Великий и Ужасный 3

Глава 18 День защиты детей

Великий Полоз, каким бы хитромудрым и мощным не был, остается гадом ползучим, обычной змеюкой. А кто лучше всех расправляется со змеюками? Рикки-Тикки-Тави, мангуст? Ну да, но кто верит в мангустов на Среднем Урале? А вот ежик обыкновенный — тот всем хорошо известен. И змей лопает за милую душу, и к отраве их практически невосприимчив. Кусай его — не кусай, сожрет ежик змею, как пить дать. А если к ежику добавить еще малиновое варенье, как общеизвестное вкусное и полезное средство для повышения сопротивляемости организма разным хворям и путеводный светильник, который проведет страждущую душу во мраке ночи? То получим «Ежика в тумане» с узелком и палочкой, на котрой светлячки сидят. Потому как мелкому Демидову путь наружу надо найти, однозначно. И всякая хтоническая хмарь и ужасы внутри нее нифига не помешают, потому как курва ежик — личность целеустремленная, он вон даже на монстре водном прокатился, пообщался с ним и уцелел. Наверняка этот «Кто-то» в здешних реалиях проживал бы в Затоне и играл роль того же Полоза или Слонопотама — только подводного. Уникальная татау, а? Она просто обязана сработать!

Конечно, без набора целебных пиктограмм не обошлось: крестик, жезл Асклепия, снежинка скорой помощи… Ну и кое-что еще я вспомнил. Есть один замечательный остров, на котором совсем нет змей! Эйре, то бишь — Ирландия, вот как он называется. А виновата в страданиях матери и дитя кто? Правильно — змеюка. Значит — четырехлистный клевер на удачу и арфа как символ Ирландии лишними точно не будут. А еще — символ защиты детей. Там такие пять разноцветных человечков опираются на схематичный земной шар своими расставленными ногами, образуя что-то типа звезды с кружочком внутри. Если не это — тогда что вообще?

Ежик у меня получился на эскизе, кстати, премиленький. Нет, определенно — Сархан был гораздо более талантлив чем я в плане изобразительного искусства!

— гроулил себе под нос я, дорисовывая по памяти ирландскую арфу на папиросной бумаге перманентным маркером.

— Вы поете страшные вещи! — сказал Демидов. — Что это за жуткая песня такая?

— Ордынская колыбельная, — откликнулся я. — Пойдемте к пациентке. И вот еще что: я могу брякнуться в обморок и жутко отощать. Может даже притворюсь мертвым, как получится. В этом случае вы должны будете поднять меня в фургон и предоставить заботам гоблина, ага?

— Вы так просто об этом говорите? — князь нервно застегивал и расстегивал пуговицы мундира.

— А чего тут сложного? Или сдохну — или не сдохну. Пойдемте, пойдемте уже, у меня руки чешутся!

Григорий Акинфиевич кивнул и пошел прочь из кабинета, а я — следом за ним.

— завывал я в такт шагам так, что посуда у Глафиры в шкафчиках дребезжала, а закованные в броню дружинники зябко переминались с ноги на ногу.

Внутри темной шахты петь получалось даже лучше: акустика была потрясающая. Демидов косился на меня как на припадочного, а потом сказал:

— Я бы рекомендовал вам поразмыслить на досуге вот о чем: кто-то из ваших врагов настолько могущественен, что может проникнуть сюда, в мою цитадель! Мало того — перепрошить броню Демидовых, привязка которой основана на кровной магии. Вас спасла только скорость реакции и инстинкты — на сей раз. Но, я уверен, вас будут пытаться убить снова и снова…

— Кого — меня? — показушно удивился я. — Убить? Никогда такого не было — и вот опять! Да и вообще — это вам следует задуматься. С чего бы это меня захотели убить в вашем замке?

— Зря ерничаете. Обдумайте мои слова…

— Обдумаю, — уже серьезно кивнул я. — А вы — мои. И вот еще: независимо от результатов моей искренней попытки спасти мать и дитя, я бы хотел получить ваше разрешение на посещение подземной Хтони. Хотелось бы осмотреться — что там и как. Это моя специфика, вы же сами говорили…

— Что значит — независимо от результатов? Вы ведь Резчик! — он даже губу вздернул, эдакая оскорбленная невинность!

— Я — Резчик, и я говорю — результат будет. Вы ведь читали в этих ваших записях, на что мы способны, да? Что касается тела любого из гоминидов, будь то человек, снага или кхазад, — тут наши возможности действительно практически безграничны… — я гнал откровенную пургу, но другого выхода не было: мне нужно было чтобы он верил! — Но есть некий клиренс в смысле состояния, в котором окажется пациентка и ваш внук после… Процедуры.

— Да-да-да… — всё-таки он был магом самой высшей когорты, и понимал о чем я говорю. — На то мне и Боткины.

— Вот именно, на то вам и Боткины. Только ради всего святого — пока я буду работать — пускай не вмешиваются. И моя просьба о посещении Хтони — она личная, не связанная с той услугой которую я постараюсь оказать. Помочь вам попросил светлейший князь Воронцов, и мне не нужна никакая оплата — это ваши с ним дела. Напротив — я буду вам обязан, если вы разрешите мне…

— Я услышал! — надменно процедил сквозь зубы Демидов.

Биполярочка у него, что ли? То дядечка-дядечкой, а то — спесь из ушей брызжет. Вот что значит — одиночество! Ни жены, ни детей… Только внук, который еще не родился. Надо мне его выручать, этого пацаненка. Может у дедушки мозги на на место встанут и он перестанет быть таким… Барином? Диким помещиком? Что-то такое, в общем.

Я прислушался к внутренним ощущениям: энергии было не то чтобы через край, но — прилично. Да, усилитель для Риковича здорово отожрал маны, но киборги и сброшенный с башни неизвестно-чей-лазутчик это компенсировали. Так что входил в палату я вполне уверенно, постукивая пальцами по ящичку с татуировочными приблудами и рыча «Варшавянку».

— Дамы, — сказал Демидов. — Уступите место специалисту другого профиля.

— Но, позвольте! — возмутилась старшая из них. — Если мы прервемся — через двадцать минут патологические процессы станут необратимыми!

— Если я не справлюсь за двадцать минут — значит, всё бессмысленно, — сказал я и щелкнул замками ящичка. — Мне нужны два стула, рука пациентки и чтобы все заткнулись на двадцать минут.

Вообще-то это было невероятно: татау срабатывали практически в тот самый момент, когда я отнимал стилос от готового символа! Полыхали золотом и растворялись! Нет, определенно — эффект был, от ирландскизх пиктограмм Пелагея задышала ровнее и как-то расслабилась, а после моих целебных штучек ушла чернота с ее лица, и приборы кругом замигали зеленым… И кому-то это категорически не понравилось!

Одна из Боткиных, совсем еще юная девчушка лет семнадцати, вдруг стала чудовищным образом изменяться! Челюсть ее вытянулась, зубы невероятным образом удлинились, глаза налились кровью, во всей фигуре и пластике появилось нечто звериное — и целительница рванула прямо ко мне, намереваясь то ли меня сожрать, то ли мать с ребенком уничтожить. Всё это произошло за какие-то секунды, я успел только забдить происходящее и начать разворачиваться, чтобы встретить бестию хорошим пинком в пузо, но хозяин замка оказался более проворным:

— Аш!!! — резко выкрикнул Демидов, и каменный шип вырвался из пола и пришпилил тварь к потолку, разбрызгивая во все стороны кровь и внутренности. — Работайте, Резчик, я вас прикрою!

И прикрыл. В прямом смысле этого слова. Меня, мать и ребенка, и все ложе со сложной техникой со всех сторон скрыла под собой каменная сфера. Минералы, из которых состоял замок, как будто живые текли и изменялись, повинуясь воле Григория Акинфиевича, образовывали мощную преграду, которая отделяла ложе с пациентами и одного офигевающего Резчика от внешнего мира. В сплошном монолите проявились фосфоресцирующие прожилки, давая необходимое количество света.

Что происходило там, за этой преградой, и что мне нужно будет делать, и как выбираться, если Демидов помрет — я понятия не имел. Зато я прекрасно представлял, что нужно делать прямо сейчас. А потому — не обращая внимания на странные звуки снаружи, сосредоточился на работе. Увидев эффект от клеверочка, жезла Асклепия и снежинки, и от лиры с кельтским крестом, я решил оставить красный крест на потом — мало ли? И взялся за и Ёжика.

Черт бы меня побрал, ежик дался тяжелее всего. С меня пот валил градом, тело бил крупный озноб, суставы выворачивало от болезненных ощущений, а голова кружилась так, будто я не ел три дня.

Не знаю почему эта злая революционная песня сопровождала меня с самого второго рождения в этом мире, но, определенно, заряжала она капитально. Несмотря на мухи в глазах и общее муторное состояние, я закончил Ежика и не грохнулся на пол, а еще — взялся за красный крест, когда Пелагея открыла свои ясные голубые глаза и с благодарностью глянула на меня, а малой толкнулся изнутри то ли пяточкой, то ли — ладошкой.

И тут полыхнуло так, что каменный щит, окружающий нас, разлетелся к японой матери, и золотом залило всю комнату, и кто-то заорал истошно, а кто-то — восторженно. А я, конечно, вырубился, здорово ляснувшись башкой о край медицинского ложа.

— Мальчик! Мальчик! — выплясывал по комнате Демидов потрясая руками в воздухе и выделывая ногами немыслимые кренделя. — Никитушка! Наследник! Бабай, вставайте скорей, я буду вас целовать в обе щеки! Родной вы мой урук! Эй, кто там! Объявите по юридике выходной и премию в десять… Пятнадцать процентов оклада всем рабочим, а в детсады и школы — апельсины, из моих складов!

— У-а-а-а-а!!! — басом орал младенец.

— Света, подмени меня у роженицы, нужно обязательно зарастить мягкие ткани и выгнать токсины… Состояние пациентки стабильное, прогноз — позитивный, но у меня маны не хватает… — быстро-быстро говорила самая старшая из Боткиных.

— Что тут вообще… — я отряхивался от каменной крошки и пыли, отплевывался и пытался врубиться в происходящее. — Та-а-ак!

Оказывается, в целом Боткины были на нашей… То есть — на Демидовской стороне. И их было не четверо, а человек десять: похоже, те самые дежурные смены. Я не знаю, какой срок беременности был у Пелагии, явно — не первый-второй триместр, но думаю — со здешним уровнем магической медицины они и шести-семимесячного выходят как положено. Вон как орет!

— Как сирена гражданской обороны, — сказал я. — Мужик растет!

— Да-а-а-а! — Демидов весь сиял, и даже не обиделся на «мужика». — Никита Павлович Демидов! Слуга царю, отец подданым, гроза — врагам! Я вам точно говорю — нет больше проклятья, я нутром чую — как камень с души свалился! Восьмой сын родился живой и здоровый, даром что чуть раньше срока! Полоз тут более бессилен! Демидовы ди Сан-Донато будут жить!

— Мне нужно посмотреть на пациентку, — сказал я, а сам подумал, что, получается — меня так и оставили на полу валяться, пока не убедились что с ребенок родился и с ним все в порядке.

А мать — это уже бонусом, как получится. Это утилитарное отношение к женщине меня всегда раздражало. Родила — свободна? Вот уж хрен! Женщина — она друг человека… Не, говенно прозвучало. Женщина — тоже человек! А человек — скотина домашняя, ей забота нужна. Правда, в здешних условиях бывают варианты — иногда женщина не совсем человек. или — совсем не человек.

Пелагея под присмотром целительниц ожила и посвежела. Это после родов-то! Тяжко ей приходилось во время беременности, похоже, если теперь — полегчало! Или это магия Боткиных работала? Или мои татау? Тут хрен разберешься. Ей дали на руки малыша: крепкого, розового, местами помятого но в целом — симпатичного, и молодая женщина смотрела на него во все глаза и не могла наглядеться. А Никитушка и орать перестал, засопел и зачмокал. Ну — понятно, тут уже мужикам чужим не место, тут дело сугубо личное намечается.

— Я должен вам еще одну татау, — сказал я. — Не доделал. Или доделал? Ничего не помню, рубануло меня капитально.

— Это вы? — Пелагея смотрела на меня с благодарностью. — Вы нас спасли? Это вы мне ёжика оставили? Что это значит?

И показала левое предплечье, на котором так и остался ёжик в тумане: с узелком и веточкой со светлячками.

— Это значит, что я правда за вас переживал. И теперь вы никогда не заблудитесь, даже в Хтони, и всегда доберетесь домой. И, наверное, не подхватите простуду и не утонете. Но это не точно, проверять не рекомендую… Еще с лошадками у вас могут начаться странные отношения, м-да…

Ежик мигнул золотом, как будто подтверждая мои слова. Или сигнализируя о возросшей моей как Резчика мощи. А может — дело в усилителе, который проявился у меня после Риковича?

— Большое вам спасибо… — тихо проговорила Пелагея. — А вы кто? Вы — орк?

— Это Бабай Сархан, Резчик, — ответил за меня Демидов и принялся толкать в спину, выдворяя из этой странной больничной палаты. — Надеюсь — наш добрый друг. Пойдемте, пойдемте скорее, я просто чудовищно хочу вас отблагодарить, и не перечьте, не может быть и речи, и вообще — вы говорили что можете еще…

— Ага-а-а-а! — я не выдержал и взгыгыкнул в голос. — Что, поверили? И теперь — седина в бороду, как говорится… Нет проблем! Но сначала мне нужен подвиг!

— Что? — вытаращился на меня князь.

— Подвиг. Кого-то спасти, зарубить чудище, уничтожить Хтонь, достать звездочку с неба… Есть что-то подходящее?

— Э-э-э-э… — сразу Григорий Акинфиевич растерялся, а потом глаза его заблестели: — Хотите — можем вместе с вами убивать метаморфов по всей юридике? Видели, до чего оборзели? Сначала — дружинник, теперь — Боткина! Понятно — они наймиты, но спускать я этого не буду… Есть у меня против них верное средство!

— А давайте! Только я возьму с собой гоблина.

— Зачем — гоблина?

— Видосы! — многозначительно поднял вверх палец я.

— Эх, молодежь… — скорбно покачал головой Демидов, и мы шагнули на летающую платформу. — Ну, берите гоблина, черт с вами.

Курбские — вот кто такие были эти метаморф. В свое время эти умельцы менять личины выполняли самые сложные задания для Ивана Васильевича Грозного, в бытность его еще молодым и не таким грозным. Выходцы из клана Курбских служили шпионами, послами и царедворцами, были незаменимыми людьми в придворных интригах и на дипломатическом поприще. Но — Грозный, похоже, что-то такое выцарапал из их мозгов, всё-таки он был сильнейшим менталистом… И объявил опалу, и каждый подданный теперь мог убить, ограбить или унизить члена впавшего в немилость клана.

Остатки метаморфов во главе с небезызвестным Андреем Курбским переместились в Речь Посполитую, на территорию Великого Княжества Литовского, Русского и Жамойтского, в юридику, подкотрольную литовским магнатам Гаштольдам. Но — вот ведь незадача! Через пару лет туда переместились российские войска! Мытьем ли, катаньем ли — пройдошливые метаморфы затесались в свиту к Ивану Ивановичу, и снова обрели потерянное доверие — верной службой и выполнением скользких поручений. А теперь вот во что переродились. С одной стороны — во внешней разведке работают, понятное дело. А с другой — молодежь свою натаскивают на мутных делишках против других кланов. Конечно — перед тем как отправить своих людей на дело, они их из клана изгоняют, по всем правилам. Не прикопаться. Если неудачливых лазутчиков поймают или убьют — Курбские ни при чем. Мстить не будут: с чего бы? Одним неудачником меньше! А вот если успех… Тогда добро пожаловать в род. И вроде как всем такая практика известна, но никто ничего с этим не делает. Потому как метаморфы в разных частных и государственных делах могут быть весьма полезны. За деньги, понятное дело. И вот, кто-то заплатил деньги, чтобы я не вылечил Пелагею и Никитушку. Или нет? Или кто-то заплатил деньги, чтобы просто-напросто прикончить меня самого?

Этот вопрос с Демидовым мы не обсуждали. Он просто взял из ящика стола в кабинете с собой нечто, напоминающее обычный собачий свисток на цепочке, повесил его на шею и предложил:

— Выбери себе что хочешь? — и широким жестом раздвинул одну из малахитовых стен своей роскошной берлоги.

За стеной оказался арсенал самых разных смертоубийственных предметов: от шестиствольных ручных пулеметов Гаттлинга и снайперских винтовок, до артефактных мечей, поблескивающих рунной вязью на клинках и диковинных рогатых жезлов неясной спецификации. Я не очень-то представлял, на что способен с огнестрельным оружием в руках, и тем более — со странными артефактами, и потому — выбрал тяжеленный бердыш, простецкий на вид. Кажется — гномского железа. Демидов нацепил портупею с парой подмышечных кобур с автоматическими пистолетами, и мы отправились в обход по помещениям замка. Понятия не имею, зачем ему при имеющейся магической силище еще и пистолеты! Но я не маг, ему — виднее.

Князь раздвигал руками камень, будто дирижируя оркестром, платформа под нашими ногами левитировала в свободном пузыре среди монолитной толщи, и помещения, коридоры и залы цитадели Демидовых появлялись перед нами словно по волшебству.

Женская душевая, кухня, парадные покои, комнаты прислуги, гостевые апартаменты — везде мы появлялись внезапно и везде Демидов подносил к губам тот самый свисток, дул — и не происходило ничего. Или происходило. Так, например, в одном из складских помещений — с рефрижераторами и стазис-камерами для продуктов, и вот там — пришлось вступить в дело мне. Один из кухонных рабочих в красивом оранжевом поварском халате (или френче? бывают поварские френчи?) едва ли не до потолка подпрыгнул, когда Демидов беззвучно свистнул в свой свисток.

И тут уж я не подкачал: устроил в кладовой настоящий погром, но гада достал. Он во что только не превращался! В волка, в демона, даже — в бабу с цыцками, очень даже симпатичную — но хрен там, я сначала отчекрыжил ему ногу а потом — башку. И оказалось что он и есть — баба с цыцками. Вот ведь незадача!

Еще одного выцепили в казарме дружинников: один из юных отроков из нового набора оказался подсадным, но стоит отдать должное — я не успел пустить в ход бердыш, его забили ногами свои же. До смерти.

— Они после смерти всегда обретают истинный облик, — сказал Демидов. — Пошли дальше. Закончили с замком — хорошо, но нам еще Алапаевск прочесать надо. Там попроще пойдет, свистеть стану на перекрестках, маны хватит.

— Слушайте, — сказал я, вытирая бердыш об обрывки халата, разорванного метаморфихой-Курбской когда она в демона обратилась. — А почему мы вдвоем этим занимаемся? Вы князь или не князь?

— Я-то князь, но кому доверять в своей собственной юридике — понятия не имею. Метаморфы — это мерзость! Одному Резчику — могу. Себе — могу. Пелагее еще и Никитушке — тоже вполне доверяю. На этом — всё, пока зачистку не окончим. Эти же паскудники могут чей угодно облик принять! Ну и… Ты ведь подвиг просил? Не каждый день поохотится на Курбских выпадает, и притом вполне легально!

— Ваще-то! — вылез из холодильника Кузя с мороженым куриным окорочком в зубах. — Ваще-то мне тоже доверять можно. Я свой парень! И слишком мелкий, ваще-то. Закон сохранения масс должен работать!

Как он без запиночки про сохранение масс-то отбарабанил? Неужели словарь почитывал, на самом деле?

— Как вы его терпите? — поинтересовался князь, щелчком пальцев призывая летающую платформу. — Я бы его уже расплющил к чертям собачьим!

— Иногда и у меня возникает такое желание, — признался я. — Но Кузя мне дорог как память. Он у меня вместо кроличьей лапки или подковы — на удачу.

— А… Талисман, выходит! Талисман — дело хорошее. Хочешь — порекомендую хорошего таксидермиста? Чучело всяко меньше хлопот доставит, и храниться долго будет! Шагайте сюда, нам пора в Алапаевск.

— Спасибо, я подумаю! — кивнул я.

А Кузя уже и рот открыл, чтобы сказать «Сами вы чучело», так что я мигом ухватил гоблина за морду, и затащил на артефактную платформу. Со страшной скоростью этот летательный аппарат вырвался из толщи замка на вольный простор, и завис на высоте сотни метров, так что мы получили возможность насладиться окружающими видами и вдохнуть холодного свежего воздуха, которого так не хватало в каменной утробе монолитной резиденции.

Теперь у меня не было вопросов по поводу того, как Демидовы собираются спускать фудтрак с башни на землю. Для них это — раз плюнуть!