Тесты ДНК показали, что очеловеченные кролики вовсе не были каким-то причудливым гибридом человека и кролика, а так и остались, по сути, кроликами. Генетически их никак нельзя было отличить от их неразумных полевых собратьев. Что бы ни дало им их человекообразность, в ДНК этого точно не было.
Семейство Кроликов прибыло в следующее воскресенье под рокот газонокосилок и щелканье садовых ножниц. Все усердно старались привести поселок к чистоте и порядку, на всякий случай – вдруг к нам внезапно заявятся судьи из «Спик и Спан», ведь в среду их видели слонявшимися возле Пембриджа.
Я возился со своим «Остин-Хили» в гараже, когда к Хемлок Тауэрс подъехал «Додж Монако»[27] 1974 года. Кролики предпочитали большие американские тачки, поскольку они гораздо лучше подходили к их телосложению и ограниченной ловкости рук. Многоместные сиденья, автоматическая коробка передач, чувствительный гидроусилитель руля и большие педали. А еще кролики берегли свои автомобили; они считали, что технику называют «устаревшей» лишь для того, чтобы, задрав нос, оправдать ее отправку в утиль, а такой подход был несовместим с четвертой заповедью их веры – экоустойчивостью. Кроличья поговорка гласила: «Нфифнфиннфиифннфифнфн», что примерно переводится как: «Лишь дурак покупает что-то дважды».
Я поспешил наверх, в дом, чтобы посмотреть на них поверх изгороди. Первыми из машины вышли дети. Я обратил внимание, что они одеты традиционно, но в современную одежду. Мальчишка-кролик в матроске и «Найках» слушал свой кассетный плеер. Он двигался медленно, словно задумчиво или лениво, а на лодыжке у него висел электронный браслет вроде тех, что использует полиция для ограничения свободы передвижения. Девочка-крольчиха, одетая в летнее платье в цветочек, была поживее и одним или двумя радостными прыжками проскакала в дом. Тем временем из машины со стороны водителя вылез ее отец. На нем был пиджак из Харрис Твид и подобранные к нему жилетка, рубашка и галстук. Кролики редко носили одежду ниже пояса, поскольку она сковывала их движения и ограничивала способность прыгать. Это не мешало крольчихам, носившим в качестве повседневной одежды юбки, платья и, если они не собирались прыгать, кюлоты. Но кроликам-мужчинам, которые в одном очень важном отношении были невероятно похожи на людей, приходилось незаметно прикрывать свой срам несколькими слоями исподнего, настолько сложного и замысловатого, что я не стану описывать его в этой книге[28].
Майор Кролик посмотрел на карманные часы, которые он держал в кармашке жилетки, а затем начал вытаскивать чемоданы из багажника автомобиля. В то же время открылась передняя пассажирская дверь, и из машины вышла Конни Кролик. Принюхавшись, она посмотрела по сторонам. Поверх летнего платья в горошек на ней была надета кожаная куртка, а ее уши были свободно обмотаны у основания красной банданой. Что необычно, из-под платьица слегка торчал хвостик. У кроликов это было равносильно глубокому декольте женщин-людей. Еще десять лет назад в приличном кроличьем обществе такой вид сочли бы вызывающим, но сегодня он считался почти приемлемым.
Спонтанное Очеловечивание произошло еще до моего рождения, поэтому говорящие крольчихи в летних платьях или кролики за рулем автомобилей никогда не вызывали у меня удивления. Об их появлении в 1965 году сообщили не сразу, решив, что это чей-то хитроумный розыгрыш. Так думали ровно до тех пор, пока в специальном выпуске «Панорамы» на телеканале Би-би-си в прямом эфире Франклин Кролик не побеседовал с Чарльзом Уилером[29]. После этого все новостные каналы на планете захотели «поговорить с кроликом» и разобраться, как же произошло Очеловечивание, – вопрос, ответ на который ускользает от нас по сей день. Изначальный скептицизм и неверие превратились в любопытство, радость и принятие, а затем быстро покатились по наклонной вниз. Пока решался вопрос о статусе и правах измененных кроликов, их численность росла, вызвав сначала всеобщее недоверие, затем презрение и, наконец, ненависть и страх. Путь от всеобщей радости до неприятия занял менее двадцати лет.
Я вздрогнул, когда у меня зазвонил телефон. Я слишком торопливо схватил его, выронил, поднял и лишь затем уже ответил. Звонил Норман Маллет.
– Оно уже здесь! – сказал он, словно объявляя о начале эпидемии бубонной чумы. – Ты их видишь?
– Да, – ответил я, возвращаясь с телефоном к окну. – Двое взрослых, двое детей. – Почему бы тебе не подойти и не поговорить с ними?
– Что? Не говори глупости. Есть шансы, что они приехали всего на пару ночей?
Я выглянул из окна как раз в тот момент, когда в узкий проезд начал задом сдавать большой грузовик с вещами.
– Нет, думаю, они надолго.
На другом конце повисла тишина, а затем раздались приглушенные голоса. Через некоторое время Норман вернулся и с напором заговорил:
– Слушай сюда, Нокс. В прошлом мы во многом не соглашались, но в жизни каждого человека наступает момент, когда он должен сделать решительный шаг, взять на себя ответственность и, стиснув зубы, поступить правильно во благо общества.
– И что же нужно сделать? – спросил я, впечатлившись тем, как он смог ввернуть в одно предложение столько клише.
– Твои возмутительные центристские взгляды хорошо известны, Нокс, так что тебя никогда не заподозрят. Нам нужно, чтобы ты пошел к Кроликам и… поговорил с ними. Вотрись к ним в доверие. Подружись с ними, если это вообще возможно. А когда найдешь подходящий момент, предложи им пять кусков наличными, чтобы они свалили отсюда.
– У миссис Кролик и так много денег, – сказал я. – Крольнадзор выплатил ей компенсацию за то, что слил «Двуногим» адрес ее мужа.
– Ложь и клевета, Нокс. Недоказанная ложь.
В Крольнадзоре все прекрасно знали, что не только это совершеннейшая правда, но и то, что совершил это злодеяние сам Старший Руководитель. Он даже хвастался этим на рождественском корпоративе в том же году.
– Я и правда думаю, – медленно произнес я, – что пяти кусков будет недостаточно.
– Кровопийцы, – пробормотал Норман. – Разве эта крольчиха недостаточно высосала из общественного кармана? Хорошо, Нокс, ты умеешь убеждать. Мы можем поднять цену до семи кусков, но ни пенни больше… если только они не откажутся. В таком случае срочно звони мне. Ну так что, ты нам поможешь?
Мне не нужно было долго думать. Если эту проблему и можно было разрешить мирно, то мне наверняка стоило пойти и попытаться это сделать. Но это была не единственная причина, по которой я был не против зайти к Кроликам – я хотел снова увидеть Конни. Если я напомню ей о себе, возможно, она меня вспомнит.
– Ладно, – сказал я. – Я дам им полчаса, чтобы устроиться, а потом зайду, поздороваюсь.
– Чудесно, – чуть более дружелюбно сказал Норман. – Потом доложишь мне, как все прошло. Гляди в оба и лучше оставь кошелек и телефон дома. Ты ведь знаешь, какими они бывают.
Я спустился в кухню, вывалил в плетеную корзинку пакет моркови, а затем прикрыл ее клетчатым чайным полотенцем. Подождав тридцать минут, я подошел к их дому и постучал в дверь. Мое сердце колотилось. Через несколько секунд Конни открыла. Она слегка изумленно уставилась на меня и несколько секунд просто смотрела своими большими разноцветными глазами, а затем принюхалась и перевела взгляд на корзинку. Я заметил, что одно ее ухо – точнее, верхняя треть левого, – было наклонено вперед, и от нее немного пахло теплой, недавно разрытой землей.
– О, – сказала она, робко улыбнувшись, – это что, морковное новоселье? Никогда не видела, чтобы его устраивал человек. Вы и правда попытаетесь спеть песенку Нхфиииххнирфф[30]?
– Нет, нет, – поспешил сказать я. – Я… ваш сосед. Мы встречались несколько недель назад во время Блицкнига в библиотеке.
Она уставилась на меня, повернув голову так, чтобы я видел только один глаз. Кролики всегда так делали, когда внимательно разглядывали человека или какой-нибудь предмет.
– Вообще-то, – негромко сказала она, – мы встречались и раньше. Давным-давно. Питер Нокс, верно?
Мне вдруг стало тепло и приятно от того, что она меня вспомнила. А еще я ощутил отголосок того, что чувствовал к ней тогда.
– Здравствуй, Конни, – сказал я, чувствуя, что начал немного дрожать. – Да, это я. Как твои дела?
– О, в целом неплохо, – сказала она, улыбнувшись. – Похоронила двух мужей, родила двоих детей. Работала то тут, то там. Вот как-то так. Правда, так и не закончила вышку. А ты как поживаешь?
– Я вышку получил, но она мне не понадобилась, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал свободно и непринужденно, а не сдавленно и глухо. – Я женился, родилась дочка, потом я вернулся в родной дом, чтобы ухаживать за папой. Какое-то время работал на почте, сейчас вот устроился бухгалтером. В свободное время устраиваю Блицкниги. Ну, сама знаешь.
– Я смотрю, живешь в свое удовольствие, – сказала она, приятно улыбаясь. – Ты пришел, чтобы попросить вернуть книгу? Честно говоря, я ее даже не начала читать. Раньше, когда была помоложе, я много читала, а сейчас времени ни на что не хватает.
– Я пришел не за книгой. Просто хотел сказать… добро пожаловать в Муч Хемлок.
– Добро пожаловать? – сказала она, пристально глядя на меня. – Я думала, в этом городке у всех на стене висит портрет Найджела Сметвика.
– У некоторых, наверное, – сказал я, – но не у всех.
Несколько секунд я молчал, а затем спросил:
– А «морковное новоселье» правда существует?
– О, да, – ответила она, посмеиваясь. – Совершеннейшая правда.
– Вот как.
– А как ты меня узнал после библиотеки? – вдруг спросила она, и я почувствовал, что начинаю краснеть. Мне было строго запрещено раскрывать свои способности. Скомпрометированные опознаватели нередко пропадали. И пропадали не в смысле «уходили в запой и возвращались через три дня», а в смысле «исчезали с концами, и никто не знал, что с ними случилось».
– Твои глаза, – сказал я. – И западный акцент.
– Ах да, – сказала она, моргая, и я почти услышал, как ее длинные ресницы рассекают воздух. – Они и правда довольно приметные, верно?
Несколько секунд мы стояли молча.
– Я очень рада, что мы снова встретились, Питер, – сказала она, нарушив тишину и взяв мою ладонь в свои невероятно мягкие лапки. – Нам столько нужно друг другу рассказать. А это ты мне принес?
Она указала на корзинку с морковью.
– Всем вам, – немного глупо ответил я.
– Как… мило, – неуверенно сказала она. – Нет, правда, не стоило утруждать себя.
Последовала еще одна неловкая пауза. В ту минуту я мог уйти, но у меня было задание. И, признаться, мне было любопытно не только повидаться с Конни. Не каждый день по соседству селятся кролики. Мне нужно было как-то завязать разговор, поэтому я начал с самого очевидного:
– Твои дети пойдут в местную школу?
– Не сразу. Где-то через неделю, – ответила она. Мне показалось, что она тоже была рада столь будничной теме. – Нам нужно поговорить с директрисой, миссис Ломакс, об… особенных требованиях.
Хотя вопрос был деликатным, я все же спросил:
– Это из-за того… что вы кролики? – Я старался сказать это прямо, не заискивая.
– Нет, – с невинным видом ответила она. – У Бобби аллергия на арахис. Потенциально смертельная.
– Понятно, – сказал я, чувствуя себя неловко из-за того, что допустил такую оплошность. – Наверное, ему очень трудно.
– Ей. Роберта, но мы зовем ее Бобби. Как в «Детях железной дороги», помнишь?
– Нет, не помню.
– В фильме ее играла Дженни Эгаттер.
– Ах, да, – сказал я, хотя на самом деле ничего не вспомнил.
– Кто там у двери? – послышался голос из глубины дома.
– Это Питер Нокс, наш новый сосед, – сказала Конни, открывая дверь пошире. За ней показался майор Кролик, энергично скакавший по ковру прихожей. Он был крепко сложен и высок – как минимум шесть футов и четыре дюйма, причем не считая ушей, – и потому показался мне очень грозным.
– Мы вместе ходили на лекции в университете Барнстапла.
– Он участвовал в той крошечной демонстрации, которая протестовала против твоего отчисления?
– Ну…
– Я хотел прийти, – сказал я, – но в те выходные меня не было в городе.
– Да ну? – сказал майор Кролик.
– Я ездил к тетушке, – пояснил я, и мое оправдание вдруг стало еще менее убедительным. – Она заболела.
– Хм, – сказал майор Кролик, посмотрев сначала на Конни, а затем на меня. – Вы с ним встречались?
– Что-о? Нет, – рассмеявшись, сказала Конни. – Ну ты и выдумщик. Нет, мы просто пили кофе и ходили в кино. Смотри, – прибавила она, – Питер принес нам подарки.
Майор Кролик забрал у нее корзинку, приподнял полотенце, несколько секунд смотрел на морковку, а затем хмуро уставился на меня.
– Это еще что такое? Вы так шутите?
– Клиффорд, пожалуйста, – сказала Конни, – не позорь меня. Питер наверняка не знал. Фадды вообще ничего не соображают в наших традициях и обычаях.
Майор Кролик пропустил ее слова мимо ушей и продолжал угрожающе сверлить меня взглядом. Я заметил, что один его глаз был слегка светлее второго, а в его ушах было около дюжины пулевых отверстий от дуэлей – свидетельство много раз завоеванной и утраченной любви. На его левом ухе, на четверти длины от макушки, виднелся бугорок – плохо залеченная рана, – но миссис Грисвольд и Пиппа оказались правы – он и правда был бывшим военным. Его группа крови, резус фактор и любимый вид морковки были отчетливо прописаны в виде татуировки на правом ухе[31]. Помеченные таким образом кролики никогда не появлялись на экранах опознавателей. В этом не было необходимости.
– Послушайте, – сказал я, медленно отодвигаясь назад, – я не хотел никого обидеть. Я думал, что кролики любят морковку, вот и все.
– Конечно же, мы любим морковку. Мы живем ради морковки. Мы бы жизнь отдали за чертову морковку. Но не за такую. Не за очищенную… обрезанную… да еще и в корзинке.
Он угрожающе смотрел на меня, ожидая объяснения, которого я просто не мог ему дать.
– Клиффорд, – уже тверже сказала Конни, – спокойствие, только спокойствие, помнишь?
– Слушайте, – сказал я, – я понятия не имею, чем обидел вас, но, что бы это ни было, я извиняюсь. Я ваш сосед.
Я указал на свой дом за изгородью, и Конни вместе с майором Кроликом оба посмотрели на него. Синхронно поводив носами, они переглянулись, а затем снова уставились на меня.
– Это просто подарок на новоселье, – прибавил я, – но я вижу, что пришел не вовремя. Так что оставляю вас в покое.
Я повернулся, чтобы уйти, но майор Кролик тут же сделал большой прыжок. Вмиг очутившись рядом со мной, он положил мне лапу на плечо.
– Вы и правда не знали?
– Слушайте, – сказал я, ответственно относясь к своему заданию, – я признаю, что в городке не все были рады вашему переезду сюда. Но я хотел показать вам, что, несмотря на крикливое меньшинство, некоторые из нас относятся к вам с… по крайней мере… – Я попытался подобрать нужные слова, – безобидным безразличием.
Майор Кролик посмотрел на Конни, затем снова на меня и улыбнулся.
– Безразличие? А нам большего и не надо. Кажется, я должен перед вами извиниться.
Он хлопнул меня по спине.
– Я – майор Клиффорд Кролик, полк Поуис, награжден крестом «За выдающиеся заслуги».
Мы пожали друг другу руки и лапы.
– Мистер Нокс, – сказал он после секундного размышления, – вы когда-нибудь пробовали луговое рагу?
Мне пришлось признаться, что никогда не пробовал.
– Нужно обязательно устранить это прискорбное упущение. Констанция, милая, мы завтра вечером заняты?
– Играем в бридж в Россе, – сказала она. – Хотя нет, подожди, это послезавтра.
– Хорошо, – сказал майор Кролик. – Так как насчет завтрашнего вечера?
– Спасибо, – сказал я, – я с удовольствием.
– Отлично. И, мистер Нокс, пожалуйста, дочь тоже приводите.
– А как вы узнали, что у меня есть дочь?
– Понял по размеру одежды на бельевой веревке, – сказал он, даже не поворачиваясь в ту сторону. – Ей где-то лет девятнадцать или двадцать, худенькая. Думаю, работает в сфере менеджмента.
Он наклонился поближе и тихонько принюхался.
– А вот взрослой женщиной от вас не пахнет, – продолжил он, явно увлекшись собственными точными наблюдениями. – Партнерши у вас нет, но не потому, что вам этого хотелось. Я чувствую пустоту, утрату и глубокую печа…
– Достаточно, милый, – сказала Конни, спускаясь с крыльца и беря мужа под руку. – Если хочешь, Питер, можешь привести и своего старшего брата. Ты его не водил к врачу? Кажется, он немного туповат.
Я нахмурился.
– У меня нет брата.
– Правда? Значит, к тебе забрался грабитель. Я видела, как он украдкой забежал к тебе в заднюю дверь, пока мы разговаривали. У него еще лицо такое в рытвинах, будто кто-то клал асфальт, но делал это впопыхах, тяп-ляп и за бесплатно.
– А, так это мой садовник, – сказал я, сообразив, что она с поразительной точностью описала Нормана Маллета. Он наверняка притаился в доме, выжидая, когда сможет расспросить меня. Я, в свою очередь, посмотрел на Конни и Клиффорда.
– Вы, похоже, очень… наблюдательные.
– У нас угол обзора почти в триста десять градусов, – заявил Клиффорд, указывая на свои большие глаза. – Мы видим все, что впереди, сзади и сверху. На самом деле, – с гордостью прибавил он, – мы видим то, что сзади, чуть ли не лучше, чем то, что спереди. Когда на тебя охотятся хищники, нужно все время знать, что происходит вокруг тебя.
– Полезный навык.
– Да уж, не жалуемся.
– Способность чувствовать, что творится вокруг, дает нам преимущество во враждебной среде, – пояснила Конни.
– Что ж, – с улыбкой сказал я, готовясь уйти, – я надеюсь, что Муч Хемлок покажется вам не очень враждебной средой.
Они не улыбнулись мне в ответ.
– Я очень надеюсь, что так и будет, – спокойно сказал майор Кролик. – Так что насчет завтра? Зайдете к нам в восемь?
Едва я вернулся к двери собственного дома, как началось настоящее морковное новоселье. Песню исполняли четыре кролика, одетых в полосатые пиджаки и соломенные канотье. Казалось, они не поют на кроличьем, а мелодично чихают в четыре голоса.
– Что за нелепица, – сказал Норман. Он действительно пробрался ко мне в дом и наблюдал за морковным новосельем из гостиной, прячась за тюлевыми занавесками. – Что ты выяснил, Нокси?
– Немногое. Завтра вечером я иду к ним на ужин.
– Молодчина. Но особенно там не расслабляйся. Просто подружись с ними, а затем убеди в том, что за двенадцать тысяч фунтов можно купить целую гору моркови.
– Раньше ты говорил про семь тысяч.
– Священник теперь тоже в деле. Думаю, он запустил руку в пожертвования на починку крыши церкви. На самом деле мы, наверное, сможем поднять и пятнадцать, но ты пока об этом помалкивай, ладно?
Я пообещал ему, что буду помалкивать, и проводил к задней двери.
– Сделай вид, что ты мой садовник, – сказал я.
– Чего?
– Они видели, как ты входил в мой дом, так что это твоя легенда.
– Черт подери, – сказал он. – Уже нельзя и шагу ступить, чтобы соседи не сунули свой нос в твои дела.
Я закрыл за ним дверь, думая не о деньгах и не о задании, а о Конни. Я знал, что почувствовал, когда снова увидел ее, но не был уверен, чувствовала ли она то же самое – сейчас или тогда, когда нам было девятнадцать. Несмотря на то что я мог различать кроликов, я не умел читать их эмоции. Для этого были нужны другие способности.