Как и велел Габим, Изольда выбралась на улицу в стороне от пристани. Посильнее натянув на голову капюшон, она пробиралась мимо лошадей и телег, торговцев и слуг, а также нитей всех мыслимых оттенков. Наконец девушка увидела деревянную вывеску. «Боярышник».
Изольда узнала место – несколько месяцев назад Сафи участвовала здесь в карточной игре. Но, в отличие от последнего раза, она выиграла.
И тут ей в глаза бросилось белое пятно. Оно сильно выделялось в обычной пестроте улиц города Веньясы.
Это был тот самый кар-авенский монах. И от него не отходило ни одной нити.
У Изольды кровь застыла в жилах. Она замерла, наблюдая, как монах уходит прочь по улице. Он явно выслеживал добычу. Через каждые несколько шагов парень останавливался и откидывал капюшон, словно принюхивался к воздуху.
Именно отсутствие нитей заставило Изольду замереть на месте. Она думала, что вчера просто не заметила нити колдуна крови в суматохе схватки. Но, оказывается, у него вообще не было нитей.
Что было невозможно.
У всех есть нити. Должны быть, и всё тут.
– Нужен ковер? – спросил, задыхаясь от бега, торговец в грязном плаще. Он торопливо протискивался сквозь толпу к Изольде. – Этот прибыл прямиком из Азмира, но я отдам за хорошую цену.
Изольда отмахнулась от него.
– Отойди, или я отрежу тебе уши и скормлю их крысам.
Как правило, такая угроза срабатывала. Но обычно девушка не покидала пределы Северной пристани, где уже никто не замечал цвет ее кожи или разрез глаз, характерные для номатси. И обычно рядом находилась Сафи, которая умела достаточно выразительно скалиться.
Сегодня все было иначе. В отличие от Сафи, которая мгновенно бы среагировала и помчалась за монахом, не тратя время на размышления, Изольда притормозила для оценки местности.
И за эти несколько мгновений торговец коврами успел подойти к ней в упор и заглянуть под капюшон.
Его нити запылали страхом и черной ненавистью.
–Номатсийское дерьмо,– прошипел он и провел двумя пальцами по глазам в суеверном жесте. Торговец рывком стянул с Изольды капюшон и завопил: – Убирайся отсюда, грязная номатси!
Изольде не нужно было повторять. Она сделала то, с чего начала бы Сафи: побежала.
Точнее, попыталась: толпа вокруг нее остановилась и принялась глазеть, пространство превратилось в клубок нитей и звуков. Куда бы девушка ни повернулась, она натыкалась на взгляды, устремленные на ее волосы, кожу, глаза. Инстинктивно Изольда уворачивалась от серых нитей страха и стальной жестокости.
Суматоха привлекла внимание монаха. Он остановился, повернул голову в сторону нарастающих криков толпы…
И посмотрел прямо на Изольду.
Время остановилось. Толпа превратилась в сплетение нитей и звуков.
На долю мгновения, показавшуюся вечностью, Изольда увидела глаза молодого монаха. Красные точки на фоне самого бледного оттенка голубого, который она когда-либо видела. Как кровь, вмерзшая в лед. Как нить сердца, продетая сквозь голубые нити понимания. Изольда невольно задумалась, почему она не заметила этот безупречный голубой цвет во время схватки.
Мысли проносились в голове со скоростью тысячи лиг в секунду, и девушка даже успела поразмышлять, действительно ли этот монах такой страшный, как все считали…
И тут его губы шевельнулись. Парень обнажил зубы, и пауза оборвалась. Время помчалось вперед, вернулось к своей обычной скорости.
А Изольда наконец-то побежала, бросившись вслед за какой-то серой лошадью. Она ударила животное локтем в крестец, и лошадь заржала. Молодая женщина в седле закричала. Одновременно с громким воплем и внезапным яростным фырканьем животного улица погрузилась в хаос.
Оранжевые нити бешенства вспыхнули вокруг Изольды, но она едва успевала их замечать. Девушка уже проталкивалась сквозь затор и неслась к перекрестку в одном квартале отсюда. Там был мост через ближайший канал. Может быть, если удастся пересечь воду, колдун крови потеряет ее след.
Из-под ног летели брызги уличной грязи, девушка перепрыгивала через нищих, огибала телеги. На полпути к мосту Изольда оглянулась и пожалела, что не побежала раньше. Колдун крови определенно преследовал ее и делал это слишком быстро. Люди, которые так мешали Изольде, послушно расступались перед ним, освобождая путь.
– Шевелись! – крикнула Изольда пуристу с плакатом «Покайся!».
Он не сдвинулся с места, и она ударила его по плечу.
Парень только завертелся вокруг своей оси, как ветряная мельница, но это даже помогло Изольде. Она сбавила скорость, поднырнув под носилками с мусором, которые тащили четверо мужчин, и сделала вид, что поворачивает влево, на мост. В спину ей неслись крики пуриста, который объяснял кому-то, что она побежала на другую сторону канала.
Поэтому Изольда не повернула налево, как собиралась, а кинулась прямо сквозь поток телег направо, втайне надеясь, что монах послушает пуриста. Она молилась, отчаянно молилась, чтобы он не учуял ее запах под накидкой из кожи саламандры.
Изольда глубже надвинула капюшон и помчалась дальше. Впереди был еще один перекресток, плотный поток лошадей и телег тянулся с востока на запад ко второму мосту. Она должна была проскочить насквозь и продолжить движение прямо.
Или нет. Увернувшись от тележки дровосека и обогнув прилавок сыровара, девушка вдруг поняла, что проваливается в пустоту.
Широко раскинув руки, Изольда падала прямиком в узкий канал с зеленой мутной водой, где было такое же плотное движение, как и на улицах.
Внизу скользила плоскодонка. Девушка успела окинуть взглядом открывшуюся ей картину: палуба, затянутая сетями, и рыбак, глядящий на нее в упор.
Изольда перестала сопротивляться падению. Наоборот, она растворилась в нем.
Воздух устремился навстречу, и натянутые сети приняли ее. И вот она уже была на палубе, ноги пружинили, руки упирались в доски.
Что-то вонзилось в ладонь, какой-то ржавый крюк. Изольда поняла это прежде, чем поднялась на ноги. Рыбак заорал, но девушка уже перепрыгивала на следующее проплывающее мимо судно – низкий паром под красным навесом.
– Осторожно! – крикнула Изольда и приземлилась прямо на палубу парома, схватившись за поручень.
Пассажиры с широко распахнутыми от удивления глазами отпрянули назад. Кровь размазалась по перилам, оставалось только надеяться, что алая полоса не выдаст ее колдуну крови.
Девушка перемахнула через паром в четыре приема – похоже, пассажиры хотели, чтобы Изольда покинула судно, так же сильно, как и она сама. Она облокотилась на перила и затаила дыхание, поджидая следующее судно – лодку, полную макрели.
Прыгнула. Ноги заскользили, и девушка упала лицом в чешую. На нее пялилась пара тысяч рыбьих глаз. Рыбак закричал скорее недовольно, чем удивленно. Изольда поднялась на ноги как раз вовремя, чтобы обнаружить, что его черная борода слишком близко нависает над ней.
Она протиснулась мимо, заехав локтем в живот бородача. Лодка проплывала мимо небольшого причала, где расселись рыбаки с удочками.
Еще прыжок – и Изольда смогла ухватиться за каменный выступ. Никто из рыбаков не предложил помощи, они только отшатнулись назад. Один даже ткнул в девушку удочкой, его нити стали серыми от ужаса.
Изольда ухватилась за конец. Нити мужчины вспыхнули ярче, и он попытался выдернуть удочку у нее из рук, но вместо этого вытянул девушку на причал. Она мысленно поблагодарила рыбака и, оказавшись на причале, побежала прочь от канала. Оглянувшись, Изольда увидела, как на камнях расплывается алое пятно. Ладонь почти не болела, а вот кровь шла на удивление сильно.
Изольда выбралась на улицу, вокруг громыхали повозки, и она попыталась понять, что делать дальше. Все планы, что девушка строила, отправились прямиком в адские врата. Теперь ей требовалась передышка. В отличие от Сафи Изольда не могла интуитивно нестись сломя голову и, если ей не давали подумать, сама загоняла себя в угол.
Но пока девушка стояла спиной к каналу, зажав окровавленную руку, прошло несколько таких важных минут, и в голове начала проясняться картина.
Итак, она у главной дороги, которая проходит через весь город. И, скорее всего, именно вдоль нее идет канал. Движение организованное, в двух направлениях. Мимо прошел мужчина, который вел под уздцы коня. На боках животного не было видно пота, похоже, конь хорошо отдохнул. Если заполучить этого коня, на нем можно ускакать прочь из города и уже ночью оказаться у соплеменников.
Хотя возвращение домой, которого Изольда избегала большую часть своей жизни, вряд ли можно считать идеальным решением, поселение племени мидензи было единственным известным ей местом, откуда ее не вышвырнут при первом же взгляде на цвет кожи.
Кроме того, это было единственное место, куда, как она была уверена, колдун крови – даже если он выследит ее по кровавому следу – не сможет прорваться. Земли вокруг поселения изобиловали ловушками, которые не мог обойти ни один чужак.
Так что Изольда быстро стащила с себя плащ, накинула его на голову хозяина коня, а сама вскочила в седло. Конь сердито прижал уши, и Изольде оставалось молиться, чтобы он согласился ее везти.
– Мне так жаль! – крикнула она мужчине. – Я верну лошадь!
После этого Изольда ударила коня по бокам каблуками, и вскоре мужчина оказался далеко позади.
Конь нес ее быстрой рысью, минуя заторы. Изольда время от времени смотрела на канал и в какой-то момент увидела на другой стороне колдуна крови. Рядом не было моста, лодки уже не шли сплошным потоком, так что он не мог перебраться по ним, как это сделала сама Изольда.
Зато он смог улыбнуться и помахать ей рукой. Он постучал пальцами по правой ладони, показывая, что знает, что ее рука кровоточит, и что он сможет найти ее по следу. Значит, скоро он возобновит погоню и наверняка всю дорогу будет улыбаться этой жуткой ухмылкой.
Изольда заставила себя оторвать взгляд от его лица и смотреть только вперед. Прижавшись к коню, она подгоняла его и молилась, чтобы Лунная Мать, или Ноден, или любой другой бог помог ей выбраться из города живой.
Мерик уставился на миниатюрный кораблик, скользивший по карте Джадансийского моря. Судя по всему, привязанное к фигурке торговое судно попутный ветер гнал прочь от гаваней Веньясы. Мерику захотелось вышвырнуть проклятую фигурку в окно.
Колдун голоса Гермин сидел во главе стола. Среди колдунов эфира колдуны голоса были самыми востребованными, ведь они могли общаться с такими же колдунами на большом расстоянии. Поэтому на каждом корабле королевского флота Нубревнии, включая корабль Вивии, был свой колдун голоса. Именно с ним сейчас был на связи Гермин.
Его глаза светились розовым – признак того, что он подключился к нитям голосов. Послеполуденный свет мерцал на его изможденном лице. Через открытые окна доносился привычный портовый гул, грохот телег и топот копыт.
Мерик понимал, что лучше закрыть окна, но без сквозняка становилось слишком жарко. К тому же сало в светильниках дымилось и чадило, так что вонь в каюте стояла еще более мерзкая, чем от нечистот в каналах Веньясы.
Но Мерик считал, что лучше сэкономить на вонючем жире, чем переплачивать за бездымные зачарованные фонари. И, конечно же, даже в этом вопросе они с Вивией расходились во мнении.
Как и во многих других вопросах.
–Мне кажется, ты не улавливаешь главного, Мерри. – Хотя Гермин произносил слова собственным чуть хрипловатым голосом, он говорил в обычной для Вивии манере – снисходительно и немного вычурно. – Лисицы до сих пор наводят страх на иностранные корабли. Подняв этот флаг сейчас, мы получим серьезное преимущество, когда возобновится Великая война.
– Вот только, – без обиняков заявил Мерик, – мы здесь для того, чтобы вести мирные переговоры. И хотя я согласен, что пиратские флаги когда-то производили эффект на врагов, было это много веков назад. До того, как у империй появились собственные флоты, способные сокрушить наш.
Если не вдаваться в детали, то идея благородного пиратства, когда чужие корабли грабят только для того, чтобы накормить бедных, выглядела привлекательно. И легенды о Лисицах все еще были популярны на его родине. Но Мерик смотрел глубже. Для более обеспеченных граждан воровство все равно останется воровством. И пообещать избегать насилия куда легче, чем сдержать это обещание.
– У меня еще одна встреча, – продолжал настаивать Мерик. – С Золотой гильдией.
– Она закончится ничем, как и все остальные твои встречи. Я-то думала, ты хочешь накормить свой народ, Мерик.
В его груди начало разгораться пламя.
– Никогда, – прорычал он, – не сомневайся в моем желании накормить Нубревнию.
– Ты утверждаешь, что хочешь этого, но когда я предлагаю тебе способ добыть еду – способ преподать империям урок, – ты не спешишь ухватиться за этот отличный шанс.
– Потому что то, что ты предлагаешь, – это банальное пиратство.
Мерику было трудно смотреть на Гермина, пока колдун передавал слова Вивии.
– Я предлагаю уравнять шансы. И позволь напомнить тебе, Мерри, что, в отличие от тебя, я уже не раз бывала на встречах на высшем уровне. Я видела, как империи топчут нас каблуками. Фигурка корабля поможет нам. Все, что от тебя требуется, – это сообщить мне, когда торговый корабль окажется у побережья Нубревнии, и тогда я сама сделаю всю грязную работу.
То есть она перебьет всех. Мерику пришлось призвать на помощь все свое хрупкое самообладание, чтобы не выкрикнуть это прямо в лицо Вивии… В этом не было смысла. Между ними – два колдуна голоса и сотни лиг.
Он пожал плечами. Потом еще раз.
– Что, – наконец продолжил он, – отец говорит по этому поводу?
– Ничего. – Гермин уронил это точно так же, как сделала бы Вивия. – Отец на грани смерти, он молчит, как и тогда, когда ты ушел. Почему он решился назначить тебя посланником и адмиралом, я никогда не пойму… Но, похоже, это работает нам на пользу, ведь у нас появилась возможность, Мерри.
– Возможность, которая удачно вписывается в твою стратегию по созданию собственной империи, верно?
Пауза.
–Справедливость должна восторжествовать, дорогой младший брат. – Теперь в словах Вивии прозвучали резкие ноты. – Или ты забыл, что империи сделали с нашим домом? Великая война закончилась для них, но не для нас. Самое меньшее, что мы можем сделать, – это отплатить им, начав с благородного пиратства.
При этих словах жар в груди Мерика чуть не вырвался наружу. Он сжал кулаки. Будь парень рядом с Вивией, выпустил бы эту бурю на волю – ведь в жилах сестры кипела такая же ярость.
Когда Мерик был еще ребенком, отец был уверен, что из сына вырастет могущественный колдун, такой же, как старшая сестра. В постоянных истериках и срывах мальчика он видел проявление великой ведовской силы. Поэтому в семь лет принц был отправлен на экзамен по ведовству.
Однако эмоциональность Мерика не оказалась признаком силы. Его едва сочли достойным ведовского знака на запястье, и король Серафин едва смог скрыть свое разочарование перед экзаменационной комиссией.
В то же утро, когда Мерик ехал в карете обратно в королевский дворец и на тыльной стороне его запястья горел знак в виде несимметричного алмаза, он понял, насколько глубоким было отцовское отвращение. Слабый принц не может принести пользы королевской семье. Мерика должны были отослать к какой-то тетке, такому же изгою в семье Нихар, жившей на родовых землях где-то на юго-западе.
– Ты забываешь, – произнес Гермин все еще от лица Вивии, – кто станет правителем, когда отец умрет. Может, сейчас ты и обладаешь властью, но ты лишь адмирал и только на время. Я стану королевой и адмиралом, когда сон воды окончательно заберет отца.
– Я знаю, кем ты станешь, – тихо произнес Мерик, и его гнев отступил перед лицом холодного страха.
Королевой Вивией. Адмиралом Вивией. Вивией, отправляющей нубревнийцев на гибель, как ягнят на заклание. Крестьяне и солдаты, торговцы и матросы, они будут гибнуть от карторранских мечей или сгорать в марстокийском огне, в то время как сама Вивия будет спокойно наблюдать за этим.
И единственный план Мерика – это восстановить торговлю и доказать Вивии, что существуют мирные способы прокормить нубревнийцев… Этот план провалился.
Сейчас она поднимет флаг Лисиц и ввергнет всю страну в ад.
Пока в разговоре повисла пауза и Мерик лихорадочно искал выход из этого кошмара, в дверь постучали.
Райбер, повязанная сестра Каллена, просунула голову в каюту.
–Адмирал? Простите, что прерываю вас, сэр, но это срочно. К вам пришел человек. Он говорит, что его зовут Фон…– Ее лицо напряглось от усилий.– Фон Гасстрель – так, кажется. Из Карторры. И он хочет обсудить с вами возможную торговлю.
Мерик почувствовал, как у него чуть не отвисла челюсть. Торговать… с Карторрой? Это казалось невозможным, но Райбер продолжала вопросительно смотреть на него.
Похоже, сам Ноден вмешался в их дела и сделал это именно в тот момент, когда Мерик больше всего нуждался. Парень не мог проигнорировать такой подарок, поэтому быстро повернулся к Гермину.
– Вивия, – рявкнул он, – я помогу тебе, но при одном условии.
– Я слушаю.
– Если я смогу договориться о торговле с Нубревнией, ты забудешь про это свое пиратство. Немедленно.
Пауза.
И наконец прозвучал ответ:
– Хорошо, Мерри. Если ты каким-то образом наладишь торговлю, я… рассмотрю возможность спустить флаг Лисиц. А теперь скажи мне, где сейчас находится дальмоттийский корабль?
Мерик не смог удержаться от лукавой улыбки, глядя на карту. Мини-корабль как раз покидал болотистую бухту Веньясы.
– Еще не отплыл, – заявил он, и в груди зашевелилось что-то радостное и полное надежды. – Но я сообщу, как только это произойдет. Гермин, – Мерик хлопнул по плечу колдуна голоса. Старый моряк вздрогнул. – Можешь заканчивать разговор. Райбер? – парень бросил взгляд на дверь и улыбнулся еще шире. – Немедленно приведи эту фон Гасстрель.
После ванны Сафи последовала за незнакомой горничной с каштановыми волосами обратно в спальню и оделась в серебристо-белое платье, которое выбрал Мэтью. Потом служанка завила волосы Сафи и уложила локоны, что подпрыгивали при ходьбе и красиво блестели в лучах заката, в сложную прическу.
Сафи уже и забыла, каково это, когда тебя одевают и укладывают волосы. Такого с ней не случалось вот уже семь лет. Дядя Эрон мог себе позволить держать в поместье Гасстрель всего горстку слуг, и поэтому личная служанка полагалась Сафи только во время ежегодных поездок в Прагу.
Может, дядя Эрон и был, только боги знают, по какой причине, бывшим членом Адских Алебард в опале, может, его и приставили опекуном к племяннице, пока не найдут для нее кого-то получше, но он все равно должен был платить десятину, как того требовал Генрик. Каждый год Эрон и Сафи отправлялись в столицу Карторры, чтобы передать свои скудные средства и поклясться в верности императору Генрику.
И каждый год это было одинаково ужасно.
Сафи всегда оказывалась выше всех мальчишек, да и сильнее тоже, а другие девочки шептались о пьяном дяде Сафи и хихикали над ее платьями устаревших фасонов.
Но не стыд делал эти поездки такими ужасными. Это был страх.
Страх перед Адскими Алебардами. Страх, что они разглядят в Сафи еретичку, которой она и была,– ведьму правды.
Если бы не принц Леопольд – или Полли, как обычно называла его Сафи, – который брал ее под свое крыло каждый раз, когда она приезжала, Адские Алебарды уже поймали бы ее. В этом девочка была уверена. В конце концов, в обязанности бригады входило выслеживание еретиков – незарегистрированных колдунов.
И по приказу Короны им разрешалось обезглавливать еретиков, если они казались опасными или не желали сотрудничать.
Полли наверняка будет там сегодня вечером, решила Сафи, внимательно изучая себя в узком зеркале рядом с кроватью. Прошло восемь лет с тех пор, как она в последний раз сбежала с приема вместе с принцем, чтобы исследовать обширную императорскую библиотеку. Она все пыталась представить, как длинные бледные ресницы и ниспадающие золотистые локоны Полли будут выглядеть теперь, когда ему исполнился двадцать один год.
Сафи определенно выглядела иначе, и светлое платье не скрывало это. Туго затянутый корсет подчеркивал талию и ягодицы, узкие длинные рукава демонстрировали изящные тонкие руки, облегающий лиф приподнимал те немногие изгибы, которыми она обладала, а пышные юбки смягчали излишне прямую линию бедер, придавая им женственную округлость. Тугие локоны, обрамляющие лицо, привлекали внимание к ее точеному подбородку и сверкающим глазам.
Гильдмейстер Аликс и его подручные на этот раз действительно превзошли сами себя.
Как только горничная ушла, положив на кровать потрясающую белую накидку, Сафи бросилась к своему мешку и достала книгу Изольды о монастыре Кар-Авена. С книгой в руках девушка подошла к окну, за которым вода в каналах под лучами заходящего солнца казалась жидким пламенем.
Синяя обложка отливала розовым, и, когда Сафи с усилием открыла книгу, том распахнулся на тридцать седьмой странице. Там лежала бронзовая монета с вычеканенным на ней крылатым львом. Место, где Изольда закончила чтение в последний раз.
Сафи быстро проглядела текст – там перечислялись ранги монахов Кар-Авена.
Дверь в спальню распахнулась. Сафи успела засунуть книгу обратно в мешок, прежде чем в комнату ворвался дядя.
Дон Эрон фон Гасстрель был высоким мужчиной, мускулистым и крепко сложенным, совсем как Сафи. Но, в отличие от девушки, его пшеничные волосы успели стать серебристо-седыми, а под налитыми кровью глазами виднелись темные синяки. Если раньше он выглядел закаленным солдатом, то теперь стал просто пьяницей.
Эрон остановился в нескольких шагах от нее и почесал макушку. Волосы немедленно взлохматились и теперь торчали в разные стороны.
– Ради Двенадцати, – проворчал он, – ты чего такая бледная? Выглядишь так, словно тебя настигла Пустота. – Эрон задрал подбородок, но Сафи заметила легкую неуверенность в его позе. – Ты, должно быть, нервничаешь из-за сегодняшнего бала.
– Как и ты, – сказала девушка. – Иначе с чего так напиваться перед приемом?
Губы Эрона растянулись в улыбке – на удивление, вежливой улыбке.
– Ну вот и вернулась племянница, которую я помню.
Мужчина подошел к окну, устремил взгляд на улицу и принялся возиться с тонким золотым ожерельем, которое всегда носил на шее.
Сафи закусила губу, чувствуя, как это всегда было при виде дяди Эрона, глубокую тоску. Хотя в жилах девушки тоже текла голубая кровь Гасстрелей, они с дядей оставались чужими друг другу людьми.
И когда Эрон был пьян – а он бывал пьян чаще, чем трезв, – ведовской дар Сафи молчал. Она не чувствовала в нем ничего: ни правды, ни лжи, ни какой бы то ни было реакции – словно то, кем Эрон мог быть, смывалось, как только вино начинало течь в его крови.
Между ними всегда была и будет каменная стена молчания.
Расправив плечи, Сафи подошла к Эрону.
– Так зачем я здесь, дядя? Мэтью сказал, что вы планируете вмешаться в ход Великой войны. Как именно ты собираешься это сделать?
Эрон хрипло рассмеялся:
– Значит, Мэтью проговорился, да?
– Тебе нужен мой ведовской дар? – упрямо продолжала Сафи – И зачем? Какая-то пьяная затея, чтобы вернуть звание бригадира Адских Алебард?
– Нет. – Тон его был твердым и непреклонным. – Это не пьяная затея, Сафия. Совсем не так.
Эрон взял стакан, и старые шрамы от ожогов на костяшках его пальцев побелели.
Сафи ненавидела эти шрамы. В детстве она миллион раз видела их, например, когда дядя хватался за кувшин вина или щипал шлюху за мягкие места. Эти шрамы – единственный след прошлого, о котором знала Сафи, и, каждый раз видя их, она начинала бояться будущего. А что, если она такая же, как дядя? С такой же неутолимой тягой к тому, чего невозможно достичь?
Эрон хотел вернуть свое достоинство.
Сафи жаждала свободы.
Свободы от своего титула, от дяди и от промерзших насквозь залов поместья Гасстрель. Свободы от страха перед Адскими Алебардами и того, что ей могут отрубить голову. Свободы от своего ведовского дара и от всей Карторранской империи.
– Ты не представляешь, что такое война, – произнес Эрон задумчиво, так, словно его мысли блуждали в прошлом, где были получены эти шрамы. – Армии уничтожают деревни, флоты топят корабли, колдуны огня сжигают людей силой мысли. Всех, кого ты любишь, отнимают, Сафи… и убивают. Но ты сможешь все это увидеть. В слишком ярких подробностях – если не сделаешь то, о чем я прошу. А потом можешь уйти навсегда.
В комнате повисла пауза. У Сафи от удивления открылся рот.
– Я могу уйти?
– Да. – Эрон почти грустно улыбнулся и снова принялся возиться со своим ожерельем.
Когда он заговорил снова, в груди Сафи вспыхнули первые искры счастливого тепла от ощущения правды.
– После того, как изобразишь беззаботно танцующую и пьющую вино юную донью, – подтвердил он, – и сделаешь это так, чтобы все в империях тебе поверили… Ну а после этого ты будешь совершенно свободна.
Свободна. Это слово повисло в воздухе, как завершающая нота мощной симфонии.
Сафи попятилась назад. Это было больше, чем мог вместить ее разум, больше, чем могло проверить ее ведовство. Слова Эрона дрожали и горели правдой.
– Почему, – осторожно начала Сафи, боясь, что неверное слово перечеркнет все сказанное дядей, – ты позволишь мне уйти? Предполагалось, что я стану следующей доньей фон Гасстрель.
– Не совсем. – Он поднял руку над головой и прислонился к стеклу. Все в его позе было до странности грустным, а ожерелье, снятое с шеи, болталось между пальцами. – Титулы скоро перестанут иметь значение, Сафи, и, скажем прямо, ни ты, ни я никогда не ожидали, что ты действительно будешь управлять поместьем. Ты не очень-то приспособлена для таких дел.
– А что с тобой? – Девушка вздрогнула. – И зачем меня всю жизнь готовили, если ты и не собирался… Я могла просто уйти.
– Это был не мой план, – прервал ее Эрон, и его плечи напряглись. – Но все меняется, когда на горизонте маячит война. Кроме того, разве ты жалеешь о том, что тебя научили фехтовать или драться? – Дядя наклонил голову. – Твоя стычка с главой Золотой гильдии едва не разрушила все мои планы, но мне удалось спасти ситуацию. Теперь все, что тебе нужно сделать, – это вести себя как легкомысленная юная донья на протяжении одной ночи, и тогда твои обязанности будут выполнены. Навсегда.
Сафи прыснула со смеху:
– И это все? Это все, чего ты от меня хочешь? Все, что ты вообще хотел от меня? Прости, но я тебе не верю.
Эрон пренебрежительно пожал плечами:
– Ты и не обязана мне верить. А что говорит твой ведовской дар?
Дар Сафи подтверждал истинность всего сказанного, внутри по-прежнему нарастало ощущение тепла. И все же девушка никак не могла до конца поверить в происходящее. Все, чего она когда-либо желала, внезапно оказалось в ее руках. Выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Эрон вскинул бровь, явно забавляясь недоумением Сафи.
– Когда куранты пробьют полночь, Сафи, то, что ты – ведьма правды, больше никого не будет волновать. Ты сможешь делать все, что тебе заблагорассудится, и вести такое же незамысловатое существование, как и раньше. Хотя… – Эрон сделал паузу, и его взгляд стал острым. От опьянения не осталось и следа. – Если бы ты захотела, Сафи, ты могла бы менять миры. Ты для этого отлично подготовлена, уж об этом я позаботился. Но, к счастью или нет, – мужчина развел покрытыми шрамами руками, – похоже, тебе не хватает амбиций.
– Если мне и не хватает амбиций, – прошептала Сафи, и слова вырвались сами собой, прежде чем она успела остановиться, – то это потому, что ты сделал меня такой.
–Это правда.– Эрон улыбнулся ей свысока, в улыбке сквозила искренность.– Не надо ненавидеть меня за это, Сафи. Скорее я заслуживаю твоей любви.– Его руки замерли.– Но не переставай остерегаться меня. Это и есть путь Гасстрелей. А теперь заканчивай одеваться. Мы отправимся в путь со следующим ударом курантов.
Не говоря больше ни слова, Эрон прошел мимо Сафи и вышел из комнаты. Сафи смотрела ему вслед. Она заставила себя следить за его бодрой походкой и широкой спиной.
На несколько секунд Сафи погрузилась в раздумья. Незамысловатая жизнь? Не хватает амбиций? Возможно, так оно и было, когда речь шла о жизни в промерзшем замке среди стаи жаждущих власти дворян и бдительных Адских Алебард, но не о жизни с Изольдой.
Сафи снова достала книгу об ордене Кар-Авена и раскрыла ее. Пиестра сияла, расцветая, как роза в лучах заката. Эта страница важна, и Сафи просто необходимо было выяснить почему…
Она провела пальцем по описанию монашеских рангов. Монах-наемник, монах-учитель, монах-стражник, монах-ремесленник… Ее пальцы остановились на монахе-целителе. Именно такая монахиня помогла Изольде, когда та покинула свое племя. Изольда заблудилась на перекрестке дорог к северу от Веньясы, и добрая целительница помогла найти дорогу.
А тот перекресток находился рядом со старым маяком, который девушки использовали как укрытие. Должно быть, повязанная сестра собирается покинуть Веньясу и вернуться в их старое убежище.
Сафи уронила книгу, закинула голову назад. Девушка не могла пока сбежать из города – сначала нужно пережить сегодняшний вечер. Она должна избавиться от колдуна крови и позаботиться о дяде. Тогда, не опасаясь преследования, она сможет отправиться на север и найти свою повязанную сестру.
Сафи резко выдохнула, опустила голову и повернулась к зеркалу. Эрону нужна была послушная донья, не так ли? Что ж, Сафи могла такой стать. Все ее детство карторранская знать видела в ней тихую, смущенную девчонку, которая, переступая с ноги на ногу, прячется за дядю.
Но сейчас Сафи была другой, а Адские Алебарды не имели права хватать людей в этой империи. Поэтому девушка выпятила грудь вперед, довольная тем, как платье подчеркивает ее плечи. Рукава задрались достаточно высоко, чтобы обнажить запястья и ладони, покрытые мозолями, как у солдата.
Сафи гордилась своими руками, и ей не терпелось увидеть, как высокомерные аристократы с отвращением уставятся на них. Ей хотелось, чтобы доны, что пригласят ее на танец, почувствовали, какие шершавые у нее пальцы. Совсем как песчаник.
Сафи была готова стать доньей Карторры на один вечер. Да она императрицей бы стала, если бы это позволило ей вернуться к Изольде и уйти от колдуна крови.
Один вечер, и Сафия фон Гасстрель будет свободна.