В подводных пещерах

XVI

— Не так-то уж много я узнал, — проворчал Евг, отвечая на вопрос Валерия. — Мудрец проводил меня до пещер и там оставил ждать. Сам он проскользнул в щель между камнями — и был таков. Я уж отчаялся ждать, когда он появился с другим осьминогом, и вдвоем они стали растаскивать камни. Как только образовался проход, достаточный, чтобы я мог протиснуться, послышалось: «Идем!» Я последовал за ними. Передвигался медленно, так как «торпеду» пришлось оставить у входа на якоре. Может быть, они даже нарочно приготовили узкий проход, чтобы я оставил аппарат. Впрочем, в пещерах он не очень бы пригодился…

Евг многозначительно посмотрел на Валерия и без всякой связи с предыдущей фразой спросил:

— Он знает, что такое радиоактивность? Ихтиолог произнес эти слова обычным тоном, косясь в сторону двери, за которой скрылся осьминог. Затем направился вслед за Мудрецом, сказав:

— Дам ему поесть. Не зря говорят: когда я ем, я глух и нем. А ты пока подумай над ответом. Валерий не мог, конечно, дать точного ответа.

Осьминог был знаком со счетчиком Гейгера, может быть, понял и его назначение, если…

— Тут десять «если», — сказал Валерий Евгу, когда тот вернулся. — Если у него есть органы, чтобы ощущать радиоактивность… Если он способен понять, что это за явление… А в общем, не знаю. Но для чего тебе это нужно?

— Мой счетчик Гейгера трещал не умолкая, как только мы приблизились к пещерам. И по мере нашего продвижения излучение становилось сильнее и сильнее…

Валерий насторожился. В памяти пронеслось первое погружение со Славой, непонятное исчезновение контейнера…

Косинчук продолжал рассказ:

— Я увидел нескольких осьминогов, присосавшихся к камням в различных частях пещеры. Один отдыхал в типичной для спрутов «позе философа», другой свисал с потолка, как люстра, и шевелил щупальцами, третий наполовину высунулся из-за камня и в упор разглядывал меня. Кажется, это были полномочные послы осьминожьего народа. Все они внешне походили на нашего Мудреца. Такое же необычно большое для октопусов туловище, огромные глаза, увеличенные «лбы». Совершенно неизвестный науке вид. Я спросил, почему они оставили свой город и есть ли у них другие города. Один ответил мне, что города им, дескать, не нужны, раз есть пещера, а два других сразу же засыпали меня вопросами о людях. Их интересовали даже подробности: какого цвета у людей кровь, отдыхаем ли мы, переваривая пищу, как добываем металлы, как создаем пластмассы. Один спрашивал, почему люди не откажутся от одежды, другой допытывался, чем мы кормим «детей-помощников», — так они называют аппараты и механизмы. Но главное, о чем они спрашивали, — это об источниках жизни. Пришлось рассказать о Солнце, об энергии солнечных лучей, о фотосинтезе. Они схватывали каждое слово буквально на лету, воспринимали понятия, иногда на свой лад дополняли их. Иногда и мне удавалось вставить вопрос. Осьминоги отвечали, но без особой охоты. Они, как дети, больше любят спрашивать, чем отвечать…

«Как дети ли? — подумал Валерий. — Это предпочитают не только дети».

— Я выяснил, что их мышление кое в чем похоже на наше, но есть и существенные отличия. Так, например, они способны воспринимать абстрактные понятия, но ни за что не могут понять, что означает слово «море». Для них поверхность моря — это одно, а глубина — другое. Спокойное море ничем не напоминает бурное; место, где водятся одни виды рыб, не похоже на место, где водятся другие. Достаточно, чтобы изменилась температура воды, — и меняется понятие. А слово «Океан» они поняли так: места, где могут жить осьминоги и люди. Землю они вначале тоже посчитали частью Океана.

— Лучше бы они так не считали, — без улыбки заметил Валерий.

Евг не прореагировал на его замечание. Он был увлечен собственным рассказом, вторично переживая встречу с осьминогами:

— Все же мне удалось объяснить, что Земля состоит из суши и Океана. Но затем они никак не могли понять, что такое суша. Я сказал, что это место, где живут люди, а осьминоги могут жить лишь очень недолго. Они спросили: «А долго тоже могут? От рождения до смерти?» Я ответил, что это возможно лишь в том случае, если их поместить в специальные бассейны. В общем, я здорово устал и запутался, когда вдруг наш Мудрец помог мне, задав вопрос: «Живут ли на суше крабы?» Кончилось тем, что они поняли слово «суша», как вместо, где не живут крабы. У меня уже кружилась голова от усталости, но я не хотел уходить, не узнав, как они размножаются. Ведь это необходимо указать в докладе для академии. Я уже выяснил, что в принципе они размножаются яйцами — так же, как все другие октопусы…

— Я читал об этом, но не обратил особого внимания и запомнил плохо, сказал Валерий.

— Вот и видно, что все-таки ты журналист, а не биолог, — проговорил Евг поучительно («Как будто уже успел стать академиком Е. Косинчуком», — подумал Валерий). — Тебя больше интересуют сенсации, чем способ размножения. А он имеет важнейшее значение для описания вида. Ладно уж, слушай, только внимательно. Процесс размножения осьминогов весьма характерен. («А все-таки он племянник своего дяди», — с насмешкой подумал Валерий.) — Известно, что чистюля-самка прикрепляет яйца в гнезде, пещере или другом защищенном месте и обильно поливает их водой из воронки, поглаживает, встряхивает, чтобы очистить от мелкого мусора. Ведь даже взрослые октопусы не переносят несвежей воды. Осьминожихи фанатично преданны своим будущим детям. Они ничего не едят, чтобы случайно не проронить ни крошки и не загрязнить яйца. В то же время они бдительно охраняют их от любых живых существ, тратя энергию и не восполняя ее. К тому моменту, когда вылупливаются малютки, их матери настолько изматываются, что у них не остается сил, чтобы продолжать собственную жизнь. Я хотел хоть взглянуть на яйца этого вида, но осьминоги сначала притворились, что не понимают моей просьбы; потом один из них сообщил, что яйца хранятся в особых помещениях и туда никого не пускают. Я просил показать мне один такой «инкубатор», но они были неуступчивы. Мне даже показалось, что моя просьба чем-то напугала их. Договорились, что посещение «инкубатора» отложим до следующего раза. Но я боюсь, что и при следующей встрече они не будут более уступчивы, а поэтому…

Он взглянул на дверь и умолк. Взглядом показал на себя, на скафандр, поднял один палец. Валерий понял, что ихтиолог собирается в следующий раз пойти один, без Мудреца, и каким-то образом заглянуть в «инкубатор». Он почувствовал тревогу за товарища, но не мог как следует оценить предстоящую ситуацию, так как не хотел создавать ее в воображении.

Им обоим необходимо отдохнуть, и они, выключив свет, легли поспать. Но сон не шел к Валерию. Он пребывал в уже знакомом ему душном дремотном состоянии. Предчувствие опасности заставляло открывать отяжелевшие веки, а сон снова опускал их, смыкал плотно, как створки раковины.

Валерий услышал отдаленный шум, плеск, мокрый шлепок. Затем раздались иные звуки, будто спортсмен-новичок после дальней дистанции вылез из воды и, отдуваясь, тяжело шлепает к скамье. Звуки приближались…

Валерий заставил себя открыть глаза. Он увидел, как ручка двери повернулась. В узкую, почти незаметную щель стал втискиваться огненный паук. Та часть его туловища, которая прошла в дверь, вначале была плоской, как блин. Но вот она раздулась, словно паук переливал в нее остальную часть своего тела, оставшуюся за дверью.

Ожидание становилось невыносимым. Валерий собрал свое тело в упругий комок, довел мышцы до положения сжатых пружин. Он вскочил на ноги, почти одновременно включив свет в салоне.

Как только зажглись плафоны, огненный паук потух. Перед Валерием сверкал глазами спрут. Некоторые его щупальца были скручены, другие — вытянуты, будто он не решил, нападать или защищаться.

— Что тебе нужно? — спросил Валерий. «Хотел посмотреть, оба ли вы здесь».

— Зачем?

Заспанный Косинчук протирал глаза, с удивлением глядя на осьминога. «Хотел проверить».

— Зачем?

«Чтобы знать, что вы здесь».

— А если бы нас не было? «Вас обоих или одного из вас?»

— Допустим, обоих. «Знал бы, что вас нет».

— А если бы одного? «Знал бы, что нет одного».

— Для чего тебе это?

«Чтобы знать».

Валерий оказался в тупике, не зная, в какой форме задать вопросы, чтобы вынудить спрута рассказать о цели ночного визита. Евг переводил взгляд с одного на другого. Он сказал осьминогу:

— Ты не должен приходить сюда, когда тебя не зовут. Ты помешал нам спать.

«Не знал, — ответил осьминог. — Не приду, пока меня не позовут».

— Вот и хорошо. А теперь ступай.

Уже находясь за дверью, осьминог произнес:

«Не ходи, когда тебя не зовут». Люди переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль. Евг спросил:

— Волнуешься?

— Он светился, — растерянно сказал Валерий, подходя к двери и запирая ее на засов.

— Многие глубоководные способны светиться в темноте. Так они подманивают добычу, — сказал ихтиолог, и за его фразами скрывался подтекст: «В этом нет ничего особенного».

— Я уже видел однажды огненного паука. А после того погибли дельфины, — с нарастающим раздражением сказал Валерий.

Евг пожал плечами:

— «После» еще не значит «потому что». Давай спать. Утро вечера мудренее.

«Тем более, что утром он собирается…» — подумал Валерий и оборвал мысль. Вспомнил слова ихтиолога, повторенные спрутом. Было ли это простым повторением? Он слышал, как заскрипела откидная койка, и позавидовал выдержке товарища. Но сам заснуть не мог. Подошел к настенному шкафчику, достал пистолет. Это был не лазер, а старый пистолет Макарова, который на всякий случай дал ему Жербицкий. Валерий сунул пистолет под подушку…