23

— Эдит, познакомьтесь, это Дэвид Эш.

Когда Эдит вошла в комнату, навстречу ей поднялся со стула высокий темноволосый мужчина, и теперь он протягивал ей руку. Он вел себя очень сдержанно, но его скрытые возможности не укрылись от Эдит, и она подумала, что у этого человека очень интересное лицо и выразительные глаза…

Но мысли ее неожиданно были прерваны странным ощущением, можно даже сказать потрясением, когда они пожали друг другу руки. Его прикосновение вызвало у нее дрожь по всему телу, похожее чувство испытываешь, когда трогаешь кончиками пальцев поверхность мягкого бархата.

Пожатие его вдруг ослабло, словно и сам он испытал смущение, но потом снова сделалось крепким.

— Кейт много мне о вас рассказывала, — сказал он.

— Мне тоже хорошо известна ваша высокая репутация, — также быстро овладев собой, ответила Эдит и улыбнулась в ответ на его улыбку, желая тем самым показать, что в ее словах нет никакой скрытой враждебности.

— Я очень удивился, узнав от Кейт, что вам потребовалась моя помощь.

— Хочешь верь, хочешь нет, но Эдит восхищается твоей работой, — сказала Кейт, с сияющей улыбкой глядя на них обоих.

Эш удивленно поднял брови.

— Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваши доводы, мистер Эш, — сказала Эдит. — Среди людей моей профессии, без сомнения, немало шарлатанов. Мы и так вызываем немалое неудовольствие людей, а эти жулики еще больше дискредитируют нашу работу и ставят нас в смешное положение.

— Простите мне мои слова, — без обиняков ответил Дэвид, — но я уже привык к тому, что все вам подобные ополчились против меня и постоянно на меня нападают.

— Только не в тех случаях, когда мы сами подозреваем обман. Бывает, что проходит много лет, прежде чем удается разоблачить такого рода обманщика, а когда это наконец происходит, страдаем и все мы. Их деятельность необходимо прекращать, и чем раньше это будет сделано, тем меньший вред успеют они нанести, мистер Эш. И главное — прежде, чем эти фальшивые медиумы успеют заполучить массу поклонников. Чем их больше, тем сложнее бывает разоблачить мнимого идола.

Эш знал, что это правда. Как и всякую религию (а ясновидение для многих было именно религией), эту можно было разрушить, только поколебав веру ее исповедников и разоблачив методы каждого шарлатана и обманщика в отдельности.

— Человек, которым мы просим тебя заняться в данном случае, слишком далеко вышел за все допустимые пределы, — сказала Кейт.

— За допустимые пределы? — переспросил Эш, обращаясь на этот раз — к Эдит. — Следовательно, есть какие-то дозволенные рамки обмана, если он достаточно безобиден? Я правильно вас понял?

— Не стану отрицать — некоторые медиумы пользуются своего рода театральными эффектами, — ответила Эдит. — Но они никому не причиняют вреда. Это всего лишь средство достижения определенного психологического настроя.

Ей очень не понравилась ответная улыбка Эша.

Кейт встала из-за стола, недовольная и обеспокоенная ходом этой встречи.

— Пожалуй, я пойду выпью чаю или кофе, а вы, Эдит, тем временем во всех деталях объясните Эшу суть дела, — сказала она. — Думаю, его это весьма заинтересует.

— Уверена, что так и будет, — кивнула Эдит, в то время как Дэвид с равнодушным видом доставал из кармана сигарету. — Да, я абсолютно в этом уверена.


Это было впечатляюще. Напряженная атмосфера и почти физически осязаемое ожидание. В огромном помещении царил мрак — свет был не просто тусклым, как это обычно бывает во время таких сеансов, он практически отсутствовал.

Эш внимательно изучал медиума, стоявшего в отдалении. Это была женщина, и Эш вынужден был признать, что выглядела она весьма впечатляюще. Черные как смоль волосы (несомненно крашеные) были гладко зачесаны назад и собраны в тугой пучок на затылке; густо накрашенные глаза, приподнятые в углах, словно кожа здесь была туго натянута; чувственные ярко-красные губы; крупный нос, весьма примечательный, но при этом совсем не портивший ее лицо. Естественно, одета она была во все черное: блузка с высоким воротником, длинная юбка, даже чулки и туфли были черными. Эш подумал, что ее облик вполне соответствует плате за сеанс. Если бы он выложил такие деньги (а Эш не сомневался в том, что все это делается отнюдь не бесплатно), именно такой он хотел бы ее видеть — это неотъемлемая часть задуманного шоу. Звали ее Эльза Бротски, и Эш удивился, что она не действовала по полной программе и не прибавила к своему имени слово «медиум». Да, все это было весьма впечатляющим и одновременно смешным и нелепым. Однако Дэвид ясно видел, что аудитория ее едва ли не боготворила.

Он внимательно оглядел возбужденных «гостей» — главным образом это были женщины и среди них несколько пожилых или среднего возраста мужчин, которые все же сохраняли видимость спокойствия. Женщины возбужденно перешептывались, стараясь, однако, говорить как можно тише.

Эшу никогда еще не приходилось бывать на сеансах такого рода. Спиритические сеансы, как правило, были очень многолюдными и проходили в до отказа набитых помещениях. Здесь же присутствовало не больше двадцати пяти человек, не считая, конечно, медиума и ее помощников. Все приглашенные на этот закрытый сеанс сидели на расставленных полукругом скамьях. Медиум расположилась на стоявшем перед ними стуле. Все остальное пространство оставалось свободным.

Пока Эш изучал присутствовавших, сидевшая напротив, на другом конце полукруга, Эдит не сводила с него пристального взгляда.

За последние несколько недель она успела отчасти — только отчасти — узнать его и начала понимать, что его скептицизм (хотя, возможно, это не совсем точное слово) происходит из искреннего желания постичь истину. Он отнюдь не считал, что выполняет некую святую миссию, — его интеллект был чрезвычайно высоко развит, и потому для него неприемлемы были столь прямые, однозначные оценки, да и не было в этом человеке ничего от евангелического проповедника. Эдит чувствовала, что им движет нечто такое, что и сам он не в состоянии пока осмыслить и понять. «Для меня это всего лишь работа, а не призвание», — сказал он ей в одном из недавних разговоров, но она сомневалась в том, что это на самом деле так. Понять этого человека было задачей отнюдь не из легких, возможно потому, что он и сам себя до конца не понимал. Она видела, что он охвачен чувством безысходности, разочарования, хотя нет — пожалуй, это было нечто большее, чем просто разочарование, нечто более глубокое… Быть может, отчаянные поиски самого себя? Вероятно, однако, что она и в этом ошибается. Сама не зная почему, Эдит подозревала, что все может быть как раз наоборот. «Какая странная мысль пришла мне в голову», — подумала она. — «Можно ли допустить, что в основе желания узнать правду лежит отрицание существования, самой этой правды?» Эдит сознавала, что причиной ее смущения и растерянности относительно личности Дэвида Эша является тот факт, что в какой-то момент ее разум коснулся его сознания. Все это было так странно и таинственно.

Вместо того чтобы усилиться, тихий шепот голосов вдруг почти прекратился, и это оторвало Эдит от размышлений. Она вновь обратила все свое внимание на сидевшую отдельно от «гостей» женщину в черном, которая до этого момента не проронила ни слова — словно все это время концентрировала мысленную энергию для предстоящего сеанса. Сзади к ней подошли двое мужчин, больше похожие на охранников, чем на помощников, медиум подняла голову и с надменной улыбкой оглядела собравшихся.

Когда она заговорила, все остальные звуки стихли и наступила полная тишина.

— Благодарю вас за то, что вы пришли сегодня сюда. Мне кажется, что я уже чувствую волнение и возбуждение всех тех, кого мы так любим и кто покинул этот мир. Да! Да! Они с нетерпением ждут возможности побеседовать с нами.

Она медленно скользила взглядом по лицам присутствующих, словно стараясь запомнить каждого, а те в свою очередь дрожали от удовольствия и от испытываемого ими благоговения.

Щеки Эдит вспыхнули от мучившего ее стыда за свое участие в подобной авантюре. Чуть раньше Эш спросил ее, почему она так уверена в том, что эта женщина — обманщица «Истинный экстрасенс угадывает это совершенно безошибочно», — ответила она тогда, и слова против ее воли прозвучали довольно двусмысленно. Эдит поняла это и тут же добавила, что за последние годы эта женщина получила весьма значительную сумму гонораров и это уже само по себе вызывает сомнения в ее честности и порядочности, ибо люди, действительно владеющие «даром», не позволяют себе извлекать из своего таланта чересчур большие прибыли. Брать плату за столь уникальные способности — это не путь, сказала она тогда Эшу, придавая в этом случае слову «путь» скорее духовный смысл, чем некое отношение к происходящему. Он выслушал ее точку зрения, однако согласился он с ней или нет, сказать трудно.

Была и еще одна причина сомнений в честности Эльзы Бротски. Эдит объяснила Эшу, что причина эта весьма проста: эта так называемая медиум была слишком уж удачливой. Она ни единого раза не потерпела неудачи в своих попытках связаться с тем или иным духом, находящимся в потустороннем мире. В подобное невозможно поверить — каждый экстрасенс терпит неудачи, точнее, если говорить правду, их бывает гораздо больше, чем удач. А эта женщина, как выяснилось, работает совершенно безупречно. Эш поступил весьма невежливо — он принялся довольно откровенно размышлять вслух о зависти, которую испытывают друг к другу экстрасенсы, и Эдит пришлось наполнить ему, что она и Институт просят его всего лишь понаблюдать за этой женщиной, внимательно изучить ее и дать свое заключение. Иными словами — доказать правоту или ошибочность их мнения, не более того.

Попасть на сеанс не представило для них никакого труда — казалось, сюда пускали кого угодно (этот факт весьма озадачил Эдит: как правило, мнимые медиумы стараются вытянуть из своих потенциальных клиентов как можно больше информации, чтобы во время сеанса иметь максимально полные сведения и отталкиваться от них в полете своей фантазии; но в данном случае ни ею, ни Эшем никто даже не поинтересовался). Правда, им пришлось довольно долго ждать, пока подойдет их очередь, — список желающих стать «гостями» сеанса был длинным, эта женщина быстро набирала популярность и завоевала репутацию лучшей ясновидящей. Прошло почти два месяца, прежде чем Эдит и Эш получили отдельные приглашения (из предосторожности они воспользовались чужими именами), и Эдит пришлось придумывать повод, чтобы перенести свой визит на то же время, которое было назначено Эшу. Долгое ожидание имело и свои преимущества: у Эша было достаточно времени, чтобы узнать кое-что о прошлом Эльзы Бротски.

Эдит успела заметить в полумраке легкий кивок Эша в свою сторону. Она услышала, как ахнула сидевшая рядом с ней пожилая женщина, от которой сильно пахло мылом и пудрой. В небольшом пятне света она видела «медиума», ее бледную кожу и кроваво-красные губы. Хотя полной темноты в помещении не было, внимание всех невольно обращалось на этот светлый круг, который тоже постепенно тускнел, словно вместе с «медиумом» погружался в транс.

Бротски вздохнула, и губы ее при этом раскрылись, став похожими на кровавые шрамы, горевшие в медленно гаснувшем свете. Вздох женщины был полон страсти. Она подняла руки, и двое ее помощников выступили вперед, чтобы поддержать их, в то время как руки почти коснулись сидевших ближе других к «медиуму» людей.

— Присоединяйтесь ко мне, — задыхаясь, произнесла она, и все присутствующие словно по команде взялись за руки.

Ладонь сидевшего справа от Эша пожилого человека была сухой и жесткой, как кора дерева знойным летом, в то время как влажная ладонь женщины слева больше напоминала кусок сырого мяса. Дэвид мысленно похвалил Эльзу Бротски за умение с таким эффектом организовать представление и внимательно наблюдал за тем, как ее голова все ниже и ниже опускается на вздымающуюся под тонкой блузкой грудь. Глаза ее какое-то время оставались закрытыми, но вдруг широко распахнулись, и она произнесла имя:

— Клэр.

Она еще раз повторила то же имя — голос был низким и чуть хрипловатым.

Кто-то, сидевший через два места от Эша, шевельнулся и испуганно вскрикнул.

— Здесь, в этом мире, кое-кто желает побеседовать с Клэр, — раздался голос Бротски. Затем она слегка повернула голову и, словно обращаясь к кому-то слева от себя, произнесла: — Да, я знаю, Джереми, потерпите, — пожалуйста. — Она снова обернулась к аудитории. — Учтите, Клэр, сегодня многие с нетерпением ждут своей очереди, чтобы поговорить.

Эш поморщился. Да-а… эта женщина времени зря не теряет. Немного театральных эффектов — и вот уже шоу в самом разгаре.

— Это, наверное, я, — раздался из темноты голос.

В ту же секунду возник еще один луч света и быстро двинулся вдоль того ряда, в котором сидел Эш. Наткнувшись на женщину, сидевшую с полуоткрытым ртом и горящими от возбуждения глазами, луч остановился. Женщина заморгала, ослепленная этим светом, хотя он отнюдь не был ярким.

Эш был заинтригован. Никогда прежде ему не приходилось видеть, чтобы во время сеанса вот таким образом высвечивали из темноты одного из участников сеанса.

— Джереми просит вас не беспокоиться, — обратилась Бротски к женщине. — Там, где он сейчас находится, он чувствует себя вполне счастливым, однако ему хочется, чтобы вы почаще навещали его так, как сейчас. Он хочет рассказать вам о многом. Вы исполните просьбу Джереми, Клэр?

Клэр лихорадочно закивала головой, глаза ее были полны слез.

— Он просит меня сказать вам, что не чувствует больше боли, даже в ноге. Вас обоих это так беспокоило, не правда ли, Клэр?

Женщина еще раз энергично кивнула, и слезы потекли ручьем.

— В следующий раз Джереми расскажет вам больше. Главное, не волнуйтесь и теперь, когда вам удалось установить с ним контакт, не оставляйте его больше надолго.

— Не оставлю, — сдавленным голосом ответила женщина и, с трудом сдерживая рыдания, повторила: — Не оставлю…

Весьма умно и хитро, подумал Эш, теперь у нее есть еще одна постоянная клиентка, поклонница на всю оставшуюся жизнь. Интересно, она получает фиксированный гонорар или клиенты платят ей по собственному желанию — столько, сколько сочтут нужным? Хотя большого значения это не имеет — в порыве чувств люди обычно не скупятся и бывают весьма щедры.

— Здесь присутствует пожилой джентльмен с седыми волосами и красивой бородой, — снова послышался голос «медиума». — Он желает побеседовать с кем-то по имени…

Сеанс продолжался в том же порядке. Луч света (Эш заметил, что им управляет человек, стоявший в темноте за спиной «медиума» и время от времени поправлявший положение источника света) останавливался то на одном, то на другом участнике сеанса, когда наступала их очередь беседовать с обитателями потустороннего мира. Режиссура спектакля была хорошо продуманной, но достаточно очевидной.

Больше всего Эша поразил тот факт, что этой женщине в черном известно Очень и очень многое не только о тех, кто присутствовал на сеансе, но и о их возлюбленных усопших. Никаких сомнений не может быть в том, что она предварительно получала о них информацию.

Создавалось впечатление, что Бротски выбирала кого-то из «гостей» как бы случайно, и луч, останавливавшийся на избранном, создавал иллюзию, будто в помещении в данный момент присутствуют только двое. Великолепный психологический ход — прекрасная возможность для концентрации одного разума на другом. Разговоры мертвых касались главным образом вполне земных и обыденных вещей: «…пойди к врачу и посоветуйся относительно этой постоянной боли в спине, радость моя, он тебе поможет, поезжай и отдохни в этом году за границей, там ты встретишь интересных для себя людей, обо мне не беспокойся, у меня все в порядке, скажи бабушке Розе, что ее Том здесь, со мной, и он с удовольствием встретится с ней, когда придет время, я всегда любил тебя, хотя иногда ты в этом сомневалась, я и сейчас люблю тебя, будь осторожна с той новой плитой, которую ты купила, ты права, головные боли могут быть вызваны утечкой, и, пожалуйста, не плачь больше обо мне, прошло уже пять лет, пора бы взять себя в руки и подумать о своей жизни, только не забывай меня и приходи поговорить со мной, да, конечно, я очень скучаю по тебе, мастер плохо сделал, заднее крыльцо в доме, попроси его перестроить, ты права относительно своего шефа, он плохо к тебе относится, пора тебе, моя девочка, поискать другую работу…» Все это, безусловно, имело большое значение для присутствовавших на сеансе, об этом свидетельствовала их реакция — они то плакали, то радостно смеялись.

Простота и банальность происходящего делали шоу еще более убедительным. Однако Эша убедить было далеко не так просто.

Не все участники сеанса получали весточки из другого мира, не получили их в том числе и Эдит, и сам Дэвид. Значит ли это, что «медиум» осуществляла «контакт» только в том случае, если у нее имелась информация? Даже если она использует лишь ограниченное число участников, остальные все равно окажутся под впечатлением от увиденного. Возможно, «контакт» становится реальным лишь после двух-трех визитов, а за это время Бротски и ее помощники успевают получить достаточную информацию о прошлом своих новых клиентов. Интересно, подумал Эш, кто заведет с ним разговор по окончании сеанса? Что ж, он готов к этому, у него есть несколько занятных сюжетов для дезинформации, и он…

Луч света замер на лице Эдит.

Эш был потрясен. Они ничего не знали о ней, им не было известно даже ее настоящее имя. С какой стати эта женщина, словно направляя луч света, указала рукой на Эдит, на совершенно незнакомого ей человека?

Тишина длилась всего несколько секунд, показавшихся, однако, вечностью. Эдит смущенно заерзала на стуле и взглянула на сидевшего напротив нее Эша.

Лицо женщины в черном напряглось и исказилось от ярости. Она перевела взгляд на Дэвида.

— Выставьте их отсюда! — истерически взвизгнула она.

Все участники сеанса, включая Эдит и Эша, буквально застыли от этой неожиданной яростной вспышки.

— Этих двоих! — рука «медиума» указывала по очереди на непрошеных гостей.

Один из помощников бросился вперед, вглядываясь в темноту и взглядом отыскивая второго чужака в этой компании. Дэвид вскочил и выставил вперед руку, намереваясь оттолкнуть этого человека, в глазах которого читался смертный приговор.

Эш выругался про себя. Такой поворот событий не входил в его планы. У него не было никакого желания вступать в открытый конфликт с мнимым медиумом — он собирался поговорить с ней с глазу на глаз и предупредить ее, что, если она не прекратит свою порочную практику, он выведет ее на чистую воду и публично назовет обманщицей, во всех деталях рассказав, как именно она дурачит людей и какую прибыль получает от этого. В прежних случаях такая угроза обычно оказывала действие, поскольку, будучи однажды разоблаченными, всякого рода шарлатаны и мнимые ясновидящие уже не в силах были восстановить свою репутацию и завоевать доверие клиентов. Они предпочитали тихо и красиво удалиться и поискать другие возможности одурачивания людей.

Все планы рухнули, мрачно думал Эш, видя, как приближается к нему помощник «медиума». Неожиданно он получил удар такой силы, что тело его согнулось пополам. Удивительно, но этот удар не был физическим — охранник был в этот момент в нескольких ярдах от него. Эш резко обернулся и посмотрел на Бротски.

Устремив на него горящий ненавистью взгляд, она вся дрожала. От нее исходило нечто большее, чем ненависть, — в глазах ее читались одновременно презрение, отвращение и страх. Она боялась его. Он чувствовал это совершенно явственно, но не мог понять, каким образом. Это не было похоже на то, как один человек узнает по поведению другого, что тот его не любит или не доверяет ему, нет — эта ненависть буквально захлестнула разум Эша, словно женщина способна была взглядом проникнуть в его мозг. Он вдруг представил себе, как из глаз ее струятся рентгеновские лучи, как они проникают сквозь кости черепа — и чужие мысли заполняют его мозг. И он вдруг ясно понял, каким именно образом эта женщина проделывает свои трюки. Конечно же, она не была ни медиумом, ни ясновидящей, но в определенном смысле она обладала великим даром.

Чьи-то руки вцепились в него железной хваткой.

— Ну-ка, ты, вон отсюда! — услышал он тихий угрожающий голос охранника, в котором звучала неприкрытая злоба.

Эш отпихнул от себя эти руки.

— А вы ведь не разговариваете ни с какими духами, — спокойно обратился он к сидевшей по-прежнему в луче света и кипевшей от ярости женщине.

Все остальные «гости» беспокойно ерзали на своих местах, переводя взгляд с «медиума» на посмевшего так с ней разговаривать человека и обратно. Кто-то недовольно заворчал, к нему присоединились другие. Их возмущение было обращено против Эша.

— Пора людям узнать, каким образом вы устраиваете это представление, — бесстрашно продолжал Эш.

Охранник вновь попытался схватить Дэвида, но он с еще большей силой отпихнул его от себя.

— Вы очень талантливы, — вновь заговорил он, стараясь перекричать гул возмущенных голосов, — но только не в том смысле, в каком пытаетесь это представить.

К нему приближался второй охранник.

— Она телепат, — обратился Эш к окружавшим его людям, лица которых скрывались в полумраке. — Она обладает великим даром, но использует его, чтобы обманывать несчастных людей, таких как вы.

Он не был до конца уверен в том, что говорит, но все же его выводы были более чем догадкой — он явственно ощущал, как ее мысли проникают в его разум. Однако выражение ее лица после его слов убедило его в том, что он совершенно прав, ибо оно сделалось вдруг хитрым, а в устремленных на него глазах промелькнуло коварство. Потом она перевела взгляд на обращенные к ней лица участников сеанса. Лишь какое-то мгновение она колебалась, но быстро взяла себя в руки, как загнанный на охоте зверь, не утративший, однако, ловкости и стремления выжить.

— Нет! — прозвучал чей-то громкий крик.

— Она просто вытягивает из вас деньги, — настойчиво продолжал Эш.

Вокруг него раздавались возгласы неверия, отрицания очевидного.

— Послушайте, — терпеливо вновь заговорил Дэвид. — Я прислан сюда Институтом парапсихологических исследований специально для того, чтобы проверить эту женщину. Ее способность к ясновидению давно уже вызывает сомнения.

Если бы сейчас здесь присутствовала Кейт Маккэррик, она непременно застонала бы от неудовольствия. Это отнюдь не соответствовало тому, каким образом Институт предпочитал проводить свои исследования. По правде говоря, Эш и сам удивился собственной непростительной неосторожности. Возможно, виной тому была опасная близость двух похожих на вышибал охранников, от которых исходила неприкрытая угроза, а быть может, его вывело из себя неблагоприятное воздействие злобных мыслей этой женщины — он чувствовал, что они обволакивают его мозг, словно нечистоты.

— Вы ошибаетесь. Вы даже сами не понимаете, что говорите, — раздался голос одного из участников сеанса, которого тут же одобрительно поддержали остальные.

— Она помогла мне, — сказал еще кто-то.

— Благодаря ей я обрел душевный покой.

— Она вернула нам сына, — крикнула какая-то женщина.

— Нет, это не так, — настаивал Эш. — Она не делала ничего подобного. Я узнал, о ее прошлом, она совсем не та, за кого себя выдает. Спросите ее о религиозном обществе, которое она девять лет назад организовала в Лидзе и которое перестало существовать, как только полиция заинтересовалась странными сборищами, происходившими за закрытыми дверями, — необычными ритуалами, в которых принимали участие обнаженные девушки, совершавшие непристойные акты с пожилыми мужчинами. Спросите ее о вдовце из Честера, который еженедельно платил ей внушительную сумму денег за письмо, написанное рукой его покойной жены.

Со всех сторон все громче раздавались протестующие возгласы.

— Заставьте ее объяснить, почему она вынуждена была спешно уехать из Эдинбурга, — продолжал он, — тамошние власти не очень-то жалуют ясновидящих (последнее слово он произнес с явной издевкой), которые требуют, чтобы психически неуравновешенные пожилые леди переписывали на их имя свои поместья в обмен на обещание тепленького местечка в ином мире — рядом с их давно ушедшими друзьями и родственниками, которые только и ждут возможности встретиться с ними.

— Не слушайте этого сумасшедшего! — яростно прошипела Бротски. — Большинство из вас знают меня и помнят, что я для них сделала. И теперь вы поверите ему, а не мне? — Женщина по-прежнему, словно приросшая, сидела в кресле, крепко вцепившись в деревянные подлокотники.

— Те из вас, кто приглашен сюда не впервые, вспомните, сколько вы заплатили за эту привилегию? — обратился к людям Эш. — Подумайте об этом. Сколько стоил вам разговор с мертвыми?

Теперь уже оба охранника набросились на него одновременно. Схватив его за руки, они старались оттеснить его к двери. Эш отчаянно сопротивлялся, и тогда у самого его уха раздался шепот одного из головорезов.

— Для тебя же лучше, если ты сейчас тихо уберешься отсюда. Иначе твои ноги будут далеко не первыми, которые мне пришлось переломать в своей жизни.

Эш попытался что-то ответить, но грубая рука зажала ему рот. Он с силой ударил локтем в солнечное сплетение стоявшего за спиной охранника и с удовлетворением услышал, как тот захрипел. Рука, прижатая к его губам, упала.

— Кто-нибудь! Включите свет! — раздался взволнованный голос. — Я не вижу, что здесь происходит.

Однако свет по-прежнему оставался приглушенным Единственное пятно света освещало то место, где находилась женщина в черном. Кто-то обратил внимание, что застывший взгляд ее в этот момент был прикован к сидевшим полукругом людям. Она не сводила глаз с кого-то, но с кого именно — в полумраке было невозможно понять.

Рот ее медленно открылся, а во взгляде округлившихся глаз явственно читалась тревога.

В помещении неожиданно наступила полная тишина.

— Не-е-е-е-е-ет! — жалобно прозвучал в этой тишине крик, больше похожий на стенание. Этот вопль женщины в черном слышали все, кто находился в комнате, и он поверг их в ужас, окончательно лишив дара речи.

Руки, по-прежнему державшие Эша, ослабли, будто из них ушла вдруг вся сила.

Луч света погас, но прозвучавший затем голос Эш узнал сразу, несмотря на то что не мог видеть среди собравшихся Эдит Фипс.

«Оставьте нас в покое», — эти слова Эдит произнесла свистящим шепотом, но они странным образом разнеслись по всему помещению.

Эш без труда освободился от державших его рук, не встретив при этом никакого сопротивления. Никто не шевелился. Прозвучавший из темноты голос был таким жутким, что заставил всех почувствовать, будто обладатель его стоит совсем рядом с каждым из них. При этом, однако, все понимали, что этот голос принадлежал кому-то из участников сеанса, сидевших сейчас полукругом на стульях.

И этот человек сейчас громко и тяжело дышал…

«Мы для тебя никто, оставь нас», — снова послышался тот же голос, он был женским… и в то же время нет…

Одна из участниц сеанса пронзительно вскрикнула — душераздирающий звук был вызван тем, что она почувствовала, как что-то ледяное коснулось ее, а потом двинулось дальше.

«Мы не хотим быть здесь, рядом с тобой. — Голос хотя и оставался тем же, все же несколько изменился, но по-прежнему, принадлежал невидимой женщине. — Ты не имеешь права использовать нас таким образом, это причиняет нам страдание, заставляет нас возвращаться обратно».

— Эдит? — позвал потрясенный происходящим Эш.

Он мог различать очертания ее фигуры, видел, как то вздымается, то вновь опускается ее грудь, но лицо ее при этом оставалось в тени, и различить его черты было невозможно.

Она заговорила снова, хотя теперь голос ее еще меньше был похож на голос Эдит — в нем появились хриплые, какие-то мужские нотки и послышался гнев:

«Пусть они помнят нас такими, какими мы были. Ты поступаешь плохо, неужели… неужели ты сама не понимаешь этого? Это так нехорошо…»

Все головы вдруг повернулись к сидевшей в пятне света женщине в черном, ибо это она говорила теперь тем же голосом, что и прежде Эдит. Глаза ее безумно блуждали, взгляд их был невидящим, она лихорадочно облизывала языком пересохшие губы, отчего они вновь становились блестящими.

«Ты вмешиваешься в то, чего не понимаешь», — продолжал голос. Артикуляция женщины совершенно не совпадала с произносимыми ею словами.

Эш повернулся к Эдит и увидел, что она обмякла на стуле, а сидящая рядом с ней женщина пытается ее поддержать, не позволяя ей упасть на пол.

«Ты должна прекратить, ты..: Я не вижу тебя, мамочка… — Голос на полуслове изменился и теперь принадлежал ребенку — непонятно, девочке или мальчику. Бротски раскачивалась в своем кресле. — Приди и отыщи меня, мамочка, не оставляй меня здесь…»

— Это мое дитя… — раздался чей-то плачущий, всхлипывающий голос.

— Да она же пытается одурачить вас! — воскликнул Эш, указывая на женщину в черном.

«Мы счастливы, мы счастливы…» — послышался другой, уже не похожий на детский голос.

И снова голос ребенка:

«Я хочу вернуться домой, в свою комнату…»

Вслед за ним зазвучал старческий женский голос, хриплый, напоминающий карканье вороны:

«Я не вижу вас, я не вижу всех вас…»

Потом голоса смешались, зазвучали все вместе, перебивая друг друга, словно кто-то настежь раскрыл невидимую дверь, — их было много, очень много, громких, доходящих почти до крика, тихих, едва слышных, выразительных и монотонных, — слова лились, сталкивались друг с другом, накладывались одно на другое, различить их было почти невозможно, бессмысленная какофония звуков оглушала, превращалась в однообразный ропот…

«…Мой брат проводит Рождество без меня боли больше нет я никого не вижу почему бы не рассказать Марте пожалуйста перестань если ты заглянешь под ковер на лестнице какой год мамочка приди и забери меня не слушай ее мы никогда тебя не забудем в этом мире я счастлив здесь нет грустные мысли когда наконец Дэвид так много все эти люди причинят тебе зло мамочка пожалуйста я жду тебя я буду ждать тебя там если есть Бог не плачь больше будь счастлива когда-нибудь прекрати это прекрати это прекрати это…»

Последние слова прозвучали всеобщим криком.

Эдит резко дернулась и открыла глаза. Приподняв голову, она взглянула на освещаемое лучом света место. Она чувствовала, реально ощущала, что на лице ее высыхает кровь.

Та, которая выдавала себя за медиума, безуспешно пыталась встать со своего кресла. Спина ее изогнулась дугой, она с такой силой отталкивалась от подлокотников, что суставы напряглись и побелели. Глаза ее едва не выкатывались наружу, белки их были отчетливо видны, рот широко раскрылся, и губы напряглись, став вдруг совершенно тонкими. Щеки ввалились так сильно, что даже в луче света на ее лице проступили слабые тени.

Изо рта ее показалось облачко пара, какое возникает при дыхании на морозе, однако Эдит и прежде, правда в очень редких случаях, приходилось видеть, как из отверстий на лице медиумов вылетает эктоплазма — физическое воплощение астральных тел. Она была уверена, что и сейчас наблюдает именно это, но поначалу поток так слаб, что не принимает пока определенные формы.

По-прежнему были слышны перебивающие друг друга голоса, но теперь намного тише, слабее, превращаясь в едва различимые мольбы. Звуки вырывались вместе с паром из открытого рта женщины, хотя ни язык, ни губы ее при этом не шевелились.

«Прекрати, прекрати, прекрати…»

Слабое облачко пара исчезло, рассеялось, но по лицу ее скользили тени, странная игра света едва заметно изменяла черты лица — другой становилась форма скул, тяжелела нижняя челюсть, густели брови — лицо постоянно менялось, принимало различные формы, однако все это было лишь игрой теней в неподвижном луче света.

Приглашенные на сеанс люди, до этой минуты слепо поклонявшиеся своему кумиру, не в силах были больше сдерживать свой ужас. Раздавались испуганные крики, постепенно превращавшиеся в тревожный гул голосов, перекрывавший все еще слышавшееся тихое бормотание, которое вырывалось из напряженно открытого рта женщины.

Молодая женщина, та, которой показалось, что она слышит зов своего умершего ребенка, попыталась пробраться поближе к «медиуму», но в это время все остальные в страхе бросились к выходу, и она, сбитая с ног, вновь рухнула на стул.

Две женщины, хныча и скуля, как испуганные дети, промчались мимо Эша, оттолкнув его в сторону, стремясь поскорее выбраться из этого кошмара. Следом за ними толпой бросились к выходу все остальные, они толкали и отпихивали друг друга, каждый хотел побыстрее оказаться у двери. Несмотря на то что вид сидящей в кресле женщины в черном был весьма впечатляющим и малоприятным, Эш не мог понять причины их ужаса. Судя по всему, они догадывались, что она стала жертвой приступа какой-то странной болезни, что каким-то образом эта женщина (теперь, несмотря на весь свой скептицизм и нежелание признавать ее способность к ясновидению, он вынужден был все же согласиться с тем, что она действительно экстрасенс) мысленно передавала окружающим собственный ужас — казалось, вся атмосфера вокруг была пропитана страхом, который, словно заразная болезнь, быстро распространялся и охватывал всех, кто был в помещении, включая и самого Эша. Не сознавай он всей абсурдности подобного предположения и всего происходящего вокруг, он тоже бросился бы сейчас к выходу. Стоит ли удивляться, подумал он, что эти люди с таким благоговением относятся к этой женщине.

Почувствовав, что кто-то тронул его за руку, Дэвид буквально подскочил на месте.

— Дэвид, она в страшной опасности, — сказала ему Эдит Фипс.

Он с облегчением вздохнул, увидев, что Эдит уже оправилась после своего обморока и в отличие от остальных не паникует.

— Это самовнушение, — сказал он. — Я уже видел примеры подобной истерии прежде.

Эдит посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Нет, это нечто совсем иного рода. Мы должны помочь ей, пока еще не поздно. Нам необходимо вывести ее из транса.

Толпа вокруг них значительно поредела, большинство участников сеанса сгрудились возле двери, торопясь как можно скорее выбраться из помещения. Эдит и Эшу хорошо видна была сидевшая в кресле женщина.

— О Господи! — выдохнула едва слышно Эдит.

Те немногие, кто не бросился к выходу и еще оставался в зале, включая двух помощников Бротски, буквально застыли на месте, словно загипнотизированные представшим перед их глазами зрелищем. Кто-то застонал. В следующую секунду послышался грохот — кто-то рухнул на пол.

Ибо лицо Эльзы Бротски в этот момент не имело ничего общего с ее обычным обликом.

Плоть вздулась и сделалась неровной. Кожа покрылась морщинами и складками, но на некоторых участках была гладкой и тонкой, почти прозрачной. Подобную трансформацию уже невозможно было принять за игру света и тени — произошедшие изменения слишком бросались в глаза. Создавалось впечатление, что под этой кожей скрывается великое множество лиц, каждое из которых стремится заявить о себе, вырваться на поверхность, до предела растягивая поверхность кожи. Зрелище, столь же невероятное, сколь и ужасное, было тем не менее завораживающим.

Казалось, что лицо Эльзы Бротски вот-вот непременно должно взорваться.

Потрясенный всем увиденным, Эш как зачарованный внимательно следил за мгновенными трансформациями, сменявшими одна другую с огромной быстротой, хладнокровно и упрямо он ожидал завершения процесса, желая узнать, как далеко все это может зайти. Дэвид совершенно не испытывал жалости к женщине, хотя и не мог не упрекать себя за это.

Увидев, что Эдит отходит от него, и догадываясь, куда именно она направляется, он поднял руку, пытаясь остановить ее. На какой-то миг ее силуэт закрыл от него картину происходящего, но вот Эдит уже возникла в том же луче света, в эпицентре кошмара.

Эдит склонилась к измученной женщине и, положив руки на ее искаженное лицо, тихо заговорила с ней.

Эш бросился к ней, обходя по пути немногих оставшихся «гостей», застывших на месте и полными смертного ужаса глазами смотревших на женщину в черном. Один из охранников повернулся к приближавшемуся Эшу, но даже не попытался преградить ему путь. Вместо этого он бросился прочь и вклинился в теснившуюся у выхода толпу. Его напарник от ужаса лишился способности двигаться и не мог, а быть может, не хотел подойти к беспомощной женщине. Третий помощник, тот, который управлял лучом света, выхватывая из темноты лица участников сеанса, вцепился в треногу, чтобы не упасть, и, словно не желая верить в реальность того, что видел, отчаянно тряс головой.

Бротски вдруг резко приподнялась, выгнулась всем телом, хотя руки ее по-прежнему оставались как будто привязанными к подлокотникам. Эдит, спотыкаясь, попятилась назад. Тело «медиума» изогнулось дугой, живот округлился до невероятных размеров, как на последнем месяце беременности, спина оказалась втянутой.

Голова ее при этом оставалась в прямом положении, подбородок лежал на тонкой материи, обтягивавшей грудь, — создавалось впечатление, что голову отделили от шеи и просто положили туда. Страшнее всего были ее глаза: зрачки закатились и видны были только выпученные и тусклые, как у дохлой рыбы, белки.

В целом она представляла собой поистине жуткое зрелище, а лицо ее по-прежнему находилось в движении, гримасничая, словно горгулия.

Голоса настойчиво продолжали звучать — неземные речи слетали с неподвижных губ, представляя собой череду малопонятных глупостей и гневных возгласов…

«…Не могу не кошка ты и я это совершенно другое помню то время длинный тоннель яркий свет мамочка пожалуйста мамочка цветы их здесь много прекрати оставь скажи всем ты конец смерть вся боль проходит не забудь под лестницей когда же ты перестанешь хватит мы не хотим этого мы хотим я чтобы нас оставили…»

Из носа, а затем и из уголков глаз Бротски хлынула кровь.

Эш стоял перед ней, испуганный и потрясенный силой ее конвульсий. Не зная, что еще можно предпринять, он шагнул ближе и, как чуть раньше сделала это Эдит, взял руками ее голову, стараясь побороть отвращение, которое вызывала в нем вздувшаяся и шевелящаяся под его пальцами плоть.

В какой-то нелепой пародии на сладострастие она терлась о него животом, а ее красные, истекающие кровью глаза смотрели на него невидящим взглядом. Дыхание женщины было зловонным, словно отравленным исходящими из нее речами.

Спазматические движения сменились дрожанием, все тело сотрясалось, и Эшу стоило огромных усилий удерживать руки на ее лице. Спина женщины выгнулась еще больше, казалось, что она вот-вот сломается, живот поднялся выше и находился теперь на уровне груди Эша. Голова женщины, лежавшая между грудями, походила на гротескный, дрожащий и пульсирующий муляж.

Словно литания, перекрывая все остальные, звучало лишь одно слово:

«…Прекрати… прекрати… прекрати…»

Невероятной силы дрожь достигла, видимо, наивысшей точки, потому что тело Эльзы Бротски вдруг замерло, застыло неподвижно.

Как показалось Эшу, женщина стала такой холодной, будто заледеневшей, словно он держал сейчас в руках мраморную статую.

Голоса смолкли. На смену им откуда-то из самых глубин тела женщины зазвучал на пронзительно высокой ноте похожий на похоронный плач вопль.

Поначалу тихий, отдаленный, он становился все громче, пока не вырвался из широко раскрытого рта оглушительным, душераздирающим визгом.

Прежде чем Эльза Бротски бесформенной массой осела перед его глазами, Эш успел услышать еще одно слово… Имя…

Эдит Фипс буквально терялась в догадках. Почему она дважды слышала имя Дэвида — в первый раз среди бессмысленного гула голосов и во второй — в этом последнем крике?



Загрузка...