В подводных пещерах

VII

Людмила Николаевна и Валерий на время перестали заниматься с дельфинами, придумав для себя оправдание, что животным необходимо отдохнуть. Вниманием людей завладел Мудрец — его гибкие ловкие щупальца с коричневыми пятнами и четырьмя рядами присосок, прозрачные сердца — обычное и жаберные, — двулобая голова — такой вид ей придавали увеличенные глазные выступы и два белых пятна. Люди могли бесконечно наблюдать, как Мудрец меняет облики, иногда неразличимо сливаясь со средой. Достигал он этого разными способами: и распластыванием или изгибанием тела, и маскировкой глаз, пятнистостью, бугристостью, а в некоторых случаях использовал подручный материал. Когда люди играли с ним в прятки, Мудрец подымал со дна аквариума камни и держал их перед собой, закрывая блестящие зрачки.

— А ведь он по крови аристократ, — как-то сказал Валерий, любуясь осьминогом.

— Что вы имеете в виду? — рассеянно спросила Людмила Николаевна, обдумывая вопросы, которые задаст Мудрецу.

— Я недавно прочел, что у осьминогов кровь голубая. В ней содержится не гемоглобин, а гемоцианин, растворено не железо, а медь. Она-то придает крови синеватый цвет. Так что его можно называть «ваше величество» или «ваше сиятельство», а еще лучше — «ваше мудрейшество».

— Да, — прозвучало внезапно.

— Ого, у тебя есть фамильная гордость? — изумился Валерий.

— Бросьте развлекаться, — оборвала его шутки Людмила Николаевна. — Время сейчас имеет для нас большую цену, чем мы предполагаем. Вы уже забыли, на какой вопрос он ответил своим «да»?

Но Валерий шутил не ради веселья, он хотел заглушить какую-то неосознанную тревогу, пришедшую неведомо откуда и по какой причине. А в последнее время появилось еще что-то. Казалось, будто чья-то чужая враждебная сила вторглась в его голову и давит на мозг, мешает думать. Он постоянно ощущал это давление.

— Мудрец, если мы правильно поняли, ты научился человеческому языку, слушая наши разговоры? — спросила Людмила Николаевна.

— Да.

— Ты понимаешь все, что мы говорим?

— Нет.

— Все, что мы говорим дельфинам?

— Да.

— И еще больше?

— Да.

— Ты знаешь, что означают слова: люди, море, пища?

Осьминог молчал.

Людмила Николаевна несколько раз повторила свой вопрос, но восьмирукий не отвечал.

— Может быть, нельзя в одном вопросе объединить все эти слова? — догадался Валерий и спросил:

— Ты знаешь, что означает слово «люди»? Тотчас послышался ответ:

— Да.

— А «пища»?

— Да.

— Море?

— Нет.

— Но это же очень просто. Море — это все, что за стенами нашего дома, там… — он сделал выразительный жест. — Теперь ты понял слово «море»? Попробуй повторить его.

— О-о-о, — с бульканьем произнес осьминог. И одновременно Валерий четко услышал свой собственный голос, повторяющий: «море».

— Вы тоже слышали? — повернулся он к Людмиле Николаевне.

— Что именно? Как он протянул «о» или как вы произнесли «море»?

— Сколько раз я сказал «море»?

— Вы как ребенок. Оставьте на время шутки.

— Поверьте, я не шучу. Это очень серьезно. Ответьте, пожалуйста, — он сказал это почти умоляющим голосом, — сколько раз я сказал «море»?

— Два раза, конечно.

«Плохо. Потеря самоконтроля или еще хуже, — думал Валерий. — Второй раз я произнес его не потому, что хотел произнести, наоборот — вопреки себе. Если эта психическая ненормальность вызвана давлением, радиацией, температурой полбеды…» Он чувствовал все время в себе присутствие чужой сковывающей воли, боролся с ней. Наконец повернулся к Мудрецу:

— Слушай внимательно. Ты знаешь, что где-то здесь близко находятся другие люди? Здесь, в море, за стенами дома?

— Да.

— Они воздействуют на дельфинов? Валерий хотел уточнить: «Понимаешь меня?», но Мудрец ответил на его вопрос раньше, чем услышал следующий:

— Да.

— Ты уверен, что это люди? Люди?

— Да. Да.

Люди, всегда люди. Во всех мрачных загадках. Каждый раз, когда мы думаем, что имеем дело с природой… Когда подозреваем солнечные вспышки, микробов, землетрясения, насекомых, змей, крокодилов… Когда же все мы поумнеем, станем нормальными хотя бы настолько, чтобы охотники не охотились друг за другом, чтобы человек не восстанавливал против другого человека то, что обрушится и на него, чтобы умирающие не умертвляли друг друга?

Валерий чувствовал: еще немного — и его голова расколется от боли и постороннего присутствия, как перезревший орех. Он даже не мог определить, то ли думает обо всем этом потому, что ему приказывают думать, то ли сопротивляется приказу. Взглянул на растерянное, отупевшее лицо Людмилы Николаевны. «Может быть, и она испытывает то же самое? Надо спросить… О чем? Ах, да, о чужом воздействии… О тишине за окнами „колокола“. О вечной ночи морского дна… А плески волн где-то бесконечно далеко — там, где звонят телефоны и кричат чайки… О чем я хотел спросить?»

Он услышал знакомый призывный свист, стон, плеск… Попытался сообразить, не чудится ли это ему, но увидел, как Людмила Николаевна распахнула дверь в коридор. Звуки стали громкими. Валерий бросился за ней в дельфинарий. Уже с порога увидел Актрису, ее голову с блестящим глазом, чуть приподнятую над водой. Она лежала на боку, казалось, сейчас призывно замашет ему грудным плавником: давай поиграем в мяч! Но что-то в позе дельфинки было необычным, настораживало. То ли опущенный хвост, то ли неподвижность ее плавников… Валерий почувствовал беду еще прежде, чем услышал отчаянный крик Людмилы Николаевны:

— Она умирает! Дельфинка чуть-чуть приоткрывала клюв, приглушенный свист вырывался из дыхала. Она то высовывалась из воды, то опускалась.

Теперь Валерий разглядел, что Актриса не плывет, а ее поддерживает на поверхности Пилот. Иногда показывалась часть его головы, слышался пронзительный призывный свист.

— Звоните Славе, скорее! — попросила Людмила Николаевна.

Валерий бросился в коридор и остановился от неожиданности. Навстречу ему, оставляя мокрые следы на линолеуме, ковылял на своих щупальцах Мудрец.

Валерий пропустил нового помощника к Людмиле Николаевне и поспешил к телефону. Снял трубку, но гудка не услышал. Он постучал по рычагу, убедился, что телефон бездействует, и побежал обратно, к дельфинарию.

Осьминог стоял над бассейном, недалеко от двери, устремив неподвижный взгляд на Актрису, и постепенно менял цвет — розовый на серый в крапинку. Его длинные верхние щупальца то вытягивались, то скручивались, словно он не мог прийти к решению, бросаться ли на выручку.

— Сюда! Сюда! Ко мне! — звала дельфинов Людмила Николаевна.

Пилот подтолкнул к ней безжизненное тело своей подруги, издал резкий свист, вой и встал в воде вертикально, работая хвостом. Он посмотрел на Людмилу Николаевну, на Валерия, будто прощался с ними. Его глаз остановился на осьминоге, выражение изменилось. Блеснула и погасла ярость. Прежде чем Валерий успел позвать дельфина, тот опустился в воду, быстро поплыл к тому месту, где стоял осьминог. Людмила Николаевна замерла, ее лицо свела судорога боли.

Раздался гулкий удар — это Пилот изо всей силы ударился головой о пластмассовую стенку.

Его отбросило назад, все рыло было разбито. Воя, дельфин снова ринулся на стенку, ударил в место переплетения опор. Кровь залила ему глаза, он ничего не видел. Замер в «позе тоски» — с изогнутым вниз хвостом, на боку. Затем очень медленно поплыл в свой последний путь — по кругу. Его глаза были закрыты.

— Пилот! — позвал Валерий, шагнув к ограждению бассейна, готовясь прыгнуть и плыть к дельфину.

Внезапно он почувствовал, будто что-то держит его ногу. Взглянул вниз и увидел щупальце, обвившееся вокруг ноги. Это осьминог удерживал его от прыжка в бассейн. Прозвучал голос Людмилы Николаевны. В нем было столько безысходности и горя, что Валерию его собственное огорчение показалось мелким и незаметным.

— Пилота уже не спасти…

— Не может быть…

— Для этого надо было спасти Актрису. А она умерла. Он не переживет… Если не дать ему умереть сейчас, агония будет еще ужаснее…

По лицу женщины текли слезы, она даже не пыталась их сдержать. Валерий понимал, что она права, но не мог вынести бездействия. Он попытался освободиться от щупальца, но Мудрец не собирался отпускать его. Наоборот, он побагровел и слегка стиснул ногу Валерия. Тот почувствовал сильную боль.

Пилот снова бросился вперед. Третий удар, четвертый… Дельфин еще был жив, но уже с трудом держался на поверхности бассейна. Кровь потоками текла по его голове, груди, окрашивая воду.

— Отпусти меня, Мудрец, слышишь, немедленно отпусти! — закричал Валерий. Он услышал:

— Нет.

Уже не понимая, что делает, Валерий достал из кармана нож, нажал на кнопку. Блеснуло лезвие. И, словно поняв назначение этого предмета, Мудрец отпустил ногу человека.

— Стойте! — Людмила Николаевна бросилась к Валерию. — Не смейте прыгать в воду. Ему не поможете, а себя погубите. Он ведь уже не сознает, что делает…

Будто опровергая ее слова, дельфин открыл глаза и посмотрел на людей. Даже сейчас в его взгляде светилась любовь к ним — странным двуруким дельфинам, не вернувшимся в море.

А спустя несколько секунд Пилот снова бросился на стенку бассейна. Удары следовали один за другим беспрерывно. Во всем бассейне вода покраснела от крови. Наконец дельфин затих…

Людмила Николаевна уткнулась головой в грудь Валерия. Он пробовал ее увести, но она не хотела уходить. Боялась посмотреть в сторону бассейна и вспоминала, как Пилот часами «стоял» на хвосте, чтобы лучше рассмотреть, чем она занимается, как защищал ее от резиновой акулы, как злился на свое отражение в зеркале, брызгал на него водой и ругался…

В тишине прозвучали мокрые шлепки и шарканье — это осьминог уходил из дельфинария. Валерий посмотрел ему вслед и сказал:

— Мне показалось, что Пилот хотел напасть на осьминога. Может быть, у него были причины ненавидеть спрута?

Людмила Николаевна не отвечала, и он предпринял новую попытку отвлечь ее:

— Надо еще раз проверить сетку. Возможно, Мудрец ухитрился отстегнуть ее и забрался к дельфинам…

— Ему пришлось бы плохо, — проговорила Людмила Николаевна.

— Но не зря же Пилот ринулся на него…

— Только в ту сторону, а не на него. Если бы Пилот хотел, он мог выпрыгнуть из воды и достать осьминога. А он и не пытался…

Валерий был сражен этим доводом, но поспешил продолжить разговор, чтобы Людмила Николаевна не вернулась к своим мыслям.

— Необходимо обнаружить тех, кто виноват в гибели дельфинов. Не сомневаюсь, что это лишь часть их замысла.

Он увидел, что его слова достигли цели. Женщина подняла голову, обозначилась морщинка между бровей. Валерий посмотрел в ее глаза и быстро отвел взгляд, будто ненароком заглянул в чужие окна. Он заговорил быстро, боясь, что она вернется в прежнее состояние:

— Каков же весь замысел? Что им нужно? Теперь они, очевидно, нацеливаются на нас. Телефон испорчен. Опять они? Надо послать товарищам «торпеду» с запиской.

Он почти силой увлек ее в салон, заставил помогать ему.

— «Торпеду» могут перехватить. Нужно составить такую записку, чтобы, даже прочитав ее, они не поняли, что мы о чем-то догадываемся. Вы не помните, как зовут Жербицкого, командира подводной лодки?

— Олег.

— Значит, пишем так: «Привет со дна морского. У нас все в порядке, вот только не работает телефон. Кажется, Олег был прав и не мешает пригласить его коллег для совместных исследований. Но сделать это нужно поскорей, так как мы не хотели бы затягивать подводную охоту…»

— «Охоту» писать не нужно. Слишком прозрачно, — возразила Людмила Николаевна. Валерий с готовностью согласился:

— Ладно. Напишем иначе: «Мы с нетерпением ждем их, чтобы немедленно приступить к работе».

Людмила Николаевна одобрила этот вариант записки, и они стали готовить к пуску «торпеду» — пустотелый цилиндр с водометным двигателем и автоводителем аппаратом считывания программы.

— А пока придет помощь, мы можем поработать с Мудрецом, — предложил Валерий.

Он с волнением ждал ответа, от которого зависело многое — во всяком случае для нее. Когда Людмила Николаевна согласилась, он с облегчением подумал: «Хоть немного отвлечется».

— Мудрец! — позвал Валерий. Осьминог сразу же отреагировал, приподнявшись на щупальцах в аквариуме.

— Сюда! Иди к нам. Быстрей!

Осьминог попробовал, как натянута сетка, убедился, что она не застегнута. Он отодвинул ее и, с силой вытолкнув из воронки воду, перелетел через стенку аквариума и, описав в воздухе дугу метров в пять, шлепнулся на пол. Как видно, он не ушибся и тотчас заковылял к людям.

— А он ползает по полу не так уж медленно, — заметила Людмила Николаевна.

— У какого-то автора, надеюсь, у серьезного, говорится, что осьминоги могут сутками путешествовать по суше. Воду они хранят «за пазухой» — накрепко запирают ее в мантийной полости на специальные застежки. А скорость их передвижения будто бы равна скорости человека, идущего средним шагом…

— Нет, — произнес Мудрец, останавливаясь напротив Людмилы Николаевны.

— Ты опровергаешь ученого? — удивился Валерий. — Осьминоги не могут передвигаться по суше быстро?

— Могут, — проговорил Мудрец, брызгаясь водой из воронки.

— Значит, они не могут долго оставаться на суше?

— Не могут, — подтвердил Мудрец. Валерия вдруг осенило, и он решился задать вопрос, который мог бы разрешить его сомнения:

— Здесь неподалеку много таких осьминогов, как ты?

— Нет.

— А где вы еще водитесь? Есть такие места?

— Да.

— Ты знаешь эти места?

— Да.

— Ты можешь нас туда провести?

— Да.

— Ты согласен нас туда провести?

— Да.

— Удивительно покладист, — поразилась Людмила Николаевна. — Даже как-то не свойственно недрессированному животному…

— Ты любишь человека? — спросил Валерий.

— Да.

— А за что? Тебе кажется, что он похож на тебя? У него тоже есть руки, только поменьше, так?

— Нет.

Ответ Мудреца привел Валерия в некоторое замешательство, но он быстро нашелся:

— Ты хочешь сказать, что причина не в руках. А в чем же?

Осьминог молчал.

— В том, что человек разумен?

— Нет.

— Что «нет»? Ты не считаешь человека разумным?

— Бросьте запутывать бедное животное. Он любит — и все тут! — вмешалась Людмила Николаевна.

Валерию показалось, что в глазах осьминога мелькнуло новое выражение — и это не было отнюдь выражением любви и преданности. Белые пятна на голове спрута слились в одно, и оно так засверкало, что отвлекло внимание Валерия от глаз Мудреца.

— Мы не знаем, что он понимает под словом «любит», — сказал Валерий. Может быть, совсем не то, что подразумеваем мы. Сейчас проверим… Мудрец, ты любишь море?

— О-о-о, — протянул спрут.

— Море, — уточнил Валерий.

— Не знаю.

— Не знаешь, что такое море? Но ведь я уже объяснял тебе. Море — это то, что расположено за этими стенами, что окружает нас. Вода, рыбы, крабы… Понимаешь? Любишь?

— Крабы…

Щупальца инстинктивно вытянулись, будто пытаясь схватить добычу, присоски на них выпятились. По телу осьминога пробежала темная волна.

— Крабы… Люблю. Вода… Люблю…

— Значит, любишь море.

— Не знаю, — повторил осьминог и втянул голову в тело.

Людмила Николаевна всплеснула руками, поражаясь упрямству Валерия, и спросила:

— Мудрец, если ты будешь выполнять то, что мы тебе скажем, получишь много крабов. Согласен?

— Да.

И опять то же самое странное выражение зажглось в его выпученных глазах.

— Мы выпустим тебя в море. Ты проплывешь вокруг дома три круга и вернешься.

— Да, — отозвался осьминог.

Валерий подумал: «Она молодец. Если он проделает это и вернется, можно будет выполнить все, чего не смогли сделать дельфины. И еще больше. Но шансы на успех слишком малы. Их почти нет».

Он принялся готовить «окно» для выхода осьминога. Мудрец нырнул в люк, сквозь прозрачную пластмассу было видно, как он изменил цвет, реагируя на изменение давления. Как только открылась последняя заслонка, он сложил щупальца стабилизирующими выступами наружу и ринулся вперед, сразу же растаяв во тьме.

Людмила Николаевна включила прожекторы. Но их лучи не могли пробиться дальше, чем на пять — семь метров, осветив стадо пестрых рыбешек, похожих на мотыльков. Словно сказочный единорог, проплыла совсем близко рыба-кузовок, и было отчетливо видно, как она поочередно гребла плавниками, слегка пошевеливая хвостом.

— Вернется ли он? — вырвалось у Людмилы Николаевны.

Валерий бросил быстрый взгляд на ее осунувшееся лицо, отметил припухлость у глаз. Он подумал, сколько сил приходится ей тратить, чтобы держать себя в руках и не думать о двух трупах, которые находятся совсем близко. Внезапно он отшатнулся от стены. В кольцо света, распугав рыб, влетела темная торпеда, развернулась и пошла прямо на него. Перед самой стеной она затормозила на втором развороте, и Валерий увидел огромный глаз, подмигивающий ему. Послышалось: «Раз!»

«Вот тебе и причина слуховой галлюцинации. Ведь это я мысленно посчитал „раз“, думая о том, что Мудрец сделал первый круг, а показалось, будто он произнес это слово. Галлюцинация была настолько совершенной, что я мог бы легко ошибиться, если бы микрофоны не были выключены или нас не отделяли от моря звуконепроницаемые стены…»

Он потянулся к пульту и включил систему микрофонов, в которой были и ультразвуковые преобразователи. Снаружи донеслась болтовня рыб: хрюканье, свисты, мычанье, похожее на коровье, щелканье креветок. А вот и сами креветки выплыли из темноты, шевеля усами-саблями и настороженно глядя на стену «колокола». Несильный свет привлекал подводных обитателей, и к странной «скале» собрались рыбы с яркими плавниками, рыбы жемчужно-голубые, ярко-синие, серебристо-красные, похожие на женщин, вышедших пощеголять нарядами на проспект. Однако Валерий знал, что среди них имеются и весьма ядовитые создания. Одна рыба обладала добрейшей внешностью, будучи на самом деле отъявленной хищницей; другая имела пугающую голову со страшной пастью, а являлась безобиднейшим существом. Каждое создание пыталось выдать себя за другое, чтобы выжить.

Но вот звуки изменились, рыбы испуганно метнулись в разные стороны. В круг света снова ворвалась живая торпеда, и послышалось: «Два!»

«Я или он?» — подумал Валерий, пытаясь сообразить, кто же считает на этот раз. Что-то мешало ему думать, что-то мягкое и глухое, как кипа ваты, мокрое и скользкое, как медуза. Что-то давило на его мозг. Он уже был знаком с таким ощущением и боялся его.

Блеснула новая мысль, как рыба в лунном омуте. Валерии попытался схватить ее, спросил:

— Вы ничего не слышали?

— Как же, он считает круги.

«А в первый раз? Тоже он? Но как же я мог его слышать при выключенных микрофонах? Как звук оттуда мог пробиться сквозь эти стены? Чепуха! Надо произнести „чепуха“ сто или тысячу раз и избавиться от наваждения. Если я перестану различать то, что может произойти, от невозможного, — мне конец.»

Он увидел, как Людмила Николаевна подняла руки и сжала ими свою голову.

— Не могу больше, не выдержу!

«Чем я могу тебе помочь? Их не вернуть», — подумал он и сказал:

— Мудрец возвращается.

Но Людмила Николаевна закрыла глаза руками. Она думала: «Что со мной творится? Лучше бы вернулась тоска. А сейчас ничего нет, пусто. Ни тоски, ни горя. Только это тупое безжалостное давление на мозг. Хочется ли мне отомстить за них? Впрочем, месть — не то слово. В таких случаях мы любим выражаться красивее — возмездие. Но кому? Людям, которые их убили? За то, что они служили людям? С точки зрения убийц — не тем, кому следовало. А с моей точки зрения именно тем. А с точки зрения дельфинов? Может быть, их точка зрения самая важная для всех нас. Ведь они думали, что служили людям — людям вообще, без разделения на страны, расы, нации, партии, не принимая во внимание целей и причин. Они были просто животными, к ним не подходит слово „аполитичные“. Если они нас во многом не понимали, это еще не значит, что они глупее нас. Просто они другие, они — не мы. А возможно, мы сами еще не способны на сознательные контакты с другими разумными существами. Даже здесь, на Земле…»

Она вспомнила о Лилли. Он считал, что разговор человека с дельфинами длится достаточно давно и что еще во времена расцвета культуры древних греков дельфины попытались установить контакты с людьми, но с началом кровавых римских войн отвернулись от нас. А может быть, людям следует смотреть на все это с другой, с нашей стороны, и дело в том, что сам человек обратился к дельфинам тогда, в пору своего могущества и мира, и забыл о них, занятый уничтожением себе подобных. Прошли века. И сегодня человек снова обращается к дельфинам, хотя он не стал более мирным ни по отношению к другим существам, ни по отношению к себе. Политика… Это не пустое слово. Она выражает всю сложность отношений между людьми от семьи до государства. Ее делаем все мы своими желаниями, потребностями и ссорами, своей любовью и ненавистью, своими высокими порывами и низменными страстями. Она настолько же высока и благородна, насколько хороши мы сами. Но, откликаясь на наш зов, дельфины не знают о ней. И вот двоих из них убили люди… Людмила Николаевна почувствовала, как ее захлестывает ненависть:

«Враги, негодяи, подлецы… Стоп! О чем же я думала? Почему слова вспыхивают и гаснут в памяти, как клочки бумаги? Я думала о врагах, об убийцах. Они хотят уничтожить нас, сначала наш мозг. Вот откуда это непреодолимое давление… Животные ни при чем. Врагами бывают только люди. Существует очень простая истина: врагов уничтожают. Но чтобы уничтожить, их надо найти. И в этом нам помогает осьминог. Снова животное. Мы, люди, всегда вовлекаем их в свою орбиту, в свою борьбу. Интересно, смогут ли они когда-нибудь сделать то же самое с нами? Осьминог Мудрец… Будь благословен за то, что ты помогаешь нам! Осьминоги важнее для нас, чем дельфины. Они разумнее, преданнее… Это самая важная мысль, к которой я пришла. А вот и Мудрец возвращается…»

Темное ядро, влетевшее в круг света, резко затормозило.

«Сейчас все решится, — думал Валерий. — Он еще может уплыть в море. Зачем ему мы? Что бы я сделал на его месте?.. Осьминоги важнее для нас, чем дельфины. Они разумнее, преданнее… Это самая важная мысль, к которой я пришел…»

Он бы очень удивился, если бы ему сказали, что точно так же, даже теми же словами, думает Людмила Николаевна. И он бы начал сомневаться в правильности своей мысли… Но ему никто ничего не сказал.

Мудрец подплыл к наружной заслонке, протянул щупальце и попытался ее открыть. Валерий включил механизмы, в отсек с шумом ворвался сжатый воздух, видно было, как вибрирует и выгибается лист пластмассы. Стал нарастать пронзительный свист. Затем автомат опустил заслонку за один миг до того, как фотоэлементы «заметили» мелькнувшую мимо них массу. Белый, будто посыпанный мукой, сплющенный осьминог был подан в камеру, а через несколько секунд багровый, полуживой — оказался в «колоколе». Валерий и Людмила Николаевна почему-то почувствовали облегчение, голова стала ясной, исчезло давление. Но прошло несколько минут — и вернулось прежнее состояние. Тем временем осьминог пришел а себя. Валерий спросил его:

— Ты ничего не заметил, когда кружил вокруг дома?

— Рыбы. Разные, — ответил Мудрец. Валерий удивился: «Он ведь знает, что его спрашивают не о том».

— Меня не интересуют рыбы. Люди?

— Далеко, — ответил спрут.

— Но ты их видел?

— Нет. Знаю.

— Послушайте, — сказала Людмила Николаевна, обращаясь к Валерию. — А если они выпустят по «колоколу» торпеду (она вспомнила о стенах, способных выдержать чудовищное давление) или какой-нибудь сверхснаряд…

И она, и Валерий одновременно (хоть об этом они не знали) представили, как под чудовищным давлением в пробоину бьет водяная пика, пробивающая насквозь аппараты. У женщины вырвался крик страха, а Валерий прижался к стене и остекленевшими глазами смотрел, как вода поднимается все выше и выше.

Он очнулся, стряхнул наваждение, но страх не прошел, а усилился. «Мы сходим с ума, — думал Валерий. — Может быть, так на нас повлияла смерть дельфинов? Или неизвестность? Нет, причина, пожалуй, еще и в том, что прервалась связь с поверхностью, с людьми и мы почувствовали себя одинокими и беспомощными. Мы не можем не думать о тоннах воды, давящих на „колокол“. Это они давят на мозг, ломают перегородки между отдельными воспоминаниями, и нам кажется невесть что… Возможно, и смерть дельфинов придумана нами? А они там, за коридором, — живые, здоровые и голодные? Ну, конечно, так оно и должно быть!»

Ему послышался призывный свист Пилота. Валерий рывком распахнул дверь и побежал к дельфинарию, громко стуча башмаками. Открыл вторую, третью дверь — в нос ударило зловоние, густой трупный запах.

На несколько минут вернулось самообладание. Валерий запустил механизм слива, и вода вынесла трупы дельфинов в море. Он смотрел, как последовательно включаются автоматы, производящие смыв и дезинфекцию, и пытался в своем сознании создать заслон от безумия. Он возводил этот заслон, как частокол, из прямых, обструганных, рабочих мыслей: «Можно будет в бассейне поселить Мудреца, а со временем — и нескольких его сородичей. Но в первую очередь надо попробовать с его помощью наладить связь. Почему с его помощью? Неужели я боюсь выйти из „колокола“ и посмотреть, где оборвалась линия?..»

Он вспомнил о Людмиле Николаевне и поспешил к ней. Женщина не смотрела на него, она уткнула лицо в руки и стояла неподвижно, прислонившись к стене. Валерию показалось, что она не дышит. «Мертва?!» Он схватил ее за плечи. Людмила Николаевна испуганно вскрикнула, и он с облегчением подумал: «Мне показалось. Мне все время что-то кажется. Почему? Ах, да, я совсем забыл о давлении…»

Он скользил взглядом по аппаратам, столику, креслам… Их создавали разные заботливые люди — конструкторы, инженеры, биологи. Здесь применена многослойная обшивка с прокладками. «Она очень надежна. Она защищает от колоссального давления мое тело, мои плечи, ноги, череп. Но эти тонны все равно давят на мозг, и тут обшивка бессильна».

Он знал, что давление воды на пьезокристаллы беспрерывно заряжает аккумуляторы, приборы очищают морскую воду и превращают ее в питьевую. А другие приборы добывают из морской воды кислород, необходимый для дыхания. Работает автономная система жизнеобеспечения, так что даже если бы кончились запасы пищи на складе, люди могли бы бесконечно питаться водорослями из пищевых аквариумов и ждать, пока придет помощь. Все предусмотрено. Он и Людмила не умрут ни от удушья, ни от голода, ни от жажды. Все предусмотрено…

И вдруг он начал тихонько смеяться. Попытался унять этот нервный смех, но ничего поделать не мог. Да, они не умрут ни от удушья, ни от голода, их не раздавит толща воды, но она раздавит мозг. Они сойдут с ума — вот что с ними случится. И тут бессильны и мудрые конструкторы, и проницательные биологи, вырастившие эти замечательные водоросли.

Если бы хоть Людмила не молчала! Если бы не эта проклятая тишина, окутавшая их, словно толстое одеяло!

Он схватил какой-то предмет, попавшийся под руку, и уронил его на пол, чтобы услышать звук от его падения. Он забыл, что может просто спросить Людмилу Николаевну о чем-либо и она откликнется. Пошарил рукой — что бы еще бросить? Рука наткнулась на маленький незнакомый ящичек. Сейчас бы горько улыбнуться, если бы улыбка получилась… Подарок Славы, молодого и самолюбивого руководителя, который так долго не приходит на помощь. Он всегда был меломаном. Это он сунул Валерию набор пленок с музыкальными записями. Не ирония ли судьбы, что ящичек попался под руку именно сейчас? «Чего же вам, привередник? Напились, наелись… Не желаете ли еще и концертик послушать? Вкусить духовную пищу? Или потанцевать с вашей соседкой?»

Валерий затрясся от беззвучного смеха. Вялая рука раскрыла ящичек и вставила одну из пленок в магнитофон. Пусть и Людмила посмеется! Комичней ситуации, кажется, не бывает…

Тихая музыка наполнила салон. Людмила Николаевна отняла руки от лица, удивленно повернула голову. Приподнялся Мудрец. Неужели и он слушает? Но что может понять в этом головоногий моллюск?

Где-то журчат и перезваниваются ручьи. Затем они сливаются воедино и шумят водопадом.

Поют птицы… В саду на рассвете…

Слышно, как просыпается земля, как тянутся вверх деревья и травинки, как шуршит по крыше благодатный дождь и в хлеву мычит корова. Кажется даже, что запахло парным молоком и свежим сеном.

И вот уже в мелодии появляются ликующие звуки. Это проснулся человек. Он берет в руки молот и ударяет по наковальне. Он выходит в поле, и спелая рожь, ласкаясь, трется о его колени и расступается перед ним. Он садится в самолет и, рассекая со свистом воздух, несется ввысь.

Солнце играет на крыльях. Поют деревья и травы, оставшиеся на земле. Поет коса в поле, и стучит молот в кузнице. Музыка накатывается волнами. Это волны моря. Тысячи зеркальных осколков солнца переливаются в них, слепят, взрываются брызгами. Вскипает белая пена у носа корабля. На мостике — капитан. Звенит цепь. В воду опускается батискаф. Распахивается море. Батискаф начинает погружение. Лучи прожекторов прорезают морские пучины. И лучи поют торжествующими золотыми голосами…

Рука Людмилы Николаевны коснулась руки Валерия, взгляд женщины указал куда-то. Валерий посмотрел в том же направлении и увидел Мудреца. Осьминог дышал чаще, увеличившиеся жаберные сердца просвечивали сквозь мантию. Казалось, у него появилась еще одна пара глаз. Большая часть щупалец была скручена, их концы шевелились и раскачивались в такт мелодии. Людмила Николаевна протянула к спруту руку, но он ничего не замечал. Его взгляд был неподвижно устремлен куда-то вдаль. Женщина улыбнулась впервые за последние часы.

— Что со мной было? — спросила она у Валерия. — Такое впечатление, как будто перенесла болезнь.

Валерий улыбнулся ей в ответ. Голова его была ясной, давление исчезло. Вернулась способность анализировать. «Тут дело не в музыке, — подумал он. Вернее, не только в музыке и нашем впечатлении. Должен быть еще какой-то фактор, более объективный…»

Пленка окончилась, музыка утихла. Мудрец некоторое время пребывал в состоянии опьянения, а затем заковылял к своему аквариуму. Он выглядел уставшим.

— Переместим его в бассейн? — предложил Валерий. — Там просторнее.

— А как же?.. — Она не договорила.

— Я убрал трупы, — сказал Валерий, вытаскивая из ящика катушку пленки и заряжая магнитофон. Он спешил, он чувствовал, что давление возвращается…

Валерий устроил Мудреца в бассейн. Тот не выказывал особой радости при новоселье, но, вероятно, это объяснялось тем, что он устал. К тому же еще действовало музыкальное опьянение…

Валерий вернулся в салон. Людмила Николаевна уже спала. Он тоже стал укладываться, не выключая магнитофон. Но теперь музыка плохо помогала, мысли ворочались с трудом.

Валерий щелкнул тумблером магнитофона и лег. Тотчас пришел сон — тяжелый и бесформенный, меняющий цвет, как осьминог. Он протягивал свои угрожающие щупальца, обвивал ими, как канатами, не давал подняться. В короткое мгновение, когда Валерию удалось раскрыть глаза на скрип двери, он увидел огненного паука, проникшего в салон…