Вариант «Синий»

Фрагмент 12

23

Возможно, кто-то другой и не заметил бы, что «товарищ Иван», один из немногих «слушателей специальной школы в Посьете» с европейской внешностью, который и жил изолированно от других, и занятия с ним проводились индивидуально, давно не был в Советском Союзе. Кто-то другой, но не Андрей Кижеватов-«Кожевников»: служба в пограничных войсках научила как прислушиваться к речи людей, так и к мелочам в их поведении. Судя по тому, что он понимает китайский язык и немного японский, последние годы он жил на оккупированной японцами территории Китая. Однако любые расспросы курсантов были категорически запрещены, и старший лейтенант не собирался их нарушать.

Особо странного в этом ничего нет. Китайско-Восточная железная дорога строилась российскими специалистами, ими и обслуживалась вплоть до захвата её японцами. Да, в общем-то, и сейчас многие «бывшие русские» продолжают трудиться на железной дороге. А Харбин после Гражданской войны и вовсе стал «столицей» русской эмиграции на Дальнем Востоке. Вплоть до того, что именно в Харбине была создана и действовала Российская фашистская партия, одна из немногих политических сил, не запрещённых оккупантами.

Среди того, что не положено знать Кижеватову, было и то, что именно Харбин стал одним из «центров приложения сил» советской разведки. Да что там говорить, если небезызвестный в позднесоветские времена Рихард Зорге до того, как перебрался в Японию, «шпионствовал» именно в этом городе. А писатель Юлиан Семёнов, создавая биографию «суперагента» Макса Отто фон Штирлица, отвёл харбинскому этапу жизни Всеволода Владимирова особое внимание.

Другой разговор, будет использоваться «товарищ Иван» в Китае, Японии, Корее или где-то ещё, старшего лейтенанта «Кожевникова» не касалось. Его задача — обучить курсанта минно-взрывному делу, а также обращаться с приборами из будущего. Часть из которых тоже будет использована при организации диверсий, часть необходима для организации связи, а часть… Собственно, для чего нужен этот прибор, испускающий очень узкий зелёный луч, который при тренировочном использовании категорически запрещалось направлять в лицо людей, не знал и сам Кижеватов.

Почему нельзя направлять в лицо людям? На этот вопрос наставник Андрея, «Петров», ответил резко:

— Ослепнешь, если себе в глаз светанёшь.

Но самое удивительное, что все надписи на этой небольшой чёрной трубке с линзочкой на одном из торцов сделаны иероглифами. Похоже, китайскими.

А луч она испускает действительно очень яркий и узкий. Настолько яркий, что его легко увидеть, даже если направить на какой-нибудь камень на другом берегу бухты Экспедиции, ширина которой рядом с лагерем достигает четырёх километров. Ночью, конечно. Да, в общем-то, ночью они с «товарищем Иваном» и отрабатывали пользование «трубочкой», упрятанной в щёгольскую тросточку. Ничего сложного: открутить по латунному колечку нижнюю часть трости, щёлкнуть микропереключателем на корпусе трубки и направить луч в нужное место. Самая большая трудность — удерживать этот луч на протяжении пяти-десяти минут в нужном месте.

Но окончание работы с «товарищем Иваном» вовсе не обозначало окончание эпопеи с «зелёным лучом». Поступил приказ ехать в командировку в район озера Ханко, где в полях выстроили какие-то фанерные коробки, слегка напоминавшие дома. Один из них и требовалось подсветить этим лучом Андрею Митрофановичу, когда в воздухе послышится гул авиационных моторов.

Страшновато стало, когда он понял, что произойдёт дальше: всё-таки старший лейтенант и его сопровождающие находятся в чистом поле, и если бомбардировщик промахнётся… К счастью, не промахнулся. Да и взрывов не последовало. Звено бомбардировщиков сбросило по бомбе, которые были начинены не взрывчаткой, а сажей, разлетевшейся на довольно большое расстояние, когда бомбы разрушились от удара об землю.

Как сказали наутро подъехавшие лётчики, в общем-то, неплохо отбомбились, положив «подарки» в круг, радиусом около двухсот метров. Если учитывать, что самолёты летели на высоте около трёх километров. Одна из них даже в десятке шагов от фанерного «дома», на который Андрей наводил луч, упала. И на следующую ночь было то же самое, и через ночь. После чего пришла пора возвращаться в Посьет, к семье и дальнейшей службе. После того, как сотрудник госбезопасности взял с Кижеватова подписку о том, что об этих учениях он до самой смерти никому ни слова не скажет.

Что ж, бывшему пограничнику, а ныне преподавателю школы диверсантов к тому не привыкать. С той самой ночи на 22 июня 1941 года его жизнь связана с секретами, о которых требуется молчать многие-многие годы. Начиная с того, чем занимались загадочные осназовцы на крыше Холмских ворот Брестской крепости, и заканчивая тем, какими устройствами и как они это делали.

Кижеватову, конечно, потом кое-что рассказали эти самые «Петров» и «Боширов». Подняли они в воздух миниатюрный летательный аппарат с иностранным названием квадрокоптер, при помощи которого выследили позиции германских сверхмощных самоходных мортир типа «Карл». Которыми фашисты должны были обстреливать Брестскую крепость. И передали по радио координаты этих орудий калибром 600 миллиметров батарее реактивных установок «Смерч», давших залп по их позиции. По их же наводке тяжёлая огнемётная система «Буратино» сожгла пару батальонов изготовившихся к атаке на Тереспольское укрепление гитлеровцев.

И вся эта техника, и сами «Петров» и «Боширов» прибыли из далёкого будущего. Как и вертолёт, на котором раненого Кижеватова вместе с пограничниками из его группы везли в окрестности Минска. Да и вообще огромное количество оборудования, впоследствии применявшегося им самим при минировании зданий в сданных врагу столицах Белорусской и Украинской ССР, было «родом» их будущего. Все эти радиовзрыватели и подрывные машинки, передающие сигнал на взрыв при помощи радиосигнала. Да даже тот же самый порошок из жестяной банки с нарисованным на ней мужчиной с гипертрофированными мускулами, позволивший Кижеватову очень быстро увеличить мышечную массу. Не до такой степени как у того мужика с картинки, но он действительно стал значительно сильнее.

Разве само существование школы для азиатов, которых готовят к партизанской войне, не секрет? Тем более, как понял Андрей Митрофанович, все они будут не простыми партизанами, а командирами целых партизанских отрядов, которые им ещё придётся создать. И воевать им придётся не только с японцами, с которыми, к слову, у СССР договор о нейтралитете.

Одним словом, старший лейтенант Кижеватов, носящий теперь фамилию Кожевников, по уши в важнейших государственных секретах. Настолько важных, что ему больше фронта никогда не видать.

Но и для него было секретом многое из того, чем он сейчас занимается. Например, то, что учились бомбометанию по наведённому на цель лазерному лучу не какие-то простые «линейные» пилоты бомбардировочной авиации, а звено самолётов Ер-2ТВ с турбовинтовыми двигателями из состава 748-го авиаполка авиации дальнего действия, переброшенного из-под Москвы на Дальний Восток для выполнения особого задания. Звеном командует Герой Советского Союза капитан Молодчий, неоднократно бомбивший Берлин ещё в августе 1941 года.

Не знал старший лейтенант Кижеватов и того, что через несколько дней после тех сбросов бомб, начинённых сажей, звено Молодчего с наступлением ночи, ориентируясь по компасу и радиополукомпасу, на большой высоте проследовало на юг в Японское море. Там оно развернулось на запад и на той же высоте долетело до бывшего русского города Дальний на Ляодунском полуострове. Там, опустившись до пяти километров, снова развернулось, на этот раз на северо-северо-восток. Через два с небольшим часа полёта бомбардировщики, звук моторов которых хорошо слышали в ночном небе жители Шеньяна и Чанчуня, снизились до трёх километров. И примерно в двадцати километрах от Харбина штурман флагманской машины увидел на земле яркую зелёную точку мощной лазерной указки, включённой агентом, известным Кижеватову под псевдонимом «товарищ Иван».

Объёмно-детонирующая авиабомба калибром 1500 килограммов, сброшенная с головной машины, легла точно в цель, а штурманы остальных самолётов ориентировались уже по её взрыву.

Кто разбомбил базу «отряда 731», занимавшегося разработкой биологического оружия и производившего опыты над людьми, так и осталось неизвестно. Японцы винили американцев, которым правительство Чан Кайши предоставило аэродромы для операции, но все отмалчивались по поводу случившегося. Первые — из-за того, что не хотели, чтобы достоянием гласности стало само существование сверхсекретного подразделения. Вторые и третьи — потому что ничего не знали ни об «отряде 731», ни об уничтожении его базы вместе с лабораториями, персоналом и результатами «исследований». Молчало и советское правительство, делая вид, что спецоперации держав, воюющих друг с другом на Дальнем Востоке, его не очень-то и касаются.

24

То, что правительство решило объединить конструкторские бюро Андрея Николаевича Туполева и Владимира Михайловича Петлякова под разработку дальнего тяжёлого бомбардировщика, с одной стороны, было необычно. Хотя бы потому, что, в основном, привычной практикой являлась конкуренция между КБ при выполнении проектно-конструкторских работ. Побеждал тот коллектив, который лучше справился с исполнением технического задания, и ему доставались все «пряники» в виде премий, наград и авторских отчислений за каждую выпущенную машину.

С другой — и у одного главного конструктора, и у другого имелся серьёзный опыт в проектировании тяжёлых машин. Об Андрее Николаевиче рассказывать излишне, поскольку его уже в это время некоторые очень нескромно называют «королём тяжёлой авиации» по аналогии с «королём истребителей» Николаем Николаевичем Поликарповым. Правда, тот в последнее время, а именно — после того, как его КБ разодрали на части более молодые Микоян с Гуревичем и Лавочкин с Гудковым, скорее, «царствует», чем «правит». Даже для великолепного по техническим характеристикам И-185 нашлись производственные мощности лишь для мелкосерийного выпуска в Новосибирске.

Петляков тоже далеко не профан в данном вопросе. Чего стоит только четырёхмоторная машина ТБ-7, бомбившая Берлин и летавшая в начале 1942 года в Америку. К этому следует добавить и то, что Владимир Михайлович участвовал в проектировании ТБ-1, ТБ-3, ТБ-4, носивших на этапе разработки инициалы «АНТ», «Андрей Николаевич Туполев». То есть, оба конструктора были прекрасно знакомы и умели находить общий язык. Значит, в правительстве посчитали, что, объединив усилия двух коллективов, удастся гарантированно получить требуемые параметры машины.

А вот тут началось очень уж необычное. Конструировать «с нуля», по большому счёту, вообще не пришлось. Некий очень высокий чин (цельный старший майор госбезопасности) из Наркомата внутренних дел привёз первичный комплект документации, на которой уже была вычерчена будущая машина. Судя по приложенным техническим данным, строго соответствующая требованиям правительства. Честно говоря, изначально обоим главным конструкторам показавшимся недостижимыми.

Да посудите сами: дальность восемь тысяч километров при бомбовой нагрузке в десять тонн. При этом максимальная скорость 685 километров в час, а крейсерская — 625. Практический потолок — десять километров. Машина должна быть четырёхмоторной.

— Да какие же для этого потребуются двигатели? — невольно вырвалось у Андрея Николаевича. — Как мне кажется, не меньше трёх тысяч лошадиных сил каждый. У нас же не выпускаются таких моторов.

— Будут двигатели. И не в три тысячи сил каждый, а в четыре тысячи, — заверил чекист. — Массогабаритные характеристики двигателей прилагаются.

И после этого у Петлякова не осталось ни малейшего сомнения в том, что это будут за моторы. Примерно того же типа, что теперь устанавливаются на его Пе-2 и Пе-8.

Это всё было в конце 1940 года. С тех пор немало туши утекло с кончиков рейсфедеров. Впрочем, куда меньше, чем могло быть, поскольку значительную часть чертежей выполняли машины, установленные в помещении, возле которого круглосуточно находился пост сотрудников НКВД. Многие расчёты производились там же. Причём, молниеносно, если судить по привычным для обоих Главных темпам. Тоже на машинах, которые им удалось увидеть исключительно в силу своего статуса. И обслуживали эту технику преимущественно молодые (в сравнении с Туполевым и Петляковым, конечно) люди, с которыми не имели права общаться на какие-либо посторонние темы прочие сотрудники Временного Объединённого конструкторского бюро.

Перепроектировать часть конструкции и оборудования всё-таки пришлось. Как проговорился руководитель «особой конструкторской группы», машина изначально создавалась как пассажирская для дальних рейсов, и требовалось «превратить» её именно в бомбардировщик.

Самым простым в этом деле было — избавиться от иллюминаторов и бортовых дверей. Впрочем, далеко не на всех вариантах, поскольку предполагалось использование части будущих машин в качестве и транспортника, и правительственного «борта». Несколько более сложной стала задача оборудования её раскрывающимися створками бомболюка и подвеской для авиабомб. Причём, рассчитанной на массу бомб до пяти тонн. Самой же большой трудностью стала адаптация шасси для посадки на грунтовую взлётно-посадочную полосу. Что для машины с максимальной взлётной массой 64 тонны (почти вдвое выше, чем у ТБ-7!) потребовало увеличения не только прочности шасси, количества колёс в стойке, но и их диаметра в сравнении с оригинальным проектом.

Но справились! А потом началась эпопея с воплощением «в металле» заложенных в самолёт технических решений. Проблем возникло «вагон и маленькая тележка», как выразился один из членов «особой конструкторской группы». От изготовления и обработки новых сплавов (магниевых, титановых, хромо-марганцево-алюминиево-никелевых) до изготовления высокоточных гидравлических механизмов и электроприводов.

С двигателями, как и обещал старший майор госбезопасности, проблем не было. К тому моменту, когда потребовалась их установка в мотогондолы, агрегаты, «чистым» весом чуть более тонны, и четырёхлопастные винты к ним, диаметром четыре с половиной метра, привезли на Государственный авиазавод № 1 в упаковочных ящиках. Тоже не новые, как в случае с моторами для Пе-2, но с остаточным ресурсом в несколько тысяч часов, чему поразился теперь уже и Александр Николаевич Туполев.

И вот 1 августа 1942 года четырёхмоторный дальний бомбардировщик ТиП-2 (Туполев и Петляков, модель вторая) впервые под мощный рёв моторов оторвался от взлётной полосы Центрального аэродрома. Почему модель № 2, а не № 1? Просто в силу недавно введённого советского правила обозначать боевые машины: нечётные номера присваиваются истребителям, а чётные — всем остальным.

Испытательные полёты, длившиеся до конца октября, проводил «сторонний» экипаж. Главные конструкторы даже пытались возражать, что никогда не видели этих людей даже в сборочном цеху.

— Они же не знают машины!

— У этих людей такой опыт, связанный с ней, что вам, товарищи Туполев и Петляков, даже не снилось, — отрезал куратор работ из госбезопасности.

После завершения испытаний и подписания документов о передаче машины «на баланс» Авиации дальнего действия на Ходынку приехал сам товарищ Сталин, оценивший не только экстерьер самолёта, но и осмотревший его изнутри. Включая «рабочие места» стрелков оборонительного вооружения.

Следует сказать, что это вооружение производило впечатление на любого, увидевшего самолёт вблизи. По две спаренных 20-мм установки спереди и сзади фюзеляжа сверху, по одной такой же снизу фюзеляжа спереди и сзади, и кормовая сдвоенная 23-мм установка по типу бомбардировщика Ил-28. Итого четырнадцать пушечных стволов!

— Мне кажется, товарищи Туполев и Петляков, создавшие этот очень нужный нам самолёт, достойны Сталинской премии за 1942 год! — объявил на прощание Председатель ГКО. — Но ещё больше он будет нам необходим спустя три-четыре года.

Какой вывод из этого можно сделать? Да такой, что ТиП-2 будет выпускаться серийно. И вовсе не малой серией в десяток машин. Неясно только: для чего потребуется такая дальность через три-четыре года?

Но долго задумываться над этим не пришлось. Буквально в первых числах ноября самолёт начали готовить к вылету, и генерал-лейтенант авиации Александр Евгеньевич Голованов принялся обзванивать обоих главных конструкторов на предмет того, уверены ли они в своей машине.

Что ему ответить? Её надёжность показали лётные испытания. Да и таинственные испытатели, кстати, занявшие в этом полёте часть мест экипажа, были уверен в том, что машина не подведёт. Тем не менее, генерал-лейтенант, а следом за ним и Андрей Николаевич с Владимиром Михайловичем, с облегчением выдохнули, когда дальний бомбардировщик приземлился на Центральном аэродроме спустя восемь часов после вылета. Куда именно летал самолёт, который в другом, «сопредельном» мире назвали бы всего лишь одной из военных модификаций гражданского дальнемагистрального лайнера Ил-18 (Сергея Владимировича Илюшина не привлекли к его «перепроектированию» исключительно из-за того, что ему хватало забот с аналогичной работой и запуском в производство Ил-28), оставалось тайной очень недолго.