Я впервые понял, что с Машей что-то… не так, когда мне исполнилось восемь. Тогда она пришла на мой день рождения, с тортиком и, кажется, осколком от авиабомбы в плече.
— Миша, помоги, а? — попросила она, проводив гостей и подставляя мне плечо, — Только аккуратно, а то нервы срослись.
— А ты чего не в больнице? — спросил я, отплясывая вокруг с пинцетом.
— Скучно там. Да и зачем, если всё само выйдет… или не выйдет, так мы с тобой сами выдернем, — она хохотнула, — всё равно же не насовсем. Не надо ваты, приложи тряпочку, сейчас заживёт.
Тогда я ничего не понял. Сейчас — понимаю чуть больше. Хотя до конца, пожалуй, не понял её никто. Даже она сама.
Тогда она выглядела моей старшей сестрой, теперь выглядит младшей. Раньше она была как бы папиной сестрой, пока он окончательно не переселился в свою столичную академию. Впрочем, так происходит со всеми ее "племяшами", смена поколений.
А вот с девочками семьи у нее не ладится. С мамой и бабушкой здоровались сквозь зубы. Я уже вспоминал родную сестру, она ее просто ненавидит даже на расстоянии, живя со своей семьёй. Мой племянник Машу обожает, но они редко видятся.
Она сидела на капоте своей последней игрушки — новейшего разведывательно-ударного дрона с экспериментальной системой теплового наведения.
Мы на очередном полигоне, я уже не запоминаю их названия и адреса, всё равно никому не расскажешь — секретно.
Хотя особистов из первого отдела Маша давно от меня шуганула. Нечего совать свои подписки о неразглашении и оформлять допуски, мальчику и за границей побывать хочется, мир посмотреть. Взяла меня на поруки.
Они и отстали. А как же, к Маше и сам верховный только с уважительными просьбами, никаких приказов — не терпит. Но поможет с охотой.
— Думаешь, он меня найдет? — спросила она, щурясь на солнце.
— Дрон? Конечно найдёт. Он же на тепло.
— А если я залезу в бочку с жидким азотом?
— Тогда тебя найдёт служба безопасности, а не дрон. Как сосульку.
— Тоже весело, — хмыкнула она. — Но скучно. Всё уже было. Ледовое побоище это, апрель, ни тебе оттаять, ни тебе замёрзнуть вусмерть…
Я присел рядом. Под капотом тихо урчал реактор, а в небе делали круги чайки.
— Маша, а зачем ты вообще это делаешь?
— В смысле?
— Ну вот, испытываешь дрон. А через пять минут он тебя сожжёт.
— Через три. Не преувеличивай.
— Хорошо. Через три. А потом?
— Возрождаюсь. Пишу отчёт. Отсылаю конструкторам. — Она пожала плечами. — Потом смотрю кино. Или учу китайский. У меня сейчас мода — изучать всё в алфавитном порядке. А потом снова кто-то придумает новую смертельную железяку, и всё по кругу.
— Не надоело?
Она помолчала.
Потом сказала:
— Если когда-нибудь надоест — убьюсь в кратере вулкана. Может, не возрожусь… возродюсь… возрождусь? В общем, пойду на атомы, а они все лысые.
Мы посидели молча, я отъехал подальше. Три минуты спустя дрон взорвался.
Вечером я приехал домой и спустился в подвал — она сидела за своим древним верстаком с ноутбуком. В пижаме и с чашкой кофе. Со смешными почти серебристыми кудряшками. Одуванчик.
— Доброе утро, Миша. Ты не прихватил случайно свежих калачей оттуда?… ну где мы с тобой были?
— Ты была только что в огне, если что.
— Была. А теперь вот — кофе и глюонные отчёты. Хочешь погуляем завтра?
Я понял, что день завтра будет интересный.
С Машей иначе не бывает.