«Мишкин, иди сюда! Тебе нечего терять, кроме своих заблуждений!»
«Плата за вход – твоя предпосылка!»
«Мишкин, плюнь ты на эту никому не нужную деталь! Пусть она катится подальше, живи сегодняшним днем!»
«Повесь свою логику вон там!»
«Единственный способ выбраться из путаницы этих систем повторно-принудительного порядка – это новизна. Невероятность вместо порядка. Никогда не пытайся предугадать свою реакцию. Живи в этом мире так, словно это и есть настоящий мир!»
«Мишкин! ты не должен жить так, словно твоя жизнь – это только подготовка к жизни. Подготовка – это иллюзия. То, к чему ты готовился, и есть то, чем ты занимаешься, то есть подготовка».
«Князь Мишкин, прошу вас, проснитесь и постарайтесь осознать, кто вы есть!»
«Ты ищешь предмет, застрявший в твоей памяти, как камень в иле высохшего пруда. Это трогательно, но отнюдь не убедительно. Ты что, все еще считаешь, что необходимо продолжить поиски? Ведь именно сейчас ты, возможно, решаешь проблемы будущего, даже не подозревая об этом!»
«Эй, Мишкин, вот яйцо, которое тебе понадобится в будущем!»
«Я потерял туфельку моей любимой, при весьма печальных обстоятельствах. Но Мишкин нашел ее!»
«Мишкин, вот она, чаша Грааля, прямо здесь!»
«Вы только подумайте! Он нашел затерянный город атлантов!»
«Разрази меня гром! Он открыл заброшенные голландские копи!»
«Клянусь, что он наткнулся на священную гробницу!»
«Иллюзия того, что цель оправдывает средства, смертельно опасна, но было бы легкомысленным сопротивляться ей. Угрызения совести только возвышают нас. Иногда нам просто необходимо остановиться, оглянуться и ждать, когда нас поглотят!»
«Откройте ворота! Пусть войдет Мишкин!»
«Чувствую, что где-то происходит утечка памяти. Кто-то из нас недостаточно внимателен».
«Мишкин обнаружил белое божество!»
«А также кувшин с золотом на краю радуги, потайную пещеру, в которой живут сирены, гробницу Шарлемана, зал Барбаросса, книги Сивиллы, философский камень – и это далеко не все!»
Мишкин жил в маленьком симпатичном домике с маленькой симпатичной женой, у маленького симпатичного виноградника. Все, что его окружало, было симпатичным и имело небольшие размеры. Разумеется, были и исключения: огромный симпатичный пес, огромное несимпатичное кресло и маленький, но вовсе не симпатичный автомобиль. И все-таки все вокруг было так прекрасно и имело такие небольшие размеры, что об этом можно было только мечтать.
Однажды…
На первый взгляд он казался глубоким стариком лет семидесяти: седые космы, шаркающая походка, трясущаяся нижняя губа, набухшие вены на руках. Каково же было удивление Мишкина, когда он узнал, что его собеседнику всего двадцать три года.
– Один-единственный случай довел меня до такого состояния, – прошамкал старик.
– Вероятно, это было нечто ужасное? – сочувственно спросил Мишкин.
– Будет еще, – поправил его старик. – Понимаете, по причине неисправного реле в пространственно-временном континууме я вспомнил об одном событии, которое произойдет в будущем. Глагольные формы – вещь довольно сложная, и, может быть, мне следовало сказать «произошло в будущем», но я уверен, что вы понимаете, о чем я говорю.
– Кажется, понимаю, – сказал Мишкин. – Но что это за событие, которое было или будет, и которое настолько изменило вас?
– Молодой человек, – ответил старик, – я был свидетелем последней и решительной битвы земли с черными дьяволами из системы Арктура.
– Расскажите мне об этом, – попросил Мишкин.
– Именно это я и собираюсь сделать, – прошамкал старик, располагаясь поудобнее, насколько это позволяли ему его слабые кости.
Космический супердредноут класса ХК-12Х под командованием капитана Джона Маккоя, несущий патрульную службу за южным звездным поясом, первым принял сообщение, от которого вскоре пришла в ужас Земля. А началось все с того, что радист второго класса Рип Холлидей появился в капитанской рубке с озабоченным выражением на добродушном лице.
– Садись, Рип, – гаркнул капитан. – Выпьешь что-нибудь? Ли Пян Хао, наш добрый кантонский кок, только что сварил отличное какао, и действует оно здорово, поверь мне. А может, ты хочешь контрабандного печенья, приготовленного из натурального марсианского шоколада?
– Нет, капитан, спасибо, я ничего не хочу.
– Тогда плюхайся в это кресло и выкладывай, что у тебя на уме.
Рип Холлидей развалился в кресле, сохранив, однако, на лице выражение почтительного внимания. Хотя в те времена формально было осуществлена полная бесклассовость, соблюдаемая даже высшим начальством, бесцеремонность обращения начальников с подчиненными была неписаным законом. И система эта срабатывала, так как подчиненные никогда не позволяли себе ничего лишнего, усердно соблюдая правила движения.
– Вы знаете, сэр, я…
– Никаких сэров, Рип, в этой каюте! Зови меня просто Джон.
– Вы знаете, сэр Джон, недавно я проводил обычный контроль диапазонов радиоволн В-2 и применил искатель нулевого отсчета с произвольным отбором, просто так, чтобы поглядеть, как он работает. Если вы, сэр, помните уравнение Талберга-Мартина, то поймете, что из него следует…
Капитан ухмыльнулся и протестующе поднял широкую сильную ладонь:
– Радио – это твое дело, Рип, а я всего-навсего шофер межгалактического грузовика и кроме информации серии сигма, меня мало что интересует. Так что выкладывай на нормальном английском языке – что ты поймал?
– Сигнал, – быстро ответил Рип. – Он был настолько громким, что я чуть не оглох, пока не включился блок автоматической подстройки частоты.
Капитан кивнул:
– Разумеется, ничего серьезного? Наверное, обычный звездный радиоэффект?
Холлидей покачал головой:
– Ничего подобного.
– Сигнал отражения?
– При нашей скорости и координатах это невозможно.
– И никакого шанса на то, что это чисто механический эффект – вызванный, предположим, трением собравшегося в кучу космического мусора?
– Никакого шанса, сэр. Конфигурация волны совершенно иная. Кроме того, принятый мной сигнал был частотно модулированным!
Капитан негромко присвистнул:
– Никакие естественные заряды не могли вызвать этого?
– Нет, сэр Джон. Только разумные существа могли воспроизвести сигнал такой формы волны.
– Мдаа, – задумчиво протянул капитан.
– А может, это сигнал от одного из наших кораблей? – С надеждой спросил Рип.
Капитан покачал головой.
– Ближайший земной патруль находится сейчас по ту сторону Фионы-2.
Рип присвистнул:
– Это означает, что мы столкнулись с совершенно неизвестной формой разумной жизни и что мы с ними сближаемся.
– Это первый контакт Земли с внеземным разумом, – тихо произнес капитан, глядя на Рипа. – Мне кажется, надо обратиться к Марву Пейнтеру, чтобы он срочно расшифровал эти импульсы.
На побледневшем лице Рипа еще отчетливее проступили веснушки.
– Бегу, Джон – сэр, я имею в виду.
Дверь скользнула в сторону и выпустила рыжего радиста. Оставшись в одиночестве, капитан сел и стал рассматривать стереофотографии своей жены и троих детей. Потом он молча выпил стакан гатораде и нажал на клавишу интеркома.
Он объявил команде, что, если не будет доказано обратное, им придется действовать, исходя из предположения, что перед ними неизвестная форма разумной жизни, намерения которой абсолютно неизвестны. Однако он умолчал об уравнениях Рэнда-Ори, которые предсказывают вероятность враждебного характера первого контакта порядка 98,7%. Он решил, что не стоит раскрывать все карты, пока намерения инопланетян неясны. Ожидание катастрофы оказало бы негативное влияние на эффективность и слаженную работу того механизма, которым была команда.
Инженер Дафф Макдермот протиснулся по смотровому проходу нижнего уровня, чтобы уже в двадцатый раз за последний час взглянуть на показания датчиков привода. Стрелки спокойно подрагивали в зеленой зоне, как им и было положено, но Макдермот не мог оторвать от них взгляда, так как знал, что до момента контакта оставалось всего 2,0045 часа.
– Интересно, как они выглядят? – спросил его Эрик Томкинс, напарник второго помощника инженера. Его огромный кадык ходил ходуном, на добродушном лице ясно была видна растерянность.
– Наверняка какие-нибудь исчадия ада, – отозвался Макдермот. В самое ближайшее время ему пришлось припомнить эти слова, и он не мог отделаться от мысли, что кто-то навязал ему их.
– Марв, – спросил капитан, – как идут дела?
– Неплохо, – ответил Марв Пейнтер, угловатый, застенчивый гений кибернетики. – Мы получим более или менее ясное представление обо всем, как только я подсоединю отражатель нулевого импульса с обратной связью к цепи воспроизведения и подключу блок трансляторов к вводному блоку второй ступени компьютера.
– То есть, по-твоему, мы поймем их? – спросил Маккой.
– Ну конечно! Это, естественно, не будет прямым переводом, ведь у нас нет лексического запаса. Но если мы настроим компьютер на звуковое восприятие в терминах вероятных значений и будем поддерживать на уровне петлю непрерывной обратной связи, чтобы обеспечить дальнейшее разделение хаотических понятий, то мы должны получить точный аналоговый отбор информации. Это, собственно, моя собственная идея, сэр. Но если вы считаете, что нам следует применить другой метод, то…
– Марв, – перебил его Маккой, – основной закон межпланетного сотрудничества гласит, что пусть те, у кого есть мозги, занимаются своим делом, а у кого их нет – пусть сидят и ковыряют пальцем в носу, попивают кофе и держат язык за зубами. Я всего-навсего космический шофер, а ты у нас кибернетик, и если ты говоришь что-то – то это закон для всех, разумеется, когда это касается твоей узкой специальности.
– Благодарю за вотум доверия, кэп, – ответил Марв, выдавив на лице улыбку. – Если бы земные правительства управляли своими странами, как вы кораблем, то человеческой расе было бы обеспечено спокойное плавание.
– Ладно, брось ты это, – в голосе капитана прозвучала старомодная грубоватая искренность. – Я просто действую согласно правилам и здравому смыслу, жестко, но справедливо, и отношусь к любому члену экипажа так, словно эта целая звездная система, несмотря на социальные различия, являющиеся следствием системы функциональной подчиненности. Ну так что, работает твоя установка?
Марв Пейнтер включил прибор. Видеоэкран ожил, и на нем появилось изображение интерьера чужого космического корабля. За пультом управления сидел инопланетянин. Он был двуногим, но на этом и заканчивалось его сходство с человеком. Это создание внеземной жизни было ярко-зеленого цвета, около восьми футов роста и очень массивным. У него был хитиновый экзоскелет. На лбу торчали усики антенн, а глаза располагались на торчащих отростках. В огромной раскрытой пасти блестел двойной ряд острых белых зубов, похожих на акульи.
Инопланетянин заговорил:
– Много приветствовать вас, гнусные, червеообразные формы жизни безмозглой. Меня называть Ганатос Супербам, я – генерал рода малахитов, лорд редута стервятников, чрезвычайный принц О'Нилс, и у меня еще очень много титулов, как наследственных, так и приобретенных. На колени, мразь, и внимайте с почтением своему господину, который выше вас умственно, физически и морально! Назови свое имя, ничтожество, и номер, да объясни мне покороче, почему бы мне не сделать из твоих костей хорошую кашу. Прием…
– Странная манера разговора, – пробормотал инженер Макдермот.
– Странная и гнусная, – нахмурившись, сказал капитан.
– Дело в том, – сказал Марв, – что компьютер вынужден подбирать выражения, исходя из ближайших аналогичных идиом земного языка и руководствуясь при этом запасом в блоках памяти. Потому и получается какая-то несуразица.
– Но эмоциональный и информационный смысл примерно таков, так ведь? – спросил капитан.
– Боюсь, что да, – удрученно ответил Марв.
– В таком случае, проблема контакта осложняется. У меня создалось впечатление, что чужак настроен довольно агрессивно.
– У меня тоже такое впечатление, – признался Марв. – Но он ждет ответа, капитан.
– Сейчас он его получит, – буркнул капитан и включил микрофон. В его голове кипели слова ярости, как пузырьки газа по закону Бойля. Но усилием воли он заставил себя вспомнить межперсональные уравнения Мартинса-Тернера, которые являлись частью гипнотического обучения каждого гуманоида, уровень интеллекта которого был выше четвертой ступени. В один миг капитан стал холоден, как лед, обретя способность к объективному мышлению. Он подумал: «Я услышал слова, которые могли бы быть действительно произнесены, а могли бы и не быть. В любом случае, я не должен реагировать на них эмоционально, моя задача – а) объективно разобраться в возникшей ситуации, б) сделать все возможное, чтобы не повредить Земле и всему человечеству».
«Слава богу, что существует Корпибски», – подумал капитан.
– Приветствую вас, Танарос Супербам, – сказал он в микрофон. – Я командир этого корабля. Меня зовут Маккой. У меня дружеские и мирные намерения, как и у всей моей расы. Я хочу поладить с вами, и надеюсь, что это взаимное желание.
– Кровь, пот и хохот! – воскликнул Супербам. – Я чую американскую кровь! К дьяволу дружбу – меч, а не мир! Пусть сцепятся когти! Ладас, тужурс, ладас!! Не хотеть сдаваться, будем драться, драться, драться!
– Если даже предположить, что все это аналоги из лексикона наших далеких предков, то все же этот парень явно груб и истеричен, и вряд ли он захочет мирно решить дело, – сказал капитан. Он вновь включил микрофон и предложил Супербаму поладить мирно.
– Предлагайте свой мир красным вонючкам! – зарычал чужак. – А теперь слушайте мое предложение. Я даю вам право выбора. Вы можете выбрать мгновенную аннигиляцию, которую вам обеспечит наше смертоносное оружие, а потом уже мы завоюем землю и вставим в мозг каждого землянина радиоуправляемый блок, чтобы все они стали нашими рабами, а это гораздо более ужасная штука, чем смерть! Но у вас есть другая альтернатива.
– То есть?
– Мы можем более благосклонно отнестись к вам, если вы сдадитесь без боя.
– А что будет с землей?
– То же самое!
– Оба предложения неприемлемы, – хмуро заявил капитан Маккой.
– Ну что же, я вас предупредил. Будьте бдительны! избегайте клинча – и пусть победит сильнейший! Трепещи, незнакомец, ведь я со своими ребятами вышибу мозги у твоей банды, а каким способом – это меня не волнует!
Капитан вздохнул и приказал команде занять свои посты. Он мысленно отрегулировал температуру кожи и содержание адреналина в крови, так как чувствовал, что впереди – тяжелые испытания.
В месте, расположение которого невозможно выразить в пространственно-временных эквивалентах, встретились три существа. Ради этой встречи он приняли земное обличье, хотя на самом деле выглядели совершенно по-иному. Старший из них, наиболее развитый этически, называл себя Ка – лишь для того, чтобы как-то обращаться к нему. Слабое свечение окружало его атлетическую фигуру и прекрасно вылепленную голову.
– Не будем терять времени, – заявил Ка. – Всем присутствующим известно, что космические флотилии Земли и Супербама должны сразиться в соответствии с непреложными законами дуализма. Мы знаем также, что Земле свойственно многое, что мы одобряем, в то время как Супербам – это олицетворение зла. Нет необходимости подчеркивать, что победа Земли крайне желательна для нас. Мы осознаем так же тот факт, что у Земли очень мало шансов – если только не вмешаемся мы. Надеюсь, нет смысла обсуждать сказанное?
Его собеседники согласно кивнули. Один из них, Де-Ао, сказал:
– Я тоже считаю, что нет смысла обсуждать то, что и так ясно. Нам остается лишь решить, в какой форме будет осуществлено наше вмешательство, и в какой момент это произойдет.
– Мой анализ совпадает с представленными ранее, – заявил третий, которого называли Менингом. – Необходимо лишь решить, что и когда предпринять, поскольку все остальное и так ясно.
– Боюсь, – сказал Ка, – что мы не можем позволить себе вмешиваться и помогать Земле.
Два других существа ошеломленно уставились на него.
– Земля должна сама пройти через это, – пояснил Ка. – Вы сами убедитесь в этом, если попытаетесь решить некоторые уравнения Фурье десятого уровня.
Его собеседники произвели в уме расчеты и убедились, что Ка прав.
– Печальный результат, – вздохнул Менинг.
– Мы доставляем все, что нужно и когда нужно, – гордо сказал мистер Монитор.
– Именно такая служба мне и нужна, – сказал Мишкин.
– И не вам одному! В сегодняшнем, все более усложняющемся мире, нельзя ожидать от людей, чтобы они сами решали свои проблемы. Люди должны выполнять свой долг и не размениваться на мелочи жизни. Наша задача – снабдить их всем необходимым, чтобы помочь справиться с трудностями. Ваша проблема – это именно то, чем мы занимаемся. Вы занимаетесь своим делом, мы своим, и все довольны.
– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, – заметил Мишкин.
– И все же это так, – сказал мистер Монитор.
– Мне необходимо, – сказал Мишкин, – получить запасную часть к двигателю, обозначенную в каталоге под индексом L-1223A.
– Слушаю и повинуюсь. А вы в состоянии заплатить за нее?
– Отнесите стоимость на мой банковский счет.
– Вот такие клиенты мне по душе! Одна запасная деталь к двигателю, индекс по каталогу L-1223A, к отправке.
Мистер Монитор показал Мишкину вырезки из газет «Нью-Йорк Таймс», «Виллидж Войс», из журнала «Нью-Йорк Мэгэзин», где вовсю расхваливалась деятельность фирмы – а какие рекомендации могут быть лучше? Мистер Монитор удалился.
Мишкин присел на пенек и стал ждать. Через несколько часов он услышал треск мотоцикла и вскоре увидел самого мотоциклиста в кожаной куртке и замшевом берете. К багажнику его мотоцикла был привязан большой сверток.
За пятьдесят ярдов от Мишкина мотоциклист налетел на пехотную мину, и взрыв разметал на куски человека, мотоцикл и сверток.
– Бог дал, бог и взял, – вздохнул Мишкин.
Мишкин шел через лес, наслаждаясь его красотой, впитывая в себя его запахи и звуки, чувствуя кожей воздух, вызывающий самые возвышенные чувства. С губ его готова была сорваться песня, пальцы бессознательно пощелкивали в такт неуловимому ритму. И в таком вот настроении он наткнулся на человека, привалившегося к дереву.
Глаза его были закрыты. Казалось, он не дышит, но на мертвеца он не был похож. На обнаженной груди человека Мишкин увидел бронзовую табличку со словами «Включите меня». Над табличкой был установлен тумблер.
Мишкин повернул его.
Глаза человека открылись. Он схватился за голову, качнулся, и, несомненно, упал бы на землю, если бы Мишкин не подхватил его и не помог сесть.
– Благодарю вас, дорогой сэр, – сказал человек. – Меня зовут, вероятно, Алекс Тонкин, и я вам весьма признателен, хотя, вероятно, было бы лучше, если бы вы не трогали меня – ведь сейчас, когда ко мне вернулось сознание, страх снова угрожает пересилить неустойчивую психику моего сознания.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался Мишкин.
– Я услышал голос, который сказал: «Для того, чтобы убить его, мы должны убить все его «Я». Я мгновенно понял, что спастись можно только в том случае, если скрыть факт существования множества «Я». Это можно назвать передней линией обороны. Второй линией обороны было присутствие этих «Я» и их взаимодействие. Я сразу понял, что мои «Я» должны быть уничтожены одновременно, или через очень короткие интервалы, чтобы мои «Я» не успели сообразить, в чем дело, и принять защитные меры. Понимаете?
– Вроде бы да, – ответил Мишкин.
– В таком случае вы сошли с ума, и я умолкаю. Послушаем, что скажет мой обвинитель.
Обвинитель слез с дерева и встал перед Мишкиным, укоризненно глядя на него и грызя яблоко.
– Ты не имел права включать то, что было выключено, – заявил он.
– Послушайте, – возразил Мишкин, – если Бог не хотел бы допустить этого, он не установил бы тумблера на груди этого человека.
– Справедливо… но мудрость Бога безгранична, и он сделал так, что тумблер можно выключить.
– Но ведь бог повесил на груди этого бедняги табличку с надписью «Включите меня».
– Данное толкование чревато последствиями, – заметил обвинитель.
– Я ведь не собирался вмешиваться, – сказал Мишкин. – И мораль мне совершенно ясна – люди с тумблерами на груди вообще не должны существовать.
– Что? – закричал обвинитель. – Что вы сказали? Вы что, совсем свихнулись?
– А что я такого сказал? – удивился Мишкин. – Что случилось? Где я?
– Мы обсудим ваши действия, – сурово сказал обвинитель, – и сообщим результаты.
В людях можно искусственно выработать автоматизм действий. Можно даже сказать, что автоматизм заложен в природе людей. Мы находимся во власти собственный эмоций. Мы плывем по течению наших желаний и наших неприязней, подчиняясь то своей, то чужой воле.
Давайте возьмем для примера предмет, любой предмет. Апельсин, например. Но наше сознание противится апельсину, он круглый и оранжевый – слишком примитивно. Давайте возьмем что-нибудь другое. Но мы уже по рукам и ногам связаны апельсином. Толстая, пористая кожура. С апельсином можно связать любое количество ассоциаций, но в большинстве своем они банальны. Апельсин необходимо вычеркнуть из списка предметов, которые можно использовать в качестве примера ассоциативного мышления.
К черту грузовики с апельсинами, хватит уже возиться с апельсинами. Апельсины занимают слишком много места. Возьмем апельсин. Мы уже взяли достаточное количество апельсинов. Апельсин уже стал успокаивающим средством для мозга. Почему бы нам не взять кишку? Легко визуализируется, способна обеспечить множество разнообразных функций. Но кишки слишком запутаны. Кишки все закручиваются и закручиваются, и в результате получаются оранжевыми. Внутреннее содержание кишок не очень привлекательно. Вероятно, лучше всего вернуться к апельсинам.
Возьмем апельсин. Берите его скорее, пока он не взял вас. Мир апельсинов, вероятно, не настолько сложен, чтобы в нем нельзя было разобраться.
Возьмем тему Мишкина и апельсинов. Многие годы Мишкину было наплевать на апельсины. Но мы-то знаем, что отсутствие какого-то предмета предполагает возможность его присутствия. Итак, мы вкладываем в сознание Мишкина понятие об апельсине и начинаем прослеживать множество различных связей.
Ясно одно: Мишкин никогда не осознавал своего слепого увлечения апельсинами. Мишкин и антиапельсины. Апельсины и анти-Мишкин.
Мы не должны, однако, совершать ошибку, предлагая простую оппозицию. Непростительное пренебрежение Мишкина к апельсинам не должно обязательно повлечь за собой образование двух противоположностей. Вероятно, наиболее удобно использовать речевой термин, называемый оксимороном: слияние противоположностей. Два несовместимых предмета не могут быть взаимными. Взаимодействие теряется в оксимороне.
– Чудовище, которое убивает скукой, – рассказывал робот, – тоже обитает в этих местах. Голос его мощный и властный. Заявления его неоспоримы и невероятны. Внешность его безупречна и отталкивающа. Если оно встретится на вашем пути, вы пожелаете, чтобы оно сдохло, хотя оно и не сделало вам ничего плохого, абсолютно ничего. Оно рассуждает с вами об этом вполне приличным тоном. Напряжение нагнетается до невыносимости, ваша неспособность к действию приводит к апатии, которая еще больше усилится от чрезвычайной монотонности ситуации. И поскольку вы не в состоянии убить его, оно убивает вас.
– А где оно сейчас? – спросил Мишкин.
– Убивает скукой рыбу себе на обед, читая ей лекцию о неотъемлемых правах рыб.
– Прошу прощения, – сказала рыба, – но еще не одну рыбу не убили скукой.
– Валяй отсюда и сделай из себя чучело, – огрызнулся робот.
Мишкин увидел телефон последней модели, установленный на плоском белом камне. Когда Мишкин подошел, телефон зазвонил.
– Алло, – сказал Мишкин, сняв трубку.
– Том? Том Мишкин? Это ты?
– Я, – ответил Мишкин. – А кто это?
– Твой дядя, Арнольд Эпстейн. Как дела, Том?
– Неплохо, – ответил Мишкин. – Правда, есть кое-какие проблемы.
– А у кого их нет? А как твое здоровье, нормальное?
– Отличное, дядя Арнольд. А у вас?
– В общем-то в порядке. Том, я очень рад тебя слышать!
– Дядя Арнольд, а как вам удалось дозвониться до меня?
– Это подарок компании «А» & «Р». Я оказался их миллионным клиентом, и они подарили мне полную корзину бакалейных товаров и предоставили право заказать один телефонный разговор с любым человеком, где бы он не находился.
– Очень приятно, что вы вспомнили именно обо мне. Спасибо.
– Для меня огромное удовольствие слышать твой голос, Том. А кстати, как твои родители, здоровы?
– Все в порядке, – ответил Мишкин.
– А твоя сестра?
– Отлично. Она сейчас в Европе.
– Ну и прекрасно. Кстати, а где ты сам, я не совсем понял оператора.
– Я сейчас на планете под названием Гармония.
– Хорошее местечко?
– Вроде бы ничего.
– Ну что же, отличные каникулы. Том, я могу что-нибудь сделать для тебя?
– Вообще-то да, – ответил Мишкин. – У тебя есть при себе карандаш и листок бумаги?
– Ты же знаешь меня, Том. Я никогда не расстаюсь с карандашом и бумагой.
– Тогда записывайте: деталь к двигателю, номер по каталогу L-1223A. Мне она позарез нужна.
– Записал. А что, на этой планете нет филиала фирмы «Ширс & Ребюк»?
– Нет, дядя Арнольд, ничего подобного здесь нет. Это довольно необжитое место.
– Как Тобаго?
– Еще хуже. Дядя Арнольд, попробуйте сделать так, чтобы деталь отправили как можно скорее.
– Том, все будет в порядке. Ты помнишь Сеймура Галстейна, сына лучшего друга нашей тетушки Рашель, Герти? Так вот, сейчас этот Сеймур устроился разъездным экспедитором систем межпланетного снабжения, компания «F. B. Erouli». Я сегодня же достану эту деталь и вложу ему прямо в руки, а он доставит ее тебе через пару часов, в крайнем случае через день.
– Вот это здорово, дядя Арнольд. Это действительно будет так быстро?
– Можешь положиться на меня, Том. Разве твой дядюшка Арнольд подводил тебя хоть раз в жизни?
– Даже не знаю, как и благодарить вас, дядя Арнольд!
– Брось ты это, Том, живи спокойно. Позвони мне, когда вернешься домой.
Мишкин повесил трубку, уселся поудобнее и расслабился. Уж если его дядя Арнольд сказал, что дело будет сделано, значит, так оно и будет. Правительства могут наобещать больше, чем они в состоянии выполнить, ученые могут быть слишком оптимистичными насчет результатов своих исследований, роботы могут преувеличивать свои способности, но дядя Арнольд заставлял мир крутиться, в то время как остальные лишь беспомощно разводили руками. Возможно, дядя Арнольд был несколько скучноват, но абсолютно незаменим. Кстати, черепаху, на панцире которой стоял Геркулес, держа на своих плечах землю, тоже звали Арнольдом.
Мишкин и робот подошли к дереву. На кончиках его ветвей висели голубые глаза с густыми ресницами. Они все повернулись и уставились на Мишкина.
– Я был уверен, что вы выйдете на меня, – раздался голос из висевшего на стволе динамика. – Надеюсь, сэр, вы не станете отрицать, что вас зовут Томас Мишкин?
– Да, это я, – ответил Мишкин. – А вы кто?
– Я сборщик налогов, замаскировавшийся под дерево, – ответил сборщик налогов, замаскировавшийся под дерево.
– Боже мой, – удивился Мишкин, – и вам не лень было тащиться за мной на Гармонию?
– Именно это я и сделал. Это довольно забавная история. Однажды, когда мистер Оппенгеймер, глава агентства «Не Плюс Ультра Коллекшн», в котором я работаю, находился в состоянии комы в местном классе Тай Чи Хуана, его осенило вдохновение. Оппенгеймер внезапно осознал, что смысл жизни – в ее завершенности, и человек может судить о своей жизни по тому, насколько основательно он исполняет отведенную ему роль. Основательностью мистер Оппенгеймер не мог похвалиться, он был довольно беззаботным человеком, собирал долги нерегулярно, иногда, правда, поднимал шум по поводу зарвавшихся должников, но в конце концов посылал все к чертям. Так вот, задумавшись о завершенности жизни, Оппенгеймер достиг состояния сатори. К черту половинчатые решения, подумал он, уж если я глава агентства по сбору налогов, то я превращу это выколачивание денег в целенаправленное, соответствующее этическим нормам предприятие. Пусть мир не поймет меня, но, надеюсь, будущие поколения по достоинству оценят кристальную чистоту моих помыслов.
– Итак, – продолжал сборщик налогов, – Оппенгеймер вступил на тернистый путь Дон Кихота, который, скорее всего, приведет его к банкротству в течении года. Он собрал всех служащих в зал готовности и сказал: «Джентльмены! На этот раз мы намерены покончить с долгами одним махом. К черту полумеры! Наша сегодняшняя цель – стопроцентный охват должников, да нападет на них паранойя! Выжмите из них все долги, будь это один доллар или миллион. Отправляйтесь в Сан-Себастьян, на Самоа или Самбал-4, если в этом будет необходимость, и не беспокойтесь о расходах. Для нас сейчас самое главное – это принцип, а принципы всегда непрактичны. Откажемся, ребята, от принципов реальности! Итак, в путь, выколачивайте все долги и помните, что ваша цель – завершенность!»
– Стиль его речи напоминает мне 1960-е годы, – заметил робот, – а ведь сейчас 2138 год или что-то около того. Кто-то ведет нечестную игру.
– Отвали! – рявкнул автор.
– Это был призыв к оружию, – продолжал сборщик налогов, замаскировавшийся под дерево. – Вот почему я оказался на Гармонии, мистер Мишкин. Предвидение одного человека привело меня сюда, и я вытрясу из вас все долги, сколько бы времени, нервов и финансовых расходов мне это не стоило.
– Я все еще не могу в это поверить, – сказал Мишкин.
– И все же это так. У меня на руках документ, в котором представлены данные по всем вашим долгам, мистер Мишкин. Заплатите ли вы свои долги без ненужных эксцессов или мне придется принимать соответствующие меры?
– О каких долгах идет речь? – осведомился Мишкин.
– Прежде всего речь пойдет о подоходных налогах – федеральных, городских и налогах штатов. Что, никак не могли выкроить часок, чтобы заплатить их в прошлом году, мистер Мишкин?
– Это был трудный год.
– Итак, вы должны Дядюшке Сэму восемь тысяч семьсот пятьдесят три доллара пятьдесят один цент. Далее, алименты. Вроде бы не замечали их в течение года или около того, Мишкин, не так ли? Ну что ж, в итоге вы задолжали бедной покинутой Марсии и малютке Зельде кругленькую четырехзначную цифру. Кстати, у Марсии сейчас новый дружок, а малютку Зельду недавно исключили за неуспеваемость из интерната. Марсия просила передать вам, что живет неплохо, счастливо тратит лучшие годы жизни, и желает получить свои кровные денежки как можно скорее, иначе она загонит вас в гроб так быстро, что вы и рта не успеете раскрыть. Она просила добавить также, что благодаря психоанализу она нашла, наконец, в себе силу заявить вам, что вы всегда были паршивым парнем, и что все нормальные люди идут на разрыв, когда дело доходит до таких, как у вас, извращений.
– Это очень похоже на нее, – заметил Мишкин.
– Пойдем дальше. Вы должны Марти Баргенфильду тысячу долларов. Он ваш лучший друг, если вы запамятовали, или, во всяком случае, был им. Он, по крайней мере, до сих пор убежден, что это так, хотя вы и отвернулись от него без всяких причин. Можно даже сказать, что вы его избегаете, хотя единственное, что можно вменить ему в вину – это то, что он сделал глупость, одолжив вам деньги, когда вы расходились с Марсией, и к тому же вам нужно было уплатить за аборт Моники.
– Как поживает Моника? – поинтересовался Мишкин.
– Прекрасно обходится без вас. Вернулась в Париж, устроилась продавщицей в Галери Лафайе. Она все еще бережно хранит нитку деревянных бус – единственное, что вы подарили ей за время бурного четырехмесячного романа, который вы называли «самым трогательным эпизодом своей жизни».
– Я был разорен, – сказал Мишкин. – И потом она часто говорила, что терпеть не может подарков.
– Но вы-то знали, что это не так, а, Мишкин? Ну хорошо, я вас не осуждаю. То, что ваше поведение, с точки зрения любой приемлемой для вас этики, не вызывает у меня одобрения – это мое личное дело, и вас оно не касается. Далее, обратимся к аптеке «Баухауз», Барроу-стрит, 31, владелец
– Чарли Дакс, добродушный толстяк, который в те годы, когда вы увлекались наркоманией, продавал вам в неимоверных количествах таблетки фенобарбитала и капсулы дексамила, а также лубрий, карбитол, нембутал, секонал, дориден и так далее – и все это отпускалось по одному лишь незаполненному рецепту на фенобарбитал. Он занимался этим до тех пор, пока года два назад над ним не сгустились тучи, и ему вновь пришлось вернуться к продаже экседрина и губной помады. И этого человека, Мишкин, вы обчистили на сто восемьдесят шесть долларов.
– Ну уж на мне он отыгрался, – сказал Мишкин. – Он за все драл с меня втридорога.
– Если вы это знали, то почему не обратились с жалобой куда следует?
– В любом случае, я заплачу ему, как только у меня заведутся деньги.
– На прошлогодние лекарства всегда не хватает деньжат, а, Миш? Все мы падали вниз, малыш, но ведь это все отвратительно, не так ли?
– Позвольте мне объяснить, – сказал Мишкин. – Я хочу сделать заявление и настаиваю, чтобы оно было зафиксировано в протоколе. Факты можно рассматривать с разных точек зрения. Подождите немного, я сейчас соберусь с мыслями…
У робота в левой конечности неизвестно откуда появился топор. Он шагнул вперед и проворно срубил сборщика налогов, который почил в забвении.
– Но ведь я только что собирался объяснить ему все, – сказал Мишкин.
– Никогда ничего не объясняй, – сказал робот. – Избегай лодырей и не суйся в чужие дела, это их путешествия.
– А как же мое путешествие? – спросил Мишкин.
– Еще узнаешь, – ответил робот.
Посетите феноменальный мир!
Почувствуйте себя гуманоидом – самое потрясающее из всех чувств!
Кроме того, вы можете испытать плотскую любовь, слепую ярость, безверие. Вы познаете скуку, апатию, безразличие.
Потрясающее ощущение – вы можете почувствовать, как вас медленно покидает ваша «жизнь»! Вкусите неизбежную «смерть», которая, как вы «знаете», унесет вас в настоящее «ничто»!
Проживите жизнь, полную противоречий! Женитесь и возжелайте других женщин, обладайте ими, но никогда не испытывайте чувства удовлетворения.
Станьте отцом – и испытайте любовь, заботу, ненависть.
Научитесь проявлять чувства в отношении собственности! Болейте за свою работу, станьте на один уровень с тем, чем вы обладаете.
Почувствуйте себя трусом!
Расстройте свои чувства наркотиками!
Проживите жизнь, похожую на пробуждения от сна смерти, которую освещают редкие вспышки «чего-то еще».
Почувствуйте стремление к «лучшей жизни», боритесь за нее и испытайте тщетность ваших усилий.
Испытайте колебания от внешних и внутренних стимулов. Будьте пассивным рецептором, который действует под влиянием сил, находящихся вне его контроля.
Имейте убеждения, веру, пристрастия и предубеждения – не имея для этого никаких оснований!
Почувствуйте опьянение от веры! Потеряйте голову в религиозном экстазе! Спешите!
Ангелы в возрасте до 20000 лет не допускаются в феноменальный мир без письменного разрешения господа бога.
– Не принимайте больше никаких транквилизаторов, – предупредил Мишкина механизм поддержания жизненных систем. – Воспользуйтесь вместо этого мной. Я очень удобен, полезен, красив, послушен. И главное – вам никогда не придется беспокоиться о том, что я могу выйти из строя и прекратить функционировать.
– Ты хочешь сказать, что никогда не ломаешься? – спросил Мишкин.
– Ну, это было бы слишком необоснованным заявлением! все создания подвержены поломкам и ремонту. Ничто не имеет иммунитета к расстройству! Вопрос в другом – как справиться с поломками?
– Ну и как же справиться с ними? – спросил Мишкин.
– Что касается меня, – заявил МПЖС, – то я оборудован целой сетью взаимодействующих самовосстанавливающихся бесконечных систем. Если у меня происходит авария, я тотчас же ремонтирую себя, используя наиболее подходящую систему. Если же эта наиболее подходящая система повреждена сама, я автоматически переключаюсь на другую систему.
– И все же количество этих систем не безгранично? – спросил Мишкин.
– Разумеется. Но количество возможных комбинаций и рекомбинаций моих систем и подсистем настолько велико, что можно употреблять слово «бесконечно».
– Удивительно, – сказал Мишкин.
– Да, я довольно сложный механизм, именно то, что вам необходимо. Вам совершенно не нужно заботиться обо мне, я могу сам о себе позаботиться. Единственное мое желание – служить.
– А что конкретно ты можешь делать?
– Я могу поджарить яичницу, постирать одежду, сыграть на банджо – и это лишь небольшая толика моих талантов.
– Все это звучит здорово, – сказал Мишкин. – Я подумаю. Но сейчас я хотел бы заметить, что твоя правая передняя шина спущена.
– Черт побери, – воскликнул МПЖС, – какая неприятность!
– Но ведь ты легко справишься с этим, используя свои системы бесконечного самовосстановления?
– Боюсь, что нет, – ответил МПЖС. – Именно эту поломку упустили из виду мои конструкторы. Черт побери! Назад, к чертежной доске!
– Весьма сожалею, – сказал Мишкин.
– И я тоже, – ответил МПЖС. – Мы бы отлично поладили, если бы не ваша дурацкая привередливость.
МПЖС молча развернулся и захромал к лесной опушке, расстроенный, смешной и гордый. И в этот момент с дерева упало три листка.
Орхидий замечал буквально все. Мишкин спросил его, что он об этом думает.
– Есть кое-что, чего я недопонял, – признался Орхидий.
– А что именно?
– Да вот насчет трех упавших листьев, почему они упали именно в этот момент?
– Совпадение, – предложил Мишкин.
– Я слышал, как разговаривают машины и как отвечают животные, – сказал Орхидий. – Жизнь полна загадок, но все же в ней можно проследить определенную целенаправленность. Во всем есть какое-то скрытое значение. Но чтобы три листа упали именно там и именно в это время! Вы когда-нибудь слышали о чем-либо подобном?
– Лично меня больше интересуют чудеса, – сказал Мишкин.
– И меня тоже, – сказал Орхидий. – Просто наши мнения насчет чудес расходятся.
– И что же вы ищете? – спросил Мишкин.
– Честно говоря, я и сам не знаю, – сказал Орхидий. – Но я интуитивно чувствую, что как только найду, то сразу пойму, что это именно то, что мне надо. А что ищете вы?
– Я уже забыл, – ответил Мишкин. – Но мне кажется, что я тоже вспомню, как только увижу.
– По-моему, лучше всего не знать об этом, – сказал Орхидий. – Знание о том, что ты ищешь, мешает тебе искать то, что ты ищешь.
– Вряд ли это так, – сказал Мишкин.
– Значит, по-вашему я заблуждаюсь? – обрадованно спросил Орхидий. – Мне всегда хотелось впасть в настоящее заблуждение!
Робот уже не мог больше сдерживаться.
– Никогда в жизни не видел подобного легкомыслия! – воскликнул он.
– На мой взгляд, легкомыслие – это возможный путь к спасению, – задумчиво сказал Орхидий. – В любом случае, именно на этот путь я вступил. Ну, а сейчас мои поиски влекут меня в другие места. До свидания, джентльмены.
На опушке леса Мишкин и робот увидели хижину с вывеской: «Харчевня четырех ветров». На пороге их встретил никто иной, как сам Орхидий, одетый в домотканую рубаху и кожаные штаны.
Мишкин очень удивился, увидев своего друга в роли хозяина харчевни.
– Это вполне естественно, – ответил Орхидий и рассказал удивительную историю. Однажды он очутился на этой лесной опушке, усталый, страдающий от жажды и зверски голодный. Чтобы утолить голод, он сварил себе суп из трав и овощей, а потом поймал кролика и сделал из него жаркое.
Мимо проходили люди, усталые, страдающие от жажды и зверски голодные, и Орхидий поделился с ними своим кроликом, а они помогли ему построить хижину. Появились другие прохожие, и Орхидий кормил их, хотя они и не всегда могли заплатить за обед, но чаще всего все же платили. Им казалось вполне естественным, что здесь, на таком бойком месте, стоит харчевня, и что Орхидий – ее хозяин. Им и в голову не приходило, что Орхидий просто проходил мимо и остановился передохнуть, что у него есть совершенно другие дела и обязанности. Они считали, что харчевни должны стоять везде, где они необходимы людям, и, естественно, у каждой харчевни должен быть свой хозяин.
Прошло время, и Орхидий сам пришел к такому мнению. Он уже начал подыскивать себе работницу. Он сокрушался, что кроликов поубавилось. В каждом из посетителей он начал подозревать инспектора из «Ги де Мишелин». Он намеревался расширить помещение, приобрести установку для приготовления мороженого, получить льготы у компании «Ховард Джонсон», посадить у входа пальмы и украсить их скрытыми в ветвях фонарями. Он взвинчивал цены в сезон пик и предлагал льготные условия зимой.
– И как это вас угораздило влезть в это дело? – спросил Мишкин.
– В то время это казалось вероятным, – ответил Орхидий. – И сейчас ситуация отнюдь не кажется мне невероятной.
– Мне нужен одинарный номер с ванной, – сказал Мишкин, – И бак с горючим для моего робота.
– Обычного или специального? – спросил Орхидий, и внезапно он разразился рыданиями. Он написал объявление, в котором говорилось: «Харчевня закрывается на время продолжения ее хозяином своего путешествия». Он прикрепил объявление к двери и тут же исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой лишь переносной телевизор на батарейках и пару позолоченных бейсбольных бит.
Мишкин и робот тоже двинулись в путь. Они поравнялись с деревом, на котором было вырезано: «Орхидий был здесь лично, совершая свое путешествие».
На другом дереве было вырезано: «Путешествие – собственность Орхидия».
И еще на одном: «Все являются статистами в фильме о жизни Орхидия».
– Мне кажется, мы встречаемся слишком часто, – сказал Мишкин. – Вы не считаете, что мы – одно и то же лицо?
– Отнюдь нет, – ответил Орхидий. – Вы логичны, реалистичны, у вас есть цель, есть личность, история жизни и даже некоторые черты характера. А я – это абстракция, возникающая и исчезающая без всяких причин и целей.
– Мое путешествие слишком ограничено, – сказал Мишкин. – К тому же оно какое-то ненормальное. Слишком много событий на мою голову, а я терпеть не могу перемен.
– Я тоже терпеть их не могу. Может, мы не так, как нужно, относимся к происходящему?
– Вы оба правильно относитесь к происходящему, – заметил робот. – Вы одновременно являетесь и тем же самым лицом, и совершенно разными людьми, и вы оба совершаете то же самое путешествие, хотя путешествия ваши и отличаются.
– Можешь ты объяснить, что все это значит? – спросил Мишкин.
– Нет, не могу, – признался робот. – Роботам положено иметь лишь чуточку мудрости, а я уже использовал все, что мне дано, на прошлой неделе.
Всю эту неделю робот едва мог передвигать ногами. У него уже не было сил на то, чтобы смазывать себя, выполнять простейшие задачи, а его ответы на простейшие вопросы были странными до чрезвычайности.
К концу недели он пришел в себя и смог бы объяснить, что все это значило, но Мишкин его ни о чем не спрашивал, его беспокоило лишь то, чтобы была должным образом приготовлена пища или постирана одежда. Мишкин считал, что нет смысла обменивать хорошего слугу на мудреца с сомнительной квалификацией. Да и сам робот не протестовал против этого.
– Великий Скотт, Магрегор, мне кажется, что мы каким-то невероятным образом пересекли поле пространственно-временного континуума и вернулись действительно на Землю, и именно сейчас мы рассматриваем все под совершенно иным углом, что вызывает слабые изменения в нашем представлении о постигаемой реальности!
Проснитесь, новые методы!
Загипнотизируйте себя, чтобы стать самим собой. Включите свои рецепторы. Отключитесь от старого строгого цензора. Сделайте себе внушение. Сделайте себе автовнушение. Новый метод «расслабления» подсознания предоставит вам возможность сделать себе автоматическое подсознательное внушение, КОГДА ВЫ ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЕТЕ ОБ ЭТОМ!
Бросьте наркотики, постигайте без них состояние ума, которое симулирует наркотические симуляции состояния ума, что можно достигнуть лишь только посредством высшего сознания.
Проанализируйте в своем мозгу работу компьютера: вы рассчитываете его
– он рассчитывает вас.
Расчет – это интуиция Расчет – это интуиция Расчет – это интуиция
Маги на продажу или напрокат: тучный специалист по религии хинди, имеет тюрбан, говорит на непонятном, но все же понятном английском языке, сможет путешествовать. Китайский магистр с загадочной улыбкой и с набором для иглоукалывания, никогда не верил в коммунизм, должен путешествовать. Британский магистр, специалист в области «умственное ограничение как путь к свободе», не верит в социализм, любитель холодного рока. Американский магистр, специалист по всем эпохам, ни во что долго не верит – научит общим методам достижения грубого индивидуализма – имеет большой выбор мандал, мантр и янрт – использует рациональный мистицизм для достижения потрясающих прагматических эффектов – разоружающая детская улыбка – носит кожаные штаны с бахромой – не верит в закон случайности и его последствия, но тем не менее платит налоги – показатель 35, 2 на машине определения степени шизофрении – сексуально свободный, за исключением тех случаев, когда возбуждается…
Орхидий тоже посетил фестиваль ума. Он был одет в балахон, на ногах у него были сандалии, на голове повязка, его священные жесты выражали большую власть и сдержанность. У него была своя будка, и он в течение двух дней довольно успешно предсказывал будущее, но на третий день вернулся к старому занятию и превратил свою будку в киоск по продаже сосисок.
Мишкин гулял по территории фестиваля, жевал сахарную вату и с щемящей сердце грустью размышлял о своей юности, как, впрочем, и все остальные. Он вежливо и пренебрежительно улыбался, как, впрочем, и все остальные. Но за этой маской не было видно того, что на самом деле творилось у него внутри. Мишкин был тайным пилигримом. Ему хотелось выбраться из своего мешка, убежать от повторяющихся необходимостей, от неопределенностей, от утомительной новизны. Как, впрочем, и всем остальным.