«Кроличьим» кроличий язык называли люди, а в их языке он назывался «Нифф» – одно из немногих произносимых слов кроличьего языка. К нашему разочарованию, слово «Нифф» могло также, в зависимости от контекста, означать: «кролик», «жизнь», «целостность», «морковка (прямая)», «тепло», «небо», «храповая отвертка», «самолет», «повозка», «морковка (изогнутая)», «сыр Венслидейл», «игра в классики» и «шестицилиндровый двигатель».
До кроликов в Росс-он-Уай проживало восемь тысяч людей, и только людей. Сегодня его население выросло до двадцати тысяч, причем преимущественно кроликов. Большинство из них жили здесь уже давно и были частью раннего эксперимента по интеграции кроликов и людей, проведенного в семидесятые Крольтрудом. Крольтруд был основан как общественная организация, призванная помогать кроликам с трудоустройством. Но за прошедшие годы организация выросла, заматерела и подмяла под себя весь кроличий труд, а сейчас и вовсе стала частью Министерства кроличьих дел.
Эксперимент по интеграции в Россе был невероятно успешным и до сих пор считается золотым стандартом мирного сосуществования видов. Однако, несмотря на это, дальше дело не пошло. АКроПаСК отнеслась к идее интеграции с презрением, облила проект грязью и подала массу жалоб о том, что «невообразимо распутный образ жизни кроликов наверняка развратит нашу молодежь». Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств тому, что молодежи для собственного развращения требовалась чья-то помощь, АКроПаСК смогла добиться того, чтобы к дальнейшей интеграции стали относиться скептически. Когда их затея сработала и планы по интеграции были отменены, партия удивилась этому не меньше общественности. Она воспользовалась этим как основой для продвижения своей антикроличьей повестки. Никто не мог и предположить, что четыре десятилетия спустя эта партия возглавит страну.
– До Росса мы лишь терпели неудачи, – сказал один из официальных представителей АКроПаСК, – а после нас ждал лишь успех.
Несмотря на антикроличий настрой политиков, некогда сонный рыночный городок Росс превратился в оживленный коммерческий центр, где процветали торговля, ремесла, писательское и художественное искусства. Также здесь появились две высшие школы, в которых изучались философия, высокая кухня и экология. Некоторые жители поначалу жаловались на кроликов, но насыщенная ночная жизнь, жизнерадостный настрой новых соседей и, конечно же, новые возможности для торговли, расположили людей к ним. Несмотря на то что кроликам платили мало, они любили быстро тратить заработанное. Особенно хорошо шли дела у баров, продававших деликатесы из листьев салата, а также у многочисленных овощных магазинов, одного успешного книжного магазина и нескольких кальянных. Кролики собирались там, чтобы обсудить политику, экономику и выведение новых разновидностей морковки, пока их кальяны бурлили и источали ароматы разных сортов кроличьего табака – он делался из щавеля, кошачьей мяты, лопуха, сельдерея или одуванчика. По утрам в кальянных проводились публичные чтения – в той, мимо которой мы проехали, всю неделю читали «Собор Парижской Богоматери».
Крольнадзору было также важно то, что Росс имел статус «открытого города»: открытого для торговли, жительства и – самое важное – для тех, у кого был однодневный пропуск на выход из Колонии № 1, находившейся на востоке в восьми милях от города. Благодаря постановлению местных властей, принятому из самых благих побуждений сорок лет назад, автобусы с кроликами могли перемещаться между колонией и городом безо всяких проверок документов. Это стало своеобразной головной болью для Крольнадзора, поскольку члены запрещенного Кроличьего Подполья теперь могли свободно передвигаться. Ни в одной другой колонии таких свобод не было, поэтому считалось, что Подполье базируется именно в Колонии № 1.
Уже была половина четвертого, и я вместе с Безухим АЙ-002 сидел в его «Кадиллаке Эльдорадо» напротив почты.
– Фадд-Один, где вы сейчас? – спросил Безухий. На глазу у него была повязка, а на голове – набитый газетами тэм-о-шентер, скрывавший отсутствие у него ушей. Опер с соответствующим позывным доложил, что стоит напротив почты в дверях мастерской, где ремонтировали лампочки. Оперативники заняли позиции по всей округе: кто-то пил желудевый кофе в кафе на улице, кто-то оживленно разговаривал по мобильнику, а кто-то просто спрятался и ждал, готовясь оказаться рядом и наброситься на Ушастого 7770, когда тот появится.
– Вас понял, – сказал Безухий в микрофон, принимая сообщение сержанта Боскомба, что с севера к нам направляется Лабораторный кролик с портфелем в руках. Безухий посмотрел на часы, а затем уточнил у оперативника, преследовавшего почтовый грузовик, время их прибытия. Мы получили ответ, что грузовик прибудет через двадцать минут. Приняв оба доклада, Безухий вытащил из коричневого бумажного пакета морковку и стал громко ею хрустеть.
– Так, значит, вы – АЙ-002? – спросил я, стараясь не обращать внимания на хруст морковки.
– Ага, – ответил Безухий, явно не желая продолжать разговор.
Так как его фамилия состояла из букв и цифр, он явно произошел от трех лабораторных кроликов, попавших под воздействие Очеловечивания. Из-за проводившихся над их предками экспериментов у всех Лабораторных кроликов были проблемы со здоровьем. Исключение составляли потомки АЙ-002, который, к стыду своих отпрысков, был контрольным подопытным и не подвергался никаким тестам. По этой причине многие АЙ-002 испытывали чувство вины, которое нередко проявлялось в антисоциальном поведении. Вот только этого было недостаточно, чтобы объяснить обрезание ушей. Безухий наверняка совершил какое-то серьезное прегрешение. Либо совращал крольчих, либо занимался тем же, чем и сейчас. Кролики терпеть не могли коллаборационистов, равно как и тех, кто принуждал других к близости.
Еще пять минут мы сидели молча.
– Меня что, хотят проверить? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Безухий, поднимая глаза от кроссворда, который он пытался разгадать. – А тебя надо проверять?
– Я был в составе группы, арестовавшей Дилана Кролика, – сказал я. – Старший Руководитель хотел, чтобы я подтвердил личность кролика, а я засомневался. Мой протест отклонили, но я все-таки оказался прав, и потом все пошло к чертям соба…
– Ты мне это сейчас для чего рассказываешь? – спросил Безухий. – А то ты начинаешь очень по-человечески распускать сопли и заниматься саможалением.
– Наверное, ни для чего, – сказал я. – Но из-за того, что я не настоял на своем, ни в чем не повинного кролика потушили, и мне показалось, что это хороший…
– Слушай, – сказал Безухий, – невиновных кроликов не бывает. Просто есть те, кто уже совершили преступление, и те, кто его совершат. Ты слышал, что сказали Куницын и Флемминг – высока вероятность того, что кролики собираются запустить кампанию по Взрывному Размножению. И тогда менее чем через пять лет кроликов в этой замечательной стране станет в три раза больше, чем Фаддов. Ты хочешь оказаться меньшинством в своей собственной стране?
– Ну конечно же, нет.
– Правильно, – сказал Безухий. – Тогда почему бы тебе не захлопнуть варежку, не провести опознание, которое каким-то чудесным образом поручили именно тебе, и не оставить глобальную стратегию Найджелу Сметвику и Старшему Руководителю?
Я замолчал. АКроПаСК уже лет тридцать раздувал свою любимую теорию заговора о Взрывном Размножении, но если вспомнить, что кролики жили среди нас уже пятьдесят пять лет и едва достигли численности в миллион, то они скорее проявляли «похвальную сдержанность» в своем размножении[21].
Мой наушник зашипел и включился.
– Ушастый 7770 прибудет через минуту, – послышался голос Боскомба, за которым последовал доклад о том, что почтовый грузовик направился в центр города, чтобы совершить выемку. Безухий заерзал на своем сиденье и внимательно уставился на дорогу. Я поступил так же, и вскоре из-за угла вышел Лабораторный кролик, направившийся к почтовому ящику. У него, как и у других человекоподобных кроликов, была необычная походка – они ходили прямо и на задних лапах, но шагали до смешного неуверенно и вразвалочку. Кролик держал кожаный портфель, прикованный к его запястью, и был одет в удобную твидовую охотничью куртку поверх клетчатой рубашки с галстуком. Промеж его ушей примостился такой же плоский берет, небрежно сдвинутый набекрень.
– Узнаешь его? – спросил Безухий.
– Нет.
– Я тоже. Вылезай и подойди к нему поближе.
Несмотря на то что опознавать Лабораторных кроликов было труднее всего, вблизи это частенько становилось проще благодаря морщинкам на носу, отметинам на радужке глаза, расположению усов. А если бы мне удалось встать против солнца, то я смог бы разглядеть сосуды в его ушах, чтобы потом сравнить. Но для этого мне было нужно чуточку везения – в тот день солнце то выходило, то пряталось за облака.
Я перебросил через плечо кожаную сумку и нацепил на голову берет. Поскольку кролики различали людей с таким же трудом, с каким обычный человек различал кроликов, они старались запоминать одежду и манеру двигаться и общаться. Поэтому агенты Крольнадзора либо старались изобразить неуклюжую походку, либо, чаще всего, одевались под стать региональным или культурным стереотипам. Я решил притвориться йоркширцем и на ближайшие полчаса стать Эриком Альтвейтом, рабочим из Харрогита.
Я выбрался из машины, взял под мышку живого уиппета, чтобы завершить свой образ, и, зажав в руке несколько открыток, уверенно перешел дорогу, говоря случайным прохожим, что я из Йоркшира[22]. Ушастый 7770 уже ждал у почтового ящика, и я брел среди пешеходов – почти все они были кроликами, – которые либо неторопливо прогуливались, либо шли, либо бежали вприпрыжку по улице. Я, пожалуй, никогда прежде так не нервничал, но понимал, что не мог себя выдать. Моя будущая карьера и платежеспособность зависели целиком и полностью от меня. Я должен был сделать все правильно.
Подошел я вовремя, поскольку по улице к нам уже направлялся ярко-красный почтовый грузовик. Если Ушастый 7770 и нервничал, он этого не показывал. Он не смотрел на часы, не оборачивался, чтобы посмотреть на приближающийся грузовик, да и вообще, казалось, ничего не делал. Просто непринужденно стоял с пустым выражением лица, подергивая носом. Что досадно, у него не было никаких приметных черт, по которым я мог бы опознать его, если увижу снова. Так что я подошел поближе и купил в автомате несколько марок, а затем невозмутимо наклеил их на открытки. В тот же миг солнце вышло из-за облаков, и я повернулся, чтобы посмотреть на Ушастого, надеясь, что мне наконец повезло. Увы, между солнцем и Лабораторным кроликом встал почтовый грузовик. Пока кролик оставался на месте, я не мог разглядеть сеть тончайших сосудов в его ушах. Я ощущал присутствие рядом и других агентов под личинами Деревенского Простака, Перламутрового Короля и Шотландца. Они были готовы схватить его в тот же миг, когда почтальон откроет ящик и Ушастый передаст ему свою сумку с письмами. Но, пока я смотрел, случилось кое-что необычное. Из ниоткуда появились еще три Лабораторных кролика похожего роста и телосложения, одетые точно так же и с точно такими же портфелями, пристегнутыми к их запястьям. План Безухого провалился, Кроличье Подполье решило перестраховаться. Вероятно, они знали, что обычно арест совершают три опера, так что даже если они смогут схватить троих кроликов, то наверняка упустят четвертого. И все кролики были Лабораторными, чтобы запутать вероятных опознавателей.
В моем наушнике послышалась ругань Безухого, а затем он приказал:
– Хватайте их. Хватайте всех.
Оперативники бросились арестовывать Лабораторных. Если бы кролики решили сопротивляться, то исход захвата был бы совершенно иным, поскольку одного удара задней лапой было достаточно, чтобы переломать человеку кости, разорвать внутренние органы и запустить несчастного в витрину магазина, а прицельный укус мог и вовсе оказаться смертельным, если жертва успевала истечь кровью.
Но ничего такого не произошло, ведь кролики гораздо лучше людей осознавали последствия своих действий. Когда оперативники приказали им «Стоять! Не двигаться!», Лабораторные захихикали, перемешались друг с дружкой, чтобы запутать нас, а затем разбежались в разные стороны, словно хотели поиграть с нами в догонялки.
– Нокс, не стой столбом! – раздался у меня в ухе голос Безухого. – Бегом за четвертым!
До этой секунды я стоял, обмерев от неожиданного поворота событий. Все-таки я был всего лишь опознавателем, а не оперативником. Я такими вещами не занимался. Однако я все равно огляделся и заметил четвертого Лабораторного кролика, не спеша шагавшего к старинному зданию городского рынка, стоявшему в начале главной улицы.
– Слушайте, – сказал я в микрофон, прикрывшись тем, что якобы решил потереть рот. – Меня этому не учили. У меня, кажется, даже нет никакого права его арестовывать.
– Идиот, мне не нужно, чтобы ты его арестовывал, – сказал Безухий. – Мне нужно, чтобы ты его хорошо рассмотрел.
Приказ был разумным, и я пошел по улице вслед за кроликом. Я потерял его из виду, когда он свернул направо от здания рынка, а затем, подойдя к книжному магазину «Росситерс»[23], увидел, как он поднимается по ступеням к церковному кладбищу. Когда я подошел к кладбищу, то успел заметить, как он исчезает за дверью церкви. Я неторопливо подошел к церкви, остро ощущая, что вокруг меня одни кролики. И хотя они не смотрели в мою сторону, периферическое зрение кроликов было настолько широким, что можно было с уверенностью сказать: если ты видишь кролика, значит, и он видит тебя.
Я остановился, чтобы привязать уиппета у входа и, воспользовавшись возможностью, прошептал в микрофон:
– Подозреваемый Ушастый зашел в церковь, но там может быть ловушка. Возможно, они все это подстроили, чтобы схватить опознавателя.
А такое тоже могло быть. Именно поэтому опознавателям запрещалось посещать колонии, хотя мои личные данные и должность в Крольнадзоре были засекречены, а в качестве прикрытия я говорил, что работаю бухгалтером.
– Не имеет значения, – сказал Безухий. – Мне нужно, чтобы к вечеру все эти жирные, мохнатые ублюдки сидели в кутузке.
Я глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, а затем отворил дверь и вошел в церковь. Она была приятного размера – внушительная, но не грандиозная, с двумя нефами и высокими витражными окнами. Священник, что-то напевавший себе под нос, поправлял разложенные на небольшом столике буклеты, открытки и путеводители по городу.
Я посмотрел по сторонам в поисках моей цели. Внутри находились два кролика – один Дикий и один Лабораторный – и на обоих была бледно-голубая накидка вроде тех, что носят церковные волонтеры. Я сначала подумал, что это другой Лабораторный кролик, но затем заметил, что в ризнице на крючке висит точно такая же охотничья куртка, какая была на 7770. Ее явно повесили впопыхах, и она все еще раскачивалась. Я только собирался притвориться, будто рассматриваю старинные гробницы, и подойти к кролику, как мой взгляд вдруг упал на священника.
– Добрый день, – сказал он.
– Добрый день, – сердечно ответил я. – Смотрю, сегодня вам помогают наши пушистые друзья[24].
Кроличья религия разрешала им молиться где угодно, когда угодно и кому угодно, однако видеть их в церкви все равно было непривычно. Наверное, потому, что церкви были совсем не похожи на уютные крольчатники, устланные мхом и шерстью.
– Истинно так, – сказал священник. – Двери церкви Святой Марии открыты всем и каждому, независимо от их биологического вида.
Я не мог подобраться ближе к Лабораторному кролику, не отведя от себя подозрения хотя бы коротким разговором, да и сам кролик, похоже, не спешил никуда уходить.
– У нас дома, в Харрогите, – а я как раз оттуда, из Йоркшира, – совсем нет кроликов, – сказал я. – А что о них думает церковь?
Священник задумчиво качнул головой.
– У церкви нет единого мнения. Несмотря на то что мы, простые священники, считаем кроликов одними из многих благословенных творений Божьих, доктрина церкви гласит, что они – низшие создания. Когда они явились в наш мир, их сочли дьявольским отродьем, грешным плодом связи с сатаной. Когда это было опровергнуто тестами ДНК, наша позиция смягчилась. Думаю, главная проблема состоит в том, что, хотя они очеловечены, они на самом деле не человечны, и, согласно писанию и учению церкви, человек был сотворен по образу и подобию Бога, а кролики – по образу и подобию их Великой Прародительницы Лаго. Церковь не дает кроликам принимать участие в ее внутренних делах, но мы не изгоняем их из дома Божьего… пока они, конечно, не начинают громко хрустеть капустой и не оставляют за собой какашек.
Он призадумался, а затем выдал следующий пассаж так, словно читал его по шпаргалке:
– Мы обязаны любить все творения Божьи, но перемены и их принятие должны происходить медленно, в приемлемом для наших норм и обычаев темпе.
– Понятно, – сказал я и, сославшись на желание посмотреть на красивые скульптуры, направился туда, где Лабораторный кролик все еще отряхивал себя от пыли. Если он и знал, что я из Крольнадзора, то не подал виду, и даже кивнул мне, здороваясь. Но я так и не смог найти у него никаких особых примет, ни на шубке, ни в усах, ни в глазах, нигде.
– Будем через пять минут, Нокс, – раздался у меня в ухе голос Безухого. – Подтверди, что подозреваемый все еще в церкви.
Я два раза постучал по микрофону на моем запястье и с деланым интересом уставился на впечатляющий ряд захоронений. Я был рад, что оперативники скоро снимут с меня бремя активных действий. Я хорошо отработал и проявил себя перед начальством. Моя карьера была в безопасности.
Я услышал, как с двух сторон распахнулись двери церкви, и повернулся, думая, что прибыли оперативники. Но внутрь вошли не они, а кролики – и все они были Лабораторными. Всего их было девять, и они быстро похватали волонтерские накидки, которые им выдал священник. Через несколько минут они могли безнадежно перемешаться друг с другом. Я посмотрел на нужного нам кролика, и он, безмятежно улыбаясь, посмотрел на меня в ответ. Он точно был тем, кто нам нужен, но он вот-вот должен был оказаться в толпе других Лабораторных, и я ни за что не смог бы ни отличить его, ни узнать, кто он такой.
Однако я ошибся. В ту же секунду засияло солнце, его лучи проникли через окно церкви, и пучок белого света озарил Ушастого 7770, отчетливо просветив его уши. Слева, на высоте примерно в две трети от основания уха, я увидел запоминающийся узор из сосудов, похожий на приплюснутую розу Тюдоров.
Не успел я ничего сказать, как новоприбывшие кролики-волонтеры окружили нас. Они, не останавливаясь, двигались, поворачивались и менялись местами, так что я очень быстро запутался, кто из них кто. Я был впечатлен. 7770 оказался умным и проворным, он всегда шел на шаг впереди Безухого. Кроличье Подполье явно существовало, и этот Лабораторный кролик, кем бы он ни был, в нем состоял. И если я увижу его вновь, то точно смогу его опознать.
Если, конечно, в этот миг за ним будет гореть яркий свет.