Глава вторая

ПЯТЬЮ МЕСЯЦАМИ РАНЕЕ…

Из журнала Бенедикта Коула.

30 января 1850 года.


На горизонте — Мексика!

После четырех недель в пространстве, ограниченном двумястами метрами длины и пятьюдесятью метрами ширины, я жажду новых событий. Эмили! За это время я изучил наш достопочтенный корабль от бушприта до кормы и от киля до верхушек мачт (раскачивающихся из стороны в сторону в двухстах футах над головой!). И могу уверенно сказать: ничего нового для меня он уже не таит.

Но Мексика…

Мы переплыли Атлантику, миновали цепь Багамских островов и флоридские проливы, прошли Юкатанский пролив между Кубой и Мексикой. И теперь на горизонте виден берег полуострова Юкатан. Он как большой палец отходит от южной части Мексики и вдается в Карибское море. Согласно описаниям, весь полуостров — 200 миль в ширину и 300 миль в длину — представляет собой один сплошной плоский известняковый шельф, всего на несколько десятков футов поднятый над уровнем моря. На нем практически нет возвышенностей, не говоря уже о горах и холмах. Восточное побережье, на котором находится порт, куда мы войдем, ограничено невысокими обрывами из белого камня и изрезано бухтами. Здесь более густая растительность, чем на северном и западном побережьях. Сухой сезон тянется с октября по май, так что дожди нам не грозят.

Сейчас мы держим курс на Пуэрто-Морелос, и капитан говорит…

Резкий порыв ветра перевернул несколько страниц дневника. Бен поднял взгляд. Он сидел, прислонившись спиной к грот-мачте. Ветер дул ему в лицо, неся с собой вкус соли и запах земли. Мимо пробежали матросы, ловко взобрались по снастям. Те, что на палубе, тянули тросы, а наверху тем временем скатывали и привязывали к реям паруса.

Бен закрыл блокнот и встал. Потянувшись, он подошел к группе людей, собравшихся возле перил.

— Что происходит? — спросил он.

Отец — высокий худой человек с темными редеющими волосами — повернулся и одарил сына теплой улыбкой.

— К нам плывет лоцман, — объяснил он. — Чтобы провести в порт.

— Вон он, — добавил Шервуд, показывая на быстро приближающуюся шлюпку.

Эдвин Шервуд был пониже своего друга, но улыбка у него была такой же теплой. Бен знал его всю сознательную жизнь и называл дядей Эдвином. А дружба его отца с Эдвином, однокашников по Оксфорду и партнеров по множеству экспедиций, зародилась еще до рождения Бена.

Бен наблюдал за приближавшейся лоцманской шлюпкой. Узкая и длинная, под треугольным парусом, она неслась вперед, весело скользя по волнам.

С берега дул ровный бриз, и Бен был рад ему. От яркого солнца было нестерпимо жарко, и только этот ветерок позволял вынести норфолкский пиджак с галстуком, который Бен был вынужден носить на людях.

— Отдать якорь! — скомандовал кто-то.

Якорь бухнулся в воду, и канат с шумом устремился за ним. Бен стоял возле рундука — сырой и темной ниши, — в котором хранилось несколько сот футов якорного каната.

Почувствовав, как кто-то треплет ему волосы, Бен поднял глаза. Это был сэр Дональд, грубоватый на вид, но добродушный человек с обвислыми усами, широкими плечами и светлыми волосами.

— Как поживает наш экспедиционный летописец? — спросил он.

Бен улыбнулся, но тактично увернулся. Ему не нравилось, когда его треплют по голове, хотя это и было выражением добрых чувств.

— Наверное, не терпится сойти на берег, а?

— О да, сэр, — ответил Бен. — Очень.

Наконец шлюпка причалила к кораблю. Лоцман с привычной ловкостью взобрался по веревочной лестнице на борт. Несколько минут спустя подняли якорь и вновь развернули паруса. Корабль двинулся вперед, преодолевая последнюю милю долгого пути, оставшуюся до гавани Пуэрто-Морелос.

Бен Коул смотрел на приближавшийся берег Мексики. Никогда в жизни он не чувствовал себя более счастливым и беззаботным.

Из журнала Бенедикта Коула.

30 января 1850 года (продолжение).


Несмотря на свое громкое имя, Пуэрто-Морелос больше похож на сонную рыбацкую деревушку, нежели на оживленный порт. Зато отсюда есть удобный путь в глубь полуострова, по причине чего сэр Дональд выбрал его местом нашего назначения. Наш корабль — самый большой из всех, стоящих у длинного, выдающегося в море причала; все остальные — это скромные рыбачьи суда.

Как странно и непривычно после постоянной качки снова оказаться на твердой земле… Солнце печет нещадно. Все дома покрыты белой штукатуркой, чтобы отражать его лучи. Довольно быстро привыкаешь носить шляпу с большими полями, затеняющими лицо.

Солнце здесь управляет всей жизнью. Докеры одеты в мешковатые штаны и широкополые шляпы. Никто никуда не спешит. И солнце высушивает все до корки.

Первую ночь на берегу мы провели в кишащей тараканами гостинице, выходящей окнами на зоколо — городскую площадь; гостиница стоит в конце рыбачьего причала. Я сижу на балконе и пишу эти строки. Зоколо представляет собой тенистый парк, место собраний в конце дня. В вечернем воздухе стоит аромат леса и пряные запахи готовящейся на улице еды. Где-то за стеной кто-то играет на гитаре и напевает песенку об утраченной любви.

Все наши ящики выгружены с корабля, и завтра сэр Дональд займется наймом носильщиков из числа местных жителей. Потом мы двинемся в глубь полуострова. Приключения начинаются, Эмили! Как жаль, что ты этого не видишь!..

Земля за Пуэрто-Морелосом — сухая и равнинная. На Юкатане не увидишь бегущей воды шире ручейка: рек без питающих их гор не существует. Пресную воду добывают из сенотов — щелей в известковом слое полуострова. Они соединены с обширными подземными резервуарами естественного происхождения, в сезон дождей заполняющимися пресной водой.

Экспедиция двигалась в юго-западном направлении. Телеги и фургоны, запряженные волами, двигались по изрезанной колеями дороге. Бен, его отец, Эдвин Шервуд и сэр Дональд ехали в головном фургоне. За ними следовала пара телег, груженных пустыми клетками. Свободные места на них занимала часть носильщиков, а другие шли рядом. В основном это были испанские колонисты, но были и несколько чистокровных индейцев-майя, потомков народа, чья великая империя когда-то владела Юкатаном. Это были низкорослые и крепкие мужчины, с прямыми черными волосами и плоскими лицами. Их предводителем был метис Мигель, сын испанского колониста и женщины-майя.

— О цивилизации майя известно очень мало, — рассказывал Гаррисон Коул. — Очевидно, их предки жили здесь еще до христианской эры. Насколько известно, империя пала около тысячи лет назад, после чего на эту землю пришел другой народ… э…

— Толтеки, — подсказал дядя Эдвин, который сидел по другую сторону от Бена. — Мы считаем, что они прибыли с другого берега Мексиканского залива. Их вождя звали Кетцалькоатль. Согласно легенде, он должен когда-нибудь вернуться с той стороны, откуда восходит солнце. Эта легенда здорово облегчила испанцам завоевание, потому что в шестнадцатом веке они прибыли именно с востока. Но тем не менее майя и толтеки объединились. Их сообщество не было таким могущественным, как классическая империя майя, но было достаточно сильным, чтобы доставить испанцам ощутимые неприятности. И эти мужчины, — дядя Эдвин махнул рукой в сторону носильщиков, — их потомки. Они могут гордиться деяниями своих предков.

— …И человеческими жертвоприношениями, которые они делали, в том числе, — мрачно улыбнувшись, добавил отец Бена.

Дядя Эдвин пожал плечами:

— Верно, Гарри. Но это земля негостеприимная, и люди, сумевшие не только выжить, но и создать на ней могущественную империю, заслуживают уважения.

Бен молчал, старался вообразить себе цивилизацию древних майя. Он пытался разобраться, чем эта древняя культура отличается от его собственной. По меньшей мере, решил он, тем, что майя не носили пиджаков и галстуков!

Дорога стала поворачивать к северу, и сэр Дональд решил, что самое время сойти с нее и продолжить путь пешком. Носильщики взвалили на себя клетки и другое экспедиционное снаряжение, и отряд двинулся по ломкой траве, доходящей до колен. Вскорости экспедиция вступила в густой неприветливый лес; воздух сделался теплее и влажнее, а за ветками на высоких деревьях уже почти не было видно неба. Бен с ликованием в душе понял, что отряд вступил в джунгли.

Из журнала Бенедикта Коула.

14 февраля 1850 года.


Уже две недели мы в джунглях! А кажется, что гораздо больше. Как их тебе описать, Эмили? С чего начать?

Вообрази себе огромный зал. И представь, что воздух в нем очень жаркий и влажный. Пол устлан гниющими листьями, окна засыпаны ими же; везде стоит запах гниющей растительности, а света почти нет (иногда даже днем приходится зажигать лампу). Представь себе деревья вместо колонн, но не в ряд, а где попало. И что все они густо оплетены лианами, плющом и всевозможными вьющимися растениями, потому что здесь все рвется кверху, к вершинам крон, к солнцу. Вот когда начинаешь понимать, что такое джунгли Юкатана!..

Отец, дядя Эдвин и сэр Дональд пребывают в превосходном настроении. Во время привалов отец и дядя Эдвин взбираются на разрушенные храмы и залезают в подземные ходы. Все ликуют, когда сэру Дональду удается обнаружить новый вид птицы или зверя.

Фауна здесь яркая. Я видел паука — наверняка очень ядовитого — с желтыми лапками и желтым же телом, но с черными суставами. Видел бабочек, хвост которых напоминает хвост ласточки. Крылья у них не особенно яркие, черные с желтым, но зато их кончики сверкают фантастической игрой цвета. А видела бы ты птиц! Туканы с блестящими красными клювами. И колибри — мельчайшие ярко-синие клубочки.

Несколько часов назад мы встали лагерем.

Палатки разбили по периметру небольшой поляны. Бен с отцом поселились в одной, дядя Эдвин и сэр Дональд — в другой. Носильщики предпочли улечься под открытым небом и уже подготовили себе ложа вдоль края поляны.

— А почему здесь? — поинтересовался Бен, оглядываясь по сторонам.

Эдвин Шервуд оторвал взгляд от карты и усмехнулся:

— Ты спрашиваешь, Бен, почему здесь? — переспросил он. — Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Дядя Эдвин положил руку ему на плечи и медленно развернул в сторону джунглей.

— Что ты видишь, кроме палаток и носильщиков? — спросил он.

Бен пожал плечами.

— Деревья. Попугая на ветке. А в том стволе поваленного дерева может прятаться змея. Перед тем, как сесть, надо постучать по нему.

Он был доволен, что помнит это правило джунглей.

— А еще? Кроме флоры и фауны? — спросил дядя Эдвин.

Бен напряженно всматривался в лес, но безрезультатно.

— Ничего, — разочарованно ответил он. — А что видите вы?

Дядя Эдвин присел рядом с Беном и показал рукой:

— А я вижу вон то.

Бен посмотрел в ту сторону, в которую указывал крестный. Там сквозь подлесок виднелась какая-то темная масса, возвышавшаяся над землей.

— Похоже, какой-то холм…

— Холм? Это на равнинном-то Юкатане? А ну-ка пошли.

Продравшись сквозь подлесок, они приблизились к подножию «холма», густо заросшего растительностью и высившегося громадной черной массой. Бен все еще считал, что видит перед собой холм.

Дядя Эдвин достал из-за пояса мачете и несколькими мощными ударами очистил поверхность «холма» от поросли. Последние удары мачете пришлись по камню. Дядя Эдвин соскреб мох и обнажил камень. Бен ахнул — с поверхности каменной кладки на него взирало уродливое квадратное лицо.

— Поможешь мне расчистить? — спросил дядя Эдвин, орудуя мачете.

Бен его не слышал: он уже несся во весь опор в лагерь за своим мачете.

…Они трудились почти час и за это время очистили тридцать-сорок квадратных футов каменной поверхности. Очищенное место напоминало нижнюю ступеньку широкой лестницы, которая уходила круто вверх. Каменная кладка была украшена орнаментом из раковин.

В лагерь они вернулись усталыми и возбужденными.

— Что это такое? — спросил Бен.

— Если это возведено обычным способом, то — пирамида, — ответил дядя Эдвин. — Очень большая пирамида и, возможно, на ее вершине — храм.

— Тот, который вы ищете?

— Подозреваю, что да. Пять лет назад, во время моего пребывания в Мексике, в пятидесяти милях к западу отсюда я нашел большой город и в нем — свою летучую мышь.

Бен понимающе кивнул. Хотя пять лет назад он был еще совсем ребенком, он помнил всеобщий восторг, когда дядя Эдвин привез из экспедиции свое сокровище: золотую статуэтку летучей мыши. Она прославила его как археолога и сейчас находилась в экспозиции Британского музея.

— Известно, что в джунглях была проложена сеть сакбеоб, — продолжал Эдвин, — то есть дорог, отмеченных по обочинам массивными валунами высотой шесть футов. Мы находили там и сям их сохранившиеся участки, и похоже, что они сходятся где-то здесь. Думаю, что местом их слияния может оказаться этот город.

— Но это значит, что, кроме этой пирамиды, здесь должно быть еще что-то!.. — восхищенно воскликнул Бен.

— Конечно, — согласился дядя Эдвин. — Храмы. Дома. Залы. А это, если я не ошибаюсь, поле для игры в мяч.

Говоря «это», он обвел рукой поляну, на которой стоял лагерь. Теперь глаза Бена научились видеть скрытое. Он внимательно рассмотрел поляну и окружающий ее подлесок. Поляна была прямоугольной формы, а ее поверхность с хорошо утоптанной землей — ровной. Теперь Бен заметил, что по ее краям находятся невысокие трибуны со ступенями.

— Для игры в мяч? — удивленно переспросил он.

— О да, мой мальчик, подобные поля имели свое значение, — ответил дядя Эдвин, и в глазах его вспыхнула искра. — Но подробнее об этом тебе расскажет Гарри. Это по его части.

Гаррисона Коула открытие привело в неописуемый восторг. В то время как Эдвин занимался исследованием пирамиды, Бен со своим отцом взялись за отработку одной из трибун. Она поднималась от земли до уровня плеча взрослого человека. Когда-то поверхность трибуны была гладкой, но теперь ее поглотили джунгли. На ее вершине, под срубленным кустом, обнаружился вделанный в стену каменный обруч.

— Игры с мячом имели у майя ритуальное значение, — объяснял он, работая мачете. — Состязание команд символизировало борьбу жизни и смерти. Под полем подразумевалась земля, и мяч не должен был касаться ее. Его, скорее всего, изготавливали из резины, и потому он отскакивал от стен и от игроков. Капитана проигравшей команды приносили в жертву — скорее всего, ему отрубали голову.

— Как? — воскликнул пораженный Бен.

Отец улыбнулся.

— Судьба, Бен. Они считали, что боги уготавливали проигравшему смерть. Не приходится сомневаться, что это здорово подстегивало игроков.

— Отрубали голову… — с ужасом повторил Бен.

Отец продолжал улыбаться, но взгляд его был серьезен.

— Не забывай, Бен, что это был не очень-то милый народ. В лучшем случае от каждого его представителя требовалось жертвовать богам свою кровь. Люди протыкали себе языки и губы и ходили так, с колючками в ранах, чтобы они не заживали и постоянно кровоточили. В худшем случае людей приносили в жертву. И поверишь ли, что это считалось привилегией? Поначалу на роль жертвы годились только цари и люди царской крови. Потом стало позволительно покупать сирот для того, чтобы жрец возложил их на алтарь и вырезал бьющееся сердце. — Гаррисон Коул вздохнул. — Мы многое потеряли, не увидев империю майя в ее расцвете, но и оплакивать ее гибель тоже не стоит.

Журнал Бенедикта Коула.

16 февраля 1850 года.


Отец, конечно же, прав, Эмили. Странное испытываешь чувство, стоя посреди храма и зная, что здесь приносили в жертву человеческие жизни. Можно только благодарить судьбу, что боги древних майя давно умерли и покинули этот мир.

Мы продолжаем исследовать город, хотя наша маленькая экспедиция вряд ли откроет больше небольшой его части. Дядя Эдвин считает, что город раскинулся на несколько квадратных миль; как и тот, в котором он нашел золотую летучую мышь.

В здешних зданиях нет арок, нет ничего округлого. К примеру, для того, чтобы сделать в стене дверной проем, здешние строители прост клали каменную балку на две опоры. По этой причине здесь нет дверей и окон шире нескольких футов. Все виденные нами постройки (не считая пирамид, представляющих собой всего лишь груду камней) — низкие. У древних строителей не было кирпичей, одни лишь камни, поэтому здания они строили невысокие, так, чтобы те не рухнули под собственным весом.

Это было серьезным препятствием, но, тем не менее, майя построили в этой негостеприимной стране великие города, такие, которые в своем величии могли поспорить с древним Римом. Как и дядя Эдвин, я, несмотря на методы майя, восхищен их достижениями.

Город хорошо сохранился, если не считать того, что он зарос джунглями. Нет никаких признаков того, что он пал жертвой войны. Но куда в таком случае исчезли все его жители? Чума? Возможно. Но где тогда их останки, скелеты?

Дядя Эдвин говорит, что эта загадка всех городов майя. Первая их великая цивилизация рухнула в девятом или десятом веке, еще до прихода толтеков. Практически в один день опустели все города. Почему — этого нам, быть может, никогда не узнать.

Но дядя Эдвин твердо намерен разгадать эту загадку. Он говорит, что этот город прославит его раз и навсегда. Он рассчитывает вернуться сюда в следующем году с экспедицией, впятеро больше нынешней, и обещает взять нас с тобой (если позволит отец)! Я знаю, что ты будешь в восторге, Эмили. Это место тебя зачарует.

Сегодня мы здесь последнюю ночь. Сэр Дональд тоже сильно заражен энтузиазмом нашего отца и дяди Эдвина, но сам он, как ты знаешь, биолог и жаждет пробраться подальше в глубь полуострова в поисках новых видов. Поэтому завтра мы снимаемся с места.

Загрузка...