеся кролики завели веселую потасовку в прелых листьях под кустами орешника. Затем под предводительством Ореха они отправились на поиски местечка позавиднее. Вскоре они поднялись на горку у ручья. Вдали показалась крыша фермы. Орех остановился и внимательно осмотрелся.
— Странно, что здесь нет никаких следов элилей! Но все же лучше всего начать рыть колонию у корней старого дуба, подальше от фермы!
— Хорошая мысль! — с одобрением произнес Смородина. — Смотрите, Лохмач уже возвращается из разведки!
— Думаю, что нас здесь никто не потревожит, Орех! — сказал, подскакав поближе, Лохмач. — Ферма далеко, а в полях нет никаких следов элилей. Здесь только следы человека, и они очень четкие. Запах свежий, и повсюду разбросано много этих белых палочек, которые они так любят носить зажженными во рту. Может быть, близость человека к лучшему: он будет отпугивать от нас элилей.
— А как ты думаешь: зачем сюда приходит человек? — спросил Пятый.
— Кто знает, что человеку взбредет в голову? Может быть, он пасет на лугу коров, а может быть, рубит в лесу дрова. А нам до него что за дело? Я запросто сумею удрать от человека! Это легче, чем увернуться от лисы! — сказал Лохмач.
Орех распорядился, чтобы все приступили к рытью нор. В это утро работа у наших кроликов шла споро. С обеих сторон дуба почва была сухой и легкой, местами попадался даже песок. Они несколько раз начинали рыть, по временам передыхая, но к ни-Фрису у них были уже три приличные норы.
Из всех кроликов только один Пятый не принимал участия в работе. Он замер в одиночестве на краю канавы, по временам беспокойно ерзая на месте и то принимаясь за траву, то тревожно к чему-то прислушиваясь. Орех пытался заговорить с ним, но, не получив ответа, решил, что лучше оставить Пятого в покое. Поэтому он обошел Пятого и уселся на склоне, делая вид, что всецело поглощен ходом работ.
Вскоре после ни-Фриса небо заволокло тучами. Стало темно, и с запада потянуло дождем. Синица, которая весь день, сидя рядом на кусте ежевики, весело пела: «Эй, эй, эй, лети сюда скорей!», улетела в лес. Размышляя, не стоит ли соединить норы Лохмача и Одуванчика боковым ходом, Орех внезапно услышал, как кто-то поблизости тревожно стучит лапой о землю. Быстро обернувшись, он увидел, что стучит Пятый, вглядываясь куда-то в конец поля.
Там, на опушке рощи, у куста травы, сидел, наблюдая за ними, незнакомый кролик с настороженными ушами. Чтобы показать, что он заметил незнакомца, Орех сначала привстал на задних лапах, а затем снова присел. Чужой кролик не двинулся с места. Орех не спускал с него глаз и вскоре почувствовал, что все его товарищи подошли к нему сзади и стоят за спиной. Он подозвал Смородину и поскакал навстречу чужаку.
Незнакомый кролик сидел спокойно, пристально наблюдая за их приближением. Теперь они могли хорошо его рассмотреть. Это был крупный, красивый, упитанный кролик. Он не казался сердитым или злобным, и в том, как он смирно дожидался их приближения, было что-то странное и противоестественное. Орех и Смородина остановились, разглядывая незнакомца.
— Я не думаю, что он опасен, — заметил Смородина.
В это время незнакомец двинулся им навстречу. Они с Орехом одновременно вопросительно коснулись друг друга носами и принюхались. От незнакомца исходил какой-то необычный, но в любом случае приятный запах. Этот запах говорил о здоровье, праздности, о сытной пище. Казалось, чужой кролик явился из какой-то благоденствующей страны. Молчание незнакомца вынудило Ореха сказать первые слова.
— Мы пришли из-за вереска, — сказал он.
Кролик молчал, но имел вполне безобидный вид. Он выглядел чуть-чуть меланхолично, что было совсем уже удивительно.
— Мы видели, как вы пришли, — сказал наконец чужой кролик.
— Мы собираемся здесь остаться, — твердо сказал Орех.
Чужой кролик не выказал особого волнения.
— А почему бы и нет? — сказал он. — Только вас слишком мало! Кроликам безопаснее жить большим стадом!
Орех удивился. По-видимому, весть о том, что они собираются остаться, нисколько не обеспокоила кролика. Интересно: сколько кроликов прячется в соседней роще, наблюдая за ними? Не собираются ли на них напасть? По поведению чужого кролика ни о чем нельзя было судить. Он казался задумчивым, слегка усталым, но вполне дружелюбным. Его ленивая манера, большой рост, холеная внешность и безразличие к их прибытию — все это казалось Ореху непонятным и подозрительным. Если здесь таится какая-то ловушка, не ясно было, что она собой представляет. Орех решил говорить прямо и не скрывать истины.
— Мы не ищем ссоры, но если кто-нибудь попытается нам помешать… — начал Орех.
Чужой кролик вежливо остановил его:
— Помилуй! Мы вам рады. Если ты собираешься идти к своим, я пойду с тобой. Ты не возражаешь?
Он поскакал по направлению к отряду. Орех и Смородина, переглянувшись, догнали его. Чужой кролик бежал легко, не торопясь и явно не боялся их. Орех еще больше удивился. Чужой кролик не опасается, что они всей кучей, или хрейрой, навалятся на него и убьют? Зачем ему так рисковать? Что он от этого выиграет? Все это было совершенно непонятно.
Когда Орех и чужой кролик подскакали к дубу, все наши кролики уже сидели на задних лапах, тревожно следя за их приближением. Орех остановился, не зная, что сказать. Если бы с ними не было незнакомца, он просто пересказал бы своими словами весь их разговор, а если бы они со Смородиной силой притащили за собой чужого кролика, то можно было приказать Лохмачу или Серебристому постеречь его, но сложившаяся ситуация была Ореху незнакома. Чужой кролик сидел рядом, молчаливо оглядывая его спутников и вежливо ожидая, чтобы кто-нибудь другой объяснил собравшимся положение. Грубоватый и, как всегда, прямой Лохмач разрядил щекотливую обстановку.
— Зачем пришел сюда этот чужак? — спросил он.
— Не знаю, — сказал Орех, чувствуя себя дураком, но стараясь не опускать глаз.
— Что ж, спросим его самого, — с издевкой произнес Лохмач.
Он подошел к чужому кролику поближе, чтобы, подобно Ореху, обнюхать его. По-видимому, запах чужого кролика тоже произвел на него глубокое впечатление, так как он неуверенно остановился, а затем отрывисто и грубо спросил:
— Кто ты и что тебе здесь нужно?
— Меня зовут Львиная Пасть. Мне ничего не нужно, — отвечал чужой кролик. — Я слыхал, что вы пришли издалека.
— Может, и так, — сказал Лохмач. — Но мы сумеем за себя постоять!
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Львиная Пасть, окидывая взглядом забрызганных грязью и взъерошенных кроликов с таким видом, как будто вежливость заставляла его воздержаться от комментариев. — Зато от непогоды вам нелегко будет защититься. Скоро пойдет дождь, а ваши норы еще не закончены. — Он взглянул на Лохмача, словно ожидая дальнейших расспросов. Тот имел слегка сконфуженный вид. Очевидно, он, подобно Ореху, не понимал, в чем дело.
В наступившей тишине был слышен шум крепчавшего ветра. Внезапно вперед вышел Пятый.
— Мы тебя не понимаем, — сказал он. — Говори прямо: можно ли тебе довериться?
Нервная речь Пятого произвела на Львиную Пасть не большее впечатление, чем весь предшествующий разговор. Он провел передней лапой по тыльной стороне уха и не спеша ответил:
— Мне кажется, вы зря ломаете себе головы. Ну да, вы можете нам довериться, мы вовсе не хотим вас выгонять! Наша колония — близко, и нам хотелось бы, чтобы в ней было побольше жителей. Зачем причинять вам вред? Ведь здесь вдоволь травы, не так ли?
Несмотря на свой загадочный и непонятный вид, незнакомец говорил так разумно, что Орех почувствовал себя пристыженным.
— Нам пришлось многое пережить, и сейчас все новое кажется нам подозрительным, — сказал он. — Вы могли подумать, что мы хотим отнять у вас крольчих или выгнать вас из нор.
Львиная Пасть серьезно выслушал его и ответил:
— Я хочу вам кое-что сказать по поводу ваших нор. Они неудобны. Западный ветер будет задувать прямо в них. В нашей колонии много незанятых нор, и мы будем рады вашему приходу. А сейчас извините меня, я пойду домой. Я не люблю сидеть под дождем.
Он сбежал по склону и перескочил ручей. Кролики видели, как он одним прыжком поднялся на противоположный холм и исчез в папоротниках.
Прошуршав в дубовых ветвях, упали первые капли дождя. Они неприятно кололи розовую кожицу внутри кроличьих ушей.
— Этот незнакомец — красивый парень, и великан притом, — сказал Крушина. — Непохоже, чтобы ему приходилось заботиться о пропитании!
— А ведь он нам не наврал! Наши норы малы, и в скверную погоду в них можно забиться, согнувшись в три погибели, но и только! — заметил Серебристый.
— Я прежде всего хотел бы обсудить предложение незнакомца. Пятый, Лохмач и Смородина пойдут в одну нору со мной, — сказал Орех. — Остальные пусть сидят, кто с кем захочет.
В самом деле, новые норы были узки, коротки и неудобны. Даже два кролика не могли разойтись в такой норе, а четверо сидели тесно, как горошины в стручке. Тут Орех впервые пожалел о старой колонии, оставшейся далеко позади.
Наши кролики рыли норы впервые. В результате у них получилось просто недоделанное, черновое жилье.
Лохмач, полный кипучей энергии, вскоре вновь принялся за работу, Орех же уселся у входа, глядя на колеблющуюся стену дождя, бесконечным потоком заливающего долину, и задумался. В воздухе запахло отсыревшей прошлогодней листвой. Стало прохладно. Лепестки цветов вишневого деревца, под которым они утром сидели, сейчас, грязные и намокшие, валялись по всему полю. Тем временем, как это и предсказывал Львиная Пасть, ветер подул с запада. Он погнал струйки воды прямо в нору. Орех попятился и присоединился к своим соседям. Тут он остро почувствовал, что все они похожи на грязную кучку разношерстного сброда, забившуюся в узкую и холодную дыру в дикой и чужой местности.
— Скажи, Смородина, что ты думаешь о нашем госте? — спросил Орех.
— Проверить, можно ли ему довериться, можно одним-единственным способом: надо попробовать наведаться в их колонию, — степенно сказал Смородина. — Существует мнение, что они хотят нас убить, только зачем это им? Ведь здесь в самом деле много травы! А если все они такого же роста, как этот первый кролик, то им нечего бояться, что такие жалкие бродяги, как мы, выгонят их и заберут крольчих. Кроме того, мы пришли сюда чуть живые, и это было отличное время для внезапной атаки! Однако они этой возможностью не воспользовались. Мне кажется, что у них скорее мирные намерения. Меня смущает только один вопрос: какой им прок от того, что мы присоединимся к их колонии?
— Может быть, они боятся, что мы приманим сюда элилей? — Вытряхивая землю из бакенбард и отдуваясь, Лохмач показал длинные передние зубы. — И в самом деле, пока мы досконально не узнаем здешних мест, мы долго будем дураками. Может быть, они собираются научить нас здешнему образу жизни? Пусть это не так, не спорю, но я не боюсь пойти к ним и все разузнать. Если они попытаются выкинуть какие-нибудь штучки, они увидят, что я тоже знаю парочку — другую фокусов. По крайней мере мы сможем выспаться в приличных условиях!
— А что ты скажешь, Пятый?
— Лучше не иметь ничего общего с тем кроликом и его колонией! — с тревогой сказал Пятый.
Замерзший и промокший Орех рассердился. Он привык полагаться на интуицию Пятого, и вдруг Пятый сказал глупость как раз тогда, когда его совет был необходим! Смородина рассуждал превосходно. Лохмач тоже говорил, как здравомыслящий кролик. Видно, от Пятого не дождаться сейчас ничего, кроме нытья, которое пристало лишь жужелице или жуку! В оправдание Пятому Орех вспомнил, что тот слабый и маленький и что они пережили огромные трудности.
В этот момент в отдаленном углу норы стала осыпаться почва, и вскоре из отверстия появилась голова и передние лапы Серебристого.
— Вот и мы! — весело сказал он. — Что же вы решили насчет предложения этого… как его? Львиной Лапки или Львиной Пасти? Идем мы в их колонию? Или трусливо отсидимся?
— Можно мне сказать? — спросил из-за его плеча Одуванчик. — Нам рано или поздно придется начать с ними переговоры, и мне почему-то не нравится, что мы опасаемся пойти к ним.
— И мне тоже противно держаться в сторонке. С каких это пор кролики стали считаться элилями? Старина Львиная Пасть не побоялся к нам прийти, хоть нас и много! — вскричал Серебристый.
— Решено! Мы идем! — сказал Орех. — Но не пойти ли нам с Лохмачом вперед?
— Нет! Идемте все вместе, — сказал Серебристый. — Только, ради Фриса, не подавайте вида, что вы их боитесь!
— Тогда вперед! — сказал Орех.
Снаружи стало немного посветлее, хотя дождь все еще заливал глаза. Дожидаясь, пока все соберутся вместе, Орех внимательно осмотрел свой отряд. Подвижный и сообразительный Смородина, прежде чем перескочить канаву, сначала посмотрел вверх, а потом себе под ноги. За ним шел Лохмач, радуясь предстоящему делу, и спокойный Серебристый, на которого вполне можно было положиться. Блестящий рассказчик Одуванчик так торопился, что, перепрыгнув канаву, вскачь помчался по полю, хотя вскоре остановился, чтобы подождать товарищей. За ним шел Крушина, пожалуй, самый уравновешенный и надежный из кроликов отряда. Горшочек беспокойно оглядывался по сторонам и искал глазами Ореха, чтобы пристроиться рядом с ним. Далее двигались Хокбит, Вероника и Желудь, вполне приличные рядовые. Последним неохотно брел Пятый, чем-то угнетенный и похожий на замерзающую ласточку.
Орех вскоре увидел ту дорогу, которой к ним пришел Львиная Пасть: из зарослей папоротников в поле выбегала хорошо протоптанная кроличья тропа. Вдали на песчаном склоне легко можно было различить кроличьи норы, отчетливо черневшие на голой земле. Это была чрезвычайно открытая колония!
— Клянусь небом! — воскликнул Лохмач. — Все живущее вблизи зверье, наверное, отлично знает, что колония расположена именно на этом месте! Смотрите, как много кроличьих следов!
— Может быть, они здесь в такой безопасности, что вовсе не стараются прятаться? — предположил Смородина. — Если помните, наша старая колония тоже была не слишком-то замаскирована.
— Да, но все же и не так открыта!
Когда наш отряд приблизился к норам, над канавой появились два кролика. Они уселись и стали поджидать гостей.
— Кролик по имени Львиная Пасть предложил нам убежище, — сказал им Орех.
В ответ оба кролика, как будто в танце, проделали какие-то странные движения головой и передними лапами. Орех и его друзья знали, что для знакомства кролики обычно довольствуются взаимным обнюхиванием, как это сделали при встрече Орех и Львиная Пасть. Сейчас наши кролики подумали, что их хотят озадачить, и сконфузились. Танцоры остановились, явно ожидая ответных жестов от наших кроликов, но те не двигались с места.
— Львиная Пасть в большой норе, — наконец сказал один из чужих кроликов. — Если хотите, идемте с нами!
— А кого из нас вы приглашаете? — спросил Орех.
— Как кого? Всех, конечно! — отвечал кролик с удивлением. — Разве кто-нибудь из вас хочет мокнуть под дождем?
Орех предполагал, что его и пару его товарищей познакомят с Главным Кроликом. Поскольку Львиная Пасть приходил к ним без свиты, он, по-видимому, не был Главным. Впоследствии гостям наверняка предложат разойтись по разным норам. Однако, спустившись под землю, Орех с удивлением заметил, что главная нора колонии была так велика, что могла одновременно вместить огромное множество кроличьего народца. Он так заинтересовался этим обстоятельством, что не отдал распоряжений, в каком порядке его кроликам следует спускаться. Он едва успел позвать с собой Горшочка. «Это обрадует его и согреет бедное сердечко, — подумал Орех, — а если на наших главарей нападут, то в бою и без него будет легко обойтись».
При всем том Орех успел попросить Лохмача быть замыкающим отряда.
— Если начнется драка, выбирайся сам и уводи с собой всех, кого сумеешь захватить, — шепнул он. Затем Орех смело последовал за кроликом-провожатым в подземный туннель.
Очевидно, гостей ввели в главный ход, от которого во всех направлениях ответвлялись другие туннели. Провожатые двигались так быстро, что Орех едва успел обнюхать стены. Внезапно он почувствовал, что находится на открытом месте, и остановился. Ни перед его усами, ни с боков не было больше ни стен, ни земли. Поблизости толпилось много кроликов.
Тут он услышал голос Львиной Пасти.
— Мы вам рады! — сказал Львиная Пасть. — Добро пожаловать!
Голос этот шел откуда-то издалека. Орех чуть не подпрыгнул от удивления. Очевидно, подземная нора была огромных размеров! Он никогда в таких не бывал! Он заметил, что несколько больших древесных корней поддерживали огромный купол потолка. В норе была толпа кроликов, во много раз превышавшая его отряд, и от всех исходил тот же запах довольства и благосостояния, что и от Львиной Пасти.
Друзья Ореха с топотом и шумом один за другим выходили из туннеля в зал. Орех раздумывал, каким должен быть его ответ, официальным или дружеским, и следует ли ему назвать себя Главным Кроликом. У него пока еще не было опыта подобного рода. Треарах-то, несомненно, с легкостью справился бы с подобной задачей! Он решил, что лучше всего говорить просто и по-дружески. В конце концов, когда они устроятся в колонии, у них будет время на то, чтобы показать этим чужакам, что они не хуже других. А с самого начала лучше не задаваться, это может вызвать только скандал!
— Мы рады, что укрылись от непогоды, — сказал Орех, — и мы, как весь кроличий род, лучше всего чувствуем себя в большой компании. Львиная Пасть сказал нам, что у вас небольшая колония, однако, судя по норам, которые мы видели на поле, у вас множество кроликов!
По какой-то странной причине чужих кроликов смутила его речь, и Орех подумал, что, отозвавшись с таким восхищением об их колонии, он взял почему-то неверный тон. Может быть, здесь и в самом деле было мало кроликов? Не было ли у них какой-нибудь эпидемии? Но болезнью, казалось, не пахло, и следов ее нигде не было видно. Ему никогда не встречались такие крупные и здоровые кролики. Может быть, их беспокойство и странное молчание имели какую-то иную причину? Может быть, он с непривычки нескладно говорил и хозяева подумали, что его кролики — неровня им, с их тонкими манерами?
«Не беда! — подумал он. — После вчерашней ночи я уверен в моих ребятах! Не будь мы ловкими и умными и не умей мы справляться с трудностями — мы бы никогда сюда не добрались! Во всяком случае, мы как будто им понравились».
Кролики начали знакомство на свой обычный кроличий манер, обнюхиваясь. Через некоторое время все участники сборища поняли, что знакомство состоялось и собрание не выльется во всеобщее побоище.
Орех заметил, что невдалеке от него сидит Горшочек, прижавшись к двум громадным кроликам, каждый из которых мог бы одним ударом перешибить ему хребет, а Лохмач уже затеял с Львиной Пастью шутливую потасовку, причем они кусались, как крольчата, а затем почесывали себе уши с комичной серьезностью. Только Пятый сидел в стороне, в полном одиночестве. Он был не то болен, не то подавлен, и чужие кролики инстинктивно избегали его.
Орех понял, что собрание окончилось благоприятным образом, и почувствовал большое облегчение. Он успокоился и тотчас согрелся. Он прошел залу из конца в конец в компании тесно прижавшихся к нему кролика и крольчихи таких же огромных размеров, как Львиная Пасть. Когда его соседи сделали несколько прыжков вниз по одному из ближних ходов, Орех последовал за ними. Из залы они прошли в небольшую нору, находящуюся поглубже. По-видимому, эта нора принадлежала его провожатым, так как они расположились в ней по-домашнему, но оба не возражали, когда Орех последовал их примеру. Волнение понемногу отступило, и все трое некоторое время хранили молчание.
— Ваш Главный Кролик — Львиная Пасть? — спросил наконец Орех.
На его вопрос ответили вопросом:
— А тебя называют Главным Кроликом?
Орех почувствовал себя неловко. Если он скажет «да», то его новые знакомые будут называть его Главным, а можно было представить, как примет это Лохмач. Как обычно, Орех ответил честно и прямо.
— Нас очень мало, — сказал он. — Мы бежали из дома от всяческих неприятностей в большой спешке. Большая часть кроликов осталась в старой колонии, и Главный Кролик остался с ними! Я стараюсь руководить моими друзьями, но не знаю, захочется ли им называть меня Главным Кроликом.
Орех подумал: «Ну, теперь начнутся расспросы: а почему вы убежали из колонии?»
Однако то ли чужого кролика не заинтересовал рассказ Ореха, то ли по какой-либо иной причине, но его ни о чем не спросили.
— Мы никого не называем Главным Кроликом, — сказал новый знакомый Ореха. — Львиной Пасти захотелось пойти к вам, вот он и пошел.
— А кто у вас решает, как поступить с элилями? Кто назначает, кому рыть норы, кому идти на разведку и все такое прочее? — спросил Орех.
— А мы никогда ничего такого не делаем! Элили сторонятся здешних мест. Прошлой зимой здесь жила хомба — лиса, но человек, обходивший поля, на днях ее застрелил.
Орех удивился:
— В это время года люди не стреляют лис!
— Однако эту хомбу человек застрелил! Он также стреляет сов. А рыть нам не нужно! Здесь и так много пустых нор. Налеты на огороды тоже не нужны. Здесь пища лучше, чем где бы то ни было. Ты и твои друзья не прогадали! Вы здесь будете счастливы!
Как ни странно, у самого хозяина был далеко не счастливый вид, и Орех снова почувствовал недоумение.
— А где человек… — начал он, но его тотчас же перебили:
— Меня зовут Земляникой, а мою крольчиху — Нильдрохейн — Песня Дрозда. Неподалеку находится несколько отличных пустых нор. Может быть, твои друзья захотят устроить там свое жилье? А скажи: понравилась ли тебе большая зала? Ведь это чудо! Я уверен, что немного найдется на свете нор, где кролики могут собираться целым стадом!
Орех заподозрил, что Земляника намеренно начал поспешно болтать, чтоб отвлечь его от расспросов. Орех был раздосадован и удивлен. «Не беда, — решил он, обдумав положение. — Все равно нам повезло, если мы у них сумеем вырасти до размеров этих ребят! Поблизости, должно быть, есть отличный корм. Между прочим, его крольчиха просто красавица! Надеюсь, что в колонии есть и другие, еще получше видом!»
Через некоторое время Земляника вылез из норы и спустился в другой ход. Орех последовал за ним. Обойдя стороной норы, из которых отчетливо несло крысиным запахом, они остановились в какой-то глубокой яме, напоминавшей шахту. Крутой туннель отвесно поднимался вверх. Обычно кроличьи ходы изогнуты, подобно луку, а здесь туннель был совершенно прямой, так что над головой у себя Орех увидел листья на фоне ночного неба. Он почувствовал, что одна из вогнутых стен шахты была из какого-то странного материала, и недоверчиво ее понюхал.
— Раньше здесь был колодец, но сейчас он завалился! — объяснил Земляника.
— К стене что-то пристало! — воскликнул Орех. — Ой, да это просто камни!
— Тебе это понравилось? — спросил Земляника.
В полном замешательстве Орех ответил:
— Не знаю.
Все еще недоумевая, Орех осмотрел камни. Все они были одинакового размера и через одинаковые промежутки зарыты в землю. Он ничего не мог понять.
— Зачем они вам? — спросил он.
— Это Эль-Эхрейра, — с таинственным видом сказал Земляника. — Давным-давно эти камни сложил кролик по прозвищу Золотой Дождь — Лэбернем…
Орех оказался в большом затруднении. Он никогда не видал растения под названием «золотой дождь», и само это слово заставило его призадуматься, потому что по-кроличьи «лэбернем» значит «древо яда». «Разве можно таким злым словом называть кролика?» — подумал он. Как могут простые камни стать Эль-Эхрейрой?
— Мы называем это Фигурой, — еще более туманно объяснил Земляника. — Камни образуют на стене фигуру Эль-Эхрейры. Он только что украл у короля салат.
Орех совершенно запутался. Ясно ему было только одно — что камни не имеют никакого отношения к Эль-Эхрейре. С тем же успехом Земляника мог ему сказать, что у него не хвост, а дубовый росток! Орех поднес лапу к стене.
— Осторожней! — воскликнул Земляника. — Ничего не трогай!
— А где… — начал было Орех, но Земляника снова перебил его:
— Наверное, ты проголодался. Я тоже ужасно хочу есть. Скорее всего всю ночь напролет будет идти дождь, но мы, знаешь ли, кормимся под землей. А потом ты сможешь улечься спать в большой норе!
По пути Земляника болтал, ни на минуту не переставая. Орех заметил, что любой его вопрос, начинающийся со слов «где» или «куда», побуждает Землянику немедленно прервать собеседника и вызывает поток безудержной болтовни. Он решил проверить свое наблюдение. Когда Земляника окончил свою торопливую речь и заявил: «Мы уже почти пришли в большую нору!», Орех внезапно спросил его: «А где?..»
В ту же минуту Земляника повернул в другую сторону и поспешил в боковой ход со словами: «Лютик! Отзовись! Идем в большую нору?»
Никто ему не ответил.
— Странно! — заметил Земляника, вернувшись назад и снова шагая впереди. — В это время он обычно бывает здесь. Я, знаешь, часто зову его, чтобы идти вместе на ужин!
Немного отстав, Орех поспешно исследовал ход своими усами и носом. Порог норы покрывала мягкая земля. На ней были отчетливо видны следы Земляники, но никаких других следов здесь не было.
В этот раз в зале кроликов было поменьше. Ореху и Землянике попалась навстречу Нильдрохейн и с ней еще три красивые крольчихи. Ореху показалось, что они что-то жевали. Вокруг сильно пахло зеленью. Очевидно, под землей можно было достать какую-то пищу. Нильдрохейн спросила его, видел ли он фигуру Эль-Эхрейры.
— Эти странные камни мне не очень понравились. Я бы с гораздо большим удовольствием любовался тобой и твоими подругами! — сказал Орех. При этих словах к ним подошел Львиная Пасть. Земляника и Львиная Пасть завели вполголоса разговор. До Ореха донеслись слова Земляники: «Он никогда не видел Фигуры…» — и ответ Львиной Пасти: «Ну, нам это безразлично…»
Почему-то Орех почувствовал себя очень усталым и несчастным. Он увидел за широкой лоснящейся спиной Львиной Пасти Смородину и направился к нему.
— Идем наверх, на траву, — тихо сказал он. — Попасемся!
Тут Львиная Пасть повернулся к ним и сказал:
— Наверное, вы не откажетесь чего-нибудь перекусить!
— Мы собираемся пойти на сильфлей, попастись снаружи! — сказал Орех.
— Но сейчас идет ужасный дождь! — сказал Львиная Пасть таким тоном, словно о выходе наверх не могло быть и речи.
— Мне очень не хочется спорить, — твердо сказал Орех, — но мы должны попастись. Мы не боимся дождя.
Казалось, что Львиная Пасть несколько растерялся. Затем он вдруг неожиданно рассмеялся.
Смех незнаком животным, поэтому хохот Львиной Пасти произвел на Ореха и Смородину устрашающее впечатление. Орех подумал, что Львиная Пасть чем-то заболел. Смородина же решил, что Львиная Пасть собирается на них напасть, и отступил в ближайший проход. Львиная Пасть продолжал как-то жутко хихикать, и испуганные Орех и Смородина повернулись и поспешно скрылись. Бежали они в такой панике, как будто Львиная Пасть внезапно превратился в хорька. На полпути они встретили Горшочка. Тот был так мал, что они легко обошли его в широком туннеле. Он увязался за ними.
Усевшись в траве, все трое усердно принялись ее щипать, не замечая дождя, струйками стекавшего с их шубок.
— Скажи, пожалуйста, Орех, неужели ты в самом деле всерьез вышел на сильфлей? Погода просто ужасная! Я уже готов был съесть все, что нам подадут, и залечь спать. Что тебя тревожит? — спросил Смородина.
— Сам не знаю! Мне вдруг страшно захотелось выйти наверх и побыть вместе с вами. Сейчас я, кажется, понимаю, что беспокоит Пятого. В этих кроликах и в самом деле есть что-то странное. Например, они для чего-то закладывают камни в стену, — сказал Орех.
В этих и других странностях незнакомых кроликов даже сам Смородина не мог разобраться и был в не меньшем недоумении.
— А ты что о них думаешь, Хлао-ру? — спросил Орех Горшочка.
— Они добрые и милые, — ответил тот. — Только ужасно грустные, хотя, казалось бы, чего им грустить, когда все они такие большие и сильные и у них такая чудесная колония? Наверное, я просто глуп, Орех! Раз ты привел нас сюда, значит, это самое чудесное и безопасное место!
— Нет, ты далеко не глуп! Ты прав! У всех у них наверняка что-то на уме!
— Мы не знаем, что здесь произошло и отчего их осталось так мало, — вмешался Смородина. — Может быть, их постигла какая-то беда?
— Они от нас что-то скрывают! Если мы здесь останемся, нам придется все разузнать, чтобы суметь в дальнейшем с ними ладить, — сказал Орех. — Мы не можем с ними драться: они такие великаны!
— Мне кажется, они не умеют драться, Орех, — промолвил Горшочек. — Хотя они и очень большие, мне они не кажутся настоящими бойцами, вроде нашего Лохмача или Серебристого.
— Все-то ты у нас подмечаешь, Хлао-ру! А не заметил ли ты, что дождь полил еще сильнее? Я уже достаточно набил себе травой желудок. Пора в норы!
Кролики влезли в туннель и вскоре нашли пустую сухую нору, где свернулись клубочком и заснули, чувствуя приятную теплоту.
Проснувшись, Орех сразу же понял, что настало утро. Он судил по запаху и твердо определил, что уже взошло солнце. Можно было отчетливо различить аромат цветущей яблони; затем к нему присоединился более слабый запах лютиков и лошадей. К этому примешивался еще один, встревоживший Ореха запах. Совершенно противоестественный, он говорил о чем-то опасном и шел откуда-то сверху. Это был запах дыма. Наверху что-то горело! Орех вспомнил, что Лохмач говорил о беленьких палочках в траве. Вот чем пахло! Наверху по земле только что прошел человек!
Орех находился в теплой норе, и его охватило блаженное ощущение безопасности. Он учуял человека, а тот не сумел его учуять! Человек мог нюхать только тот противный дым, который сам для чего-то делал.
Горшочек заворочался во сне, бормоча тихонько: «Сайн лей нарн, мали?» — «А вкусен крестовник, матушка?», и Орех, тронутый тем, что Горшочек грезит о детстве, повернулся на другой бок, чтобы дать ему возможность снова уютно пристроиться. Тут он услышал, как какой-то кролик спускается в соседнюю нору. Внезапно вновь прибывший застучал лапой и как-то странно закричал. Когда кролик подошел поближе, Орех смог различить слова: «Флейра! Флейра!» — «Свежие овощи!» Он узнал голос Земляники.
Выбравшись из норы в туннель, Орех сразу же на него натолкнулся. Тот продолжал топать лапой по твердому земляному полу.
— Моя мать, бывало, говорила: «Если топать по полу, как лошадь, потолок непременно обвалится», — сказал Орех.
— Пора вставать, — ответил Земляника. — Погода чудесная!
— Зачем же всех будить?
— Сейчас здесь проходил человек! Нельзя оставлять флейру лежать под открытым небом! Если мы сразу же не заберем ее, появятся грачи и крысы, а я не охотник воевать с крысами. Это по вкусу разве только таким любителям приключений, как вы!
— Я ничего не понимаю!
— Идем со мной! Зайдем только за Нильдрохейн. У нас пока нет потомства, так что она пойдет вместе со всеми.
Орех увидел, что большинство кроликов уже вылезло из нор. Он подумал, что, в общем, Земляника ему нравится. Накануне Орех очень устал, ошеломленный огромным количеством впечатлений, и не сумел разобраться в новом приятеле. Теперь же Земляника показался ему безобидным, вполне симпатичным парнем. Он был трогательно привязан к прекрасной Нильдрохейн и сейчас был в отличном настроении. Когда они вышли из норы, он перепрыгнул канаву и бросился в высокую траву, веселый, как белочка. Казалось, у него никогда не было того задумчивого и подавленного вида, который накануне так удивил Ореха. Подойдя к отверстию норы, Орех остановился, как это он обычно делал в старой колонии, под кустами ежевики и внимательно осмотрел долину.
Солнце вышло из-за рощи, так что деревья на склоне уже бросали длинные тени на поле. Мокрая трава сверкала, и ветви орехового деревца, стоявшего неподалеку, переливались всеми цветами радуги.
— Здесь совершенно безопасно, — сказал Львиная Пасть, подошедший к Ореху сзади. — Наверно, ты привык осматривать окрестность, прежде чем выйти на сильфлей, но у нас можно идти на поле без опасений.
Орех не собирался ни менять свои привычки, ни выслушивать поучения Львиной Пасти, но так как никто его особенно не задирал, не было смысла препираться из-за пустяков. Большинство кроликов уже неслось по полю к стоявшей вдали изгороди, пестревшей белыми и желтыми пятнами росших рядом подснежников и лютиков. Увидав невдалеке Серебристого и Лохмача, Орех направился к ним, на ходу, как кошка, отряхивая росу с передних лап.
— Как ухаживают за тобой твои новые друзья? Наши очень стараются! — сказал Лохмач. — Мы с Серебристым чувствуем себя как дома. Может быть, Пятый ошибся и с нашей старой колонией не произошло ничего ужасного, но, по чести говоря, здесь нам живется лучше, чем дома. Кстати, ты идешь кормиться?
— А где здесь кормиться? — спросил Орех.
— Разве они тебе не сказали? Здесь за полем флейра — овощи!
— Флейра? А разве сейчас не слишком поздно для налета на огород? — спросил Орех, взглянув на крышу фермы, видневшуюся вдалеке за деревьями.
— Да нет, — сказал один из местных кроликов, услыхав их разговор, — флейра просто лежит на поле возле того места, где начинается ручей. Иногда мы поедаем ее на месте, иногда уносим с собой! Сегодня нужно непременно перенести флейру в нору: вчера во время сильного дождя все сидели дома и съели запасы колонии.
Тут Орех увидел, что по лугу разбросаны какие-то красноватые куски. У некоторых кусков сохранилась даже перистая светло-зеленая листва, отчетливо видная на темной траве. Куски издавали резкий приятный запах: наверное, они были только что нарезаны. Запах этот неотразимо притягивал Ореха — у него сразу же потекла слюна.
Проскакав мимо, Львиная Пасть обернул к Ореху свою морду, по-прежнему растянутую в неестественной улыбке, но, увлеченный дивным запахом, Орех на этот раз не обратил на него внимания. Его неудержимо влекло к разбросанным по полю кускам. Он выбежал на лужайку, понюхал и попробовал один из них. Это была морковь. Орех знал вкус различных овощей, но только раз в жизни ему довелось полакомиться морковью. Это случилось, когда невдалеке от их колонии ломовая лошадь порвала мешок с морковью, надетый ей на морду.
На лужайке лежала старая морковь, поеденная мышами и засиженная мухами, но кроликам казалось, что она чудесно благоухает; это было роскошное блюдо, при виде которого забывается все на свете. Орех грыз морковь с огромным наслаждением, ощущая ее нежный вкус и сочность, каких никогда не бывает у диких растений. Он скакал по лужайке, то хватая, то бросая один кусок за другим, не брезгуя также зелеными хвостиками. Никто ему не мешал: по-видимому, еды хватало на всех. Время от времени он поднимал голову и принюхивался, но даже эти меры предосторожности предпринимал вяло.
«Пусть только попробуют сюда сунуться элили, — подумал он, — я их всех разгоню! К тому же я так наелся, что мне уже не убежать! Что за дивное место! Неудивительно, что эти кролики величиной с зайцев и пахнут, как принцы!»
— Эй, Горшочек, — крикнул он, — наедайся до отвала! Думаю, что тебе больше не придется дрожать от страха и голода!
— Через неделю такой жизни он совсем отучится дрожать, — пробормотал Хокбит с набитым ртом. — Я чудесно себя чувствую! Ну и обед! Теперь я всюду без оглядки пойду за Орехом! А в ту ночь, в вереске, я совсем потерял голову. Надеюсь, ты меня извинишь, Орех?
— Все это давно забыто, — сказал Орех. — Спрошу-ка я Львиную Пасть, что делать и как тащить эту штуку в нору.
Львиная Пасть сидел у ручья. Он только что наелся и мыл морду передними лапами.
— А что, здесь каждый день бывают овощи? — спросил Орех. — А где?.. — начал он и сразу остановился. «Я, кажется, начинаю привыкать к здешним обычаям», — подумал он при этом.
— Иногда бывают овощи, — ответил Львиная Пасть. — Ты, наверное, заметил, что они старые, прошлогодние. Скорее всего вчера с фермы увозили отбросы. Обычно сюда складывают что попало: овощи, зелень, гнилые яблоки — как когда.
— Значит, еда для вас — не проблема! Мне думается, в вашей колонии должно быть великое множество кроликов!
— А ты сыт? — перебил его Львиная Пасть. — Если сыт, можешь попробовать поносить флейру. Эти овощи носить нетрудно! Вцепись зубами в морковь, тащи ее в нору и там складывай! Я беру обычно по две зараз, но для этого надо попрактиковаться.
Орех далеко не сразу научился держать во рту по две моркови. Ему приходилось часто класть ношу на траву и передыхать. Львиная Пасть его подбадривал, но Орех и сам твердо решил показать, на что способен умелый и находчивый вождь вновь прибывших кроликов. Все его друзья работали не щадя сил и делали все, что могли, хотя для кроликов поменьше, особенно для Горшочка, эта работа оказалась очень трудной.
— Не унывай! — сказал ему Орех. — Подумай, как приятно будет все это вечером съесть! Наверное, Пятому не легче, чем тебе!
— А разве он здесь? Я его давно не видел! — сказал Горшочек.
Орех вспомнил, что он тоже давно не видел Пятого. Слегка обеспокоенный, он сказал:
— Надеюсь, что с Пятым ничего не случилось! Я, пожалуй, пойду поищу его! Вот только отнесу эту морковь! А ты не знаешь, куда мог подеваться наш Пятый? — спросил он Львиную Пасть.
Он не дождался ответа. Львиная Пасть заговорил совсем о другом:
— Смотри-ка, галки опять подбираются к моркови! Они толкутся здесь уже несколько дней подряд!
— Не понимаю, какое отношение это имеет к Пятому? — резко оборвал его Орех.
— Ладно! Я займусь ими сам! — сказал Львиная Пасть и поскакал прочь.
Однако Орех заметил, что он даже не подошел к галкам, а схватил еще одну морковку и запрыгал назад. Орех рассердился не на шутку, забрал Смородину и Одуванчика, и все они повернули назад. Подойдя к холму, они сразу же увидели Пятого. Тот сидел у опушки рощи, под тисом, наполовину скрытый нависшими ветвями. Положив свою морковку, Орех взобрался на откос и присел рядом с Пятым на землю под густыми, склоняющимися к земле ветвями. Пятый молчал и пристально смотрел на поле.
— Разве ты не хочешь выучиться носить, Пятый? — спросил Орех. — Это не так трудно, надо только освоиться!
— Я не стану носить, — тихо сказал Пятый. — Вы сейчас похожи на собак, несущих палочки!
— Ты хочешь меня разозлить? Учти, я все равно не собираюсь злиться! Называй меня любыми позорными кличками!
— Скорее это мне надо бы разозлиться, да я не умею, — возразил Пятый. — Кролики не верят мне! Считают, что я спятил! Но ты-то знаешь, что я в своем уме!
— Значит, тебе все еще не нравится эта колония? Мне кажется, ты не прав! Все когда-нибудь ошибаются!
— Разве настоящие кролики станут трусить рысцой по полю и носить морковь, как белки орехи?
— А разве мы перестанем быть настоящими кроликами, если переймем мудрые привычки белок?
— Значит, ты считаешь, что этот человек приносит сюда овощи только потому, что у него доброе сердце?
— Нет, он просто вывозит отбросы. Кролики всегда сытно кормились у свалок! Разве мы раньше не ели старой репы или зацветшего салата?
Распластавшийся на голой земле Пятый казался совсем крошечным.
— Зря я начал с тобой спорить, — грустно сказал он. — Орех, дорогой мой, старина, я чувствую, как вокруг собирается что-то зловещее! Я пока не понимаю, что это такое, и не могу ничего объяснить. Знаешь, иногда бывает, что хочется укусить кору у яблони, а она опутана железной сеткой. Если я еще посижу один, может, я и додумаюсь, в чем тут дело!
— А почему бы тебе не сделать по-моему? Поешь овощей, а затем ступай в нору и отоспись. Увидишь, тебе сразу станет легче!
— Я уже говорил тебе, что не хочу иметь ничего общего с этим местом, — сказал Пятый. — Не хочу идти в их нору: там крыша из костей!
— Не говори глупостей, это корни деревьев! А как же ты проспал там целую ночь?
— Я там не спал.
— Как не спал? А где же ты был?
— Я был здесь всю ночь. Под тисом хорошее убежище!
Орех всерьез обеспокоился. Если Пятый был так напуган, что провел всю ночь под дождем и забыл даже про возможность встречи с бродячими элилями, то его нелегко будет разубедить.
После долгого молчания Орех произнес:
— Я все-таки еще за тобой зайду. Только смотри, не ешь тиса!
Не дождавшись от Пятого никакого ответа, Орех снова направился на поле. День был чудесный, и в такой день как-то не хотелось верить в дурные предчувствия.
Вечером Орех отыскал Лохмача и увел его в рощу посовещаться, что делать с Пятым. Сначала оба они двигались с большой осторожностью, но вскоре осмелели. По-видимому, в рощу не заглядывали животные размером крупнее полевых мышей.
— Здесь ничем не пахнет и совсем нет никаких следов! — отметил Лохмач. — По-видимому, Львиная Пасть не врет! Здесь не водятся элили! А вот в том лесу, где я перепугался, следов было множество! Ну и сдрейфил я в тот раз!
— Я чувствовал себя не лучше! — признался Орех.
— Смотри-ка, однако, что это такое? — перебил его Лохмач. Он показал на куст куманики, под которым был кроличий ход. Этот ход вел прямо из колонии. Землю под кустом устилали покрытые плесенью прошлогодние листья. Однако там, куда указывал Лохмач, словно только что пронесся ураган. Гнилые листья выбросило наверх, будто взрывной волной, и они висели на кустах. На свежей листве краснели круглые плоские капли. Их было множество возле взрытой земли у самого куста куманики, где какая-то неведомая сила сорвала всю траву и пропахала почву глубокими рытвинами. В центре взрыхленного участка находилась круглая дыра шириной не более моркови, которую они сегодня таскали в нору.
Оба кролика тщательно обнюхали и осмотрели взрытую землю.
— Как странно, что здесь нет чужих запахов! — заметил Лохмач.
— Да, пахнет только кроликами, но этот запах здесь стоит повсюду! Кроме того, пахнет человеком, но и это здесь повсюду, и, может быть, человек тут ни при чем. Хотя вот лежит белая палочка! Однако скорее всего не люди перерыли под кустом всю землю! — сказал Орех.
— А может быть, это сделали наши психованные кролики? Может быть, они здесь устраивают хороводы при лунном свете! — предположил Лохмач.
— Я не удивлюсь, если это окажется так! — сказал Орех. — Спросим об этом явлении Львиную Пасть!
— Ну уж нет! Так он тебе и ответит! Вспомни: много ли он рассказал тебе в ответ на твои вопросы? — насмешливо спросил Лохмач.
— Честно сказать, не слишком много! Львиная Пасть и Земляника не отвечают на вопросы «где?» и «куда?». Может быть, они нас боятся? Горшочек попал в самую точку, сказав, что они не похожи на храбрых вояк! — сказал Орех.
— Спустимся-ка лучше в нору. Может быть, мы сумеем заставить их разговориться! — сказал Лохмач.
— Торопиться с этим не нужно! Однако заберем с собой Пятого. Он и так всю ночь просидел на дожде! — сказал Орех.
Пятый по-прежнему сидел под тисом. Последовала довольно бурная сцена, во время которой Лохмач не сдержался и проявил некоторую грубость. В конце концов Орех с Лохмачом силой заставили Пятого спуститься в большую нору.
После ужина никто не обнаружил желания покинуть общую залу. К вечеру все кролики, как обычно, оживились и стали собираться большими группами.
Орех заметил, что кролики его отряда уже подружились с местными жителями. Заметно было также, что обитатели колонии обходились с ним самим весьма уважительно, считая его, по-видимому, главарем вновь прибывших. Тут к Ореху подошел Львиная Пасть.
— Наши кролики не прочь послушать сказку, — сказал он. — Сначала нам хотелось бы послушать ваших рассказчиков!
Орех посоветовался с друзьями о теме будущего рассказа, и через минуту Смородина объявил:
— Мы попросим Ореха рассказать о наших приключениях по пути сюда и о том, как нам повезло, что мы с вами повстречались.
В ответ наступило неловкое молчание. Слышно было лишь топотание и перешептывание хозяев. Сконфуженный Смородина повернулся к Ореху и Лохмачу.
— В чем дело? — спросил он шепотом. — Надеюсь, в этом нет ничего неприличного?
— Подожди, — шепотом отвечал ему Орех. — Пусть они скажут, что им не понравилось! У них здесь свои обычаи!
Однако молчание не прерывалось. Чужие кролики явно не хотели объяснить, что им оказалось не по вкусу.
Смородина наконец произнес:
— По зрелом рассуждении Орех решил, что у нас есть великолепный рассказчик — Одуванчик. Это, по-видимому, пойдет, — шепнул он Ореху.
— А какую сказку рассказывать? — осведомился Одуванчик. Орех вспомнил про камни в колодезной шахте.
— Расскажи сказку о королевском салате, — сказал он. — Они как будто ее высоко ценят.
Одуванчик начал рассказ с той же готовностью, что и ранее в лесу:
— Рассказывают, что было время, когда Эль-Эхрейре и его народу изменило счастье. Они были изгнаны из родных мест в болота Кельфазина. Я там не бывал, но говорят, что в те времена это было самое гиблое место на свете. Там приходилось есть только болотную траву и горький ситник, а норы, вырытые в сырой земле, сразу же заливала вода. Фрис-солнце был в отъезде, и вместо него принц Радуга стал господином над холмами, равнинами и самими небесами. Он запретил кроликам покидать эту проклятую страну.
Однажды Эль-Эхрейра обратился к принцу с просьбой: «Принц, мой народ страдает от голода и холода, и из-за здешней сырости мы даже не имеем нор. Пища здесь такая скверная, что с наступлением непогоды все мои подданные заболеют. Отпусти нас отсюда!» — «Эль-Эхрейра, — отвечал принц. — Ты приобрел печальную известность как отъявленный вор и обманщик. Вы не выйдете из болот до тех пор, пока не исправитесь и не начнете вести честную жизнь!» — «Значит, мы здесь останемся навсегда! — воскликнул Эль-Эхрейра. — У меня не хватает духу приказать моим подданным, чтоб они перестали жить своим умом и хитростью! — Он немного подумал. — А если я украду салат из огорода короля Дарзина, ты выпустишь нас из болот?» — спросил он принца.
А надо вам сказать, что король Дарзин правил в то время самым богатым городом, в каком когда-либо жили животные. У него были свирепые воины, а огород, окруженный рвом, ежечасно стерегла тысяча солдат.
Поэтому в ответ на предложение Эль-Эхрейры принц весело рассмеялся и сказал: «Если тебе это удастся, я повсюду умножу твой род, так что никто отныне и до века не сумеет уберечь от вас свои огороды. Только я уверен, что случится иное: тебя убьют часовые и мир избавится от самого ловкого негодяя и мастера заговаривать зубы!»
Их разговор подслушал йона — он собирал поблизости улиток и слизняков. Йона побежал к королю Дарзину и передал все ему.
Король призвал к себе начальника стражи и указал на грядки с салатом: «Сейчас мой салат от первого до последнего листочка в целости и сохранности. Прикажи удвоить стражу! Ни один пучок салата не должен пропасть!»
Ночью Эль-Эхрейра пробрался ко дворцу в сопровождении начальника Ауслы, преданного Рэбскеттла. Засев в кустах, они наблюдали, как стража несет дозор вокруг огорода, и убедились, что добраться до салата — нелегкое дело.
Вечером принц Радуга ехидно осведомился у Эль-Эхрейры: «Так где же твой салат, о Князь с Тысячью Врагов?»
Эль-Эхрейра ответил: «Я приказал доставить его в наши болота. Его так много, что нам его не донести».
Возле дворца короля был большой сад, куда его жены и жены его придворных приводили играть своих детей. Так как в саду нечего было украсть и некого ловить, то сад не охраняли.
Когда в сад пришли дети, Рэбскеттл пробрался за ограду и присоединился к ним. Детей было множество, так что матери и няньки не заметили, что Рэбскеттл, размерами и видом похожий на их детей, пришел без няньки. Каждая думала про него, что он — сын соседки. А Рэбскеттл был мастер на всякие игры, фокусы и проделки, и он крепко подружился с детьми королевских подданных и играл с ними во все игры, будто он и в самом деле был малышом.
Когда детей повели домой, Рэбскеттл смешался с их толпой и пробрался с ними во дворец. Там он скрылся, спрятавшись в темной норе, где и высидел целый день.
Ночью Рэбскеттл залез на королевский склад, где хранились запасы провизии для короля и его придворных. Здесь лежали трава, фрукты, овощи, орехи и ягоды. (А надо вам сказать, что в те времена у королевских подданных был доступ в леса и поля всего света.) Часовых у склада не было, так что, досыта наевшись, Рэбскеттл без помехи загадил и отравил всю пищу, которую не успел съесть.
Вечером король приказал подать на ужин несколько пучков салата. Однако на следующий день король и его приближенные, полакомившиеся салатом, тяжело захворали: у всех разболелись животы. Страдания их не прекратились и на следующий день. Тут Эль-Эхрейра переоделся так, чтобы его нельзя было узнать. Он обрезал свой белый хвост, Рэбскеттл выщипал ему шерсть покороче, покрасил его черникой и заляпал комьями грязи. Надев на голову венки из хмеля и спутавшись вьюнковыми плетями, Эль-Эхрейра прицепил к своей шкуре репьи чертополоха и чудесным образом изменил свой запах.
Эль-Эхрейра приказал Рэбскеттлу следовать за ним в отдалении и отправился в королевский дворец. Он явился к начальнику стражи. «Я лекарь, — заявил он. — Меня послал принц Радуга! Он узнал, что король болен. Веди меня к его величеству немедля, ибо я не привык ждать!» — «А ты не врешь?» — осведомился начальник стражи. «Ах, так! Ладно! — сказал Эль-Эхрейра. — Уж не так-то меня волнуют страдания вашего презренного короля! Прощай, но я доложу принцу Радуге о том, что в королевской страже служат болваны, которые обращались со мной по-хамски, как и подобает своре деревенских олухов, заеденных блохами».
И Эль-Эхрейра сделал вид, что он собирается уйти. Испуганный начальник стражи стал просить у него прощения. Эль-Эхрейра дал себя уговорить и был препровожден в королевскую опочивальню.
Страдания притупили подозрительность его величества, и он покорно дал осмотреть себя. Эль-Эхрейра долго и внимательно изучал уши короля, его зубы, пасть, помет и только под конец спросил, чем король питается. Осмотрев королевские огород и склад, Эль-Эхрейра вернулся с очень мрачным видом и заявил: «Великий государь! Вы заболели, покушав тот самый салат, который вы изволите так высоко ценить». — «Но это — салат из отличных семян, и его охраняли день и ночь!» — вскричал король. «Салат поражен опасным вирусом, а именно смертоносным вшивококком, — сказал Эль-Эхрейра. — Сей вирус выделяет лиловый Авваго, зреющий в серо-зеленых лесах Оки-Поки. Правильность моего диагноза нетрудно проверить! — прибавил Эль-Эхрейра. — Привести сюда первого встречного!» — приказал он часовым.
Через минуту часовые вернулись, таща за собой Рэбскеттла. Его поймали у самых ворот дворца.
«А, это кролик! — сказал Эль-Эхрейра. — Тем лучше! Презренное создание! Слопай немедленно весь этот салат, негодяй!»
Проглотив салат, Рэбскеттл стал метаться и стонать; затем, выкатив на лоб глаза, он забился в конвульсиях и стал грызть половицы. На губах у него выступила пена.
«Видимо, он сразу заразился! — сказал Эль-Эхрейра. — Болезнь протекает у кроликов в самой тяжелой форме. Порадуемся же, что ваше величество избежали подобной участи. Кстати, этот негодяй сослужил свою службу, выкиньте его вон! Я бы также посоветовал его величеству, — прибавил Эль-Эхрейра, — выполоть весь салат, иначе он может принести семена и таким образом дать дальнейшее распространение инфекции».
Случилось так, что в этот момент вбежал начальник стражи, ведя за собой ежа — йону.
«Ваше величество! — вскричал он. — Это создание ползет из Кельфазинских болот. Йона говорит, что народ Эль-Эхрейры готовится к войне. Кролики хотят напасть на огород и выкрасть королевский салат. Прикажет ли ваше величество солдатам строиться и разогнать их?» — «Эге-ге! — сказал король. — Мне пришла в голову проделка, которая мне куда более по вкусу! Значит, этот салат очень опасен для кроликов? Чудесно, чудесно! Мы дадим им столько салата, сколько их душе угодно! Прикажи собрать тысячу пучков салата и сгрузить их в болотах Кельфазина, — сказал он начальнику стражи. — Ха, ха, ха! Я уже почти поправился от одной мысли об этой проделке!» — «Ах, ах! Какая жестокая хитрость! — сказал Эль-Эхрейра. — Видимо, вы в самом деле поправляетесь. Нет, нет, не надо вознаграждения! Во дворце нет ничего, что ценилось бы у нас, за золотыми реками Фриса».
Откланявшись, Эль-Эхрейра покинул дворец.
Вечером над болотом показался покрасневший от гнева принц Радуга.
«Скажи, Эль-Эхрейра, околдовали меня, что ли?» — спросил он. «Вполне возможно, — отвечал тот. — Коварный и смертоносный вшивококк быстро распространяется из леса Оки-Поки…» — «Знаешь ли ты, что тысяча пучков салата сгружена в кучи у болот?» — «Я же говорил тебе, что приказал их сюда доставить! Неужели ты думаешь, что мой слабый и истощенный народ в состоянии притащить сюда такую гору салата? Сейчас мои подданные начнут поправляться, потому что я пропишу им салатную диету. Смею сказать, я стал теперь великим целителем!»
Тут принц Радуга понял, что Эль-Эхрейра сдержал свое слово и захватил салат короля, и теперь ему тоже придется выполнить свое обещание. И вот он выпустил кроликов из Кельфазинских болот, и они размножились и распространились по всему свету. С того самого дня никакая сила на земле не отвадит кроликов от огородов, потому что сам Эль-Эхрейра постоянно подсказывает им, как учинить тысячу самых лучших на свете хитрых проказ.
— Браво! — воскликнул Орех, когда Одуванчик окончил свой рассказ.
— Одуванчик чудесно рассказывает, — сказал Серебристый. — Когда его послушаешь, на сердце становится легче!
— Ну, теперь у них увянут уши и они совсем сконфузятся, — прошептал Лохмач. — Пусть-ка они найдут такого же рассказчика!
Все наши кролики были уверены, что Одуванчик отлично рассказал свою сказку и тем самым доказал чужакам, что их новые знакомые не просто кучка безродных бродяг! Ни один разумный кролик не мог не восхититься подобным умением вести рассказ! Наши кролики ожидали выражения восхищения, но вскоре с удивлением убедились, что хозяева явно не разделяют их восторга.
— Очень мило, — промямлил Львиная Пасть. Казалось, он выбирает слова, чтобы еще что-то прибавить, но затем он просто повторил: — Очень мило, очень оригинальный рассказ!
— Но ведь этот рассказ должен быть ему отлично знаком! — прошептал Смородина на ухо Ореху.
— Не вмешивайся, Лохмач, — прошептал Орех, видя, что Лохмач гневно сжал лапы. — Насильно мил не будешь! Посмотрим, что они сами умеют. — Вслух же он сказал: — Сменялось не одно поколение, а наши рассказы не менялись, как не изменились и мы сами. Мы живем той же жизнью, что наши родители и родители наших родителей. У вас здесь совершенно другие условия. Мы это понимаем и считаем ваши новые идеи и ваш образ жизни весьма интересным. Любопытно, о чем же вы рассказываете сказки?
— Мы не рассказываем старых сказок, — сказал Львиная Пасть. — Мы сочиняем стихи о нашей новой жизни, о современности.
Сейчас многое устарело и Эль-Эхрейра утратил для нас свое значение.
— Эль-Эхрейра был мастером смелых проделок, — вмешался Крушина, — а кроликам всегда будут нужны мужество и ум!
— Это не так! — послышался незнакомый голос с другого конца залы. — Кроликам нужны кротость и умение примириться с собственной участью!
— Это Гусиная Лапка, наш известный поэт, — пояснил Львиная Пасть. — Его идеи очень популярны. Не хотите ли его послушать?
— Хотим! Хотим! — послышалось со всех сторон. — Давайте Гусиную Лапку!
— Орех, — внезапно сказал Пятый. — Я хочу получше рассмотреть Гусиную Лапку, но мне страшно к нему приблизиться.
— Что ты, Пятый! Чего тут бояться!
— Помоги мне Фрис! — дрожа, отвечал Пятый. — Я чувствую его запах — он приводит меня в ужас!
— Не говори глупостей! Он пахнет не хуже всех других!
— Нет, он пахнет старым ячменем, оставленным догнивать в поле, или раненым кротом, который не может спрятаться в нору!
— По мне, так он пахнет крупным, жирным кроликом с животом, набитым морковкой! Но я согласен подойти к нему поближе!
Когда они пробрались через толпу на другой конец залы, Орех с удивлением увидел, что Гусиная Лапка всего-навсего зеленый юнец. В их старой колонии кролику такого возраста не разрешали публично рассказывать истории. Такие малыши имели право развлекать лишь маленькую компанию близких друзей.
У Гусиной Лапки был отчаянный и дикий взгляд, а его уши беспрерывно подрагивали. Все время прислушиваясь к чему-то, он упорно поворачивал голову назад, ко входу в туннель. Однако его голос полон был странного, захватывающего очарования, он был похож на голос ветра и на пляску света на лужайке, так что все присутствующие, стараясь уловить ритм его стихов, внимали ему, затаив дыхание.
Ручей бежит, стремится по песку,
По веронике, лютикам, по всей
Голубизне и золоту весны.
— Куда бежишь ты, речка?
— Далеко!
За поле вереска, скользить всю ночь!
— Возьми меня с собой, ручей, пусть звезды
Нам светят! Радостно я побегу с волной
И стану Кролик у Ручья и Волн!
Волна, волна зеленая, как поле,
И кролик. —
Уж осень. Листья с дерева летят,
Желтея и краснея, по канавам
Они шуршат, катятся вдоль заборов.
— Куда летите, листья? — Далеко!
Уйдем мы в землю с бурными дождями!
— Возьмите и меня с собою, листья,
В ваш мрачный путь,
И вместе с вами стану Я — Кролик Среди Листьев и Земли!
Земля, земля, глубокая могила —
И кролик.
Видно было, что эти стихи произвели глубокое впечатление на Пятого. В то же время он, казалось, испытывал необычайный ужас. То соглашаясь с каждым словом поэта, то содрогаясь от страха, он был охвачен искренним восторгом. Однако когда Гусиная Лапка кончил декламировать, Пятый, сделав отчаянное усилие, пришел в себя. Оскалив зубы, он облизывался, как Смородина, увидевший раздавленного ежа.
Внезапно Пятый резко подскочил и стал, отчаянно толкаясь, пробивать себе дорогу к выходу. Не обращая ни на кого ни малейшего внимания, он растолкал целую толпу кроликов, которые сердито на него огрызались. Наконец Пятый спасовал перед двумя тяжелыми самцами и остановился. Тут он забился в истерике, заколотил передними и затопал задними лапами, так что Орех, следовавший за ним по пятам, с большим трудом предотвратил начинавшуюся было драку.
— Мой брат тоже в некотором роде поэт, — объяснил Орех взъерошившимся кроликам. — Поэтому поэзия производит на него чрезвычайно сильное впечатление.
Один из кроликов не протестовал, но другой возразил Ореху:
— А, еще один поэт! В таком случае послушаем и его! Это будет компенсацией за то, что он вырвал из моего предплечья большой клок шерсти.
Тем временем Пятый обошел их и рвался к выходу. Прилагавший все усилия к тому, чтобы подружиться с хозяевами колонии, Орех сильно рассердился на Пятого, так что, проходя мимо Лохмача, шепнул:
— Идем, поучим его уму-разуму.
Орех считал, что Пятый вполне заслужил от Лохмача хорошей взбучки.
Они пошли по туннелю и настигли Пятого у выхода.
— Я внезапно почувствовал, что Гусиная Лапка неудержимо притягивает меня к себе! Так одно облако притягивает другое! — попытался объясниться Пятый. — Но ведь он безумен! Раньше я говорил, что крыша в их зале сделана из костей! Сейчас я вижу, что это не кости — это туман; туман безумия закрывает здесь небо! Даже при свете Фриса мы не сможем ясно видеть и спокойно бегать по земле!
— Что за чушь он болтает? — обратился ошеломленный Орех к Лохмачу.
— Он говорит об этом вислоухом ничтожестве, об этом простофиле-поэте! — отвечал Лохмач. — Он почему-то считает, что мы имеем какое-то отношение к Гусиной Лапке и его бредовой болтовне. Убавь пыл, Пятый! Сейчас нас волнует только ссора, которую ты затеял. Гусиная Лапка пусть проваливает ко всем чертям.
Пятый смотрел на них огромными глазами, казавшимися, как у мухи, больше всей его головы.
— Тебе только кажется, что ты — сам по себе, — сказал он. — А на самом деле вы оба — каждый по-своему — до ушей утонули в этом тумане. И где…
Орех прервал его, и Пятый со страхом на него посмотрел.
— Не скрою, Пятый, я хотел отругать тебя. Ты поставил под удар всю нашу будущую жизнь в этой колонии.
— Под удар? Да ведь эта колония…
— Ты так расстроен, что нет смысла тебя бранить. Сейчас ты немедленно спустишься с нами в нору и заснешь. Идем, и не смей больше разговаривать!
Жизнь кроликов проще нашей жизни в одном отношении: в иных обстоятельствах они не стесняются применить силу. Не имея возможности выбирать, Пятый последовал за Орехом и Лохмачом в ту нору, где они спали накануне. Она была пустой, они улеглись и немедленно заснули.
Было очень холодно, и крыша в самом деле была из костей… но нет, она была из переплетенных ветвей тиса! Тут и там на ней виднелись твердые сучья, жесткие, как лед, покрытые тусклыми красными ягодами.
«Идем, Орех, — сказал Львиная Пасть. — Возьмем в рот эти ягоды, отнесем в большую нору и съедим. Ведь ты хочешь жить по-нашему?» — «Не надо так жить! Нет!» — кричал Пятый.
Отводя цепкие ветви, появился Лохмач. Во рту у него были ягоды.
«Смотри, как я научился носить! — сказал Лохмач. — А я ухожу от вас! Спроси куда, спроси куда, спроси куда!»
Затем они где-то бежали, не подземными ходами, а по холодным полям, и Лохмач все ронял и ронял красные ягоды — красные, как капли крови, твердые, как скрученная железная проволока. «Не надо кусать эти ягоды, — сказал он. — Они ледяные».
Орех проснулся. Он лежал в норе и, дрожа от холода, подумал: как странно, что его не согревают тела соседей. Где же Пятый? Куда он снова ушел? Орех поднялся. По соседству ворочался Лохмач, пытаясь найти во сне теплый бок друга, чтобы прижаться к нему покрепче, но рядом никого не было. Неглубокая впадина в песчаном полу, где лежал Пятый, была еще теплой, но сам Пятый куда-то исчез.
— Пятый! — закричал Орех в темноту, уже зная, что ответа не будет.
Он сильно толкнул Лохмача носом.
— Лохмач, Пятый удрал!
Лохмач немедленно проснулся, как всегда готовый помочь и уверенный в успехе. Орех немного приободрился.
— Что случилось? — спросил Лохмач.
— Пятый опять удрал!
— Куда же?
— На сильф — куда-то наверх. Скорее всего на сильф. Вряд ли он бродит по колонии, он ее терпеть не может.
— Надоел он мне! И нору к тому же застудил! Думаешь, с ним что-нибудь случилось?
— Боюсь, что случилось! Он в страшной тревоге, а сейчас совсем темно. Что бы там ни говорил Львиная Пасть, а ночью могут появиться элили.
— Скоро начнет светать, — сказал Лохмач, понюхав воздух. — Утром мы его легко отыщем. Пожалуй, я пойду с тобой. Клянусь королевским салатом, когда мы его поймаем, я скажу ему пару теплых слов!
— Я подержу его, пока ты будешь его колотить. Только бы нам его найти!
Они вылезли из норы и присели.
— Так как наших друзей нет и никто нас не торопит, давай хорошенько осмотрим окрестность! Нет ли вблизи горностаев и сов?
Внезапно из-за соседнего леса послышалось уханье совы. Оба прижались к земле и сосчитали до четырех, пока не раздался следующий крик совы.
— Она улетает, — сказал Орех.
— Интересно: сколько полевок повторяет эти слова каждую ночь? Ты же знаешь, что сова нарочно обманывает своим будто бы удаляющимся криком.
— Все равно. Я не в силах больше ждать! Я должен найти Пятого!
— Идем, поищем его под тисом!
Под тисом Пятого не оказалось.
Лохмач соскочил с откоса на поле и помчался по мокрой траве.
— Вот и след Пятого! — вскричал он. — Он свежий и ведет из норы прямо к ручью.
Когда трава в каплях дождя, то в ней легко увидеть недавний след. Кролики дошли до плетня и кучи моркови. Лохмач был прав: след был свежий, и, перебравшись через плетень, они увидели Пятого. В полном одиночестве он щипал траву. Хотя несколько морковок лежало у ручья. Пятый их не трогал, а пощипывал траву возле старой яблони. Когда Орех и Лохмач приблизились, Пятый поднял на них глаза. Не говоря ни слова, Орех тоже принялся за траву. Он уже пожалел, что привел с собой Лохмача. Ночью, не обнаружив рядом Пятого, Орех всерьез разволновался и был доволен, что Лохмач согласился помочь урезонить его. Сейчас же, увидев Пятого, такого родного и маленького, неспособного никому причинить зла и дрожавшего в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех понял, что его раздражение рассеялось. Теперь он чувствовал к нему острую жалость и думал, что, окажись они наедине, ему бы удалось успокоить брата. Однако уже поздно было уговаривать Лохмача действовать помягче, оставалось только уповать на лучшее.
Вопреки опасениям Ореха, Лохмач тоже хранил молчание. По-видимому, он считал, что разговор должен начать Орех, и был слегка смущен.
Орех уже решил, что все окончится хорошо и что Лохмач умнее, чем он ожидал, но вдруг Пятый, усевшись на задние лапы и помыв морду передними, посмотрел Ореху прямо в глаза.
— Я ухожу от вас! — сказал он. — Мне очень грустно! Я хотел бы пожелать вам всего доброго, но от этой колонии нечего ждать добра!
— Скажи хотя бы: куда ты пойдешь?
— Далеко! К холмам, если сумею до них добраться.
— Один? Это невозможно! Ты погибнешь!
— У тебя нет ни единого шанса, старина, — сказал Лохмач. — Кто-нибудь прикончит тебя еще до ни-Фриса!
— Нет, — ответил Пятый, — ты ближе меня к могиле!
— Ах ты жалкий клочок мокричной травки! Уж не думаешь ли ты меня запугать?
— Постой, Лохмач, — вмешался Орех. — Не надо разговаривать с ним так грубо!
— Да ведь ты сам… — начал Лохмач.
— Знаю, но теперь я передумал. Не сердись, Лохмач. Я хотел уговорить его вернуться в колонию. А сейчас… Сейчас у меня не хватает духу заставить его остаться. Я верю, что по какой-то причине это место сводит его с ума. Я провожу его немного и постараюсь вернуться к ни-Фрису.
Лохмач вытаращил глаза и свирепо набросился на Пятого:
— Ах ты мерзкий черный жук! Ты никогда никого не слушаешься! «Я, я, я всех важнее!» И так все время! «Ах, у меня странное ощущение в большом пальце, и поэтому все должны немедленно встать на голову!» А теперь, когда мы устроились в чудесной колонии, ты изо всех сил стараешься всех взбаламутить! Да еще хочешь, чтобы из-за тебя рисковал жизнью наш лучший кролик. Ты побредешь по лесу, как спятившая мышь, а он отправится нянькаться с тобой! Хорошо же, я расскажу обо всем нашим, чтоб они тоже разозлились на тебя!
Лохмач повернулся и бросился в первый попавшийся проход в плетне. Внезапно по ту сторону плетня поднялась настоящая буря. Сначала взлетел в воздух какой-то сучок, затем влажный ком слежавшихся листьев, как снаряд, вылетел из-за плетня и упал на землю возле лап Ореха. Слышно было, как за плетнем кто-то бьется и колотит лапами.
Подавляя желание немедленно обратиться в бегство, Орех и Пятый переглянулись. Кто же прячется за плетнем, какой неприятель? Может быть, это кошка? Но вместо кошачьего шипения и кроличьего визга за плетнем слышался лишь треск ветвей и шелест травы, словно кто-то в отчаянии вырывал ее с корнем.
Преодолев голос инстинкта и собрав все свое мужество, Орех бросился в проход. Пятый последовал за ним.
Их глазам открылось ужасное зрелище. На земле, пропаханной глубокими бороздами, на боку лежал Лохмач. Его шею стягивала изогнутая медная проволока, тускло поблескивающая в первых лучах солнца. Проволока глубоко врезалась в мех. Острый конец ее поранил кожу, и капли крови, темно-красные, как ягоды тиса, катились по плечу Лохмача. Видно, у него перехватило дыхание. Он снова начал отчаянно метаться, безуспешно пытаясь вырваться из петли. Он бросался из стороны в сторону и то поднимался, то опять падал на землю, но наконец задохнулся и затих.
Потрясенный ужасом, Орех выскочил из-за плетня и присел рядом. Глаза Лохмача были закрыты, а губы растянулись в гримасе боли. Он прикусил нижнюю губу, и из нее капала кровь.
— Тлейли, — постучав лапой о землю, сказал Орех. — Постарайся понять меня! Ты попал в западню! Как из нее выбраться? Вспомни: чему учили вас в Аусле?
Задние лапы Лохмача слабо забились, он опустил уши и открыл ничего не видящие глаза. Наконец Лохмач с трудом проговорил хриплым голосом:
— В Аусле говорили… нет смысла кусать проволоку… Нужно… рыть вокруг колышка!
Он забился в конвульсиях и заскреб когтями землю. Земля и кровь, как маска, запеклись на его морде.
— Беги скорей в колонию, Пятый! — вскричал Орех. — Позови Смородину и Серебристого! Скорей! Он умирает!
Пятый поскакал по полю быстрее бегущего зайца.
Орех попытался уяснить себе, с чего следовало начать. Какая вещь называется колышком? Он рассмотрел коварное приспособление. Лохмач лежал на проволоке, придавив ее своим телом. Казалось, что проволока уходит прямо в землю. Орех напряженно силился понять: что ему следует вырыть? Он понял только, что нужно рыть. Он начал раскапывать рыхлую землю и рыл, пока его когти не наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он в недоумении остановился и тут заметил, что Смородина уже прибежал и смотрит через его плечо.
— Лохмач только что еще разговаривал! Он сказал: «Выкопайте колышек». Что нам делать? — спросил Орех Смородину.
— Постой, дай подумать! — сказал Смородина.
Повернувшись, Орех посмотрел в сторону ручья. Вдали он увидел вишневое дерево, под которым они на рассвете сидели со Смородиной и Пятым. Сейчас мимо вишни неслись во весь опор Хокбит, Серебристый, Одуванчик и Горшочек. Далеко обогнав товарищей, Одуванчик кинулся к проходу в плетне и вдруг резко остановился, подергиваясь и вытаращив глаза.
— Что случилось? Что это, Орех?
— Лохмач попал в силки! Не трогай его! Пусть Смородина решит, что нам делать, — ответил Орех. — А где Львиная Пасть? Может быть, он знает, что делать?
— Он не придет, — сказал Горшочек. — Он велел Пятому заткнуться…
— Что велел? — не веря собственным ушам, спросил Орех.
Но тут заговорил Смородина, и Орех обратил все внимание на него.
— Все понятно, — сказал Смородина. — Проволока цепляется за колышек, а колышек зарыт в землю, — вот, смотри! Мы должны его вырыть. Копай рядом!
Орех снова принялся за работу, взрывая когтями рыхлую сырую землю и скользя лапами по твердому дереву. Он сознавал, что все остальные кролики стоят в некотором отдалении и ждут. Запыхавшись, он вскоре остановился, и Серебристый сменил его. Через некоторое время Серебристого сменил Крушина. Им удалось обнажить поверхность этого гладкого, пахнувшего человеком, ненавистного колышка на длину кроличьего уха, но тот все еще крепко сидел в почве. Лохмач, весь в крови, с закрытыми глазами, неподвижно лежал на земле. Крушина поднял его голову и вытер грязь с морды.
— Внизу колышек становится уже, — сказал Крушина. — Мне кажется, его можно перегрызть, только мне не добраться до него зубами.
— Пусть попробует Горшочек, — сказал Смородина. — Он самый маленький.
Горшочек бросился в ямку, и все слышали, как дерево, треща под его зубами, превращалось в щепки.
Вскоре Горшочек вылез с поцарапанным носом.
— Щепки поранили мне нос, и там трудно дышать, но колышек почти перегрызен!
— Пятый! Спускайся в яму! — сказал Орех.
Пятый пробыл в дыре совсем недолго. Он тоже вылез с расцарапанной мордой.
— Колышек разломился надвое. Лохмач свободен! — объявил он.
Смородина потрогал носом голову Лохмача и легонько толкнул его. Голова Лохмача бессильно упала.
— Лохмач, — сказал Смородина. — Мы вытащили колышек!
Ответа не было. Лохмач по-прежнему лежал неподвижно. Смородина согнал севшую ему на нос муху, и та с жужжанием улетела в светлое небо.
— Кажется, он погиб, — сказал Смородина. — Он не дышит!
Орех опустился на землю рядом со Смородиной и прижал свой нос к носу Лохмача, но ветер мешал ему разобрать, дышит он или нет. Лапы Лохмача были вытянуты вперед, живот казался плоским и дряблым. Орех старался воскресить в памяти все, что он когда-либо слышал о западнях. Может быть, острый конец проволоки разорвал Лохмачу дыхательное горло?
— Лохмач, — прошептал Орех. — Мы тебя вытащили, ты свободен!
Лохмач не шевелился, и Орех решил, что он умер. Если это в самом деле так, то Ореху нужно скорее уводить отсюда весь отряд. Если кролики останутся у тела, то ощущение горькой потери заставит их растерять отвагу и душевно надломит каждого, и, что всего важнее, человек, поставивший ловушку, вернется за добычей. Может быть, он уже спешит сюда с ружьем за плечами, чтобы забрать бедного Лохмача!
Кроликам следовало бежать, и долг Ореха — позаботиться о том, чтобы его товарищи, а впрочем и он сам, поскорее и навсегда забыли о случившемся!
— Сердце мое стало сердцем одного из тысячи, оттого что мой друг перестал сегодня бегать! — произнес Орех традиционные кроличьи слова, обращаясь к Смородине.
— Ох, лучше бы уж это случилось с кем-нибудь из нас! Не знаю, что мы будем делать без Лохмача, — сказал Смородина.
— Мы должны жить, — ответил Орех. — Друзья ждут нас. Надо любым способом заставить их отвлечься!
Отвернувшись от тела, он поискал глазами Пятого. Пятого нигде не было видно, но звать его не следовало, так как кролики могли принять это за слабость и подумать, что их главарь ищет утешения.
Тут взгляд Ореха упал на Горшочка.
— Слушай, Горшочек! Ты почему не вытер до сих пор нос? Смотри, кровь так и капает! Разве ты не знаешь, что запах крови привлекает элилей? — грозно сказал он.
— Прости меня, Орех. А как быть с Лохмачом?
— Послушай! — в отчаянии продолжал Орех, не зная, что еще придумать. — Значит, Львиная Пасть велел Пятому замолчать?
— Когда Пятый прибежал в колонию и сказал, что бедный Лохмач попал в ловушку, то Львиная Пасть, Земляника и другие здешние кролики притворились, будто они ничего не слышат. Это было очень глупо, потому что Пятый орал во весь голос. А затем, когда мы все бросились сюда и Серебристый сказал им: «Вы, конечно, идете с нами», Львиная Пасть просто повернулся к нам спиной. Тогда Пятый еще раз подошел к Львиной Пасти и тихо заговорил. Его слов я не слыхал, но ясно расслышал ответ Львиной Пасти: «Клянусь холмами Инле, мне безразлично, куда вы пойдете. И немедленно заткнись!»
С этими словами он ударил Пятого и ободрал ему ухо.
— Я его убью, — послышался рядом хриплый бас.
Все вскочили и увидели, что Лохмач приподнялся на передних лапах, изогнув спину. Его хвост и задние лапы по-прежнему лежали на земле, а на морде, превратившейся в ужасную маску из пены, крови и земли, жили одни глаза.
Не в силах вымолвить ни слова, кролики отскочили в испуге назад.
— Я его укокошу! — повторил Лохмач сквозь зубы, брызгая слюной и тряся перепачканными усами. — Помогите же мне, черт бы вас побрал! Снимите с меня эту вонючую проволоку!
Он попытался высвободиться, но задние ноги его расползлись. Проволока тянулась за ним, волоча за собой по траве болтавшийся на ней кол.
Все бросились на помощь, толкая и давя друг друга.
— Не троньте его! — закричал Орех. — Дайте ему отдышаться!
— Не надо отдыхать, все в порядке, — сказал Лохмач. — Все дело в задних ногах: они почему-то не идут. Какой негодяй Львиная Пасть! Я его укокошу!
— Что это за кролики! — вскричал Серебристый. — Они бросили Лохмача в беде!
Они трусы! Выгоним их из колонии и останемся там сами!
— О Фрис вонючий, эмблеер Фрис! — послышался вдруг из травы пронзительный голос.
При таком чудовищном богохульстве шум немедленно стих. Кролики оглянулись, как по команде, в поисках того, кто мог испускать проклятия. Тут из-за двух пучков плауна поднялся Пятый. Глаза его сверкали, и похоже было, что он обезумел. Он что-то бормотал и рычал, как кроличий шаман.
— Они хотят вернуться! Безумные! Эта колония — могила, нора смерти! Это — кладовая элилей! Мне все теперь ясно! Слушайте же!
Однажды на опушке леса недалеко от фермы кролики заложили прекрасную колонию. И вот человек подумал:
«Этих кроликов можно разводить — на мясо и на мех. Зачем возиться с клетками? Им и в лесу неплохо!» И человек стал убивать всех элилей в округе — лэндри, хомбу, сову — и свозить пищу для кроликов, оставляя ее поблизости от колонии. А затем человек стал ставить западни. Кролики выросли, стали здоровыми и толстыми. Они не боялись элилей, их пугала только западня на тропе. По временам некоторые из них куда-то пропадали, неизвестно куда. И вот кролики начали вести себя так странно, что вскоре стали совсем не похожи на нас. Они притворились, что все в порядке, раз они получают отличную пищу. Обитатели колонии забыли жизнь диких кроликов! Они забыли про Эль-Эхрейру, потому что им больше не нужны были его хитрые проделки.
Вместо сказок они научились новому искусству — они стали танцевать и изображать на стене фигуры. Это помогало им проводить время и считать себя замечательными кроликами! Сливками кроличьей породы! Им не нужен стал Главный Кролик, который должен быть Эль-Эхрейрой для своих подданных и оберегать их от смерти. Здесь смерть разила только одним способом, с которым не справиться Главному! У этих кроликов было только одно строгое правило: никто не смел спрашивать, где тот или иной находится и куда кто-нибудь пропал. Но если задавать такие вопросы было неприлично, то говорить открыто о сверкающей проволоке строжайше запрещалось. В ответ на такие разговоры обитатели колонии бросались царапаться и убивать.
Взглянув по очереди на каждого из присутствовавших, Пятый продолжал:
— А потом вдруг появились мы, обычные дикие кролики, и они решили привести нас в свою колонию и ничего не сказали.
Понимаете? Фермер расставляет не очень много ловушек, и если кто-нибудь в них попадется, то другие смогут протянуть подольше. Они не хотели слушать рассказ о наших смелых приключениях! Не очень-то хочется слушать прямую и честную речь того, кого ты низко обманываешь! Нужно ли мне говорить дальше? Все, что с нами здесь произошло, подтверждает мои слова и подходит, как хоботок пчелы к колокольчику наперстянки!
Пятый опустился на траву, а Лохмач, волоча за собой страшную проволоку с тянущимся за ней колом, подошел к Пятому и потерся носом о его нос.
— Я еще жив, и мы пока вместе! — сказал он. — Разгадав их тайну, ты раскусил еще более важную проволоку, чем та, что висит у меня на шее! Говори: что нам теперь делать?
— Нужно немедленно уходить! Я уже сказал Львиной Пасти, что мы уходим.
— А куда? — спросил Лохмач Пятого. Ему ответил Орех:
— Надо идти к холмам!
Один из холмов поднимался к югу от ручья. По его склонам тянулась тележная колея, а за ней виднелась роща.
Орех повернул на холм, и его отряд, разбившись по двое и по трое, последовал за ним.
— А что делать с проволокой, Лохмач? — спросил Серебристый. — Ведь кол за что-нибудь зацепится и снова ее затянет.
— Она висит свободно, и я бы мог стряхнуть ее, но у меня очень болит шея, — сказал Лохмач.
— Попробуй стряхнуть проволоку, иначе далеко не уйдешь, — посоветовал Серебристый.
— Орех, посмотри-ка! — внезапно сказал Вероника. — Какой-то кролик бежит в нашу сторону из колонии.
— Только один? — переспросил Лохмач. — Что ж так мало? Жаль! Хватай его, Серебристый, я не стану отбивать у тебя хлеб! Отделай его в лучшем виде!
Кролики, похожие издали на неподвижные черные точки, остановились. Направлявшийся в их сторону кролик бежал быстро, но как-то странно, будто очертя голову. Он, как слепой, налетел на ствол репейника, перевернувшись в воздухе, упал и покатился по земле. Затем поднялся и не разбирая дороги стал пробираться к ним.
— Он не смотрит, куда бежит, — сказал Крушина. — Может быть, он заболел белой слепотой?
— Нет, будь у него белая слепота — он не смог бы так быстро бежать! — сказал Орех. — Это что-то другое!
— Сохрани нас Фрис! — вскричал Смородина. — Лучше убежим!
— Это скачет Земляника! — воскликнул Одуванчик.
Земляника пробрался через дыру в плетне возле старой яблони, осмотрелся и подошел к Ореху. Вместе с самообладанием он растерял свои изысканные манеры. Уставившись на Ореха, Земляника трясся всем телом. Казалось, он убит горем. Он раболепно склонился перед Орехом, за спиной которого с угрюмым видом стоял Смородина. Орех ждал, молчаливый и суровый.
— Орех, правда ли, что вы уходите? — спросил Земляника.
Орех молчал, а Серебристый ответил:
— А тебе какое до нас дело?
— Прошу вас, возьмите меня с собой, — сказал Земляника. Ему никто не ответил.
— Мы не любим, когда нас обманывают, — сказал наконец Серебристый. — Возвращайся к Нильдрохейн. Она, наверно, проще к этому относится.
Земляника издал пронзительный захлебывающийся вопль, как будто его сильно ударили. Он переводил глаза с Серебристого на Ореха, а затем умоляюще взглянул на Пятого. Душераздирающим шепотом он произнес:
— Проклятая проволока!
Серебристый собирался ему ответить, но Орех сказал:
— Бедняга! Ни слова больше! Идем с нами! Отряд кроликов перешел через тележную колею и исчез в роще за дорогой. Сорока, привлеченная блеском какого-то светлого предмета, заметного на голом склоне холма, подлетела поближе, чтоб его рассмотреть, но на склоне лежали только расщепленный колышек и перекрученный кусок проволоки.