Я скользила по улицам знакомого города, словно тень. Хотя, может, это город был химерой, навеянной воспоминаниями о жизни, которая теперь казалась не более чем игрой воображения. "Бодрствуя, мы идём сквозь сон, сами — лишь призраки ушедших времён".[1] Нет, я не была призраком, и то, что со мной произошло, не было сном. Ночь в ночь ровно год назад я перестала быть человеком. В одной из неосвещённых витрин отразилось моё мраморно-бледное лицо и мерцающие потусторонним блеском глаза. Порыв ветра подхватил волну тёмных волос, разметав их по обнажённым плечам. Пожалуй, мой наряд был слишком откровенным, и ещё каких-то пару месяцев назад я бы поостереглась одеваться подобным образом. Но сейчас это уже не имело значения. Нет, опасность не миновала, наоборот, миновать её стало невозможно, неважно, во что я была одета. Весь прошедший год я неукоснительно следовала одной мудрости: не приглашай дьявола на танец, не зная, как долго будет играть музыка. Но это не помогло. Дьяволу надоело ждать моего приглашения, и он взял инициативу на себя. И то, что в моём случае музыка должна была играть вечно, усугубляло всё ещё больше…
Небо было безлунным, но удивительно ясным, усыпавшие его звёзды искрились серебристым светом. Когда-то я жалела, что больше не увижу солнца, сейчас мне было трудно представить, что по нему можно скучать. Ночь завораживала меня. Густой мрак, окутывавший подобно бархату, нескончаемое богатство оттенков ночного неба, для обозначения которых не хватило бы слов ни в одном языке, гипнотическая игра света луны и звёзд… Я — существо другого мира, мира призрачной красоты и нереального совершенства, но именно моему нечеловечекому взгляду по-настоящему открывалась ни с чем не сравнимая красота ночи в мире людей.
Бегло оглядевшись и не обнаружив никого поблизости, я перенеслась к станции метро. Способность перемещаться в пространстве быстрее и легче ветра восхищала меня до сих пор. Стоит только пожелать, одно движение — и я могу оказаться в любой точке человеческого мира, где царила ночь. Я улыбнулась, представив, насколько бы подобное умение облегчило жизнь, когда я была человеком. Но улыбка тут же погасла. Теперь мне, казалось, принадлежал весь мир и всё в нём — всё, кроме меня самой…
Ждать поезда пришлось недолго. Испытывая почти детскую радость от предстоящей поездки, я прошла в дальний конец вагона, не обращая внимания на восхищённый взгляд стоявшего возле двери парня. Моя потенциальная жертва — если бы я только захотела. Двадцать минут пролетели незаметно. Выскользнув из поезда, я направилась в парк. Вроде бы совсем недавно я ходила через него минимум дважды в день. Но с стех пор так много всего изменилось… Вокруг царило спокойствие, сквозь листву пробивался желтоватый свет фонарей. Но в принципе он был ненужен — я прекрасно вижу даже в кромешной тьме. А вот и так хорошо знакомый дом… и подъезд. В окнах квартиры, которую я когда-то делила с Дженни, горит свет. Вспомнилось улыбающееся лицо Дженни, ямочки на щеках… Я простила её смерть и себе и тому, кто её убил, но временами мне не хватало её общества, наших разговоров и шуток. Хотя, может, это тоска по времени, когда я принадлежала себе? Я огляделась. Наверное, именно отсюда Арент когда-то следил за мной. Год назад перед тем, как сдать ключи, я позаботилась о том, чтобы вещи Дженни попали к её родителям. Мои вещи перекочевали в дом Арента, так и не ставший моим… К подъезду подошли какие-то люди, и я скрылась за стволом дерева. Если бы спрятаться от Арента было так же просто… Сегодня он отпустил меня в честь моего "дня рождения", но, скоро эта ночь подойдёт к концу и тогда… Об этом не хотелось даже думать.
После обращения Арент поселил меня в роскошном особняке, показавшемся мне мрачнее Алькатраса. Любое желание исполнялось прежде, чем я успевала договорить его до конца, я не знала, куда деваться от подарков, сыпавшихся, как из рога изобилия. Мы переносились в удивительно красивые места мира людей, бродили по бескрайним просторам другого, ещё неведомого мне мира. Арент рассказывал о его тайнах, в то же время не навязывая своего общества чрезмерно и оставляя меня в одиночестве, когда бы я ни пожелала. При этом его сдержанность и неизменная мягкость в какой-то мере вызывали у меня восхищение — я могла только догадываться, с каким трудом они ему давались. Его взгляд выдавал всё, что не находило выражения в словах, и, возможно, при других обстоятельствах в другой реальности меня бы это тронуло. Но в этой реальности существовал Доминик и стремление любой ценой избавиться от того, кто меня с ним разлучал. И в этом была трагедия и Арента и моя…
Возле подъезда снова послышались голоса, на улицу высыпала группа молодых людей. Раньше мы с Дженни были чуть ли не единственными молодыми жильцами в доме. Нашими соседками были кудахтавшие, словно наседки, старушки, которых нужно было предупреждать о планируемых нами вечеринках. И самое забавное — предупреждённые, они никогда не жаловались на шум, каким бы громким он ни был и как бы долго ни продолжался… Когда весёлые голоса смолкли в отдалении, я вышла из-за дерева. Было ещё одно место, где непременно хотелось побывать этой ночью.
Ухоженный сад, табличка "Сдаётся" перед входом, тёмные окна… Я не стала задерживаться снаружи, а едва оказалась внутри, почувствовала, как по телу расходится дрожь. Будто сердце вдруг ожило и снова начало биться, заставляя кровь бежать по венам. Это была гостиная с белым диваном в доме, который я некогда делила с Домиником… Какую ненависть это место вызывало у меня поначалу, с каким отвращением я ждала здесь наступления ночи… и на что бы только ни пошла теперь ради того, чтобы Доминик оказался рядом! Тоска по нему буквально сводила с ума… Но Доминик здесь больше не жил. Дом напоминал музей с покрытой белыми чехлами мебелью и дымкой воспоминаний, витавшей в опустевших комнатах. Я спустилась в подвал, вернулась в гостиную. Доминик был далеко. В его венах текла моя кровь, я всегда чувствовала его, где бы он ни находился. Пожалуй, только это и поддерживало меня весь ужасный год… Поговорить с Домиником мне удалось лишь однажды — сразу после моего обращения, потом я видела его несколько раз, успевала заметить полный тоски и нежности взгляд желтоватых глаз… но он не пытался приблизиться и исчезал прежде, чем могла приблизиться к нему я. Причина была наверняка в какой-то угрозе Арента. Я попыталась завести, об этом разговор, но, хотя начала очень издалека, Арент тотчас понял, к чему я клоню, и впервые со времени моего обращения в его голосе зазвучали жёсткие нотки:
— Этот разговор не имеет смысла. Ты принадлежишь мне, и Доминик это знает. Рано или поздно и тебе придётся это принять.
Казалось, с тех пор, как я была человеком, не изменилось ничего. Моё сердце не билось, я не дышала, не менялась физически и не могла умереть, но почему тогда меня никак не оставляло чувство человеческой уязвимости? Почему я по-прежнему испытывала боль и отчаяние, и смутный страх перед неизвестностью?..
Вынужденная постоянно находиться рядом с Арентом, я старалась его не провоцировать и вела себя с ним довольно дружелюбно. Предпочитая одиночество, всё же явно не избегала его общества, которое временами даже приносило плоды. С помощью Арента я выучила французский — Арент был наполовину нормандцем, и французский был ему родным — а также испанский, латынь и древнегреческий. Арент, вероятно, не догадывался о причине подобного усердия. На самом деле всё это служило одной цели: найти способ от него освободиться. Я не решалась открыто посвятить себя поиску информации о том, как бессмертный может избавиться от того, кто его обратил. Но когда-нибудь в мои руки ведь могли попасть древние рукописи с нужными мне знаниями, и тогда я, по крайней мере, смогла бы их прочитать.
Теперь не нужно было работать, ходить на лекции, улаживать бытовые проблемы, и я занялась тем, на что в человеческой жизни никогда не хватало времени: книги. Я читала, как одержимая — классику, литературу по истории, культуре, искусству… И, конечно, всевозможные мифы и легенды в робкой надежде наткнуться на информацию, которая могла пригодиться. При этом я не уставала восхищаться своей памятью и удивительной скоростью восприятия — способностям, вполне привычным для бессмертных, хотя, по словам Арента, совсем немногие бессмертные использовали их для самообразования с увлечённостью, подобной моей. Сам Арент не только не препятствовал моим занятиям, но и, взяв на себя роль наставника, поначалу почти не выходил за её рамки. Но вечно так продолжаться не могло, и он всё чаще давал это понять.
Впервые, как нельзя более отчётливо, Арент заявил о своих желаниях в ночь, которую мы провели в его домике в Камбрии, на северо-западе Англии. Это было тихое уединённое место с пейзажами потрясающей красоты. Арент оставил меня в одиночестве — тогда он делал это довольно часто. Я бродила по окрестностям, пока не началась гроза, и меня насквозь промочил проливной дождь. Вернувшись в дом, я разожгла в камине огонь и, наблюдая как разгорается пламя, вяло подумывала о том, чтобы сменить промокшее платье, облепившее тело, словно вторая кожа. На улице разыгралась буря, гремел гром, сверкали молнии, и ветер выл, словно стая демонов. Демоны… Извивавшиеся языки огня походили на глаза некоторых из них — "самых древних и могущественных", как объяснил Арент. Я вспомнила ночь в Провансе, когда существо с огненными глазами следило за Домиником и мной… Мысли о Доминике, как всегда, навеяли тоску, я печально уставилась на узор каминной решётки… Однако рассматривать бесконечные петли и изгибы мне вскоре наскучило. Откинув со лба влажные завившиеся кольцами волосы, я отвернулась от камина и вздрогнула, только тогда заметив Арента. Прислонившись к косяку двери, он смотрел на меня с чуть заметной улыбкой и, поймав мой взгляд, тихо проговорил:
— Ты не представляешь, насколько прекрасна. Иногда ты кажешься мне почти нереальной…
Он медленно приблизился, обычно холодные глаза горели страстью и мольбой.
— Желание прикоснуться к тебе сводит меня с ума… Как иначе я могу убедиться, что ты не мираж, порождённый моим воображением?..
Тонкие пальцы заскользили по моему лицу, исследуя каждый изгиб, словно Арент в самом деле хотел убедиться в моей реальности, потом, пробежав по шее, переместились под мокрую ткань платья. Я почувствовала его поцелуй на своём обнажённом плече, ладони Арента, лаская, двигались по моему телу.
— Словно драгоценная статуэтка из слоновой кости… Моя избранница…
Поцелуи, всё более настойчивые, покрыли мои плечи и грудь, но, едва его губы коснулись моих, я отдёрнула голову.
— Я не хочу этого, Арент.
Глаза Арента вспыхнули, но он быстро опустил веки. Прошло несколько мгновений, прежде чем он снова посмотрел на меня. Лицо уже было спокойно, по губам даже пробежало подобие улыбки.
— Прости, не хотел тебя напугать. Мне очень нелегко сдерживаться, когда ты находишься так близко и выглядишь так соблазнительно.
— Тогда это я должна просить прощения, — в голосе почти не слышалось ехидства. — И я уже собиралась переодеться.
Арент проводил меня тоскующим взглядом, но когда я, переодевшись в лёгкий свитер и джинсы, вернулась в зал, он уже был сама невозмутимость. За окнами продолжала бушевать буря, в камине потрескивал огонь. Арент, о чём-то задумавшись, рассеянно шевелил поленья причудливо изогнутой кочергой. Я села в кресло.
— Тебе здесь нравится? — не оборачиваясь, спросил Арент тоном, каким ведут светскую беседу.
— Я не прихотлива. У этого места есть своя история? Или ты выбрал его из-за удалёности от людских поселений?
— И да и нет. Когда-то это были мои владения.
— Правда? И как далеко они простирались?
— Довольно далеко. Мне принадлежала почти половина Англии.
— Впечатляюще. И что от этого наследия осталось теперь?
Арент пожал плечами.
— Каждая эпоха диктует свои условности. В моё время обширные владения были символом власти и могущества, теперь это — лишь пережиток, бессмысленный и совершенно ненужный.
Я обвела взглядом убранство зала. Обстановка здесь всё же казалась скромной по сравнению с элегантной роскошью особняка, который считался основной резиденцией Арента, а теперь и моей.
— А как же твой замок?
— Замки, — поправил меня Арент. — Теперь они — достояние земель, на которых были построены.
Оперевшись о подлокотник, я рассматривала его из-под полуопущенных ресниц. Трепещущие отблески огня падали на тонкое аристократическое лицо, обрамлённое тёмными вьющимися волосами. Кажется, ни разу до сих пор я не замечала, насколько глубоко запечатлелись на нём следы безграничной власти. Безжалостный взгляд холодных серых глаз, в своё время поразивший Толлака, встретился с моим, и надменное лицо приняло более мягкое выражение.
— Я вдруг подумала — я ничего о тебе не знаю.
— Так уж и ничего.
— Доминик упоминал, что ты перебил своё семейство, чтобы завладетъ герцогским титулом. И я была в Эксе, который ты утопил в крови, прежде чем объявить его своим. Но там мы говорили о Доминике, а не о тебе.
— Не сомневаюсь. И что же ты хочешь знать?
— Что-нибудь из твоей смертной жизни. Например… был ли ты женат?
— Дважды, — без заминки ответил Арент.
Я удивлённо подняла брови.
— И… у тебя были дети?
— Единственный родился мертвым.
— А твои жёны? Они…
— Умерли, — закончил мысль Арент.
— Надо думать. Но — до того, как ты стал бессмертным?
В уголках губ Арента угадывалась улыбка, но он продолжал терпеливо отвечать на мои вопросы.
— Первая — да, другая уже после.
— И кто её убил? — наугад спросила я. — Тот, кто тебя обратил?
Улыбка Арента стала отчётливее.
— Её убил я.
— А твоя первая жена?
— Думаю, ты сама знаешь ответ.
— И её тоже, — заключила я. — И почему? Она была дурна собой и плохо готовила?
— Она была красавицей. И кроткой, как голубка. Приготовлением пищи занимались слуги. Но брак с другой был более многообещающим.
— Как легко ты забываешь о своих привязанностях.
— Разве я говорил, что был к ней привязан?
— Понимаю, брак по расчёту. Но если она была так красива, а ты так восприимчив к женской красоте, странно, что её красота тебя не тронула.
Арент уже отставил кочергу и облокотился о край камина. Разговор его, по всей видимости, забавлял.
— Меня трогала её красота. Но, как видишь, недостаточно.
— А та, ради которой ты её убил?
— Она также была привлекательна.
— Но, очевидно, тоже недостаточно.
Арент только слегка склонил голову.
— И зачем понадобилось убивать её?
— Она выполнила своё назначение и стала более не нужна.
Усмехнувшись, я поднялась с кресла и неторопливо направилась к нему.
— По-моему, здесь наблюдается определённая закономерность. И сам собой напрашивается вопрос: что будет со мной, когда своё назначение выполню я?
Арент не сводил с меня насмешливо-испытующего взгляда.
— И какое же назначение ты должна, по-твоему, выполнить?
— Скажи ты мне.
Почти с садистким удовольствием я наблюдала, как в его глазах снова загорается только что с таким трудом подавленная страсть, как преображается его невозмутимое лицо, и выражение высокомерия сменяется нежностью. Прежде чем он успел меня поцеловать, я приложила кончики пальцев к его губам, и Арент, легко сжав мою руку, мягко поцеловал ладонь. Меня это тронуло, и я уже без издёвки спросила:
— Почему ты всё-таки выбрал меня?
Арент снова приник губами к моей ладони.
— Разве это можно объяснить? Я могу перечислить критерии, по которым выбрал себе первую жену. Могу назвать причину, побудившую жениться во второй раз. Могу сказать, что привлекало и что отталкивало меня в других женщинах, которых встречал… Но то, что со мной происходит, когда я смотрю на тебя, не поддаётся ни описанию, ни объяснению. Я видел тебя в своих снах, когда ещё был человеком, и ждал твоего появления, даже не отдавая себе отчёта, что именно ищу…
Я отстранилась, едва он попытался меня обнять, и, сознавая, как жестоко прозвучат мои слова после подобного признания, проговорила:
— Тогда ты понимаешь, что чувствую я, когда смотрю на Доминика.
Выражение, исказившее лицо Арента, меня испугало, но он на удивление быстро вернул самообладание. Брошенный на меня взгляд обжёг могильным холодом, и в голосе впервые отчётливо прозвучала угроза:
— Ты играешь с огнём.
Я только грустно улыбнулась. Лицо Арента неожиданно смягчилось.
— Ты ещё ребёнок, хотя и жестокий, — он погладил меня по щеке. — Не заставляй меня причинять тебе боль. Видят небеса, я этого не хочу…
…Я открыла глаза, очнувшись от воспоминаний. Вокруг по-прежнему возвышались пыльные белые чехлы… Проскользнув в свою бывшую спальню, я остановилась возле окна. До рассвета оставалось совсем немного. Скоро эта ночь, "подаренная" мне Арентом, подойдёт к концу, и я снова вернусь под его деспотичный контроль. В последнее время он почти не оставлял меня одну, куда бы я ни направлялась, в каком бы мире ни находилась. По телу вдруг пробежала судорога, взгляд затуманился. Кровь… Я слишком торопилась поскорее убраться от Арента и не утолила жажду перед уходом. Обхватив себя руками, я поборола приступ. Вообще-то кровь я получала даже проще, чем другие мне подобные. Смертные отдавали её сами, совершенно добровольно — в обмен на небольшое денежное вознаграждение. До сих пор на моём счету не было ни одной жизни — к немалому недоумению Арента. И, каким бы странным это ни казалось, причина была именно в Аренте, а не в жалости к смертным, которой я не испытывала, даже когда была одной из них.
Я помнила ночь своей первой охоты, переполненный ночной клуб, тихий шёпот Арента "Они все твои — выбирай!"… Помнила, как смерила его насмешливым взглядом и заявила, что не собираюсь пачкать лицо и руки, разрывая горло жертвы зубами, как средневековый варвар. В ответ Арент в том же тоне пообещал, что научит меня "разрывать горло жертвы", не пачкая ни рук ни лица. Но я была непреклонна. Чтобы настоять на своём, я наотрез отказалась с ним охотиться и вместо этого начала совершать набеги на банки крови. То, что там хранилось, было отвратительным на вкус. Это была даже не кровь, а её составные части, размещённые по пластиковым пакетикам, заглушавшие жажду, но не доставлявшие никакого удовольствия. Арент удивлялся, что я могу поддерживать бессмертное существование за счёт этой "консервированной" крови, я же с усмешкой отвечала, что, как истинное дитя этого века, выросла на полуфабрикатах, поэтому и консервированная кровь подходит мне как нельзя лучше. Однако, явно стремясь мне угодить, Арент очень скоро создал донорские центры в Чикаго и Сиднее. Излишки крови поставлялись в местные больницы, но истинным "клиентом" центров была я. Имея таким образом доступ к свежей или слегка охлаждённой крови, когда бы ни пожелала, я нарочито пила её из хрустальных бокалов. Арент, наблюдая за этим, лишь терпеливо улыбался. Той же улыбкой он отвечал и на прочие мои выходки и капризы. При этом было очевидно: он готов мне подыгрывать, но — до определённого момента. И в последнее время такие моменты наступали всё чаще.
Постепенно взгляд Арента становился всё мрачнее. Даже когда он не пытался ко мне притронуться, я всем телом чувствовала его желание это сделать. И всё усугублялось тем, что он практически не оставлял меня одну. Даже мои занятия превратились в пытку — для Арента, казалось, не было большего удовольствия, чем наблюдать, как я читаю. Я же, чувствуя на себе его взгляд, не могла сосредоточиться, прочитывая одно предложение по нескольку раз и не понимая, на каком оно языке. Однажды, не выдержав, я со злостью захлопнула книгу.
— Тебе это не надоело? Неужели не можешь заняться ничем другим?
— Разумеется, могу. Как насчёт тебя?
Я резко поднялась с кресла, книга с колен полетела на пол, но я на неё даже не глянула и, подойдя к камину, яростно поворошила кочергой горящие поленья. Это была одна из тех длинных зимних ночей с приветливо потрескивающим огнём в камине и неповторимым ощущением тепла и уюта, ещё более приятными по сравнению с холодом снежной пустоты снаружи. Ночь, полная неизъяснимого очарования — рядом с тем, с кем хочешь её провести. Я с тоской посмотрела на перстень Доминика, красовавшийся на безымянном пальце. В отблесках пламени изумруд переливался тёмно-зелёным огнём. К моему удивлению, Арент ни разу не заговорил о том, чтобы я избавилась от этого украшения, словно его совсем не волновало, кому оно принадлежало раньше. От Арента я тоже получила в подарок немало колец, одно изящнее другого, и, чтобы не провоцировать его без особой необходимости, довольно часто надевала их. С перстня Доминика я скользнула глазами по широкому золотому кольцу со сложным узором, закрывавшему почти всю нижнюю фалангу пальца на другой руке. Потом обвела тоскливым взглядом множество свечей, горевших на полу и подоконниках. Я любила свечи и старательно расставила их, где только можно, в надежде, что тёплый мерцающий свет сделает пребывание в этом доме наедине с Арентом хотя бы сколько-нибудь выносимым… Арент продолжал наблюдать за мной. Сунув кочергу на место, я повернулась к нему.
— Честное слово, Арент… Это доводит меня до безумия.
— В самом деле? А что, по-твоему, делаешь со мной ты?
— Хочешь сказать, это твоя месть?
— Ты действительно считаешь, я думаю о мести, когда смотрю на тебя?
Мгновенно оказавшись рядом, Арент наклонился ко мне так, что его губы почти касались моих. Я с трудом поборола импульс тут же отодвинуться. Арент едва заметно улыбнулся.
— Пока я ещё могу это сделать.
— Что именно?
— Остановиться. Но моя сдержанность не безгранична, и её предела я почти достиг.
— И что будет, когда ты достигнешь его совсем?
— Тебе решать.
Как бы мне хотелось сослаться сейчас на усталость, необходимость отдохнуть, головную боль, на что угодно! Но, перестав быть человеком, я перестала испытывать потребность в отдыхе, а физическое недомогание стало просто обозначением состояния, которое я уже не помнила. Тенью мелькнув мимо Арента, я подхватила с пола книгу.
— Если не возражаешь, я оставлю тебя. Мне нужно дочитать главу.
— Возражаю, — ядовито усмехнулся он. — Но разве тебя это интересует?
— Не больше и не меньше, чем тебя интересуют мои желания.
Глаза Арента пронзали словно иглы, в улыбке сквозила снисходительность.
— Ты вызываешь меня на поединок, исход которого предрешён. И ты знаешь, в чью пользу.
— Один из нас себя явно переоценивает. И, не обладая способностью заглядывать в будущее, я бы не стала заблаговременно делать ставки.
Несколько мгновений Арент смотрел на меня взглядом, под которым я начала чувствовать себя обнажённой, потом хрипло проговорил:
— Тебе в самом деле лучше оставить меня. Ад и небеса свидетели, я не хочу того, что готов сейчас сделать, чтобы ты стала моей. Так с собой бороться мне ещё не приходилось.
Но куда мне было бежать?.. Как бы я хотела затеряться среди туманных холмов потустороннего мира, раствориться в его призрачном полумраке… Доминик ошибался, говоря, что этот мир мне понравится — на самом деле он меня завораживал. Горы, с вершин которых можно наблюдать за перемещением комет, озёра, гладкие как стекло, бескрайние поля, усыпанные цветами фантастичеких оттенков, окутанные туманом леса, и небо, вобравшее в себя краски заката и рассвета, дня и ночи одновременно. Всё это изменялось на глазах и оставалось неизменным, волшебная иллюзия с единственным изъяном — несмотря на всю свою многоликость, этот мир не мог скрыть меня от Арента…
[1] Франц Кафка.
Было и ещё кое-что, не дававшее мне покоя: сколько бы я ни бродила по призрачным долинам, в какие бы отдалённые уголки не переносилась, я ни разу не встретила ни одного обитателя этого мира. Мир мёртвых казался миром вымершим. Однажды я спросила об этом Арента, но он был немногословен:
— Здесь не бывает случайностей. Ты не встретишь других существ, если не знаешь, где их искать.
— И где их искать? Ты знаешь?
— Этот мир устроен сложнее, чем может показаться на первый взгляд, — уклончиво ответил Арент. — Он состоит из бесконечного множества реальностей. Некоторые из них, например та, где мы находимся сейчас, — своего рода преддверия. Они не принадлежат никому и открыты для всех, кто может преступить границу миров…
— Ты имеешь в виду бессмертных? Почему тогда я ни разу не видела ни одного?
— Разве я не говорил, что случайности в нашем мире невозможны? Он настолько необозрим, что только связанные кровью могут найти здесь друг друга.
— А призраки, духи, демоны?
— Существование каждого обитателя этого мира подчинено оределённой реальности. Она — его царство и склеп одновременно. Мало кому дано покидать своё измерение, переноситься в другие или тем более в мир людей. Мы — одно из этих исключений.
Я ловила каждое слово, не замечая, что лицо Арента всё ближе склоняется к моему.
— Для нас ограничений почти не существует, — прошептал он. — Мы принадлежим обоим мирам, и оба мира принадлежат нам…
Спохватившись, я отстранилась в последний момент — губы Арента только чуть тронули мои — и, опустив глаза, пробормотала:
— И как тогда мы можем попасть в другие измерения?
Голос Арента прозвучал отчуждённо:
— По пути, который никак не обозначен.
Нетрудно догадаться, что после этого разговора я не раз пыталась найти упомянутый Арентом путь или хотя бы его описание в книгах, но всё было тщетно. Вплоть до одной ночи на острове Хонсю. Землю покрывал недавно выпавший снег, по морю стелился туман, настолько густой, что воды не было видно. И, словно волшебное видение, из тумана выступали тории — ритуальные ворота, которые в Японии обычно устанавливаются вблизи святилищ. Два высоких столба, сверху соединённые двумя поперечными перекладинами. Простая изящная конструкция, возведённая на выступающей в море каменной глыбе. В какой-то момент что-то показалось мне странным, и только тогда я обратила внимание на царившую вокруг тишину. Она была неестественной. Ни шума ветра, ни шёпота волн — ни звука. Туман, застывший над неподвижной водой, снег, тёмно-синее небо — всё замерло, словно на картине…
Вдруг мимо пронеслась тень, а за ней ещё одна и ещё. В считанные секунды тени заполнили пространство — белоснежные птицы с полупрозрачными хвостами. За каждой тянулся длинный след, похожий на туманное облако, и, присмотревшись, я различила в этих облаках очертания человеческих фигур. Едва оказавшись между столбами, птицы исчезали. Японцы верят, что тории символизируют границу между миром людей и потусторонним. Именно через них уходят души умерших — в другой мир их уносят птицы… Путь, который никак не обозначен! Не заметив, как очутилась перед столбами, я высоко подпрыгнула и погрузила ладони в бесплотный хвост одной из птиц. И в то же мгновение ледяной туман окутал меня с головы до ног, подхватил, как пушинку, и опустил в густой синий полумрак, в котором сверкали серебром мириады пылинок. Я сделала несколько шагов в никуда… Вокруг словно вырос призрачный лес, и слышался шёпот множества голосов. Постепенно шёпот становился громче, от стволов деревьев начали отделяться тени. Я была в их "царстве", но никакой враждебности от них не исходило. Перешёптываясь, тени следовали за мной, и я остановилась, пытаясь разобрать слова… Но мне это не удалось. Железные пальцы стиснули плечи, призраки, стеная, разлетелись во всех направлениях, а меня закружило в бешеном вихре. Я с возмущением вырвалась, но уже в мире людей. Рядом стоял Арент, светлые глаза горели яростью.
— Зачем?
— Зачем что? — с вызовом переспросила я.
— Почему, думаешь, я не показал тебе другие измерения? Наш мир таит немало опасностей даже для нас. Так зачем ты бросаешься им навстречу?
— Может, потому, что ничего о них не знаю! Лучший способ предостеречь от опасности — рассказать о ней, ты так не считаешь?
— Я бы считал так, если бы речь шла о ком-то другом. Ты слишком беспечна по отношению к себе и слишком дорога мне, чтобы я мог рисковать.
— Ты не можешь держать меня в неведении всю вечность! Теперь я — часть этого мира, и должна знать о нём хотя бы что-то!
Арент погладил меня по лицу.
— Конечно. Но всему своё время.
Разумеется, упомянутое Арентом время наступать не спешило, и с этим я не могла ничего поделать. Но теперь я по крайней мере поняла, почему другие измерения были для меня закрыты. Бессмертные могут перемещаться в места, которые когда-либо видели или которые хотя бы могут представить. К примеру, мне бы не составило труда перенестись в какой-нибудь город, даже если я в нём никогда не была, или в тропический лес, потому что эти образы мне так или иначе знакомы. Но как оказаться в месте, которое не можешь представить даже приблизительно? Только по пути, который никак не обозначен — вслед за птицами-призраками или за тем, кто там уже побывал. Но птицы могли привести лишь в измерение духов, которое я теперь уже знала. Что до остальных измерений — без Арента попасть в них было невозможно. А с Арентом тем более…
…Сильный спазм нарушил поток мыслей и воспоминаний. Жажда всё отчётливее давала о себе знать. Но вернуться в дом Арента, где оставался запас крови, я пока не могла. Арент бы наверняка решил, что я посетила, всё что собиралась, и отделаться от него уже бы не удалось. А мне хотелось побывать ещё в двух местах без его сопровождения, и я взяла себя в руки. Прощальный взгляд на белые чехлы — и я покинула бывший дом Доминика…
Ночной клуб "Ледяной дворец" вызвал настолько яркие воспоминания, что на мгновение мне показалось, будто я вижу Джека, Эмили, Лив и всю компанию за одним из столиков. Но это была иллюзия. Лив уже не было в живых, что до остальных — вряд ли этот клуб входил в число их фаворитов. Остановившись возле колонны-сосульки, я обвела взглядом переполненный зал, белые стены с бегающими по ним огоньками, зеркальную стойку, менявшую цвет вместе с колоннами и столиками… Здесь произошёл мой разрыв с Винсентом и, тогда ещё принудительное, единение с Домиником. Я вспомнила обжигающий взгляд Доминика и чувство смутного страха, не оставлявшее меня ни на минуту, и своё короткое золотистое платьице, в ту ночь превратившееся в валявшиеся вокруг кровати лоскутки, и полный боли взгляд Винсента, и собственное отчаяние… Но теперь все эти воспоминания меркли в сравнении с одним — поцелуем Доминика, взволновавшим меня сильнее, чем я могла тогда себе признаться…
— Привет, крошка. Хочешь чего-нибудь выпить?
Я с удивлением покосилась на парня, небрежно привалившегося к колонне рядом со мной. Он был не старше меня, смазливое лицо, взъерошенные тёмные волосы, чёрная рубашка, расстёгнутая, насколько позволяли приличия. Я невольно задержала взгляд на его шее, но тут же отвела глаза.
— Ну так что? — он придвинулся ближе. — Я угощаю.
— Спасибо, не стоит.
Я отвернулась, собираясь уйти, но он ловко подхватил меня за талию. Я оттолкнула его, немного не рассчитав силу. Он едва удержался на ногах и удивлённо хмыкнул:
— Ничего себе! А кажешься такой хрупкой.
— Приятного вечера, — безо всякого выражения пожелала я, но парень оказался назойливым.
— Может, оставишь номер телефона? Не всегда же у тебя настроение, как сегодня.
Окинув оценивающим вглядом мою фигуру, он прищурил глаза, нарочито всматриваясь в лицо.
— Ты какая-то бледная. Не то чтобы тебе это не шло… Хотя, наверное, всё дело в освещении. В любом случае что-нибудь выпить пойдёт тебе на пользу.
— Возможно, — жёлчно согласилась я. — Сомневаюсь только, что это пойдёт на пользу тебе.
— Если приглашаю, значит, могу себе это позволить, — многозначительно улыбнулся он. — Ну как, уговорил?
Мне очень захотелось нарушить своё воздержание: жажда усиливалась, а парень не на шутку меня раздражал. Я снова уставилась на его шею, и в этот раз отвести глаза оказалось гораздо труднее. Но я всё же овладела собой.
— Прости, но ты не в моём вкусе.
Парень подошёл совсем близко, в глазах появилось вызывающее выражение.
— Откуда ты знаешь, не попробовав?
У меня вдруг мелькнула совершенно безумная мысль, что он знает, кто я. Но это было возможно только в одном случае: если он — "стоящий меж двух миров", человек, чья кровь даёт бессмертным силу поднять руку на себе подобных. Сколько раз за этот год, мечтая избавиться от Арента, я вспоминала слова Толлака: "Кровь мертвеца, взятая у живого, убитого, но не обескровленного". Единственным "стоящим меж двух миров", которого я знала, был отец Энтони, а ему я никогда не причиню вреда. Но у этого парня я бы вырвала сердце, не моргнув глазом. Борясь с соблазном, я внимательно рассматривала его. Округлое лицо, над бровью едва заметный шрам, наглый взгляд — и только. Ни тени недоумения, вопроса или страха. Ничего, кроме самого обычного флирта. Я уже собиралась отодвинуть его и, наконец, исчезнуть, как вдруг руки парня уверенно легли на мои бёдра, и он стремительно наклонился с явным намерением меня поцеловать. Я хлопнула его по щеке. На коже отпечатался след ладони, парень поморщился, в глазах сверкнула злоба. И в то же мгновение рядом раздался звонкий голосок:
— Ну сколько тебя ждать, Чет!
В нескольких шагах, пересмеиваясь и обмениваясь лукавыми взглядами, стояла группка молодых людей. Пухленькая светловолосая девушка, немного от них отделившись, энергично махала рукой.
— Твоя подружка, Чет? — усмехнулась я.
Парень бросил на девушку раздражённый взгляд, та подошла ближе, подозрительно уставившись на меня.
— А это ещё кто?
Я рассмеялась.
— Чет — это Честер, или что-то вроде этого?
— Думаю, твоё имя спрашивать бесполезно, — процедил он. — Но не сомневайся, мы ещё встретимся.
Сама не зная почему, я напряглась. Чет уже отвернулся и, направляясь к стойке, небрежно приобнял девушку за плечи. Она его отпихнула и что-то возмущённо затараторила. Свет одного из прожекторов, постоянно менявших направление, ударил Чету в спину, и по стене мелькнула его тень… Ничего подобного мне видеть ещё не приходилось. Согнутая человеческая фигура с поднятыми над головой руками, стянутыми в локтях. Я невольно дёрнулась в его сторону и остановилась как вкопанная. Из прорезаемого разноцветными лучами полумрака на меня смотрели чьи-то глаза, и, когда наши взгляды встретились, из них вырвались яркие язычки пламени… Демон исчез прежде, чем я успела его рассмотреть, Чета тоже нигде не было видно. Найти его, наверное, не составило бы труда, но времени до рассвета оставалось всё меньше, и я вышла из клуба. Небо уже заметно посветлело, короткая летняя ночь подходила к концу. Я поёжилась, представив, как снова возвращаюсь в особняк Арента, где он уже будет меня ждать… и бессильно закрыла глаза, подумав о прошлой ночи. Она подвела последнюю черту.
…Мы бродили по Тиуанако, городу-призраку в джунглях Боливии, безмолвному памятнику когда-то великой цивилизации. Полуразрушенные стены, уродливые каменные истуканы, уходящая в никуда лестница гигантского зиккурата[1] и серебристый свет тропической луны, придававший этому месту ещё более призрачный вид. Остановившись перед грубой каменной аркой, я рассматривала угловатые изображения животных и птиц.
— Врата Солнца, — послышался рядом тихий голос Арента.
Я перевела взгляд на фигуру с выпученными глазами и подобием гривы вокруг головы. По всей видимости, она символизировала солнце.
— Всё-таки это печально — удел человека и всего, что им создано. Одно строение или целая цивилизация — рано или поздно всё обращается в прах.
— Это удел не только человека и того, что им создано, — возразил Арент. — Разрушению обречено всё. Но ничто и никто не заслуживает этого больше, чем человек.
— За что ты так ненавидишь людей?
— Это не ненависть. Скорее презрение, которое только усиливается с каждым проходящим столетием. Но не только это. Разве ты не видишь закономерности? Каждая из наиболее развитых культур, возникнув из ниоткуда, переживает небывалый подъём, прежде чем снова исчезнуть в никуда. И чем стремительнее взлёт, тем неизбежнее и сокрушительнее конец. За наградой следует расплата.
— Наградой? — недоумённо переспросила я.
— Ты ведь не думаешь, что величие человеческих цивилизаций было создано исключительно людьми. Поражающие воображение постройки, внушающее трепет могущество.
— Демоны… — догадалась я.
Арент кивнул.
— Почему иначе, перед тем, как исчезнуть, все великие народы так глубоко погрязали в пороках, которые клеймили в начале своего существования.
— А как же высшие силы… — я запнулась, — другие высшие силы? Разве они никогда не вмешиваются?
— Разумеется, вмешиваются. Но окончательный выбор остаётся за человеком, а искушение чаще всего оказывается слишком велико.
— Sed et illa propago contemptrix superum saevaeque avidissima caedis et violenta fuit[2],- вполголоса пробормотала я пришедшую на ум фразу.
Арент погладил меня по щеке.
— Ты делаешь успехи. О такой ученице можно только мечтать.
Я быстро отвернулась. Вдали виднелись тёмные очертания гор, покрытых густой тропической растительностью, и я шутливо бросила:
— Ты ведь не против прогулки по ночным джунглям?
Словно только и ждал приглашения, Арент тут же меня обнял.
— Хочу тебе кое-что показать.
Место, куда мы перенеслись, было в самом деле сказочным. У самых ног бурлила вода, вокруг шумели джунгли, а прямо перед нами полукругом возвышалась скала. По всему её склону струились водопады, отливавшие серебром в ярком лунном свете. Я стояла на выступавшем из пены валуне, Арент — рядом на другом.
— Мы ещё в Боливии? — я зачарованно огляделась.
— Да. Местные горы знамениты своими водопадами, этот — один из самых красивых. Тебе нравится?
Неизвестно откуда налетевший порыв ветра распылил водяные струи и обдал нас брызгами с головы до ног. Я вскрикнула, Арент рассмеялся и перепрыгнул на мой камень, явно намереваясь меня обнять. Но, не успели его руки сомкнуться вокруг моего тела, как я перескочила на соседний камень, потом на следующий, а с него на берег. Арент мгновенно оказался рядом. Новый порыв ветра зашумел в густой листве, растрепал мои волосы. Сквозь шум водопада донёсся пронзительный визг какого-то зверя… И меня вдруг охватило ощущение такой свободы, силы, неуязвимости!.. Подобного я не испытывала ни разу, даже став бессмертной. Засмеявшись ни с того ни с сего, я понеслась по покрытому деревьями склону горы, не разбирая дороги. Прыгая с выступа на выступ, добралась до вершины, перескочила на соседнюю гору и, очертя голову, устремилась вниз на самое дно ущелья, а оттуда снова взмыла ввысь к поросшей лесом вершине другой горы… Арент следовал за мной тенью. Я не видела его — просто чувствовала, что он рядом. Но в тот момент меня это даже не волновало… Взлетев на очередную горную вершину, я внезапно остановилась, сама не зная, почему. Впереди возвышался лесистый хребет, по нему тонкой лентой вилась дорога.
— El camino de la muerte[3],- прошептал Арент. — Дорога, потребовавшая себе в жертву чуть ли не больше жизней, чем местные божества.
Со дна ущелья поднимался туман. Он клубился вокруг деревьев, расслаиваясь и принимая причудливые формы, напоминавшие очертания человеческих фигур. И я поняла: это и были человеческие фигуры. Сотни и сотни призраков… Словно тихий шелест ветра, до меня донёсся шёпот множества голосов.
— Это… души погибших здесь людей, — полуутвердительно проговорила я. — Их останки до сих пор там, внизу…
Ничего не ответив, Арент протянул руку и притронулся кончиками пальцев к моему лбу. Почувствовав лёгкое жжение, я тоже провела по тому месту ладонью. Через весь лоб до самого виска вздулась ссадина — видимо, во время безумной пробежки по джунглям, я зацепилась за ветку. Стараясь не встречаться взглядом с Арентом, я дёрнула плечом.
— В следующий раз буду осторожнее.
Арент легко коснулся ссадины губами. Нервно улыбнувшись, я скользнула к самому краю обрыва:
— Как насчёт небольшого состязания? Кто быстрее окажется внизу, но не перемещением, а "пешком".
Предложение было нелепым, но под взглядом Арента я теряла самообладание. Мне просто хотелось отвлечь его чем угодно… Он уже стоял рядом.
— Хочешь спуститься к призракам?
— Почему бы и нет. Вреда ведь они не причинят.
— И каким будет приз?
Я представила, что Арент может потребовать в качестве приза, и идея соревнования показалась мне вдвойне безумной. Арент, очевидно, понял мои мысли. Лицо приняло высокомерное выражение, в голосе прозвучала холодность:
— Ты действительно думаешь, я могу до этого опуститься? Потребоватъ, чтобы ты принадлежала мне из-за проигрыша в ребяческом состязании?
Я отвела глаза.
— Прости, не хотела тебя обидеть… Наверное, лучше вообще оставить эту затею.
— Почему? Она довольно забавна, — голос Арента звучал уже гораздо мягче. — Что до приза, ты сама определишь его, независимо от того, кто выйдет победителем.
Мне затея уже совсем не казалась забавной, от присутствия Арента становилось всё больше не по себе, но я беспечно пожала плечами.
— Договорились. Но не жалуйся, если приз тебе не понравится.
— Обещаю, что не буду.
Арент посмотрел вниз. На самом дне ущелья поблёскивала узкая серебристая полоса.
— Видишь эту речку? Она и будет финишной линией.
"Забег" длился несколько секунд. Ветки вовсю хлестали по лицу и плечам, призраков становилось всё больше… Казалось, они слетаются со всех сторон, просачиваются сквозь густую листву и снова рассеиваются, словно дым. Тихие, полные тоски стенания сливались с шелестом ветра… Впереди уже сверкнула гладь реки, которую мы видели сверху, я оторвалась от земли, собираясь достичь её последним прыжком, и… врезалась в Арента. Возможно, мой толчок действительно был слишком сильным, но скорее всего Арент хотел, чтобы так получилось. Мы оба полетели в воду, всплеском разогнав носившихся вокруг призраков… Я выскочила из речки первой, мокрые волосы облепили плечи, словно водоросли. Арент не сводил с меня лихорадочно блестевших глаз. Его волосы тоже намокли, на шею и грудь, видневшуюся в расстёгнутый ворот рубашки, каплями стекала вода.
— Думаю, это ничья.
Его шёпот был едва различим, прозрачные глаза казались гипнотическими. Они светились ярче переливавшейся в лунном свете воды, ярче самих звёзд… И выражение их было повелительным и однозначным. Это был зов, противиться которому я не могла… Только подумав о том, чтобы приблизиться к Аренту, я уже стояла рядом, только протянув к нему руку, уже его обнимала. Руки Арента тоже мгновенно обвились вокруг меня, он наклонился к моему лицу… и, не вполне осознавая, что делаю, я мягко коснулась его губ. Арент ответил поцелуем, в котором я просто растворилась. И, кажется, только тогда, почувствовав жар этого поцелуя, я поняла, какой невероятной силы воли стоила Аренту его сдержанность всё это время… Закрыв глаза, я продолжала видеть его горящий взгляд, чувствовала, как его ладони скользнули под мою одежду, как они всё настойчивее исследуют моё тело… Губы Арента двигались по моей шее, груди, казалось, я падаю куда-то в темноту, прямо в густую, покрытую росой траву… Я вздрогнула, Арент сильнее прижал меня к себе, и, словно выпав из ковра джунглей, я опрокинулась на широкую кровать… Поцелуи Арента становились всё требовательнее, я вроде бы хотела отстраниться, но ладони, совершенно не повинуясь моей воле, гладили его спину. Пальцы Арента, всё безудержнее ласкавшие мою кожу, затрепетали, легко пробежав по талии, переместились к бёдрам… и я осознала, что одежды на мне уже почти не осталось. Это меня отрезвило, я распахнула глаза. Мы были в спальне роскошного особняка Арента, которой до сих пор я избегала, как чумы… С силой оттолкнув Арента, я вихрем слетела с кровати, но он тут же оказался передо мной и до боли вцепился в моё запястье. В серых глазах пылала страсть, настолько неистовая и безжалостная, что мне стало страшно. С трудом сохраняя самообладание, я попыталась высвободиться, но он лишь сильнее стиснул мою руку и хрипло произнёс одно единственное слово:
— Почему?
— Ты… ты использовал свою власть надо мной…
Арент был обнажён до пояса, остатки одежды на мне скорее подчёркивали наготу, чем скрывали её. Продолжая держать меня мёртвой хваткой, Арент наклонился к моему лицу.
— Как долго ещё ты собираешься мучить меня подобным образом? Что бы я ни причинил тебе в прошлом, поверь, ты уже наказала меня достаточно.
Я тряхнула головой.
— Ты ошибаешься, Арент, я не пытаюсь тебя наказать. И я предупреждала, что так будет…
Он перевёл взгляд на переливавшийся на моём пальце изумруд и яростно сжал ладонь. Ободок кольца больно врезался в кожу, я едва сдержала стон.
— Чтобы получить возможность хотя бы заговорить с тобой, ему придётся убить меня. И ты думаешь, ничтожный легкомысленный франт сможет это сделать?
За всё время Арент ни разу не заговорил о Доминике, словно того не существовало. Сейчас он впервые открыто касался темы, по-своему болезненной для нас обоих. Я с горечью смотрела на него.
— Что это на самом деле, Арент? Ты действительно так привязан ко мне или для тебя невыносима мысль, что я предпочла другого? И не кого-то, а Доминика, которого ты всегда считал ниже себя.
— И какого ответа ты ждёшь? Что меня совсем не задевает то, что единственное существо, которое я пожелал назвать своим, очаровано паяцем, жалким подобием бессмертного? Что меня не преследует та ночь в его доме, когда я увидел тебя полуобнажённой в его объятиях? Одна мысль, что он прикасается к тебе, разъедала меня словно яд. Я смог вынести её только потому, что был уверен — тем самым он усиливает твою ненависть!
— Поначалу так и было! И если всё это тебя настолько задевало, следовало вмешаться раньше!
— Не говори, что мне следовало делать и когда! Ты не знаешь, чего мне стоило отступить, чувствовать, как он пьёт твою кровь, сознавать, что ты в его власти! Но я не мог рисковать — он бы убил тебя, сделай я попытку приблизиться! Уже позже, увидев, каким взглядом он на тебя смотрит, я понял, что опасность миновала. Но, чтобы избавиться от него раз и навсегда, я вынужден был ждать подходящего часа и бездействовать, пока он продолжал над тобой измываться! Даже страсть, буквально сжигавшую его, он не смог принять и проявить достойно! И его ты называешь своим избранником!
Я молчала, Арент с силой стиснул мои плечи.
— Если бы не я, он никогда бы не узнал о твоём существовании! Он ведь даже не хотел тебя… Его единственным желанием была месть: сначала мне, потом тебе. Как ты можешь, после всего, что он с тобой делал, даже смотреть на него?..
Меня вдруг пронзила жалость — чувство, которого я не испытывала давно, и которое, думала, уже не могу испытывать вовсе.
— Разве ты смог дать ответ на вопрос, почему выбрал меня? Так же и я не могу объяснить, почему выбрала Доминика…
В глазах Арента загоралась злость, взгляд становился всё более жестоким, от него пробирала дрожь.
— Прошу тебя, Арент… — пролепетала я. — Не смотри на меня так…
— Я мог взять тебя силой с самого начала. И, похоже, это, а не французский или латынь — единственный язык, который ты в состоянии понять.
— Твоя власть обратившего… — я не узнала собственного голоса. — Сейчас ты использовал её не в полной мере…
— Я бы предпочёл не использовать её совсем. Ты решила иначе. Твоя воля действительно сильна, но не настолько, чтобы противостоять моей.
Это было объявлением войны, но я ещё пыталась сохранить хотя бы видимость мира.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я принадлежала тебе, как неодушевлённая вещь, которая даже не отдаёт себе отчёта в происходящем…
— О, ты будешь отдавать себе отчёт в происходящем. И "неодушевлённой", какой ты была только что, я бы тоже тебя не назвал.
Его ладони легли на мои бёдра, я дёрнулась в попытке освободиться, но руки Арента уже крепко сомкнулись вокруг моего тела.
— Ты ввергла меня в ад. Я сам удивлён, что смог так долго в нём находиться.
— Арент… — пискнула я. — Отпусти меня… я хочу одеться…
Он властно привлёк меня к себе.
— Незачем.
Меня охватила паника. Тщетно пытаясь отстраниться, я бросила полный ужаса взгляд на белевшую в темноте кровать. Арент стиснул мою кисть, кольцо Доминика соскользнуло с пальца… и в тот же момент раздался гулкий бой часов, прозвучавший так, словно возвещал о конце света. Для меня это была музыка надежды. Часы появились в особняке по моему требованию, и сейчас я готова была благословлять собственное упрямство. Удар за ударом они отстучали десять раз — час, когда я стала бессмертной ровно год назад. Встрепенувшись, я вскинула на Арента загоревшиеся глаза.
— Ночь моего рождения. Ты обещал подарить её мне!
Арент расхохотался и, к моему удивлению, совершенно беззлобно:
— Может, вместо этого согласишься на бриллиантовое колье?
Но хватка его ослабла, угроза миновала. Хотя бы на эту ночь… Чувствуя невероятное облегчение, я быстро высвободилась из его объятий. Арент мягко удержал меня за руку.
— Как видишь, я выполняю свои обещания.
— Я свои обычно тоже. Но тебе я не давала ни одного.
— Знаю, — тихо согласился он. — Если и давала, то не мне. И, если так, следующей ночью тебе придётся его нарушить.
— Это твоё желание, не моё, — так же тихо ответила я. — И забыть об этом я не дам тебе никогда.
…На том мы расстались прошлой ночью, на этом же встретимся следующей, как только здесь наступит рассвет…
[1] Зиккурат (от вавилонск. sigguratu, "вершина") — многоступенчатое культовое сооружение в Древней Месопотамии, типичное для шумерской, ассирийской, вавилонской и эламской архитектур.
[2] Sed et illa propago contemptrix superum saevaeque avidissima caedis et violenta fuit (лат.) — Это отродье презирало богов и, стремясь к варварским убийствам, было жестоко.
[3] El camino de la muerte (исп.) — "дорога смерти", считается одной из самых опасных дорог в мире.
Пронёсшаяся по телу судорога из-за усиливавшейся жажды вернула к реальности. Я поспешила отправиться к последнему месту, где хотела побывать этой ночью, и уже через несколько мгновений стояла во дворе хорошо знакомого многоэтажного дома. Год назад, а, возможно, и до сих пор, здесь живёт Винсент. Я представила его лицо, когда он был человеком, живые синие глаза, излучавшие нежность и теплоту… Ради меня он перешёл в другой мир, в который я сама перешла ради Доминика. Я погубила его. Просто так… Глядя на окна его квартиры, я вспоминала ночь своего обращения: "пробуждение" в особняке Арента, глухое отчаяние при мысли о гибели Доминика, ни с чем не сравнимое ликование, когда выяснилось, что он жив, и шок, когда вслед за Домиником из полумрака возник Винсент. За прошедший год я видела его трижды — всегда в сопровождении Доминика. И каждый раз хотела раствориться в темноте, лишь бы не видеть его тоскующего взгляда…
— Не думал, что найду тебя здесь.
Внутри всё болезненно сжалось.
— Зачем ты вообще меня искал? Я не терялась, и ночь ещё не закончилась.
Арент вышел из-за моей спины.
— Она в самом деле кажется мне бесконечной.
Я обречённо посмотрела на почти светлое небо, на тёмные окна квартиры Винсента…
— Уже собиралась вернуться — хотела только заглянуть внутрь, — я кивнула на окна.
— Его ведь там нет. И его хозяина тоже.
— Значит, никто и не помешает. Можешь составить мне компанию, если хочешь.
На самом деле до появления Арента "заглядывать" в квартиру Винсента я не собиралась, а сейчас просто тянула время. Арент это, конечно, понял, в светлых глазах мелькнула усмешка. Но, явно скрывая нетерпение, он всё же сделал приглашающий жест рукой.
Едва оказавшись внутри, я поняла, что квартира по-прежнему принадлежит Винсенту, хотя бывает он здесь, скорее всего, не часто. Обстановка совсем не изменилась: серые шторы с бледно-голубыми разводами, кресла, диван, на котором мы часто сидели по вечерам, журнальный столик…
- Ты никогда не рассказывал, как тебе удалось найти Винсента в ту ночь, — проговорила я.
— Не без усилий — ты неплохо постаралась. Если бы он не вернулся сюда сам, не исключено, что я бы и не нашёл его вовремя. Он понятия не имел, что носит на себе освящённую землю — ещё один балл твоей хитрости — но потом вспомнил, что на время отдавал тебе наручные часы.
Мой тщательно разработанный план, рассыпавшийся прахом из-за каприза Винсента, не пожелавшего остаться на организованной для него вечеринке. Если бы только он побыл на ней ещё какое-то время… На столике лежали его часы, покрытые слоем пыли. Наверное, он так и оставил их здесь год назад, не в силах прикоснуться к ним с тех пор. Совершенно бездумно я подняла их со столика, стряхнула пыль с широкого ремешка… и застыла на месте, поражённая. Я держала часы с зашитой в браслете освящённой землёй, но… это было невозможно… Растерянно оглянувшись на Арента, я прочитала ту же растерянность и в его глазах. Он медленно протянул к часам руку, но тонкие пальцы замерли возле циферблата, так к нему и не притронувшись. Лицо Арента окаменело, в глазах мелькнуло умоляющее выражение, и только тогда до меня дошло, что это означало. Он не сможет меня удержать — я свободна… Не сводя с него опасливого взгляда, я подалась назад. В глазах Арента читалось отчаяние.
— Нет… — прошептал он.
Я улыбнулась.
— Прощай, Арент. Не думаю, что мы скоро увидимся.
Кажется, ни разу до сих пор, я не переносилась из одного места в другое таким сумасшедшим вихрем…