За руль собственного авто меня не пустили.
— Полиция реквизировала ваш транспорт, госпожа Белянская, — кисло сообщил Туманов в ответ на мой возмущенный взгляд. — Так было нужно следствию.
— Не слишком ли преждевременно? — процедила я сквозь зубы. — Вы ставите меня в неловкое положение, Туманов. Я теперь преступница?
— Возможно, — не стал отрицать дознаватель. — Государственная изменница. Изменщица.
Прозвучало весьма двусмысленно, я невольно рассмеялась. В определенной степени — да. Я с удовольствием и энтузиазмом променяла Ксандра на Барги. И ничуть не жалела. А что поделать, если мой муж куда более хорош в постели, чем государь?
Но традиции есть традиции. Веками предписано, что государевы фаворитки после отставки должны скорбеть и убиваться. Можно еще в монастырь уйти или затвориться в деревенской усадьбе. И никаких любовников в ближайшие пару лет — ведь нет никого, кто сможет занять в их сердце место самого главного мужчины Уруса.
А я, бесстыдница, даже не думала страдать. Впрочем, чего они ожидали от разведенной женщины?
— Вы ко мне несправедливы, — сообщила я Туманову, усаживаясь справа от него.
— Все разговоры только в управлении, — хмуро ответил он.
Мне и раньше приходилось бывать в полицейских управлениях. Хотя, признаться, под конвоем меня ни разу туда не привозили. Приглашали всегда очень вежливо, со всякими «будьте любезны» и «не могли бы вы в удобное время». А чаще всего приходили в отцовский дом и пили со мной чай в гостиной. К счастью, мой статус особо не изменился, и меня отвели не в какую-то там допросную, а в просторный и светло-серый кабинет местного начальника, кресло которого, впрочем, без всякого стеснения занял теперь Ермилин, смотревший на меня волком. Тоже — болван и тупой солдафон. Я была о нем лучшего мнения.
Здание участка ничем не отличалось от сотен таких же по всему Урусу. Приземистое, длинное, с узкими окнами, выкрашенное в унылый серый цвет. Серые же коридоры, коричневые двери, люди в черной форме. Жарко им, наверное, здесь. Впрочем, в серо-коричневом кабинете начальника царила прохлада и свежесть. Здесь, конечно, имелся охладительный артефакт, и не один.
Меня усадили на коричневый диван и предложили кофе. Я вежливо отказалась, памятуя об очаровательном обычае дознавателей добавлять в напитки всякие любопытные вещества, развязывающие допрашиваемым язык. Впрочем, я просто не слишком люблю кофе. С удовольствием пью его в кофейне или в гостиной — в приподнятом настроении и приятной компании. Здесь же не было ни того, ни другого.
У окна стояло два стула. На одном сидел незнакомый мне сухощавый мужчина в очках. На другой опустился Туманов. Еще один дознаватель примостился за крошечным столиком в углу. На столике лежала большая тетрадь, а в пальцах мужчина вертел самопишущее перо. Стало быть — секретарь. А тот, в очках, вероятно, менталист. Ух, как все серьезно! Не слишком ли много дознавателей на одну слабую женщину?
Впрочем, мне ли бояться мужчин? Кокетливо улыбнувшись, я поправила волосы и проверила декольте. Все в порядке, можно начинать нашу… беседу.
— Альмира Вионтьевна, насколько близко вы знакомы с Ратмиром Снежиным? — задал неожиданный вопрос Ермилин, покосившись на окно.
— Я родила от него ребенка, — удивленно ответила я. — Совершенно понятно, что я была знакома с ним очень-очень близко.
Мужчина в очках еле слышно фыркнул, стрельнув глазами в стратегическое место — мое декольте. Туманов выразительно закатил глаза.
— Рассказывал ли Снежин о своих стремлениях, планах, жизненных ценностях? — терпеливо уточнил Ермилин. — Были ли вы с ним душевно близки?
— Нет, — подумав, ответила я. — Точнее, рассказывал немного, но, скорее, врал. Он не из тех, кто делится чем-то с любовницами.
— Поясните, сударыня.
— Мужчины считают себя выше, чем женщины, — чуть подумав, сообщила я. — Они сильнее, умнее, решительнее. Мужчины учатся в университетах, служат, занимают важные должности, а удел их жен — заниматься хозяйством и детьми. Кто будет разговаривать с женщиной о важных делах? Что она понимает?
Ермилин задумчиво на меня смотрел, постукивая пальцами по столу. Хмурил седые брови. Дергал мясистым носом.
— Но вы же умная женщина, Альмира Вионтьевна. И решительная. И весьма здраво мыслите… иногда.
Комплимент прозвучал фальшиво. Вряд ли кто-то в этом кабинете считает меня умной, учитывая подозрения в сговоре со Снежиным.
— Не так уж много времени у нас было на разговоры, — жестко ответила я в надежде шокировать и смутить дознавателей. — Ратмира мое тело интересовало куда больше, чем душа и разум.
— И я его очень понимаю, — еле слышно согласился тот, что в очках.
Туманов весьма недовольно качнул головой.
— Вы знали, что Снежин участвовал в заговоре против государя и причастен к взрывам во дворце?
— Знала, — нехотя подтвердила я. — Об этом он рассказал сразу же. Только говорил, что он не такой, что он против кровопролития, что его оболгали, подставили и предали товарищи. Он хотел реформ, а не убийства.
— Вы ему поверили?
— Разумеется.
— И никаких подозрений не возникло?
— Я влюбилась в него как кошка, — совершенно спокойно призналась я. — В тот момент я была глубоко обижена на супруга, Снежин меня утешил, ободрил. Я верила ему как себе, разумеется. Но все это я уже рассказывала шесть лет назад. Какая сейчас надобность ворошить прошлое?
— Вы все еще в него влюблены?
— Разумеется, нет! — возмутилась я. — Я о нем даже не вспоминала до того дня, как приехала в Вышецк.
— Вот это свидетельствует об ином, — Ермилин достал из ящика стола несколько конвертов и положил перед собой.
— Я понятия не имею, что там, — прищурилась я. — Никогда переписки со Снежиным не вела, клянусь.
Между тем Ермилин медленно вытащил из верхнего конверта листок бумаги и зачел громко и с выражением:
— Дорогой мой, бесценный, нежный друг. Я ужасно скучаю, умираю от тоски…
Я моргнула. Начало было мне знакомо. Именно такую сентиментальную чушь я писала своему жениху. Гордиться могу лишь одним: при всей своей наивности я ухитрилась ни разу не написать простое и важное слово «люблю». Я вообще никому из мужчин его не говорила.
— Ваше? — брезгливо спросил Ермилин, роняя письмо и кривясь, будто оно обожгло ему пальцы. — Не отрицайте, почерк ваш.
— Мое, но…
— Остальные написаны той же рукой.
— Допустим. Но помилуйте, адресованы они отнюдь не Снежину!
— Здесь есть про сына, разлуку и скорую встречу. И имя упомянуто.
— Да быть того не может! — я все же, потеряв самообладание, вскочила и схватила злосчастные бумаги, впиваясь глазами в строчки. И вот ведь магия — это были не мои письма! То есть мои… но и не мои! Часть слов я вполне узнавала, но какие-то никогда не писала!
— Это подделка! — заявила я, швыряя бумаги на стол перед Ермилиным. — Мало ли умельцев в Урусе!
— Увы, экспертиза показала…
— Ваши эксперты ошиблись.
— Сядьте, Альмира! — рявкнул генерал, теряя терпение. — И прекратите этот бездарный спектакль! Эти письма свидетельствуют…
— Меня похитил князь Зариан и запер в домике на вершине горы. А Снежина я в глаза не видела. И уж точно не желаю с ним никуда бежать! Мне он не нужен совершенно! Если не верите мне, вызовите князя Барги! Или его дядюшку! Или мать, или кузин — вся их деревня видела меня!
— Если вы настаиваете, мы, разумеется, допросим Барги. Он тоже — ваш любовник?
Я застыла, лихорадочно размышляя, что на это ответить. Формально — он мой икшарский муж. Но здесь, в Урусе…
— У меня не было любовников в Вышецке, — попыталась увильнуть от ответа я. — Вам ли не знать? Я вела себя в высшей степени добропорядочно. Господин Туманов, мой гость, засвидетельствует это.
— Князь Зариан уверял, что вы пытались его соблазнить. Делали непристойные намеки.
— Лжец, — пылко воскликнула я. — Пыталась? Я не пытаюсь, я соблазняю! Даже государь не устоял передо мной. Вот вы, вы, в очках — если бы я пригласила вас на ночную прогулку по моему саду — согласились бы?
Мужчина в очках поклонился и весело улыбнулся:
— Даже думать бы не стал, — мягко ответил он. — Явился бы по первому зову.
Я одарила его благосклонным взглядом. Черт возьми, где он был раньше? Почему мы не знакомы?
— Господин Морозко, вы — лицо беспристрастное, — недовольно напомнил Туманов. — Не забывайтесь.
— А вы, Альмира, сядьте на место, — проворчал Ермилин. Мне показалось, что он несколько смягчился. — Продолжим наш разговор. Итак, вы встретились со Снежиным в Гюртане и сговорились, верно?
— Нет, это была чистая случайность. Мы ни о чем не сговаривались.
— Между тем видели, что вы целовались.
— Ментальная магия, — тут же ответила я. — Он меня околдовал! И всегда околдовывал! Но я не знала, что он менталист, мне никто не говорил!
— Это так, — подтвердил Туманов. — Большинство сведений о революционерах не подлежит разглашению.
— Глупо и безответственно, — рыкнул Ермилин вдруг. — О ментальном даре разыскиваемых нужно писать на каждом столбе! Чтобы люди знали, чего ожидать!
— Приказ государя, — развел руками Туманов.
— Для чего вы привезли в Вышецк сына? — неожиданно спросил Ермилин. — Вы нисколько им не интересовались раньше, вы отдали его на воспитание родителям Снежина, а теперь вдруг воспылали материнской любовью?
Я растерялась. Подобные обвинения ударили своей несправедливостью.
— Я люблю Николаса! — запротестовала я. — Он жил с бабушкой и дедом потому, что Ксандр не желал видеть его в столице! Я навещала его дважды в месяц! И разумеется, забрала с собой — ведь я собиралась уехать на все лето, а то и дольше! А он много болел зимой, поездка на воды ему полезна.
— Он даже не живет в вашем доме, Альмира, — напомнил Ермилин, дергая себя за усы.
— Я отправила его к вам ради безопасности! Когда объявился Снежин! К вам в дом не посмеет проникнуть ни один икшарец! И Ратмир тоже не сунется!
Туманов коротко кивнул, тут же все испортил, заметив:
— Я никогда не замечал особой привязанности между Николасом и Альмирой Вионтьевной. Скорее уж, мальчик ей мешал своими капризами. Уверен, она не слишком расстроится, если мы передадим Николаса на воспитание в другую семью. Он все же — наследник рода Снежиных. Иных Снежиных у нас не будет, смею надеяться.
— Николаса я не отдам. Буду умолять государя, он сжалится, — пообещала я гневно.
— Ну это мы еще посмотрим, — осклабился Ермилин.
— К тому же у Ратмира есть брат, тот тоже в Икшаре, — злорадно напомнила я. — Кто знает, не бегает ли по Икшару уже десяток светлоглазых мальчишек с кровью Снежиных?
Туманов тяжело вздохнул — мой удар попал в цель. Думаю, у него есть свои шпионы, но много ли они знают? Если уж меня найти не смогли! Кстати, надо спросить у Барги. Вот он точно сможет сказать, где сейчас еще один Снежин (я ведь даже не помню, как его зовут). И вообще — Андрэс должен вернуться побыстрее. Я уже привыкла, что он спасает меня от всех неприятностей!
Мужчинам всегда верят больше. Вот пусть он и засвидетельствует мою невиновность.
— На сегодня, я полагаю, закончим, — объявил генерал, бросив взгляд на башню напольных часов, стоявшую в углу. — Морозко, что скажете?
— Госпожа Белянская была исключительно искренней при допросе, — кивнул господин в очках. Подумал и добавил: — В том числе и касательно сына. Она действительно его любит.
— Вот как? — Ермилин дернул себя за усы и поднялся. — Альмира, через пару минут вам дадут прочесть протокол. Если все устроит — подпишите. Полагаю, мы прощаемся ненадолго.
И уже в дверях с явной неохотой сообщил:
— Ефа просила передать, что будет рада видеть вас на обед.
Я невольно усмехнулась. Бравый генерал уступает супруге? Как мило! А мог бы просто запретить ей со мной общаться!