Важняк из двухтысячных. Внедрение в ЧК

Глава 13

Генрих Григорьевич Ягода (имя при рождении — Енох Гершенович Ягода) Енох Ягода родился в Рыбинске в семье ювелира. Затем его родители, пять сестер, два брата и он переехали сперва в Симбирск, а после в Нижний Новгород, где юный Енох познакомился с семьей своих дальних родственников, Свердловыми. Возможно, именно это подтолкнуло молодого человека к участию в революционном движении: попав под влияние Якова Свердлова, в будущем одного из лидеров большевиков, Енох стал работать в подпольной типографии, находившейся у него дома.

В седьмом году Ягода присоединился к анархо-коммунистам, которые направили его на подпольную работу в Москву, где его задержали с поддельным паспортом и как еврея, покинувшего черту оседлости, приговорили к ссылке на два года в Симбирск. В честь трехсотлетия дома Романовых ссылку сократили до года, и с тринадцатого года, уже крестившись, Ягода перебирается в Санкт-Петербург, где устраивается рабочим на Путиловский завод. После начала Первой мировой войны Ягоду призвали в действующую армию, где он дослужился до ефрейтора, а после ранения, полученного в шестнадцатом году, был демобилизован. После Февральской революции он работал в редакциях газет, участвовал в Октябрьском перевороте, с восемнадцатого года работал в Петроградской ЧК. В восемнадцатом-девятнадцатом годах — сотрудник Высшей военной инспекции РККА. В девятнадцатом году его заметили Свердлов и Дзержинский и перевели в Москву.

На службе у него проявился талант определённого рода. Он прекрасно освоил интриги, способствующие карьерному росту, подсиживание начальства, сталкивание лбами конкурентов и тому подобные практики. Ещё будучи членом Высшей военной инспекции РККА, он выезжал на фронт, познакомился почти со всеми видными большевиками и благодаря своей угодливости добился их расположения. Он хотел хорошо пожить, широко покутить и был весьма "слаб по женской линии". Но такую жизнь он мог получить только поднявшись на уровень хотя бы заместителя наркома, не ниже.

Погруженный в мысли о карьерном росте поздно вечером Ягода возвращался с работы в свою квартиру, когда рядом с ним остановилась бричка с поднятым верхом и после удара по шее подошедшего сзади человека, одетого в красноармейскую форму, Генрих Григорьевич обмяк и потерял сознание, бесчувственное тело было заброшено в коляску и та устремилась подальше от центра Москвы.

Ягода пришел в себя от нажатия пальцем на точку на губе под носом. Он был подвешен за руки к потолочной балке в каком-то полуразвалившемся складе или бывшем цехе. Ужасно воняло дерьмом, как оказалось — от него, галифе оказались полные дерьма. Ягоде очень захотелось жить и он постарался в темноте разглядеть стоящего перед ним человека. Тот же, скривившись от вони, наконец перестал молчать — Я представляю интересы подпольной организации эсеров, и у нас есть для тебя предложение, от которого тебе трудно будет отказаться. — Ягода понял — ему оставят жизнь и успокоился.

— Наша организация имеет выход на англичан, поэтому при выборе правильного ответа у тебя всегда будет возможность уйти за кордон, получив английский паспорт. У нас есть свои люди везде, даже в Московской ГубЧК. Ты можешь стать одним из нас, за что мы будем помогать тебе продвигаться по службе и каждый месяц передавать тебе оплату золотыми червонцами. От тебя же потребуется совсем немного — информация. Ты поможешь нам убрать Дзержинского и у тебя появится шанс занять его место.

— Я согласен! — выдохнул Ягода ни минуты не раздумывая — развяжите меня, я согласен!

Менжинский, в своем черном кожаном плаще почти сливался с окружающей темнотой, находясь позади подвешенного Ягоды, он получал полноценные ощущения от разыгранного моими пластунами спектакля. После предательства Ягоды он невольно поежился — такая быстрая вербовка немаленького сотрудника ВЧК поразила его до глубины души. — "С кем мы строим коммунизм! Если завтра этот мерзавец скроет от руководства сегодняшнюю попытку вербовки, ему нельзя оставлять жизнь — слишком много знает, допущен ко многим секретным документам. Ох, товарищ Сорокин! Если ты прав, то где нам теперь найти людей для работы? Неужели каждого кандидата пропускать через такую проверку?"

Последнее время я спал максимум по пять часов, помимо моей основной работы в ВЧК я не пропускал ежедневные совместные тренировки с китайцами и пластунами, стрельбу и фехтование. Много времени отнимало вникание в проблемы моего Спецобъекта. Брат пока еще не мог полностью выполнять свои обязанности коменданта из-за отсутствия опыта, но он быстро учится. На этой неделе наконец-то мои курсанты получили знатоков леса, специалистов по выживанию — Восточный фронт прислал-таки прирожденных следопытов и охотников, мужских представителей семьи Крапивиных, состоящую из отца Федора Пантелеевича, заросшего черной бородой и усами, и двух его сыновей — Тимофея и Григория. Все трое были похожи на крепкие дубки, и все трое без усилий ломали лошадиные подковы, истинные дети Сибири-матушки! Мобилизованные из небольшой деревни, они поразили всех однополчан своей меткостью и нежеланием старшего Крапивина расставаться со своей бородой даже под страхом смерти.

Полсотни бывших беспризорников из-за их слабого физического развития были переведены инструкторами в роту обеспечения, выполняя все хозяйственные работы по уборке конюшен и собачьих клеток, заготовке дров, ловле рыбы и привлекающиеся к охране объекта. Появились в клетках немецкие и среднеазиатские щенки, последних удалось довести не всех — четверо умерло в дороге от недостатка питания. Пошли дожди и заготовка сена стала невозможной, хорошо, что в подвалах был найден ледник, куда и сложили конину после забоя половины табунка, пустив под нож самых хромоногих. Шкуры же аккуратно очистили известью и золой и в огромном чане, поставленном под навесом, вымачивали с ивовой корой, которую все курсанты заготавливали в округе. Необходимость в новой обуви заставила на Спецобъекте создать артель по изготовлению сапог, которую возглавил бывший сапожник, голодающий из-за отсутствия материала и пробивающийся мелким ремонтом старой обуви.

Двадцать пятое сентября я выставил своих пластунов около Московского комитета РКП(б), расположенного в Леонтьевском переулке, не оставив без контроля калитку в сторону Чернышевского переулка, через которую в Реальной истории скрылись террористы. Замаскировав четверых своих казаков дворником, точильщиками ножей, нищим и одев в тряпье пятерых самых шустрых курсантов, я полностью контролировал подходы к зданию, раздав словесные портреты Казимира Ковалевича и бомбометателя Пётра Соболева. Заседание по вопросам о постановке агитации и выработке плана работы в партийных школах уже началось. Среди присутствовавших были ответственные партийные работники Москвы, районные делегаты, агитаторы и лекторы, всего около ста двадцати человек. Все они были размещены в тесноте в небольшой комнате. Первыми свои доклады зачитали член ЦК партии Николай Бухарин, а также известные большевики Михаил Покровский и Евгений Преображенский, собрание приступило к разбору представленного к рассмотрению плана организации партшкол. В это время часть собравшихся начала расходиться. Председатель собрания Мясников предложил желающим уйти поскорее освободить помещение, так как шум мешал проведению собрания.

Из-за появления на пути отхода непонятных личностей анархисты долго не решались на исполнение теракта и только появление Ленина с охраной, задержавшегося как и в реальной истории опоздавшего на открытие пленума парткома, подтолкнуло их к действию и они двинулись к окну первого этажа, Соболев прижимал к себе объемный саквояж, в котором и находилась самодельная бомба. Мои башибузуки как по нотам метнулись к анархистам и скрутили их, изъяв бомбу. Воспользовавшись телефоном в парткоме, я дозвонился до Лубянки, пригласив Дзержинского и сообщив тому о предотвращении убийства Ленина и огромного числа партийцев, включая Бухарина и Загорского. Председатель ВЧК попросил его дождаться и повесил трубку.

Я же поспешил к захваченным террористам, которых казачки наскоро допрашивали, вставив задержанным кляпы в рот. Путем нажатия на определенные точки на теле Соболева я добился немедленной реакции — тот обмочился от адской боли и готов ради недопущения повтора адски болезненных процедур сдать всех своих подельников. Получив адрес дачи на станции Красково, на которой отсиживалась семь анархистов и дал показания о готовившемся подрыве Кремля на октябрьские праздники. Мария Григорьевна Никифорова, руководившая подпольщиками, по словам террориста-неудачника готовила проведение терактов в Крыму. Бедняга еще не знал о ее смерти.

Подоспевшему Дзержинскому я передал полученные сведения и тот выругался по польски — Пся крев! Идиоты, на что они рассчитывают?

Я мысленно с ним согласился — бомбометатели уже давно не эффективны, проще и надежнее была бы закладка взрывчатки внутри помещения, как и планировалось при проведении теракта внутри Кремля.

Маруся Никифорова имела непривлекательную внешность и выглядела на тридцати два, или тридцать пять лет, среднего роста, с испитым преждевременно состарившимся лицом, в котором было что-то от скопца или гермафродита, которым она и являлась в действительности. Волосы острижены в кружок, она производила впечатления старой засидевшейся курсистки. Марусю считали «своей» рабочие и махновцы, матросы и белогвардейские офицеры. Она, несомненно, обладала незаурядным умом, разносторонностью интересов, отлично владела ремеслом оратора, а также храбростью и даром влияния на людей. Обладая большой силой воли, Маруся представляла собой строптивую, непокорную натуру.

Половое уродство сказалось на всей психике — истерической, извращенной и аморальной. За границей, куда она попала после побега, она ориентировалась на анархистов, жила странно, то в мужском, то в женском платье, имела соответственные романы, получала какие-то средства.

После Февральской революции Маруся вернулась в Петроград, организовав в Кронштадте анархистские съезды. Летом семнадцатого года Маруся вернулась в свой родной город Александровск (Запорожье), где вновь организовалась Александровская федерация анархистов и приобрела традиционную для города анархо-коммунистическую окраску. Появление в составе федерации известного деятеля социалистического движения, которым, безусловно, можно считать Марусю, в корне изменило ситуацию. Ораторские способности Никифоровой и её имидж женщины-революционерки снискали себе приверженцев среди городских рабочих. После того, как Маруся проводит удачную экспроприацию одного миллиона рублей из кассы александровского заводчика Бадовского, она прочно заняла место неформального лидера федерации. Прибыв в город, она организовала отряды Чёрной гвардии, которая терроризировали местную власть, в особенности армейских офицеров и буржуа. Целью Никифоровой было полное разрушение государственной власти в городе.

Маруся согласилась сотрудничать с большевиками только в военном контексте и полностью отвергала политическое сотрудничество.

В августе Маруся захватила арсенал в Орехове, разоружила, расстреляв офицеров, гарнизон (две роты Преображенского полка) и передала оружие махновцам.

После захвата советскими отрядами Александровска в январе восемнадцатого года, она вместе со своим союзником Нестором Махно начала переговоры с большевиками о предоставлении анархистам места в городском революционном совете. Почвой для союзнических отношений с Махно изначально был анархизм. Но вскоре Маруся стала обвинять Нестора в игнорировании идей анархизма, она призывала к кровавой борьбе с эксплуататорами, к борьбе против украинского национализма.

В совете Никифорова заняла место заместителя председателя Ревкома (председателем был избран большевик Михелович). Нестору Махно досталась, по его словам, «грязная» должность председателя «военно-революционной комиссии». Махно обязывали решать судьбу арестованных большевиками людей, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности. Через несколько недель он отказался от подобного сотрудничества вследствие недостаточного радикализма совета.

В декабре семнадцатого года Чёрная гвардия Маруси помогала устанавливать советскую власть в Харькове, Екатеринославе и Александровске. Созданная ею при содействии командующего советскими войсками на юге России Антонова-Овсеенко «Вольная боевая дружина» воевала с Белой гвардией, немецкими оккупационными войсками и украинскими националистами при установлении советской власти в Елисаветграде.

Бойцы Маруси были прилично снаряжены. К примеру, они регулярно получали пищу, а не находились подобно большинству красноармейцев «на подножном корму». В распоряжении «дружины» имелись два орудия и бронеплатформа. В вагонах перевозились броневики, кони, тачанки. При необходимости эшелон выгружал из себя десантные отряды, действующие в удаленных от железной дороги местностях, что тоже выгодно отличало «дружину». Внешний вид бойцов отряда носил на себе отпечаток оригинальности. «Дружинники» старались поддерживать популярную в те годы моду «под анархиста», обязательным элементом которой должны были быть длинные волосы и пестрота одежды. Знаменем дружины стало чёрное полотнище из чистого шелка с надписью: «Анархия — мать порядка». Лозунги дружины: «Освобождение рабочих — дело самих рабочих», «Да здравствует анархия», «Государство — паразит».

В апреле восемнадцатого года Никифорова получила благодарность от руководства большевиков за революционную деятельность. Антонов-Овсеенко, главнокомандующий большевистскими силами на юге России, был сторонником Никифоровой со времени их первой встречи в Париже. Он оказывал ей как финансовую, так и политическую поддержку. Никифорову дважды судили большевики за неподчинение командованию и мародёрство её частей: первый раз в Таганроге в апреле восемнадцатого года и в Москве в январе этого года. В первом суде её оправдали, так как многие свидетели (в их числе Махно, Мокроусов и Антонов-Овсеенко, приславший телеграмму), высказались в её поддержку. Московский трибунал признал Марусю виновной в дискредитации советской власти, в неподчинении местным советам в сфере военных действий. Маруся была приговорена к весьма своеобразному наказанию — лишению права занимать ответственные посты в течение шести месяцев со дня вынесения приговора, и передавалась на поруки Карелину и Антонову-Овсеенко.

Возвратившись на Екатеринославщину, она отправилась в Гуляйполе, к Махно. Здесь в течение шести месяцев Маруся готовила речи Махно, организовывала пропагандистскую работу. Когда же в июне этого года армия Нестора Махно была объявлена советской властью вне закона, избегая войны на два фронта против белых и красных, Маруся решила изменить тактику борьбы.

Никифорова начала создавать полевые террористические группы, на которые и была сделана ставка. Эти группы-ячейки действовали в тылу белых. Вскоре, однако, её с мужем, Витольдом Бржостеком выследила в Севастополе контрразведка Добровольческой армии, двадцать девятое июля (одиннадцатого августа по новом стилю) они были арестованы. Третьего сентября суд приговорил их с мужем к смерти через повешение. Жалкий конец!

У Красково славная история. Именно здесь появилась первая в округе земская школа, а на деньги мецената — купца Кандыбина была построена и первая в окрестности лечебница. С появлением железной дороги в Красково стало приезжать на дачи много горожан. Хороший климат, прекрасная природа, озеро, лес, богатая растительность привлекали на отдых многих состоятельных москвичей. На рубеже девятнадцатого-двадцатого веков местность стала популярна у дачников, здесь бывали на отдыхе известные деятели культуры и искусства: Чехов, Гиляровский, Горький и другие.

Дача, окруженная сиренью, за высоким забором вот уже несколько месяцев служила базой анархического подполья. Михаил Гречаников был сотрудником контрразведки бригады Махно в Мариуполе. В начале июня, с началом репрессий советских властей против махновцев, ушел в подполье и присоединился к московским анархистам. Михаил колол полено, умело действуя топором — пузатый самовар был залит колодезной водой, оставалось только развести огонь. Цинципер и Домбровский раскладывали на столе, вынесенном на улицу немудреную снедь, купленную на деньги из анархической кассы. Александр Восходов о чем-то спорил с Николаем Николаевым. Михаил закончил расщеплять полешко и понес полученные лучины для растопки самовара, навострив уши:

— Зря мы вместе с Марусей в теплый Крым не рванули! Зимой морозы ударят, загребемся с дровами, а я лесорубом не подряжался работать. Как представлю сколько дров нужно заготовить, чтобы до весны протянуть, страшно становится.

— Никогда не поздно к Черному морю свалить, сразу же после октябрьского фейерверка рванем из Москвы, подальше от чекистских облав.

Из дачи вышел Леонтий Хлебныйский, закуривший самокрутку из ядреной махорки и поторопил Исаева, собирающего в буфете, занимающем большую часть застекленной веранды, чайные чашки из старинного чайного сервиза — Чего ты возишься! предлагал же помочь, так нет — все сам.

Докурив, Леонтий по дорожке, посыпанной гравием, направился к деревянному туалету, расположенному в глубине садового участка. Закрыв за собой дверь, анархист не увидел, как через забор соседской дачи один за другим практически без шума перемахивают крепкие бойцы, после приземления доставшие наганы и грамотно контролирующие территорию дачи.

Открыв дверцу и застегивая на ходу штаны, Хлебныйский не успел удивиться появившемуся перед ним незнакомцу — удар под дых вышиб весь воздух, сразу нечем стало дышать. Спеленав заготовленным сыромятным ремешком руки, двое пластунов оттащили в кусты террориста, остальные приготовились к атаке остальных. Дождавшись броска в сторону собиравшихся чаевничать гранаты без запала, с криком — Ложись граната! — бойцы рванули на опешивших анархистов, жестко вырубая их, не давая воспользоваться оружием. Через минуту все были уложены лицом в землю. Операция по захвату прошла без потерь с нашей стороны.