В плену у призраков

19

Он шел по пустому дому; тишина, в которой слышалось лишь гулкое эхо его собственных шагов, действовала на него угнетающе. Эш был не один — Кристина и ее тетушка оставались в своих комнатах. И все же ему никак не удавалось избавиться от ощущения полного одиночества. Ночь за окном была ясной, безоблачной, яркая луна блестела в небе, словно гордясь своей неоспоримой властью над миром. Казалось, стены дома не защищали от холода, а, напротив, аккумулировали, притягивали его к себе, отчего даже мебель внутри была холодной на ощупь.

Вечером ему пришлось ужинать в одиночестве, даже няня Тесс, ставя перед ним на стол еду, не проронила ни слова. Правда, Эшу тоже не хотелось в тот момент разговаривать с кем-либо. Справедливо предположив, что Саймон и Роберт все еще в Лондоне, он поинтересовался, где Кристина, и няня Тесс ответила, что ее племянница рано ушла спать, так как события предыдущей ночи, естественно, очень ее утомили. Она говорила об этом таким тоном, словно виноват во всем был именно он, Дэвид Эш.

Он проверил установленную в нескольких комнатах аппаратуру, желая удостовериться, что все сработает как надо, если что-то вдруг возникнет поблизости. Отыскав еще несколько подходящих мест, он рассыпал там порошок, потом убедился в том, что наружные двери заперты. Половицы под его ногами скрипели, а в тех местах, где пальцы касались стен или перил лестницы, на толстом слое пыли оставались следы. Он обратил внимание еще на одну деталь, не замеченную им прежде: в темных углах висела ажурная паутина — пыльная, грязная, особенно причудливо разросшаяся в тех комнатах, которыми редко пользовались. Дэвид с отвращением покачал головой. Мариэллы слишком уж многого хотели от своей тетушки, если воображали, что она одна в состоянии справиться со всеми заботами по дому. Ничего удивительного в том, что она вечно обеспокоена чем-то.

Когда в одной из комнат он протянул руку к выключателю, то почувствовал, что по ней бежит паук. От мерзкого ощущения его лапок на коже Эша передернуло, и по телу побежали мурашки. Он увидел, как паук исчез в одной из щелей гладильной доски. Как и везде в Эдбруке, свет был тусклым, и Эш удивился, почему не видел этой комнаты прежде. Потом он вспомнил, что до сих пор она всегда оставалась запертой и что Мариэллы уверяли его, будто в ней нет ничего заслуживающего его внимания, а потому он потерял тогда всякий интерес к этой комнате. Возможно, сейчас они открыли ее, желая дать ему возможность осмотреть весь дом.

Мебель покрывали пыльные чехлы, а над камином напротив двери висел портрет, на котором были изображены мужчина и женщина в вечерних туалетах. У него возникло странное ощущение, будто они пристально наблюдают за ним.

Сомнений в том, кто они, не возникало — женщина обладала удивительным сходством с Кристиной. Правда, черты лица ее были более резкими, чем у дочери, волосы светлее и причесаны по-другому, но глаза были теми же — художнику удалось передать скрытую в них жизнерадостность и сочетание насмешки и холодности. Казалось, они отражают некое высшее внутреннее сознание.

Мужчина представлял собой более суровую, жесткую копию Роберта, хотя был, конечно, значительно старше. Если даже тому человеку и было присуще чувство юмора, ему удалось великолепно скрыть его во время позирования. Угрюмое выражение лица и непреклонный взгляд раскрывали его внутреннюю сущность.

Томас и Изабель Мариэллы — покойные родители Роберта, Саймона и Кристины. Изабель — сестра Тессы Вебб.

Эш почувствовал себя неуютно под их немигающими взглядами и поспешил выключить свет и закрыть за собой дверь.

Проходя обратно через холл, он заметил, что дыхание его превращается в пар. Проверив показания висевшего поблизости термометра, он увидел, что температура упала очень низко. Всего девять градусов Цельсия. Как же холодно должно быть в доме, чтобы его хозяева включили систему отопления или хотя бы разожгли огонь во множестве имевшихся в доме каминов?

Он дошел до библиотеки, открыл дверь… и его ослепила яркая вспышка..

Эш закрыл руками глаза и выругался — должно быть, он оставил включенным детектор емкостного сопротивления. Из «Полароида» на пол вылетел белый листок со снимком. Бобины магнитофона медленно вращались. Быстро моргая и защищая руками глаза от возможной следующей вспышки, он бросился к треноге с фотоаппаратом. Еще один белый листок вылетел и приземлился рядом с первым. Снова вспыхнул свет.

Нащупав кнопку выключателя на детекторе, он обнаружил, что она находится в нерабочем положении. Невозможно! Прибор не мог работать! Он дернул за провод, соединяющий детектор с фотоаппаратом.

Снова вспышка, яркий, ослепительный свет. Шорох фотобумаги. Бобины продолжают вращаться.

— Невозможно! — повторил он, на этот раз вслух.

Однако свет вспыхнул снова. Невероятно! Фотографии вылетели из щели фотоаппарата. Он слышал, как все быстрее крутятся бобины.

Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на мебель, Эш бросился к розетке. Почти ничего не видя, он наклонился, чтобы выдернуть вилку.

Вспышки прекратились. Последний листок фотобумаги упал на пол. Бобины магнитофона замерли, и лишенная натяжения пленка между ними провисла, изогнувшись дугой. В наступившей тишине слышалось только его дыхание.

Эш в себя не мог прийти от потрясения. Непостижимо! Аппаратура была отключена и не должна была сработать таким образом! Неподсоединенный фотоаппарат не должен был снимать. Может, произошел какой-то сбой в подаче напряжения, и этого оказалось достаточно, чтобы вывести из строя чрезвычайно чувствительный механизм детектора? Он взглянул на тускло горящие лампочки. Возможно, сбой произошел именно в тот момент, когда он открывал дверь, а вспышка помешала ему это заметить? И все же детектор оставался отключенным. Могло ли это иметь значение? Эш выпрямился. Он был озадачен и совершенно сбит с толку, но все же подумал, нет ли во всем этом какого-либо подвоха.

Он подошел к разбросанным по полу фотографиям, изображение на которых было неясным, словно окутанным туманом. Наклонившись, выбрал две, казавшиеся более четкими, чем остальные. На одной видна была фигура в проеме двери, на другой та же фигура, но уже ближе к фотоаппарату. Он присел на корточки и принялся шарить руками по полу. На всех остальных снимках был тоже он — крупным планом вблизи и мельче, когда удалялся по направлению к розетке. Если не считать окружающей обстановки, больше на фотографиях ничего не было.

Эш аккуратно сложил все фотографии и сунул пачку в карман пиджака. Теряясь в догадках, он вышел из библиотеки, оставив все оборудование в прежнем положении. Прикрыв за собой дверь, он на секунду замер и прислушался.

Откуда-то послышались голоса Приглушенные, больше похожие на шепот звуки.

— Кристина?! — громко позвал он. — Мисс Вебб?!

Тишина.

Одну за другой он открывал выходящие в холл двери. Но везде было пусто.

Эш поднялся по лестнице и пошел по коридору — теперь в противоположную от своей комнаты сторону. Остановившись возле спальни Кристины, он тихо постучал в дверь. Никакого ответа. Он позвал ее, но снова ответом была лишь тишина.

Он пошел дальше, намереваясь подняться по узкой лестнице, которая вела на верхний этаж. В прежние времена в комнатах наверху жили, вероятно, слуги, работавшие в Эдбруке, но теперь, насколько ему было известно, эти комнаты занимала тетушка Мариэллов. В отделанный простыми деревянными панелями коридор выходили несколько дверей. Эш постучал в каждую из них по очереди, но вновь никто не отозвался.

Совершенно сбитый с толку, не зная, что и думать, Эш некоторое время стоял неподвижно. Такое впечатление, что он остался совершенно один в Эдбруке, дом был пуст.

Когда он наконец спустился вниз, лицо его выражало непреклонную решимость. Мариэллы вновь играют с ним в свои глупые игры, стараются вывести его из равновесия, заставить нервничать, чтобы у него разыгралось воображение и он легче поддался… чему? Чего они добиваются? Какова их цель? Неужели они действительно верят в то, что снова смогут испугать его? Неужели надеются, что он в страхе перед необъяснимыми явлениями попросту сбежит из дома? Что станет посмешищем в глазах всех людей его профессии? Он мрачно улыбнулся. Нет, для этого потребуется нечто гораздо большее, чем игры и забавы этой семейки.

Он вдруг резко остановился и прислушался.

Снова голос, на этот раз один.

Кто-то напевает песенку.

Тот же однообразный мотивчик, который он уже слышал прежде, утром его мурлыкала Кристина.

Эш шагнул в холл, дошел до его центра и медленно повернулся кругом, пытаясь определить, откуда доносится звук.

Дверь, ведущая в подвал, была полуоткрыта. Голос слышался откуда-то снизу.

Он подошел к двери, и, хотя двигался он практически бесшумно, тихое пение прекратилось.

Он придвинулся к щели, замер и стал прислушиваться. Лицо обдало холодом. Ничего.

Эш открыл дверь пошире и принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя, который, как он знал, должен быть где-то здесь, на верхней площадке лестницы, ведущей в подвал. Свет зажегся, но был еще более тусклым, чем везде, а тени стали еще чернее.

Он начал спускаться по стонущим под его тяжестью ступеням.

Наконец он оказался внизу, в просторном помещении с кирпичными стенами, вдоль одной из которых располагались погруженные в непроницаемую тьму ниши. С низких стропил свисали клочья паутины, пыль и паутина покрывали чехлы стоявшей здесь мебели и черепки разбитых скульптур, разбросанные по полу. Запах сырости и плесени, казалось, стал еще сильнее.

— Кристина, вы здесь? — он старался, чтобы голос, гулким эхом отдававшийся под сводами, не выдавал его волнения.

Ответом ему была лишь тишина.

— Если это еще одна ваша чертова выходка… — вновь заговорил он, с трудом сдерживая гнев.

В ничем не нарушаемом молчании ему слышалась насмешка.

Он поежился, чувствуя пронизывающий холод. Укрепленный на стропилах термометр показывал три градуса Цельсия. Тихий щелчок заставил его резко обернуться. Фотоаппарат отреагировал на его присутствие, и теперь внутри камеры переводился кадр. Дэвид пошел к нему, раздался еще один щелчок, и он быстро выключил камеру. Тут он заметил, что магнитофон, стоящий на одной из полок рядом с вибрационным детектором, тоже работает. Интересно, он заставил его включиться или это сделал кто-то другой, до него? Он нажал на кнопку обратной перемотки.

Он закурил, в ледяной атмосфере подвала глубокая затяжка доставила особенное удовольствие. Наконец пленка перемоталась до конца, и он нажал на пуск. Секунду или две из магнитофона доносилось только шипение, потом послышался звук шагов, и он напряженно замер. Звуки становились все громче — кто-то спускался по лестнице. Пауза. Эш не понял, испытал ли он облегчение или разочарование, услышав собственный голос: «Кристина, вы здесь, внизу?»

Он нажал на «стоп» и отключил магнитофон от сети. Оперевшись спиной о стеллаж с вином, Эш глубоко затянулся, его не переставали мучить вопросы. Зачем? Чего, черт возьми, они добиваются? Какого дьявола затеяли эту игру? Он тщательно осмотрел все помещение и убедился, что никого рядом нет, еще раз похвалив себя за то, что настоял накануне вечером на том, чтобы собаку заперли на ночь где-нибудь вне дома. Он слышал голос Кристины? Либо он ошибся, либо здесь где-то были трубы или другие полые отверстия, сквозь которые доносились звуки извне. Конечно же, только так можно это объяснить. Он, правда, до сих пор не мог понять, каким образом им удалось подключить к сети оборудование в библиотеке, но факт остается фактом: они сумели это сделать. Завтра он непременно все выяснит, даже если для этого ему придется разобрать все приборы до последнего винтика.

В горле пересохло, и он вынужден был признать, что, несмотря на все разумные доводы, нервы его напряжены до предела. Идиот! Он позволил Мариэллам вывести себя из равновесия! Вне себя от злости он схватил с полки одну из бутылок и ладонью стер пыль с этикетки. «Chateau Cheval-Blanc» 1932 года. Прекрасный, должно быть, был год. Он сунул бутылку на место и потянулся к другой. Сколько же здесь редких, высочайшего качества вин, подумал он с некоторой завистью. «Chateau Climens», 1929 год… Эш пошел вдоль стеллажей в поисках чего-нибудь покрепче. Вытащив бутылку «Арманьяка», он ногтем большого пальца соскреб с горлышка воск. «Пусть только Мариэллы посмеют пожаловаться, — пробормотал он себе под нос. — У меня тоже есть повод предъявить им претензии». Держа во рту недокуренную сигарету, он отвернул пробку.

Откуда-то послышался сдавленный смешок.

Он резко обернулся и на этот раз заметил тень, промелькнувшую в одной из ниш. От удивления он выронил изо рта сигарету, бутылка с бренди выскользнула из разжавшихся пальцев, разбилась вдребезги, и ее содержимое, забрызгав Эшу брюки, блестящей лужей растеклось по полу.

Жидкость тут же вспыхнула, и от испуганного крика Дэвида вздрогнули сами своды подвала.

Он в шоке отскочил назад. Увидев, что брюки на нем тоже горят, Эш лихорадочно принялся хлопать по ним ладонями, сбивая пламя и пятясь все дальше и дальше.

Сдернув один из чехлов, он бросился обратно и накрыл им пылающую лужу. Потом принялся топать по нему ногами, слыша, как хрустит раздавленное под его тяжестью стекло, но продолжая плясать на небольшом пятачке, стремясь не пропустить ни дюйма и опасаясь, что сам чехол может вот-вот вспыхнуть.

У него не было времени задуматься, откуда раздался предательский звук, из-за которого случилось это неприятное происшествие, но он понимал, что, видимо, выпавшая у него изо рта сигарета заставила загореться бренди. Сейчас его заботило только одно: необходимо сбить пламя, пока огонь не распространился дальше.

Через несколько минут битва была выиграна, и он обессиленно привалился к стеллажу, глядя на почерневшую тряпку на полу. От испуга и лихорадочных усилий все тело его покрылось липким потом. Его охватил жар, Эшу казалось, что он горит.

Он осторожно приподнял закопченный чехол Огонь потух, на каменном полу не осталось ни единой искорки. Но когда он выпрямился, то увидел, что на стенах и потолке подвала пляшут оранжевые отблески.

Эш дико озирался вокруг. Этого не может быть! Огонь погашен! Но мелькающие тени свидетельствовали об обратном.

Ногам было жарко. Он отступил назад и принялся снова бить по ним ладонями. Но огня не было. Нет, огня не было, но тем не менее он явственно ощущал жар. Стало тяжело дышать, ему не хватало кислорода. Странно, но он слышал треск огня.

Но огня не было!!!

Для того чтобы убедиться в неправдоподобности своих ощущений, он взглянул на термометр и к ужасу своему увидел, что ртутный столбик стремительно ползет вверх. Температура повышалась. Быстро, невероятно быстро!

Эш почувствовал слабость, жара лишала его последних сил Дышать становилось мучительно больно.

Стекло термометра треснуло и разлетелось, и Эш отпрянул назад, инстинктивно прикрывая руками лицо от осколков.

Звук этого взрыва привел Эша в чувство и заставил действовать. Он, шатаясь, бросился к лестнице, на ходу рванув воротник рубашки, кашляя и задыхаясь от невидимого дыма. Он споткнулся о деревянные ступени, упал, чувствуя, насколько они горячи, и вновь заставил себя подняться, в отчаянии стремясь поскорее выбраться из подвала. Отблески пламени и тени плясали на стенах вокруг него. Он слышал треск горящего дерева. Еще немного, и начнут одна за другой взрываться бутылки, а их содержимое заставит огонь разгореться еще сильнее. Он чувствовал запах тлеющей одежды, ощущал натяжение кожи на голове, в то время как волосы стали сухими и жесткими.

Эш заставлял себя карабкаться все выше и выше, лихорадочно хватая ртом воздух, чувствуя, как раскаляется кожа. Он был почти наверху. Дверь в подвал оказалась закрытой.

Он протянул вперед руку, но тут же взвыл от боли, когда ладонь коснулась раскаленной дверной ручки.

Эш рухнул на колени и схватился за обожженную руку. Дышать было трудно и больно, от недостатка воздуха сознание мутилось. Достав из кармана носовой платок, Эш попытался обернуть им раскаленную ручку двери.

Но рука его соскользнула.

Внизу бушевало адское пламя, от его рева у Эша все сжалось внутри.

Превозмогая боль, он обеими руками схватился за обернутую носовым платком металлическую ручку. На этот раз ему удалось повернуть ее.

Замок открылся. Он потянул на себя дверь. И в глазах его вспыхнул ужас.

Над ним склонилась темная фигура Это была девушка, волосы ее растрепались, а ночная рубашка, словно подхваченная дующим снизу ветром, развевалась вокруг тела.