Глава 6
Первая схватка
– Что? – переспросил Андрей, хотя очень хорошо расслышал слова товарища.
– Сытые, – терпеливо повторил Симай. – С полными желудками теплой людской кровушки.
– Откуда ты знаешь?
– А у них запах разный. Голодный вампир пахнет совсем не так, как сытый. То же самое, кстати, и к человекам относится. Тебе любая собака могла бы подтвердить, если бы говорить умела.
– В принципе, логично, – кивнул Андрей. – Химия тела меняется от пищи, которая в него попадает. Вот же блин с чебурашкой. Не нравится мне это. Как бы и впрямь нам трупы не найти. Слишком много совпадений.
– Можно подумать, мне нравится, – пробурчал Симай. – Вампир, – это тебе не оборотень. Его убить гораздо сложнее. Помнишь Бертрана?
– А то. Ладно, пошли дальше, раз уж ты след учуял. Грех такую возможность упускать.
– Как скажешь, начальник. Только ствол под рукой держи.
– Угу. Ты меня еще писать стоя поучи.
Они двинулись дальше. На этот раз медленнее, внимательнее, с остановками.
Было по-прежнему тихо, если не считать звуков, которые обычно можно уловить в сентябрьском лесу: ветер прошелестел листьями; еж завозился в кустах; дятел – этот летающий отбойный молоток – выдал крепкую частую дробь где-то в вышине.
Наконец, вышли на довольно обширную поляну. На дальнем ее краю высились два дуба, похожие друг на друга, словно братья-близнецы.
– Туда след ведет, – кивнул Симай. – К этим дубам.
Дубы были не сказать, что слишком уж громадными, но в полтора обхвата, не меньше. Сыскарь тут же представил себе двух кровососов, прячущихся за морщинистыми стволами. Как раз по одному на брата. Стоп, но ведь солнце еще не окончательно зашло. А вампиры, насколько он помнил, дневной свет не переносят. С другой стороны, уже сумерки, и вот-вот стемнеет окончательно. К тому же небо затянуто облаками…
Он вынул пистолет и знаком показал Симаю обойти правый дуб сбоку, а сам направился к левому.
Шаг, еще шаг. Оружие в правой руке смотрит стволом в землю, но в любое мгновение готово взметнуться и плюнуть смертоносным огнем…
Смертоносным?
Обычной пулей вампира не взять. Помнится, для этих целей они лили серебро. Сколько там Симай выторговал у Харитона Порфирьевича, управляющего имением князя Долгорукого, – малую гривенку? Да, точно. Сорок восемь золотников. Или двести четыре и восемь десятых грамма. Не поленился, посмотрел потом в интернете. Серебряные пули отлил местный кузнец. А местный поп прочел над ними положенные молитвы, чтобы уж наверняка. Заодно и над девятимиллиметровыми патронами к пистолету «Грач» Сыскаря. Помнится, был батюшка изрядно выпивши, а посему внимания особого на странные продолговатые и блестящие предметы, чем-то похожие на желуди, не обратил. Освятил все скопом, благословил охотничков на богоугодное дело, получил серебряный же двугривенный в качестве пожертвования на храм, а также за труды, и удалился, исполненный чувства выполненного долга.
Еще шаг… Никого за дубами.
– Чисто, – выдохнул Андрей по старой привычке и спрятал оружие.
– И след пропал, – сказал Симай, тревожно оглядываясь.
– В смысле?
– В прямом. Был – и нету. Ничего не понимаю. Погоди-ка…
Кэрдо мулеса вернулся назад.
– Здесь есть! – сообщил. Медленно пошел к дубам, держась в створе между ними. – И здесь есть, и здесь…
Он перешагнул невидимую линию, соединяющую оба дерева, и остановился, как вкопанный:
– Опаньки. А вот теперь нету.
– Ты хочешь сказать, что след тянется досюда и вдруг пропадает?
– Ага. Сие аз и глаголю, – перешел на старославянский друг Симай. Видимо, от нервов.
– Слушай, давно хотел спросить, – обратился к нему Андрей. – Почему на вампиров с серебряными пулями охотятся?Разве серебро не против оборотней исключительно?
– И против оборотней тоже, – сказал цыган. – Не дрейфь, Андрей, лепше держи хрен бодрей.
– Фу, – сказал Сыскарь. – Что за пошлятина. Это ты себя так успокаиваешь?
– Не люблю, когда не понимаю, – признался Симай. – Куда они могли деться? Выглядит так, что шли-шли, а как только перешли вот за эту воображаемую линию, – он махнул рукой от дуба к дубу, – тут же исчезли.
– Или наоборот, – сказал Андрей.
– Как это?
– Они шли не из города сюда, – Сыскарь показал пальцами идущего человечка, – а отсюда – в город. Может такое быть?
Симай задумался. Еще несколько раз прошелся туда-сюда. Наконец нехотя признался, что такое возможно.
Андрей поднял голову, всматриваясь в кроны, уже почти неразличимые в сгущающейся темноте.
– Нет их там, – сказал Симай ревниво. – И нигде поблизости. Я бы почуял.
– Да это я так… – пробормотал Андрей. Спрятал пистолет, посмотрел на часы. – Когда, говоришь, они здесь прошли?
– Пятнадцать-двадцать часов назад, – повторил Симай. – Но я могу ошибаться. Хоть и не на много.
– Сейчас без пяти минут восемь вечера. Значит, двадцать часов назад было без пяти двенадцать ночи.
– И что?
– Вернемся сюда через четыре часа и сядем в засаду. Место мы нашли. Осталось дождаться нужного времени. Совпадение места и времени, понимаешь?
– Не очень, – ответил цыган. – Но мысль хорошая. К тому же другой все равно нет.
Они вернулись в город, позвонили Ирине, договорились встретиться в центре и затем все вместе, не спеша, поужинали в уютном ресторанчике на улице Святых Горлиц. Сыскарю все больше нравился Княжеч – здесь просто не умели кормить дорого и невкусно, как это чаще всего происходило в большинстве соответствующих заведений Москвы.
– Верно, – сказал по этому поводу Симай. – Я тоже заметил, что в Москве кормят отвратительно. В мое время было в сто раз вкуснее.
– Может быть, дело в продуктах? – предположила Ирина. – Княжеч расположен южнее Москвы. Как известно, чем южнее, тем вкуснее.
– Нет, – покачал головой Сыскарь. – Я думаю, это из-за того, что москвичи в принципе готовить разучились.И виновата в этом советская власть.
– Это еще почему? – удивилась Ирина.
– Потому что умение вкусно готовить считалось пережитком прошлого. Зачем пролетариату вкусная еда? Достаточно, чтобы она была сытной. Не о еде типа думать надо, а о счастье человеческом. А так как Москва столица, то москвичи шли к новой жизни в первых рядах. Вот и разлучились готовить.
– Да ладно, – не поверил Симай. – Какое может быть счастье человеческое без вкусной жратвы?
– Точно тебе говорю, многие так считали на полном серьезе, – важно кивнул Андрей. – К тому же москвичи больше всех работают. Все на бегу, времени нет. Вот и привыкли лопать, что попало.
– А вот это ближе к истине, – сказал Симай. – Москва слезам не верит, ей дело подавай. Но все равно – дело делом, а на голодный живот работа не идет.
Немного поспорили. Ирина была согласна, что в Москве кормят не так вкусно, как в Княжече, но как патриотка в корне не соглашалась со столь кардинальными выводами. По ее мнению, дело заключалось в величине города и количестве жителей. Во многомиллионном мегаполисе по определению невозможно есть так же вкусно, как в областном центре с населением в семьсот тысяч от силы. Подход разный. Чем больше народу, тем стандартней еда.
– Ты бы еще московскую еду с деревенской сравнил, – закончила она.
За едой, десертом и неспешным разговором время пролетело незаметно. Они покинули ресторан в одиннадцать, проводили Ирину до дома.
– Мальчики, вы там поаккуратнее, ладно? – искренне попросила она.
Ее заверили, что все будет в лучшем виде и для беспокойства нет ни малейших причин.
И вот снова парк, дорожка, редкие фонари. Древний и лучший способ проследить за кем-то – сделать вид, что ты с головой поглощен другим занятием, и тебе дела нет до окружающего мира. Именно поэтому, если вы думаете, что за вами следят, проверьте, нет ли поблизости залезшего под капот автолюбителя или человека, внимательно разглядывающего витрину галантерейного магазина. И, если есть, попробуйте обнаружить их же в относительной близости от себя метров через двести.
Не мудрствуя лукаво, Сыскарь и Симай расположились на скамейке метрах в тридцати от дорожки, по которой недавно шагали сами и где до этого проходили вампиры, расстелили на скамейке газетку, достали бутылку из-под коньяка, наполненную холодным чаем, пластиковые стаканы и принялись ждать.
Было тихо и темно. Пахло осенью.Минуты текли неспешно, но и не растягивались в часы. Это в очереди к нотариусу сидеть муторно. А охотник, поджидающий зверя, не скучает.
Без семнадцати минут час в отдалении со стороны города на фоне электрических огней показалась одинокая фигура.
– Н-наливай! – с пьяным энтузиазмом воскликнул Сыскарь.
– Я-то налью, – провозгласил Симай. – Закусь где?
– Ты же брал!
– Я?! Я брал коньяк.
– Ладно, хрен с ним. Погоди… О! Яблоко в кармане. Сейчас разломлю пополам, вот и закусь…
Они старательно изображали крепко поддатых приятелей, которые решили спрятаться от шума городского и добавить в организмы горячительного.
Фигура, облаченная в длинный темный плащ и со шляпой на голове – это все, что удалось разглядеть в темноте, а точнее, угадать, – опустилась на такую же скамейку в полусотне метров от них, по другую сторону дорожки. Вспыхнул огонь спички – человек закурил, ветерком донесло запах хорошего табака.
– Трубку курит, – шепнул Симай. – Это точно не вампир. Они терпеть не могут табачный дым.
– А давай споем? – громко предложил Сыскарь и немузыкально затянул. – Р-ревела буря, дождь шумел. Во мраке молнии блистали, и беспрерывно гром гремел… Все равно подозрительно, – вставил шепотом после первого куплета и добавил уже громко. – Черт, слова забыл. Прадед мой любил эту песню. Бывало, выпьет и затянет так, что кот под диван прячется… Эх, наливай, помянем прадеда, Царствие ему Небесное!
Так прошло четверть часа. Ровно в час ночи человек оставил скамейку, свернул на дорожку и вскоре исчез за деревьями по направлению к поляне с двумя дубами.
– За ним, – негромко скомандовал Андрей. – Только тихо.
Тихо идти по ночному осеннему лесу, да еще и без света, более чем проблематично. Но – обошлось. Главным образом, потому, что тропинка, и довольно широкая, там все-таки была. Знакомая поляна открылась взгляду ровно в тот момент, когда человек подходил к дубам. Они бы вряд ли его разглядели в ночной темноте, но человек зажег фонарик, чем очень хорошо себя обнаружил. Черные силуэты дубов с трудом угадывались справа и слева, яркий тонкий луч фонарика, словно некое фантастическое живое существо, метался между ними вправо и влево, затем замер на несколько секунд, двинулся вперед… И пропал.
– Интересно, зачем он фонарик выключил? – шепотом спросил Андрей.
– Он его не выключал, – напряженным голосом ответил Симай. – Он исчез.
– Что?
– Исчез. У меня ночное зрение, как у кошки, ты знаешь. Он не выключал фонарик. Шагнул вперед и вдруг пропал. Был, и сразу нету. Как корова языком слизнула… Вот он!
Между дубов вспыхнул фонарик. И опять исчез.
– Охренеть, – прошептал Симай. – Он снова пропал. Вместе с фонариком.
– Пошли! – в голос сказал Сыскарь и, на ходу вытаскивая оружие и фонарь, побежал вперед.
Он сразу поверил цыгану. А как иначе? Старое правило: или ты веришь напарнику безоговорочно, или не стоило вместе и кашу заваривать.
Они добежали до дубов. Лучи фонарей шарили справа, слева, пытались проникнуть за стену деревьев впереди. Бесполезно. Человек и впрямь исчез. Растворился бесследно в холодных ночных тенях и осенних запахах.
– Вот здесь он стоял, – показал Симай. – Точно в створе, посередине между дубами.
– Слушай, – сказал Андрей. – Может, ты все-таки ошибся? Он выключил фонарь, твоему кошачьему зрению потребовалась секунда, чтобы адаптироваться, а потом…
– Чего зря спорить, – спокойно ответил Симай. – Давай проверим.
Дальнейшее произошло так быстро и неожиданно, что Андрей и моргнуть не успел. Кэдро мулеса шагнул вперед, за невидимую черту между двумя дубами, и пропал с глаз.
– Т-твою мать! – громко сказал Андрей и, не раздумывая ни секунды, шагнул следом.
И тут же увидел Симая, который возник словно из ничего.
Как в кино – в предыдущем кадре пусто, а в следующем уже человек появился. Искусство комбинированной съемки и торжество компьютерных технологий одновременно. Только здесь-то никакого кино и компьютера – все реально.
Кэдро мулеса, верный товарищ и охотник за нечистью, стоял чуть впереди и смотрел в небо. Андрей поднял голову и тоже посмотрел. На небе сияли звезды. Хотя секунду назад оно было сплошь затянуто облаками.
– Что за блин с чебурашкой? – озадачился Сыскарь.
– Это Дверь, – сказал кэдро мулеса со значением. – Не будь я Симайонс Удача.
– Дверь? Какая дверь?
– А вот смотри, – Симай шагнул за невидимую черту в обратном направлении. И снова пропал.
На этот раз Андрей не пошел за ним, ждал на месте. Через две секунды цыган появился снова. Будто выступил из пустоты.
– Дверь между мирами, – объяснил он. – Бабка рассказывала, что есть такие. Раз в сто двадцать лет открываются.
– Ну-ка… – Андрей вздохнул поглубже и тоже шагнул обратно. Посмотрел на небо – в облаках. И вроде как чуть теплее. Шаг назад. Снова звезды. И воздух другой. Не только холоднее. Такое впечатление, что чище.
Они экспериментировали еще минут пятнадцать, проходя туда-назад и так и эдак. Выяснилось, что Дверь (именно так, с прописной буквы называл ее Симай) работала только на воображаемой черте между дубами. Если ты, находясь под небом, затянутом облаками, обходил тот или иной дуб не со стороны черты, то оказывался все под тем же сплошь облачным небом. То же относилось и к миру с небом звездным.
– Так что за Дверь, и какой такой другой мир? – потребовал, объяснений Андрей, убедившись окончательно, что все происходящее не галлюцинация и не мираж.
– Да не знаю я, – с досадой ответил Симай. – Маленький был, плохо помню. А бабка старая уже, ум за разум у нее заходил. Она и не бабка, прабабка мне была. Говорила, что, якобы, раз в сто двадцать лет ровно на месяц или даже два открываются Двери между мирами. Нашим и похожим на наш. Но идущий своим путем. Что-то такое. И еще, что мало этих Дверей, и где они находятся, точно никто не знает.
– Раз в сто двадцать лет и ровно на месяц или два… – повторил Сыскарь. – Другой бы сказал, что все это цыганские сказки, но только не я.
– А я тем более.
– Тогда очень может быть, что наша девочка с мальчиком прошли в эту Дверь, – сказал Андрей. – Но обратно не вернулись. Почему?
– Что-то им помешало, – ответил Симай. – Ясно же.
– Значит, нужно их найти. Возможно, они в беде. И даже, – скорее всего. Про этот другой мир прабабка твоя ничего не говорила? В чем его особенность?
Симай молча пожал плечами.
– Воздух и небо здесь, во всяком случае, те же, – промолвил Сыскарь. – Вон Большая Медведица и Полярная звезда. Значит, так. Сейчас переходим обратно, звоним Ирине и…
Прямо на них из-за невидимой черты шагнули две высокие – каждая ростом с Сыскаря – фигуры. В длинных плащах и широкополых шляпах, надвинутых на лоб. Шагнули и замерли в трех шагах от друзей, вероятно, растерявшись. Оно и понятно. Идешь себе с товарищем к дверям между мирами в половине второго ночи, в лесу, уверенный на сто процентов, что вероятность встретить постороннего крайне мала, и вдруг оказывается, что мала – это не значит невозможна. Вот они, посторонние – руку протяни.
– Оп-па, – сказал Андрей. – Какая неожиданность. Добрый вечер, господа.
– Андрюха, назад, – напряженным голосом произнес Симай. – Это они!
Реакция у Сыскаря всегда была хорошей. Он и задуматься не успел, кто такие «они», а уже отскочил, одновременно выхватывая сзади из-за пояса «беретту». Но и внезапные незнакомцы оказались не лыком шиты. Один мгновенно прянул вправо, другой влево. Взметнулись плащи.Сверкнул огонь на срезе дула пистолета Симая, грохнул выстрел. С карканьем, – где-то позади взлетела в небо стая ворон.
– Стреляй! – крикнул кэдро мулеса. – Стреляй, уйдут!
Сыскарь вскинул оружие, но нажать на спусковой крючок не успел, – «его» фигура уже скрылась за стволом дуба.
– За ними! – скомандовал Симай и бросился в погоню.
Андрею ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Секунда, вторая, и они выскочили на поляну, обогнув дубы – один слева, а другой справа. Плащи и шляпы удалялись от них, как показалось Андрею, с какой-то невероятной скоростью, двигаясь громадными, метров по пять каждый, прыжками. Люди так не могут. Но эти могли.
И тут Андрей наконец понял, кто это. Вампиры, кровососы. Вот почему Симай без предупреждения открыл огонь – он их сразу учуял.
Сыскарь упал на колено, вскинул «беретту».
Дух-х! Ду-духх! Духх!
Четыре выстрела прогремели над ночной поляной. Четыре короткие вспышки оставили бледно-желтые быстро темнеющие пятна перед глазами. Плащи вампиров смутно мелькнули вдали и скрылись за деревьями. Сыскарь опустил оружие.
– Мимо, – с сожалением сказал он.
– Кто знает, – ответил Симай. – Может, и задели. Но это не люди, их нашими пулями не остановишь. И на своих двоих не догонишь.
– Я помню, – сказал Андрей. – Бертран и его крылья. Хорошо летал. Быстро и бесшумно.
– Да, – коротко вздохнул Симай, пряча пистолет. – Волшебные кони из мертвого табора нам бы сейчас не помешали.
– Или хотя бы машина, – сказал Андрей. – Но наша здесь не пройдет, хороший джип нужен. Ладно, возвращаемся. Позвоним Ирине и решим, что делать дальше. Уж больно лихо все закручивается.
Они обошли дубы, перешагнули условную черту. Ничего не произошло. Над головой все так же сияло мириадами звезд ночное небо этого мира.
– Что за блин с чебурашкой, – встревоженно сказал Сыскарь. – Где эта твоя Дверь?
– Она такая же моя, как и твоя, – буркнул Симай. – Откуда я знаю? Закрылась, наверное.
– Час сорок, – сообщил Андрей, посмотрев на часы. – Хм, а ведь ты, возможно, прав. Дверь открыта не всегда, а лишь в определенное время.
– Примерно с часу ночи до половины второго, – подхватил Симай. – Запросто!
– Получается, мы тут застряли.
– Получается так, – беспечно сказал кэдро мулеса.
Ну да, подумал Сыскарь ворчливо, тебе-то, таборной душе, хорошо говорить. Эй, перебил он тут же сам себя. Ты-то чего заволновался? Мало тебя жизнь трепала в переделках? Прорвемся. Если уж из Москвы одна тысяча семьсот двадцать второго года вернуться домой удалось, то здесь и вовсе просто. Где Дверь – знаем. Просто вернемся сюда через сутки. Ирка поволнуется, конечно, но что делать – работа такая. Может, оно и к лучшему все. Так бы еще думали да гадали, как разведку производить, а тут деваться некуда.
– Ладно, – сказал он. – Пошли. Вампиров не догоним, так хоть поглядим, что здесь к чему. Может, что и узнаем. Но оружие лучше держать под рукой.
– Ага, – усмехнулся Симай. – Ты меня еще писать стоя поучи.
– Один-один, – сказал Андрей.
Да, это был другой мир, что подтверждала не только погода. В их Горькой Воде, если идти обратно, к шоссе, сразу за лесополосой начиналась вполне ухоженная дорожка, которая, собственно, к самому шоссе и вела. Посередине ее пересекала другая – со скамейками и хоть и редкими, но электрическими фонарями. А вдоль шоссе тянулись сплошь еще довоенные виллы и более современные двух-, трех-и даже четырехэтажные дома. И, опять же, фонари. По неизвестным причинам Княжеч не рос в эту сторону, но все же было хорошо заметно, что Горькая Вода – это не загородный, а все-таки, скорее, окраинный городской лесопарк, пусть даже и переходящий далее в самый настоящий лес.
Здесь же вместо ухоженной парковой дорожки под ногами вилась обычная тропинка. Там, где в их мире были скамейки с фонарями, вправо и влево тянулся довольно широкий и глубокий овраг. Хорошо хоть с переброшенным через него деревянным мостом, через который они и перешли на другую сторону.
Шоссе было, вроде, то, да не то. Брусчатка та же. Но ни единого электрического фонаря. Да что там фонаря – в редких светящихся окнах домов явно горело не электричество, а керосиновые лампы или свечи. Да и самих домов было гораздо меньше, и они явно потеряли в этажности. И, наконец, здесь напрочь отсутствовала сеть. Как мобильная, так и интернет. В чем и Сыскарь, и Симай убедились, проверив связь.
– Что-то мне это напоминает, – пробормотал Сыскарь. – Где-то я это все уже видел.
– Догадываюсь, о чем ты, – сказал кэдро мулеса задумчиво.
Это был, несомненно, Княжеч и его окрестности. Они узнали речку Полтинку и мост через нее. Затем начали расти дома, уплотняясь и достигая трех-четырех этажей. Электрического света в окнах по-прежнему не было видно, но показались первые уличные фонари.
– Ух ты, – сказал Сыскарь. – Да ведь они газовые!
– Газовые? – не понял Симай.
Андрей объяснил, что раньше, до электричества, улицы освещали при помощи горящего газа.
– А еще раньше, кажется, фонари были масляные.
– В мое время вообще никаких уличных фонарей не было, – сказал Симай. Так, факела чадили на углах кое-где…
Они углубились в город, и вскоре стало совершенно ясно, что этот Княжеч моложе того, который они оставили.
Сыскарь проводил глазами неспешно прокатившую мимо них по улице пролетку, впряженную в пару лошадей. Было слишком темно, чтобы хорошо разглядеть кучера и седоков, но все-таки он заметил нечто вроде цилиндра на голове одного из них. Пока навстречу не попалось ни одного прохожего, и оставалось надеяться, что ближе к центру, несмотря на ночь, он встретит кого-то, по чьей одежде сможет лучше идентифицировать время…
– А куда мы направляемся? – осведомился вдруг Симай и остановился.
– В центр, – сообщил Сыскарь.
– Зачем?
– Как зачем? Надо же понять, что это за мир. Хотя бы какой век на дворе.
– Угу. А тебе не кажется, что мы слишком подозрительно выглядим?
– Необычно – согласен. Но, если не нарвемся, сойдет.
– Вот именно, – сказал Симай. – Если не нарвемся. А нарваться можем запросто. Не знаю. Я бы предложил найти гостиницу, переночевать, а утром уже выйти в город. Те, кто шляется по ночам, всегда подозрительны. Видишь, нет никого? Одни мы на улице.
– Только что пролетка проехала, – возразил Сыскарь. – Что до гостиницы… Платить же надо. А у нас местных денег нет.
– Так ты предлагаешь где-нибудь в Старом парке на лавочке заночевать? Продадим что-нибудь, вот и деньги. Те же часы. Или фонарь.
Поблизости, за углом, послышался стук копыт по брусчатке, и из-за поворота шагом выехал парный конный жандармский патруль. Сыскарь сразу это понял, поскольку узнал форму, фуражки и шашки-«селедки» на боку жандармов. Света от фонаря рядом вполне хватало, чтобы все разглядеть. Как и жандармам, чтобы разглядеть их.
Сыскарь не увидел, а, скорее, понял, что их заметили. И не просто заметили, а обратили внимание. Он сам достаточно долго прослужил в полиции, чтобы понимать такие вещи спинным мозгом. Ты видишь парочку граждан, которые вроде бы не совершают ничего предосудительного – стоят себе спокойно под уличным фонарем в два часа ночи и беседуют. Но что-то в их облике подсказывает, что будет очень правильно, если для очистки совести ты проверишь у них документы. Для начала. А там посмотрим.
– Пошли, – шепнул он Симаю, стараясь не смотреть в сторону жандармов. – Спокойно и не оглядываясь.
– Понял, – тоже шепотом согласился тот, а в голос громко добавил. – Блинчики, скажу тебе, пальчики оближешь и язык проглотишь! С грибами и сметаной, с медом, рыбой, икрой – на любой вкус. Идем, там еще должно быть открыто.
Однако прием не удался. Они успели сделать максимум десяток бодрых шагов по направлению центру, когда сзади окликнули:
– Эй! Милостивые государи, извольте остановиться на минуточку!
Сыскарь никогда не жил в Княжече, но еще застал то время, когда проходные дворы попадались не только в кино и цифровые замки стояли отнюдь не на всех дверях, в такие дворы выходящих. Ни на секунду не задумываясь, что делает, он коротко бросил Симаю:
– Ходу!
И, резко ускорившись, рванул вперед по тротуару.
– А ну, стой! – заорали сзади. – Стой, курва!!
Ага, сейчас, подумал Сыскарь и наддал. Рядом, не отставая, мчался Симай.
Копыта ударили по мостовой, переходя в галоп, и тут же справа проявился черный арочный зев подворотни.
– В браму! – выдохнул на ходу кэдро мулеса, которому, вероятно, в голову пришла та же мысль о проходных дворах.
Они нырнули в темноту (в спину грянула резкая неприятная трель полицейского свистка), в мгновение ока пересекли двор, влетели один за другим в двери на другой стороне (слава Богу, открыты!), ведущие на лестницу. Здесь царила густая темнота, едва разбавленная газовым светильником, расположенным чуть выше на лестничной площадке. В один прыжок они оказались там. Вот он, проходняк!
Ступеньки и перила справа тянутся вверх, на второй и последующие этажи, а слева – спускаются к двустворчатым деревянным, явно наружным, дверям.
– Туда! – скомандовал Сыскарь.
Они ссыпались вниз по ступенькам. Андрей толкнул дверь от себя, выскочил на улицу. Быстрый взгляд налево, направо – чисто. Лишь одинокий ночной кот не спеша перебегает улицу вдали.
Симай потянул его направо. Добежали до ближайшего переулка, снова повернули направо, потом налево. Тихо. Не заливались сзади полицейские свистки, не слышен был топот ног и копыт. Видать, стражи порядка, потеряв след, решили плюнуть и прекратили преследование.
И то сказать, с чего надрываться? Сыскарь как бывший мент знал, что поступил бы точно также. Ну, да, странные типы. Даже, можно сказать, подозрительные. И что теперь? Никакого видимого преступления они не совершали. А бегают быстро и ловко – черта с два догонишь. И, кстати, начальству о них докладывать вовсе не обязательно.
Симай опять свернул направо. Улица забирала круто вверх, на очередной холм. Газовые фонари здесь попадались редко, дома были пониже ростом на этаж-два, под ноги то и дело попадались выбоины и неровности.
– Как бы нам тут ноги не поломать в темноте, – сказал Андрей. – Ты знаешь, куда идем?
– Приблизительно, – туманно ответил Симай.
– То есть не знаешь, – констатировал Сыскарь и зажег фонарь.
– Не могу же я все знать, – резонно заметил цыган. – Идем, пока идется. Может, впереди какой трактир с постоялым двором случится.
Надежды Симая оправдались. Через десять минут, когда они поднялись на холм и вышли на крохотную площадь, слева от них через дорогу обнаружилась вывеска, освещенная не газовым, но масляным фонарем, ставящая путников в известность, что они имеют честь лицезреть гостиницу «Бивуак». Три этажа по шесть окон на каждом, и в некоторых окнах даже заметен мерцающий свет свечей.
– Торговаться буду я, – предупредил Симай, решительно направился ко входу, но вдруг остановился. – Погоди-ка. У тебя коньяк есть?
– А как же, – Сыскарь вытащил из внутреннего кармана плоскую металлическую флягу. – Думаешь, пора?
– Самое время. Но больше для запаха. Имеем вид, что подгуляли.
– Осознал, – кивнул Сыскарь.
После чего сделал два хороших глотка и передал выпивку товарищу.
– Вот теперь пошли, – сказал Симай, когда фляга опустела.
Звякнул невидимый колокольчик, пахнуло застарелым табачным дымом. Портье за стойкой – молодой человек в жилетке поверх сомнительной свежести рубашки, поднял голову. Свет от керосиновой лампы, стоящей тут же, на стойке, теплым желтым мазком лег на жиденькие волосы, тщательно зачесанные на прямой пробор, и такие же усики под длинным кривоватым носом. Сыскарь подумал, что хоть света и мало, но вполне достаточно, чтобы разглядеть их более чем странный вид. «Значит, обязательно запомнит. Я бы точно запомнил, если б в гостиницу, где я портье, ввалились в третьем часу ночи два типа в чудной одежде и без какой бы то ни было ручной клади. Крайне подозрительные личности, короче. Ладно, судя по всему, гостиница не отличается респектабельностью, а значит, каких только типов и личностей здесь не видали…»
– Доброй ночи, господа.
– Доброй ночи, – ответил Симай. – Нам номер на двоих.
Портье открыл конторскую книгу, полистал, поводил пальцем по строчкам.
– До часу дня можем сдать. В какой валюте платить будете?
– Рубли.
– С каждого по двугривенному. Итого – сорок копеек.
– Не жирно?
– Не нравится – идите в «Два кабриолета». Тут недалеко. Там с вас минимум целковый стребуют.
– Уговорил, – Симай уже доверительно облокотился на стойку. – Одна беда. С наличными лове не густо, а банки давно закрыты. Погуляли, понимаешь, не рассчитали чутка. Такую вещь возьмешь? Всего трешка, даром отдаю, можно сказать, себя без ножа режу…
Продолжая говорить, Симай продемонстрировал портье китайский галогеновый фонарь. Включил-выключил. Снова включил. Яркий четкий луч света заметался по холлу, выхватывая то пыльную портьеру, неумело маскирующуюся под бархат; то плохую писанную маслом картину на стене, изображающую какую-то армию девятнадцатого века на бивуаке; то высокий потолок с уродливой лепниной в виде виноградных кистей по углам.
Портье завороженно следил за лучом.
– Заряда на год хватит, – убедительно врал Симай. – Новейшая разработка, для армии. Американский. Электрический. – А если аккуратно пользоваться, то и на два. Нет, не продам, пожалуй, за трешку, не сошел же я с ума, в самом деле. Червонец. Да и за червонец бы не продал, если б не нужда. Ему, самое малое, четвертной билет цена…
Сошлись на пятерке. Портье быстро спрятал под стойку фонарь и выложил деньги: три рубля и рубль бумажками, остальное мелочью.
– Эх, прогадал, – вздохнул Симай, сгребая деньги. – Без штанов ты меня оставил. Ладно, пропьем – наживем. Какой номер у нас, говоришь?
Они получили ключ от номера тридцать один на третьем этаже; с некоторым удивлением узнали, что на каждом этаже в конце коридора имеется туалетная комната с унитазом; поднялись по скрипучей деревянной лестнице; нашли нужную дверь, расположенную в середине коридора; отперли и вошли.
Две небрежно застеленные кровати с не слишком свежими на вид полотенцами на спинках и лоскутными одеялами, обшарпанный стол без скатерти с канделябром на четыре свечи и медной пепельницей, покосившийся платяной шкаф с треснувшей дверцей, два венских стула, вешалка на стене, умывальник с тазом (тоже медным). Вот и вся обстановка.
И на том спасибо, подумал Сыскарь. Можно сказать, повезло.
– Спать, – сказал он. – Покурить и спать. Устал, как неумытый чебурашка.
– Возражений не имею, – ответил Симай.
Сыскарь открыл глаза и сразу вспомнил, где находится и что вчера произошло. Взял со стула часы. Половина восьмого. Рановато, учитывая, во сколько они легли, но он всегда просыпался примерно в это время, так что ничего удивительного. Придавить, что ли, еще? Минут, эдак, девяносто-сто двадцать. Внутри зашевелился червячок беспокойства. Маленький, но ощутимый. Значит, уснуть не удастся. И очень хорошо. Потому что червячок этот просто так не шевелится. Если уж будит, значит, по делу. Проверено.
Он поднялся, натянул джинсы, машинально выглянул в окно. Небо в тучах, дождя нет, но крыши мокрые – видно, недавно прошел. И темная брусчатка внизу тоже влажно блестит.
Стоп. А это что?
Снизу по улице поднимался давешний портье с двумя жандармами по бокам и чуть сзади. На левом боку, на ремнях – шашки, на правом – револьверные кобуры со шнурами. Сапоги начищены так, что и отсюда видно сияние. И шаг – решительный, целеустремленный. Можно даже сказать, имперский.
Вот так-так. А ведь это вполне может быть по наши души, метнулась мысль. Посидел наш портье, подумал, да и решил, что двух столь подозрительных типов надежнее будет сдать в полицию. Черт его знает, может, у него вообще уговор сдавать всех подозрительных, за что полиция закрывает глаза на какие-нибудь его не слишком законные делишки. Девочки там, кокаин, скупка-перекупка краденого… Надо уходить. Береженого, как известно, бог бережет, а не бережёного конвой стережет.
– Симай, подъем.
Кэдро мулеса проснулся мгновенно, тут же сел на кровати и потянулся к джинсам.
– Что?
– Полиция. Наш ночной портье ведет. Скоро будут здесь.
– …ь! – выразился Симай. – Поссать, значит, не успею.
Минута – одеться и обуться. Тихо выскользнули в коридор. Как раз вовремя, чтобы услышать, как внизу хлопнула входная дверь.
– По лестнице нельзя, – сказал Симай.
– Знаю, – Сыскарь в три широких и быстрых шага подошел к единственному окну в конце коридора. Отодвинул в сторону глиняный горшок с чахлым цветком неясной породы, отщелкнул шпингалеты, рванул на себя раму, выглянул наружу, бросил взгляд налево-направо.
– Есть, – кивнул удовлетворенно. – Молодцы предки, пожарные лестницы уже предусмотрели.
– Кому предки, а кому потомки, – философски заметил Симай. – Чур, ты первый. А то я высоты боюсь.
– Не гони, – сказал Андрей и полез в окно. – Боится он…
Все оказалось бы просто, не случись дореволюционные полицейские умнее, чем о них подумал Сыскарь. В гостиницу вошел только один. Второй обошел ее снаружи и вывернул из-за угла как раз в тот момент, когда оба приятеля-товарища выбрались на лестницу и начали спуск. И ведь не просто вывернул полицейский, а тут же спрятался обратно за угол, ожидая, когда добыча сама упадет в руки. Но Сыскарь, спускавшийся первым, его заметил.
– Стоп! – скомандовал коротко. – На крышу!
Симай не стал уточнять, что к чему, молча подчинился. Но и полицейский, сообразив, что его заметили, выскочил из-за угла, и тут же окрестности залила пронзительная трель свистка.
– Не свисти! – вклинившись в паузу вдоха, крикнул вниз Симай. – Денег не будет!
И, пока страж порядка, соображал, что же это такое ему сказали, скрылся за краем крыши. Андрей последовал за ним.
Перебежать по крышам до соседней улицы не составило особого труда, хотя оба и рисковали поскользнуться последовательно на мокром шифере, железе, черепице и загреметь вниз, на брусчатку. Но Бог миловал. Тут снова повезло – улочка, как сказал бы Симай, оказалась узкой, как щелка девственницы, и товарищи, по-прежнему преследуемые трелью полицейского свистка, не сговариваясь, с разгона архарами перемахнули на другую сторону. Прогрохотали по кровельному железу, крашенному темно-коричневым суриком, до начала следующего квартала; нырнули в ближайшее чердачное окно; распугивая голубей, выскочили на лестницу, а затем, через несколько секунд, и на улицу.
Сыскарь не знал города совсем. Симай знал частично. Но Княжеч относился к тому редкому типу городов, чья дореволюционная историческая часть почти не изменилась за последние сто с лишним лет. Так случилось, что во время обеих мировых войн и в последующие годы при неоднократной смене властей, идеологий, экономической политики и даже национального и классового состава жителей она почти не пострадала.
К тому же обычно меняются только жилые дома и прочие сооружения – старые разрушаются, на их месте возводятся новые. Что же касается улиц, то они, единожды проложенные, чаще всего остаются неизменными. С теми же уклонами, подъемами, поворотами и даже шириной. Поэтому Симай довольно уверенно вел Андрея по запутанным улочкам и переулочкам Княжеча. Он бывал в этих местах двести лет назад и сто с лишним лет вперед, и пусть не всегда узнавал дома, но в направлениях и пересечениях улиц не ошибался.
– Куда мы? – спросил Андрей.
– Дадим кругаля вокруг центра, выйдем к Старому Рынку. Думаю, он, как был, так рынком и остался. Попробуем одежку там купить. Или сменять. В этой мы что твои белые вороны. Или попугаи. Издали заметны любому.
– Правильная мысль. А помнишь, как мы познакомились? Ты тогда еще подумал, что я из боярских детей, которых Петр Алексеевич за границу посылал ума-разума набираться.
– Дык чего ж мне было иное думать-то? И в пьяную башку прийти не могло, что тебя колдун на триста лет назад кинул…
Так, переговариваясь, добрались до Старого Рынка, где, отчаянно торгуясь, Симай всего за полтора рубля приобрел ношеное пальто и что-то вроде сюртука. Тоже ношеного, но чистого и с двумя тщательно заштопанными дырками на спине.
– С трупа сюртучок, что ли? – осведомился он, небрежно оглядев будущую покупку.
– Обижаешь! – воскликнул продавец, тощий похмельный тип с косящими в разные стороны глазами и плохими зубами. – Тестя лапсердак. Помер тесть, врать не буду, а гроши нужны, что ж хорошей вещи зря в сундуке гнить…
– Ага. От револьверных пуль твой тесть умер, гляжу, – Симай был непреклонен. – Или ты думаешь, я дырку от пули спутаю с той, что моль прогрызла? Полтинник дам, пожалуй. Не больше.
– Рубль! – возмутился рыжеватый.
– А пальтецо вот это тоже продаешь?
– Ну! Два целковых.
– Разве что ты меня еще и в дупу поцелуешь. Ха-ха. Рупь двадцать за все…
Торговались до хрипоты. Но победил все-таки Симай.
– Хрен с тобой, – махнул рукой косоглазый. – Забирай, цыганская твоя душа. Уморил.
– Ничего, – подмигнул Симай. – Сейчас здоровье на рубль поправишь, сразу веселее станет. И еще полтина останется – детишкам на молочишко.
Потратив еще двугривенный, они приобрели новую холщовую сумку через плечо и переоделись за углом, попрятав в нее верхнюю одежду (в пальто облачился Сыскарь, сюртук-лапсердак пришелся впору Симаю).
– Вот так-то лучше, – сказал кэдро мулеса, оглядывая себя и друга критическим взором. Джинсов, конечно, тут не носят, и обувь не та, но сойдет. Теперь бы еще пожрать, и совсем хорошо.
– Я там, на Рынке, чайную видел, – сказал Андрей.
Отправились в чайную, откуда вышли через сорок минут и вовсе в прекрасном настроении, умяв на завтрак по большому куску свежеприготовленной мясной кулебяки и запив это дело горячим черным сладким чаем из стаканов в подстаканниках, что обошлось им в сущие копейки.
– Другое дело, – потянулся на крыльце чайной Сыскарь и похлопал себя по животу. – Можно жить. Теперь бы еще…
Неожиданно он прервался, устремив куда-то в сторону внимательный взгляд.
– Так-так. Симай, глянь-ка. Видишь во-он того перца в плаще и шляпе?
– За лотком со скобяным товаром? Шляпа черная?
– Ага.
– Вижу. И что?
– Не узнаешь?
Тем временем «перец» исчез из виду, свернув в переулок.
– За ним, – коротко бросил Сыскарь.
– Точно, – хлопнул себя по лбу кэдро мулеса, когда они свернули в тот же переулок и снова узрели знакомый плащ и шляпу впереди. – Похож на того, в ресторации. Как ее… «Под нашей горой». Мы еще вслух рассуждали, как далеко от нас улица Глубокая, а он подсказал. Ну и память у тебя, братское сердце. Чистый фотоаппарат.
– Профессиональное, – бросил на ходу Сыскарь. – Ты понимаешь, что это значит?
– Он тоже ходит сквозь Дверь. Если, конечно, это он.
– Он! Но мы сейчас проверим, чтобы уж наверняка. Все равно рисковать, что так, что эдак.
И, не дожидаясь, что на это скажет напарник, окликнул в полный голос:
– Сударь! Нижайше прошу извинить, можно вас на минутку?