Ведьмак

Глава 21

Утром над нашей деревней несколько раз пролетел военный вертолет. Это было необычно. Что нужно военным в нашей глуши? Или генералы решили устроить здесь охоту?

А что, делать им сейчас нечего: армия дышит на ладан, техника практически не обновляется, врагов у нас нет – так заявляет сам президент. Конечно, кроме террористов. Но с ними могут справиться и менты.

Вот господа генералы и нудятся в своих кабинетах, составляя никому не нужные, а главное, нереальные планы модернизации армии и графики поступления в войска апельсинового сока и презервативов в будущем столетии, да клепают себе вполне конкретные дачки, используя солдат как рабсилу. А в перерывах между этими важными занятиями ездят на охоту и на рыбалку.

Людям ведь нужно отдохнуть после трудов праведных…

С такими злыми и немного ироничными мыслями о своих бывших начальниках я, как только рассвело, начал обследовать двор и то место, где непрошеные гости получили по иголке в тыл.

Увы, баллончики с газом «пластуны» унесли с собой. Все-таки выучка у них на высоте. А хотелось бы узнать, что там они для меня припасли.

«Ушла» вместе с ними и одна из стрелок. Уж не знаю, специально ли ее забрали (это весьма предусмотрительно; можно хотя бы попробовать определить, каким ядом смазано острие, чтобы найти противоядие) или она просто застряла в амуниции.

Впрочем, эти проблемы меня не беспокоили. «Пластуны» получили то, что заслужили. Не я первым начал боевые действия.

Меня волновало другое: что теперь предпримет ведьмак? И как мне поступить дальше – самому напасть или подождать развития событий?

Будь это задание с вполне конкретными целями, я бы не колебался. Распотрошить гнездо черноризца можно в считанные минуты. Даже используя подручные средства, которые я запросто отыщу в деревне. Остановить меня не смогут никакие ловушки.

Но я не на войне. И в принципе моими противниками являются мирные люди, пусть и не очень хорошие. Ведьмак мог подчинить своей воле этих парней, используя, например, гипноз и наркотики, чтобы управлять ими по своему усмотрению. Так чаще всего и бывает в тоталитарных сектах.

Под влиянием внушения и разных снадобий люди не ведают, что творят. В таком случае их вина минимальна.

Так что же тогда, грохнуть черноризца и дело с концом?

Иво, не будь наивным пацаном. Начнется расследование и сразу же след к тебе потянется. И начнется долгая раскрутка. А ты все это время будешь сидеть в СИЗО. Пока не отмажешься или не сядешь окончательно. Хорошая перспектива. Воодушевляющая.

Нет, на прямую конфронтацию идти нельзя. Буду играть в игру, предложенную ведьмаком. А там посмотрим, надолго ли у меня хватит терпения изображать из себя мишень.

Пришел Зосима. Он был сильно озабоченный и какой-то помятый.

– Ты что, опять всю ночь с Кондраткой квасил? – спросил я с осуждением, готовя удочки.

Нужно было пополнить запас рыбы. Судя по безветренной погоде с утра, клев намечался отменный.

– Нет. Вчера поздно вернулся со станции.

– Опять отвозил дачников?

– Отвозил.

– А почему такой грустный? Неужто не заплатили? Или что болит?

– Ничего не болит… только в суставах ломота, наверное, дождь будет. И деньги дали хорошие…

– Так чего же ты голову прямо с утра повесил?

– Дык, эти… опять летали.

– Кто такие «эти»?

– Ну, зеленые… С большими головами. По телевизору как-то показывали.

– Инопланетяне?

– Ага.

– Интересно, где ты нашел телевизор?

– А ты не знаешь, где?

– Да как-то не припоминаю.

– В пивной на станции стоит. На полочке. Только сейчас он не работает. Что-то там сгорело. А раньше включали. Интересно было…

– Теперь вспомнил… И куда эти инопланетяне летели?

– Над Пимкиным болотом кружили. Потом один исчез, наверное, садился. А затем они улетели. Очень быстро.

– И когда это было? В котором часу?

– Дык, это, примерно в полвторого ночи.

В это время я торчал в клети, поэтому Пимкино болото было скрыто от меня избой.

– Может, у тебя была галлюцинация от переутомления? – спросил я осторожно. – Или ты был под мухой. Я почему-то уверен, что на обратном пути Машка завезла тебя в пивную.

– Ну был я там, заглянул на самую малость. Но выпил всего два бокала пива. И в дорогу взял еще две бутылки «Жигулевского». Оно хоть и не очень, однако, пить можно.

– Кто спорит… Но может это никакие не инопланетяне, а вертолеты, например? Один сегодня с утра летал. Военный. Возможно, у них учения какие.

– Я что, никогда вертолета не видел? – сказал Зосима с обидой. – Нет, это были нопланетяне, точно тебе говорю. Такие большие тарелки, светятся и мигают.

– Ты один их наблюдал? – спросил я по-прежнему с недоверием.

– Я не бегал по деревне и никого не расспрашивал, – сердито ответил Зосима.

– Ладно, ладно, не злись. Я мало верю в инопланетян и вообще в разную чертовщину, ты это знаешь. Уж извини.

– Знаю, – хмуро буркнул Зосима.

– Вот мы и договорились. Хрен с ними, с этими инопланетянами. Раньше летали, еще до революции, теперь летают – пусть их. Нам-то что? Мне, например, от этого ни холодно, ни жарко.

– Не к добру это…

– Что тебе сказать… Не исключено, что ты прав. Но человек слаб и беззащитен перед ликом природы. А уж перед всякими там инопланетянами, обладающими потрясающей воображение техникой и технологиями, и нечистой силой мы и вовсе букашки.

– Душу надо спасать.

– Разумное замечание. Есть предложение начать спасательные работы прямо сейчас. Ты, случаем, не прихватил с собой бутылочку?

Зосима смущенно прокашлялся:

– Кх, кх!… Дык, это, как-то не догадался…

– Эх ты… Есть хорошая поговорка: с утра выпьешь, весь день свободен. В нашем случае это означает не только свободу, как таковую, а еще и внутренне раскрепощение, чтобы дурные мысли улетучились.

– Так ведь еще очень рано.

– Не смотри на меня с осуждением. Я не пью, а залечиваю душевную травму. И тебе, между прочим, нужно полечиться. А то эти инопланетные корабли дурно влияют на человеческую психику.

– Ну, недолго и сбегать…

Но сбыться его намерению было не суждено. В дверь кто-то постучал. Вопросительно подняв брови, я сказал, повысив голос:

– Входите! Не заперто.

Входная дверь, даже не скрипнув (вчера я хорошо смазал петли), отворилась и впустила в избу… Идиомыча! Вот так штука. Явление волхва народу.

Кого-кого, а уж профессора в гости я никак не ждал. И даже не мог предположить, что он когда-нибудь заглянет ко мне на огонек. Уж очень Идиомыч был сух при нашей встрече. Наверное, мой визит прервал нить его от философических размышлений.

Идиомыч был сильно встревожен.

– Исчез Кондратий Иванович, – заявил он сразу, без вступления и прочих интеллигентских штучек. – Вчера ушел с утра на болота и до сих пор не возвратился.

Надо же! Оказывается, Кондратка сумел завести дружбу с нелюдимым Идиомычем. Интересно, на какой почве они стакнулись?

– Дык, это не новость, – опередил меня Зосима. – Он сутками в лесу попадает. Ему не впервой.

– На этот раз все не так, – сухо парировал Идиомыч. – Он в беде.

– Откуда это вам известно? – вступил и я в разговор.

– Вот… – Идиомыч положил на стол маленькую пластмассовую коробочку; это был примитивный футлярчик для украшений, который всучивают покупателям в ювелирных «шопах» дешевого пошиба.

Коробочка была плотно закрыта. В ее крышку был вмонтирован светодиод. И сейчас он часто-часто мигал тревожным красным светом.

– Что это? – спросил я недоумением.

– А вы не поняли? – не без иронии спросил Идиомыч.

– Навскидку – нет, – ответил я сердито.

Большие умники считают, что все вокруг должны так же быстро соображать, как и они.

– Это приемное устройство. А мигающий светодиод – сигнал радиомаяка, – сказал Идиомыч.

– Ух ты… – Я осклабился. – Не знал, что вы занимаетесь, кроме алхимии, еще и радиолюбительством. И что он вам маячит?

– Это совсем не смешно, уважаемый. – Идиомыч изобразил из себя оскорбленную в лучших чувствах невинность.

– Извините, – ответил я, спрятав свою дурацкую ухмылку. – Но я действительно не врубаюсь в ситуацию.

– Отправляясь на болота, Кондратий Иванович всегда брал с собой радиомаяк. По нашей договоренности, если с ним приключится что-то экстраординарное, он должен был его включить. И вот сегодня маяк сработал.

– Когда именно?

– Кгм!… – в некотором смущении прокашлялся Идиомыч. – Увы, не могу сказать точно. Дело в том, что это приемное устройство я нечаянно завалил бумагами… и вообще всякой всячиной. Оно ведь миниатюрное. И откопал только сегодня утром. Маяк уже работал.

– Тэ-экс… – Я задумчиво потер небритый подбородок. – Случайное срабатывание исключается?

– Да. Я так его спроектировал, что нечаянное включение невозможно.

– Вы это сделали по просьбе Кондрат… – Я едва не назвал прозвище нашего археолога-литературоведа, да вовремя спохватился, вспомнив, с кем разговариваю. – По просьбе Кондратия Ивановича?

– Именно так.

Вот тебе и Кондратка… Даже Идиомычу сумел в душу влезть со своим монахом-провидцем. Похоже, разлюбезнейший Кондратий Иванович только то и делал, что ходил по гостям.

У того позавтракал, у того пообедал, а на ужин – к Зосиме, у которого всегда наготове самогон с травками, дичь в печи томится, и связка вяленой рыбы над окном висит. Чем не ресторан. Неплохо устроился… мечтатель.

– Ну хорошо, допустим, с Кондратием Ивановичем и впрямь стряслась беда. Но чем мы можем помочь?

– Что значит – чем? Нужно идти к нему на выручку.

Зосима, сидевший до этого совершенно безмолвно, закряхтел и начал ерзать. Я понял его и без слов. Найти на болотах попавшего в беду человека сложнее, чем отыскать иголку в стоге сена. У нас тут такие леса, что могут целую армию спрятать.

– Вы понимаете, о чем говорите? – спросил я сухо; не было мне печали по болотам болтаться, да еще и впустую. – Чтобы найти Кондратия Ивановича в этом море зеленом, разливанном, нужно как минимум полста человек. Притом опытных следопытов, кто хорошо знает местность. А где их взять?

– Не нужно полста человек. На поиски пойдем втроем – я, вы и Зосима. Найти Кондратия Ивановича несложно. Смотрите…

Жестом опытного фокусника Идиомыч достал из нагрудного кармана приборчик, смахивающий на небольшой калькулятор. Впрочем, так оно и было – корпус прибора точно был от японской считалки.

Но что касается начинки, то она была совсем другой. Это я понял по дисплею, который был гораздо больше, чем у калькулятора. А вместо цифирок в стеклянном окошке виднелась нервно подрагивающая стрелка.

– Извините меня за техническую необразованность, – сказал я, тщательно подбирая слова, – но я опять не могу сообразить, что это за штуковина.

– Определитель азимута, – коротко объяснил Идиомыч.

– Вот теперь я понял. И куда стрелка указывает в данный момент?

– Сейчас посмотрим… – Идиомыч что-то там понажимал – какие-то кнопочки на корпусе приборчика, и начал медленно поворачиваться вокруг собственной оси, держа в руках свое изобретение как обычный компас. – Туда, – остановившись, махнул он рукой, указывая направление. – Кондратий Иванович находится в той стороне.

Я посмотрел на прибор – чуткая стрелка дрожала на красной черте, расположенной по центральной оси прибора. И продолжение этой черты уходило в Пимкино болото.

Мать моя женщина! Кондратку занесло в самые, что ни есть, гибельные места. Если прибор и впрямь не врет, то, похоже, Кондратию Ивановичу прикрутился полный пердомонокль. Как его можно вытащить из владений самого лешего, если дорогу туда не знает даже Зосима?

– Насколько я понимаю, вы, как человек ученый, неплохо владеете пером… – Я смотрел на Идиомыча вопросительно.

– В некотором рода, да. А почему вас интересуют мои литературные способности? И какое отношение они имеют к поискам Кондратия Ивановича?

– Самое непосредственное. Идите домой, берите свое стило, и составляйте эпитафию на безвременно усопшего Кондратия Ивановича.

– Что вы такое говорите!? – возмутился Идиомыч. – Как можно?

– Можно. И очень даже запросто. Кто уходил в Пимкино болото, особенно в том направлении, куда указывает стрелка вашего определителя азимута, тот обычно домой не возвращался. Если не верите мне, спросите Зосиму. Он старожил и хорошо знает все обстоятельства, связанные с Пимкиным болотом.

– Дык, это, все верно, – сказал встревоженный Зосима. – Назад оттуда ходу нет. Леший всех подбирает.

– Глупости! – рассердился Идиомыч. – Нет никаких леших, водяных, русалок и прочая. Болото, оно и есть болото. И если Кондратия Ивановича не засосала трясина (а судя по тому, что ему удалось включить радиомаяк, он, скорее всего, жив), то есть возможность спасти его. И мы должны это сделать. Просто обязаны!

Зосима смолчал, лишь покривился неприязненно. И я знал, почему – моему доброму другу не понравились атеистические высказывания Идиомыча. Зосима верил и в лешего, и в русалок, и вообще считал, что природа – живой, мыслящий организм.

– Позвольте вас поправить, – сказал я не без иронии. – Не возможность, как вы выразились, а вероятность. Как там у вас, в научном мире: по статистике из сотни провальных экспериментов один обязательно должен дать какой-нибудь результат (который может быть и с отрицательным знаком). Так почему вы считаете, что Кондратий Иванович как раз та самая счастливая единичка, которой выпало счастье вернуться из Пимкиного болота домой при памяти и в полном здравии? Не думаю, что до него в болоте сгинуло девяносто девять человек. Это первое. А что касается второго пункта, то должен вам доложить, что никому ничего я не обязан. Так же, как и вы. Вот и весь мой сказ.

– Вы как-то странно интерпретируете теорию вероятности. Если бы дело касалось лично меня, я бы обиделся и ушел, – нервно похрустывая пальцами, сказал Идиомыч. – Но погибает хороший человек. И кроме нас помочь ему не сможет никто.

– Почему никто? Позвоните в райцентр, в милицию, они могут прислать вертолет…

Я сказал это, уже зная заранее, что сморозил глупость. Чтобы наши районные менты выслали дорогостоящую вертушку на поиски какого-то сумасшедшего, которому вздумалось сунуться в гибельное болото… Это нонсенс. Никто даже не пошевелится.

Ну разве что пришлют участкового (которого я никогда здесь не видел; кстати, Зосима тоже не имел чести его лицезреть), который составит нужную бумагу и на том дело закончится.

В райотделе милиции тоже сидят неглупые люди. Им хорошо известно, что пропавших в Пимкином болоте граждан не находили никогда. Даже с помощью вертолета (такое случалось, еще при советской власти, когда показушная забота о простом человеке превалировала над здравым смыслом).

И уж тем более сейчас никто не решится дать команду сжечь за здорово живешь тонну-две горючки. Машины ДПС заправлять нечем. И кто за это заплатит? Теперь только так – плати деньги и летай, сколько душа влезет. Богатая душа. Я имею ввиду, материально. А у нашего Кондратки за душой ни гроша.

– Да, да, вертолет – это хорошо! – оживился Идиомыч. – Отличная идея! С моим азимутоуказателем мы найдем Кондратия Иваныча в два счета.

– Вы так богаты? – Я все-таки не удержался от ироничной улыбка.

– Причем здесь богатство?

– Очень даже причем. За «вертушку» нужно заплатить. Отдал бабки (лучше наличкой) – и можешь искать кого угодно, где угодно, и хоть до нового пришествия.

– Они обязаны!… – начал было Идиомыч высоким голосом, да вдруг поперхнулся.

Я быстро подал ему стакан кипяченой воды, который он и осушил до дна.

– Ничего и никому менты не обязаны, – сказал я, когда Идиомыч отставил пустой стакан в сторону. – Летать за каждым заблудившимся грибником или просто балбесом, которого угораздило сходить на пленер в Пимкино болото, – никакой бюджет не выдержит. Вы это должны понимать.

– Да. Понимаю… – Идиомыч затих в горестной задумчивости.

Мы с Зосимой переглянулись. Он лишь молча развел руками. Я понял его без слов. Что поделаешь, идти не хочется, а надо. Вопреки здравому смыслу.

Кондратий Иваныч – неплохой человек. Энтузиаст, романтик. Такие люди должны жить. Их уже и так очень мало осталось в нашей стране. Вдруг нам повезет. Пардон – Кондратке.

– А если понимаете, так что же вы здесь расселись? – сказал я деловито, поднимаясь на ровные ноги. – Идите домой, Николай Карлович, собирайтесь. Да не мешкайте. Время поджимает.

– То есть, как?…

– Молча. Одевайтесь по-походному, берите запас продуктов дна на три, средство от комаров и мошкары – и вперед. Надо спешить, пока маячок Кондратия Ивановича не сдох. В нем ведь стоят не атомные батарейки.

– Не атомные, – механически повторил Идиомыч, все еще пребывая в большой растерянности.

Он уже предположил, что получил отказ. И приготовился (как я понял по гневному блеску в его глазах, который начал постепенно разгораться, как пожар в сухой степи), сказать нам с Зосимой громкое «фе» и заклеймить нас позором в большой умной речи. Как же плохо этот ученый человек думает о простых нормальных людях…

– Я уже бегу. Бегу! – воскликнул обрадованный Идиомыч, и свалил так быстро, словно его корова языком слизала.

– Ну не дураки мы с тобой, а, Зосима? – спросил я, когда за Идиомычем хлопнула входная дверь. – Скажи мне, старче. Только правду. Как думаешь.

– Дык, это… Конечно, не с большого ума…

– Вот и я об этом. Хана нам придет. Это точно. Как подумаю, что нужно в грязь нырять… Бр-р-р! Нырять – ладно, как-нибудь. А вот вынырнем ли – это вопрос.

– Чижело будет…

– Ага. Еще как тяжело.

– Надо хорошие слеги вырубить, крепкие. Возле Пимкиного болота подходящих для этого дела деревьев трудно сыскать.

– Твоя правда. Этим ты и займись. На деревья твой глаз больше наметан. А я буду собирать сидор. Главное – не забыть котелок. Без горячей пищи плохо. Кстати, топор возьми мой. Он в сенцах. Его же прихватим и в дорогу…

Я знал, что топор Зосима точит только тогда, когда он превращается в тупой донельзя щербатый колун. Слегу – длинную ровную жердь, таким орудием труда не срубишь.